д не знал, что означает слово "взнос", но его мозг сработал
очень быстро.
-- Ты "за-страх-овал" "Барабан"? Ты поспорил с Пузаном, что трактир не
загорится?
-- Да. Стандартная оценка. Двести райну. А почему ты спрашиваешь?
Ринсвинд обернулся и, уставившись на пламя, которое подбиралось все
ближе и ближе, попробовал прикинуть, сколько кварталов Анк-Морпорка можно
купить за двести райну. Довольно много, решил он. Но судя по тому, с какой
скоростью продвигается огонь, вскоре покупать будет нечего...
Ринсвинд взглянул на туриста.
-- Ты... -- сказал он и поискал в памяти самое нехорошее слово на
тробском языке. К сожалению, счастливые маленькие тробийцы совершенно не
умели ругаться как следует.
-- Ты... -- повторил он.
Еще одна торопящаяся фигура врезалась в него, едва не задев торчащей
из-за плеча косой. Тут измученный Ринсвинд взорвался.
-- Ты, ничтожный (тот, кто, надев медное носовое кольцо, стоит в ножной
ванне на вершине горы Раруаруаха во время страшной грозы и кричит, что черты
лица Алохуры, Богини Молний, напоминают пораженный дурной болезнью корень
улоруахи)!
-- Я ПРОСТО ВЫПОЛНЯЮ СВОЮ РАБОТУ, -- пробормотала фигура, быстро
удаляясь.
Каждое слово падало тяжело, как мраморная глыба; более того, Ринсвинд
был уверен, что никто, кроме него, этих слов не услышал.
Он снова сгреб Двацветка в охапку и предложил:
-- Давай-ка отсюда сматывать!
Один интересный побочный эффект пожара в Анк-Морпорке касается полиса
на "страх-и-в-ванне" "Барабана". Этот полис покинул город через
изуродованную крышу трактира, вознесся на крыльях теплового урагана высоко в
небо Плоского мира и приземлился спустя несколько дней и за пару тысяч миль
в кусте улоруахи на Тробских островах. Наивные жизнерадостные островитяне в
дальнейшем почитали этот полис как бога, к вящей потехе своих более
просвещенных соседей. Как ни странно, дожди и урожаи в последующие несколько
лет были сверхъестественно щедрыми, в результате чего на острова была
направлена исследовательская экспедиция с факультета малых религий Незримого
Университета. Их вердикт гласил, что все происходящее не более чем
видимость.
Раздуваемое ветром пламя распространялось с невиданной скоростью, с
легкостью обгоняя беженцев. Когда Ринсвинд с обожженным, покрасневшим от
огня лицом добрался до Противовращательных ворот, бревна створок уже пылали.
По пути Ринсвинд и Двацветок успели обзавестись лошадьми -- купить тяговую
силу оказалось не так уж и трудно. Хитрый барышник запросил в пятьдесят раз
больше настоящей цены и остался стоять с разинутым ртом, когда ему в руки
сунули сумму, составляющую тысячекратную стоимость покупки.
Ринсвинд и Двацветок проехали ворота за какую-то долю секунды до того,
как первое из огромных бревен, подняв тучу искр, обрушилось вниз. Морпорк
уже превратился в огненный котел.
Пока они галопом неслись по залитой красноватым светом дороге, Ринсвинд
искоса поглядывал на своего попутчика, который в данный момент изо всех сил
пытался научиться ездить верхом.
"Гром и молния! -- думал волшебник. -- Он еще жив! И я тоже. Кто бы мог
подумать? Может быть, в этом "отраженном шуме подземного духа" все же что-то
есть?"
Словосочетание было очень неуклюжим. Ринсвинд попытался, ломая язык,
выговорить грубые слоги, из которых состояло слово на родном языке
Двацветка.
-- Эколирика? -- попробовал он. -- Экро-гнотика? Эхо-гномика?
Вот так сойдет. Звучит очень похоже.
Ниже по течению реки, в нескольких сотнях ярдов от последнего
дымящегося пригорода Анк-Морпорка, необычно прямоугольный и, очевидно,
сильно нахлебавшийся воды предмет коснулся у ближнего по вращению берега ила
и тут же выпустил из себя множество ножек, которые принялись скрести дно в
поисках опоры.
Выбравшись на берег, Сундук -- весь заляпанный сажей, в пятнах от воды
и очень, очень злой -- встряхнулся, осмотрелся по сторонам и бодрой рысью
двинулся прочь. Маленький, невероятно уродливый демон, устроившийся на его
крышке, с интересом разглядывал окрестности.
Бравд посмотрел на Хорька и приподнял брови.
-- Ну вот и все, -- подытожил Ринсвинд. -- Сундук в итоге нас догнал.
Только не спрашивайте меня как. Еще вино есть?
Хорек поднял с земли пустой бурдюк.
-- По-моему, на сегодняшнее утро тебе хватит, -- сказал он.
Бравд наморщил лоб.
-- Золото есть золото, -- изрек он наконец. -- Как может человек, у
которого имеется куча золота, считать себя бедняком? Ты либо беден, либо
богат. Это же логично.
Ринсвинд икнул. Он успел убедиться, что Логика -- вещь очень
непостоянная.
-- Ну, значит так, -- сказал он, -- я вот подумал, дело в следующем, в
общем, вам известно, что такое октирон?
Оба джентльмена удачи кивнули. В землях, лежащих вокруг Круглого моря,
этот необычный, отливающий всеми цветами радуги металл ценился не меньше,
чем древесина груши разумной, да и встречался не чаще. Человек, у которого
имеется иголка из октирона, никогда не заблудится, поскольку, будучи очень
чувствительной к магическому полю Диска, она всегда указывает на Пуп
Плоского мира. Кроме того, эта иголка чудесным образом штопает своему
хозяину носки.
-- Понимаете, я считаю, что у золота тоже есть свое магическое поле.
Нечто вроде финансового волшебства. Эхо-гномика, -- хихикнул Ринсвинд.
Хорек поднялся на ноги и потянулся. Солнце стояло уже довольно высоко,
город внизу был окутан туманом и наполнен зловонными испарениями. И золотом,
решил он. Даже житель Морпорка побросает свои сокровища, когда речь зайдет о
целостности его шкуры. Пора в путь.
Маленький человечек, которого звали Двацветком, похоже, спал. Хорек
посмотрел на него и покачал головой.
-- Город ждет, каким бы он там ни был, -- сказал Хорек. -- Спасибо за
занимательный рассказ, волшебник. Что собираешься делать дальше?
Он внимательно посмотрел на Сундук, который попятился и лязгнул на него
крышкой.
-- Корабли нынче из города не уходят, -- снова хихикнул Ринсвинд. --
Полагаю, мы поедем берегом до Щеботана. Я же обязан за ним приглядывать. Я,
конечно, не очень-то этого и хочу, но...
-- Понимаем, понимаем, -- успокоил его Хорек и, повернувшись, вскочил в
седло лошади, которую держал Бравд.
Спустя несколько минут оба героя превратились в крошечные точки,
покрытые облаком пыли и спешащие вниз, к угольно-черному городу.
Ринсвинд тупо уставился на распластавшегося туриста. На двух
распластавшихся туристов. Некая беспризорная мысль, болтающаяся по разным
измерениям в поисках свободного сознания, воспользовалась беспомощным
состоянием волшебника и проскользнула в его мозг.
-- Еще одна паршивая история, в которую я вляпался по твоей милости, --
простонал Ринсвинд и тяжело повалился навзничь.
-- Чокнутый, -- подвел итог Хорек. Бравд, скачущий в нескольких шагах
от него, кивнул.
-- Все волшебники рано или поздно сходят с ума, -- заметил он. -- Это
все пары ртути. Разъедают им мозги. И еще грибы.
-- Тем не менее... -- сказал его одетый в коричневое приятель и,
запустив руку за пазуху туники, вытащил золотой диск на короткой цепочке.
Бравд вопросительно поднял брови.
-- Волшебник сказал, что у коротышки имеется какой-то золотой диск,
который говорит ему, сколько сейчас времени, -- объяснил Хорек.
-- И это возбудило твою алчность, дружище? Ты всегда был искусным
вором, Хорек.
-- Это так, -- скромно согласился его спутник. Он дотронулся до кнопки
на ободке диска, и крышка со щелчком отскочила.
Заключенный внутри маленький демон оторвался от крошечных счет и
сердито нахмурился.
-- До восьми осталось всего десять минут, -- рявкнул он.
Крышка захлопнулась, едва не прищемив Хорьку пальцы.
Хорек выругался и зашвырнул определитель времени далеко в кусты, где
прибор скорее всего ударился о камень. Во всяком случае, почему-то
определитель раскололся; мелькнула резкая вспышка октаринового света,
повеяло запахом серы, и временное существо исчезло в каком-то своем
демоническом измерении.
-- Зачем ты так? -- поинтересовался Бравд, который не расслышал слов
демона.
-- Как? -- переспросил Хорек. -- Что я сделал? Ничего ведь не
случилось. Поехали, не то упустим уйму возможностей!
Бравд кивнул. Оба приятеля повернули лошадей и галопом помчались к
древнему Анку и честному волшебству.
Пришествие восьми.
Плоский мир предлагает глазу гораздо более впечатляющие зрелища, нежели
те, что можно найти во вселенных, сотворенных Создателями с худшим
воображением, но лучшими способностями к механике.
Ну да, солнце Диска -- это не более чем вращающаяся по орбите крошечная
луна с протуберанцами едва ли крупнее, чем ворота для крикета. Но этому
небольшому изъяну можно противопоставить потрясающую картину Великой
Черепахи А'Туина, на Чьем древнем, испещренном метеоритными кратерами
панцире покоится Диск. Иногда во время Своего Медлительного путешествия по
берегам Бесконечности Великий А'Туин поворачивает огромную, как целая
страна, голову, чтобы щелкнуть зубами на пролетающую комету.
Но, возможно, самое впечатляющее зрелище -- это бесконечный Краепад.
Даже те умы, которые уже столкнулись с абсолютной галактической
необъятностью А'Туина, отказываются поверить в это явление. Там моря Диска,
бурля, вечно переливаются через Край в космическое пространство. А может,
самое невероятное зрелище на Диске -- это Краедуга, опоясывающая мир
восьмицветная радуга, которая висит в насыщенном туманами воздухе над
Краепадом. Восьмой цвет -- это октарин, образующийся за счет эффекта
рассеивания сильного солнечного света в интенсивном магическом поле.
Или самое великолепное зрелище -- это Пуп. Там сквозь облака, на десять
миль в небо, вздымается шпиль из зеленого льда, поддерживая на своей вершине
царство Дунманифестин, обиталище богов Диска. Сами боги, несмотря на все
великолепие расстилающегося внизу мира, редко бывают довольны. Как-то
неловко осознавать себя богом мира, который существует только потому, что
каждая кривая невероятности должна иметь свой конец. В особенности когда
можно заглянуть в другие измерения и посмотреть на миры, у чьих Создателей
было гораздо больше способностей к механике, чем воображения. Так что
неудивительно, что боги Диска проводят больше времени в перебранках, чем в
познании всего сущего.
В этот конкретный день Слепой Ио, который никогда не забывал об
осторожности и поэтому оставался главным из богов, сидел, опершись
подбородком о ладонь, и смотрел на игральную доску, лежащую на столике из
красного мрамора. Слепой Ио получил свое имя потому, что в том месте, где
должны были находиться его глазницы, не было ничего, кроме двух участков
чистой кожи. Его глаза, которых у Слепого Ио было впечатляющее количество,
вели свою полунезависимую жизнь. Часть из них в данный момент висела над
столиком.
Игральная доска представляла собой тщательно вырезанную и разделенную
на квадраты карту Плоского мира. Сейчас несколько клеточек было занято
прекрасно вылепленными игральными фигурами. Если бы какой-нибудь человек
взглянул на фигурки со стороны, то сразу узнал бы в двух из них Бравда и
Хорька. Остальные изображали еще каких-то героев и воителей, которых на
Диске было более чем достаточно.
Партию продолжали Ио, Бог-Крокодил Оффлер, бог легких ветерков Зефир,
Рок и Госпожа. Теперь, когда все менее значительные игроки вышли из Игры, за
доской воцарилась сосредоточенность. Одной из первых жертв стал Шанс, чей
герой после удачного броска Оффлера попал в дом, битком набитый вооруженными
гноллями. Вслед за Шансом сдала свои фишки Ночь, сославшись на назначенную
встречу с Судьбой. Несколько второстепенных божеств взмыли в воздух и сейчас
надоедали игрокам, подавая из-за плеча непрошеные советы.
Попутно делались ставки на то, что следующей из игры выйдет Госпожа. Ее
последний хоть чего-то стоящий воитель превратился в щепотку пепла, погибнув
в развалинах еще дымящегося Анк-Морпорка. Других фигур, которые Госпожа
могла бы довести до другого края доски, практически не осталось.
Стаканчик для игральных костей представлял собой череп, отверстия
которого были заткнуты рубинами. Слепой Ио взял кости в руки и, не сводя
взгляд нескольких глаз с Госпожи, выбросил три пятерки.
Та улыбнулась. Глаза Госпожи были ярко-зелеными, без зрачков и радужки,
и светились изнутри.
Среди воцарившегося в комнате молчания Госпожа порылась в своей
игральной шкатулке и, достав с самого дна пару фигур, двумя решительными
щелчками выставила их на доску. Остальные игроки, как один бог, вытянули
шеи, чтобы взглянуть на новые фигуры.
-- Вовшебник-венегат и какой-то квевк, -- прошепелявил Бог-Крокодил
Оффлер, которому, как обычно, мешали клыки. -- Ну, знаете ви!
И одним когтем подтолкнул к центру стола кучку белых, словно кости,
фишек.
Госпожа едва заметно кивнула и подняла череп. Несмотря на то что
игровой стаканчик едва шевельнулся, звук загремевших игральных костей
разнесся по всему залу. Потом богиня вытряхнула кубики на стол, и они,
подпрыгивая, покатились по поверхности.
Шестерка. Тройка. Пятерка.
Однако с пятеркой происходило что-то странное. Кубик, который
подтолкнуло случайное столкновение сразу нескольких миллиардов молекул,
качнулся на один из углов, медленно перевернулся и... сверху оказалась
семерка.
Слепой Ио поднял кубик и сосчитал грани.
-- Послушайте, -- устало сказал он. -- Давайте играть честно.
Дорога, ведущая из Анк-Морпорка в Щеботан, была высокогорной, белой и
извилистой. Растянувшаяся на тридцать лиг вереница выбоин и полузасыпанных
камней обвивалась вокруг вершин, ныряла в прохладные зеленые долины,
заросшие цитрусовыми деревьями, и пересекала по скрипучим веревочным мосткам
оплетенные лианами ущелья. Дорога была весьма живописная, но к передвижению
совершенно непригодная.
"Живописная". Это прилагательное было новым для волшебника Ринсвинда,
бакалавра магических наук Незримого Университета (курс не закончен). Оно
было одним из слов, которых он набрался с тех пор, как покинул обугленные
развалины Анк-Морпорка. "Оригинальная" было вторым таким словом. Внимательно
изучив пейзаж, вдохновивший Двацветка на использование первого
прилагательного, Ринсвинд решил, что "живописная" -- это то же самое, что и
"жутко обрывистая". А под словом "оригинальная", которое использовалось для
описания периодически встречающихся на пути деревенек, видимо, понимались
выражения "рассадник заразы" и "жалкая развалюха".
Двацветок был туристом, первым туристом на Плоском мире. По мнению
Ринсвинда, загадочное слово "турист" в переводе на нормальный язык означало
"идиот".
Пока они неторопливо ехали сквозь насыщенный запахом тимьяна и
жужжанием пчел воздух, Ринсвинд размышлял об испытаниях, выпавших на его
долю за последние несколько дней. Хотя маленький чужестранец вел себя как
совершенный псих, в то же самое время Двацветок был щедрым и значительно
менее смертоносным, чем половина тех людей, с которыми волшебник якшался в
Анк-Морпорке. Пожалуй, Двацветок ему даже нравился. Испытывать к нему
неприязнь -- все равно что пинать щенка.
В данный момент Двацветок проявлял огромный интерес к теории и практике
волшебства.
-- Знаешь, магия кажется мне, э-э, довольно бесполезной, -- заявил он.
-- Я-то всегда считал, что волшебнику нужно уметь всего лишь произнести
заклинание. Но эта занудная зубрежка...
Ринсвинд угрюмо согласился и попытался объяснить, что магия, некогда
неуправляемая и не подчиняющаяся никаким законам, давным-давно, в затянутые
туманом времена, была укрощена Великими и Древнейшими, которые обязали ее
повиноваться Закону Сохранения Реальности. Этот закон требовал, чтобы
усилие, необходимое для достижения цели, было одним и тем же независимо от
используемых средств. На практике это означало, что создать иллюзию стакана
с вином относительно несложно, поскольку для этого требуется всего лишь
изменить траекторию падающего света. Но, с другой стороны, чтобы при помощи
одной только ментальной энергии поднять на несколько футов настоящий стакан,
приходилось тренироваться по нескольку часов в день. Иначе принцип рычага
легко мог выдавить твой мозг через уши.
В продолжение Ринсвинд добавил, что частично древнюю магию еще можно
найти в сыром виде. Посвященные могли узнать ее по характерной
восьмиугольной форме, которую она принимала, проникнув в кристаллическую
решетку пространства-времени. Существовали, к примеру, металл октирон и газ
октоген. Оба излучали опасное количество сырого волшебства.
-- Все это очень тоскливо, -- подвел итог Ринсвинд.
-- Тоскливо?
Ринсвинд обернулся в седле и бросил многозначительный взгляд на Сундук,
который в данный момент легко трусил вдоль дороги на своих маленьких ножках,
время от времени щелкая крышкой на пролетающих бабочек. Волшебник вздохнул.
-- Ринсвинд считает, что настоящее волшебство -- это когда ты можешь
запрячь молнию, -- пояснил демон-художник, который наблюдал за происходящим
из крошечных дверей коробки, висящей на шее у Двацветка. Демон провел все
утро за изображением живописных пейзажей и оригинальных сцен для своего
хозяина, и теперь ему было позволено устроить перекур.
-- Когда я сказал "обуздать", я не имел в виду "запрячь", -- огрызнулся
Ринсвинд. -- Я имел в виду, ну, имел в виду, что... не знаю, мне никак не
подыскать нужные слова. Я просто считаю, что мир должен быть, ну, вроде как
более организованным.
-- Это всего лишь фантазии, -- возразил Двацветок.
-- Понимаю. В том-то и беда.
Ринсвинд снова вздохнул. Здорово рассуждать о чистой логике, о
вселенной, которая управляется разумными законами, о гармонии чисел, но
простой и непреложный факт заключался в том, что Диск перемещался в
пространстве на спине гигантской черепахи и что у местных богов была
привычка ходить по домам атеистов и бить стекла.
Где-то рядом раздался слабый звук, слившийся с жужжанием пчел в
придорожных зарослях розмарина. В нем присутствовало нечто странно костяное,
как будто череп катнули по полу или крутанули стаканчик для игральных
костей. Ринсвинд внимательно огляделся вокруг. Поблизости никого не было.
Почему-то это его встревожило. Потом откуда-то повеял легкий ветерок,
который, впрочем, тут же стих. Мир не изменился -- практически. За
несколькими исключениями.
Посреди дороги, к примеру, возник пятиметровый горный тролль.
Исключительно злой тролль. Тролли все злые, это их обычное состояние, однако
данный экземпляр был по-настоящему разъярен. Внезапная и мгновенная
телепортация на три тысячи миль вырвала его из родного логова в
Раммероркских горах. В соответствии с законами сохранения энергии, перенос
поднял внутреннюю температуру тролля до опасной отметки. Так что чудовище
ощерило клыки и бросилось в атаку.
-- Какое странное существо, -- заметил Двацветок. -- А оно опасно?
-- Только для людей! -- крикнул в ответ Ринсвинд.
Вытащив меч, волшебник отважно занес клинок и швырнул его прямо мимо
тролля. Меч шумно улетел в кусты у обочины дороги.
Откуда-то донесся слабый-преслабый перестук, как будто залязгали чьи-то
старые зубы.
Меч ударился о лежащий в кустарнике валун -- самое интересное, валун
был так искусно скрыт, что постороннему наблюдателю могло бы показаться,
будто камня там не было вовсе. В общем, меч, подобно взметнувшемуся в воздух
лососю, отскочил от булыжника и, отрикошетив, впился в серый загривок
тролля.
Чудовище заворчало и одним взмахом когтистой лапы распороло бок
Двацветковой лошади, которая, испуганно заржав, шарахнулась в чащу деревьев,
росших неподалеку. Тролль крутнулся вокруг своей оси и кинулся было в
сторону Ринсвинда.
Но тут медлительная нервная система донесла до тролля весть, что он уже
мертв. На морде его промелькнуло мимолетное удивление, после чего чудовище
рухнуло на землю и рассыпалось в щебень (поскольку в основе материи тролля
лежит кремний, в момент смерти их тела немедленно превращаются опять в
камень).
"А-а-гх", -- подумал Ринсвинд, когда его лошадь в ужасе взвилась на
дыбы. Он вцепился в поводья мертвой хваткой, а она неуклюже прошагала через
дорогу на задних ногах, после чего, издав дикое ржание, развернулась и
галопом помчалась в лес.
Стук лошадиных копыт замер вдали, оставив воздух гудению пчел и шелесту
крыльев изредка пролетающих бабочек. Периодически раздавался еще какой-то
звук, очень необычный для этого ясного полуденного часа.
Он был похож на стук игральных костей.
-- Ринсвинд?
Длинные ряды деревьев швыряли голос Двацветка из стороны в сторону. В
конце концов, так и не дождавшись ответа, эхо вернулось обратно. Маленький
турист уселся на камень и попытался думать.
Прежде всего, он заблудился. Досадная неприятность, но могло быть и
хуже. Лес выглядел довольно интересным, в нем наверняка водились эльфы или
гномы, а может, и те и другие вместе. Пару раз Двацветку действительно
показалось, что среди ветвей он разглядел странные зеленые лица. Двацветку
всегда хотелось встретить эльфа. Вообще-то, на самом деле он мечтал
повстречаться с настоящим драконом, но сойдет и эльф. Или гоблин, на крайний
случай.
Его Сундук куда-то пропал, и это было очень неприятно. А еще начал
накрапывать дождик. Двацветок неуютно поерзал на влажном камне и попытался
взглянуть на положение вещей оптимистически. К примеру, во время безумной
скачки его разогнавшаяся лошадь, продираясь сквозь какие-то заросли,
потревожила медведицу с медвежатами, но умчалась прочь прежде, чем та успела
отреагировать. Потом лошадь пронеслась галопом прямо по огромной стае спящих
волков, но, опять же, стремительно скрылась вдали, оставив яростный вой
далеко позади. Тем не менее день близился к вечеру. Вряд ли стоит торчать
всю ночь под открытым небом, подумал Двацветок. Может быть, поблизости
обнаружится... Он задумался, мучительно припоминая, какого рода пристанище
традиционно предлагается путникам в лесу. Может, где-нибудь рядом найдется
пряничный домик?
Камень, и правда, был каким-то неуютным. Двацветок посмотрел вниз и
вдруг узрел странную резьбу.
Рисунок напоминал паука. Или осьминога. Из-за мха и лишайников деталей
было не видно, но вырезанные в камне руны читались легко. Двацветок прочел
надпись:
"Путник, гостеприимный храм Бел-Шамгарота лежит в направлении Пупа, в
одной тысяче шагов отсюда". "Очень странно", -- подумал Двацветок. Руны были
ему незнакомы, тем не менее он без труда прочел их. Каким-то образом
сообщение проникло прямиком в его мозг, избавив глаза от утомительной
необходимости бегать по строчкам, Двацветок поднялся на ноги и отвязал
утихомирившуюся лошадь от молодого деревца. Он не знал, в какой стороне
находится Пуп, но среди деревьев вроде бы вилась какая-то заросшая тропинка.
Похоже, этот Бел-Шамгарот готов из кожи вон лезть, лишь бы помочь
заблудившемуся путнику. Выбор был прост: либо Бел-Шамгарот, либо волки.
Двацветок решительно кивнул.
Здесь необходимо отметить, что несколько часов спустя двое волков,
идущих по его следу, вышли на ту же самую полянку. Взгляд их зеленых глаз
упал на вырезанную в камне странную восьминогую фигуру, которая и в самом
деле могла оказаться либо пауком, либо спрутом, либо еще каким-нибудь, куда
более необычным, чудовищем. Однако волки, узрев ее, немедленно пришли к
выводу, что, в конце концов, они не так уж и голодны.
Примерно в трех милях от поляны один неудавшийся волшебник висел высоко
над землей, держась обеими руками за ветку березы.
На дерево он попал после пяти минут интенсивных занятий физкультурой.
Сначала из подлеска вылетела разъяренная медведица и одним ударом лапы
разодрала горло его лошади. Потом Ринсвинд, удирая с места побоища, выбежал
на поляну, по которой кружила стая разгневанных волков. Доведенные до
отчаяния преподаватели из Незримого Университета, так и не сумевшие обучить
Ринсвинда искусству левитации, были бы изрядно потрясены той скоростью, с
которой он домчался до ближайшего дерева и взобрался на самую макушку без
видимой помощи рук и ног.
Волки и медведица остались внизу. Теперь нужно было решить, как
поступить со змеей, и все.
Змея была большой, зеленой и обвивала ветку с присущим рептилии
терпением. Ринсвинд прикинул, ядовитая она или нет, но потом выбранил себя
за дурацкий вопрос. Эта змея не могла не быть ядовитой.
-- Ты чего ухмыляешься? -- спросил он у фигуры, которая сидела на
соседней ветке.
-- ЭТО ОТ МЕНЯ НЕ ЗАВИСИТ, -- ответил Смерть. -- А ТЕПЕРЬ, БУДЬ ДОБР,
РАЗОЖМИ РУКИ. Я НЕ МОГУ ТОРЧАТЬ ЗДЕСЬ ВЕСЬ ДЕНЬ.
-- Зато я могу, -- вызывающе заявил Ринсвинд.
Волки, сгрудившиеся у основания дерева, задрали головы и
заинтересованно посмотрели на то, как их будущая еда разговаривает сама с
собой.
-- ТЕБЕ НЕ БУДЕТ БОЛЬНО, -- уверил Смерть.
Если бы слова имели вес, одного предложения, произнесенного Смертью,
хватило бы, чтобы удержать на якоре целое судно.
Руки Ринсвинда свело от боли. Он хмуро взглянул на слегка
просвечивающую фигуру, которая сидела на дереве, словно стервятник какой.
-- Не будет больно? -- переспросил он. -- Быть разорванным на куски
волками -- это не больно?
Он заметил, что его опасно сужающуюся ветку несколькими футами дальше
пересекает другая ветвь. Если б только он мог дотянуться до нее...
Он качнулся в сторону, выставив вперед одну руку.
Как ни странно, прогнувшаяся ветка не сломалась. Она просто издала
тихий хлюпающий звук и вывернулась из его хватки.
Ринсвинд обнаружил, что теперь он висит на полоске коры, которая
потихоньку удлиняется, по мере того как кора отдирается от ветки. Он
посмотрел вниз и с каким-то мрачным удовлетворением осознал, что приземлится
на самого крупного волка.
Он медленно опускался -- кора неумолимо продолжала отрываться. Змея
задумчиво наблюдала за происходящим.
Однако полоска коры выдержала. Ринсвинд уже было поздравил себя, но
тут, подняв глаза, обнаружил то, чего прежде не замечал. Прямо на его пути
висело самое большое осиное гнездо, какое он когда-либо видел.
Ринсвинд плотно зажмурил глаза.
"Откуда взялся тролль? -- спросил он сам себя. -- Все остальное -- это
мое обычное везение, но тролль-то тут при чем? Что здесь, раздери вас гром,
происходит?"
Щелк. Это мог хрустнуть сухой прутик, вот только звук, казалось,
раздался у Ринсвинда прямо в голове. Щелк, щелк. И ветерок, который не
потревожил ни листочка.
Полоска коры, двигаясь мимо осиного гнезда, сорвала жужжащий шар с
ветки. Он просвистел мимо головы волшебника и, стремительно уменьшаясь в
размерах, ухнул в круг поднятых вверх волчьих морд.
Круг внезапно сомкнулся.
Круг внезапно разомкнулся.
Дружный вой, вырвавшийся из волчьих пастей, эхом отдался среди
деревьев. Стая отчаянно пыталась увернуться от разъяренного облака. Ринсвинд
глупо ухмыльнулся.
Его локоть во что-то уперся. Это был ствол дерева. Полоска коры донесла
волшебника до самого основания ветки. Но других ветвей поблизости не
наблюдалось. На гладкой коре не за что было уцепиться.
Зато можно было взяться за руку. Вернее, за две руки, которые
просунулись сквозь замшелую кору рядом с волшебником. Узкие ладони, зеленые,
как молодые листочки, изящная рука -- и наружу выглянула дриада. Ухватив
изумленного Ринсвинда с той растительной силой, которая легко вгоняет
испытующий корень в скалу, дриада втащила волшебника в дерево. Плотная кора
расступилась, как туман, и сомкнулась, как створки устрицы.
Смерть проводил Ринсвинда бесстрастным взглядом.
Затем Он посмотрел на облачко букашек, выписывающих веселые зигзаги
вокруг Его черепа, и щелкнул пальцами. Насекомые посыпались на землю. Однако
особого удовольствия от этого Смерть не получил.
Слепой Ио двинул свою кучу фишек через стол, окинул собравшихся
свирепым взглядом тех глаз, которые на данный момент находились в комнате, и
зашагал к выходу. Несколько полубогов прыснули со смеху. Оффлер, по крайней
мере, воспринял потерю отличного тролля с педантичной, хотя и несколько
крокодильей учтивостью.
Последний противник Госпожи передвинул свой стул так, чтобы сидеть за
доской напротив нее.
-- Господин, -- вежливо сказала она.
-- Госпожа, -- отозвался он.
Их глаза встретились.
Он был немногословным богом. Поговаривали, что он появился на Диске
после какого-то ужасного и таинственного происшествия, случившегося на
другой Событийной Линии. Все боги пользуются привилегией изменять свой
внешний облик по своему усмотрению. Даже перед коллегами они предпочитают
появляться, накинув на себя другую личину. Рок Плоского мира, к примеру,
выглядел сейчас добродушным старичком с седеющими волосами, аккуратно
зачесанными набок, -- такому человеку любая девушка предложила бы стаканчик
слабого пива, появись этот старичок у задней двери ее домика. Человеку с
таким лицом сердобольный паренек с радостью помог бы подняться на приступку.
Вот только глаза...
Ни одно божество не может скрыть природу своих глаз. Природа глаз Рока
Плоского мира была такова, что если с первого взгляда они казались темными,
то при ближайшем рассмотрении оказывалось, что это всего лишь дыры. Но
поздно, слишком поздно отводить взгляд -- эти дыры уводили в черноту столь
далекую и глубокую, что смотрящего неумолимо затягивало в эти два одинаковых
озерца бесконечной ночи и уносило к ужасным, кружащимся звездам...
Госпожа вежливо кашлянула и выложила на стол двадцать одну белую фишку,
а потом из складок платья достала еще одну, серебристую, полупрозрачную,
вдвое крупнее остальных. Душа истинного Героя идет по более высокому
обменному курсу и очень ценится богами.
Рок приподнял одну бровь.
-- Только без обмана, Госпожа, -- предупредил он.
-- Но кто может обмануть Рок? -- спросила она.
Он пожал плечами.
-- Никто. Однако все пытаются.
-- И тем не менее я почувствовала, что ты слегка помогал мне в игре.
-- Конечно. Чтобы заключительная партия была приятней, Госпожа. А
теперь...
Он опустил руку в свою шкатулку и, достав оттуда одну из фигур, с
удовлетворенным видом поставил ее на доску. У наблюдающих со стороны богов
вырвался дружный вздох. Даже Госпожа слегка опешила.
Ничего не скажешь, фигура принадлежала отнюдь не красавцу. Ее детали
были нечеткими, словно руки ремесленника дрожали от ужаса перед той вещью,
которая обретала форму под его сопротивляющимися пальцами. Она, казалось,
состояла из одних присосок и щупалец. И еще зубов, заметила Госпожа. И
одного огромного глаза.
-- Я думала, такие, как Он, вымерли на заре времен, -- заметила она.
-- Видно, наш общий друг-некрофил так и не решился сунуться в его
логово, -- рассмеялся Рок. Происходящее доставляло ему истинное
удовольствие.
-- Этой твари вообще не следовало появляться на свет.
-- И тем не менее, -- лаконично ответил Рок и, смахнув кости в
необычный стаканчик, поднял глаза на богиню.
-- Но, может, -- добавил он, -- ты пожелаешь сдаться?..
Она покачала головой.
-- Играй.
-- Тебе есть чем ответить на мою ставку?
-- Играй!
Ринсвинд знал, что внутри деревьев бывают древесина, сок, иногда
встречаются белки. Но не дворцы.
И все же подушки, на которых он сидел, были определенно мягче, чем
древесина, вино в деревянном кубке, который стоял рядом, было гораздо
вкуснее, чем древесный сок; да и девушку, которая сидела напротив, обхватив
руками колени, и смотрела на него задумчивыми глазами, нельзя было сравнить
с белкой. На белку она смахивала разве что некоторой пушистостью.
Высокую и просторную комнату сверху освещал мягкий желтоватый свет,
однако источника его Ринсвинд так и не обнаружил. В узловатых, искривленных
арочных проемах виднелись другие комнаты и нечто похожее на широкую винтовую
лестницу. А ведь снаружи дерево выглядело совершенно нормальным.
Девушка была зеленого цвета -- телесно-зеленого цвета. Ринсвинд мог
утверждать это с абсолютной уверенностью, потому что единственной ее одеждой
был висящий на шее медальон. Ее длинные волосы слегка напоминали мох. Глаза
не имели зрачков и сияли яркой зеленью. Ринсвинд пожалел, что в Университете
не уделял больше внимания лекциям по антропологии.
До сих пор она не произнесла ни слова. Указав на диван и предложив
вина, девушка опустилась напротив и принялась молча разглядывать волшебника,
время от времени потирая глубокую царапину на предплечье.
Ах да, дриада настолько тесно связана со своим деревом, что страдает от
ран вместе с ним, припомнил Ринсвинд.
-- Ты уж извини, что так вышло, -- выпалил он. -- Это был несчастный
случай. Ну, я имею в виду, внизу меня ждали волки и...
-- Тебе привелось залезть на мое дерево, и я тебя спасла, -- без
запинки подхватила дриада. -- Повезло тебе. И твоему другу, наверное, тоже?
-- Другу?
-- Тому коротышке с магическим ящиком, -- объяснила дриада.
-- А, ему... -- неопределенно произнес Ринсвинд. -- Да. Надеюсь, у него
все в порядке.
-- Ему нужна твоя помощь.
-- Это его обычное состояние. Он что, тоже забрался на какое-нибудь
дерево?
-- Он забрался в храм Бел-Шамгарота.
Ринсвинд поперхнулся вином. Его уши, ужаснувшись, попытались заползти
внутрь головы. Пожиратель Душ! Ринсвинд не успел справиться с потоком
нахлынувших воспоминаний -- они налетели на него буквально галопом. Однажды,
в бытность свою студентом отделения практической магии Незримого
Университета, Ринсвинд на спор пробрался в небольшую комнатку рядом с
главной библиотекой. Стены этой комнаты были покрыты защитными свинцовыми
пентаграммами, и никому не дозволялось находиться там дольше, чем четыре
минуты и тридцать две секунды. Двести лет осторожных экспериментов
потребовалось ученым, чтобы определить это время...
Он с опаской открыл Книгу, которая была прикована цепями к октироновой
кафедре, стоящей в центре испещренного рунами пола, -- прикована не затем,
чтобы ее никто не украл, но затем, чтобы она сама не сбежала. Ибо то был
Октаво, гримуар, настолько насыщенный магией, что обрел собственные неясные
чувства. Одно заклинание все же умудрилось соскочить с потрескивающих
страниц и устроиться в темных глубинах Ринсвиндова мозга. Это определенно
было одно из Восьми Великих Заклинаний, но никто не мог сказать, какое
именно заклятие досталось Ринсвинду. Даже сам Ринсвинд не знал этого. Чтобы
узнать, он сначала должен был произнести его. Однако иногда он чувствовал,
как заклинание незаметно, бочком, пробирается за спиной у его "я", выжидая
подходящий момент...
На передней крышке Октаво был изображен Бел-Шамгарот. Он не являлся
Злом, потому что даже Зло обладает некоей жизненной силой. Нет, Бел-Шамгарот
был оборотной стороной монеты, на которой Добро и Зло образовывали всего
лишь одну сторону.
-- Пожиратель Душ. Его число лежит между семью и девятью; это дважды
четыре, -- процитировал Ринсвинд, рассудок которого оцепенел от страха. -- О
нет! Где этот храм?
-- В сторону Пупа, в центре леса, -- ответила дриада. -- Это очень
древний храм.
-- Неужели еще остались на свете глупцы, поклоняющиеся Бел... ему? Я
понимаю сумасшедших, которые поклоняются дьяволу, но он же Пожиратель Душ...
-- Поклонение ему давало... некоторые преимущества. И у той расы, что
прежде жила в этих местах, были странные взгляды на жизнь.
-- И что же с этой расой случилось?
-- Я ведь сказала, она прежде жила здесь.
Дриада встала и протянула Ринсвинду руку.
-- Идем. Меня зовут Друэлле. Пойдем со мной, посмотришь на участь
своего друга. Это, должно быть, интересно.
-- Не уверен, что... -- начал было отнекиваться Ринсвинд.
Дриада обратила к нему свои зеленые глаза.
-- Неужели ты считаешь, что у тебя есть выбор? -- спросила она.
Широкая, как мощеная дорога, лестница вилась снизу вверх через все
дерево, и с каждой площадки открывался вид на просторные помещения. Повсюду
сиял все тот же, не имеющий определенного источника желтоватый свет. Правда,
присутствовал еще и звук, похожий -- Ринсвинд сосредоточился, пытаясь дать
ему определение, -- похожий на отдаленные раскаты грома или шум далекого
водопада.
-- Это дерево, -- коротко сказала дриада.
-- А что оно делает? -- полюбопытствовал Ринсвинд.
-- Живет.
-- Я как раз спрашивал себя об этом. Я имею в виду, неужели мы
действительно находимся внутри дерева? Я что, уменьшился в размерах? Снаружи
оно выглядело нормальным деревом, и я мог обхватить его руками.
-- Оно и осталось таковым.
-- Хм, но я здесь, внутри него?
-- Да.
-- Хм, -- сказал Ринсвинд.
Друэлле расхохоталась.
-- Я с легкостью читаю твои мысли, самозваный волшебник! Я ведь дриада!
То, что ты принижаешь названием "дерево", -- на самом деле простой
четырехмерный аналог всей многомерной Вселенной, которая... Нет, вижу, ты
этого не знаешь. Мне следовало бы догадаться, что ты не настоящий волшебник,
как только я увидела, что у тебя нет посоха.
-- Я потерял его при пожаре, -- автоматически соврал Ринсвинд.
-- А шляпа с вышитыми на полях магическими знаками где?
-- Ветром сдуло.
-- А дух-советчик?
-- Помер. Послушай, спасибо, что спасла меня, но, если ты не против, я,
пожалуй, пойду. Только покажи мне, как отсюда выбраться...
Нечто подозрительное в выражении ее лица заставило Ринсвинда
обернуться. За его спиной стояли трое дриадов -- дриад мужского пола. Как и
девушка, они были обнажены. Оружия Ринсвинд тоже не заметил. Однако
последнее обстоятельство не имело ровно никакого значения. Похоже, им и не
нужно было оружие, чтобы справиться с Ринсвиндом. Они выглядели так, словно
плечом могли проложить себе путь сквозь монолитную скалу, а по пути перебить
полк троллей. Трое красавцев-великанов смотрели на волшебника с деревянной
угрозой. Их кожа походила цветом на скорлупу грецкого ореха, и под ней
огромными валунами перекатывались мускулы.
Ринсвинд повернулся обратно и слабо ухмыльнулся Друэлле. Жизнь опять
начинала приобретать знакомые черты.
-- Ты ведь и не думала спасать меня? -- спросил он. -- Ты взяла меня в
плен.
-- Конечно.
-- И ты меня не отпустишь? - Это было скорее утверждение, чем вопрос.
Друэлле покачала головой.
-- Ты причинил боль дереву. Но тебе повезло. Твой приятель встретится с
Бел-Шамгаротом. Ты же умрешь простой смертью.
Две ладони легли на его плечи. Ринсвинд ощутил себя небольшим
булыжником, вокруг которого неумолимо обвивается старый древесный корень.
-- Разумеется, твоей казни будут предшествовать некоторые церемонии, --
продолжала дриада. -- Но все это после того, как Насылатель Восьми
расправится с твоим дружком.
-- Знаешь, мне никогда не приходило в голову, что бывают
мужчины-дриады. Даже когда я смотрел на дуб.
Один из великанов ухмыльнулся.
Друэлле фыркнула.
-- Болван! А откуда, по-твоему, берутся желуди?
Перед ними открылось похожее на зал обширное пустое пространство,
потолок которого терялся в золотистой дымке. Бесконечная лестница
поднималась прямо в его центре.
В дальнем конце зала собралось несколько сотен дриад и дриадов. Они
почтительно расступились при приближении Друэлле и не обратили абсолютно
никакого внимания на Ринсвинда, которого то и дело пихала в спину твердая
рука.
Большинство дриад были женского пола, хотя среди них затесалось и
несколько мужчин-великанов. Они стояли, словно богоподобные статуи, среди
невысоких, смышленых женщин. "Насекомые, -- подумал Ринсвинд. -- Это дерево
очень напоминает мне муравейник".
Но откуда здесь взялись дриады? Насколько помнил Ринсвинд, древесный
народец в