. Я пытаюсь тебе помочь. Мы ведь хотим одного и того же? Белинда берет с края бассейна стакан с "бумером". Держит его перед лицом. - Это "бумер". Знаешь, что это? Крекер кивает. - Ты его пробовал? Крекер пробовал, но она все равно говорит ему: - Одна - для оттяга, две - сносят крышу, третья - жди чистой, сексуальной смерти. - Ты хочешь убить себя? - Если ты мне не поможешь. - Прошу... - В этом стакане больше пяти доз, и две я уже выпила. И чувствую себя сейчас очень хорошо, очень сексуально. Ты меня не хочешь? Пистолет движется сквозь тьму, пытаясь нацелиться на нее. Крекер не может поймать цель. Он боится девушку. - Прошу... Я... - говорит он. Трясет пистолетом. - Думаю, тебе не стоит... Белинда опускает язык в стакан. На крошечную долю секунды позволяет "бумеру" обжечь свои нервные окончания. - Не... Белинда наклоняет стакан, пока край пленки "бумера" не доходит до губ. - Этого ты хочешь? - Нет! - рвется голос копа. Он встает у бортика бассейна. - Нет... да... я... бля! Прошу... все не так! Я просто хотел... не надо никому умирать. Никому... - Крекер слышит, как Персефона кричит у него в голове. - Пожалуйста, - говорит он. - Не делай этого. - Мы оба этого хотим. Тень Белинды никогда не была такой текучей. Крекер потеет. Чихает. Но цель укоренилась, у него появился мотив. Пистолет лежит в его пальцах ровно и точно. Если бы он мог разорвать эту схему - пальцы, рукоятка, курок, свежая кожа молодой девушки! Может, тогда он стал бы свободен от всех проблем. Запах Персефоны кричит на него. Ее вонь заполняет подвал. Все, что ему надо сделать, - нажать на спуск, завершить эту историю. Белинда наклоняет край стакана. Крекер прыгает в воду, как небольшая бомба, и прорывается сквозь тяжесть воды к Белинде. - Прошу, Белинда... не убивай себя! Я еду на своей "Комете" в эту запутанную историю. 6:22 утра. В новой карте даже время стало текучим. Старые правила отменены. Карта забита нарушенными дорогами. В тот день случилось двадцать пять аварий, порожденных новыми переплетениями корней города. Но я освободилась от этой структуры: я вела по Тени. Между заводами бежит грязная дорога. По краям все спокойно и тихо, Заброшено и отдано призракам, но чем ближе я к центру затерянного промышленного города, тем больше этот город похож на Вавилон. К "Комете" бежит кричащая женщина: ее одежда разорвана, а лицо покрыто слизью. Я вывернула руль, чтобы избежать столкновения, и женщина отскочила от левой стороны капота. На несколько секунд упала на дорогу, но я не затормозила. Надо думать о дочери, теперь она - моя единственная цель. Бедная женщина, пошатываясь, встает. Я продолжаю свой путь, пока не въезжаю на открытое место между складами и хранилищами. Здесь разбит лагерь бродячих псов: хаос из куч костей, железных скульптур и вигвамоконур. Все вокруг покрыто блестящей глазурью носовых выделений, земля покрыта телами, женщина, обладательница титанической афро, помогает жертвам землетрясения. Должно быть, это Ванита-Ванита. Я остановила "Форд комету" и подошла к Ваните, которая пыталась дать стакан с чем-то одному из раненых. Собакомужик отказался, и тогда Ванита выпила сама и, нагнувшись, поцеловала пса, передав лечебную микстуру изо рта в рот. Я вынула пистолет из кобуры, но при виде этого акта милосердия он показался ненужной тяжестью в руке. - Ванита-Ванита? - спросила я. Она бросила на меня взгляд, полный покорности. Увидела пистолет и приняла меня за ту, кем я и была: за ублюдочного копа, за то, против чего она восставала всю жизнь. Я видела, как в ее глазах гаснет огонь бунта. Она посмотрела на склад, около которого стояли икс-кэб и раскрашенный фургон под названием Волшебный Автобус. Слово "Ботодом" над дверью частично затянули цветы, и казалось, что там написано Бо д... Все здание было покрыто зеленой сетью цветов. Эфирное перо взлетело с крыши, и я почувствовала Тень Белинды, борющейся с соблазном. Время стремилось к законченной системе, и утренний воздух был наполнен желтой жарой, пыльцой и соплями. Я вжала палец в интерком на двери. Металлический собачий голос ответил: - Кто здесь? - Полиция, - сказала я. - Открывай давай. Главный вход раскрыл обе двери, как неторопливый любовник. Невольный вдох - и я иду сквозь зону гостиной Ботодома. Меня тащит вперед злость, чувствующая Тень Белинды внизу, под полом. Там не все в порядке. Портье оказался лысеющим робопсом, затянутым в респиратор; он съежился за стойкой, вцепившись в копию "Дайджеста обнаженных сук". - Чего надо? - прорычал пес. - Ключ от подвала, пожалуйста, - ответила я, сверкнув значком. - Подвала нет. Я ткнула пистолет в рожу пса: - Может, тогда выроем его вместе, сявка? Пес-портье высунул длинный розовый язык из пасти, пытаясь глотнуть свежего воздуха. Оглянулся на дверь за лестницей. Левой лапой снял ключ со щитка за его спиной. - То, что просила, - прорычал он. Стоило отвести пистолет, как он выбежал за дверь на всех четырех. Когда я вставляла ключ в дверь под лестницей, я все еще чувствовала его зловонное дыхание, принесенное пушистым ветром. Я шла на запах Белинды. Снизу послышался голос, мягкий и потный: - Кто там в дверях? - Никого, - крикнула я. - Просто твой оживший кошмар. - Да ну! А конкретнее? - Теневой коп Сивилла Джонс. - Черт! - Ну что, ништяк? - Бля! Внизу возникла паника. Я иду по темным ступеням, две за раз, три за раз. Радиоволны... Цвета в черном воздухе, как отправленные сообщения. Лихорадочные запахи бьют в нос. Царапанье и дыхание. Отблески голубых огней передатчиков. Радужные красные перья летят по волнам паники. Темные ароматы. Сладость. Сладость и страх. Я растворялась в этих цветах. Провода и искры. Ритмы шестидесятых из радио. Мой взгляд проникает во тьму - и хиппи Гамбо собственной персоной встает с перьев. - Ты арестован, Гамбо, - говорю я. - Ну надо же! - отвечает он. - Ты в одиночестве, коп-леди. - Где Белинда? - Бог ее знает. Он шагает ко мне, и его длинные, грязные волосы мотаются со стороны на сторону. - Какая теперь разница? Ты что, не понимаешь, этот ебнутый мир уже разрушен. Что вы, копы, теперь будете делать? Арестовывать сны? - Гамбо засмеялся. - Реальности - пиздец. - Сейчас мне плевать на мир. Мне нужна моя дочь. - Я ее тебе не отдам. - В чем дело, Гамбо? Если действительно все кончено, против чего ты сейчас борешься? - Я любовник, а не борец, а новому миру все равно понадобится говноискатель. - Я все еще коп, а ты все еще нарушаешь законы радиовещания. - Я заберу тебя в статику. У него в руках - электронный нож, подключенный к оборудованию. На лезвии дрожит огонь. Я приставила пистолет к его голове, но пират даже не шелохнулся. Через Тень меня звала Белинда, и я попыталась послать ответный сигнал. Гамбо выбросил вперед руку. Живот обожгло болью. Я махнула пистолетом, мелькнув им мимо головы хиппи. В результате в ране слегка повернулось лезвие; я чувствовала перьевые волны, вторгавшиеся в 'меня из него. Ощущение, словно с тобой кто-то говорит, глубоко внутри. Как будто меня наполняют перьевые голоса. Лезвие хаоса. Я выстрелила в сердце оборудования Гамбо, и тогда боль уменьшилась. Гамбо побежал к своим схемам, вопя на гаснущие лампы. Он начал щелкать переключателями, как безумный, а перья под его прикосновениями становились кремовыми. Гамбо кричал на умирающих волнах, рассказывая миру, что он еще борется, еще хочет рассказать все людям снов. - Гамбо вызывает мир! У меня на хвосте копы! Не верьте их лжи. Мы еще можем найти друг друга на карте. Старый добрый хиппи будет верить в вас... Я защелкнула на Гамбо наручники и приковала его к стальной скобе в полу. Потом я шла по подземным коридорам и зажимала рану в животе, преследуя Тень моей дочери, а сияние воды отражалось от мраморных стен. Я шла по лабиринту из камня, пока передо мной не появилась запертая дверь. Почувствовала за ней Тень Белинды, пульсирующую болью, а потом Тень чужака - блестяще-красную, расцвеченную злостью и страхом. Мужская дымка. И намерение: грозная потребность убить. А потом имя этой Тени: Крекер. Я вытащила тюбик дверного ваза, выдавила немного в замок, а потом сунула туда коп-ключ. Замок чуть-чуть скользнул, механизм недовольно скрипнул. Еще немного ваза, этого скользкого освободителя - и один точный удар. Дверь с треском открылась. Ступени вниз. Кричу: - Полиция! Без глупостей! Тени любовной схватки. Мех. Крики. Прошу... Мат. Боже! Неожиданный укол в Тени Крекера, когда он достиг кульминации. Мои ноги сами нашли дорогу. Картина, в которую я спустилась: моя дочь делает хороший глоток вина, ее обнаженное тело плавает в толще мерцающей воды, шеф полиции тюленем идет к ней, держа пистолет в вытянутой руке. Тени танцуют от страха и наслаждения. На секунду я погружаюсь в кайф моей дочери, и тут меня накрывает боль. Не представляю, что делать, кроме как кричать: "Стоять!" Больше всего я похожа на копов из мыльных опер. Очень действенно. Крекер медленно пробирается по воде к Белинде. С его тощего тела льются тени. Пистолет собирается проделать огромную дыру... Я это сделала. Справилась с работой. Моей единственной коповской работой. Выстрелила в шефа. В последний момент, сбивая прицел, вмешались правила. Рука Крекера с пистолетом на мгновение стала крылом, а потом, когда он погрузился в воду, распалась, разбрызгивая кровь. Голова моей дочери исчезла под водой. Стакан покачался на поверхности, черпнул воды и медленно отправился за ней. Я прыгнула в бассейн, чтобы прижать тело Белинды к себе, вытащить наверх, ее тело, покрытое картой... - Белинда... В ответ - тишина. Ее глаза светятся наслаждением, она сейчас далеко отсюда. Крекер у бортика жалко повизгивает, гонит ногами волну, а рука окрашивает воду красным. Я резко поворачиваюсь к нему. - Заткнись на хуй! - кричу я. - Ты арестован, Крекер! Крекер панически закатывает глаза, его Тень скачет от огня. Он не может прекратить дергаться, пускать по воде красные волны. Он еле двигает обмякшими губами... - Это был "бумер", - выдыхает он. - "Бумер". Она приняла "бумер". Слишком много "бумера". Я пытался... - Это правда? Я повернулась к Белинде, протянула руку к тонущему стакану. - Я пытался остановить ее, - сказал Крекер, - Вот и все. Извини, Джонс. Мне очень жаль. Меня заставил Колумб. Он шантажировал меня... мои преступления... куча преступлений... что мне было делать? Все течет спокойно и медленно, как плохие воспоминания о только что случившемся. Борьба за жизнь. Поражение. Поражение... Я держу в руках дочь, прижимаю ее к себе, хочу вдохнуть жизнь в ее спокойную плоть. Ее глаза на секунду вспыхивают, а потом закрываются. И ее Тень уплывает прочь, в окрашенную кровью воду. Я легко подняла ее, совсем как в детстве, когда она падала в садике около дома. Крекер вырывается на поверхность, баюкает разбитую руку здоровой, кричит мне: - А как же я?! Как же я?! Я вынесла Белинду из подвала, прочь от грустного шума, прочь со склада. Ее тело... дыхание призрака. Жизнь моей дочери вытекает медленными волнами. Длинные ноги Койота несут его вприпрыжку по Принцесс-роуд к центру Манчестера. Он больше не страдает от аллергии. Пока он бежит, карта постоянно меняется, но это не пугает его цветочную душу. Он сам чувствует себя дорогой, частью этого нового мира. Койот стал цветком; дорога раскрывается перед ним распустившимся бутоном. Это путешествие, о котором он всегда мечтал. Но для полного счастья не хватает еще чего-то - машины. Запах цветения из Плат Филдз-парка заставляет задние стебли Койота вцепиться в тротуар. Перед ним прорастают цветы. Койот идет сквозь их ароматы, добавляя их ртам собственное сладкое послание. Только тогда он осознает. "Можно совсем по-другому: я могу свободно перемещаться. Цветок во мне еще растет, еще учится. Это несложно. Никто не должен меня видеть. Я могу просто... знать... просто расти..." И тогда Койот просто разворачивает себя в новую цветочную карту Манчестера, перемещая свои узоры от стебля к стеблю. Он погружается в растительную жизнь, снова и снова наблюдая, как сменяются сезоны в растениях, встреченных на пути. Это крутейший маршрут в его жизни. Койот - Цветочный пес вызывает себя из лепестков, и листьев, и шипов, изменяя всякую зелень в черно-белое растение. Зерно сэра Малыша Джона все еще растет в недрах его тела, купается в соке; он чувствует его там. И весь длинный и растущий путь человек, спрятанный в корнях, пытается направить Койота в другую сторону. Койот не обращает на него внимания, по крайней мере пытается: на самом деле все, что он может сделать, - загнать человека в самый дальний стебель. Город открывается узорам Койота. Как же он изменился! Койот помнит город как темное место влажных желаний - теперь мир стал растительным и тугим. По зеленым венам Манчестера Койот может путешествовать куда угодно. Цветы волнами ниспадают с каждого здания, побеги увивают фонарные столбы. Розовый дождь цветов падает на площадь Альберта, ярко подсвеченный лазерами с крыши ратуши. Город опустел, как в карантине. На улицах остались полицейские машины, но они двигаются, как заблудшие души, прорывают утро воплями, вышивают шумовой узор своими сиренами. Видит он и несколько икс-кэбов: только эти машины делают какие-то успехи. Койот выцветает свою форму из кустика, растущего на краю сквера. Затем он проталкивает себя по лишайнику, захватившему тротуар, по мху, поросшему на стенах, через пыльцу, несомую ветром по воздуху Манчестера. Всеми этими путями он движется во двор отделения полиции на Боттл-стрит, где, как древние чудовища, за проволочной решеткой стоят конфискованные машины. Здесь Койот находит свою первую любовь. Свой Ян. Черное такси. Возвращается все: и откуда он появился, и куда ему двигаться дальше. В окне отделения Койот видит свет, за столом сидит одинокий коп. Он протягивает свою сущность через соки ивы, которая нависает над закрытыми воротами, в загон для машин, капает на бетон, превращает стебли в сильные, быстрые ноги, которые несут его к отделению. Теперь он знает, что усилием воли может менять свою внешность, может лепить маску из цветов. Он знает, что должен выглядеть, как коп. Койот выдвигает глаз на зеленом стебле, чтобы заглянуть в окно. С этой позиции он несколько секунд наблюдает за копом и осознает, кем ему надо стать. Он стучит в стекло побегом своего тела. Коп поднимает глаза от книги. В ноздрях у него затычки, рядом на столе респиратор. За две секунды лицо Койота перерастает в новую форму. Потом он пускает одну из ветвей, чтобы постучать ею в дверь отделения, имитируя звук неотложного вызова. Коп со вздохом откладывает книгу, встает из-за стола, идет к двери, открывает. - Тебе чего? - спрашивает он копа, стоящего в тени дверного проема. - Нужна машина? На фига? Кто-то выплатил штраф? Коп в дверях не отвечает. Его лицо в тени. - Забей, приятель. Тут по всему городу проблемы, а я в середине любовной сцены. Фигура в дверях выходит к свету, открывает свое лицо. - Боже всемогущий! - восклицает коп. - Нет, нет! Боже, нет! Потом он падает и, не сумев перевести дыхание, замолкает. Он дотягивается до пистолета в кобуре... Койот входит внутрь отделения. Копу кажется, что он проваливается в дурное зеркало. Он кричит, пистолет выпадает из пальцев, скользкий от внезапно выступившего пота. - Кто ты? - умудряется он спросить. Койот отвечает: - Я - это ты, конечно. Койот превратил лепестки в идеальную копию лица копа. Коп не может поднять взгляд. - Блядь! - Вот его единственный ответ. - Сгинь, уйди отсюда! Падает назад... Койот выстреливает ветвеобразную руку, несколько раз бьет копа в лицо, пока тот не падает на пол без сознания. Таксоцветочный пес сбрасывает форму копа. Теперь он просто перетекает, растет. Веточки его лап дотягиваются туда, где на гвозде висит связка ключей. Они-то ему и нужны. Он бодро выходит из ворот, пробует все ключи, пока не находит нужный. Вырывает проволочные ворота из тугих объятий замка. Потом движется туда, где его ждет черное такси. Черное такси! Он метет своими листьями по виниловому рисунку, создавая касаниями мягкую музыку. Это кажется прелюдией. А потом Койот преобразует веточку во впечатанную в память форму ключа, поворачивает замок, открывает дверь, проскальзывает внутрь. Он дома. Формирует веточку в точную копию ключа зажигания, выжимает сцепление, включает двигатель. Он полон сока. Бензина. Машина пенится жизнью. Он выстреливает ею - и город взвивается водоворотом цветов. Койот воет, превращает дорогу в жидкость, так, чтобы он мог проскользнуть по ее горлу. К Боде, где бы она ни была. Его последний известный шанс на любовь. Его Инь. Он найдет ее, даже если это займет остаток его жизни, его второй жизни. Сделай все как следует, такси-цветок. Я прижимала к себе Белинду так крепко, как будто могла втиснуть ее в новую жизнь. Я несла ее из темноты на свет, а жидкий дым капал вниз, утекал сквозь пальцы. Больничная пустота. Манчестерская королевская больница. Добраться туда сквозь разбитые машины и перекрученные улицы было кошмаром. Только то, что моя Тень вцепилась в эту историю, позволило мне добраться так далеко. Кто-то в белом забрал у меня мою дочь. Моего второго ребенка... может, мое проклятие висит и над моей блудной дочерью? Может, я обречена быть матерью смерти? Снова потерять дочь - я пыталась не допускать этой мысли. В животе пульсирует боль. Я смотрела на Белинду, пока та не исчезла в белом коридоре, потом упала на больничный пол. Лентами дыма накатила тьма... Проснулась. Другая комната, другой мир... Белинда. Кровать. Приборы. Но от нее осталось так мало. Так мало... Доктор искал глубоко внутри ее плоти сигналы - какой-нибудь маленький спрятавшийся кусочек жизни. Он уже зашил рану в моем желудке, сделанную Гамбо Йо-Йо. В любом случае, это была поверхностная рана. В том смысле, что сейчас все было не важно, кроме жизни моей дочери. Нечего ни сказать, ни сделать - только обнять раскрытое тело дочери так крепко, чтобы выдавить из плоти подобие дыхания. Только видимость. Белинда умирала: я перестала чувствовать ее Тень. Все пошло прахом: я, мир, мое дело. Приборы излучали грустную медленную волну. Мой ребенок... Стягиваю простыни с ее комы... - Помогите ей! Помогите ей, доктор! - Делаем, что можем, констебль Джонс, - слышится спокойный голос врача. Я сорвала простыни с постели моей дочери... Обняла ее. Обняла ее до смерти. Дочь... дочь... - Спасите ее. - Я повернула лицо к доктору, который углубился в возню с приборами. - Спасите ее, пожалуйста! - Констебль Джонс... Трясу ее. Трясу Белинду. - Я убила ее. Это я виновата. Я неверно прочла Тень! Это... Боже... Никогда так не бывало... Прошу! Спасите ее, пожалуйста! Доктор казался бесстрастным. Трясу и проклинаю. Ответа нет. Держусь за Белинду. Держусь за воздух. Приборы стучат в тишине. Моя дочь умирает... - Ее больше нет с нами, - говорит доктор. "Прошу, нет..." Я ушла глубоко. Глубже не бывает. Плыву... "Белинда... Белинда... Белинда..." Моя Тень ворвалась в тело Белинды в поисках корня. Я шла по мертвым районам города. Ее лишенное карты тело. Покинутое Тенью. Я увидела клубок "бумер"-змей, свернувшихся вокруг ее сердца. "Белинда... Белинда..." Этот момент... самый плохой во всей истории... "Не отдам!" Я послала в нее собственную Тень - загоняя ту глубоко в вены, в сердце, в мозг, в кожу. Во всю Белинду. "Ну же! Давай! Хоть раз выдави из себя каплю любви..." Крошечное движение... ее шея... "Прошу..." Я текла сквозь слои мускулов, надеясь найти последний сохранившийся след дыма. Но встречала только мертвую плоть, остановившееся сердце, сжавшийся мозг. Сознание Белинды уступило место призраку. Никакой надежды. Никакой надежды... Я вогнала себя еще глубже в нее, отдала ей свою Тень, разрубив последний узел своей любовью. Моя Тень покинула меня, оставив лишь дыру внутри. "Это тебе, неблагодарная девчонка! Охуительного тебе дня рождения!" Белинда вдохнула... Тенепад. В тот день моя девочка умерла на моих руках. А потом снова начала дышать. Это было тихое дыхание, но самое лучшее, какое я слышала. Она снова начала дышать. "Белинда, прими этот дар твоей душе. Прошу, живи! Пожалуйста, живи, мой тупой замученный воин!" Ее глаза открылись. Я чувствовала, как их открывают изнутри. Во мне больше ничего не дымилось, я отдала все - но Белинда открыла глаза. Оно того стоило. Я знала, что оно того стоило. Мое тело иссыхало, лишившись Тени; я чувствовала себя, как опустевшее мясо. Новорожденная Белинда оттолкнулась от меня. - Мама! - закричала она. Это было мое имя. Ее имя. Моя Тень ушла в ее тело взамен той, что она потеряла. Я стала собственной дочерью, призраком поселившись в ее коже. Белинда не знала, с кем говорить с собой или с матерью. Мы стали единым целым, слова были излишни. В реальном мире Белинда вышла из комы, вскрикнула один раз, назвала мое имя, а потом вновь с глухим стуком упала на кровать. Реальный мир? Что это теперь? Мое холодное тело, сидящее в твердом пластиковом кресле? Какая-то манчестерская больница? Моя дочь, борющаяся за вторую жизнь? Это - Реал? Я слишком далеко зашла, чтобы обращать на него внимание. Я смотрю вокруг опаленными глазами, болит живот, мозг регистрирует реакцию пациента на последствия того, что телесную систему заставили ожить. Мое собственное тело стало бесчувственным и ритуализированным, испытывало острую нехватку эмоциональных реакций на внешние ощущения. Доктор ушел из палаты, уверенный, что дело безнадежно. Может, так оно и а было. Я действительно текла тонкой дымкой сквозь согретые внутренности моей дочери. - Во бля, - сказала Белинда, прямо сквозь плоть. - Ты внутри меня. "Я в тебе, дочь". Ее воспоминания заполняют мою Тень; я принимаю их как свои собственные. Ее самоубийство... Боже, мне стало дурно. Как ей вообще могло прийти в голову забрать собственную жизнь? Мои гены ее настолько не устраивали? Я была такой плохой матерью? - Что ты делаешь? - закричала Белинда, пытаясь вытолкнуть меня прочь из своего тела. "Спасаю тебе жизнь, тупая сука. Что за дела с передозом "бумера"? Ты что, хочешь на тот свет?" - Съебни из моего тела. "Мы теперь навсегда вместе. Больше никаких секретов..." - Зачем ты это сделала? Я чувствовала, как тело дочери пытается отторгнуть меня спазмами мускулов. Но я крепко вцепилась. Вцепилась в... "Любовь? Может, любовь. Не знаю. Пойдет такой ответ?" Тело Белинды вокруг моей Тени словно покрылось инеем. - Не хочу, - сказала она. - Не нужна мне любовь. "Думаешь, есть выбор?" Я смотрела на мир глазами моей дочери. Видела маленькую больничную палату. Одинокая женщина сидит за кроватью собственной дочери, и взгляд ее исполнен ужасной пустоты. Белинда через Тень рассказала мне все - о своей потерянной любви к таксопсу и обо всех своих обреченных попытках, о том, как она потеряла свой икс-кэб Фаэтон. И что на нее свалилось слишком много, жизнь стала слишком горька. В ответ я отдала ей все свои секреты, как я делала все, что могла, чтобы вернуть ее. Между нами больше нет секретов. Ну, остался один. "Я совсем не рада тому, что потеряла тебя, знаешь?" - говорю я ей. - Надо думать. Зато я рада, что потеряла тебя. "Почему ты так со мной поступаешь?" - А почему бы и нет? Она пожала плечами. Я почувствовала изнутри, как она пожимает плечами. "Ты была бы мертва, если бы меня тут не было". - Я и хотела умереть, - ответила Белинда, спокойная, как смерть. - Я и так мертва. Думаешь, это - жизнь? "Господи!" - Что ты будешь теперь делать, Сивилла? Теневой коп без Тени совершенно бесполезен. Похоже, тебе хана. "Я спасла тебе жизнь..." - Спасибо, блядь, большое, паразит. "Может, назовем это симбиозом?" - Иди на хуй. - "Может, хватит материться?" - Ох, Сивилла, мамочка ты моя. Уверена, ты можешь остановить меня. Ты же теперь - моя душа? Думаешь, я хочу жить с чужой душой? Даже с душой собственной матери? "Я отдала тебе все". - У тебя остался один секрет. "Мне кажется, не стоит." - Ты что-то от меня еще скрываешь. "Не хочу делать тебе больно". - Хуже, чем есть, все равно не будет. Давай, рассказывай. "Сейчас не время". - Помоги мне, пожалуйста, мама. Я не могла противиться такой просьбе. Черный занавес задрожал. Если до сих пор я скрывала от Белинды Сапфира и его историю, так зачем же было отдавать ее во власть этой боли сейчас? Она ничего не знала о старшем брате. И это открытие несло ей только боль. Может, моя дочь хотела боли? Она отдала моей Тени свои чувства: там был намек на любовь, как будто мы стали единым целым, и Белинда была готова принять все. Белинда была как такси, которое умерло бы без последнего пассажира. И я рассеяла щит. Секунду мысли вяло текли, а потом вспыхнули знанием. Наши чувства слились. Сапфир в футляре, Белинда. Мозг Белинды ухватился за историю. - Расскажи мне о Сапфире. "Сапфир - так зовут моего сына. Это самое светлое имя, какое я смогла для него найти". - Я - твой единственный ребенок. "Не совсем. Есть еще один". - Что? "Его зовут Сапфир. Он на год старше тебя. Он от случайного любовника". - Почему ты скрывала это от меня? "Мне было стыдно. Отец Сапфира был матросом на Нью-Манчестерском судоходном канале. Ему достались не те волны реки, и не те волны меня. Моего тела. Я была для него портом. Моряк был моим первым любовником. Я не знала, как реагировать, кроме как забеременеть. Мой живот обманул мою Тень". - На что ребенок!.. На что он был похож? "Отвратительный. Монстр, полумертвая тварь". - Зомби? "Да. Назовем это так. Но он мог видеть сны! Как я могла отказаться от такого ребенка? Я поселила его в твоей старой спальне". - А власти разве его не выгнали? "Было дело. Но он вернулся ко мне. Он прелестный, очень нежный. Он поймал попутку. Снова нашел меня". - Ненавижу тебя. "Сапфир - красавец, по крайней мере, в моих глазах, и я его очень люблю. Он чуть меньше метра ростом". - Боже! Противно. "Полметра в ширину. Взрослый". - Пиздец. "Он плоть от плоти моей, Белинда. Он мой. Никто не заберет его у меня. Сейчас он умирает... от аллергии. Если со мной что-нибудь случится... присмотри за Сапфиром. Он твой брат. Ты это понимаешь?" - Что будешь делать, Сивилла? Теперь, когда ты осталась без Тени? "Моя Тень стала твоей, любимая". - Бля! "Белинда! Прекрати материться! Прошу... извини, Просто..." - Ладно. Ты все-таки моя мать. "Да. Господи, как же давно это было..." - Оставь меня одну. "Не в этой жизни, дитя мое". Множество дорог, которыми мы прошли, чтобы попасть в этот миг: я, разделенная надвое, одна часть - в Белинде, в ее мертвом теле, оживленном моей Тенью, другая - в опустошенном мешке мяса. И, как на аукционе, тело уходит за высшую ставку. Поэтому я знаю всю историю моего ребенка - я захватила ее воспоминания. Присвоила их. И так я покинула тело моей дочери, оставив ей свой шепот, источник ее жизни. Это была не жизнь после смерти - это была просто смерть, уцепившаяся за жизнь. Разве это преступление? Мое другое "я", мое подсознание, склонилось над телом Белинды, наблюдая, как к ней возвращается дыхание. Я позвала доктора. Он смотрел так, словно увидел на своих приборах бога - с экранов текли волны света. Прямо за ним стоял Томми. - Сивилла, ты в порядке? - спросил он. - Томми, ты добрался через карту! Я была рада его видеть, но меня угнетали более важные заботы. - Я взял такси. Они еще ездят по городу. Но драйверы сильно злятся, Сивилла. Меня привез сюда Роберман. Он хотел... - Томми, я занята. Я протолкнулась мимо него к двери. - Сивилла, я волновался. Они сказали, что Белинда умерла. Пусть поудивляются. Я не гордилась тем, что сделала. Не была счастлива, ничего такого. Я умерла. Сделала то, что хотела сделать Белинда. Убила себя. Более или менее. Какая разница? Промежуток между секундами? Моя Тень ушла от меня. Чем я стала? Вакуум внутри мешка сухой кожи. Я не чувствовала ничего хорошего, только нежную ласку моей Тени, хранящей жизнь Белинды. Я двигалась, как холодная робоженщина. Мое тело плыло по коридорам больницы: пассажир любого сна, который меня захватит. Томми Голубь пошел за мной в палату Зеро. Его спящее тело было закрыто в аппарате, машина поддерживала в нем жизнь. Я уже знала это чувство. Коснулась его лба призрачной рукой, шепнула, что буду любить его вечно. - Роберман отвез меня во Дворец Гамбо, - сказал Томми. - Мы нашли его и Крекера. Они оба арестованы. Хочешь повидаться с боссом? Спокойное путешествие в палату Крекера. Шеф лежал, перевязанный и накачанный транками. Я приветственно плюнула в его мучнисто-белое лицо. - Крекер выдал все, - продолжил Том. - Он заключил неудачную сделку с Джоном Берликорном через Колумба. У босса была тайна - история преступления. Колумб знал об этом. В обмен на молчание Крекер согласился приютить жену Берликорна. Ее зовут Персефона, так? Она - причина аллергии. Крекер посадил ее в коп-фургон в Александра-парк после того, как она убила Койота. Угадай, где поселил ее Крекер? Очуметь, в отделении полиции! Цветочная девочка живет в морге, шкафчик 257. Очевидно, она привезла с собой чемодан земли из райского пера. Крекер считает, что она не может без жить без этой земли, по крайней мере долго, так что в их плане есть слабое место. Мне нужно было на воздух. Пока я плелась наружу, Томми Голубь шел сзади меня и спрашивал, все ли со мной в порядке. Я не отвечала. Села в "Комету". - Я уже сообщил в отделение, Сивилла, - сказал Том, опускаясь на пассажирское сиденье. - Может, уже поздно. Боже, всегда уже поздно! Но когда мы ехали по Оксфорд-роуд, нас обогнало черное такси. За рулем я заметила черно-белого пятнистого пса-драйвера. Я увидела призрака. Том возился со своим пистолетом, так что он упустил это видение. Я ничего ему не сказала, но внутри начала отслеживать отсветы плана. Я ехала на автопилоте, руки лежали на руле, как перчатки, пока моя настоящая сущность, моя Тень, отдыхала в Белинде, совсем как та отдыхала в постели. Но с появлением Койота у меня появились цели и желания. Если я смогу поместить все детали головоломки в нужные места, то, возможно, у нас есть реальный шанс нанести ответный удар Вирту. Я смогу сохранить жизнь Сапфиру. Снаряженные по уши копы сбились в кучу около двери морга и отчаянно принимали мужественные позы, но я видела над противогазами нахмуренные брови и нервный пот. Коридор ощетинился страхом. Новая карта довела их всех до ручки. Все время поступали донесения об автокатастрофах. Десятки людей, по нашей информации, жертвы аварий, уже погибли. Икс-кэбы еще ездили, но путешествовать никто больше не хотел. Колумб на кэб-волне не отвечал. Копы не знали, что им делать, кое-кто уже снял значок. Томми Голубь взял на себя руководство, и я была этому рада: мое тело было слишком пустым для физической драки. Томми отрегулировал ремни респиратора, а потом выбил кодовый замок на двери морга. Голубь зашел в комнату, затем я, а следом - и остальные копы. Комната была наполнена пыльцой, шарообразными организмами, которые плавали везде, как будто захватили воздух. По стенам ползли влажные побеги. С потолка капала вода. Голубь подошел к шкафу 257. Около его дверцы витал запах плодородия. - Это замок Крекера, Томми,- сказала я. - Нам нужен код. - Расслабься, Джонс. Сейчас все будет. - Какая-то виртовая фишка? - Еще проще. Я выпытал его у Крекера. Томми Голубь улыбнулся мне, а потом набрал код. Отступил назад. Две секунды... Ящик с нежным вздохом выскользнул наружу, и из его утробы полилось зловоние Эдема, мертвого и разложившегося. Плотские копы отскочили от этого смрада. Том снял пистолет с предохранителя и двинулся к ящику. - Осторожно, Том, - сказала я. - Да ладно тебе, Си, - ответил он. - Я же Томми Голубь. Лучший вирткоп в городе. Ребята, прикроете? Ряд респираторов согласно кивнул. Зажав пистолет в обеих руках, Томми Голубь вглядывается в крышку ящика. Потом раздается крик. "Том! Назад!" Раздался крик, словно один за другим обрывают все цветы мира, - и длинный, толстый растительный побег поднялся из ящика, на мгновение переплелся в пространстве, а потом воткнул заостренный шип в левый глаз Томми. Я выпустила в толстый стебель шесть пуль, другие копы тоже стреляли. Комната наполнилась дымом и вонью пороха. Стебель разлетелся в щепки, и, когда замолчали пистолеты, сквозь тугую тишину поплыли тысячи черных лепестков. Конфетти на похоронах. Томми Голубь лежал на полу с окровавленным лицом. Сзади закричал коп. Другой уже звонил доктору. Я опустилась на колени рядом с Томми и осторожно взяла его голову в руки. ~ Томми... я здесь... скажи что-нибудь... Он пробормотал что-то в ответ. - Что? Том? Что ты сказал? - Роберман... - Что? - Роберман... иксер... хочет помочь нам найти Колумба... карта... - Томми, доктор уже едет. - Найди Колумба... убей его... сверни карту... - Я пойду дальше, Томми. До самых истоков. - Твоя дочь... - С Белиндой все нормально, Томми. Все нормально. Мы теперь вместе. Мы - именно то, чего боится Берликорн. Помнишь? - Ради меня... постарайся... С этими словами он закрыл глаза. Его тело в моих руках внезапно потяжелело. - С тобой было хорошо работать, Томми Голубь. Я встала. Появился доктор, опоздавший на две секунды. Я подошла к ящику. В земле виднелась вмятина в форме девочки. Плотские копы бессмысленно бродили вокруг, потрясенные и испуганные. Один из них сблевал. Другой спросил, мертва ли цветочная девочка. Я чуть ли не ткнула его носом в ящик. - Я хочу, чтобы эту землю залили охуительно мощной химией. Ебаным гербицидом! - Он взвизгнул. - Ты все понял? - Он повизжал еще. Наружу. Старый верный "Форд комета" ждал моей ласки. Начался дождь, на окна машины падали мягкие капли воды. Я запустила двигатель. Наверное, Персефона смотрела и смеялась с высоты цветочных лоз, когда ее семя рассыпалось по дорогам. А я положила этому смеху конец. Пока моя Тень вела меня через карту, передо мной умирал долгий поток светлых красок. Прошла секунда - и я остановилась около отеля под названием "Олимпия" в центре Манчестера. Отель был двадцать семь этажей в высоту. Я въехала в комнату двадцать один, зарегистрировалась как Джейн Смит. Заказала бутылку джина "Бомбейский рубин". И пятидозовую бутылку легального "бумера". Сказала клерку, что это не все мне, не беспокойся, я жду гостей. Угрюмая робосука принесла мне заказ. Вместо чаевых я отдала ей пистолет. Его сила и его присутствие меня тяготили. Стрелять из него мне уже не светило. - Иди убей кого-нибудь плохого, - сказала я горничной. Она вышла со злой улыбкой. Оставшись одна, я выпила три дозы чистого "Бомбея" из отельного бокала. Потом открыла окно, чтобы посмотреть на город. На мой умирающий город. Манчестер. Миллионы цветов, сад на небесах. Жирный желтый туман тек по воздуху. Я легла на грязную постель и провалилась в глубокий сон. Для битвы мне понадобятся все силы. Сон без снов. Когда я проснулась, на отельных часах голубело 11:09 вечера. Я закончила все, что могла закончить на земле. Моя жизнь теперь принадлежала Белинде. Она присмотрит за Сапфиром. Я плеснула в стакан джина, а потом добавила туда пять доз "бумера", нащупав в отдаленном сознании Белинды ее поэму: "Одна доза - для оттяга, две дозы - для сорванной крыши. Три - для чистой и сексуальной смерти". Пять - полный пиздец. Я выпила "бомбей-бумерный" коктейль одним махом. Неожиданный удар в голову - и чувства уступают место прикосновениям блаженства. Меня мощно вставило. Влагалище потекло. Вот это точно было бог знает когда. "Во что ты играешь, милашка, зачем повторяешь свою дочь? У тебя нет собственного выхода? Тебе не стыдно?" "Бумер" ласково тянул меня вниз. "Наверное, ты права". Вышагиваю, как танцор, через открытое окно на край сна. Но стоило мне заглянуть в бездну, как проснулось странное, дурное чувство, едва преодолимое - желание прыгнуть. Манчестер возбуждал мою душу. Я оттолкнулась. На стенах, мимо которых я летела сквозь ночной воздух, распустились цветы. Пятна красок. Путешествие было наполнено пыльцой, я ощущала, как пыльца борется с гравитацией. Это было длинное и медленное падение в золотистость. Тротуар приближался, чтобы поздороваться со мной, печальным и сладким отельным бокалом. Падаю дальше и дальше, как гнилой плод с ветки. Тротуар выстлан мягкими цветами. Слава богу, он недостаточно мягкий. Смерть приветствует меня. Это история, рассказанная мертвой женщиной. Не жизнь после смерти - просто смерть, уцепившаяся за жизнь. Так я пробудилась от физической смерти, в теле Белинды. Белинда проснулась вместе со мной. Я чувствовала ее пальцы, вцепившиеся в жаркие влажные простыни. Ее голос кричал в мою Тень: - Что ты делаешь? Седьмое мая плавно переползало в восьмое. "Тсс. Тсс. Тише, дитя мое..." - Куда ты дела свое тело? "Его забрал "бумер"". - Бля! Зачем? "Для тебя это годилось..." - То было сто лет назад. Тогда я была слабая. "Теперь ты сильная. Я внутри тебя". - Я тебе не рада. Говорила же... "Твое право выбора умерло. Теперь я твоя мать". - Иди на хуй. "У нас еще есть дело, Белинда. Нам придется драться с Джоном Берликорном. Только мы можем это сделать. Не спрашивай как, я сама не знаю пока. Я только знаю, что нам надо быть вместе. Что скажешь?" - Я не хочу быть с тобой вместе! - кричит Белинда. Ночная сестра заходит в комнату, думаю, она хочет спросить, что случилось. Вместо этого она говорит, что за Белиндой Джонс приехало такси и ждет внизу на стоянке. Белинда посмотрела на меня, я на нее. Словно зеркало смотрится в зеркало - озадаченный взгляд бесконечности. - Может, это Роберман? - спросила меня Белинда. "Может, он". Но я знала, что это не он. Естественно, сестра не слышала наших дымных разговоров. Она не могла увидеть мою жизнь внутри пациента. - Он не представился? - спросила Белинда сестру. Та ответила, что нет, не представился, только заявил, что Белинда должна тащить свою задницу в такси или ее отшлепает толстая пушистая лапа. - Точно Роберман, - сказала Белинда. - Естественно, вы можете уйти, - добавила сестра. - Только подпишите бумаги. Приборы говорят, с вами все отлично. Моя работа, есть чем гордиться. - Пошли! - заявила Белинда сестре. Мы отправились на первый этаж, где дочь подписала все, что надо, и мы вышли в насыщенный пыльцой воздух. Было видно, как летают гранулы, ищут в наших ноздрях удовольствия, но находят только холодную могилу. - Нет здесь никакого икс-кэба, - сказала дочь мне, но я просто позволила ее глазам сместиться чуть влево, туда, где в тени вяза ждал темный силуэт. Сквозь нашу общую Тень потекли волны недоверия. Под деревом стояло старомодное черное такси. Из окна махала черно-белая лапа. Я почувствовала, как Белинда глубоко вздохнула. - Мама, это Койот! Как это? Он же мертв! "Вообще-то я тоже". - Ты знала? Знала, что он вернется за мной?