ько же. Но Шэнди потерял к лодке интерес, вспомнив кое-что еще. Старик сказал тогда: "Когда вы доберетесь до этого гейзера", а ведь Фонтан юности и был похож на гейзер. А когда Шэнди в первый раз давал кукольное представление, что Сауни бормотал тогда: "Лица в брызгах... almas de los perditos?.. Лица в брызгах, души проклятых..." Может, Сауни и был там на самом деле. Но если так, то тогда ему может быть и больше, чем двести лет. Это было бы неудивительно. Удивительно скорее то, что он так деградировал. Шэнди поднялся и снова ухватился за борт лодки, гадая про себя: где же он совершил ошибку? И опять Шэнди замер. Ну что ж, если существует нечто, подумал он, что способно превратить в болтливого идиота колдуна, который настолько могущественен, что сумел добраться до Эребуса и продлить себе жизнь на одно-два столетия, то это что-то я обязательно должен знать, иначе меня в очередной раз небрежно выкинут за борт. Вначале медленно, затем все быстрее, по мере того как он вспоминал другие странности - безукоризненный, но архаичный испанский, уверенное владение магией, - Шэнди поднимался по склону берега. - Видел где-нибудь губернатора поблизости? - тяжело дыша, спросил он первого попавшегося экс-пирата. - Я о Сауни говорю, не о Роджерсе. Хотя Шэнди и пытался изобразить на лице улыбку и говорить спокойным тоном, собеседник, который видел, чем кончился разговор Шэнди с мичманом, испуганно отступил: - Конечно, Джек, я видел его. Он в своей палатке, недалеко от бухты. Ты не волнуйся. Не обращая внимания на бормотание и покачивание головами за его спиной, Шэнди кинулся в ту сторону, на ходу перепрыгнув через яму, в которой жгли костры. Он бежал к бухте, где еще полгода назад переоснащали "Кармайкл". Заметив, к своему облегчению, Сауни, сидевшего перед палаткой из парусины с бутылкой рома в руках, он остановился, чтобы перевести дыхание. Сауни был в поношенных, пузырящихся штанах и расшитой желтой куртке. Если у него и был повязан платок на шее, то его скрывала густая борода цвета старых костей. Шэнди сбежал вниз по склону и присел рядом. - Хочу поговорить с тобой, губернатор. - А? - Сауни, прищурясь, оглядел его. - Лихорадка прошла, да? Держись подальше от этих куриц. - Да нет, губернатор, я хочу поговорить о... бокорах, колдунах, особенно о тех, кто был у... Фонтана юности. Сауни отхлебнул из бутылки и снова заглянул в нее. - Бокоров полно кругом, я не бокор. - Но ты понял, что я сказал о Фонтане юности? О... гейзере? Старик не ответил, он только взболтал жидкость в бутылке и надтреснутым старческим тенорком пропел: - Mas olera si Dios quisiere - Cuene у pasa, que buen viaje faza. Шэнди мысленно перевел: "Больше будет течь с соизволения Божия, считай да пропускай, и путешествие станет короче", - и решил, что в этом нет никакой подсказки. - Ну хорошо, - сказал он, стараясь обуздать свое нетерпение, - давай начнем с другого. Ты помнишь карибских индейцев? - А, да, каннибалы. Мы разделались с ними, перебили их всех в экспедицию Кордобы в семнадцатом - восемнадцатом, перебили либо продали в рабство на Кубу, что, по сути, одно и то же. Они все были колдунами. Вот как ты бы держал в загоне домашний скот, так и они содержали индейцев-араваков, чтоб было, что подать на стол, конечно, но знаешь, что важнее всего этого? А? Кровь, свежая кровь. Карибы держали араваков живыми, вот как стараешься держать порох сухим. - А они знали об этом месте во Флориде? Том месте, где земля кажется особенно плотной и осязаемой? - A, Dios... si... - прошептал Сауни, метнув взгляд на тихую, залитую полуденным солнцем гавань, словно боясь, что кто-то мог бы подслушать. - Я слышал, до них там не было так темно, прямая дорога в ад... Шэнди подался вперед и тихо спросил: - И когда же ты побывал там? - В тысяча пятьсот двадцать первом году, - ясным голосом отозвался Сауни и сделал большой глоток рома. - К тому времени я уже знал, где это должно находиться. Я умел читать знаки, несмотря на всяких падре с их святой водой и молитвами... Я отправился туда и сумел удержать на расстоянии комариные тучи привидений, пока не нашел. Винный уксус прогонит вшей с твоего тела, но тебе нужен черный табак, чтобы прогнать привидения... Я пролил там свою кровь, у фонтана, там выросло растение, и вовремя: как только я выбрался из болот, так угодил в стычку с индейцами. Меня зацепило стрелой, рана загноилась... Я позаботился, чтобы хоть часть моей крови попала в море... кровь и морская вода, я буду жить вечно, снова и снова, пока это растение живет там... Шэнди внезапно припомнил чахлый, высохший кустик, который он видел, и решил, что, должно быть, Сауни живет в последний раз. - Как же так получается, - мягко спросил он, - что столь могущественный колдун, человек, сумевший пролить кровь и воспользоваться магией морской воды для продления жизни, начинает гибнуть, начинает терять способность к магии? Превращается в... в простака? Сауни улыбнулся и вопросительно приподнял седую бровь: - Наподобие меня, хочешь сказать?.. Железо. Хоть Шэнди и смутило то, что старик все прекрасно понял, он продолжал расспросы: - Железо? Что ты имеешь в виду? - Ты должен был чуять его. Магический запах, понимаешь? Ну словно раскалившаяся сковорода, оставленная на огне. Железо, которое проснулось. Свежая кровь тоже так пахнет, а магия требует свежей крови, так что в ней определенно есть железо. Когда-нибудь слышал рассказ, как боги сошли в наш мир с неба в виде расплавленного железа? Что, не слышал? Ну древние авторы утверждали, что души звезд заключены в этом металле, потому что это последнее, что, умирая, выдыхает звезда. Шэнди подумал, что старик снова заговаривается, поскольку железа явно не может быть ни в крови, ни в звездах. Но решил все же задать вопрос, с которым пришел: - Так как же это способно навредить колдунам? - А? - Сауни дунул в горлышко бутылки, и над берегом пронеслась протяжная нота. - А никак. Шэнди ударил кулаком по песку: - Черт возьми, губернатор, мне надо знать... - Им мешает холодное железо - застывшее. Оно закончено, понимаешь? Рядом с ним ты не можешь колдовать, потому что вместе с ним кончилась и магия. Тебе когда-нибудь приходилось делать вино? Шэнди закатил глаза. - Нет, но я знаю о винном уксусе и вшах, благодарю. Я... - Тебе знакомо vino de Jerez? Шерри, так, кажется, англичане называют его. или портвейн? - Да, губернатор, - устало отозвался Шэнди, гадая, уж не собирается ли старик попросить его принести бутылочку. - Ну ты знаешь, как оно делается? Ты знаешь, почему некоторые сорта так сладки? - М-м-м, они крепятся. Примешивают бренди к вину, и оно перестает бродить, так что не весь сахар превращается в алкоголь. - Молодчина! Да, бренди прекращает брожение, и сахар остается, верно, но уже в алкоголь превратиться не может. И что же это за штука такая, этот бренди, который все останавливает? - Ну, - отозвался заинтригованный Шэнди, - это перегнанный спирт. - Verdad (1). Продукт брожения останавливает всякое брожение, ты понимаешь? Сердце Шэнди забилось быстрее, ему показалось, что он уже почти понял. - Холодное железо действует на магию, как бренди воздействует на брожение? - проговорил он взволнованно. - Ты именно это хочешь сказать? - Верно! Железный нож - надежная штука, чтобы избавиться от привидений. Ты наверняка слышал подобные истории, я уверен. Когда кругом холодное железо - даже если у тебя есть еще кровь, ее нельзя использовать для магии. Бокоры не носят на себе ничего железного, они творят магию, им не хватает крови. Ты видел их десны? А вокруг жилищ наиболее могучих колдунов все покрыто рыжей пылью, - он подался вперед и прошептал: - из железа. Озноб пробежал по телу Шэнди. - Ив Старом Свете, - тихо проговорил он, - магия перестала играть важную роль как раз в то время, когда стали широко использовать железо для инструментов и оружия. Сауни кивнул и хитро улыбнулся сквозь бороду. - Это не совпадение. - Он опять подул в бутылку, издавая протяжный, заунывный звук: у-у. - И любому магически воскрешенному сознанию вредит близость холодного железа. У-у! Чуть-чуть, постепенно, день за днем. У-у! К тому времени, когда я понял, было поздно. Похоже, с тех пор, как я выбрался из этой проклятой дыры во Флориде, я должен был держаться подальше от железа, не носить его, не держать и даже не есть того, что было приготовлено в железном котелке. У-у! Так в древности жили цари, пока магия еще не исчезла окончательно. Черт, если ты и в самом деле собираешься заниматься магией, тебе придется питаться одними салатами и бобами. - Никакого мяса? - поинтересовался Шэнди, у которого промелькнула какая-то смутная мысль. - Нет, надо есть много мяса, и не только ради магической силы, но и просто для поддержания тела, потому что колдуны, как правило, быстро слабеют, у них кружится голова, они бледнеют. Ну конечно, это должно быть мясо, которое приготовили, не употребляя железа. У-у! Но ты понимаешь, я не жалею. Я прожил лишних двести лет, как нормальный человек, я делал все, что мне хотелось. Я бы свихнулся, если бы всю жизнь мне пришлось, как какому-нибудь чертовому бокору, трястись над каждым куском, над каждым глотком и падать в обморок от ужаса каждый раз, когда предстоит вбить гвоздь в доску. - Скажи, а ты знаешь, каким образом можно воспользоваться этим самым холодным железом, чтобы уничтожить колдуна, вернувшегося от Фонтана юности столь недавно, что даже еще пыль Эребуса не смыта с его сапог? Сауни долгое время пристально глядел на него, а потом поставил свою бутылку на песок. - Может быть. Кого? Шэнди решил сказать правду: - Бенджамена Харвуда, или Улисса Сегундо, как он, по всей видимости, называет себя сейчас. Он... - Того однорукого. Того самого, который готовит тело своей дочери для призрака его жены. Бедное дитя. Ты заметил, что ее кормят лишь зеленью да сухарями, что хранятся в деревянных бочонках? Они хотят, чтобы она была магически восприимчивой, но оставалась безвольной игрушкой, так что никакого мяса. Шэнди кивнул, он уже несколько минут назад понял назначение странной диеты Бет. - Хорошо, я скажу тебе, как его уничтожить. Проткни его шпагой. - Губернатор, - нетерпеливо перебил его Шэнди. - Мне нужно что-то более действенное. Ведь он... - Ты считаешь меня простаком? Разве ты не слушал? Соедини свою кровь с холодным железом шпаги, пусть атомы крови и железа выстроятся в одну цепь, сольются в одном стремлении, как игла компаса разворачивается на север. Или наоборот, это все относительно. А действующее колдовство добавит энергии, к его собственной погибели. Или же сила уничтожится, поскольку выстроенная цепочка из железа и крови полна энергии, понимаешь? Если тебе не нравится, что монета падает на землю, то представь себе это иначе: что сама земля подскакивает, чтобы врезаться в монетку. У-у! - Отлично. Ну а как мне это все проделать? - У-у! У-у! - Губернатор, как мне выстроить атомы? Как соединить кровь и железо? Сауни осушил бутылку, кинул ее на песок и запел: Bendita sea el alma, Y el Senor que nos la manda; Bendita sea el dia Y el Senor que nos lo envia. И снова Шэнди мысленно для себя перевел: "Благословенна будь душа, и Господь, надзирающий за ней; благословен будь день и Господь, прогоняющий его". По крайней мере еще с минуту Шэнди пытался добиться вразумительного ответа на свой вопрос, но ром погасил искорку разума в старческих глазах, и в конце концов Шэнди сдался. - До встречи, губернатор. - Будь здоров, парень. Берегись куриц. - Верно. - Шэнди повернулся было прочь, но остановился. - Послушай, как тебя зовут на самом деле, губернатор? - Хуан. Шэнди уже слышал несколько вариантов имени губернатора, но это всегда было что-то вроде Сауни, или Понси, или Гонси. Но ни разу еще ему не приходилось слышать, что того звали Хуаном. - А твое полное имя, губернатор? Старик хихикнул, пересыпая песок из руки в руку. Потом глянул исподлобья на Шэнди и сказал: - Хуан Понсе де Леон. Шэнди застыл на несколько секунд, чувствуя озноб, несмотря на тропическое солнце. Наконец он кивнул, повернулся и зашагал прочь, прислушиваясь к тому, как за спиной старик снова принялся дуть в свою бутылку. И только после того, как он перевалил через песчаный гребень и пошел между палаток и хижин, он сообразил, что бродяга, которого он оставил извлекать заунывные звуки из бутылки, действительно был, по крайней мере в прошлом, губернатором этого острова, да и всех остальных островов между Нью-Провиденс и Флоридой. Он пробирался меж палаток, мысленно прикидывая, сколько же денег Дэвиса еще осталось после трех месяцев безудержных трат на ром, и гадая, сколько времени он может себе позволить отвести на путешествие, в любом случае оно не будет долгим. До Рождества оставалось всего две недели, а Харвуд говорил, что именно тогда состоится переселение душ... Кто-то преградил ему дорогу. Он поднял голову и узнал Энн Бонни. До него дошли слухи, что она завязала роман с другим амнистированным пиратом, Джеком Рэкамом, вскоре после того, как Шэнди отплыл на Гаити, и что они безуспешно пытались получить развод для Энн с помощью перепродажи брачного контракта. - Привет, Энн, - сказал он, останавливаясь. Шэнди чувствовал себя перед ней виноватым за те обстоятельства, при которых они расстались. - Лопни мои глаза, если это не кок, - сказала Энн. - Выполз из бочонка с ромом наконец, да? Она немного похудела и выглядела слегка повзрослевшей, и неудивительно, ибо губернатор Роджерс с осуждением отнесся к давнему английскому обычаю перекупать брачный контракт, воспринимая это как верх распущенности, и пригрозил публично высечь ее, если она хоть раз затронет эту тему. Обитатели острова тут же сочинили парочку весьма игривых песенок о том, как будет выглядеть это воображаемое наказание. Однако несмотря на все эти неприятности, Энн по-прежнему оставалась сексуально привлекательной. Шэнди настороженно улыбнулся: - Твоя правда. - Ну а обратно в бочонок ты когда заползешь? - Недели через две, пожалуй. - Сомневаюсь, тебя наверняка хватит только на полчаса. Ты сдохнешь на этом острове, Шэнди, через несколько лет, вот походишь в учениках у губернатора Сауни и сдохнешь. Я не собираюсь здесь оставаться, мы с Джеком убираемся отсюда. Наконец-то я нашла настоящего мужчину, который не боится женщин. - Рад слышать, и я готов признать, что женщины часто пугают меня. Надеюсь, что ты с Рэкамом счастлива. Энн, несколько озадаченная таким ответом, немного отодвинулась. - Угу. Так куда же ты направляешься? - Куда-нибудь к северу от Ямайки. Там видели корабль, и мне сдается, это наш старый знакомый "Громогласный Кармайкл". Она грустно улыбнулась, и, похоже, напряжение покинуло ее. - Боже мой, это все та девчонка, да? Как ее там, Харли? - Харвуд. - Он пожал плечами. - Да, это из-за нее. - А как же амнистия? - Не знаю. А твой Джек, если увезет тебя, он сам не нарушит условия? Она усмехнулась: - Только между нами, Шэнди. Конечно, нарушит. Но у Джека есть спутница, которая согласна жить и вне закона. А у тебя? - Я этого тоже не знаю. Энн поколебалась, затем прильнула к нему и легко прикоснулась губами к щеке. - Это еще зачем? - спросил он удивленно. Ее глаза подозрительно блестели: - Пусть тебе повезет, парень. Энн отвернулась и пошла прочь. А он продолжил свой путь к гавани. Ему попалась группа детей, которые возились в песке и играли с парой кукол, которых он когда-то сделал. Шэнди заметил, что они используют нитки, чтобы приводить марионеток в движение. "Учитесь ремеслу, - подумал он, - как знать, может, пригодится. Я не уверен, что дух-покровитель проявит заботу о вашем поколении". Через какое-то время он услышал позади тяжелые шаги. Шэнди оглянулся и слегка отпрянул, встретив безучастно вперенный в него взгляд Печального Толстяка. На этот раз он вовремя вспомнил, что тот глух, и просто кивнул. - Они обойдутся без него, - прогудел бокор. - Каждая земля проходит через время, когда магия в силе, а мы здесь уже приближаемся к закату магии. Я отплываю с тобой. - Да? - Шэнди был удивлен, потому что пытался уговорить - безуспешно - бокора Дэвиса отправиться с ним на Гаити. - Замечательно. Сдается, что в этом путешествии нам понадобится хороший бокор... ax, чего ж это я болтаю. - Он энергично закивал головой. - Ты отправляешься на Ямайку. - Да нет в общем-то. Я хочу сказать - может быть, мы будем поблизости. - Я родился на Ямайке, хотя меня перевезли в Виргинию, когда мне было пять, а теперь я возвращаюсь назад, чтобы встретить смерть. - Э-э-э... Шэнди все еще придумывал, какими жестами выразить свою мысль, как бокор прошел мимо, и Шэнди пришлось прибавить шагу. Вокруг лодки, которую Шэнди пытался столкнуть на воду, столпилась кучка мужчин, и когда Шэнди приблизился, от них отделились двое и направились к нему, отчаянно жестикулируя и перебраниваясь. Один из них был Скэнк, а другой Веннер. Он так побагровел, что не видно стало веснушек. - Говорите по одному, - велел Шэнди. Веннер яростным движением оттолкнул Скэнка. - "Дженни" никуда не пойдет, пока не прибудет Вейн, - заявил он. - Она отплывает на Ямайку сегодня днем, - сказал Шэнди. Хотя он продолжал улыбаться, одновременно он прикидывал, как быстро ему удастся добраться до сабли Скэнка. - Ты больше не капитан, - заявил Веннер, и его лицо еще больше побагровело. - Я все еще остаюсь капитаном, - напомнил Шэнди. Люди вокруг переминались и переговаривались, явно не уверенные, чью сторону принять. Ухо Шэнди уловило часть фразы: "...Чертов пьянчуга за капитана..." И в этот момент вперед выступил Печальный Толстяк. - "Дженни" идет на Ямайку, - объявил он, словно ветхозаветный пророк. - Отплываем сейчас. Пираты были ошарашены, даже Скэнк не догадывался, что бокор Дэвиса - союзник Шэнди. И хотя Шэнди не отрывал взгляда от лица Веннера, он ощутил, как общее настроение сменилось в его пользу. Веннер и Шэнди еще несколько секунд пристально смотрели друг на друга, потом Скэнк вытащил саблю, которую Шэнди ловко поймал за рукоять. Веннер опустил взгляд на саблю в руках Шэнди, и Джек понял, что Веннер, очевидно, пришел к выводу, что не стоит связываться: не настолько Шэнди пьян, чтобы можно было запросто с ним разделаться. Затем Веннер оглядел толпу, и его губы сжались в тонкую линию: он понял, что общее настроение после слов Печального Толстяка сложилось явно не в его пользу. - Что ж, - проворчал Веннер, - хотел бы я, чтоб ты... впредь предупреждал нас заранее, капитан. Я... - Он сделал паузу, а затем выдавил слова, словно они встали ему поперек горла: - Я, конечно, не собирался на тебя давить. Шэнди ухмыльнулся и хлопнул Веннера по плечу: - Да какие проблемы? Он оглядел собравшихся и постарался не выдать то разочарование и беспокойство, которое испытал. Этот экипаж, подумал он, прямое свидетельство эффективности тактики Вудса Роджерса. Единственные, кто теперь согласится отправиться в пиратский вояж, так это те, кто слишком туп, кровожаден и ленив, чтобы годиться для нормальной жизни. А в пиратский поход это вполне может превратиться. Коль мы не найдем "Кармайкл", эти олухи и сволочи непременно потребуют своей добычи. Скорее всего на этом и закончится недолгое время моей амнистии, подумал он. Однако уж лучше быть пиратом, но иметь цель, чем бесцельно влачить свои дни. - Скэнк, - сказал он, решив, что тот из всей оравы наиболее надежен. - Будешь боцманом. Он заметил, но никак не отреагировал на то, как недовольно нахмурился Веннер. - Проследи, чтобы все погрузились на борт. Надо убираться отсюда как можно быстрее, пока губернатор не сообразил, в чем дело. - Есть, капитан! Двадцать минут спустя "Дженни" без фанфар, скромно, сопровождаемая лишь неуверенными взглядами вахтенных на борту корабля Его Величества "Делиция", отправилась из гавани Нью-Провиденс в свое последнее путешествие. 1 Правильно (исп.). ГЛАВА 24 Яркое утреннее солнце освещало выходящий на юг мраморный балкон солидного особняка на вершине холма над Спаниш-Тауном. Временами утренний прохладный бриз колыхал ветви перечного дерева, и солнечные лучи падали прямо на лицо мужчины с элегантной бородкой, завтракавшего за столиком, и тогда тот инстинктивно загораживал лицо рукой, поскольку для него было важно сохранить моложавость, избегая морщин. Во-первых, инвесторы больше полагались на мнение молодых бизнесменов, когда дело касалось состояния рынка и цен, а с другой стороны, теряется весь смысл погони за богатством, если ты достигаешь его только к старости. От громкого стона, раздавшегося сверху, рука у него дрогнула, и чай, который он наливал, пролился на блюдце. Проклятие, подумал человек, называющий себя Джошуа Хикс, с раздражением ставя чайник на стол. Разве не может человек спокойно позавтракать на собственном балконе без этих стенаний? Еще шесть дней, напомнил он себе, и мой договор с этим проклятым пиратом будет выполнен, он проделает свои трюки, заберет ее отсюда и оставит меня наконец в покое. Однако он понимал, что надеяться на это не приходится. "Он никогда не оставит меня в покое, пока я хоть немного остаюсь ему полезен. Может, мне следовало бы покончить с моей полезностью, ведь нашел же бедняга Стид Боннет мужество в подобной ситуации с Тэтчем: сдаться властям, сознаться во всем... Черт, ведь я же встречался с Боннетом пару раз, когда скачки цен на рынке сахарного тростника приводили его по делам в Порт-о-Пренс, и он вовсе не был ни героем, ни святым". Нет, признался он себе, глядя поверх полированных перил балкона сквозь пальмовые листья, колышущиеся в прохладном бризе, на спускающиеся террасами белоснежные дома, где селились обитатели Спаниш-Тауна, и красную черепицу уцелевшей части Порт-Ройяла. Он взял со стола хрустальный графин, вынул пробку и налил в чай коньяка, отсвечивающего в лучах солнца золотом. "Да, кто бы он там ни был, этот Боннет оказался храбрее, чем я, я никогда не смогу поступить так, как он, и Улисс это тоже знает, черти бы его побрали. Если мне приходится жить в клетке, то я предпочитаю роскошную клетку с решеткой, которая хоть и крепче, чем любая железная, но невидима и неосязаема". Он выпил чай с коньяком и поднялся, изобразив на лице улыбку, прежде чем повернуться к гостиной... к остекленевшим глазам собачьей головы, повешенной на стену, словно охотничий трофей. Он прошел через гостиную в холл, продолжая изображать улыбку на лице, потому что и там на стене висела собачья голова. Он с содроганием припомнил тот день в сентябре вскоре после его прибытия сюда, когда он покрывалами завесил все собачьи головы и испытал блаженное чувство уединенности. Но уже через час в дом без стука вошла огромная негритянка и, пройдя по всему дому, поснимала все покрывала. Она даже и взгляда не бросила в его сторону и ничего не сказала - впрочем, этого она и не могла бы сделать с подвязанной челюстью. Этот визит настолько выбил его из колеи, что он уже больше не пытался прятаться от соглядатаев Улисса. Слегка взбодренный порцией коньяка и уверенный в том, что в такую рань негритянка не явится, он поднялся по лестнице и замер, прислушиваясь, у двери комнаты его гостьи. Внутри больше не стонали, и он отодвинул щеколду, повернул ручку и открыл дверь. Молодая женщина спала, но тут же пробудилась с легким вскриком, когда он, пробираясь на цыпочках в полумраке, случайно наткнулся на ее нетронутый обед, оставленный у двери. Деревянная миска взлетела, ударилась о стену и покатилась, рассыпая зелень по ковру. Девушка села на постели, прижав одеяло к груди. - Боже мой, это ты, Джон? - Нет, черт побери, - сказал Хикс. - Это всего лишь я. Я услышал, как вы плачете, и зашел удостовериться, все ли в порядке. Кто этот Джон? Вы уже не в первый раз путаете меня с ним. - А. - Бет Харвуд откинулась на постель, надежда исчезла из ее глаз. - Да, все в порядке. В этой маленькой комнатке висело сразу три собачьих головы, и Хикс выпрямился во весь рост и, указав на разбросанные листочки зелени, грозно произнес: - Я этого не потерплю. Улисс желает, чтобы вы это ели, а я обеспечиваю выполнение его распоряжений. - Он вовремя спохватился и удержался, чтобы в праведном гневе не кивнуть песьей голове, прибитой над кроватью. - Мой отец - чудовище, - прошептала она. - И когда-нибудь он и вас принесет в жертву. Хикс тотчас же позабыл о собачьих головах и встревоженно сдвинул брови. В первые дни ее пребывания здесь его забавляли утверждения Бет, будто Улисс Сегундо ее отец. Ведь она постоянно твердила, будто у отца одна рука, а у Улисса их явно было две. Однако в очередное посещение пирата Хикс присмотрелся к правой руке Сегундо и в душе у него поселилось сомнение. Да, она была настоящей, живой, но до странности розовой и пухлой, как у младенца, без мозолей и морщин. - Что ж, - сказал он хрипло, - до Рождества осталась всего неделя, и тогда я наконец избавлюсь от вас. Молодая женщина откинула покрывало в сторону, спустила ноги и попыталась встать, но колени подогнулись, и она снова повалилась на постель, тяжело дыша. - Черт бы побрал вас и моего отца, - выдохнула она. - Ну почему мне нельзя поесть по-человечески? - А это, по-вашему, что? - наклоняясь и поднимая лист шпината, рявкнул Хикс, тряся им перед носом Бет. - В комнату уже нельзя войти, того и гляди - споткнешься. - Подайте мне пример - съешьте это. Хикс с сомнением оглядел лист и, фыркнув, отшвырнул его, давая понять, что не хочет иметь ничего общего с ее детскими выходками. - Хотя бы пальцы оближите, - настаивала Бет. - Я... Мне ничего не нужно вам доказывать. - А что должно произойти в субботу? Вы упоминали какую-то процедуру. Хикс был рад, что окна были закрыты шторами, потому что почувствовал, как краска прилила к лицу. - Вы же должны принимать это чертово лекарство, вы же должны все время... - "Дремать, - мысленно закончил он, - а не задавать вопросов, на которые при всем желании трудно ответить прямо". - Кроме того, ваш оте... капитан Сегундо, я хочу сказать, наверняка прибудет сюда к тому времени, и мне не придется... Я хочу сказать, разбирайтесь с ним тогда сами. Он решительно кивнул, повернулся, но испортил торжественный выход, потому что невольно взвизгнул и отскочил назад, когда заметил стоящую на пороге негритянку, бесшумно появившуюся несколько минут назад. Бет Харвуд хохотала, негритянка глядела на него пустыми, рыбьими глазами. Хикс поспешно ретировался, подумав: "Почему же ее одежда всегда наглухо зашита, а не застегнута, и почему, если уж она помешана на шитье, не зашьет оторванные карманы, и почему, черт возьми, она все время расхаживает босиком? И еще, - подумал он уже на лестнице, вынимая платок, чтобы вытереть испарину, выступившую на лбу, - почему другие негры так ее боятся? Да что там, моя прежняя кухарка лишь только увидела ее, так выпрыгнула в окно прямо со второго этажа, да и остальных чернокожих, сколько ни секи, в дом не загонишь. Мне пришлось нанимать белых слуг, да и то многие из них уже поувольнялись". Он вернулся за свой столик на балконе, но утреннее спокойствие было нарушено, и он яростно выплеснул остатки чая и налил в чашку коньяка. "Черт бы побрал Улисса и его присных, - подумал он. - Не стоило мне оставлять Гаити и менять имя". Он отпил коньяка и скорчил гримасу, припомнив, как красноречив поначалу был Улисс Сегундо. В начале августа он прибыл в Порт-о-Пренс и тут же предъявил векселя крупных европейских банков. Он произвел хорошее впечатление в обществе, прекрасно говорил по-французски, был воспитан и образован, богат, являлся владельцем отличного корабля, который стоял на причале поодаль от берега, по слухам, из-за того, что на борту находилась женщина, только что перенесшая мозговую лихорадку. Когда Хикса представили ему, на него произвели впечатление явная независимость и богатство этого человека, и когда несколькими днями позже Сегундо пригласил его отобедать и предложил принять участие в паре не совсем этичных, но весьма выгодных предприятий, Хикс был поражен еще и столь глубоким знанием торговли в Новом Свете. Явным стало и то, что ни одна сделка или мошенничество, как бы давно они ни произошли, не были скрыты от взгляда Сегундо: он прекрасно знал о них и безжалостно использовал эти данные. Хиксу даже подумалось: чтобы ориентироваться в таких тонкостях, надо быть либо телепатом, либо иметь связи с загробным миром. И вот однажды вечером в середине августа Сегундо появился в доме Хикса с плохой вестью. Хикс сонно уставился на Сегундо и отправил слугу за бренди. - Боюсь, - начал Сегундо, - что вы в опасности, мой друг. Человек, который теперь называл себя Хиксом, только что проснулся, и вначале ему показалось, что Сегундо говорит о разбойниках или о беглых рабах, которые в эту минуту приближаются к его дому. - Опасность? - спросил он, протирая глаза и зевая. - В доме десять слуг, на которых я готов положиться, с дюжиной заряженных ружей, что... - Я не об этом, - прервал его Сегундо с улыбкой. - Я говорю о грозящей вам опасности по закону, о судебном разбирательстве. Хикс мгновенно пробудился. Он взял бокал с бренди с подноса, отпил и осторожно покосился на Сегундо. - А на каком основании? - Гм, - отозвался Сегундо, усаживаясь на один из стульев в гостиной. - Трудно сказать. У нас с вами... имеется деловой партнер, и боюсь, что он, оказавшись захвачен и пытаясь облегчить собственную участь, выдал властям всех и вся, кого только мог. Контрабанда, скупка краденого, насколько я понимаю, но за ним водились грешки и другого рода: похищения, убийства, подлоги. Благодарю вас, - кивнул он, когда слуга подал ему бокал с бренди. Хикс сел на стул напротив. - Кто это? Сегундо бросил косой взгляд на зевающего слугу, наклонился вперед и проговорил: - Ну назовем его Эд Тэтч. Вам это имя ничего не говорит? Хикс осушил бокал, хотел было велеть слуге наполнить его снова, но передумал и приказал ему оставить графин и убираться вон. - И о каких же, - спросил он, когда слуга вышел и закрыл за собой створки дверей, - нелегальных сделках он поведал закону? Бог свидетель, Тэтч действительно помог ему во многом, начиная с тетушки, которую пришлось утопить, потому что она вечно совала нос куда не следует, когда ему понадобилось распустить слух, будто его брат мертв. - В этом-то все и дело, понимаете? Мне это неизвестно, но предполагаю, что он выложил все, что знал. Хикс застонал и спрятал лицо в ладони. Сегундо взял графин и наполнил бокал. - Не отчаивайтесь, - сказал он. - Полно, взгляните на меня. Я тоже замешан, по крайней мере не меньше вас, и что, я отчаиваюсь? Можно найти выход из любого тупика, кроме вашего последнего. Хикс поднял глаза: - Что можно сделать? - Проще простого: оставить Гаити. Вы можете отплыть на борту моего судна. - Но, - вяло запротестовал Хикс, - где мне раздобыть достаточно средств, чтобы жить в достатке? И притом власти наверняка станут меня разыскивать. Улисс Сегундо подмигнул. - Нет, не станут, если вы все еще остаетесь здесь. Например, что, если в вашей спальне будет найдено тело в вашей ночной рубашке, вашего роста... Тело с полностью уничтоженным выстрелом в упор лицом. Вдобавок может найтись прощальная записка, написанная вашей собственной рукой. - Да... но... кто же... - А что, у вас разве не найдется какого-нибудь белого на плантациях, которого не станут слишком разыскивать? - Ну... я полагаю... - Что касается денег, я готов сразу заплатить за все: за дом, за плантацию. Предвидя подобное развитие событий, я дал указания своему поверенному подготовить документы: купчие, векселя и закладные, пометив их задним числом за последние два года. Все для того, чтобы создать впечатление, будто вы потеряли все и все теперь в руках кредиторов. Понадобится целая армия бухгалтеров и годы, чтобы добраться до всех этих мнимых кредиторов, анонимных компаний, тайных партнеров и в конце концов выйти на меня. - Сегундо лучезарно улыбнулся. - И это даст мотив для самоубийства, понимаете? Финансовый крах! Я полагаю, вы многим должны, и когда они попытаются взыскать долги, вся история и выплывет наружу. Так они и поступили. Хикс подписал все бумаги и после того, как Сегундо отбыл, отправился в бараки, где проживали батраки, и, разбудив мужчину приблизительно его телосложения и возраста, велел следовать за ним в дом. Ничего не объясняя, он провел батрака в спальню, напоил его вином со снотворным, и когда тот забылся в тяжелом сне, раздел его, сжег одежду в камине и обрядил безвольное тело в собственную ночную рубашку. Потом зарядил ружье кольцами, золотыми монетами и упаковал оставшееся золото и драгоценности в три сундука. Перед рассветом Сегундо вернулся с несколькими изможденными, но выносливыми моряками, и последнее, что сделал Себастьян Шанданьяк перед тем, как оставить отчий дом и принять имя Джошуа Хикса, - это разрядил ружье в лицо спящему батраку. Отдача вывихнула ему запястье, мощный выстрел повредил стену, разнеся голову спящего на куски, которые через окно улетели в сад. Сегундо пребывал в отличном настроении и, отъезжая на фургоне, запряженном четверкой лошадей, объявил, что ощущает запах крови, который принес ночной ветерок. - Именно это мне сейчас и нужно, - сказал он, охаживая лошадей кнутом. - Богатства теперь мне хватит, и единственное, в чем я нуждаюсь, так это морская вода и кровь, много крови, просто безумное количество свежей красной крови. Его веселый, мальчишеский смех стих в чаще кокосовых пальм и хлебных деревьев, посаженных вдоль дороги, ведущей к гавани. И вот теперь на балконе богатого дома на Ямайке Себастьян Шанданьяк уныло пил свой коньяк, кривя губы в натянутой улыбке. "Глупец, - подумал он, - надо было выждать и не лезть в петлю. Ведь Сегундо я нужен лишь как абсолютно преданный слуга, кукла с хорошими манерами, чтобы приглядеть за этой девицей, и в случае если тот не вернется к Рождеству, чтобы... - как это сказал Сегундо? - осуществить ритуал, который превратит ее в пустой сосуд, готовый к наполнению". Молю Бога, чтобы он вернулся к Рождеству, и не только потому, что сама мысль об осуществлении этого гнусного ритуала, последовательность которого Сегундо заставил меня выучить наизусть, противна моему существу, но и из-за того, что в эту самую ночь я устраиваю званый вечер. После того, как с таким трудом мне удалось отрастить эту чудовищную бороду, чтобы во мне ненароком не опознали Себастьяна Шанданьяка, появиться на таком важном для меня вечере в крови, в перьях и воняя могильной землей... Нет, немыслимо!" Шанданьяк печально покачал головой, ему вспомнилось поместье, плантация, которые он оставил в Порто-Пренсе, и ради чего? Один из банков Сегундо платил ему регулярное жалованье, и все: вопрос о выплате денег за все его имущество даже не обсуждался. И лишь неделю назад во время беседы с почтальоном ему удалось наконец выяснить, что на самом деле Тэтча убили, а вовсе не взяли в плен, еще в середине ноября, ровно за три месяца до того полуночного визита, когда Сегундо убедил Шанданьяка, будто Тэтч схвачен и выдает всех, кого знает. Он услышал, как наверху захлопнулась дверь, а затем раздался скрежет латунного засова. Он рывком поднялся, залпом допил все, что оставалось в чашке, схватил графин и кинулся в дом, надеясь, что успеет запереться в своей спальне, пока эта ужасная негритянка будет спускаться вниз. ГЛАВА 25 Джек Шэнди опустил наконец подзорную трубу. Он сидел, обхватив ногами рею и опершись спиной о мачту, и вот уже с четверть часа пристально рассматривал волны, редкие облачка над головой, но главным образом разбухавшую на восточном горизонте сизую, гигантскую тучу. Все знания, которые почерпнул он у Ходжа и Дэвиса, а также личный опыт говорили о том, что Веннер оказался прав. Было бы мудрее вернуться к Гранд Кайману, пробраться мимо рифов Ром-Пойнт-Чендла и вытащить там "Дженни" на берег. Решение надо было принимать незамедлительно, поскольку надвигающийся шторм двигался куда быстрее "Дженни", да и ветер, похоже, стихал. Шэнди охватило отчаяние. Ведь сегодня двадцать третье декабря, и уже послезавтра Харвуд должен осуществить свой магический ритуал, чтобы изгнать душу Бет из тела. "Мне надо найти этого Улисса Сегундо, как теперь называет себя этот проклятый старик, сегодня или завтра, иначе я мог бы вообще не выходить из гавани, - думал Шэнди. - Если же мы развернемся и будем пережидать шторм в безопасном месте, то теряем как минимум день. Имею ли я право подвергать всю команду опасности и идти навстречу шторму? А, пропади все пропадом, это неотъемлемое право капитана, - подумал он, кинул подзорную трубу матросу, который ждал на палубе, и стал спускаться. - Моя работа не только избегать рискованных ситуаций, а еще и вести людей сквозь опасности и преграды. Да и не поверю я, что Печальный Толстяк, если уж на то пошло, позволит стихии, пусть даже и тайфуну, помешать высадке на Ямайку". Он спрыгнул на палубу и уверенно улыбнулся Скэнку. - Мы прошмыгнем под этим штормом, пусть даже половина экипажа валяется вдрызг пьяная, - заметил Шэнди. - Идти прежним курсом. - Матерь Божья, Джек... - начал было Скэнк, но тут вмешался Веннер. - Почему бы не повернуть. - Он махнул рукой за корму. - Гранд Кайман всего в нескольких часах пути. Даже если ветер совсем стихнет, чертово течение принесет нас туда! Шэнди неторопливо обернулся к Веннеру: - Я не обязан объясняться, но так и быть: мы не доберемся до Гранд Каймана, этот шторм непременно нагонит нас, и нам лучше встретить его лицом к лицу. - Веннер стоял перед ним набычившись, и Шэнди заставил себя рассмеяться. - И что за черт, приятель! Ведь знаменитый Сегундо где-то здесь, забыл, что ли?! Ловцы черепах сказали вчера, что еще утром видели его корабль. У него на борту не только добыча с дюжины захваченных кораблей, он наверняка плавает на старине "Кармайкле". Это наш корабль, это морское судно, гораздо лучшее, и в отличие от "Дженни" оно способно достичь Мадагаскара и Индийского океана, где только нам и раздолье в эти дни. Взгляни, что стало с Тэтчем, когда он стал плавать только на шлюпе. - И у этого Улисса та женщина, - со злостью прошипел Веннер, - и не пытайся нас уверить, будто это не единственная причина, по которой ты собираешься догнать его! Что ж, может, она для тебя и значит больше твоей собственной шкуры, но мне на нее плевать, я не хочу рисковать головой. - Веннер обернулся ко всем остальным. - Парни, подумайте, ну какая необходимость разыскивать этого Улисса, или Харвуда, сегодня, что нам мешает сделать это на следующей неделе? Последние несколько ночей Шэнди почти не спал. - Сегодня, потому что я так сказал, - бросил он резко. Печальный Толстяк встал рядом с Шэнди. В его тени Веннер потонул целиком. - Мы плывем на Ямайку, - объявил он. Несколько долгих секунд, пока грозовое облако разрасталось, а Гранд Кайман уплывал все дальше и дальше, Веннер стоял, не двигаясь, и лишь переводил взгляд с Шэнди и Печального Толстяка на остальной экипаж, он явно оценивал, готовы ли пираты взбунтоваться. Шэнди, хотя и надеялся, что выглядит уверенно, размышлял о том же самом. Он зарекомендовал себя неплохо за месяц своего капитанства после захвата Харвудом "Кармайкла" и еще пользовался уважением пиратов в результате событий на борту английского корвета; помогала ему и поддержка бокора Дэвиса, несмотря на то, что команда