Де Сота, огромное спасибо! - Не стоит благодарности!.. - сказал я, озадаченно глядя на ветровое стекло, пока в окно не застучал заправщик. - Простите, задумался! - сказал я ему и протянул деньги - шестьдесят девять центов за галлон. Если бы я заранее посмотрел цены, то никогда бы не остановился в этом месте. Но в голове у меня не было отделения, думающего об этом, - я слишком занят был посланием. И над ошибочным опознанием ФБР, легким спасением в суде... И вообще над всеми странностями, заполнившими мир и мою жизнь... В обычных обстоятельствах я бы проигнорировал приглашение. Это была штука как раз того самого шпионского сорта, от которой благоразумный человек держится подальше. Как минимум, она отнимет время от моих основных дел. Босс будет недоволен. И в целом это приглашение вызывало подозрение: спокойно можно было отказаться от этой затеи, но я решил рискнуть. Конечно, пошел на встречу. Однажды я и Грета читали роман, где один из персонажей говорил что-то подобное: "Она вошла в универмаг - в одно из тех мест, куда с радостью готовы забежать все женщины, но лишь немногие из мужчин осмеливаются зайти следом". Грета сказала тогда, что, по ее мнению, это унижает женщину. - Женщины вовсе не любят магазинов, - сказала она. - Им просто приходится посещать их. Они покупают бакалейные товары, домашнюю обстановку и прочие вещи для семьи. - Но ведь они не приобретают машины! - заметил я. - Конечно! Они не покупают также и очень дорогостоящие вещи, - согласилась она. - Но вы делаете это только раз в несколько лет. А все потребительские товары изо дня в день покупают женщины. Если женщина и тратит много времени на покупки, то только потому, что это ее работа: сопоставлять цену и значимость каждой вещи. Этим она экономит семейные деньги, не имеет значения, нравится ей это занятие или нет. Ей необходимо это делать. - Согласен, милая! - усмехнулся я. Она не любила насмешки: - Нет, Ники, я серьезно! Ты должен говорить не то, что женщина обожает магазины, а то, что в этом заключается ее работа. - Грета! - разумно сказал я. - Ты просто хочешь так думать. Как ты выразилась, сказать кому-либо, что он любит свою работу - унизительно для него? Я, например, люблю свое дело... - Но это не одно и то же! - сказала она и переменила тему разговора. Она добрая и не является одной из ваших суфражисток. Тысячи раз она признавалась мне: если она что-нибудь предлагает, то потом сама не знает, что с этим делать. Но самое основное - она имела хорошую работу стюардессы, и это делало ее мало... Хорошо, я не хочу выразиться по-мужскому или как-нибудь подобно. Совсем не из-за предубеждений. И в этом заключалась вся беседа. Даже если я задавал вопросы, я знал ответ заранее. Когда-нибудь мы поженимся - это не более чем просто странная идея. Теперь я мало заботился по этому поводу. Когда-то меня волновало больше... Что заставило меня вспомнить об этом: оглядевшись в кофейной лавке "Карсон", я понял, что линия из романа била прямо в мишень. По большой комнате (зеленая обстановка веранды, столы и стулья, везде выставлены декоративные растения) рассыпана тысяча покупателей, и девятьсот пять из них - женщины. Здесь не было одиноких мужчин или вместе с приятелем, а только супружеские пары. Мужчины, как правило, пожилые и всегда с виноватым взглядом: "Боже мой! Кажется, я по ошибке попал в дамский туалет!" Я предполагал, что таинственный доброжелатель мог оказаться женщиной... Прошло двадцать минут, за это время ко мне три раза подходили пожилые официантки и принимали заказ. Через треть часа принесли салат из тунца. Еще минут через двадцать, когда я справился с одной половиной блюда и пытался покончить с другой, я ощутил, что кто-то быстро подошел сзади. Когда я поднял глаза, мужчина уже сидел за моим столом. Я узнал его. Теперь на нем надет небелый костюм, но он был тем, кого я видел не так давно. - Хэлло! - сказал я. - Насколько могу догадываться, это вы? Рядом крутилась официантка. Он посмотрел на нее пристально и многозначительно нахмурился. - Хэлло, ну надо же! - ответил он тоном, каким разговаривают при случайной встрече два старых деловых знакомых, не менее неожиданно разбегающихся в стороны. Он не прибегал к моему имени, хотя и знал его. Это было: "Давно мы не виделись!", "Ну как ты там?" - и прочие бессмысленные пустяки без ожидания ответов. Когда, приняв заказ, официантка отошла, он сказал обычным тоном беседы: - В этой забегаловке за нами не следят, и мы можем поговорить спокойно. Здесь было так много таинственности, стерпеть которую я уже не мог. Размешивая оставшуюся половину салата, я получше разглядел своего доброжелателя. Парень был года на два или три помоложе меня. Открытое лицо с веснушками, рыжеватые волосы. Парень по соседству был одним из тех, в ком вы уверены: он никогда не совершит подлость и не струсит. Здесь он был просто осторожен. - О чем же мы будем говорить? - промямлил я ртом, набитым тунцом и хрустящими гренками. - И как мне вас называть? Он сделал резкий жест: - Зовите меня... например, Джимми. Имя совершенно не играет роли. Важно другое: что вы пытались сделать в Долилабе? - Ах, Джимми! - сказал я унылым голосом и оставил в покое свой салат. - Это большая глупость с вашей стороны. Возвращайтесь назад и передайте шеф-агенту Найле Христоф, что трюк не удался. Он нахмурился и замолчал, когда официантка принесла ему ветчины и сандвич с сыром. Потом сказал: - Это не трюк! - Не вижу здесь ничего иного, Джимми! Я близко не подходил к этому Долилабу, и вы с Христоф прекрасно это знаете. - Не держи меня за дурака! - сказал он. - У них есть фотографии. - Фальшивые! - А отпечатки, они тоже поддельные? Я сказал уверенно: - Они могут достать что угодно! И то, что в субботнюю ночь я пытался проникнуть в Долилаб, сфабриковано от начала до конца... потому что я не мог быть там. Он медленно пережевывал ветчину с сыром и с сомнением смотрел на меня. Я, в свою очередь, изучал его. Он был не просто моложе меня, но и выше, казался более привлекательным, намного лучше одет. Белый костюм, который он носил в полдень, был слишком ярким. Этот не бросался в глаза, но был сшит из настоящей английской ткани и стоил, самое меньшее - семьдесят пять долларов. Ботинки соответствовали костюму и изготовлены были вовсе не на фабрике Тома Мак-Эна. Таких я еще не видел. Он вдруг сказал: - А Найла считает, что алиби ложное и свидетели говорят ложь. Я размешивал остатки салата и снова остановился: - Откуда вам известно, что думает Найла Христоф, если вы не из ФБР? - Мы с ней хорошие друзья! - пояснил он. - У меня много друзей и в полиции, а не только в ФБР. Еще что-нибудь интересует? - Я не знаю, чем вы занимаетесь, - сказал я, - и почему взялись за это дело. - Почему бы мне не заняться любимым делом, если очень хочется? - уклонился он. - Вернемся к показаниям. Они ложные? - Нет! Даже если бы это и было так, разве я признался бы в этом? Но они - истинная правда! Джимми молча жевал остатки сыра и ветчины и по-прежнему не сводил с меня глаз, словно изменение выражения моего лица могло разрешить все его проблемы. Я дал ему время на размышления. Покончив с салатом и допив кофе, я подозвал официантку и попросил еще кофе. Мой сосед легко постучал пустой чашкой - тоже повторил заказ. Когда она удалилась, он проговорил: - Собственно, я и не сомневался в их истинности. - Рад это слышать... - Не неси высокомерную чепуху, Доминик! Тебе трудно валять дурака. Ты знаешь это? Я не знал... - Христоф сказала, что я могу катиться домой! - возразил я. - При чем здесь это? Если ты захочешь покинуть город, тебе не удастся. Она еще не закончила с тобой! - Почему же, черт возьми? - Потому что, - объяснил он, - фотографии и отпечатки не могут обманывать! - Но меня там не было. Он медленно произнес: - Готов поклясться, что ты со своей подружкой - тяжелый случай! Думаю, вы можете пройти даже через детектор лжи. - Почему бы и нет? Мы говорим правду! - О черт, Доминик! - взорвался он. - Разве ты не понимаешь, что тебе необходима помощь? - И ты можешь помочь? - спросил я. - Я... тебе? Нет! - сказал Джимми. - На я знаю того, кто может. Расплачивайся по счету, Доминик, и поедем прогуляться. В это время солнце не заходит часов до восьми, но когда мы вышли, было уже совсем темно. Выехав из пригородов Чикаго, мы направились на юг. Машин на дорогах было мало. Мы проезжали мили кукурузных полей и дюжины городков. И когда я спрашивал Джимми, где мы едем, он только отмахивался: - Чем меньше ты будешь знать, тем лучше. - Тогда хотя бы скажи, скоро ли приедем? Я не ночная сова, Джимми, а утром меня ждет работа. - Что тебя должно волновать, - терпеливо сказал он, как бы оттягивая до рассвета, - так это твои проблемы с ФБР! И пока ты не уладишь с этим, остальное не имеет значения. - Это правда, Джимми, но... - Кончай ныть! - приказал он. - Мы уже почти приехали. Это слева за этим городком. "Этот городок", согласно дорожному указателю, назывался Диксон (штат Иллинойс, более двух тысяч населения, Клуб деловых людей каждый четверг и пятницу устраивает вечеринки в отеле "Холидей"). Мы свернули с главной магистрали на площадь с 75-миллиметровой пушкой времен Второй мировой войны, установленной на маленьком зеленом клочке, проехали несколько кварталов. Затем Джимми, скрипя шинами своей машины, резко завернул влево на частную дорогу. Кто владел этой дорогой, не объявлялось, был только маленький неоригинальный знак: "Добро пожаловать в земли Хиденвел!" - без имени, ничего определенного, ничего приветливого. Наоборот! Что отличало трассу от других, так это то, что первый же поворот перекрывал разводной шлагбаум. Около ворот стоял маленький деревянный муляж часового, за ним прислонился к стене большой недеревянный охранник. - Пропуск! - приказал он. Джимми что-то протянул ему, что именно, не знаю, но это удовлетворило часового. Конечно, этого для него оказалось почти достаточно. Облизнув губы, он внимательно оглядел нас, затем набрал номер и переговорил с кем-то по телефону. И лишь потом поднял шлагбаум и махнул нам рукой, пропуская дальше. Следующие четверть мили дорога раздваивалась, петляла вокруг лужайки с фонтаном. Мы сделали круг и остановились около здания с огромными белыми колоннами. Я видел такое раньше, кажется, в фильме "Унесенные ветром". Из него вышли слуги, словно бы тоже из фильма. Из главного входа выбежал молодой негр, весело кивнув головой, и припарковал машину Джимми за яблонями. Из другой секции дома выплыла полная негритянка средних лет и позвала нас в помещение. Она не приветствовала по имени Джимми и не обращала на меня никакого внимания. Она не задавала вопросов и не подсказывала, куда направляться. Список того, что она не делала, безусловно, очень длинен. Что она делала - так только то, что провела нас сквозь гигантское трехэтажное фойе по покрытой ковром лестнице, изогнувшейся ко входу, через проходы, мимо маленькой жилой комнаты с камином, тахтой и удобными креслами. Везде было пусто. В конце концов мы пришли к стеклянным дверям гибрида теплицы и спортзала. Вне его было слишком жарко, внутри - жарко вдвойне. Зал был переполнен тропическими растениями, тянувшимися к застекленной крыше, деревьями, увитыми виноградной лозой. Это все напоминало джунгли, пахло загнивающими растениями и влажной землей. В центре зала находился длинный и узкий бассейн, в котором купался совершенно голый пожилой мужчина. Погруженный в воду, он казался более тощим, но его это не волновало. Тяжело дыша, он дергал коленями, и в нашу сторону летели брызги. - Девяносто восемь! - Он поплыл в дальний конец бассейна австралийским кролем. Девяносто девять! - Сделал последнее усилие и поплыл к нам на большой скорости, изящно скользя руками возле седых волос и энергично вспенивая воду. - Сто! - крикнул он, задыхаясь, и уцепился за край бассейна. Еще один молодой негр, скорее серьезный, чем бодрый, протянул полотенце. Старик обтер лицо и улыбнулся. - Добрый вечер, джентльмены! - произнес он. Я сказал ему что-то. Это было не совсем "добрый вечер!", но вполне вежливо. Джимми сделал еще лучше: спустился к бассейну, взял скользкую мокрую руку старого пловца и энергично потряс ее. - Рон! - сказал он сердечно, во всяком случае, это звучало искренне. - Я уж и не говорю, как мы рады видеть вас! - Пожалуйста, не стоит так, Лари... - скромно сказал старик. - В конце концов, я лишь исхожу из важнейших гражданских прав! - Да, я понимаю! - задорно сказал "Джимми", не подсматривая из осторожности, подцепил ли я имя. - Сейчас я по поводу Доминика. У него возникла немного странная проблема с ФБР. Они заявили, что видели, как он пытался проникнуть в секретное правительственное учреждение, у них есть фото и отпечатки пальцев, но он имеет свидетельницу с безупречной репутацией, давшую показания, что как раз в то время он был за тысячи миль оттуда вместе с ней. Рон полностью вылез из бассейна и вытерся полотенцем. Ему было лет семьдесят, но, когда я взглянул на его суживающийся торс и открытую взору талию, я захотел быть таким же семидесятилетним. Он не только отлично сохранился, но и выглядел знакомым. Обтершись, мужчина бросил полотенце на кафельный пал и с помощью негра надел белоснежный халат. - Я больше не участвую в детективных фильмах, Лари! - сказал он, оскалив зубы. И я вдруг понял, почему он показался знакомым. Это был киноактер, по крайней мере, раньше. Он был не звездой, а одним из тех, кого вы узнаете, даже если забыли сами, пока помнит ваше подсознание. Кажется, с ним вышел какой-то скандал... Скандал? По крайней мере, неприятности. Я не помню деталей, но его за это уволили. Не только с работы его выгнали, но из индустрии тоже... Вероятно, это касалось политики. Но чем бы это ни было, это случилось давно - после Второй мировой, когда я еще только готовился появиться на свет. Теперь старый Рон более-менее был свободен и прекрасно сохранился, даже не принимая в расчет тонкую талию, квадратные плечи, приятную улыбку и белоснежный локон волос, свисающий на глаза. Именно так он выглядел. Старик Рон не стал задерживаться в бассейне, а сразу же прошел в комнату с кушеткой и креслами. Минут через пять туда вошли и мы. За это время кто-то развел огонь в камине и вытащил из серванта бутылку и фужеры. Это, наверное, был третий чернокожий предложивший нам выпить, пока хозяин сидел в кресле около камина и согревал ноги. Вы помните, что дело было в августе? Могу поспорить, что этим ножкам было холодно - но согреть их лучше таким образом, чем полностью отапливать треклятую комнату. Когда мы немного выпили. Рон поднял бокал, живо сглотнул половину и затем одарил меня и "Джимми" очаровательной улыбкой. - Хорошо, Лари! - сказал он. - Какое безнадежное дело ты принес мне на этот раз? Коммутатор Дабл-Джи-Эн был наводнен срочными звонками. Каждый звонок был вопросом. Одним и тем же. В конце третьего периода изображение переключилось на футбольный матч. Вопросы были скорее любопытными: ну кто же в мире смотрит футбол сейчас, в августе? АВГУСТ, 19. 1983 г. ВРЕМЯ: 9.15 ВЕЧЕРА. ЛАРИ ДУГЛАС Человек моего образа жизни постоянно должен держаться с осторожностью. Не каждую неделю я обладаю деньгами. Многие недели у меня большой жирный нуль или же приходится подтягивать минус. Поэтому, как только мелькнет удача, я делаю свой бизнес. Когда Найла рассказала мне о незадачливом простаке, пойманном прошлой ночью, а временами она рассказывает очень дельные вещи, я решил присмотреть за ним. Я почувствовал, что это - мой шанс, хотя и не совсем был в этом уверен. Жизнь всегда найдет повод подсунуть удачу, если вы ее ищете. И все это очень легко. Для меня было сущим пустяком зайти на слушание дорожного суда и заключить небольшую сделку со старым офицером Паппом. - Раз вы просите, Лари, то с ним все о'кей! - Разумеется. - Тогда я могу заявить этим чинушам, что меня вызывают по долгу службы. Но предупредите своего приятеля, что ждет его в следующий раз! - По рукам! - сказал я и во время рукопожатия незаметно сунул двадцать долларов. Для меня это просто нормальная деловая плата. При моем образе жизни вы очень нуждаетесь в дружеских отношениях с полицейскими. Это может стоить им разжалования, но, по крайней мере, они будут стараться. Как говорила мэм, я очень похож на дедушку Джо. Прежде чем он приехал в Америку и сменил имя, он был налетчиком на банки. Конечно, он использовал пушку, но я не занимаюсь подобными вещами. Иногда, когда всякие тупицы доверчиво оценивают только что купленное идеальное бриллиантовое кольцо на углу улицы или вкладывают деньги в нефтяные акции с двойной гарантией, им приходится побегать за мной. И пока я состою в близости с Найлой Христоф, самое большее, что со мной могут сделать, - так это просто предупредить. Все это время мне приходится называть ее милой и любимой и получать взамен поистине хорошее... Я придерживаюсь милых арабов, хотя иду не совсем той же дорогой. Есть места, где я изгибаю линию, более того... Хорошо, сейчас они любят более молодых мальчиков. Что моложе меня - это точно? Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы я поступал правильно, но я живу в этом мире, и ничего не изменить. Пока я смотрел, как обыватель с вдохновением запутывал Рона. Я приветливо держался с ним, рассчитывал, что рано или поздно настанет время для расчета. Когда он оскорбил эту зануду Де Сота, я понял, что все предусмотрел верно. Видите ли, старый ворчун Рони действительно трудная натура, но, если вы узнаете, как им управлять, он сделает невозможное. А я знаю, как держать его в руках. - Рон! - сказал я серьезно и без предубеждения. - Вы правы. Я сам возьмусь за это. Он подмигнул мне, смешно подняв одну бровь. - Насчет чего я прав, Лари? - спросил он. Это было поистине прекрасное мгновение! Он научился этому давно - когда мечтал получить звание генерал-майора, еще до того, как спутался с профсоюзами и тому подобными. Вам не следует слишком сильно доверять подмигиванию или улыбке, потому что улыбка сходит, подобно ставням пушечных амбразур на корабле адмирала Нельсона, а потом резко ударит вас смертельным ядром. - Вы правы, - сказал я, - что Ники Де Сота получил промашку с ФБР, а я не прав, приведя его с собой в поисках поддержки. Да, конечно. Де Сота говорил об озадачивающих обстоятельствах, и болтовня Рона имела значение. Это выступало наружу: глаза его прищурились, а на лице застыл стальной взгляд маршала, который разговаривает с человеком вне закона, не имеющим права покидать город. - Я думаю, - сказал он уверенно, - что вам необходимо рассказать мне все с самого начала и позволить самому принять решение. - Я не хотел причинить вам беспокойство... - Тут нет никаких хлопот, Лари, - возразил он, и я заметил его попытку поймать собственное отражение на французской двери. Что я мог сделать? Конечно же, только то, что надо. - Вы совершенно правы, Рон! - сказал я и начал прорабатывать детали. Это требовало времени: Рон не из тех, кто схватывает все с лету, как и Де Сота. Краем глаза я увидел, что он сердито уставился в пол и молчал. Ни на что не жаловался и Рон, пока я рассказывал историю. Я объяснял ему, что произошла ошибка, несмотря на то, что обнаруженный в Долилабе человек являлся двойником Доминика, настолько похожи их облики. Затем я сделал небольшую паузу, когда Рон дал сигнал для следующего бокала и вникал в сущность сказанного. - Этот другой парень выглядел точно таким же? - уточнил Рон. - Да-да, совершенно верно! - И у него были такие же отпечатки? - Вот именно, Рон! - Но, тем не менее, это был не Доминик? Я кивнул. - И к тому же, - настороженно подвел он итог, - как я могу видеть, это очевидная ошибка... Я восторженно кивнул головой, мельком взглянув на Доминика, и слегка подтолкнул его, чтобы он сделал то же самое. Ники это не устроило: он ничего не сказал, но взгляд его был леденяще холодным. Доминик Де Сота не радовал меня, но он просто не знал, как обращаться со старым Рони. Рон встал. - Лари! - сказал он. - Никни вы, без сомнения останетесь поужинать? Безусловно, время перевалило за десять вечера, и только бывшие киноактеры могут задерживаться до таких часов. - Не спешите, я пока накину одежду, хорошо? Если вы любите музыку, скажите Хираму, чтобы он включил стерео. И он пошел одеваться. Я не думал, что "не спешить" было легкой задачей. - Какого черта вы тянете? - спросил Лесото, как только старик вышел за пределы слышимости. Я успокоил его: - Теперь его легко поймать на крючок! Вы не поняли, что я делал? - Кажется, нет. - Я заманивал его на вашу сторону, только и всего, - пояснил я. - Видите ли. Рон - большой либерал. Непоколебим. Раньше он находился в черных списках Голливуда за профсоюзную деятельность, но... Я умолк, потому что в комнату вернулся молодой негр. - Немного музыки и комплименты от хозяйки, - прожурчал он и снова исчез. Из спрятанных динамиков не слишком громко раздалась интеллектуальная музыка. Я обрадовался: это уменьшало шансы, чтобы кто-нибудь подслушал наш разговор. - Во всяком случае, ему повезло: он вложил всю прибыль от своих фильмов в недвижимость штата Иллинойс и в результате разбогател. Доминик нахмурился: - Вы сказали, он либерал? - Да, Ники, но в его случае это в порядке вещей. Он богат! Никто не боится богатых людей с розовыми взглядами: всем и так ясно, что они пальцем не пошевельнут против устоявшегося строя. - Зачем он нам в таком случае? - поинтересовался он. - Потому что, если Рон заинтересуется вами, он сможет во многом помочь. Или есть другие предложения? Ники молча пожал плечами. Я покончил с темой и не назвал еще одной причины, по которой обратился именно к Рону никто не боялся левизны Рона, никто не боялся таких розовых - кто много говорит, но ничего не делает. Каким и был Рон. В комнате появились Рон и его жена. - А это, - галантно сказал Рон, - моя дорогая супруга, Джейн. - Очень приятно! - произнесла она после того, как Доминик и я сказали, как рады познакомиться с ней. Затем она вместе с Роном повела нас в комнату для ужина. Комната не была большой - большая рассчитана, как минимум, на двадцать человек, а эта просто огромна и могла служить столовой для всей великой армии республики... Вокруг нарастал звук музыки. Я спросил Доминика через стол: - Как вам нравятся эти звуки? Он повертел головой, как все люди, впервые слышавшие стерео. - Это новая система, - пояснил я. - Вслушайтесь в музыку, какие восхитительные звуки скрипки, с одной стороны, и мелодия оркестра, с другой. Эта штука у Рона уже больше года! - Возможно, скоро это появится у каждого, - скромно сказал Рон. - Но пока таких стереопроигрывателей выпускается не так много, а Джейн очень любит музыку. Он улыбнулся жене, сидевшей в дальнем конце стола. Прежде чем завести разговор, она позвала негра, чтобы разложить салат. - Думаю, мистеру Де Сота нравится подобная музыка, - сладко предположила она. - Не так ли? Вы явно получаете истинное наслаждение от скрипичного концерта Бетховена... Но Доминик не принял игры. - Это то, что сейчас? - спросил он. - По правде говоря, это та самая музыка, под которую меня допрашивала шеф-агент Найла Христоф. У Рона упал с вилки салат. - Найла Христоф? Лари, почему ты не сказал мне, что здесь замешана она? - Я и не предполагал, что это так уж важно! - сказал я с сокрушенным видом. - Какая разница? - Разница? О Боже, Лари, я непременно займусь этим делом! - Больше она не причинит тебе зла! - сказала Джейн. - Я забочусь не об этом! Мне так хочется отплатить ей той же монетой! Найла Христоф, - он повернулся к Доминику. - Это одна из самых неприятных агентов ФБР. Вы заметили, у нее не хватает больших пальцев? - Ну конечно! - ответил Доминик. - Я еще удивился, как это могло произойти... - Я расскажу, как это случилось, - сказал Рон. - Магазинная кража, потом - наркотики. Ее признали виновной трижды до наступления двадцати одного года, а на третий раз присудили отсечение больших пальцев. Она заслужила это. Тогда она была студенткой и занималась музыкой, но после того как Найлу поймали на убийстве, ей пришлось изменить свои привычки. - И она ушла в ФБР? - спросил Доминик, то ли от удивления, то ли от возмущения раскрыв глаза. - Она ушла в религию! - захохотал Рон. - И явилась в местный офис, предварительно забинтовав руки. Поговаривали, что она родилась заново и хотела пересажать всех торговцев травкой, переворошить все известные ей притоны... И уж, поверьте мне, она знала их немало. Первый год ее продержали сыщиком по мелким кражам, потом старый шеф бюро - Федерман - дал спецзадание: проникнуть в группу профсоюзных лидеров Далласа. Пятьдесят человек были приговорены, и в этом была ее заслуга! - Во всяком случае, Рон, - заметил я, - довольно впечатляет, чтобы кто-то подобный ей сделался шеф-агентом. - Потому что она уголовница! Черт возьми, Лари, откуда же они тогда получают большинство своих новобранцев? - Нет! Я имел в виду другое: она женщина! - сказал я. - Да? - пробормотал Рон. - Ладно! - здесь он задумался. Я знал причину: Джейн являлась сторонницей равноправия женщин и всего того, что понимала под этим. - Хорошо, - сказал он, - что теперь она неотъемлемая часть той шайки, которая зовется ФБР. Когда-то подобные ей сфабриковали против меня дело. Теперь такие же Руки-В-Перчатках и арабы объединились в одну компанию... Здесь его остановил Доминик. Я мог бы перебить Ники, ведь Рон говорил то, что я и надеялся услышать. Но Доминик не ждал. - Что я и говорю! - закричал он. - С тех пор как арабы и Духовное Могущество собрались вместе, время течет вспять. Почему они разрешают врываться полиции штата в частный бассейн и устраивать облаву? Каждый, пойманный без купального костюма, получает пятидолларовый штраф. Рон забавно взметнул взгляд на свою жену. - Увидели бы нас пару лет назад в Голливуде, а, Джейни? Мужчины и женщины (порой из самых высот!) купаются в одних лишь плавках, а иногда и более чем без... - Сейчас, Рони, - произнесла она, смутившись, - попробуем сконцентрироваться на проблемах мистера Де Сота! Я с благодарностью сказал: "Спасибо!" - затем повернулся к Рону и задал вопрос: - Что вы думаете об этом, Рон? Я считаю, что все это серьезно, хотя и запутано. Я не надеялся, что вы рискнете... Он изобразил благородство. - Это очень серьезно! - продекламировал он. - И запутано... Я решил помочь вам, Доминик! - Вы хотите помочь?! - воскликнул Де Сота. - Конечно! - добродушно проговорил Рон. - Первым делом я напишу письмо в "Нью-Йорк таймс". Потом... минуточку... Как ты думаешь, Джейни? Может быть попытаемся устроить демонстрацию? Пригласим твоих друзей и помаршируем перед штаб-квартирой ФБР в Чикаго? - Если ты хочешь этого, Рон, - сказала она. - Хотя многим из них пора на тот свет, я не уверена, захотят ли они в тюрьму! Доминик засомневался. - Не знаю, пойдет ли кто-нибудь в тюрягу ради меня! - сказал он. - М-м-м-м! - размышлял Рон. - А как насчет этого: обратиться с петицией? Доминик возьмет щит с плакатом и складной стул, походит-побродит где-нибудь и соберет подписи народа под требованием, чтобы ФБР... Что именно вы бы хотели от них? - спросил он. - Как раз этого я и не знаю! - сказал Ники. - Я хочу, чтобы с меня сняли обвинение! - Но они допрашивали, зверски избивали... - Да, это правда, но за это их не обвинить: у них есть фото и отпечатки. Этот человек был чересчур рассудительным в моем понимании... или Рона. - Вы защищены от них! - сказал Рон. - Справедливость восторжествует! Все это хорошо, но не надо доходить до глупых крайностей. Они по-прежнему остались фашистами! Теперь было то, что надо, я закашлялся. - Когда вы сказали "фашисты", Рони, - уточнил я, - вы имели в виду... - Я имел в виду, что ФБР стало точной копией и гестапо и КГБ, - произнес он. - Значит, вы против? Он приподнял брови. - Ах, Лари! - сказал он, помогая зажаривать себя как барана. - Я не только против них, но и полагаю что каждый истинный американец должен противостоять им! - Вы подразумеваете сборы подписей и демонстрации? - Если этого будет достаточно! - смело заявил он. - Если же нет, то любыми необходимыми средствами. Я думаю... Но Джейн не дала ему высказаться до конца. - Рон, дорогой! - нежно проворчала она. - Ты задерживаешь Сота. Почему бы тебе не взять немного картошки и отпустить его? - Конечно, дорогая! - сказал Рон, и тема разговора изменилась. Но это уже было неважно! Как только мы покончили с основным блюдом, я обнаружил, что одиннадцать часов вечера, и начал собирать Де Сота в обратный путь. - О нет, Рони! Не надо десерта! Нет, спасибо, даже кофе! Вы знаете, Доминику рано утром на работу! Да, ужин был замечательным, спасибо вам! И огромное спасибо за поддержку, Рон... и, если можно, выведите мою машину!.. - Вы ничего не забыли? - гостеприимно спросила Джейни, отыскивая взглядом шляпу или кейс. Я помотал головой. - Я получил здесь все, что желал! - заверил я, и это было действительно так! Я подбросил Де Сота до междугородной станции. Он протестовал от негодования, потому что поезд придет через час или около того, но я обратил его внимание, что уже поздно, а я не предполагал спасать тупого осла всю ночь. Было уже часа два ночи, когда я подъехал к развилке шоссе Лейк-Шор и поставил машину в подземный гараж, быстро прошел через охрану и зашел в лифт. Я думал о Роне: "Бедный старик!" Рон не сталкивался с современными политиками Америки. Он был немного чокнутым, сентиментальным, как Франклин Д.Рузвельт или кто-то там еще... он просто не знал, что делает. Я пытаюсь припомнить, что я никогда не был розовым, как мой дедуля. Он придерживался своих идей даже тогда, когда приехал в Америку из России, где был революционером и взломщиком банков. Когда там стало слишком жарко, он приехал на остров Эллис - все так же извлекая выгоду от налетов на банки, но бросив революционные идеи. Так возникла компания "Дж.Дуглас и сыновья", платившая мне деньги на обучение в Йельском университете. Но думал ли дед бросить рубли и удрать из страны ни с чем, кроме как со множеством наполовину выпеченных идей, как его товарищ по кличке Ленин? И что меня могли выгнать из университета без хороших курсов политэкономии? Прямой как тетива, я вошел в большую квартиру на пятнадцатом этаже. Свет не горел, но шторы были широко раскрыты, и свет, просачивающийся с улицы, достаточно освещал мой халат и узкую белую полоску на кровати. Я обнял рукой чаши грудей моей девочки и шепнул ей в ушко: - Найла, любимая! Как всегда, она проснулась легко и быстро. Ее голос даже не казался хриплым, когда она спросила: - Как прошло дело? - Это, - сказал я, протягивая другую руку, - ты решишь сама, когда прослушаешь запись на проволочном магнитофоне. Она обернулась ко мне, прижалась к шее. - Ты проиграешь для меня запись? - Да, милая! Но сначала займемся другим делом, если не возражаешь, я сбегаю в ванну... Она ослабила объятия. - Не нужно! - сказала она. - Все это делается осторожно, и я вижу, ты слишком готов! Так оно и было, после того, как скользнул под покрывало. Недостающая пара больших пальцев не была помехой Найле Христоф в постели, или где-нибудь еще... Было плохое время для восточной Айовы. После наводнений и засухи фермеры столкнулись с новым бедствием. От Маската на протяжении двадцати миль и более небо на горизонте покрыто серо-зелеными тучами. Когда облака приблизились, три четверти миллиона акров отборной кукурузы и сои оказались скрытыми плотным ковром саранчи. Саранча! Никто в Айове раньше не видел ее. Когда стаи саранчи отправились в полет, остались только коротко остриженные стебли. АВГУСТ, 21, 1983 г. ВРЕМЯ: 4.50 ДНЯ. НИКИ ДЕ СОТА Если вы кредитный маклер, у вас нет выходных. В воскресные дни, когда освобождаются ваши клиенты, у вас появляется наилучший шанс найти источник существования. Это был прекрасный день, с кудрявыми белыми облаками, проплывающими над деревьями лесопарка Мехтаб-ибн-Баузи и пляжем, сверкавшим, когда я проезжал мимо. Но в этот день мне не до купания и церкви. Нет времени посмотреть игру юниоров - только подсчет платы и передача Торенс документа, на право владения собственностью. Уже почти пять часов, а я даже не просмотрел воскресные газеты. В 4.38 пополудни около Елк-Гроув я успел купить газету и, когда поезд тронулся, десять минут потратил на действительно важные новости, знаете, в разделе спортивных известий об играх юниоров, о преимуществе Носков перед Бруклинскими Хитрецами. За месяц до окончания сезона юниоры провели десять с половиной встреч. Ситуация вовсе не невозможная, нет. Но это не оправдывало огромного количества времени, затраченного на изучение материала. Вскоре я перевернул раздел основных новостей. Конечно же, я помнил сумасшедшую поездку в Диксон. Я считал, что раньше беспокоился о своем собственном положении несерьезно. Испугался - да! Но вам не поможет испуг, когда вы в лапах ФБР. Я не волновался, потому что я не был в Долилабе и имел множество свидетелей. Но в некотором отношении хвастливое обещание Рона мне помочь начинало тревожить. Я ждал телефонные звонки, когда несколько радиорепортеров из Голубой сети Эн-Би-Си или еще откуда-нибудь зададут мне вопрос, что я думаю по поводу демонстрации в Чикаго? Хорошо, звонков не было. Не было также и демонстрации - наконец, в этот день не было того, что обычно заполняло первую пару страниц "Трибюн". Она печатала большую статью о президенте Доли, посетившем Чикаго для основания новой библиотеки. Маленькая колонка ниже рассказывала о возобновлении боев между Литвой и Россией. Лига Наций обвиняла в агрессии русских. Была также статья о чудовищно громком и пронзительном шуме в небе поблизости Олд Орчард. ВВС категорически заявляют, что ничего не знают о его причинах. И когда мы уже приближались к петле, на седьмой странице я увидел заголовок: АРЕСТОВАН БЫВШИЙ КИНОАКТЕР. ПРОТИВ НЕГО ВЫДВИНУТО ОБВИНЕНИЕ В КЛЕВЕТЕ НА СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ И ФБР. Так был свален старый Рон. И не только он... Потом, когда я внимательнее перечитал статью, я понял, что Рейгана обвиняли в том, что он обозвал ФБР "фашистами", заявлял, что гражданский долг американцев - "противостоять" им как раз в тех вещах, о которых он говорил в моем присутствии. За столом нас было только четверо. Я не думаю, чтобы Рон подкапывался под себя или это сделала его жена. Я уверен, что и я не делал этого. К этому приложил руку мой таинственный приятель Лари Дуглас. Он умышленно привез меня туда. Нет, это началось еще раньше. Он отыскал меня и сделал признательным. Потом взял с собой, чтобы устроить неприятности старому Рону Рейгану. Зачем? Я не догадывался об этом. Безусловно, Лари Дуглас был для меня плохой новостью. "ХХ век, лтд" ожидался ровно в шесть часов вечера. Именно так! Я встречал его множество раз. Сейчас приехал почти последним, потому что около Рандольфа заревели сирены и я остановился, когда шесть машин вдруг перекрыли дорогу. Сердце мгновенно подкатило к горлу. Они приехали не за мной и не за кем-то еще. Они выполняли обязанности телохранителей знаменитостей и богачей - охраняли лимузин серебряного покрытия на расстоянии длины футбольного поля. Араб - несомненно. Большой Араб! Я даже подумал, что это мог быть сам Мехтаб-ибн-Баузи, хотя едва ли он появлялся на публике. Нет, это был его перворожденный сын, Фэйсал-ибн-Мехтаб. Фэйсала легко узнать по рубину величиной с яйцо, который он носит на шее, и по шестерке твердоносых телохранителей, всегда бодрствующих. Между телохранителями и Фэйсалом беспокойно сновали городские полицейские. Они сдерживали любопытных зевак, пока Фэйсал в белоснежной мантии и феске, не пройдет по алому бархатному ковру в новый огромный сверхтуалет. Он участвовал в официальной церемонии открытия. Это поднимало настроение. В конце концов, он владел их обширной сетью. Почтительно отводя глаза, радиорепортеры бережно подносили микрофоны к августейшим губам, засверкали фотовспышки камер, сидевшие в грузовике музыканты заиграли попурри из самых оптимистичных песен. Золотыми ножницами под эту музыку Фэйсал перерезал алую ленту. Конечно, это было довольно интересно, но заняло добрых двадцать минут, прежде чем он заторопился обратно в свой "кадиллак". Вся процессия тоже испарилась так же быстро, как и появилась. Я нашел место для парковки и через пять минут был там, куда стремился, с сознанием, переполненным богатым Арабом, ужасной женщиной из ФБР, вероломным Лари Дугласом и совсем немного моей любовницей Гретой. Когда она возвращалась из Нью-Йорка, я почти всегда встречал ее. Особенно по воскресеньям, как сейчас, когда погода прекрасная и мы могли побродить по берегу озера или заглянуть в зоопарк. Несомненно, стюардессе нелегко зарабатывать себе на жизнь, и, если она провела трудную ночь с капризными пассажирами, включая детей, страдающих морской болезнью, мы просто прыгали на междугородку, и я провожал ее до дома. Какими же спокойными казались былые дни! У меня было все, я встречал ее и не знал того, что случилось. В большой комнате диспетчера объявляли время прибытия и отправления. Это было волнующее зрелище, потому что вы можете попасть отсюда почти в любое место мира, во всяком случае, в любую точку Америки. Здесь были поезда, идущие из Лос-Анджелеса и Солт-Лейк-Сити, Нью-Орлеана и Вашингтона и отправляющиеся в Бостон и Миннеаполис, Детройт и Хьюстон. Здесь были также улыбающиеся носильщики, везущие багаж, нервные пассажиры, беспокойно бегущие рядом. Здесь была пара, отправляющаяся в медовый месяц, целующая на прощанье свои семьи, были отпускники, волочившиеся с чемоданчиками, наполненными морскими раковинами, соломенными шляпами и еще влажными купальными костюмами. Кроме случайных поездок с Гретой и деловых в Питсбург или Милуоки, я никуда не ездил. Вероятно, поэтому США казались такими экзотичными, и... я не уверен... знакомыми. Вы наблюдаете за поездами, ваши часы отщелкивают минуты: и поезда приходят, когда часы попадают в точку. По этой причине я удивился, увидев, что на графике поездов вслед за "ХХ век, лтд", диспетчер вывесил слово "задерживается". Я заспешил в комнату отдыха, надеясь, что диспетчер ошибся и Грета ожидает меня там, но ее не было. Кроме того, никто не знал о причинах задержки. Вместе с другим обеспокоенным встречающим я подошел к даме, выходящей из женской раздевалки. Раз или два она работала вместе с Гретой, но, как только накопила необходимый стаж, перешла на престижные рейсы в Лос-Анджелес "Супершеф". Она удивленно взглянула на меня: - Опаздывает "ХХ век"? Да не может этого быть, Ники! Он никогда не опаздывает! Она выбежала позвонить и вернулась обратно возбужденная. - Интересно! - сказала она. - Они стоят в депо и принимают нового машиниста. - Не нравится мне все это? - сказал я, внезапно потеряв голос. - Все это неправда? Несч