ыло зубов... Кувшины с огненным напитком, которые, неохотно отрывая от губ, передавали по кругу... И какое-то месиво на грязных тарелках... Когда было светло, он почти всегда спал: ночью это было опасно. Не выпив, он не мог заснуть, но иногда наваливалась страшная мигрень, и о сне приходилось забыть, и тогда он шел дальше. Иногда, проснувшись, он обнаруживал лежащие рядом кредо-сливеры мелкого достоинства, брошенные сердобольным прохожим. x x x Затем был небольшой просвет. Где-то, удивившись, что он умеет читать, ему дали работу конторского служащего. Но другие клерки, почуяв превосходство Тома, всеми силами старались нагадить ему в карман. Когда в конце второй декады в конторе пропала небольшая сумма, было ясно, что обвинения посыплются на последнего нанятого работника. Стоило ему потребовать жалованье, тут же пришли охранники. Они били его смертным боем, и боль, перемежающаяся с яркими красными вспышками перед глазами, пронзала все его тело. Словно в отдалении он слышал треск собственных ребер. На этот раз он проделал спуск бессознательно. Очнулся под люком, парализованный от боли, и догадался, что его попросту сбросили вниз. x x x Если бы Тома попросили последовательно рассказать, как он выжил, он бы не смог. Он потерял счет новым незнакомым местам, очередным стычкам, после которых тело болело от новых ран или потревоженных старых, которые не успевали затягиваться. Иногда его ослепляла боль над левым глазом. И тогда приходила мертвая девочка в нише... Однажды он попытался подсчитать, сколько длились его блуждания, и понял, что из памяти выпал огромный кусок жизни: спутанная борода выросла почти до пояса, сплетаясь с длинными, давно немытыми волосами. Но его не волновал свой внешний вид. x x x Какая-то старуха привела его в свою нишу, поделилась своим питьем -- синтетической "мертвой водой", а затем и своей постелью, но он не смог ее удовлетворить, и она вышвырнула его прочь, выкрикивая вслед ругательства, и он пошел в ближайший туннель, лег посередине и заснул. x x x Он видел вокруг разбитый пол, а сверху -- закопченный потолок. Тут и там скорчились на полу человеческие фигуры, такие же беспризорные, как и он сам... Вздрогнув, он проснулся. Странная незнакомая женщина спала, положив голову ему на колени. В приоткрытом рту виднелись серо-черные зубы -- она храпела. Поодаль, с другой стороны, иссохший и морщинистый человек неведомого возраста, спустив штаны, испражнялся прямо на разбитые каменные плиты. Испытывая приступ тошноты, Том оттолкнул сонно запротестовавшую женщину и, прихрамывая, побрел к ближайшему люку. Вслед за ним никто не пошел. Впрочем, они никогда не делали этого... Металл долго скрежетал, но, наконец, люк открылся. И началось еще одно путешествие. Еще ниже... x x x Кончиками пальцев он потрогал рисунок на зеленовато-желтой каменной плите. Кто-то швырнул ему кредо-сливер, и Том некоторое время смотрел на него, не понимая, что это за предмет. x x x А этот люк открылся с легкостью. Когда Том спускался, было трудно удержать равновесие, но ему нравилось ощущать гладкие перила под задубевшей от грязи рукой. Люк закрылся за ним, мягко встав на прежнее место. Этот туннель был чище, чем он ожидал. И найдя темную нишу, он заснул. x x x Черный пол был гладким, отполированным до блеска. Он прошел мимо лавки, где продавались безделушки, которые он не разглядел. Здесь было что-то очень странное... В следующей секции, где коридор расширялся и поворачивал, стоял запах печеных пирогов, от которого у Тома свело челюсти, и он судорожно провел рукой -- ногти были длинные и черные -- по ввалившемуся животу. Там, где рукав был оторван, виднелось тонкое белое плечо. Он долго стоял в нерешительности. Перед ним менялись цвета: зеленый -- золотой; оранжевый -- черный... Сложно сконцентрировать взгляд на вывеске из тройных конусов ("И почему их делают такими маленькими?")-- но в конечном итоге он смог догадаться, что там обозначено: Змея... нет, Тигр, Средний день, сороковое джия. Тигр 280. Это означало... Ничего это не означало... Нужно идти. Нужно. То и дело останавливаясь, шаркая ногами. И оставив кафе позади, затем пройдя мимо ювелирной лавки, он продолжал идти, поскольку уже не знал, что еще в жизни можно делать. Потом вспомнил вывеску. Тигр... Зачем? Проход расширился, превратившись в широкий бульвар, над которым возвышались естественные пещеры. Дорога поворачивала, но он продолжал идти прямо, спускаясь -- невероятно медленно -- по стертым, невысоким ступеням. Дрожащей рукой он распахнул свою рубашку: увидел пятна грязи, болезненно бледную кожу, огромные багровые карбункулы по всему телу. Растительность на лице закрывала рот, и все вокруг пропахло гнилой пищей, перегаром и рвотой. Послышался тихий плеск волн... Море? Откуда? А на берегу смеющиеся дети. Тигр на вывеске... Зачем? И тут он понял. Это был календарь. А на календаре -- год Тигра. Он скитался уже около шестисот дней. x x x Бесконечно высока пещера, с огромными, застывшими в море естественными колоннами... Неподвижная гладь моря ровна, как зеркало... На скалах блестят вкрапления пиритов... Тихо плещут волны... Воздух пронизан свежестью и чистотой... Том медленно повернул голову, оглядывая широкий, протянувшийся вдоль берега бульвар, а затем снова посмотрел туда, откуда пришел. Он уже понял, в чем заключалась странность, но надо было еще приспособиться к этой новой реальности. Здесь не было люков на земле. Он скитался почти два стандартных года и теперь стоял у подземного моря, плещущегося среди бесчисленных каменных колонн, и дальше ему некуда было спускаться, так как он достиг последней страты. Детский смех звенел в тишине. Медленно -- невероятно медленно! -- он опустился на гладкие плиты и долго сидел, наблюдая за тихими волнами, прохладной, чистой водой. Бесконечно долго сидел... А потом он тихо заплакал. Глава 59 Нулапейрон, 3416 год н. э. Дети пели. Среди прохладных вод, на острове, размещался чистый белый павильон, который соединялся с берегом легким пешеходным мостиком. Из павильона доносились звонкие, как хрусталь, голоса. Том встал с гладких каменных плит. Неужели он спал? -- Привет, -- послышался детский голос, -- Э-э-э... -- Горло Тома пересохло, и он смог издать только какой-то сдавленный звук. Маленькая девочка смотрела на него широко раскрытыми глазами. -- Привет-привет-привет! -- И тут же засунула в рот большой палец. "Не пугайся", -- подумал он. Но она попятилась, едва он протянул к ней заскорузлую от грязи руку. Потом девочка развернулась и побежала; ее косички раскачивались на ходу. x x x Пахло теплыми пирожками. Именно этот растекающийся повсюду, манящий аромат привел его назад, к ряду магазинов, которые выстроились вдоль туннеля с гладкими стенами. Кафе находилось поблизости от поворота, там, где туннель расширялся и открывался чудесный вид на море и протянувшийся вдоль него бульвар. Он стоял, покачиваясь от слабости, и смотрел на полки с пирогами и на пирожные, выставленные за чистыми стеклами витрин. "Что я хочу сделать?" -- тупо думал он, и мысль эта то и дело скрывалась в привычном тумане. Коренастая женщина, с миловидным розовым лицом, коротко остриженными белыми волосами и пухлыми руками, вынесла наполненный пирожками поднос, поставила его на стол с мраморной столешницей и, уперев руки в круглые бедра, уставилась на Тома. -- Мы еще закрыты... -- Я ищу... -- Опять у него получился какой-то сдавленный звук. Надо бы изобразить что-нибудь получше... Том собрал в кулак всю свою волю и прорвался сквозь туман. -- Я... ищу... работу... Внимательный взгляд оценил его поношенную одежду. Маленький нос сморщился. Неужели она унюхала с такого расстояния исходящие от него запахи?.. -- Я умею программировать, -- он заставил себя стоять не сутулясь, -- блоки поставок... Ответом ему была кривая усмешка: -- Их в наше время не слишком много... -- Она отвернулась и начала заполнять витрины пирожками с подноса. Том продолжал стоять, покачиваясь, и наблюдать за нею, не в силах уйти и не зная, что предпринять. Она бросила, не глядя, через плечо: -- Здесь и с благотворительностью не густо! -- Мне действительно, -- Том закрыл глаза и едва не потерял равновесие, -- нужна работа. Ее большие руки легли ему на плечи, удержали от падения. -- Садись! -- Она силой усадила его на скамью. -- Мне... Сунула ему пирожок: теплый, золотистый; мягкая выпечка расслаивалась у него в руке. -- Пусть это будет как аванс, в счет будущей зарплаты. Во рту разлился сладостный вкус. Закрыв глаза, он смаковал каждый кусочек. -- Достаточно, -- сказала она, когда он съел треть пирожка. Он положил оставшееся на стол и думал, что заплачет. Но сдержался. Превозмогая боль, с трясущейся рукой, заставил себя подняться и, шаркая ногами, медленно пошел прочь. -- Нет, нет! -- Завернув пирог в тряпку, она вложила его Тому в руку. -- Я имела в виду, не ешьте слишком быстро. И правда, этого не следовало делать: у Тома от непривычной хорошей пищи уже начало бурчать в животе и появилась резкая боль в желудке. Около входа в кафе приостановился седовласый мужчина в длинном элегантном пальто, но, взглянув на Тома, прошел мимо. -- Все в порядке, -- тихо произнесла женщина. -- Не понравилось ему, что вы здесь. "О Судьба!" -- мысленно взмолился Том. -- Я не вор. -- Да? -- Она посмотрела на его полуоборванный, безжизненно свисающий левый рукав. -- Ну хорошо. Ладно, проходите. Несите сюда свой пирог. Она провела его через заднюю дверь, мимо входа, на маленькую чистую кухоньку, к подсобному помещению. Узкий коридор, занавешенный с обеих сторон, вел к душевой. -- Я -- Вози, -- сказала она просто. -- Том! -- Ну, Том. Пользуйся, сколько душе угодно. x x x Том потерял счет, сколько раз, с головы до ступней, он соскабливал с себя грязь, смывал пену от бледно-голубого моющего средства, струи которого разбрызгивались из душа. Один раз, перекрывая его шум, Вози окликнула Тома. Выглянув, он увидел, что его смердящая одежда исчезла, а вместо нее на табуретке лежит острая бритва и белое полотенце. Волосы и борода представляли собой одну свалявшуюся массу, теперь еще и совершенно мокрую. Он втирал мыло в колтуны, но они по-прежнему оставались колтунами. Когда он задевал карбункулы и порезы, от боли саднило и щипало, но он все равно продолжал сдирать грязь с ран. Здесь был и гель для мытья, но Том был еще слишком грязным. Давно забытое ощущение струек воды на теле -- когда-то лучшее средство снять стресс -- было именно тем, в чем он нуждался сейчас больше всего. Он еще пару раз намылился и смыл пену. Ну все, грязь соскоблена и спущена в сток. Он удовлетворенно вздохнул. Затем, почувствовав невероятную слабость и еле держась на исхудавших, жалких на вид ногах, он протянул руку за занавеску и нащупал бритву. Надо справиться: когда-то -- два года назад -- он привык пользоваться только кремом-депилятором. Дело оказалась сложнее, чем он себе представлял. Старомодная вибробритва была острой, и он отсек большие пряди от бороды, затем подравнял ее и начал выбривать отдельными проплешинами, пока не сбрил все, постоянно ополаскиваясь в мыльном растворе. Так же трудно было сбрить волосы и с верхней части головы. Он планомерно и медленно водил бритву от висков по направлению к затылку. В углу душевой уже громоздилась огромная масса мокрых волос. Когда он снова выглянул из-за занавески, на табуретке лежал одноразовый пакет и кусачки для ногтей, а дальше у стены на крюке висели чистые штаны и рубашка. На полу стояли сандалии. Он выключил душ и принялся сражаться с волосами, засовывая их в пакет. Под ногтями на ногах все еще была глубоко въевшаяся грязь, и он, усевшись на влажный пол, остриг их. Теперь на очереди была рука. В свое время он привык пользоваться автоматическими щипчиками и защитным лаком, но сейчас... Том думал попросить, чтобы ему остригли ногти, но наконец сообразил, как справиться самому. Надо зажать кусачки под левой мышкой и сжимать их ручки культей. Когда он в последний раз окатился под душем и снова взял бритву, чтобы напоследок пройтись ею по оставшимся клочкам волос, всю кожу уже саднило. Но он боролся с собой до тех пор, пока голова и подбородок не были выбриты наголо и просто засверкали чистотой. И наконец, он растер ладонью по груди псевдоразумный гель. Растекшись по коже, гель очистил и продезинфицировал его раны. Потом гель сам отслоился и опять затек в контейнер, оставив после себя шлейф лесных запахов. И только после этого Том оделся в чистую одежду и направился на кухню. Мускулистый молодой человек, используя нож с отверстиями, резал овощи. Он молча указал на кипу грязных тарелок, сложенных возле раковины. Том кивнул и принялся за работу. x x x У Вози был маленький служебный кабинет. Закрыв все шкафы на дактил-замки, она сказала, что Том может спать здесь, пока она не подыщет место получше. Постель была сделана из отслуживших свой срок полотенец -- потрепанных, но чистых. Первая декада пролетела, как сладкий сон. Каждый день он работал на кухне, бок о бок с могучим молодым человеком, чье имя, как выяснилось, было Жерар. Он доводился Вози племянником и был достаточно дружелюбен, нисколько не возражая против присутствия Тома. Если Тому все еще и снились сны о другом Жераре, то, проснувшись, он никогда об этом не помнил. На четвертый день Вози разрешила ему обслуживать посетителей, если народа будет немного. Он принес омлет с сыром и зеленью для седого мужчины, того самого, который в самый первый день передумал входить в кафе, столкнувшись с грязным, зловонным привидением, каким в ту пору выглядел Том. Сейчас мужчина его попросту не узнал. Том регулярно брился, а голова стала обрастать чистыми короткими волосами. Утром и вечером он сытно ел на кухне. А когда заканчивалась работа, он совершал долгую, неспешную прогулку по берегу тихого вечернего моря. Бригады уборщиков поддерживали на приморском бульваре безупречную чистоту. Все, кто проходил мимо, или кивали ему в знак приветствия, или здоровались за руку. На девятый день Вози вручила ему оплату, в том числе и "премию новому работнику". Том пытался вернуть ее, но Вози настояла, чтобы он не отказывался. -- Завтра, -- сказала она, -- твой первый выходной день. x x x На доске объявлений были вывешены списки имевшихся в общине свободных жилищ. В маленьком, выкрашенном белой краской коридоре человек с худощавым лицом принял от Тома вступительный взнос и показал ему новое жилье. Ванная оказалась одна на двенадцать комнат, но все было чисто и содержалось в порядке. Теперь у него была собственная комната. Кровать, стол, табуретка, полка. Класть на нее пока еще было нечего. Поздним вечером, изучая местность, он свернул в туннель справа от бульвара. По стенам плясало голографическое пламя. Из прикрытых тонкой загородкой комнаток-таверн доносился смех. Он остановился у двери ближайшей таверны. Здесь ощущался легкий запах марихуаны, а в баре заманчиво искрились многоцветные бутыли. Том почувствовал, как внутри него зашевелился дракон, но усилием воли загнал зверя вглубь, в погруженную во мрак пещеру. И развернувшись, пошел к своему дому. x x x -- Я могу взять их себе? Жерар пожал плечами: -- Бери, если хочешь. Эти старые штаны лежали среди половых тряпок в кухонном шкафу. Они были вполне еще пригодны для носки. -- Спасибо! Давай я тебе помогу. Этим же вечером Том выстирал старые брюки в ванной около своей комнаты. На следующее утро он проснулся, как всегда, очень рано. Надев старые брюки и ничего больше, босиком, вышел из своего жилища -- осторожно, боясь разбудить все еще спящие семейства соседей, -- и устремился к берегу моря. Растяжка, даже самая легкая, вызывала боль. Том поражался. Каким образом его мускулы могли быть такими слабыми и в то же время такими напряженными и несгибаемыми? Он особенно долго нагружал икроножные мышцы и ахиллово сухожилие. И под конец медленно -- очень медленно -- побежал трусцой. x x x В то первое утро он смог пробежать вдоль берега моря только несколько минут. Потом пришлось остановиться и идти до своей комнаты шагом: грудная клетка вздымалась от тяжелой одышки. Но на следующий день он сделал новую попытку, потом еще одну -- на третий день. Он бежал трусцой, шлепая босыми ногами по камням с золотыми вкраплениями -- и каждый раз убегал все дальше и дальше. Через четыре декады, накопив достаточную сумму, Том купил пару хороших брюк. Еще две декады спустя -- пару дешевой легкой обуви для тренировок. В обуви он мог бегать быстрее. Купить инфор ему было не по средствам, но у содержателя антикварной лавки, старого Нарвана, нашелся видавший виды лаксхишский голотерминал; всего за один миним в неделю Том взял его напрокат. Нарван одолжил ему и кое-что из классики, хотя все было на языке лаксхиш. Получив рекомендацию от Вози, Том смог записаться в библиотеку. Зал библиотеки в этой крошечной общине был маленький, но обладал впечатляющим набором кристаллов. Декада шла за декадой. Вскоре минул целый гекто-день. Когда пошла пятнадцатая декада его работы у Вози, Том в быстром темпе пробегал каждое утро по пять километров. Кроме того, он постоянно занимался растяжками; подтягивался в своей комнате -- на прочном брусе для развешивания одежды; отжимался на полу, уперев ноги о край кровати; разрабатывал брюшные мышцы, поднимая ноги. Душ, затем одеться -- и на работу. Вошло в привычку приходить на работу пораньше -- он теперь открывал кафе и занимался его уборкой перед тем, как приготовить завтрак для себя и Жерара. Вози обычно ела дома, но не из-за того, что ей не нравилась его стряпня, а по привычке. -- По сравнению с тем, кто пришел сюда полгода назад, -- сказала она ему однажды утром, -- ты совсем другой человек. Том остановился, держа в руке швабру: -- Ты дала мне шанс, Вози. -- Ну, что ж, -- она посмотрела в зеркало, которое занимало всю стену в кафе, и пригладила свои короткие белые волосы. -- Похоже, я сделала хорошее дело, как ты считаешь? -- Не знаю, как я тебя... -- Том замолк, внезапно охрипнув от волнения. -- А хочешь, милый, я предложу тебе способ, как отблагодарить меня? Что он мог ответить? Том кивнул. -- Когда-нибудь, окажи помощь тому, кто будет в ней нуждаться. Договорились? -- Я это сделаю, Вози. -- Он наклонился и поцеловал ее в щеку. -- Хороший мальчик... А теперь иди помоги Жерару с пирогами, уже пора. Посмотри, чтобы он их не сжег. Глава 60 Нулапейрон, 3417 год н. э. Был день отдыха. Он опирался спиной о ступени лестницы, и, закрыв глаза, прислушивался к легкому плеску волн и детским крикам. Дети играли. О берег плещется Судьба, Энтропия о скалы бьется, Идут года, идут года, И ничего не остается. И вереницы мыслеформ Чредой бредут, не зная смерти, При шуме волн, при шуме волн Жизнь продолжается, поверьте... Нас не поймает черный мрак В свои безрадостные сети. И будет так, и будет так, Пока вокруг играют дети. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз сочинял стихи?.. -- Мистер, мистер! -- Здравствуйте! -- Он посмотрел на них: девочка и мальчик. Обоим на вид никак не больше семи стандартных лет. В маленькой ручке у девочки игрушечный белый единорог. -- Что случилось с вашей рукой, мистер? Он взглянул на свое левое плечо: -- Потерял ее. Нехорошо быть таким растеряхой, правда? Девчушка рассмеялась, мальчик понимающе ухмыльнулся. -- Я потеряла Фредо... так зовут единорога... но мамуля мне его нашла. -- О, как здорово! -- Том попытался не улыбнуться. -- Спроси, может, она найдет мою руку, ладно? -- Ладно. Они опять захихикали. Сзади них появились стройные мужчина и женщина -- у них была одинаковая походка, как у давно живущих вместе супругов, и волосы перехвачены одинаковыми банданами, -- а за ними следовала группа детей, человек двадцать. -- Вы что, мешаете джентльмену отдыхать, Линя? Дети замотали головами. -- Они прекрасно себя вели, мадам, -- сказал Том и приветливо кивнул мужчине. -- Это хорошо, -- сказал тот, отвечая на кивок. -- Пойдемте с нами, дети, -- сказала женщина. x x x -- Ты, ублюдок! Том вздрогнул и обернулся, но тут же раздался смех, и двое молодых людей, борясь, повалили друг друга у самой воды. Трое других наблюдали, затем один из них попытался не всерьез, в прыжке ударить ногами другого парня -- Том поморщился: опасный прием, в первую очередь представляющий угрозу связкам того, кто его исполняет. А потом все пятеро начали весело тузить друг друга. Том усмехался, покачивая головой. Один из них явно занимался каким-то видом единоборства, но в конце концов все перешли на традиционную неуклюжую возню, с падениями. Потом это им прискучило, и они побрели дальше. В этот же вечер, по пути домой, Том купил в лавке Нарвана подержанную холщовую цилиндрическую сумку -- по-видимому, из военного снаряжения. Надо было туго набить сумку мешками -- на то, чтобы найти их в достаточном количестве, ушло немало времени. На восьмой день, после утренней пробежки, он принес сумку на берег и подвесил с нижней стороны горбатого пешеходного мостика, который вел к павильону. Стоя на гладкой каменной площадке под мостом, он начал обрабатывать эту импровизированную грушу: прыгал вокруг, не забывая, чтобы ноги были в постоянном движении, когда он наносил короткие резкие удары. Затем проделал размашистые локтевые удары, резкие взмахи ногой и вращательные движения -- а мысленно считал: двести секунд раунд и сорок секунд перерыва -- и так снова и снова, до тех пор, пока стоял на ногах. x x x -- Izvinitye... -- В дверях стояла изможденная женщина. -- Мы еще не... -- Том остановился, держа в руке швабру. К ногам женщины жались два худеньких ребенка. Подмигнув им, он жестами пригласил женщину войти, заставил всех сесть. С трудом извлек из пояса кредо-сливер и вставил его углубление за прилавком, затем принес с кухни булочки и фрукты и положил перед изголодавшейся троицей. -- Бездомные скитальцы? -- Вози заполнила своим крупным телом почти весь дверной проем. -- Молодец, Том!.. Боюсь, скоро мы увидим немало таких, как они. Новости поступали медленно, но до Тома уже доходили кое-какие слухи. На далеких верхних стратах шли сражения, и царил хаос. Должно быть, Вози права: когда вокруг беспорядки, где еще прятаться беглецам как не внизу? Была ли это Первая забастовка? Или с тех давних пор известные Тому планы переменились? За Вози стояли двое, и Том узнал их по банданам. Круглое лицо Вози расплылось в улыбке: -- Том? Ты знаешь Рислану и Трилвана, заведующих школой? -- Только в лицо. Они пожали друг другу руки, успокоили взволнованную женщину и детей и сели обсудить, как тем помочь устроиться. x x x Когда он пришел на берег, там опять находились те пятеро. И опять шутливо тузили друг друга. Потом один из них -- тот самый, который хоть что-то умел, -- поднял с пляжа небольшой камень, развернулся и бросил в воду. Том тут же подошел к нему: -- Друг мой, тебе не нужны знания? -- Какие знания? -- ответил тот вопросом на вопрос. С молниеносной быстротой нога Тома рассекла воздух, пронеслась над головой юноши и замерла возле виска. Затем, так же стремительно, перелетела к другому виску, опустилась вниз, легко коснулась коленной чашечки, бедра и, когда парень невольно сделал шаг назад, остановилась в миллиметре от его горла. -- Вот такие знания! Пораженные юноши молчали. Потом кто-то сказал с восхищением: -- Не хотел бы я оказаться на месте Свана, черт возьми! Юноши, не отрывая глаз, смотрели, как Том опускает ногу. -- Сэр, -- произнес тот же голос. -- А не могли бы вы и нас обучить этому? x x x -- До встречи завтра вечером, Том! -- Мы будем здесь. -- Завтра! -- Спасибо, Том! -- Только не опаздывайте! -- крикнул им вслед Том. Он повернулся, ухмыляясь, и обнаружил, что за ним наблюдают Рислана и Трилван, управляющие школой. -- Так-так-так, -- сказал Трилван -- значит, борец и лингвист... -- А также учитель, -- добавила его жена. -- Я... -- Том пожал плечами. -- Думаю, в ваших словах есть доля правды. Он оглянулся на своих новоиспеченных учеников, которые отошли уже довольно далеко. -- Похоже, у меня появилось дело. -- А завтра они приведут еще и своих друзей. -- Трилван взглянул на Рислану. Та кивнула: -- Том, сколько языков вы знаете? Помедлив, Том ответил: -- На семи говорю свободно, еще несколько знаю поверхностно. Раздался возглас удивления, хотя супруги не выглядели особенно изумленными. -- А что знаете еще? -- Логософию. -- Том посмотрел на море, потом перевел взгляд на потолок пещеры. -- Все ее дисциплины. -- Да-а-а?! -- последовал обмен взглядами. Потом Рислана сказала: -- Только лорды изучают все предметы логософии. -- И тем не менее... -- Том не стал продолжать. Некоторое время супруги усиленно переглядывались. Как люди, долго жившие вместе, они общались почти телепатически. -- Вы слышали, -- спросила Рислана, -- что Нилтива раньше была поварихой? Том не сразу понял, что она имела в виду женщину-беженку. -- Нет, не слышал. -- Дело в том, -- сказал Трилван, -- что ей нужна работа. И место у Вози было бы для нее идеальным. -- Да и вообще, -- продолжила Рислана, -- пора вам, Том, двигаться дальше. -- Почему? -- пробормотал Том. Ему показалось, что у него под ногами провалилась земля. -- Кому я мешаю? -- Вы никому не мешаете, -- сказала Рислана. -- Вы начинаете вместе с нами, с завтрашнего утра. -- Приступите с самого что ни на есть начала. -- Трилван усмехнулся. -- Вы будете обучать семилетних... Бедняга!.. -- Я... -- Том не знал, что и сказать. -- Слово, которое вы пытаетесь подобрать, -- пришла ему на помощь Рислана, -- это "спасибо". Том судорожно сглотнул: -- Спасибо. Глава 61 Нулапейрон, 3417-3418 годы н. э. И он полюбил это дело. Полюбил быть учителем. Занятия шли в течение всего дня: сначала младшие дети, затем -- постарше, и он с удовольствием выносил часы занятий за пределы расписания. А по вечерам -- физическая культура. Сначала обучались борьбе только мальчики. Но вскоре и некоторые девочки, привлеченные обретенным подтянутым внешним видом учителя, тоже стали приходить на занятия. Поначалу девочки посмеивались, когда им приходилось заниматься вместе с мальчиками, но прошло совсем немного времени, и некоторые из них уже воспринимали занятия всерьез. А у юношей и вовсе скоро стало принято носить паховые раковины и защитные пластинки во рту. Четыре раза Рислана и Трилван пытались уступить ему свое место, хотя Том и отказывался от заведования школой. Тем не менее он упорно перерабатывал учебную программу: пройдет всего три года, и свое место в учебном плане займут все основные дисциплины. И одиннадцатилетние дети, начавшие заниматься по ускоренной программе, окончат школу в восемнадцать, не уступая в образованности лорду или леди с Первой страты. А на то, чтобы прошли полный курс обучения его младшие ученики, уйдет целых десять лет. И ему остается лишь с надеждой ждать этого дня. Однако Судьба распорядилась по-иному. Всего лишь год спустя очередной урок оказался прерванным, потому что в класс, влетел запыхавшийся ученик. -- Сэр!.. Сэр!.. -- Что случилось, Филгрэйв? -- Там... -- Мальчик никак не мог восстановить дыхание. -- Солдаты, сэр... -- Покажи где! Возле кафе Вози стояла охрана из четырех тяжеловооруженных солдат с зеркальными визорами на лицах. Они не предприняли никакой попытки задержать Тома, когда тот прошествовал вовнутрь. -- У тебя все в порядке, Вози? -- Со мной все нормально, -- сказала она, перебирая пальцами белый передник. За одним из столов в глубине зала сидел офицер. Перед ним стоял стакан теплого дейстраля, а шлем лежал на скамье рядом. -- Я -- местный учитель, -- сказал ему Том. -- Могу я вас спросить, что здесь происходит? -- А-а, магистр? -- Брови незваного гостя приподнялись, и последовал приглашающий жест. -- Пожалуйста, садитесь. Том сел за стол напротив офицера. -- Я -- полковник Рэшидорн, -- сказал офицер. -- И должен вам признаться, что слышал о вас много хорошего... Дело в школе "Павильон". Том похолодел: -- А что со школой? -- Она приобрела какую-то... странную репутацию. Разумеется, блестящую. -- Полковник неторопливо потягивал свой дейстраль. -- Настолько блестящую, что последнее время сюда, вниз, посылают детей с двух более высоких страт. -- Мы стараемся, как можем. -- Том следил за тем, чтобы голос его звучал безучастно, внимательно наблюдая за выражением лица полковника, однако при этом лихорадочно обдумывал, как выбраться из ловушки. "И снова моя вина", -- подумал он обреченно. Полковник сделал какое-то движение, и Том мгновенно вспотел, но оказалось, что Рэшидорн всего лишь полез за чем-то в карман. -- И результат ваших стараний впечатляет. -- Если полковник и заметил реакцию Тома, он не подал вида. -- Это касается прежде всего обширности программы. В нее включены предметы, весьма неожиданные для столь глубокой страты. -- Он вытащил руку из кармана. -- Это для вас. Своего рода опознавательный знак. -- Он разжал кулак и положил "опознавательный знак" на стол между ними. Однако Том не шелохнулся: он думал о том, что на этот раз у него перед глазами не появились алые стрелы-целеуказатели. Похоже, за прошедшие годы он утратил свою способность к сверхчувствительности... -- Вы знаете, где находится зал общины, мистер Коркориган? "Для тебя лорд Коркориган", -- подумал Том. -- Конечно!.. В конце концов, я здесь живу. -- Генерал встретится там с вами утром в восемь ноль-ноль. "Который из генералов?" -- мог бы спросить Том. Но не спросил. Рэшидорн встал и молча вышел из кафе. Вслед за ним, строем, потопали солдаты. С прибрежного бульвара эхо еще долго доносило звук их удаляющихся шагов. -- Том? -- спросила Вози испуганно. -- Что случилось? А Том смотрел на "опознавательный знак". Перед ним на столе лежал жеребенок на черном шнурке. Послать ему в качестве опознавательного знака талисман мог только один человек. "Вот ты и нашел меня, Кордувен", -- подумал Том и поднял глаза на Вози. Глава 62 Земля, 2142 год н. э. За окном были заснеженные серо-голубые склоны Альп с вершинами такой белизны, что захватывало дыхание. А в покрытом голубыми татами додзе летали человеческие тела. Спонтанные атаки производились из любого мыслимого положения. Хорошо сложенные мужчины и женщины в белом производили удары руками и ногами, пытались делать захваты, сталкивались друг с другом, проводили подсечки или взлетали высоко в воздух. В центре этого вихря двигалась стройная женщина. Нападающие еще раз возобновили атаку, но их тела опять перемешались друг с другом, а она словно танцевала среди них. Длинные седые волосы развевались у нее за спиной, и солнечный луч отражался от залитых серебром глазниц, где не было глаз. Наконец, все завершилось. -- Mokosu, -- произнесла она. Класс стройными рядами опустился на колени, и все погрузились в медитацию. x x x С унылыми, бескровными лицами, прихрамывая, ученики направлялись в душевые. Никто не произнес ни слова. Всего их было двадцать один человек. Приняв душ, они надели белые комбинезоны УНСА и, до предела уставшие, направились в сторону серебристого автобуса. -- Ну и крута! -- сказала молодая женщина. -- Из меня, к черту, все нутро вышибла! -- отозвался крупный, широкоплечий наголо стриженный мужчина. -- Боже мой! А ведь такая кроха... Под чьими-то шагами захрустел гравий, и появилась монахиня в черном одеянии. Рядом с нею шел маленький мальчик. Ученики напряженно застыли. -- Будьте благодарны Богу, -- монахиня вознесла перст к небу, -- за то, что у вас такой учитель. -- Простите, сестра, -- сказал широкоплечий. -- Может быть, вам никто раньше и не говорил, но все выпускники Карин имеют наивысшие шансы стать кандидатами в Пилоты. Ученики переглянулись: это было для них новостью. -- А теперь можно посмотреть, как тренируется Ро? -- Лицо малыша светилось от радостного ожидания. -- Одну минуту. Дело вот в чем, -- монахиня чуть улыбнулась. -- Когда по вашим задницам бьет слепая седоволосая женщина, это неплохой путь, избранный Господом для того, чтобы внушить вам смирение. Бог благословляет вас! Она взяла мальчика за руку и повела к зданию. -- Видели? -- шепнул один из мужчин. -- Крутые!.. Даже самая последняя из них. Гуськом они погрузились в автобус УНСА и поехали в сторону Летной школы. x x x Отполированный деревянный кинжал, который держала в правой руке черноволосая девушка, тускло отсвечивал. Девушка атаковала. Безо всяких усилий седая женщина двинулась вперед, примерилась и пригвоздила руку девушки к земле. Затем они снова заняли свои начальные позиции, встав на колени, лицом друг к другу. Девушке было девятнадцать лет. Обе были одеты в белые хаори и черные широкие хакама. Они снова и снова отрабатывали формальный ритуал: вставание на колени и с колен, со свободными руками и с оружием в руках, а монахиня и мальчик наблюдали за ними с балкона. Затем двое зрителей ушли. -- Твое шиго наге становится лучше, -- сказала седая женщина. От сенсея такая похвала была большой редкостью. -- Спасибо, мамочка! -- Черноволосая девушка улыбнулась. -- Я никогда не стану таким мастером, как ты. Карин коротко кивнула, признавая это. Ее дочь, видимо, права: девятого дана, как Карин Макнамара, ей никогда не достичь. Ну и что? У нее свои сильные стороны! -- До встречи, Дороти! -- сказала она. Дочь поклонилась и вышла из зала. После медитации Карин прошла через боковую дверь, ведущую в монастырь. Она никогда не видела простиравшийся внизу сад, но очень хорошо знала его на ощупь и по запахам; она улыбнулась, вдыхая холодный альпийский воздух, и с наслаждением почувствовала на лице теплые солнечные лучи. x x x Раздались гудки, и черноволосая девушка взмахнула рукой: голографический куб в центре ее спальни включился. -- Привет, Ро! -- Экран заполнила голова и плечи Чоджуна Аказавы. -- Как дела? -- Привет, дядя Чо! -- Девушка сложила ноги в позе лотоса. -- Мама по-прежнему зовет меня Дороти. И вокруг полным-полно этих чертовых монашек... Я преклоняюсь перед их распорядком жизни, но не перед их верой. И все еще жду результатов экзаменов. Чоджун рассмеялся. -- А кроме этого, -- спросил он, -- все в порядке? -- Думаю, да, -- усмехнулась Ро. -- А я читаю лекции студентам. -- Чоджун шутливо поморщился. -- Напрямую, в зале. Ты можешь этому поверить? -- Ты же обожаешь это, дядя Чо. Над чем ты сейчас работаешь? -- А вот над этим. Изображение его лица уменьшилось и передвину лось в сторону, и все оставшееся пространство голограммы заняла текстовая решетка. -- "Самосознание N-мерного континуума"? -- Ро увеличила изображение. -- Что это? Движения ее глаз невозможно было уловить. -- Будешь публиковать? -- спросила она. -- Чтобы потерять свою должность? -- Чоджун горько усмехнулся. -- Пошлю без подписи. -- Все равно это произведет фурор. -- Да уж, наверняка. Чоджун Аказава получил степень доктора философии в Техническом университете, когда Карин возобновила здесь свою преподавательскую деятельность, а Ро исполнилось три года. Четыре года спустя, когда Карин и Ро переехали в Швейцарию, Чоджун уже примкнул к адептам становящейся популярной теории соединения, и его научная карьера определилась окончательно. Ро убрала текст и увеличила изображение Чоджуна. -- Ты сообщишь мне, -- попросил он, -- когда тебе станут известны результаты экзаменов'? -- Конечно, дядя Чо. -- Ну, я тогда отключаюсь. Передай привет Карин. -- Пока! -- Ро послала ему воздушный поцелуй. Экран погас. x x x Поглощение. Последние пылинки, уменьшаясь, очень быстро уходят в небытие. Вспыхивают багряные молнии, и корабль исчезает, испаряется, сливаясь со тканью мю-пространства. Узор разворачивается, адаптируясь к новым структурам; изменения, повторяясь, происходят постоянно по всем уровням, подтверждаемые в бесконечно малую величину времени. Нежизнь становится жизнью. В реальном пространстве жизнь -- это парадокс: ДНК производит белки, создавая тела, а также самовоспроизводится, создает собственные копии. Фабрика, которая одновременно является проектантом и создателем фабрик. Это совершенно необъяснимый круговорот -- что раньше: курица или яйцо, копия или фабрика? -- противоречие разрешается только тем, что запуск всего процесса производит внешний, фактор -- РНК. Но в мю-пространстве условия воспроизводства вполне самодостаточны. Разворачиваются узоры... Возникает полностью самодостаточный круговорот с обратной связью: нейронные процессы, которые могут постичь сами себя; саморефлексия в чистом виде. Осознание. x x x Статья Чоджуна завершалась некоторыми наблюдениями: 1) О том, что сфера действия кораблей в мю-пространстве снизилась почти до нуля сразу после кончины пилота Дарта Маллигана и оставалась низкой почти в течение двух декад. 2) Что выживший пилот, Карин Макнамара, докладывая о выполнении своего летного задания, отметила внезапное чувство теплой эйфории, благословения любовью буквально перед выходом в реальное пространство. 3) Что данное, помогающее адаптированию самоизменение, отмечалось также многими другими... x x x Послышался стук в дверь. -- Войдите, -- сказала Ро. Вошла монахиня, наблюдавшая за тренировкой. -- Ах, это вы, сестра Фрэнсис Ксавьер. -- Поскольку ты уже вернулась домой из колледжа, Ро, -- сказала монахиня, -- то не сходить ли тебе на вечерний молебен? Это было бы... -- Вы не сдаетесь, да, сестра? -- В твоих устах это должно звучать как комплимент. -- Монахиня взглянула на голографический текст, все еще мерцающий в воздухе, и насторожилась. -- "Самосознание N-мерного континуума"... Неужели это действительно означает то, о чем я думаю? -- Полагаю, вы собирались, -- вежливо сказала Ро, -- помолиться антропоморфному всеприсутствию сверхразума, для существования которого у вас нет прямых доказательств. Я права? Раздался удар колокола. -- Я опаздываю. Мы еще, -- сестра Фрэнсис Ксавьер снова взглянула на голограмму, -- поговорим с тобой. -- Она стремглав выбежала из комнаты. Ро посмотрела ей вслед. -- Может быть, твой Бог -- одно воображение. -- Глаз