ылил в них он навсегда. Их твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул, Наконец я птице кинул: "Раньше скрылись без следа Все друзья; ты завтра сгинешь безнадежно!.." Он тогда Каркнул: "Больше никогда!" Вздрогнул я, в волненье мрачном, при ответе стол "Это - все, - сказал я, - видно, что он знает, жив го, С бедняком, кого терзали беспощадные печали, Гнали вдаль и дальше гнали неудачи и нужда. К песням скорби о надеждах лишь один припев нужда Знала: больше никогда!" Я с улыбкой мог дивиться, как глядит мне в душу птица Быстро кресло подкатил я против птицы, сел туда: Прижимаясь к мягкой ткани, развивал я цепь мечтаний Сны за снами; как в тумане, думал я: "Он жил года, Что ж пророчит, вещий, тощий, живший в старые года, Криком: больше никогда?" Это думал я с тревогой, но не смел шепнуть ни слога Птице, чьи глаза палили сердце мне огнем тогда. Это думал и иное, прислонясь челом в покое К бархату; мы, прежде, двое так сидели иногда... Ах! при лампе не склоняться ей на бархат иногда Больше, больше никогда! И, казалось, клубы дыма льет курильница незримо, Шаг чуть слышен серафима, с ней вошедшего сюда. "Бедный!- я вскричал,- то богом послан отдых всем тревогам, Отдых, мир! чтоб хоть немного ты вкусил забвенье, - да? Пей! о, пей тот сладкий отдых! позабудь Линор, - о, да?" Ворон: "Больше никогда!" "Вещий, - я вскричал, - зачем он прибыл, птица или демон Искусителем ли послан, бурей пригнан ли сюда? Я не пал, хоть полн уныний! В этой заклятой пустыне, Здесь, где правит ужас ныне, отвечай, молю, когда В Галааде мир найду я? обрету бальзам когда?" Ворон: "Больше никогда!" "Вещий, - я вскричал, - зачем он прибыл, птица или д Ради неба, что над нами, часа Страшного суда, Отвечай душе печальной: я в раю, в отчизне дальней, Встречу ль образ идеальный, что меж ангелов всегда? Ту мою Линор, чье имя шепчут ангелы всегда?" Ворон; "Больше никогда!" "Это слово - знак разлуки! - крикнул я, ломая руки. - Возвратись в края, где мрачно плещет Стиксова вода! Не оставь здесь перьев черных, как следов от слов позорны? Не хочу друзей тлетворных! С бюста - прочь, и навсегда! Прочь - из сердца клюв, и с двери - прочь виденье навсегда! Ворон: "Больше никогда!" И, как будто с бюстом слит он, все сидит он, все сидит он, Там, над входом, Ворон черный с белым бюстом слит всегда. Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный. Тень ложится удлиненно, на полу лежит года, - И душе не встать из тени, пусть идут, идут года, - Знаю, - больше никогда! (1905-1924) Перевод В. Брюсова Ворон Мрачной полночью бессонной, беспредельно утомленный. В книги древние вникал я и, стремясь постичь их суть Над старинным странным томом задремал, и вдруг сквозь дрему Стук нежданный в двери дома мне почудился чуть-чуть, "Это кто-то, - прошептал я, - хочет в гости заглянуть, Просто в гости кто-нибудь!" Так отчетливо я помню - был декабрь, глухой и темный, И камин не смел в лицо мне алым отсветом сверкнуть, Я с тревогой ждал рассвета: в книгах не было ответа, Как на свете жить без света той, кого уж не вернуть, Без Линор, чье имя мог бы только ангел мне шепнуть В небесах когда-нибудь. Шелковое колыханье, шторы пурпурной шуршанье Страх внушало, сердце сжало, и, чтоб страх с души стряхнуть, Стук в груди едва умеря, повторял я, сам не веря: Кто-то там стучится в двери, хочет в гости заглянуть, Поздно так стучится в двери, видно, хочет заглянуть Просто в гости кто-нибудь. Молча вслушавшись в молчанье, я сказал без колебанья: "Леди или сэр, простите, но случилось мне вздремнуть, Не расслышал я вначале, так вы тихо постучали, Так вы робко постучали..." И решился я взглянуть, Распахнул пошире двери, чтобы выйти и взглянуть, - Тьма, - и хоть бы кто-нибудь! Я стоял, во мрак вперяясь, грезам странным предаваясь, Так мечтать наш смертный разум никогда не мог дерзнуть, А немая ночь молчала, тишина не отвечала, Только слово прозвучало - кто мне мог его шепнуть? Я сказал "Линор" - и эхо мне ответ могло шепнуть... Эхо - или кто-нибудь? Я в смятенье оглянулся, дверь закрыл и в дом вернулся, Стук неясный повторился, но теперь ясней чуть-чуть. И сказал себе тогда я: "А, теперь я понимаю: Это ветер, налетая, хочет ставни распахнуть, Ну конечно, это ветер хочет ставни распахнуть... Ветер - или кто-нибудь?" Но едва окно открыл я, - вдруг, расправив гордо крылья, Перья черные взъероша и выпячивая грудь, Шагом вышел из-за штор он, с видом лорда древний ворон, И, наверно, счел за вздор он в знак приветствия кивнуть. Он взлетел на бюст Паллады, сел и мне забыл кивнуть, Сел - и хоть бы что-нибудь! В перья черные разряжен, так он мрачен был и важен! Я невольно улыбнулся, хоть тоска сжимала грудь: "Право, ты невзрачен с виду, но не дашь себя в обиду, Древний ворон из Аида, совершивший мрачный путь Ты скажи мне, как ты звался там, откуда держишь путь?" Каркнул ворон: "Не вернуть!" Я не мог не удивиться, что услышал вдруг от птицы Человеческое слово, хоть не понял, в чем тут суть, Но поверят все, пожалуй, что обычного тут мало: Где, когда еще бывало, кто слыхал когда-нибудь, Чтобы в комнате над дверью ворон сел когда-нибудь Ворон с кличкой "Не вернуть"? Словно душу в это слово всю вложив, он замер снова, Чтоб опять молчать сурово и пером не шелохнуть. "Где друзья? - пробормотал я. - И надежды растерял я, Только он, кого не звал я, мне всю ночь терзает грудь... Завтра он в Аид вернется, и покой вернется в грудь..." Вдруг он каркнул: "Не вернуть!" Вздрогнул я от звуков этих, - так удачно он ответил, Я подумал: "Несомненно, он слыхал когда-нибудь Слово это слишком часто, повторял его всечасно За хозяином несчастным, что не мог и глаз сомкнуть, Чьей последней, горькой песней, воплотившей жизни суть, Стало слово "Не вернуть!". И в упор на птицу глядя, кресло к двери и к Палладе Я придвинул, улыбнувшись, хоть тоска сжимала грудь, Сел, раздумывая снова, что же значит это слово И на что он так сурово мне пытался намекнуть. Древний, тощий, темный ворон мне пытался намекнуть, Грозно каркнув: "Не вернуть!" Так сидел я, размышляя, тишины не нарушая, Чувствуя, как злобным взором ворон мне пронзает грудь. И на бархат однотонный, слабым светом озаренный. Головою утомленной я склонился, чтоб уснуть... Но ее, что так любила здесь, на бархате, уснуть, Никогда уж не вернуть! Вдруг - как звон шагов по плитам на полу, ковром покрытом! Словно в славе фимиама серафимы держат путь! "Бог,- вскричал я в исступленье,- шлет от страсти избавленье! Пей, о, пей Бальзам Забвенья - и покой вернется в грудь! Пей, забудь Линор навеки - и покой вернется в грудь! " Каркнул ворон: "Не вернуть!" "О вещун! Молю - хоть слово! Птица ужаса ночного! Буря ли тебя загнала, дьявол ли решил швырнуть В скорбный мир моей пустыни, в дом, где ужас правит ныне, - В Галааде, близ Святыни, есть бальзам, чтобы заснуть? Как вернуть покой, скажи мне, чтобы, все забыв, заснуть?" Каркнул ворон: "Не вернуть!" "О вещун! - вскричал я снова, - птица ужаса ночного! Заклинаю небом, богом! Крестный свой окончив путь, Сброшу ли с души я бремя? Отвечай, придет ли время, И любимую в Эдеме встречу ль я когда-нибудь? Вновь вернуть ее в объятья суждено ль когда-нибудь? Каркнул ворон: "Не вернуть!" "Слушай, адское созданье! Это слово - знак прощанья! Вынь из сердца клюв проклятый! В бурю и во мрак - твой путь! Не роняй пера у двери, лжи твоей я не поверю! Не хочу, чтоб здесь над дверью сел ты вновь когда-нибудь! Одиночество былое дай вернуть когда-нибудь!" Каркнул ворон: "Не вернуть!" И не вздрогнет, не взлетит он, все сидит он, все сидит он, Словно демон в дреме мрачной, взгляд навек вонзив мне в грудь, Свет от лампы вниз струится, тень от ворона ложится, И в тени зловещей птицы суждено душе тонуть... Никогда из мрака душу, осужденную тонуть, Не вернуть, о, не вернуть! Перевод В. Бетаки Ворон Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий, Задремал я над страницей фолианта одного, И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал, Будто глухо так застукал в двери дома моего. "Гость, - сказал я, - там стучится в двери дома моего, Гость - и больше ничего". Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный, И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер. Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали Облегченье от печали по утраченной Линор, По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор, - Безыменной здесь с тех пор. Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего, И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало: "Это гость лишь запоздалый у порога моего, Гость какой-то запоздалый у порога моего, Гость - и больше ничего". И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга. "Извините, сэр иль леди, - я приветствовал его, - Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки, Так неслышны ваши стуки в двери дома моего, Что я вас едва услышал", - дверь открыл я: никого, Тьма - и больше ничего. Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный В грезы, что еще не снились никому до этих пор; Тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака, Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: "Линор!" Это я шепнул, и эхо прошептало мне: "Линор!" Прошептало, как укор. В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери И услышал стук такой же, но отчетливей того. "Это тот же стук недавний, - я сказал, - в окно за ставней, Ветер воет неспроста в ней у окошка моего, Это ветер стукнул ставней у окошка моего, - Ветер - больше ничего". Только приоткрыл я ставни - вышел Ворон стародавний, Шумно оправляя траур оперенья своего; Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо; С видом леди или лорда у порога моего, Над дверьми на бюст Паллады у порога моего Сел - и больше ничего. И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале, Видя важность черной птицы, чопорный ее задор, Я сказал: "Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен, О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер, Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?" Каркнул Ворон: "Nevermore". Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей, Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор; Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться, Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор, Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор, Птица с кличкой "Nevermore". Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор. Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши, И шептал я, вдруг вздохнувши: "Как друзья с недавних пор, Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор". Каркнул Ворон: "Nevermore". При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном, И сказал я: "Несомненно, затвердил он с давних пор, Перенял он это слово от хозяина такого, Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор, Похоронный звон надежды и свой смертный приговор Слышал в этом "Nevermore". И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали, Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор, Сел на бархате лиловом в размышлении суровом, Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор, Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор, Хриплым карком: "Nevermore". Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой, Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор, Тусклой люстрой освещенный, головою утомленной Я хотел склониться, сонный, на подушку на узор, Ах, она здесь не склонится на подушку на узор Никогда, о nevermore! Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма И ступили серафимы в фимиаме на ковер. Я воскликнул: "О несчастный, это Бог от муки страстной Шлет непентес - исцеленье от любви твоей к Линор! Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!" Каркнул Ворон: "Nevermore!" Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий! Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу, Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор, Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?" Каркнул Ворон: "Nevermore!" Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий! Если только Бог над нами свод небесный распростер, Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми, Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор - Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?" Каркнул Ворон: "Nevermore!" "Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! - Я, вскочив, воскликнул: - С бурей уносись в ночной простор, Не оставив здесь, однако, черного пера, как знака Лжи, что ты принес из мрака! С бюста траурный убор Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!" Каркнул Ворон: "Nevermore!" И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья, С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор; Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте, И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер, И душой из этой тени не взлечу я с этих пор. Никогда, о, nevermore! Перевод М. Зенкевича, 2002 Ворон Как-то сидя у камина, в час ночной, забывшись книгой, Над приятными листами позабытых древних знаний Задремал я... Вдруг стучатся, тихо так - совсем неясно: Будто кто-то нежным стуком сон нехочет мой нарушить. "Вот и гость" - ворчу я в дреме - "стукнул в дверь моей каморы - Хоть бы так, зачем нам воры". Как не вспомнить день ужасный, что Декабрь принес ненастный: Блики света от огня лижут пол вокруг меня; Ждал я утра, но напрасно я искал в томах прекрасных Прекращение печали по утерянной Линор - Той девице лучезарной, что зовут в Раю Линор Безымянной здесь с тех пор. Вкрадчивый и жуткий шорох в складках занавес бордовых Наполняет душу страхом мне доселе незнакомом. Чтоб унять лишь сердца трепет, я твержу в надежде встретить Гостя или молодицу, что сегодня в дверь стучится: "Это только гость усталый стукнул в дверь моей каморы,- Так и есть, зачем нам воры". И когда душа окрепла, я пошел судьбу изведать: "Сэр",- приветствовал я в мыслях - "извините, что не быстро Двери вам я открывал - слишком тихо стук звучал; Слишком тихо вы стучали в двери комнаты моей, Да и сон мой был сильней", - тут открыл я дверь каморы - Нет ни гостя и ни вора. Так стоял я изумленный, в мрак полночный погруженный, Сомневаясь, грезя сон, недоступный с давних пор. Тщетно ждал я признак жизни, но не смог нарушить извне Тишину, как мне в укор прошуршала ночь: "Линор!" Это я шепнул и эхом мне вернулось имя это, С эхом, спутником поэта. В комнату назад, за двери, чтоб огонь души умерить, Я вернулся; вскоре снова я услышал стук знакомый. "Несомненно стук сей странный",- я сказал, а сам за ставни: Посмотреть, что там в окошке, может это были кошки Или ветер там стучится в окна дома моего,- Ветер - больше ничего. Быстро распахнул я ставни и в окно ввалился странный, Величавый и забавный с давних пор известный малый - Черный Ворон - вестник бед - он за всех держал ответ. Ни малейшего поклона, без задержки, с видом Лорда, Взгромоздясь на бюст Паллады у порога моего, Сел - и больше ничего. Я, конечно, улыбнулся, от печали вдруг очнулся, Видя столь нелепый вид птицы страшной из Аид. "Твой хохол ощипан в битве и задор твой очевиден, Но скажи зловещий Ворон, что во Мраке жил суровом, Как зовут тебя повсюду, где Плутона Мрак всегда"" Каркнул Ворон: "Никогда". Я был полон удивленья, слыша птицы заявленье; Хоть ответ ее был вздорен, и не понят мной тогда, Мы не можем не признаться, что навряд ли может статься, Чтобы где-нибудь на свете, вот так просто, как всегда Сядет птица вам над дверью и заявит без труда Громко имя "Никогда". Да, сидящий одиноко над дверями гордый Ворон Говорил одно лишь слово, как молитву в час суровый; Ни крылом нешелохнувши, ни пером невстрепенувши, Он сидел, а я промолвил: "Как друзья мои тогда Утром он уйдет туда, где Надежды - навсегда!" Каркнул Ворон: "Никогда!" Вздрогнул я в тиши полночной, услыхав ответ столь точный. "Несомненно затвердил он это слово, как Беда Посетила вдруг сурово жизнь хозяина младого, Понесла рекой бурливой, все Надежды разорила, Унесла любовь, удачу и счастливые года Этим словом "Никогда". Отвлекаясь от печали, улыбнувшись, как вначале, Сдвинув кресло до порога, где сидел на бюсте Ворон, Опустился я в раздумьях на подушки, чтоб обдумать В размышлениях мятежных образ птицы, что всегда Изможденная и злая, предвещала в те года Хриплым криком "Никогда". Так сидел я весь в догатках, без вопросов, даже кратких, К птице, чей горящий взор был как совести укор. Утомившись от раздумий, я склонился к той подушке, Чей лиловый бархат нежный под лучами люстр всегда Манит искоркой надежды, но, как понял я тогда - Не прильнуть ей - Никогда! Воздух вдруг весь заструился, дымный аромат разлился От кадила Серафима, чьи шаги глушил ковер. "О, несчастный",- я взмолился - "видит Бог - я исцелился, Наконец-то в облегченье он послал ко мне забвенье - Чашу чудного напитка от Линор на все года!" Каркнул Ворон: "Никогда!" От такого предсказанья я вскричал: "О, зла созданье! Кем ты послан, Вещий Ворон, буря ль занесла сюда, На пустынный берег суши, где сгорели наши души, В этот дом, кошмаров полный,- правду мне скажи, когда Получу я исцеленье" Заклинаю Богом я!" Каркнул Ворон: "Никогда!" Я взмолился: "Ворон Вещий, птица ты иль дух зловещий" Мы ведь оба верим в Бога, что над нами Мир весь создал; Ты скажи душе печальной, можно ли в Эдеме дальном Встретить душу той Линор, что святая с давних пор, Лучезарную подругу обнять можно ли когда"" Каркнул Ворон: "Никогда!" "Все теперь, с меня довольно" - закричал я - "будь хоть вольной Птицей или бесом ночи, возвращайся в царство Тьмы! Не оставь своих мне перьев, как приметы черной лжи! Я один хочу остаться, так что с бюста прочь лети! Вынь жестокий клюв из сердца, прочь лети и навсегда!" Каркнул Ворон: "Никогда!" С той поры сидит зловещий, гордый Ворон, Ворон Вещий На вершине бюста словно черный траурный убор. Он сидит в застывшей позе с взглядом Демона в дремоте, И от лампы свет струится, тень бросая на ковер, Но моя душа из тени, что колышится всегда Не взлетит уж никогда! (c) Сергей Муратов, murom@bigpond.com, Сидней, 2003. Ворон Полночь мраком прирастала; одинокий и усталый Я бродил по следу тайны древних, но бессмертных слов. Усыпляя, плыли строки; вдруг раздался стук негромкий, Словно кто-то скребся робко в дверь моих волшебных снов. "Странник, - вздрогнув, я подумал, - нарушает сладость снов, Странник, только и всего". О, я помню, дело было в декабре унылом, стылом, И камин ворчал без силы, уступая теням спор. Страстно жаждал я рассвета, - тщетно проискав ответов, Утешений в книгах ветхих - по потерянной Ленор, По прекраснейшей из смертных с чудным именем Ленор, Чей был смертный час так скор. Шорох шелковой портьеры, вкрадчивый, глухой, неверный, Теребил, тянул мне нервы, ужас полнил существо, Так что, страхи отгоняя, я твердил как заклинанье: "О ночлеге просит странник у порога моего, О ночлеге молит странник у порога моего, Странник, только и всего". Вскоре, мужества исполнясь, я шагнул как в омут в полночь: "Сэр... мадам... - не знаю, кто вы - не ищите строгих слов: Я в дремоте был печальной, и так тихо вы стучали, Вы столь слабо постучали в двери дома моего, Что, я думал, показалось..." - распахнул я дверь рывком - Темнота и... - ничего. В тьму недвижным впившись взглядом, замер я; и будто рядом Ангел снов и страхов ада черное крыло простер. Тишина была полнейшей, темнота была кромешной, И лишь призрак звука нежный шепот доносил: "Ленор!" Это я шептал, и эхо возвращало мне: "Ленор!" - Эха бесполезный сор. В комнату вернувшись грустно, без надежд, в смятенных чувствах, Я услышал те же стуки, - чуть ясней, чем до того. Я подумал: "Да ведь это у окна скребется ветер; Гляну - и в одно мгновенье будет все объяснено, Сердце стоит успокоить - будет все объяснено... Ветер - только и всего!" Но едва открыл я ставню, как на свет, с вальяжной статью Благородной древней знати, ворон выступил из тьмы. Не смущаясь ни секунды, извинений, даже скудных, Предъявить и не подумав, он уселся над дверьми - Как на трон, на бюст Паллады взгромоздился над дверьми - Наяву взирать на сны. Видя гордое величье, видя, как смешно напыщен Этот лорд из рода птичьих, скрыть улыбку я не смог. "Ты, хоть временем потрепан, но уж, верно, не из робких; Так скажи: на тех дорогах, что ты в жизни превозмог, - Звали как тебя в том аде, что ты в жизни превозмог?" Каркнул ворон: "Nevermore". Сей бесхитростною речью, сколь скупой, столь человечьей, Удивленный бесконечно, я воззрился на него; Потому как, согласитесь, смертным раньше и не снилось, Чтобы птицы громоздились над порогами домов, Чтоб на бюсты громоздились над порогами домов - Птицы с кличкой "Nevermore". Ну а ворон, в грусти словно, молвил только это слово, Будто в этом самом слове вся душа была его. И замолк, перо не дрогнет; из меня же слабый, робкий Выдох вырвался негромкий: "Я друзей сберечь не мог, - Так и он к утру исчезнет, как надежды до него". Рек здесь ворон: "Nevermore". Звук в ночи таким был резким, так пугающе уместным, Что я дернулся с ним вместе, под собой не чуя ног. "Но, конечно, - бормотал я, - это весь запас словарный, Что какой-то бедный малый заучить ему помог, Хороня свои надежды и кляня тяжелый рок Бесконечным "Nevermore". Ворон все же был забавен, и, чтоб грусть свою разбавить, Я, дела свои оставив, кресло выкатил вперед; В нем усевшись поудобней перед бюстом с птицей гордой, Разрешить решил я твердо, что имел в виду сей лорд, Что имел в виду сей мрачный, старый, мудрый птичий лорд, Говоря мне "Nevermore". Так сидел я отрешенно, в мир догадок погруженный, Ну а ворон взглядом жег мне, словно пламенем, нутро; Головой клонясь устало на подушки бархат алый, Вдруг с тоскою осознал я, что склониться головой - Что на этот алый бархат лишь склониться головой Ей нельзя, о - nevermore! Вдруг как будто сладость дыма от незримого кадила Воздух в комнате сгустила, ангельский донесся хор. "Глупый! - я вскричал. - Бог, видя, как горьки твои обиды, С ангелами шлет напиток для забвения Ленор! Пей же снадобье, пей жадно и забудь свою Ленор!" Каркнул ворон: "Nevermore". "О, вещун - пусть злой, все ж вещий! - птица ль ты, иль зла приспешник! - Послан ли ты силой грешной, иль тебя низвергнул шторм - Сквозь безмолвье светлых далей, через брег, где волны спали, В этот дом, юдоль печали, - говори: до сих ли пор Есть дарующий забвенье сладкий сон средь вечных гор?" Каркнул ворон: "Nevermore". "О, вещун - пусть злой, все ж вещий! - птица ль ты, иль зла приспешник! Заклинаю Небесами, Богом, чей так мил нам взор: Сей душе, больной от скорби, дай надежду встречи скорой - Душ слияния с Ленорой, с незабвенною Ленор, С той прекраснейшей из смертных, смертный час чей был так скор". Каркнул ворон: "Nevermore". "Будь ты птица или дьявол! - этим словом ты доставил Сердцу многая печали! - так закончим разговор! Убирайся в ночь, обратно! Прочь лети, в объятья ада! Там, наверно, будут рады лжи, что молвил ты как вор! Прочь из жизни, сердца, дома! Растворись в ночи как вор!" Ворон каркнул: "Nevermore". До сих пор во тьме сердито все сидит он, все сидит он Над моей мечтой разбитой, в сердце дома моего; Черный огнь меж век струится, будто демон в нем таится, Да и тень зловещей птицы в пол вросла уже давно; И душе моей от этой черной тени не дано Оторваться - nevermore! Перевод Геннадия Аминова.