нилось. Плавучие базы, рассеянные по океанам всего мира, по-прежнему имели положение и обстановку полевых военных единиц. Там мог существовать жесткий порядок командования, некоторая неэффективность, а также масса ненужных или даром потраченных усилий, однако вся система работала. Оборудование обслуживалось. Графики соблюдались. По контрасту административный центр СГОМ управлялся как армейский штаб мирного времени. Не имея конечного продукта, бюрократия становилась важнее результатов. Отсрочка считалась неуместной, но эффективность не имела смысла. Джон всю свою трудовую жизнь провел в мире плавучих баз. Для него шоком было явиться в Админ-центр к пяти вечера и узнать, что никому не ведомо, кто он такой и зачем сюда прибыл. Замминистра Лосада был занят, и его никак нельзя было беспокоить. В табеле назначений какой-либо Джон Перри вообще отсутствовал -- как сегодня, так и в обозримом будущем. Помощники Лосады уже ушли, и до девяти часов завтрашнего утра их возвращение не ожидалось. Под рукой не оказалось никого, кто смог бы внятно ответить на вопрос по поводу звонка на плавучую базу. Джону с великой неохотой дали квиток, который позволял ему провести ночь в жилом комплексе Админ-центра. При этом его предупредили, что за все обслуживание, кроме обеда и завтрака, ему придется платить из собственного кармана. К шести тридцати Джон прибыл в спартанское общежитие СГОМ и обнаружил здание битком забитым людьми. Комендант проинформировал его, что с переменой климата Аренас переживает невероятный бум и что все помещения переполнены в связи с Летним фестивалем. Еще он добавил, что квиток Джона ничего не значит. Если он сам себе ничего не подыщет, ему в лучшем случае могут дать скатку с постельными принадлежностями и место на полу в столовой -- разумеется, после того, как вся кормежка закончится и бригада уборщиков проделает свою работу. Где-нибудь около часа ночи. Джон позвонил Нелл Коттер, которая остановилась у пролива. Ее номер не отвечал. Тогда Джон оставил сообщение, что он к ней идет, вышел на холмистые улицы и побрел на юг к воде. Некоторые элементы Пунта-Аренаса не изменились с новым процветанием. Каждый квадратный метр почвы буйствовал летними цветами, и в воздухе царило их вечернее благоухание. На пятидесяти трех градусах южной широты декабрьское небо, даже затянутое облаками, не темнело еще три-четыре часа. После шести лет одиночества и открытого океана Джон нашел для себя цветы и людные улицы такими же чуждыми, как другая планета. Даже поморники, буревестники и крачки пропали. Он искал их в небе, но они, надо полагать, на лето улетели далеко к югу, чтобы пожать богатый урожай вокруг уменьшающейся ледяной шапки. Страннее всего были дети. На плавучих базах детей не имелось вовсе, но здесь они были повсюду -- играли на каждом уличном углу, путались под ногами на тротуарах или бесшабашно катались по склону холма на самодельных тележках и самокатах. Джон бессознательно их избегал, а мысли его были далеко. Одно дело, когда тебя игнорировали на родной базе, где ты волен был сам устанавливать себе график и работать над своими научными проектами. Совсем другая ситуация получалась, когда тебя без всякого объяснения отволакивали на полторы тысячи километров, а затем обращались с тобой как с полным ничтожеством. С каждым шагом мрачность и раздражение Джона нарастали. С ним должно было случиться что-то скверное. Он наверняка это знал. Но не мог догадаться, что именно. К тому времени, как Джон добрался до адреса, который ему дала Нелл, он уже был совершенно не в настроении посещать обеды богатых и знаменитых. Ни за тысячу песо с носа, ни за полпесо. Когда Джон позвонил из вестибюля, он уже готов был сказать Нелл, что передумал и не идет на обед. Но она не дала ему такой возможности. -- Отлично. Шестой этаж. Поднимайтесь. -- И в трубке зазвучали короткие гудки. Нелл уже сказала Джону, где остановится, но это не было похоже ни на один отель из всех, что ему доводилось видеть. Здание представляло собой изящную высотную структуру, куда более заманчивую, чем общежитие Админа. Там не было ни гостевой регистрации, ни портье, ни какого-либо подобного персонала. Лифты казались рассчитанными только на перевозку грузов. Поднявшись на шестой этаж, Джон очутился в огромном зале без окон, поделенном на квадратные каморки перегородками по пояс вышиной. Некоторые каморки были ярко освещены и застеклены от пола до потолка. Другие были темными и не содержали в себе ничего, кроме выкрашенных серой краской шкафов. Люди словно бы сновали повсюду как попало. Джон в замешательстве крутил головой, пока не заметил Нелл в четырех перегородках от него, склонившуюся над блоком телевизоров. Нелл уже успела переодеться из своего зеленого комбинезона, который она носила в "Капле", в платье с голыми плечами того же цвета. Она также проделала какой-то фокус со своими волосами, подняв их вверх и обнажив грациозный изгиб шеи. Когда Джон до нее добрался, Нелл выпрямилась и устроила ему мгновенный осмотр с головы до пят. -- Стандартный размер должен подойти. Идемте. И она взяла его за руку. Джон позволил ей буксировать его по шахматной доске с перегородками. По дороге они также миновали пару двухстворчатых дверей. -- Ну вот. -- Нелл махнула рукой в сторону пары десятков высоких гардеробов вдоль одной стены. -- Выбирайте. Тут она увидела озадаченное выражение на его лице. -- Послушайте, я не привередлива, и то, что на вас сейчас, мне отлично подходит. Лично мне. Но Бога ради, мы же идем на официальный обед. Если вы не хотите, чтобы вас остановили у двери и стали задавать вопросы, вам придется переодеться. Сегодня вечером -- только смокинги и платья. -- У меня нет смокинга -- ни здесь, ни на базе. -- Знаете, я так и подумала. Иначе зачем, по-вашему, я вас сюда привела? -- Нелл распахнула дверцу одного из гардеробов. -- Я же говорю -- выбирайте. Здесь все размеры, цвета и стили. А также все столетия. Тут до Джона дошло. -- Это же киностудия! -- Разумеется. И я здесь работаю. Помните, ведь у меня работа имеется? Здесь также ставят пьесы. Вы можете одеться кем угодно от монаха-францисканца двенадцатого столетия до Питера Пэна, но нам нужно, чтобы вы слились с фоном. Поэтому мы организуем вам наряд характерного миллионера типа "десять тысяч песо за обед". -- Она протянула руку и вытащила из гардероба вешалку. -- Лучше бы вы мне помогли. Почему бы вам для начала вот это не попробовать? На подбор наряда ушло много времени. Джона устроил бы первый же выбранный костюм, но Нелл настаивала, что на плечах ткань лежит не совсем как надо. -- Я знаю, богатые люди порой действительно носят одежду, которая им не подходит. Но специалисты по гидротермальным отдушинам, выдающие себя за богачей, такой одежды не носят. -- Нелл приладила ему галстук-бабочку и вставила в петлицу крошечную видеокамеру. -- Последний штрих. Камера вместо камелии. Таким образом, не возникнет никаких сомнений насчет того, чем вы занимаетесь. Кто знает. Быть может, вам удастся снять какой-то бесценный эпизод. -- Она отступила назад и оглядела результат. -- Шик-блеск! Как вы себя чувствуете? -- Странно. -- Джон с трудом узнавал себя в окружающих его со всех сторон зеркалах. Нелл выкинула какой-то фокус и с его волосами, подкрашивая их, делая гуще у висков и ушей и приглаживая спереди. -- Вид у вас просто классный. Ну, пойдемте. К тому времени, как мы туда доберемся, вы к своим тонким перышкам приспособитесь. Вперед! Дорога назад по холму в сгущающихся сумерках стала для Джона подлинным откровением. Другие пешеходы бросали на них всего один взгляд и отходили в сторонку. Даже дети на маленьких тележках предусмотрительно виляли вбок. -- Защитная аура богатства. -- Нелл держала его под руку и смотрела прямо перед собой, игнорируя всех окружающих. -- Пусть даже фальшивого. -- Я думал, что подобные вещи должны были кончиться вместе с войной. -- Вы говорите как кабинетный ученый. Таков один из уроков истории. Подобные вещи никогда не кончались и никогда не закончатся. По крайней мере, пока люди остаются людьми. -- Тут Нелл сжала его руку и надменно вздернула нос на мужчину, который слишком медленно убирался с их дороги. Само здание, где располагалась обеденная зала, стояло на западном склоне, фасадом к проливу и далекому океану. У входа торчали дюжины мужчин в форме. Они пристально наблюдали за парочкой, пока билеты, которые представила Нелл, не были проверены. Джон стоял рядом, нервно дергая пальцами скользкие манжеты. -- Я уже подумал, мы влипли, -- негромко сказал он, когда их наконец пропустили. -- Вся эта охрана... -- Это не из-за нас. -- Нелл снова сжала ему руку. -- Успокойтесь, дорогой. -- А из-за кого? -- По студии шли разговоры, что наружники могут силой сюда прорваться, чтобы вызвать беспорядки. Обед Внутреннего Круга -- одна из их обычных мишеней. -- Но это же сущая нелепость. Движение "Наружу" нуждается в "мобилях". Сайрус Мобилиус должен быть для наружников настоящим героем. -- Должен быть. И, насколько я знаю, он таковым и является. Но у охранников просто нет мозгов, чтобы это понять. Вот они и охотятся за наружниками за каждым мусорным баком. -- Она потянула его за руку. -- Нет, нам не сюда, дорогой. Нас терпят, потому что им нужна публичность. Так что нас даже накормят. Но в реальный Внутренний Круг вас нипочем не посадят. В обеденной зале стояли десять круглых столов. За каждым имелись места и приборы для восьми персон. Нелл провела Джона к небольшой голой скамье, полускрытой от собственно обеденной залы и предлагающей камерам хороший обзор главного стола на подиуме. Мужчина и две женщины как раз устанавливали камеры на этой скамье. Нелл им кивнула, и они бросили на Джона безразличные взгляды, прежде чем снова вернуться к своей работе. Сайрус Мобилиус уже сидел за главным столом, болтая с женщиной в форме по левую руку от него. Пока шла раздача блюд, Джон Перри внимательно изучал человека-легенду. Изучение это он нашел странным образом неудовлетворительным. Мобилиусу было уже где-то к пятидесяти. Сидя, он представлялся невысоким, мощного телосложения мужчиной с толстой шеей, которая неприятно выпирала над бело-голубым отложным воротничком. Костюм его был незатейливого серого цвета, и там явно недоставало медалей, украшений или драгоценностей. Нос у Мобилиуса был непомерно велик. Над носом возвышалась густая шапка седеющих волос, а из-под выдающихся надбровных дуг выглядывали бледные, пустые на вид глаза. Солнечный Король ел очень мало, только поклевывая большинство подававшихся блюд, и он, похоже, слушал и кивал гораздо больше, чем говорил. По контрасту со сверкающей, разукрашенной, увешанной всевозможными регалиями аудиторией членов Внутреннего Круга выглядел он весьма невзрачно. -- А вы чего ожидали? -- поинтересовалась Нелл, когда Перри сообщил ей, каким обычным выглядит Сайрус Мобилиус. -- Трехметрового рыжеволосого гиганта? Это было одним из ранних открытий и крупных разочарований моей карьеры. Великие мужчины и великие женщины в основном не выглядят в чем-то отличными от других. Если бы они так выглядели, моя работа была бы проще. -- Но они... -- Джон мотнул головой в сторону публики. -- ...не великие люди. -- Нелл подалась ближе. -- Ересь, конечно, это заявлять, особенно в этой зале, но Внутренний Круг -- это просто богачи. Просто богатые старики и ничего больше. У женщины рядом с Сайрусом Мобилиусом мозг устрицы, и она получила свою работу высокого ранга благодаря семейным связям. Я никогда не разговаривала с Мобилиусом, но уверена, что он здесь не потому, что ему страшно хотелось здесь побывать. Он здесь потому, что ему нужны их деньги для своих новых проектов. Через несколько минут вы увидите мистера Мага за работой. Трапеза заканчивалась. Женщина в форме слева от Мобилиуса встала, и зала погрузилась в молчание. -- Добрый вечер! -- Она улыбнулась всему залу, не забыв уделить и долгое мгновение столику для прессы. -- Меня зовут Долорес Гелбман, и я энергетический координатор Тихоокеанского региона. Мои друзья, леди и джентльмены Внутреннего Круга, сегодня вечером я удостоена необычной привилегии. К своему удовольствию, я представляю вам нашего почетного гостя, Сайруса Мобилиуса. Но прежде чем я попрошу его обратиться к вам, я бы сначала хотела сказать несколько слов о его работе и о том, что она для всех нас значит, -- Долорес Гелбман подняла со стола пару листков бумаги и бросила на них взгляд. -- Люди пользовались термоядерной энергией задолго до того, как реально ее узнали. Наше Солнце, эта могучая звездная печь, само по себе не более чем гигантский термоядерный реактор, обменивающий водород и дейтерий... -- на этом слове она споткнулась и ненадолго опустила голову, чтобы свериться со своими заметками, -- дейтерий на гелий, кислород и... прочее. Но лишь сто пятьдесят лет назад мы добились первой управляемой термоядерной реакции. И лишь в тысяча девятьсот пятидесятых годах сетевое производство энергии посредством термоядерной реакции стало действительно возможно. Джон Перри вздрогнул и повернулся к Нелл. -- Но все это неправда! -- Я знаю, -- Нелл улыбалась. -- Кто-то, такой же тупой, как она, настрочил всю эту муру, а она даже толком прочесть не может. Она понятия не имеет, что это полная чушь. Но тс-с! Наслаждайтесь. Если вам не нравится, что она болтает, подумайте, что при этом испытывает Мобилиус. Посмотрите на него. Сайрус Мобилиус сидел, откинувшись на спинку своего кресла. Локти он поставил на стол, а кончики пальцев соединил, слушая, как Долорес Гелбман продолжает свою речь. Он казался идеально спокойным, предельно расслабленным, наслаждаясь всем окружающим. Прошло еще несколько минут, прежде чем Перри понял, чем он на самом деле занимается. Он наклонился к Нелл. -- Он считает. Считает ее фактические ошибки, отстукивая их на пальцах. Смотрите -- вот еще одна. Она сказала "нейтроны", а имела в виду "нейтрино". Пока что с полдюжины. Когда она закончит, он ее на кусочки порвет. -- Хотите поспорим, что нет? Он бы с великим удовольствием, но для этого он слишком умен. Сайрус Мобилиус знает, кем ему приходится манипулировать и как это надо делать. Подождите и сами увидите. -- ...до конца войны, -- продолжала Долорес Гелбман, -- когда наша промышленность была уничтожена, большинство земель стало необитаемо, а производство энергии подавлено. И в этот момент величайшей нужды, подобно рыцарю-спасителю в блестящих доспехах, на Землю с Пояса прибыл Сайрус Мобилиус. Прибыл, готовый раскрыть тайны компактного, сверхэффективного устройства термоядерной реакции, которое он изобрел, всем, кто в этом нуждался. Как здесь, так и во Внешней системе. За последнее время имя Сайруса Мобилиуса стало синонимом термоядерной энергии. Благодаря его усилиям она была развита до такой степени, что никакой другой источник не может конкурировать с ней в смысле эффективности, цены или безопасности. И, таким образом, моя привилегия сегодня вечером, с позволения Внутреннего Круга, вручить высшую технологическую награду всей Земли, за пионерскую работу по систематическому развитию безопасной термоядерной энергии, Сайрусу Мобилиусу. Человеку, которому я рада даровать титул... Солнечного Короля. -- Нет, вы только ее послушайте, -- прошипел Джон. -- Она говорит про "Солнечного Короля" так, как будто только что это прозвище изобрела. Да ведь оно по всей Солнечной системе уже лет пятнадцать используется! Но Сайрус Мобилиус уже вставал, чтобы пожать Гелбман руку, улыбаясь при этом так, словно титул, которым она его наградила, был для него чем-то совершенно новым и удивительным. -- Благодарю вас, координатор Гелбман, за добрые слова. И благодарю вас всех за честь подобной награды. -- Он кивнул в сторону завернутого в роскошную бумагу пакета в полметра вышиной, что стоял перед ним на столе. -- И еще больше благодарю вас за то, что вы наградили меня честью сегодня к вам обратиться. -- Я же вам говорила, -- прошептала Нелл. -- Он великий человек, но он также великий дипломат. И все-таки в один прекрасный день я собираюсь засечь его с расстегнутой ширинкой. -- Что-что вы собираетесь? -- Я собираюсь засечь его с таким выражением лица, которого он заранее не планировал. Впрочем, сегодня вечером не получится. Он их вокруг пальца обведет. Следите за ним внимательно. Мобилиус грустно качал головой. -- С моей точки зрения, многие почести, в изобилии на меня излившиеся, совершенно не заслуженны. Плазменная теория и детальные термоядерные вычисления всегда были для меня слишком сложны. Я всю жизнь оставался не более чем халтурщиком, забавляющимся и играющим, а время от времени случайно открывающим какую-нибудь штуковину, которая почему-то работает. Так что, если группа настоящих ученых дает мне награду, я чувствую себя очень неловко. В таких случаях я всегда вспоминаю то, что Чарльз Бэббидж сказал о Британском Королевском Обществе: "Это организация, которая существует для того, чтобы устраивать пышные обеды и раздавать друг другу золотые медали". Но когда меня награждают такие реальные люди, как вы, люди, которые живут в реальном мире и понимают его потребности и приоритеты, что ж, тогда меня переполняет чувство благополучия и совершенно неразумная гордость. Та самая гордость, которую обычно испытываешь перед падением. От некоторых членов аудитории последовали понимающие кивки и несколько выкриков: "Никогда!" и "У вас все получится!" Сделав паузу, Мобилиус оглядел зал. -- Я так понимаю, что, несмотря на все мои усилия в смысле сокрытия своих планов, некоторые из вас, похоже, уже слышали о моей мечте. Если дело обстоит именно так, то я надеюсь, что кто-то из вас даже может настолько ею заинтересоваться, что решит принять участие, обеспечивая прямую поддержку, когда представится такая возможность. Но я должен вас предупредить. Есть хороший шанс, что через год в это же самое время имя Сайруса Мобилиуса станет посмешищем для всей Солнечной системы. И если это случится, я надеюсь, что те из вас, кто был со мной добр, когда казалось, что я рядом с вершиной, будут со мной так же добры, когда я окажусь на дне. Из аудитории последовали еще выкрики: "Считайте меня!" и "Провалов у вас не бывало!" -- Совершенно верно, -- Мобилиус поднял руку. -- Но все когда-то случается впервые, в том числе и провалы. Однако мы забегаем вперед. Сегодня вечером в мои планы вовсе не входило выдвигать обещание нового грандиозного проекта... ("Особенно когда он, если вы заметили, только что это сделал, -- прошептала Нелл. -- Он может прямо сейчас их всех подписать, если только захочет") ...а скорее поблагодарить вас и с великой признательностью принять эту награду. Сайрус Мобилиус подтащил к себе высокую упаковку и с помощью Долорес Гелбман снял с нее обертку. Обнажился сверкающий блок вложенных цилиндров, окружающий центральный тороид и комплекс спиральных трубок. -- И где же я что-то подобное видел? -- Мобилиус ухмылялся. -- Для всех, кто это не узнает, здесь мы имеем модель Мобилиуса АЛ-3 -- ту самую, которую большинство людей зовет "мобиль-мини". Самый маленький и самый популярный из моих термоядерных заводиков. -- Он какое-то время его изучал. -- Такой должен производить тридцать мегаватт энергии. Очень красиво выполненная модель. В уменьшенном масштабе. Сколько... четыре к одному? -- Ровно четыре к одному, -- Долорес Гелбман повернула предмет так, чтобы столик прессы смог получше разглядеть и модель, и ее саму. -- И со всеми этими деталями в пропорции. -- Мобилиус нагнулся, изучая интерьер. -- Просто идеально. Вдруг он нахмурился: -- Впрочем, погодите минутку. Эта штуковина вовсе не идеальна. Это подделка -- она не может давать энергию! В аудитории послышалось негромкое шушуканье. Раздались смущенные смешки людей, реагирующих на шутку, которой они не поняли. -- Нет, это мы не можем принять, не так ли? Зачем нам "мобиль", который энергию не дает? -- Сайрус Мобилиус помедлил, затем нагнулся и сунул руки под стол. -- Нет-нет, -- продолжил он, -- нам нужно что-то вроде вот этого. С помощью двух людей в форме, которые мигом подскочили из боковой части зала, Мобилиус поднял с пола еще одну упаковку и поставил ее на стол. Когда обертку удалили, там оказалась странно искаженная версия "мобиля-мини" -- с непропорциональным центральным тороидом и комплексом двойных спиралей позади него. Все молча наблюдали, как Мобилиус включает тумблер на боку аппарата. Затем он кивнул еще одному человеку у дальней стены. Свет в зале медленно померк. И когда это произошло, вибрирующий свист донесся от машины на столе, за которым последовало шипение электрического разряда. Свет в зале совсем пропал. Теперь ее освещала только нарастающая голубизна внутри центрального тора. -- Леди и джентльмены, -- Сайрус Мобилиус, смутно различимый в голубом свечении, поднял руку. -- Позвольте впервые представить вам "мобиль-микро". Первый настольный термоядерный реактор в Солнечной системе. Шестьдесят килограммов общей массы, внешние габариты вы видите, выход энергии -- восемь мегаватт. И, как вы непременно убедитесь, совершенно безопасный. Свечение по-прежнему усиливалось. Залитое голубым светом лицо и парящие над аппаратом руки напоминали мага, вытягивающего энергию из воздуха посредством какого-то первобытного заклинания. Аудитория охнула, когда руки Мобилиуса, обхватили тор, а затем внезапно нырнули в пылающую плазму в самом центре. Свечение тут же погасло, а свет в зале вспыхнул. Сайрус Мобилиус стоял за своим настольным термоядерным реактором, беспечный и расслабленный. Пока члены Внутреннего Круга вставали на ноги, он сошел с подиума и стал расхаживать среди них, пожимая руки и хлопая людей по спинам. -- Вот вам, детишки, -- тихо сказала Нелл, -- и конец сегодняшнего представления. Что я вам говорила? Он не сделал ни одного ложного шага. Теперь я понимаю, почему так легко было получить билеты для прессы. Мобилиус хотел, чтобы все это дело получило максимальное освещение. Джон Перри сидел в настоящем шоке. Ему недоставало имевшегося у Нелл опыта и раннего иммунитета к славе и богатству, а главное, к элементарной харизме. -- Он гений. Абсолютный гений. Но что он имел в виду, когда говорил, что ровно через год над ним будут смеяться? -- Не знаю. -- Глаза Нелл были сосредоточены на Сайрусе Мобилиусе, который каждые несколько секунд бросал взгляд в сторону столика для прессы. -- Но это должен быть колоссальный новый проект, настолько крупный, чтобы сам Солнечный Король заговорил о перспективе превратиться в посмешище. Не беспокойтесь, мы выясним, что он планирует. Я позвоню Глину Сефарису, и он даст задание нашему персоналу в Гусвике. Там находится основная база Мобилиуса. -- Никто не собирается смеяться над Мобилиусом, что бы он там ни сделал. А почему вы так уверены, что ваш персонал сможет до этого докопаться? -- Потому что Солнечный Король никогда не бросил бы этого нам -- прессе, то есть если бы действительно хотел сохранить это в тайне. Вы замечаете, что никто из нас и понятия не имел о настольном термоядерном реакторе, пока нам его сегодня вечером не показали? Он даже меня удивил точно так же, как всех остальных. Тут Нелл ухватила Джона за руку и потащила его сквозь толпу. -- Вперед, вперед, давайте посмотрим, не удастся ли нам перекинуться словечком с мистером Магом, прежде чем его утащат в более узкий круг. У меня такое чувство, что прямо сейчас он очень восприимчив к вниманию прессы. Нам предлагается докапываться и выяснять, каков его новый проект, так что -- кто знает? Может статься, если мы будем достаточно хитры или везучи, мы сегодня же вечером это и выясним. 4 "ЗВЕЗДНОЕ СЕМЯ" Происхождение у Нелл Коттер и Вильсы Шир было совершенно различным. Они никогда друг с другом не встречались и даже не проживали на одной планете. Они жили в миллиардах километров друг от друга. И все же, если бы Нелл вдруг переправили под бок к Вильсе, у нее не возникло бы никаких сложностей с тем, чтобы распознать чувства другой женщины. Она сама их испытывала -- всего двадцать четыре часа тому назад. Вильса, приятно возбужденная, сидела одна в небольшом погружаемом аппарате, курсирующем по турбулентным океанским глубинам. Даже легкого мерцания не проникало от света далекого солнца. "Глаза" погружаемого аппарата представляли собой сочетание радаров и ультразвуковых датчиков, давая плоское, низкоконтрастное изображение, которое превращалось в невыразительную серость в дюжине километров от судна. Голос Тристана Моргана казался таким же серым и ровным, звучал далеко и тонко, хотя слова произносились Вильсе прямо в ухо. -- Пока что все в порядке, но теперь ты должна опуститься. Видишь это вихревое облако прямо по курсу? Тебе нужно будет вырулить так, чтобы в него не попасть. И ты должна идти вниз. В верхнем регионе имеются слишком сильные для "Леды" конвекционные течения, а кроме того, верхушка облака будет распространяться вверх на тысячи километров. Установи себе тридцатиградусное скольжение вниз. Целься в левый край облака и держи такой курс пятнадцать минут. Ты будешь двигаться на том же уровне, что и вращение облака. Любая циркуляция тебя ускорит. Когда обогнешь облако и выйдешь в свободную зону, прямо перед тобой окажутся три или четыре фон Нейманна. -- Хорошо. Собственные руки казались Вильсе огромными и неуклюжими, подобными чудовищным перчаткам, пока она медленно оперировала рычагами управления "Леды". Погружаемый аппарат накренился и начал длинное скольжение вниз. Еще один слабый голосок нараспев произносил цифры, дублируя красный отсчет в левом верхнем углу дисплея. Он докладывал изобарическую глубину в километрах: "Один-три-один-два. Один-три-один-три. Один-три-один-четыре". Тысяча триста километров под верхним слоем облаков планеты. Давление должно было превысить сотню стандартных атмосфер. Холодно уже не было. Погружаемый аппарат плыл сквозь гелиево-водородную смесь, кипящую почти при трехстах градусах Цельсия. Еще немного глубже, и жар вокруг корабля сможет растопить свинец. Вихревое облако возвышалось сравнительно невдалеке справа от Вильсы. Она завороженно разглядывала его неровную, расширяющуюся спираль; янтарно-оранжевая турбулентность, преображенная синтетической системой изображения в нездоровую, пятнистую желтизну, постоянно поднималась вверх. Грозовой фронт, черный посередине, смотрелся величественно и угрожающе. Вспышки молний бежали по его периметру, освещая темный интерьер погружаемого аппарата случайными импульсами яркой зелени. Вильса неотрывно глазела в самое сердце смертоносного грозового фронта. И пока она это делала, другой голос непрошенно зазвучал из тайных глубин ее разума. Его настойчивость отвергала все остальные мысли. Широкая, поистине королевская тема, которую он выдвигал, неодолимо росла из басового ми-минора, изгибаясь вверх, чтобы завладеть мозгом Вильсы. Мелодия самого Юпитера. Пилотирование погружаемого аппарата превратилось в бессознательный процесс, пока Вильса позволяла теме разрастаться, и "Леда" скользила влево под основание облака. Вильса возликовала, когда мотив воспарил выше, вздымаясь так же величественно, как спиралевидное облако перед ней. Подобно начальной точке всех ее композиций, прибытие мотива стало полным сюрпризом. Двумя минутами раньше Вильса не смогла бы предложить ни намека на форму, темп или тональность -- или даже предсказать, что нечто творческое назревает. Все остальное в композиции могло доделываться мыслью и тяжелой работой, но мелодия оставалась поодаль, вне контроля сознания. И мелодия эта, уже знала Вильса, была прекрасна. -- Достаточно! -- Голос Тристана Моргана пришел снаружи, откуда-то с миллионов миль, прикасаясь к сокровенному, но не разрушая творческие чары. -- Я знаю, ты уже решила, что можешь лететь с завязанными глазами. Но теперь выходи оттуда. -- Ладно. Вихрящееся облако исчезло позади, когда Вильса сменила курс; его заменили полоски, что бежали через все поле зрения. "Восток-запад". Вильса вспомнила раннее предостережение Тристана Моргана: "Не забывай, что вся эта мелкомасштабная стрижка идет только с востока на запад. И еще не забывай, что любая из тех тоненьких карандашных линий содержит в себе достаточно энергии, чтобы порвать судно пополам". Но черные неровные полоски на горизонте несли в себе и другое сообщение. Они инициировали настойчивый зубчик мотива, пробегающий как остинато контрапунктом к предыдущей теме. Вильса сплела их вместе, удовлетворенно ощущая гармонию. Затем, в порядке эксперимента, она перевела все это в тональность соль-мажор. Нет, так хуже. С самого начала она была права. В ми-минор было гораздо лучше. -- Один-три-два-два, -- внезапно произнес монитор глубины. -- Вильса, твой мозг опять на автопилоте. -- Голос Тристана был достаточно резким. -- Заканчивай вираж и посмотри на пол-оборота налево. Ты увидишь трех "фон Нейманнов" -- нет, пусть будут два. У одного уже полный груз, и он начинает подниматься. Если не поспешишь, то все пропустишь. -- Я не сплю. Я работаю! -- Однако, рявкнув ответ и надежно отодвинув зарождающуюся композицию на задворки своего разума -- не было ни малейшего опасения, что она ее забудет, -- Вильса принялась внимательно осматривать атмосферу впереди, предвкушая свое первое юпитерианское созерцание "фон Нейманнов". Вот один. И не так далеко от него второй. Но третий, о котором упоминал Тристан, был уже высоко наверху, поднимаясь сквозь атмосферу на дымном столбе своего "мобиля". Через двадцать минут он пройдет бесцветные слои гидросульфата аммония и достигнет основания бело-голубых аммиачных облаков. Еще пятнадцать минут -- и "фон Нейманн" начнет на полном ходу вырываться вверх, силясь порвать гравитационные оковы громадной планеты. Два других тихо собирали урожай. Чудовищные заборные трубки Вентури, сотни метров в поперечнике, всасывали атмосферу Юпитера в обширные недра "фон Нейманнов", похожих на гигантских жуков. Водород вентилировался первым, если не считать мизерного количества, что оставлялось в качестве горючего для термоядерного мотора типа "мобиль". Следовые количества серы, азота, фосфора и металлов отделялись и накапливались в ожидании того момента, когда этого сырья будет собрано достаточно. Затем фон Нейманн создаст точную копию самого себя и выпустит ее на волю. Гелий, составлявший четверть массы всей юпитерианской атмосферы, еще предстояло обработать. Большая его часть, как отбросы рудничных операций, интереса не представляла. Драгоценной крупицей был изотоп гелий-3, в десять тысяч раз более редкий по сравнению с гелием-4. "Фон Нейманны" кропотливо разделяли два этих компонента, спускали обычный изотоп и хранили более легкие молекулы в жидкой форме. Когда накапливалась сотня тонн, резервуары становились полны, и "фон Нейманны" оказывались готовы к тому, чтобы начать свое длинное восхождение к отрыву от планеты. Но не этот триумфальный выход прибыла засвидетельствовать Вильса. Аномальные сигналы прибыли на станцию "Геба", кружа по орбите Юпитера в полумиллионе километров над самыми высокими облачными слоями. Тристан Морган засек эти сигналы и распознал их как исходящие от одного из двух "фон Нейманнов", которые висели теперь перед "Ледой". Пока погружаемый аппарат сближался с жукообразными машинами, Вильса разглядела источник проблемы. Интенсивное тепло -- предположительно удар молнии -- расплавило и деформировало один комплекс заборных трубок Вентури и резервуаров. "Фон Нейманн" шел как-то кособоко, бледный водородный выхлоп шипел из его основания. Вильса довела "Леду" до дистанции в сотню метров от фон Нейманна и соотнесла их курсы. "Фон Нейманн" опускался со скоростью примерно километр в минуту. Затем она сфокусировала синтетические системы изображения на искалеченном борту. -- Чертовски скверно! -- Тристан Морган изучал повреждения. -- Честно говоря, гораздо хуже, чем я думал. С такой потерей водорода мы могли бы долететь до верхнего края атмосферы, заменяясь на ходу. Но он никогда не наберет вторую космическую скорость. -- Что мы тогда можем сделать? -- Ничего. Пока он не достигнет орбиты, никакой возможности для ремонта нет. Этот мы можем списать. Вильса уставилась на обреченную машину. Внезапно она показалась ей живой и страдающей, несмотря на заверения Тристана, что разум и функции "фон Нейманнов" весьма ограниченны. -- Ты хочешь сказать, что мы просто бросим его здесь искалеченным и он будет плавать вечно? -- Он не будет плавать вечно. Он будет продолжать тонуть до уровня больших давлений и температур. Посмотри на индикатор глубины. Ты теперь на один-три-два-семь. К тому времени, как "фон Нейманн" достигнет шести-семь тысяч километров, температура поднимется до двух тысяч градусов Цельсия. Он расплавится и распадется, а содержащиеся в нем элементы вернутся обратно в планетарный бассейн. Голос Тристана звучал непринужденно, однако Вильса сумела представить себе более личную версию. Откуда он знал, что температура будет продолжать подниматься, и откуда он знал, что у "фон Нейманна" нет своих чувств? Что, если он обладает самосознанием? И что, если он обречен функционировать и вечно падать сквозь все эти плотные слои? Тут Вильса сказала себе, что вечно это продолжаться не может. На уровне в семнадцать тысяч километров, согласно Тристану Моргану, Юпитер развивает давление в три миллиона земных атмосфер, и водород из газообразной переходит в металлическую форму. Что бы ни случилось на более высоких уровнях, такого перехода "фон Нейманн" не переживет. В голове у Вильсы снова зазвучала музыка -- серьезная и размеренная. Панихида в тональности до-минор. Павана для мертвого "фон Нейманна". Она продолжалась минут десять, пока ее не прервал далекий и тонкий голос Тристана Моргана. -- Если только ты не собралась в поездку до самого низа вместе с "фон Нейманном", я предлагаю немного поуправлять "Ледой". Ты сейчас на один-три-три-семь. Хочешь вернуться на более высокий уровень и еще немного там покурсировать? Или ты хочешь вернуться? Должен упомянуть, что я получил звонок от твоего агента. -- Магнуса? И что он сказал? -- Никакого сообщения. Он все еще на Ганимеде, и он хочет, чтобы ты ему позвонила. Немедленно. -- Черт бы его побрал. Почему он всегда думает, что у него есть ко мне разговор? Почему просто не оставит сообщение о том, что ему нужно? -- Вильса подняла перчатки, позволяя автоматической системе "Леды" принять от нее управление и крейсировать на постоянной изобарической глубине. -- Ладно. Возвращай меня назад. Но на сей раз помедленней. -- Не выйдет. Нет таких установок. Держись. Переход был болезненно внезапным. В один момент Вильса смотрела из иллюминатора "Леды" на взбаламученный интерьер Юпитера. А в следующий она уже в шоке облокачивалась о кресло управления на станции "Геба", отчаянно моргая от яркого света. Наушники сами собой скользнули вверх, а перчатки ослабили свою хватку на ее ладонях и предплечьях. -- Ну вот. Ты получила то, на что надеялась? Тристан Морган склонялся над Вильсой. На вид он совершенно не соответствовал тому холодному, далекому голосу, который она получала через наушники. Это был высокий, ясноглазый и впечатлительный мужчина с выпуклыми щеками бурундука и широкой улыбкой. Как и у всех в системе Юпитера, у Тристана были свои представления о личном пространстве, которые абсолютно не соответствовали предпочтениям индивида, выросшего на Поясе. Вильса по привычке от него отстранилась, хотя она вовсе не чувствовала себя неуютно. -- Я получила больше, чем надеялась. Гораздо больше. -- Мне показалось, на какое-то время ты совсем далеко ушла. Новый материал? -- Да. И первоклассный. По крайней мере, сами темы. Мне еще следует очень серьезно их доработать. Юпитер -- чудесная стимулирующая среда. Жаль, я не предприняла этой поездки раньше, когда работала над сюитой. -- Измени ее. Еще есть время. -- Быть может. -- Вильса подошла к одному из иллюминаторов и выглянула наружу. Окольцованная оранжево-бурой каймой, поверхность Юпитера впечатляюще выпирала, заполняя пятнадцать процентов небес вокруг станции "Геба". Глядя на чудовищную планету, Вильса призывала на ум ощущение новой зарождающейся композиции. Затем она покачала головой. -- Быть может, но скорее всего -- нет. -- Хуже, чем тебе казалось вначале? -- Лучше. Но проблема не в этом. Тут вопрос масштаба. Когда ты внизу, ты всегда кажешься себе больше. -- Люди вечно упускают из вида этот фокус с Юпитером. Они знают, что его масса в триста двадцать раз больше земной, но эту цифру использовать не годится. Она только с толку сбивает. Объем атмосферы Юпитера, от верхних облаков до металлической водородной перемычки, в полмиллиона раз больше объема земной атмосферы. Лучше делать такое сравнение. -- Об этой атмосфере получаешь верное представление, когда сквозь нее летишь. Если бы я попыталась вставить новые темы и идеи в сюиту, они бы ее исказили. Неважно, насколько они хороши. Они просто не подходят. -- Случай Бетховена, когда он пытался сделать "Большую фугу" последней частью струнного квартета си-бемоль? Когда его так играют, всегда получается слишком грубо. Потому что пропорции нарушаются. -- Как раз это я и имела в виду. Разговаривая с Вильсой, Тристан Морган поначалу настаивал, что ничего не знает о музыке и вообще никак в ней не заинтересован. Она поверила ему, когда только-только прилетела на Ганимед и столкнулась с ним на одном из приемов после концерта. Но со временем Тристан себя выдал. Во-первых, он невесть как умудрялся присутствовать на каждом музыкальном вечере, который она посещала. Во-вторых, он оказался на дружеской ноге со всеми на Ганимеде, кто писал, исполнял музыку или просто ею интересовался. Это заставило Магнуса Кляйна, внимательно следящего за всем, что могло воздействовать на жизнь и карьеру Вильсы, устремить на Тристана очевидно неодобрительный палец. -- Сколько этому Моргану лет? -- Ему тридцать три года. А что? -- А то, что он любит музыку и общается со всеми, кто к ней причастен. Он преследует тебя, и ты сама это знаешь. -- Но почему? -- Вильса была заинтригована Тристаном больше, чем ей хотелось признать. Магнус поднял кустистую бровь. -- Глупый вопрос. Потому что ты его завораживаешь -- вот почему. Но ты его запугала. Он знает, что ты на семь лет младше, и все же, что бы Тристан Морган ни делал, он всегда будет входить в твое музыкальное окружение. Хотя у него никогда не будет ни твоей критической способности, ни твоей памяти, ни тысячной доли твоего дара. -- Какая чушь. Я не смогла бы никого запугать. Он просто стесняется. Она не поняла, почему Магнус в ответ скептически пожал плечами. Талант Вильсы был очень рано выявлен системой воспитания Пояса. Ей не было еще и трех лет, а ее уже зачислили в музыкальные ясли, где все обладали музыкальным даром с точки зрения профана -- и где понятие "дар" никогда не упоминалось. Абсолютный слух принимался там как само собой разумеющееся -- как то, что у всех было по два уха, -- и учителя в тех яслях ожидали, что ты раньше начнешь читать ноты, чем букварь. Окруженная такими попечителями, Вильса считала себя совершенно обычной. К двенадцати годам ее необыкновенный талант к композиции был обнаружен и получил поощрение; но к тому времени Бах, Моцарт, Бетховен и Стравинский стали ее постоянными спутниками. Сравнивая себя с б