That a maiden there lived whom you may know By the name of Annabel Lee; - And this maiden she lived with no other thought Than to love and be loved by me. _She_ was a child and _I_ was a child, In this kingdom by the sea, But we loved with a love that was more than love - I and my Annabel Lee - With a love that the winged seraphs of Heaven Coveted her and me. And this was the reason that, long ago, In this kingdom by the sea, A wind blew out of a cloud by night Chilling my Annabel Lee; So that her highborn kinsmen came And bore her away from me, To shut her up, in a sepulchre In this kingdom by the sea. The angels, not half so happy in Heaven, Went envying her and me: - Yes! that was the reason (as all men know, In this kingdom by the sea) That the wind came out of the cloud, chilling And killing my Annabel Lee. But our love it was stronger by far than the love Of those who were older than we - Of many far wiser than we - And neither the angels in Heaven above Nor the demons down under the sea Can ever dissever my soul from the soul Of the beautiful Annabel Lee: - For the moon never beams without bringing me dreams Of the beautiful Annabel Lee; And the stars never rise but I see the bright eyes Of the beautiful Annabel Lee; And so, all the night-tide, I lie down by the side Of my darling, my darling, my life and my bride In her sepulchre there by the sea - In her tomb by the side of the sea. (1849) 43. АННАБЕЛЬ-ЛИ Это было давно, это было давно, В королевстве приморской земли: Там жила и цвела та, что звалась всегда, Называлася Аннабель-Ли, Я любил, был любим, мы любили вдвоем, Только этим мы жить и могли. И, любовью дыша, были оба детьми В королевстве приморской земли. Но любили мы больше, чем любят в любви, - Я и нежная Аннабель-Ли, И, взирая на нас, серафимы небес Той любви нам простить не могли. Оттого и случилось когда-то давно, В королевстве приморской земли, - С неба ветер повеял холодный из туч, Он повеял на Аннабель-Ли; И родные толпой многознатной сошлись И ее от меня унесли, Чтоб навеки ее положить в саркофаг, В королевстве приморской земли. Половины такого блаженства узнать Серафимы в раю не могли, - Оттого и случилось (как ведомо всем В королевстве приморской земли), - Ветер ночью повеял холодный из туч И убил мою Аннабель-Ли. Но, любя, мы любили сильней и полней Тех, что старости бремя несли, - Тех, что мудростью нас превзошли, - И ни ангелы неба, ни демоны тьмы, Разлучить никогда не могли, Не могли разлучить мою душу с душой Обольстительной Аннабель-Ли. И всегда луч луны навевает мне сны О пленительной Аннабель-Ли: И зажжется ль звезда, вижу очи всегда Обольстительной Аннабель-Ли; И в мерцаньи ночей я все с ней, я все с ней, С незабвенной - с невестой - с любовью моей - Рядом с ней распростерт я вдали, В саркофаге приморской земли. (1895) Перевод К. Бальмонта 44. IMITATION A dark unfathom'd tide Of interminable pride - A mystery, and a dream, Should my early life seem; I say that dream was fraught With a wild, and waking thought Of beings that have been, Which my spirit hath not seen. Had I let them pass me by, With a dreaming eye! Let none of earth inherit That vision of my spirit; Those thoughts I would controul, As a spell upon his soul: For that bright hope at last And that light time have past, And my worldly rest hath gone With a sigh as it pass'd on: I care not tho' it perish With a thought I then did cherish. (1827) 44. ИМИТАЦИЯ Сумрак неизмеримый Гордости неукротимой, Тайна, да сон, да бред: Это - жизнь моих ранних лет. Этот сон всегда был тревожим Чем-то диким, на мысль похожим Существ, что были в былом. Но разум, окованный сном, Не знал, предо мной прошли ли, Тени неведомой были. Да не примет никто в дар наследий Видений, встававших в бреде, Что я тщетно старался стряхнуть, Что, как чара, давили грудь! Оправдались надежды едва ли; Все же те времена миновали, Но навек я утратил покой На земле, чтоб дышать тоской. Что ж, пусть канет он дымом летучим. Лишь бы с бредом, чем я был мучим! (1924) Перевод В. Брюсова 45. FAIRY LAND Sit down beside me, Isabel, _Here_, dearest, where the moonbeam fell Just now so fairy-like and well. _Now_ thou art dress'd for paradise! I am star-stricken with thine eyes! My soul is lolling on thy sighs! Thy hair is lifted by the moon Like flowers by the low breath of June! Sit down, sit down - how came we here? Or is it all but a dream, my dear? You know that most enormous flower - That rose - that what d'ye call it - that hung Up like a dog-star in this bower - To-day (the wind blew, and) it swung So impudently in my face, So like a thing alive you know, I tore it from its pride of place And shook it into pieces - so Be all ingratitude requited. The winds ran off with it delighted, And, thro' the opening left, as soon As she threw off her cloak, you moon Has sent a ray down with a tune. And this ray is a _fairy_ ray - Did you not say so, Isabel? How fantastically it fell With a spiral twist and a swell, And over the wet grass rippled away With a tinkling like a bell! In my own country all the way We can discover a moon ray Which thro' some tatter'd curtain pries Into the darkness of a room, Is by (the very source of gloom) The motes, and dust, and flies, On which it trembles and lies Like joy upon sorrow! O, _when_ will come the morrow? Isabel! do you not fear The night and the wonders here? Dim vales! and shadowy floods! And cloudy-looking woods Whose forms we can't discover For the tears that drip all over! Huge moons - see! wax and wane Again - again - again - Every moment of the night - Forever changing places! How they put out the starlight With the breath from their pale faces! Lo! one is coming down With its centre on the crown Of a mountain's eminence! Down - still down - and down - Now deep shall be - О deep! The passion of our sleep! For that wide circumference In easy drapery falls Drowsily over halls - Over ruin'd walls - Over waterfalls, (Silent waterfalls!) O'er the strange woods - o'er the sea - Alas! over the sea! (1829-1831) 45. СТРАНА ФЕЙ Сядь, Изабель, сядь близ меня, Где лунный луч скользит, играя, Волшебней и прекрасней дня. Вот - твой наряд достоин рая! Двузвездьем глаз твоих я пьян! Душе твой вздох как небо дан! Тебе взвил кудри отблеск лунный, Как ветерок цветы в июне. Сядь здесь! - Кто нас привел к луне? Иль, дорогая, мы во сне? Огромный был цветок в саду (Для вас он роза) - на звезду В созвездьи Пса похож; колеблем Полночным ветром, дерзко стеблем Меня хлестнул он, что есть сил, Живому существу подобен, Так, что, невольно гневно-злобен, Цветок надменный я сломил - Неблагодарности отметил, - И лепестки взвил ветер бурный, Но в небе вдруг, в просвет лазурный Взошла из облаков луна, Всегда гармонии полна. Есть волшебство в луче том (Ты поклялась мне в этом!) Как фантастичен он, - Спирален, удлинен; Дробясь в ковре зеленом, Он травы полнит звоном. У нас все знать должны, Что бледный луч луны, Пройдя в щель занавески, Рисуя арабески, И в сердце темноты Горя в любой пылинке, Как в мошке, как в росинке, - Сон счастья с высоты! Когда ж наступит день? Ночь, Изабель, и тень Страшны, полны чудес, И тучевидный лес, Чьи формы брезжут странно В слепых слезах тумана. Бессмертных лун чреда - Всегда - всегда - всегда, - Меняя мутно вид, Ущерб на диск, - бежит, Бежит, - улыбкой бледной Свет звезд гася победно. Одна по небосклону Нисходит - на корону Горы к ее престолу Центр клонит - долу - долу, - Как будто в этот срок Наш сон глубок - глубок! Туман огромной сферы, Как некий плащ без меры, Спадает вглубь долин, - На выступы руин, - На скалы, - водопады, - (Безмолвные каскады!) - На странность слов - о горе! - На море, ах, на море! (1924) Перевод В. Брюсова 46. THE VALLEY NIS Far away - far away - Far away - as far at least Lies that valley as the day Down within the golden east - All things lovely - are not they Far away - far away? It is called the valley Nis. And a Syriac tale there is Thereabout which Time hath said Shall not be interpreted. Something about Satan's dart - Something about angel wings - Much about a broken heart - All about unhappy things: But "the valley Nis" at best Means "the valley of unrest." _Once_ it smiled a silent dell Where the people did not dwell, Having gone unto the wars - And the sly mysterious stars, With a visage full of meaning, O'er the unguarded flowers were leaning: Or the sun ray dripp'd all red Thro' the tulips overhead, Then grew paler as it fell On the quiet Asphodel. Now the _unhappy_ shall confess Nothing there is motionless: Helen, like thy human eye There th' uneasy violets lie - There the reedy grass doth wave Over the old forgotten grave - One by one from the tree top There the eternal dews do drop - There the vague and dreamy trees Do roll like seas in northern breeze Around the stormy Hebrides - There the gorgeous clouds do fly, Rustling everlastingly, Through the terror-stricken sky, Rolling like a waterfall O'er th' horizon's fiery wall - There the moon doth shine by night With a most unsteady light - There the sun doth reel by day "Over the hills and far away." (1831) 46. ДОЛИНА НИСА Так далеко, так далеко, Что конца не видит око, Дол простерт живым ковром На Востоке золотом. То, что там ласкает око, Все далеко, ах, далеко! Этот дол - долина Ниса. Миф о доле сохранился Меж сирийцев (темен он: Смысл веками охранен); Миф - о дроте Сатаны, Миф - о крыльях Серафимов, О сердцах, тоской дробимых, О скорбях, что суждены, Ибо кратко - "Нис", а длинно - "Беспокойная долина". Прежде мирный дол здесь был, Где никто, никто не жил. Люди на войну ушли; Звезды с хитрыми очами, Лики с мудрыми лучами, Тайну трав здесь берегли; Ими солнца луч, багрян, Дмился, приласкав тюльпан, Но потом лучи белели В колыбели асфоделей. Кто несчастен, знает ныне: Нет покоя в той долине! Елена! Как твои глаза, Фиалки смотрят в небеса; И над могилой тучных трав Роняют стебли сок отрав; За каплей капля, вдоль ствола Сползает едкая смола; Деревья мрачны и усталы, Дрожат, как волны, встретя шквалы, Как волны у седых Гебрид; И облаков покров скользит По небу, объятому страхом; И ветры вопль ведут над прахом, И рушат тучи, как каскады, Над изгородью дымов ада; Пугает ночью серп луны Неверным светом с вышины, И солнце днем дрожит в тоске По всем холмам и вдалеке. (1924) Перевод В. Брюсова 47. A PAEAN How shall the burial rite be read? The solemn song be sung? The requiem for the loveliest dead, That ever died so young? Her friends are gazing on her, And on her gaudy bier, And weep! - oh! to dishonor Her beauty with a tear! They loved her for her wealth - And they hated her for her pride - But she grew in feeble health, And they love _her_ - that she died. They tell me (while they speak Of her "costly broider'd pall") That my voice is growing weak - That I should not sing at all - Or that my tone should be Tun'd to such solemn song So mournfully - so mournfully, That the dead may feel no wrong. But she is gone above, With young Hope at her side, And I am drunk with love Of the dead, who is my bride. Of the dead - dead - who lies All motionless, With the death upon her eyes, And the life upon each tress. Thus on the coffin loud and long I strike - the murmur sent Through the grey chambers to my song Shall be the accompaniment. In June she died - in June Of life - beloved, and fair; But she did not die too soon, Nor with too calm an air. From more than fiends on earth, Helen, thy soul is riven, To join the all-hallowed mirth Of more than thrones in heaven - Therefore, to thee this night I will no requiem raise, But waft thee on thy flight, With a Paean of old days. (1831-1836) 47. ПЭАН Как реквием читать - о смех! - Как петь нам гимн святой! Той, что была прекрасней всех И самой молодой! Друзья глядят, как на мечту, В гробу на лик святой, И шепчут: "О! Как красоту Бесчестить нам слезой?" Они любили прелесть в ней, Но гордость кляли вслух. Настала смерть. Они сильней Любить посмели вдруг. Мне говорят (а между тем Болтает вся семья), Что голос мой ослаб совсем, Что петь не должен я И что мой голос, полн былым, Быть должен, в лад скорбей, Столь горестным - столь горестным, Что тяжко станет ей. Она пошла за небосклон, Надежду увела; Я все ж любовью опьянен К той, кто моей была! К той, кто лежит - прах лучших грез, Еще прекрасный прах! Жизнь в золоте ее волос, Но смерть, но смерть в очах. Я в гроб стучусь - упорно бью, И стуки те звучат Везде, везде! - и песнь мою Сопровождают в лад. В Июне дней ты умерла, Прекрасной слишком? - Нет! Не слишком рано ты ушла, И гимн мой буйно спет. Не только от земли отторг Тебя тот край чудес: Ты видишь больше, чем восторг Пред тронами небес! Петь реквием я не хочу В такую ночь, - о нет! Но твой полет я облегчу Пэаном древних лет! (1924) Перевод В. Брюсова Русские переводы (1878-1988) 3а. СОН ВО СНЕ В лоб тебя целую я, И позволь мне, уходя, Прошептать, печаль тая: Ты была права вполне, - Дни мои прошли во сне! Упованье было сном; Все равно, во мгле иль днем, В дымном призраке иль нет, Но оно прошло, как бред. Все, что в мире зримо мне Или мнится, - сон во сне. Стою у бурных вод, Кругом гроза растет; Хранит моя рука Горсть зернышек песка. Как мало! Как скользят Меж пальцев все назад... И я в слезах, - в слезах: О боже! как в руках Сжать золотистый прах? Пусть будет хоть одно Зерно сохранено! Все ль то, что зримо мне Иль мнится, - сон во сне? (1924) Перевод В. Брюсова 12а. К*** Не жду, чтоб мой земной удел Был чужд земного тленья; Года любви я б не хотел Забыть в бреду мгновенья. И плачу я не над судьбой Своей, с проклятьем схожей: Над тем, что ты грустишь со мной, Со мной, кто лишь прохожий. (1924) Перевод В. Брюсова 13а. ФЕЙНАЯ СТРАНА Долы дымные - потоки Теневые - и леса, Что глядят как небеса, Многооблачно-широки, В них неверная краса, Формы их неразличимы, Всюду слезы, словно дымы; Луны тают и растут - Шар огромный там и тут - Снова луны - снова - снова - Каждый миг поры ночной Озаряется луной, Ищут места все иного, Угашают звездный свет, В бледных ликах жизни нет, Чуть на лунном циферблате Знак двенадцати часов, - Та, в которой больше снов, Больше дымной благодати, (Это чара в той стране, Говорит луна луне), Сходит ниже - сходит ниже - На горе на верховой Ставит шар горящий свой - И повсюду - дальше - ближе - В легких складках бледных снов Расширяется покров Над деревней, над полями, Над чертогами, везде - Над лесами и морями, По земле и по воде - И над духом, что крылами В грезе веет - надо всем, Что дремотствует меж тем - Их заводит совершенно В лабиринт своих лучей, В тех извивах держит пленно, И глубоко, сокровенно, О, глубоко, меж теней, Спит луна, и души с ней. Утром, в свете позолоты, Встанут, скинут страсть дремоты, Мчится лунный их покров В небесах, меж облаков. В лете бурь они носимы, Колыбелясь между гроз - Как из жерл вулканов дымы, Или желтый Альбатрос. Для одной и той же цели Та палатка, та луна Им уж больше не нужна - Вмиг дождями полетели Блески-атомы тех снов, И, меняясь, заблестели На крылах у мотыльков, Тех, что, будучи земными, Улетают в небеса, Ниспускаются цветными (Прихоть сна владеет ими!), Их крылами расписными Светит вышняя краса. (1911) Перевод К. Бальмонта 14а. К ЕЛЕНЕ Елена! Красота твоя - Никейский челн дней отдаленных, Что мчал меж зыбей благовонных Бродяг, блужданьем утомленных, В родимые края! В морях Скорбей я был томим, Но гиацинтовые пряди Над бледным обликом твоим, Твой голос, свойственный Наяде, Меня вернули к снам родным: К прекрасной навсегда Элладе И к твоему величью, Рим! В окне, что светит в мрак ночной, Как статуя, ты предо мной Вздымаешь лампу из агата. Психея! край твой был когда-то Обетованною страной! (1924) Перевод В. Брюсова 15а. ИЗРАФЕЛИ ...И ангел Израфели, чье сердце - лютня и чей голос - нежней, чем голоса всех других созданий бога. Коран Есть дух небесных келий, "Чье сердце - лютни стон". Нигде в мирах не пели Нежней, чем Израфели; Все звезды онемели, Молчали, в сладком хмеле, Едва запел им он. Грезя в высоте, Вся любви полна, Покраснев, луна Звуки те Ловит через темь; Быстрые Плеяды (Коих было семь) С ней полны услады. И шепчут, в сладком хмеле, Хор звезд, все духи в мире, Что сила Израфели - В его напевной лире; И он вверяет струнам, Всегда живым и юным, Чудесный гимн в эфире. Но ангел - гость лазури, Где строй раздумий - строг, Любовь - предвечный бог; И взоры светлых Гурий Полны той красотой, Что светит нам - звездой. Да, там, в лазури ясной, Ты прав, о Израфели, Презрев напев бесстрастный. Наш лавр, бард светлокудрый, Прими, как самый мудрый! Живи среди веселий! С экстазами эфира Твои согласны звуки. Страсть, радость, скорбь и муки - Слиты с палящей лирой. Молчите, духи мира! Лазурь - твоя! у нас Тоска, несовершенство; Здесь розы, - не алмаз; Тень твоего блаженства Наш самый яркий час. Когда б я жил, Где Израфели, Он, - где мне Рок судил, Быть может, струны б не звенели Его мелодией веселий, Но смелей бы полетели Звуки струн моих до области светил. (1924) Перевод В. Брюсова 16а. СПЯЩАЯ То было полночью, в Июне, В дни чарованья полнолуний; И усыпляюще-росистый Шел пар от чаши золотистой, За каплей капля, ниспадал На мирные вершины скал И музыкально, и беспечно Струился по долине вечной. Вдыхала розмарин могила; На водах лилия почила; Туманом окружая грудь, Руина жаждала - уснуть; Как Лета (видишь?) дремлют воды, Сознательно, в тиши природы, Чтоб не проснуться годы, годы! Вкусила красота покой... Раскрыв окно на мир ночной, Айрина спит с своей Судьбой. Прекрасная! о, почему Окно открыто в ночь и тьму? Напев насмешливый, с ракит, Смеясь, к тебе в окно скользит, - Бесплотный рой, колдуний рой И здесь, и там, и над тобой; Они качают торопливо, То прихотливо, то пугливо, Закрытый, с бахромой, альков, Где ты вкусила негу снов; И вдоль стены, и на полу Трепещет тень, смущая мглу. Ты не проснешься? не ужаснешься? Каким ты грезам отдаешься? Ты приплыла ль из-за морей Дивиться зелени полей? Наряд твой странен! Ты бледна! Но как твоя коса пышна! Как величава тишина! Айрина спит. О если б сон Глубок мог быть, как долог он! Храни, о небо, этот сон! Да будет святость в этой спальне! Нет ложа на земле печальней. О боже, помоги же ей Не открывать своих очей, Пока скользит рой злых теней. Моя Любовь, спи! Если б сон Стал вечным так, как долог он? Червь, не тревожь, вползая, сон! Пусть где-то в роще, древней, темной, Над ней восстанет свод огромный, Свод черной и глухой гробницы, Что раскрывал, как крылья птицы, Торжественно врата свои Над трауром ее семьи, - Далекий, одинокий вход, Та дверь, в какую, без забот, Метала камни ты, ребенком, - Дверь склепа, с отголоском звонким, Чье эхо не разбудишь вновь (Дитя греха! моя любовь!), Дрожа, заслыша долгий звон: Не мертвых ли то слышен стон? (1924) Перевод В. Брюсова 17а. БЕСПОКОЙНАЯ ДОЛИНА _Прежде_ мирный дол здесь был, Где никто, никто не жил; Люди на войну ушли, Звездам вверив волю пашен, Чтоб в ночи, с лазурных башен, Тайну трав те стерегли. Где, лениво скрыт в тюльпаны, Днем спал солнца луч багряный. Видит каждый путник ныне: Нет покоя в той пустыне. Все - в движенья, все - дрожит, Кроме воздуха, что спит Над магической пустыней. Здесь ветра нет; но в дрожи лес, Волна волне бежит в разрез, Как в море у седых Гебрид. А! ветра нет, но вдаль бежит Туч грозовых строй в тверди странной, С утра до ночи, - непрестанно, Над сонмом фиалок, что стремят В высь лики, словно женский взгляд, И лилий, что дрожат, сплетясь У плит могил в живую вязь, Дрожат, - и с куп их, что слеза, По каплям, вниз течет роса; Дрожат; - что слезы, вниз, меж тем, Спадают капли крупных гемм. (1924) Перевод В. Брюсова 18а. ГОРОД НА МОРЕ Смотри! Смерть там воздвигла трон, Где странный город погружен, На дымном Западе, в свой сон. Где добрый и злой, герой и злодей Давно сошли в страну теней. Дворцы, палаты, башни там (Ряд, чуждых дрожи, мшистых башен) Так чужды нашим городам! Не тронет ветер с моря - пашен; И воды, в забытьи немом, Покоятся печальным сном. Луч солнца со святых высот Там ночи долгой не прервет; Но тусклый блеск угрюмых вод Струится молча в высь, на крыши Змеится по зубцам, и выше, По храмам, - башням, - по палатам, - По Вавилону-сродным скатам, - Тенистым, брошенным беседкам, - Изваянным цветам и веткам, Где дивных капищ ряд и ряд, Где, фризом сплетены, висят - Глазки, - фиалки, - виноград. Вода, в унынии немом, Покоится покорным сном; С тенями слиты, башни те Как будто виснут в пустоте; А с башни, что уходит в твердь, Как Исполин, в глубь смотрит Смерть. Глубь саркофагов, капищ вход Зияют над мерцаньем вод; Но все сокровища дворцов, Глаза алмазные богов, И пышный мертвецов убор - Волны не взманят: нем простор. И дрожь, увы! не шелохнет Стеклянную поверхность вод. Кто скажет: есть моря счастливей, Где вихри буйствуют в порыве, Что бури есть над глубиной Не столь чудовищно немой! Но что же! Воздух задрожал! Встает волна, - поднялся вал! Как будто, канув в глубину, Те башни двинули волну, Как будто крыши на лету Создали в небе пустоту! Теперь на водах - отблеск алый, - Часы - бессильны и усталы, - Когда ж под грозный гул во тьму, Во глубь, во глубь, весь город канет, - С бесчестных тронов ад восстанет, С приветствием ему! (1924) Перевод В. Брюсова 19а. ОДНОЙ В РАЮ В твоем все было взоре, О чем грустят мечты: Была ты - остров в море, Алтарь во храме - ты, Цветы в лесном просторе, И все - мои цветы! Но сон был слишком нежен И длиться он не мог, Конец был неизбежен! Зов будущего строг: "Вперед!" - но дух, мятежен, Над сном, что был так нежен, Ждет - медлит - изнемог. Увы! - вся жизнь - в тумане, Не будет больше нег. "Навек, - навек, - навек!" (Так волны в океане Поют, свершая бег). Орел, убит, не встанет, Дуб срублен, дровосек! Все дни мои - как сказки, И снами ночь живет: Твои мне блещут глазки, Твой легкий шаг поет, - В какой эфирной пляске У итальянских вод. Ты в даль морей пространных Плывешь, меня забыв, Для радостей обманных, Для грез, чей облик лжив, От наших стран туманных, От серебристых ив. (1924) Перевод В. Брюсова 21а. КОЛИСЕЙ Лик Рима древнего! Ковчег богатый Высоких созерцаний. Временам Завещанных веками слав и силы! Вот совершилось! - После стольких дней Скитаний тяжких и палящей жажды - (Жажды ключей познанья, что в тебе!)