ал. - Пошли, - сказал Энакин. - Теперь нам остается только идти вслед за огнем. Под прикрытием дымовой завесы они пролезли через то, что осталось от сети жуков-прядильщиков. Сами нити не сгорели, они поблескивали на фоне угольев, покрывая дымящиеся стволы деревьев серебристой тканью. Один раз, когда Энакин запутался в нитях, они слкгка порезали ему сапог. Нити при этом остались целыми. Энакин не пытался разорвать их пальцами, а осторожно распутал сеть. После этого он стал ступать осторожнее. Огонь выжег сеть до самого края. Впереди туда-сюда носились флайеры. Один полетел назад, далеко слева от них. Путники свернули направо и перешли наконец с пожарища в несгоревший, неопутанный сетями лес, и, хотя они не сбавляли шаг еще целых два часа, Энакин как-то почувствовал себя в большей безопасности, окруженный пульсацией лесной жизни. Но лес, как открытая рана, пульсировал болью. Только теперь до Энакина дошло, что он наделал. Чтобы спасти себя, он сжег бесчисленные квадратные километры леса. Он лишь периферийно почувствовал, как гибнут животные, но его собственная боль мгновенно достигла вершины. Страдание леса будто ударило его с размаху по лицу. Он был стаей стинтарилов, сгрудившихся на верхушке дерева, а пламя уже лизало ствол. Их шерстка уже начинала тлеть. Он был большой, безвредной самкой ранйипа, слишком медлительной, чтобы убежать от огня, и пытающейся увести своих телят в безопасное место, не зная, где оно. Он был обуглившейся плотью и сожженными легкими. Он умирал и был мертв. - Ты был прав, - сказал он позже Рапуунгу, когда они перестали обрызгивать себя водой, вымывая пепел из глаз, ноздрей и ушей. - В чем, неверный? - Насчет того, как я использовал огонь. Это было неправильно. Глаза йуужань-вонга сузились. - Объясни. - Я убил невинную живность, чтобы спасти нас. Рапуунг грубо расхохотался: - Пустяки. Убивать и умирать - это пустяки; это пути вселенной, часть принятия боли. Содеянное тобой неправильно, потому что это мерзость, а не потому что ты кого-то убил. Не обманывай сам себя. Я вижу теперь, насколько ты полон решимости спасти свою подругу-джиидаи. Если ты сможешь добраться до нее, лишь заполнив трупами пропасть, ты сделаешь это. - Нет, - сказал Энакин. - Не сделаю. - Цель, к которой так слабо стремяться - не цель вообще. Энакин вдохнул. - Мы спасем ее. Но я не хочу никого убивать. - Тогда воины убьют тебя. - Воины бывают разные, - сказал Энакин. - Я буду защищаться с крайней жестокостью. Но лес нечего мне не сделал и не заслужил такой судьбы. - Ты несешь чепуху, - сказал Рапуунг. - Мы убиваем тех, кого должны убивать. - А я говорю - нет. - Конечно. По твоей милости я уже замарал себя первой мерзостью ради достижения твоих целей, так ты еще хочешь, чтобы я разделял твою детскую боязнь убийства? Всякой жизни приходит конец, джиидаи. Энакин это понимал. Выходит, йуужань-вонги считали небиологическую технологию настолько же неправильной, насколько философия джедаев считала неправильными беспорядочные убийства. Разумом он полагал, что понял это, но глубоко это его никогда не трогало. Лишь теперь, когда они оба согласились, что произошло что-то ужасное - но по совершенно разным причинам - Энакин начал видеть здесь какой-то смысл. Если бы только он мог чувствовать Рапуунга с помощью Силы! Если бы только он мог сказать, на светлой стороне йуужань-вонг или на темной! Да и вообще, уместен ли такой вопрос без Силы? Неужели джедаи так зависят от своих ощущений, которые дает им Сила, что без них они превращаются в моральных калек? Рапуунг не сводил с Энакина жалящего взгляда, пока джедай искал ответ. Вдруг он отвернулся и стал смотреть куда-то вбок. - Ты несешь чепуху, - сказал Вуа Рапуунг. - Но... Я сознаю, что ты спас мне жизнь. Когда моя месть свершиться, это будет благодаря тебе. - Ты тоже спас меня пару раз, - отвечал Энакин. - Мы еще даже не в расчете. - Не в чем? Что это за слово? - Неважно. Вуа Рапуунг, что это за месть, которой ты добиваешься? Что с тобой такое сделали, что из-за этого ты повернулся против своих? Взгляд Рапуунга посуровел. - Ты и вправду не знаешь? Ты действительно не видишь? Посмотри на меня! - Я вижу, что твои рубцы гноятся. Твои имплантанты, кажется, умерли или умирают. Но у меня нет ни малейшего понятия, что это значит. - Это не твое дело, - сказал Рапуунг. - Не нарывайся, неверный. - Хорошо. Тогда расскажи мне свой план - тот, что приведет меня к Тахирай. - Иди за мной и увидишь, - ответил Рапуунг. Они припали к земле среди путаницы корней у края воды, рядом с притоком великой реки. - Мы теперь еще дальше от базы формовщиков, чем вчера, - пожаловался Энакин. - Да, но теперь мы в нужном месте, - сказал Рапуунг. - В нужном месте для чего? - Жди. Смотри. Энакин хотел возразить, но не сумел сформулировать ответ. Не на это ли жаловались люди, обвиняя его в косноязычии? Рапуунг был скуп на слова, как ботанский агент. Шесть дней они бежали и сражались вместе, а Энакин до сих пор ничего не знал о воине, кроме того, что тот был на что-то страшно зол. Может, даже свихнулся из-за этого. Он упоминал какую-то "ее" и, кажется, имел навязчивую идею о своей полноценности перед богами. Хотя, возможно, все йуужань-вонги были такими. Вроде бы Энакин не слишком много с ними болтал. Может, Рапуунг был как раз нормален - на их манер. Может, он держал свои мотивы и планы в секрете, потому что именно так и поступали йуужань-вонги. А, может, он боялся - боялся, что если Энакин узнает о том, что он сделал, или выяснит, как пробраться на базу формовщиков, то убьет его или бросит. Он украдкой взглянул на эту свирепую плосконосую физиономию и мысленно возразил сам себе. Невозможно было представить, чтобы Вуа Рапуунг чего-то боялся. Наверно, лучше сказать - он был осторожен. Так что Энакин стал молча ждать, и постепенно спокойное течение реки загипнотизировало его. На пробу он потянулся к окружающей его жизни и снова почувствовал тень боли и смерти, которым он был причиной. "Мне очень жаль", сказал он лесу. Как близко он подошел к темной стороне? Что, если Рапуунг прав? Он доказывал Джесину, что Сила - это всего лишь инструмент, сам по себе ни добрый, ни злой, но который можно использовать, как и любой инструмент, для добрых или злых целей. Неужели зло - это всего лишь сделать что-то, не подумав? Он решил, что да. Корран Хорн как-то сказал ему, что себялюбие - это зло, а верность кому-то - добро. В этом свете, если он погубил кого-то ради самого себя, то это было зло, независимо от того, что он тогда просто не думал о последствиях своих действий. И тем не менее он сражался не только за свою жизнь, не так ли? На кону стояла жизнь Тахирай. Может, даже больше, чем ее жизнь, потому что если Тахирай из его сна станет реальностью, это будет означать смерть огромного количества людей. Если честно, то он был вынужден признать, что не думал и об этих более серьезных последствиях. Ему нужно было решить проблему, и он решил ее, словно какое-нибудь математическое уравнение или неисправность в мотиваторе гипердрайва своего иксокрыла. Он просто не подумал о проблемах, к которым может привести его решение, и это было весьма типично для него в последнее время. Мара Джейд обратила внимание на эту его склонность давным-давно, еще когда они поселились на Дантуине. Видимо, он ничему не научился. Может, пора начинать? Эта мысль вернула его опять к Вуа Рапуунгу. Тот, по его собственному признанию, отправился мстить, а если Энакину что-то твердо вбили в голову, то как раз то, что месть принадлежит темной стороне. Если он будет и дальше действовать совместно с Рапуунгом, не станет ли он соучастником этой мести? Какой трагедии он поможет разыграться, сотрудничая с полубезумным йуужань-вонгом? Вдруг лесную живность что-то всполошило. Тысячи голосов слегка изменились - животные почуяли и услышали нечто незнакомое, нечто выходящее за рамки их ограниченного словаря хищника и жертвы, голода и опасности. По реке приближалось нечто новое для Явина 4. - Ты кого-то ждешь? - спросил Энакин. - Да. Энакин решил не уточнять - кого. Он устал задавать вопросы, которые оставались без ответа. Вместо этого он напряг чувства и принялся наблюдать. Вскоре на реке показался какой-то предмет, плывущий против течения. Сперва Энакин подумал, что это лодка, но затем вспомнил, что если это йуужань-вонгская лодка, то она должна быть органического происхождения. Изучая ее, он обнаружил несколько деталей, подтвердивших его догадку. Основная видимая часть представляла собой широкий плоский колпак, выступавший из воды и обрамленный щитками и пластинками. Что бы ни двигало эту штуку вперед, оно находилось под водой, но в любом случае оно работало. Время от времени из воды перед колпаком выныривало нечто напоминавшее верхнюю часть головы. Если это и была голова, то большая, примерно такой же ширины, как и раковина, чешуйчатая и серо-оливкового цвета. Сверху сидел дядька, которого Энакин не мог чувствовать с помощью Силы, но чем ближе он подплывал, тем меньше казался похожим на йуужань-вонга. Энакин не сразу понял, откуда такое впечатление: у дядьки был все тот же резко скошенный лоб, а ноздри сидели практически горизонтально, в точности как у прочих виденных Энакином представителей этого вида. Но у него не было рубцов. Ни единого. Энакин не нашел даже татуировки, а ему была видна большая часть тела этого парня - тот носил лишь что-то вроде набедренной повязки. Время от времени он дотрагивался до чего-то на поверхности щитка, и тварь-лодка чуть меняла курс. - Не показывайся, - сказал Рапуунг и встал. - Ке'у! - позвал он. Сквозь переплетение корней Энакин увидел, как лодочник удивленно вздернул голову. Он произнес серию слов, которых Энакин не понял, и Вуа Рапуунг ответил в том же духе. Суденышко стало поворачивать в их сторону, и Энакин зарылся еще глубже. Два йуужань-вонга продолжали переговариваться, меж тем как суденышко подплывало все ближе к берегу. Чтобы успокоится, Энакин сделал несколько глубоких вдохов. Он только что думал об осторожности Вуа Рапуунга; настало время подумать о собственной осторожности. Когда йуужань-вонг перестанет в нем нуждаться? Сейчас? Когда они доберуться до базы формовщиков? Когда он свершит свою месть? Это могло случится когда угодно. Он вспомнил то, что сказал Валину о йуужань-вонгах и их обещаниях. Можно ли верить, что Рапуунг свое сдержит? Вдруг Энакин обратил внимание, что те двое перестали разговаривать. Он уже думал выглянуть наружу, когда послышался громкий всплеск. - Теперь можешь выйти из укрытия, неверный, - сказал Рапуунг на бэйсике. Энакин осторожно вылез из-под корней. Рапуунг стоял на суденышке. Один. - Куда он делся? - спросил Энакин. Рапуунг показал на воду по другую сторону суденышка: - В реку. - Ты его бросил в реку? Он утонет? - Нет. Он уже мертв. - Ты убил его? - Сломанная шея убила его. Залезай на вангаак, и мы отправляемся. Энакин какое-то время стоял, пытаясь обуздать свой гнев. - Зачем ты убил его? - Потому что оставлять его в живых было непозволительным риском. Энакина чуть не вырвало. Все же он взобрался на суденышко, стараясь не смотреть на плавающий рядом труп. Итак, уже одно ни в чем не повинное, безоружное разумное существо погибло из-за того, что Энакин спас жизнь Рапуунгу. Сколько их будет еще? Рапуунг принялся манипулировать набором шишкообразных выступов на щитке. Энакин предположил, что это нервные узлы или что-то в этом роде. - Кто это был? - спросил он, когда суденышко лениво повернуло вниз по течению. - Опозоренный. Ненужный субъект. - Ненужных не бывает, - сказал Энакин, пытаясь говорить спокойно. Рапуунг засмеялся: - Боги прокляли его от самого рождения. Каждый его вдох был взят взаймы. - Но ты знал его. - Да. Они неторопливо плыли по реке. - Откуда ты его знал? - настаивал Энакин. - Что он здесь делал? - Тралил реку. Это был его обычный маршрут. Раньше он был моим. - Ты рыболов? - недоверчиво спросил Энакин. - Среди всего прочего. Зачем столько вопросов? - Я просто пытаюсь понять, что произошло. Воин что-то буркнул и замолчал минут на пять. Затем, с большой неохотой, он повернулся к Энакину: - Чтобы разыскать тебя, я должен был исчезнуть, и я сымитировал свою смерть в этой воде. Я сделал так, чтобы они подумали, будто меня сожрал какой-то водяной зверь. Они отдали мой маршрут Ке'у. Я вернусь и расскажу историю о том, как я спасся и блуждал в этом чужом мире, пока не набрел на вангаак без пилота. Я не знаю, что случилось с Ке'у. Может, его убили джиидаи, может, он столкнулся с той же водяной зверюгой, что и я. - О. И они пропустят нас сквозь охрану по реке. Но почему они должны поверить твоей истории? - Им будет все равно. Это был Опозоренный. До его смерти никому не будет дела. Даже если они заподозрят, что я зачем-то убил его, никто меня не станет спрашивать. - А как ты обьяснишь меня? Рапуунг гадко ухмыльнулся: - Никак. Они тебя не увидят. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Нен Йим нашла свою наставницу смотрящей в глубины водосборника - то было сердце, легкие и печень дамютека. По поверхности воды шла легкая рябь - какая-то местная съедобная рыба исследовала темные просторы. В водосборнике стоял слабый запах серы, йода и чего-то маслянисто-горелого, как паленый волос. Прическа мастера Межань Куад была заплетена в выражение глубокой медитации, так что Нен Йим остановилась позади нее, ожидая, когда ей уделят внимание. В водосборник шлепнулась какая-то капля, прямо под ноги наставнице. Затем еще одна, и еще. Когда Межань Куад наконец обернулась, Нен Йим увидела, что это кровь, капающая из ее ноздрей. - Приветствую, адепт, - сказала наставница. - Ты искала меня или водосборник? - Вас, мастер. Но если хотите, мы можем поговорить в другое время, когда... - Лучшего времени не будет, пока не завершится мой цикл жертвоприношения и не будет удален мой Ваа-тюмор. Ты получила первый имплантант вчера, верно? - Да, мастер. Я до сих пор не чувствую его. - Носи на здоровье. Это одно из древнейших таинств. Она вздернула голову и посмотрела Нен Йим в лицо: - Ты хочешь знать, что он делает, Ваа-тюмор? - Мне достаточно знать, что боги желают этого жертвоприношения от членов нашей касты, - почтительно ответила Нен Йим. - Однажды вступив на путь адепта, ты приобщилась к таинству, - промолвила Межань Куад словно во сне. - Так же как воины придают себе внешний вид Йун-Йаммуки, так же и мы приобретаем внутренние качества Йун- Не'Шель, той-что-формирует. Ваа-тюмор - ее древнейший дар нам. Чтобы создать его, Йун-Не'Шель вырвала фрагмент своего собственного мозга. По мере роста он моделирует наши клетки, меняет само наше мышление, возносит нас ближе к разуму и сущности Йун-Не'Шель. Она вздохнула. - Это путешествие исполнено страдания. Оно исполнено славы. И, к сожалению, мы должны вернуться из него, вырезав ее дар из наших тел. Но, хоть мы и возвращаемся к подобию нашего прежнего облика, каждый раз, когда мы служим сосудами этой боли и славы, мы меняемся навсегда. Часть этого остается с нами. До тех пор, пока... Слова застряли у нее в горле. - Ты сама это увидишь, - сказала в конце концов Межань Куад. - А теперь - что ты хотела мне сказать? Нен Йим огляделась, чтобы удостоверится, что их никто не слышит. - Здесь вполне безопасно, адепт, - успокоила ее Межань Куад. - Говори свободно. - Кажется, я закончила карту нервной системы и структуры мозга джиидаи. - Это хорошая новость. Весьма похвально. И что ты будешь делать дальше? - Это зависит от того, какие результаты мы хотим получить. Если мы хотим добиться ее повиновения, тогда следует использовать имплантанты- ограничители. - Зачем тогда мы составляли карту ее нервной системы? Нен Йим почувствовала, как зашевелилась ее прическа, и попыталась успокоить ее. - Не знаю, мастер. Это было ваше распоряжение. Межань Куад наклонила голову и еле заметно улыбнулась: - Я не пытаюсь обмануть тебя, адепт. Я избрала тебя по нескольким весьма специфическим соображениям. О некоторых из них я тебе говорила; об остальных я умолчала, но подозреваю, что ты достаточно умна, чтобы понять их. Предположим на миг, что руководящих протоколов нет. Что ты будешь делать при отсутствии инструкций? Гипотетически. - Гипотетически, - сказала Нен Йим. У нее было такое чувство, словно она балансирует над пищеварительными ворсинками моу луура. Ей даже почудился резкий запах кислоты. Если она ответит правдиво, ее могут уличить в ереси. Если ее догадки относительно наставницы окажутся неверными, это будет ее последний разговор в качестве формовщицы и один из последних в ее жизни. Но поддаваться страху было нельзя. - Я модифицировала бы иглокол-раздражитель в соответствии с нашими представлениями о ее нервной системе, это дало бы нам очень хороший контроль. - Зачем? На этот раз Нен Йим не колебалась. К чему бы этот разговор не привел, колебаться было поздно. - Несмотря на проверенность протокола, которому мы следовали, все, что мы сейчас имеем - лишь эмпирические догадки о том, как функционирует ее нервная система. Все, что мы сделели - это отобразили неизвестное на известное. Но "известное" - это нормы, которые годятся для йуужань-вонгов, а не для людей, а мы уже знаем, что у них отсутствуют некоторые из наших структур, а конфигурация других не соответствует нашей. - То есть ты говоришь, что древний протокол бесполезен? - Нет, мастер Межань Куад. Я бы сказала, что это отправная точка. Там содержатся некоторые утверждения о работе мозга джиидаи. Я предлагаю проверить эти утверждения. - Иными словами, ты ставишь под сомнение протоколы, данные нам богами. - Да, мастер. - И ты осознаешь, что это ересь первого порядка. - Осознаю. Глаза Межань Куад стали похожи на нефтяные озера, сделавшись соверщенно непроницаемыми. Долгое время она смотрела в глаза Нен Йим, а та смотрела в глаза ей - спокойно, не отводя взгляда. - Я искала такую ученицу, как ты, - сказала наконец наставница- формовщик. - Я просила богов, чтобы они послали мне тебя. Если ты не та, кем кажешся, прощенья тебе не будет. Предав меня, ты ничего не выиграешь, это я тебе обещаю. Тогда Нен Йим решилась. Мысль о том, что наставница может боятся ее, никогда не приходила ей в голову. - Я ваша ученица, - сказала Нен Йим. - Я не предам вас. Я вложила свою жизнь и свое положение в ваши тринадцать пальцев. - Они в хорошем месте, адепт, - мягко сказала Межань Куад. - Делай то, что сейчас предложила. Не говори об этом ни с кем. Если наши результаты понравятся нашим вождям - уверяю тебя, они не станут присматриваться к нашим методам. Но мы должны быть осмотрительны. Каждый шаг мы должны делать с осторожностью. Она еще раз посмотрела в бассейн и дотронулась до своей головы. - Когда боль Ваа-тюмора достигнет пика, станут видны цвета, не виданные никогда прежде, появятся мысли - удивительные и грандиозные... Впрочем, ты увидишь. Иногда мне почти стыдно, что придется его удалить, хочется отступить перед этим последним шагом. Хотелось бы знать, когда это случится со мной, - она послала Нен Йим редкую искреннюю улыбку. - Однажды боги повелят это. До того я должна сделать для них много работы. Она охватила плечо Нен Йим четырьмя тонкими пальчиками. - Пойдем посмотрим на твою юную джиидаи? Джиидаи смотрела, как они идут к ней. Лишь ее зеленые глаза двигались, следя за ними; она была похожа на зверя, готового впиться в нежное горло другого. - Я бы советовала тебе не нападать на нас с помощью трюков джиидаи, - сказала ей Межань Куад. - Раздражителю приказано причинить тебе сильные муки, если с нами что-нибудь случится. Хотя со временем ты придешь к пониманию муки, но сейчас ты, кажется, ее не любишь, и это безусловно нарушит твою концентрацию. Мы можем сделать с тобой и худшие вещи. Глаза джиидаи расширились: - Я вас понимаю, - сказала она и запнулась, растерявшись еще больше. - Я говорю не на бэйсике. Это... - Да, теперь ты говоришь на нашем языке, - произнесла наставница- формовщик. - Если ты намерена стать одной из нас, то должна разговаривать на священном языке. - Стать одной из вас? - презрительно засмеялась джиидаи. - Спасибо, я с куда большей охотой стану хаттовой слизью. - Это оттого, что ты воспринимаешь себя как неверную, - корректно сказала Межань Куад. - Ты не понимаешь нас, а для нас многое непонятно в тебе и в других джиидаи. Но мы поймем тебя, а ты поймешь нас. Ты станешь соединительной тканью между йуужань-вонгами и джиидаи, будешь учить обоих. Благодаря тебе станет возможным понимание обоих путей. - Это и есть то, чего вы от меня хотите? - Ты есть путь к миру, - убедительно произнесла Межань Куад. - Мое похищение не принесет вам мира! - закричала джиидаи. - Мы не похищали тебя, - сказала Межань Куад. - Мы спасли тебя от прочих неверных, запомнила? - Вы скользкие твари, - ответила джиидаи. - Меня схватили лишь для того, чтобы отдать вам. Прическа наставницы перестроилась в выражение легкого гнева. - Память - наиболее податливая вещь, - сказала Межань Куад. - Она имеет в основном химическую природу. Например, ты теперь знаешь наш язык. Но ты не учила его. - Вы вложили его в меня, - сказала джиидаи. - Да. Твое знание слов, грамматики и синтаксиса. Все это введено в твой мозг. - Значит, вы внушаете воспоминания. Большое дело. Мы, джедаи, тоже это умеем. - Конечно. Я не сомневаюсь, что с помощью этих способностей джиидаи можно сбить с толку кого-то столь юного, как ты. Сколько из твоих воспоминаний настоящих? Сколько сфабрикованных? Как ты можешь знать разницу? - Что вы имеете в виду? - Я имею в виду вот что. Сейчас ты думаешь, что ты... как это, Тахир'аи? - Меня зовут Тахирай. - Да. Тахирай, юная джиидаи-кандидат, воспитанная чуждым ей племенем... - Песчаными Людьми. - Конечно. Но довольно скоро ты вспомнишь. После того как мы демонтируем ложную память и уберем отвратительные изменения, сделанные с твоим телом, ты вспомнишь, кто ты такая. - О чем вы говорите? - взорвалась джиидаи. - Ты Риина из домена Куад. Ты одна из нас. И всегда была. - Нет! - Я знаю, кто были мои родители! - Ты знаешь ту ложь, которую тебе сказали, память, которую в тебя вложили. Не бойся. Мы вернем тебя обратно. Межань Куад сделала знак, Нен Йим поклонилась и следом за ней вышла из комнаты. Джиидаи зарыдала, и это был первый признак настоящего отчаяния, который Нен Йим в ней увидела. - Не стоит ждать до завтра, - сказала Межань Куад. - Делай свои модификации и начинай испытания. Скоро мы должны увидеть результат. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ Энакин ехал во чреве рыбы. Буквально. И там воняло. Йуужань-вонгский органический эквивалент дыхательного аппарата - гнуллит, который надел Энакин - ничего не делал, чтобы смягчить гнусную смесь запахов речной рыбы-ползуна, угря-силмана, гниющих водорослей и густой слизи, покрывавшей внутренности вангаака подобно желе. Сам же дыхательный аппарат медленным и непрерывным своим подергиванием упрямо напоминал Энакину, что у него на лице сидит живое существо, засунувшее свои отростки в его горло и нос. Утешало только то, что он полтора дня ничего не ел. Раньше ехалось лучше. Существо-тральщик занималось ловлей, плывя с раскрытым ртом, расширявшимся в сплюснутую воронку десяти метров шириной. Вода процеживалась через фильтрующие мембраны в его заду, создавая подводный аналог бриза. Сейчас, когда брюхо было набито, губы плотно сомкнулись и поток воды сократился до необходимого минимума для сохранения живым улова, кишевшего вокруг Энакина. Он вспомнил историю первой встречи своих мамы и папы на Звезде Смерти - историю, которую слышал много-много раз. Через несколько секунд после того, как они впервые увидели друг друга, им пришлось удирать от штурмовиков в мусоросборник. "Что за невообразимый аромат ты открыла!" - саркастически сказал отец своей будущей жене. Он тогда был не особо в восторге от нее. "Я нашел лучший запах, чем ты, мама", подумал Энакин. Мысль о Рапуунге, наслаждающемся наверху теплым ветерком Явина 4 и, без сомнения, испытывающем удовольствие от дискомфорта, в котором оказался его союзник-неверный, ничем не улучшила настроение Энакина. Будь у него работающий светомеч, он бы давно прорубил себе выход из вангаака, даже если бы это означало встречу с сотней йуужань-вонгских воинов. Из-за некоторых вещей смерть могла показаться приятной. Он тут же обругал себя за эту мысль. Кое-кто в галактике пережил такие страдания, по сравнению с которыми его собственные невзгоды были словно день в садах Итора. Ну, когда на Иторе еще были сады. И все же Энакин был более чем готов выйти наружу. Он убивал время, заводя знакомства со своими соседями по чреву и осторожно убеждая самых активных, что его не надо кусать. Потом попытался расслабится и забыть о своем теле и о неприятных сенсорных данных, которые оно обрабатывало. Нашел Тахирай - страдающую, но живую. Ему показалось, что он на короткий миг нашел Джайну и снова потерял ее. Время растянулось и перестало иметь значение... Какое-то странное движение встряхнуло Энакина. Он что, задремал? Сложно было сказать. Движение повторилось - резкое сокращение мышц, протолкнувшее водных обитателей мимо него. Следующая судорога швырнула его вперед, понесла к свету в потоке жижи и рыбы и выбросила в новый водоем. Что-то сильное схватило его за руку, выдернуло из воды, и он уставился мутным взором в лицо Вуа Рапуунга. Воин поставил его на ноги и отсоединил гнуллит. Энакин закашлялся, отхаркивая воду, и несколько раз глубоко, с наслаждением, сделал вдох- выдох. Он посмотрел на Рапуунга. - Рыба извергла меня, - сказал он. Вуа Рапуунг вздернул голову: - Это очевидно. Зачем ты мне это говоришь? - Не обращай внимания. Где мы? Вангаак выпустил свою добычу в узкую часть клинообразного бассейна. Широкая часть клина, до которой было около двадцати метров, переходила в еще большее водное пространство. Энакин и Рапуунг стояли на каком-то причале, окруженном слегка неровными коралловыми стенами шести метров высотой. Примерно через каждые шесть метров на стенах виднелись овоиды, по величине похожие на двери - скорее всего это и были двери, судя по их более темному оттенку. По-видимому, вангаак проник в этот комплекс через один из каналов, выходивших в острие клина. Энакин увидел свет дня и колышущиеся вдалеке деревья массасси. А еще он увидел небо над головой. - Я понял, - сказал Энакин. - Мы в одном из... как ты их назвал? - Дамютеков. - Точно. Они похожи по форме на звезды с лучами. Мы в конце одного из лучей. Это одно из строений, заполненных водой. - В каждом дамютеке есть водосборник. Над некоторыми из них есть крыша, так что пространство можно использовать для других целей. Энакин махнул рукой в сторону канала: - Мы приплыли оттуда. Он выходит в реку, так я понял? - Опять верно. - Тогда почему вода в канале течет в реку, а не наоборот? - Зачем столько ненужных вопросов? Водосборник наполняется снизу. Его корневые трубки добывают воду и минералы. Стоки сбрасываются в речку. И довольно об этом. - Ты прав, - согласился Энакин. - Находим Тахирай и валим отсюда. Рапуунг пристально посмотрел на него: - Это не так просто. Сначала мы должны изменить твой внешний вид. Человек без ограничителя, разгуливающий на свободе? Потом мы должны выяснить местонахождение твоей другой джиидаи. - Я могу ее найти. - Я об этом подозревал, из того, что я слышал о джиидаи. Вы можете чуять друг друга на расстоянии, да? - Что-то вроде этого. - Значит, ты будешь моим охотничим аспеком. Но это еще не все. Даже если мы узнаем, где она... - Мы должны будем проложить курс. Я понял. Ты определишь, где находится это место. А твоя месть? Как насчет нее? - Когда мы найдем другую джиидаи, мы найдем и мою месть. Холодок в голосе Рапуунга всколыхнул смутные опасения в глубине Энакинова сознания. - Твоя месть - она ведь не против Тахирай? - спросил он. - Скажи мне, если это так. Рапуунг продемонстрировал зубы в зловещей усмешке: - Если бы я хотел отомстить твоей джиидаи, достаточно было бы оставить ее формовщикам. Ничего не может быть хуже, чем оказаться под пальцами Межань Куад. - Межань Куад? - Не повторяй это имя! - зарычал Рапуунг. - Но ты только что назвал его! - Если ты еще раз его повторишь, я убью тебя. Энакин выпрямился. - Рискни, - тихо сказал он. Мускулы Рапуунга напряглись, искалеченные губы задергались. Он снова стал больше похож на опасное, ядовитое животное, чем на разумное существо. Затем воин с шумом вздохнул: - Здесь я знаю, что нам лучше всего делать. Ты должен научиться меня слушаться. Как бы ты без меня проник внутрь периметра базы? Но дальше будет еще опаснее. Ты должен примириться с моими командами. Более того, чем дольше мы будем спорить, тем больше вероятность, что нас накроют здесь и сейчас. Наше счастье, что сюда еще никто не заглядывал. Ты прошел через ноздри этого зверя, но без меня ты не выживешь, чтобы спасти ее, пока ее сердце бьется. "Возможно, он прав", подумал Энакин. Самолюбие - не черта джедая. Рапуунг своими словами колол его самолюбие, а он извивался, как лекку тви'лекка. Ему даже показалось, что он слышит голоса Джесина и дяди Люка, отчитывающих его. - Извиняюсь, - сказал Энакин. - Ты прав. Что мы будем делать дальше? Рапуунг коротко кивнул: - Дальше мы сделаем из тебя раба. Энакин думал, что уже прошел через некоторые неприятности, но он оказался абсолютно не готов к этому испытанию - позволить Вуа Рапуунгу имплантировать себе коралловый нарост. Тот выглядел в точности как те противные, покрытые язвами наросты, которые он видел на большем количестве йуужань-вонгских рабов, чем мог сосчитать. Он видел и чувствовал, как разумные существа теряли рассудок, истончались и исчезали в Силе, становясь бессмысленными марионетками йуужань-вонгов, и все из-за этой заразы. - Он не настоящий, - сказал ему Вуа Рапуунг, - Но ты должен вести себя так, будто он настоящий. Ты должен выполнять определенные команды. "Откуда ты знаешь, что это не обман?" - кричал Энакину его здравый смысл. "Откуда ты знаешь, что все это от начала до конца не было единым планом, заставившим тебя примаршировать на базу формовщиков и добровольно отказаться от самой своей сущности?" У него опять возникло ощущение, будто глаза его ослепли, язык отрезан, а нервы пальцев онемели. Не было абсолютно никакого способа узнать, о чем думает Вуа Рапуунг. Но почему-то было непохоже, что изуродованный воин таким образом доигрывает искусно составленную шараду. - Значит, я должен вести себя как бессмысленный болван? - Нет. Мы уже не прививаем эту форму ограничителя большинству рабочих невольников. Выяснилось, что он слишком изнуряет их. Какая польза от раба, который умирает или становится слабоумным? Имплантант всего лишь гарантирует, что тебя можно при необходимости приструнить. Если почувствуешь зуд, симулируй боль и паралич. Если будет действительно больно, симулируй смерть. - Понял. Так что Энакин позволил йуужань-вонгскому воину воткнуть эту штуку в свое тело, стараясь не морщиться, когда она укоренялась. Он сконцентрировался на распознании первого же признака - любого признака - того, что его воля ушла от него. Когда Рапуунг закончил свое дело, Энакин чувствовал себя изнасилованным, как будто его тело превратилось во что-то омерзительное, но все еще чувствовал, что контролирует себя. Пока что. - Где можно спрятать мой светомеч? - спросил Энакин. Рапуунг еще в джунглях заставил его выбросить одежду и снаряжение. Сломанное оружие было единственным имуществом, которое у него осталось. - Он не работает. - Я знаю. Где можно его спрятать? Рапуунг на миг заколебался. - Здесь, - сказал он. - В дальнем углу водосборника. Он останется незамеченным в органическом материале дна. Энакин с неохотой последовал совету Рапуунга. Больно было смотреть, как светомеч, который он сделал своими руками, погружается в воду. Но с мечом его бы сразу схватили, и все. Через несколько минут Энакин оказался в окружении йуужань-вонгов - их здесь были сотни. Они с Рапуунгом покинули большое строение через тот самый проход, через который туда заплыла живая лодка, и пошли вдоль набережной, проложенной параллельно каналу. Последний, как заметил Энакин, изгибался в сторону реки. Между рекой и комплексами-дамютеками располагались трущобы - те самые, которые Энакин видел с гребня. В отличие от аккуратных строений, жилища эти, казалось, были расположены случайным образом - группа органических куполов и полых цилиндров, испещренных отверстиями. В большоей части домиков на вид едва хватало места, чтобы спать, и Энакин не видел, чтобы много народа входило или выходило оттуда. Большинство здешних йуужань- вонгов были похожи на рыбака, убитого Рапуунгом. У них было мало шрамов или не было совсем. Некоторые отличались уродливыми и гноящимися рубцами, как у Вуа Рапуунга, и на всех были такие же набедренные повязки, что носил Рапуунг, а теперь надел и Энакин. Конечно, никакая это была не повязка, а что-то живое. Если оторвать ее от бедер, она медленно прикрекрялась обратно. Кроме того, в ухе у Энакина был спрятан тизовирм, и речь окружающих долетала до него, как короткие вспышки. Но почти никто не разговаривал. Все молча шли по своим делам, лишь изредка вступая в зрительный контакт. Энакин также обратил внимание, что он здесь не единственный человек. Людей здесь было изрядное количество, все с коралловыми имплантантами- ограничителями. Выражение их лиц он легко узнавал; оно колебалось от полной безысходности до простой жалости к себе. Время от времени Энакин замечал у кого-то в глазах огоньки, означавшие, что он или она все еще надеется на спасение. Как и йуужань-вонги, никто не удостоил его более чем коротким взглядом. - Ты! - закричал голос сзади. Рапуунг обернулся, а Энакин сделал то же самое медленно и неуклюже, стараясь сохранять на лице такое же выражение, как у виденных им людей. Окликнувший их йуужань-вонг оказался воином - первым воином, которого Энакин здесь увидел. Сохранять спокойствие стоило больших усилий: до сих пор стоять так близко к воину означало биться с ним насмерть, а он участвовал в этом более чем достаточно. Воин вздрогнул, увиде лицо Рапуунга, и на миг показалось, что он сейчас преклонит колени. Затем его глаза превратились в обсидиан. - Это ты. Мне сказали в порту, что ты вернулся. - Я вернулся, - ответил Рапуунг. - Многие думали, что ты бежал от своего позора. Многие были рады, что больше не придется на него смотреть. - Боги знают, что позора нет на мне, - ответил Рапуунг. - Твоя плоть говорит об обратном, - возразил воин. - Что ж, значит, это так, - сказал Рапуунг. - У тебя есть распоряжения? - Нет. Какое задание тебе дал твой исполнитель? - Я как раз иду говорить с ним. - График траления уже составлен на четыре дня вперед. Ты мог бы провести это время в жертвоприношениях и покаянии, умоляя Йун-Шуно о заступничестве. Можно вложить слово в ухо твоего исполнителя. - Это очень великодушно, Хал Рапуунг. Но мне не нужна помощь. - Это не помощь - получить время на молитву, даже от богов, - отвечал Хал Рапуунг. - Иди. Он резко повернулся и сделал несколько шагов, потом остановился: - Раб. Почему он тебя сопровождает? - Я нашел его бродящим бесцельно. Я веду его к своему исполнителю, чтобы тот дал ему задание. - Бесцельно, говоришь? Ты же знаешь, что в диких джунглях скрываются несколько джедаев. - Этот был здесь еще до того, как я потерялся. У него всегда был забывчивый характер. Хал Рапуунг поднял голову. - Так ли это? - Его голос опустился до шепота. - Я слышал рассказ - слух, по сути - что одна из этих джиидаи вовсе не джиидаи, а йуужань-вонг, каким-то образом сведенная с ума их колдовством. - Я ничего не знаю об этих слухах. - Да. Они появились лишь недавно. - он сплюнул. - Иди к своему исполнителю. - Иду, - сказал Вуа Рапуунг. - Вуа Рапуунг, ты - Опозоренный, - сказал Энакин, как только воин оказался за пределами слышимости. Он держал при этом голову опущенной и старался не слишком шевелить губами. Рапуунг быстро огляделся, схватил Энакина за руку и швырнул его в ближайшее строеньице. Внутри было уютно, но стоял какой-то кислый запах, как от немытого ботана. - Я тебе говорил, чтобы ты придержал язык? - рявкнул Рапуунг. - Ты должен был мне сказать, - ответил Энакин. - Если хочешь, чтобы я молчал, сделай так, чтобы я не удивлялся каждые десять секунд. Рапуунг несколько раз сжал и разжал кулаки. Он скрежетнул зубами: - Я должен играть роль Опозоренного. Но я не Опозоренный. - Прежде всего, что такое Опозоренный? Только не говори мне это свое: "О них не стоит говорить, об этой жратве". - О них не... - начал Рапуунг и остановился. Закрыл глаза. - Опозоренные прокляты богами. Их тела не способны правильно рубцеваться. Они плохо заживают. Полезные и почетные имплантанты, по которым различаются касты и которые отличают нас друг от друга, отвергаются их хилыми телами. Они бесполезны. - Твои рубцы. Твои раны. Твои имплантанты сгнили. - Я был великим воином, - сказал Рапуунг. - Командиром. Никто не сомневался в моей компетентности. А потом однажды мое тело предало меня. Он вдруг заходил взад-вперед, ударяя ладонями по кораллу и царапая их. - Но это сделали не боги. Я знаю, кто это сделал. Знаю, зачем. И она поплатиться. - Женщина, чье имя ты мне запретил повторять? - Да. - И она - та, кого ты хочешь убить? - Убить? - глаза Рапуунга округлились, затем он сплюнул. - Неверный. Ты думаешь, что смерть, которая приходит ко всем - сама по себе наказание. Моя месть будет - заставить ее признаться в содеянном, чтобы все узнали, что Вуа Рапуунг никогда не был опозорен! Чтобы йуужань-вонги узнали о ее преступлении. Моя месть будет состоять в том, что я буду знать, что когда она умрет - как бы она не умерла - она умрет в бесславии. Но убить ее? Я не дам ей этой чести. - О, - сказал Энакин. Обо всем этом он мог бы догадаться. Несмотря на всю скрытность Рапуунга, Энакин по меньшей мере думал, что знает, что йуужань-вонг понимает под местью. Две быстрые фразы уничтожили эти предположения, и все, что он знал о Рапуунге, разлетелось на куски. - Пока достаточно моей крови в твоих ушах? - спросил Рапуунг низким, холодным голосом. - Еще один вопрос. Воин, которого мы только что встретили. Часть твоего имени такая же, как у него. - Как и должно быть. Он мой родич по яслям. - Твой брат? Рапуунг слегка наклонил голову в знак подтверждения. - Мы сейчас идем к исполнителю. Я предположу, что ты раньше работал на расчистке полей для выращивания светляков. Эти рабы живут дольше всех. Мы встретимся, когда мне удастся это организовать, не навлекая подозрений. Играй свою роль. Не сбивайся. Используй свои способности, чтобы найти ближайшее место, где держат другую джиидаи. Я увижу тебя где-то через семь дней. До того мы не обменяемся ни единым словом. Наблюдай за другими рабами. Разговаривай как они или вообще не разговаривай. А теперь идем. Он выглянул наружу и вышел из домика, волоча Энакина за руку. Кажется, никто ничего не заметил. Вместе они пошли к самому большому зданию, незаметные среди прочих рабов и Опозоренных. По крайней мере, Энакин на это надеялся. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Вспышка боли ударила Энакина по лбу так неожиданно и мощно, что ноги его подогнулись и он упал на колени на черный лесной грунт, ощупывая голову в поисках раны. Было такое ощущение, будто лоб разруб