одно и сыро. Дениц: От Вас нет сообщений уже два дня. Пожалуйста, выйдите на связь. Бишоф: Нашел прелестную укромную бухточку с белым песчаным пляжем. Предпочитаю не сообщать координаты, поскольку больше не верю в «Энигму». Рыбалка отличная. Загораю. Чувствую себя немного лучше. Команда весьма признательна. Дениц: Гюнтер, я многое готов Вам спустить, но даже Верховный главнокомандующий должен отвечать за своих подчиненных. Пожалуйста, бросьте дурить и возвращайтесь. U 691 : Оберлейтенант цур зее Карл Бек, зам. командира U 691. С прискорбием сообщаю, что капитан лейтенант Бишоф нездоров. Испрашиваю приказы. P.S. Он не знает, что я посылаю эту радиограмму. Дениц: Примите командование. Возвращайтесь, но не в Лорьян, а в Вильгельмсхафен. Позаботьтесь о Гюнтере. Бек : Капитан лейтенант Бишоф отказывается сдавать командование. Дениц: Введите ему снотворное и доставьте сюда, его не накажут. Бек : Спасибо от меня и от команды. Мы на ходу, но горючего мало. Дениц: Рандеву с U 4141 на таких то координатах. В комнату заходят еще люди: дряхлый раввин, доктор Алан Матисон Тьюринг, крупный мужчина в твидовом пиджаке, которого Уотерхауз смутно помнит как оксфордского дона, и несколько человек из флотской разведки, вечно околачивающихся в четвертом корпусе. Чаттан призывает собрание к порядку и представляет одного из молодых людей. Тот встает и докладывает ситуацию: -- U 691, подводная лодка класса IXD/42 под номинальным командованием капитан лейтенанта Гюнтера Бишофа, и. о. командира оберлейтенант цур зее Карл Бек, в 20.00 по Гринвичу послала радиограмму командованию подводного флота. В радиограмме сообщается, что через три часа после уничтожения тринидадского торгового корабля U 691 торпедировала и потопила британскую субмарину, которая забирала потерпевших. Бек взял в плен двух наших людей: сержанта МПФ Роберта Шафто, американца, и лейтенанта Еноха Роота, из АНЗАК. -- Как много эти люди знают? -- спрашивает дон. Видно, что он изо всех сил пытается протрезветь. Чаттан отвечает: -- Если Роот и Шафто расскажут все, что знают, немцы смогут сделать вывод, что мы прилагаем значительные усилия к сокрытию исключительно ценного источника разведданных. -- О дьявол, -- бормочет дон. Торопливо входит исключительно тощий и долговязый блондин в штатском -- редактор отдела кроссвордов в одной из лондонских газет, а ныне -- сотрудник Блетчли парка. Теперь в комнате присутствуют больше половины людей из списка «Ультра Мега». Молодой аналитик продолжает: -- В 21.00 Вильгельмсхафен ответил радиограммой, в которой приказывалось немедленно допросить пленных. В 1.50 Бек сообщил, что, по его мнению, пленные принадлежат к некоему особому подразделению флотской разведки. Пока он говорит, сидящим раздают только что отпечатанные машинописные экземпляры свежих расшифровок. Редактор отдела кроссвордов изучает листки, сильно наморщив лоб. -- Простите, может быть, об этом говорили до моего прихода -- произносит он, -- но откуда вообще в этой истории взялось тринидадское торговое судно? Чаттан взглядом затыкает Уотерхаузу рот и отвечает: -- Не скажу. -- (Все смеются, как будто он только что удачно сострил на светском рауте.) -- Однако адмирал Дениц, читая радиограммы, вероятно, тоже пребывает в недоумении. Мы бы предпочли, чтобы в этом состоянии он и остался. -- Дано: Первое, он знает, что потоплено торговое судно, -- подает голос Тьюринг и загибает палец. -- Второе: он знает, что несколько часов спустя там же оказалась британская субмарина, и она тоже потоплена. Три: он знает, что из воды вытащили двух наших людей и что они, вероятно, относятся к разведке. На мой взгляд, это довольно широкая категория. Однако из этих двух кратких сообщений он не сможет вывести, с какого из кораблей -- торгового или подлодки -- наши люди. -- Ну, это очевидно, разве нет? -- говорит Кроссворд. -- Они с подлодки. Чаттан отвечает чеширской улыбкой. -- Ой! -- восклицает Кроссворд. У всех глаза лезут на лоб. -- По мере того как Бек шлет новые радиограммы, увеличивается вероятность того, что Дениц узнает что то для нас нежелательное, -- говорит Чаттан. -- Вероятность станет практически стопроцентной, когда U 691 доберется до Вильгельмсхафена. -- Поправка! -- кричит раввин. Все вздрагивают. Наступает долгая тишина, пока старик медленно привстает, держась за стол трясущимися руками. -- Существенно не то, шлет ли Бек радиограммы! Существенно, верит ли им Дениц! -- Замечательно! Очень умно! -- говорит Тьюринг. -- Совершенно верно! Спасибо за уточнение, герр Кан, -- произносит Чаттан. -- Простите, -- вмешивается дон, -- но с какой стати он им не поверит? Опять наступает долгая тишина. Дон заработал решающее очко и вернул всех к мрачной реальности. Раввин начинает что то жалобно бормотать, однако его прерывает громовой голос со стороны двери: -- ФУНКШПИЛЬ! Все глаза устремляются на человека, который стоит в дверях. Это крепкий мужчина лет пятидесяти, совершенно седой, в толстенных очках, которые увеличивают глаза; по темно синему пиджаку метет вьюга перхоти. -- Доброе утро, Элмер! -- произносит Чаттан с натужной веселостью психиатра, входящего в палату буйнопомешанных. Элмер делает шаг вперед и поворачивается к собравшимся. -- ФУНКШПИЛЬ! -- громогласно повторяет он. Уотерхауз гадает, глухой Элмер, пьяный или то и другое вместе. Элмер поворачивается ко всем спиной и некоторое время пялится в шкаф, затем с изумленным видом оборачивается к собравшимся. -- Я думал, тут будет доска, -- говорит он с техасским акцентом. -- Что за аудитория без доски? По комнате пробегает легкий смешок: все пытаются понять, Элмер так шутит или абсолютно не в себе. -- Это называется «радиоигры», -- объясняет рабби Кан. -- Спасибо, сэр! -- быстро и обиженно отвечает Элмер. -- Радиоигры. Немцы ведут их с начала войны. Теперь наш черед. Несколько минут назад Уотерхауз с тоской думал, какое здесь все британское, чужое, и мечтал, чтобы появился хотя бы один американец. Теперь, когда это желание исполнилось, ему хочется уползти на четвереньках. -- Как играют в эти игры, мистер... э э... -- начинает Кроссворд. -- Зовите меня Элмер! -- грохочет Элмер. Все шарахаются. -- Элмер! -- говорит Уотерхауз. -- Перестаньте, пожалуйста, кричать. Элмер поворачивается в его сторону и дважды моргает. -- Игра проста, -- начинает он обычным человеческим голосом, но тут же снова приходит в волнение и продолжает по нарастающей: -- Достаточно радиопередатчика и пары музыкантов с хорошими руками и хорошим слухом! -- Он уже орет. Машет рукой в угол, куда запихнули девушку альбиноса в наушниках и музыканта с помадой на левом ухе. -- Объясните про почерк, мистер Шейлс. Ударник встает. -- У каждого радиста есть определенная манера выстукивания -- мы зовем ее почерком. Опытные сотрудники радиоперехвата различают немецких радистов по почерку -- мы можем, например, сказать, когда кого то из них переводят в другое подразделение. -- Он кивает на девушку альбиноса. -- Мисс Лорд перехватывала многие радиограммы с U 691 и знает почерк их радиста. Более того, у нас есть записи последних сообщений с U 691, сделанные при помощи проволочного самописца, и мы их внимательно изучили. -- Ударник собирается с духом и заканчивает: -- Мы убеждены, что я могу подделать почерк U 691. Вступает Тьюринг: -- А поскольку мы взломали «Энигму», мы можем составить какое угодно сообщение и зашифровать его так, как это сделала бы U 691. -- ПревосходноПревосходно! -- восклицает один из министерских чиновников. -- U 691 будет по прежнему слать свои сообщения, -- напоминает Чаттан. -- Мы бессильны этому помешать, разве что сумеем ее потопить, к чему сейчас прилагаются все усилия. Однако мы можем существенно замутить воду. Рабби? Раввин снова начинает подниматься. Все замирают, ожидая, что он упадет, но ничего такого не происходит. -- Я составил сообщение на немецком флотском жаргоне. В переводе на английский там говорится примерно следующее: «Допрос пленных продвигается медленно испрашиваю разрешения применить пытки», потом несколько X в ряд и слова: «ОСТОРОЖНО ЗАСАДА U 691 ЗАХВАЧЕНА БРИТАНСКИМИ ДЕСАНТНИКАМИ». Все ахают. -- А что, талмудисты обычно изучают современный немецкий сленг? -- спрашивает оксфордский дон. -- Мистер Кан полтора года анализировал расшифровки в четвертом корпусе, -- говорит Чаттан, -- и назубок знает все их словечки. Мы зашифровали сообщение мистера Кана сегодняшним ключом «Энигмы», и мистер Шейлс имел время с ним попрактиковаться. Мисс Лорд встает, как девочка, отвечающая урок в викторианской школе. -- Могу подтвердить, что исполнение мистера Шейлса неотличимо от манеры U 691. Все глаза устремляются на Чаттана. Тот смотрит на старперов из Бродвей билдингс. Они по прежнему на телефоне: излагают происходящее кому то, кого явно боятся до судорог. -- Разве у фрицев нет пеленгаторов? -- спрашивает дон, словно выискивая огрехи в студенческой работе. -- Их пеленгаторная сеть куда хуже нашей, -- отвечает один из молодых аналитиков. -- Маловероятно, что они станут триангулировать сигнал, как предполагается, с их собственной подлодки, а поэтому вряд ли поймут, что передача ведется не из Атлантики, а из Бекингемшира. -- Тем не менее, мы предусмотрели такую возможность, -- добавляет Чаттан, -- и условились с несколькими нашими кораблями, а также рядом самолетов и наземных формирований, что они наполнят эфир переговорами. К началу ложной трансляции с U 691 немецкие пеленгаторные станции будут захлебываться от работы. -- Отлично, -- бормочет дон. Все сидят в церковном молчании, пока старший из министерских чиновников беседует с Кем то на другом конце провода. Повесив трубку, он торжественно изрекает: -- Приказано исполнять. Чаттан кивает молодым людям, те бросаются к телефонам и начинают спокойным, клиническим голосом диктовать счет крикетных матчей. Чаттан смотрит на часы. -- Потребуется несколько минут, чтобы создать дымовую завесу в эфире. Мисс Лорд, сообщите, когда уровень разговоров достигнет желаемой интенсивности. Мисс Лорд делает реверанс и садится за рацию. -- РАДИОИГРА! -- орет Элмер так, что остальные подпрыгивают. -- Мы уже послали несколько других сообщений, якобы с британских кораблей. Зашифровали их кодом, который фрицы взломали пару недель назад. Радиограммы касаются операции -- выдуманной операции, -- в ходе которой наши десантники якобы захватили немецкую подводную лодку. Из телефона снова слышится отрывистый лязг. Джентльмен, которому выпало несчастье снять трубку, переводит услышанное на более вежливый английский: -- Что, если исполнение мистера Шейлса не обманет радиста в Шарлоттенбурге? Что, если они не расшифруют ложных сообщений мистера Элмера? Чаттан подходит к карте, приколотой на кульман в конце комнаты. На карте часть Атлантического океана, ограниченная с востока Испанией и Францией. -- Последний раз U 691 была замечена здесь. -- Он указывает на булавку, воткнутую в нижнем левом углу карты. -- Ей приказано вместе с пленными вернуться в Вильгельмсхафен. Она двинется так, -- показывает красную нить, натянутую в направлении на север северо восток, -- если не захочет идти Дуврским проливом.1 -- Тут как раз находится еще одна «корова», -- продолжает Чаттан, показывая следующую булавку. -- Одна из наших субмарин сможет добраться туда в двадцать четыре часа. Она подойдет на перископной глубине и выпустит торпеды. Велика вероятность, что «корова» будет уничтожена немедленно. Если она успеет передать радиограмму, то сообщит лишь, что ее атаковала подводная лодка. Уничтожив «корову», мы вновь обратимся к мистеру Шейлсу и попросим его отправить сообщение якобы с «коровы», где будет сказано, что на них напала U 691. -- Превосходно! -- восклицает кто то. -- К восходу, -- заключает Чаттан, -- на место придет цвет наших противолодочных сил. Легкий авианосец с несколькими противолодочными самолетами будет днем и ночью прочесывать океан, используя радар, визуальное наблюдение, ВЧРП и систему прожекторов «Ли Лайт». Вероятнее всего, U 691 удастся обнаружить и потопить на дальних подступах к континенту. Однако, если она все же прорвется через заграждение, немецкий флот с не меньшим рвением постарается ее уничтожить. Тем временем адмирал Дениц будет крайне недоверчиво воспринимать всю поступающую с нее информацию. -- Значит, -- говорит Уотерхауз, -- суть плана, вкратце, подорвать доверие ко всем сообщениям с U 691, а затем уничтожить ее и всех, кто на ней, пока они не добрались до Германии. -- Да, -- отвечает Чаттан. -- Первая задача упрощается тем, что с лодки уже сообщали о душевном расстройстве у капитана. -- Значит, похоже, наши ребята, Шафто и Роот, погибнут, -- тихо произносит Уотерхауз. Наступает долгое, ледяное молчание, как будто Уотерхауз за великосветским чаем издал непристойный звук. Чаттан отвечает четким, надменным тоном, не скрывая досаду: -- Есть вероятность, что U 691, вступив в бой с нашими силами, будет вынуждена всплыть и сдаться. Уотерхауз рассматривает стол. Лицо у него горит, в груди жарко. Мисс Лорд встает и что то говорит. Несколько важных голов оборачиваются к мистеру Шейлсу, тот пересаживается за стол в дальнем конце комнаты. Он крутит рацию, кладет на стол зашифрованное сообщение и набирает в грудь воздуха, как перед большим сольным концертом. Наконец кладет руку на ключ и начинает выстукивать, раскачиваясь из стороны в сторону и склоняя голову то на один, то на другой бок. Мисс Лорд слушает, сосредоточенно закрыв глаза. Мистер Шейлс перестает стучать. -- Готово, -- тихо говорит он и смотрит на мисс Лорд. Та улыбается. Собравшиеся вежливо хлопают, как будто прослушали клавесинный концерт. Лоуренс Притчард Уотерхауз не хлопает. Он только что услышал смертный приговор Еноху Рооту и Бобби Шафто. ППХ Кому: root@eruditorum.org От: dwarf@siblings.net Тема: Re (8): Зачем? Позвольте подвести итог тому, что мне известно: Вы утверждаете, что спрашивать «зачем?» -- часть Вашей профессии; Вы не ученый; Вы работаете в разведке. Мне трудно сложить целостную картину. -- НАЧАЛО МАССИВА ЭЛЕКТРОННОЙ ЦИФРОВОЙ ПОДПИСИ ОРДО -- (и т.д.) -- КОНЕЦ МАССИВА ЭЛЕКТРОННОЙ ЦИФРОВОЙ ПОДПИСИ ОРДО -- Кому: dwarf@siblings.net От: root@eruditorum.org Тема: Re (9): Зачем? Рэнди, Я нигде не говорил, что сам, лично работаю в разведке. Однако я знаю людей, которые там работают. Прежде в государственном, а сейчас в частном секторе. Мы стараемся держать связь. Старая дружба и все такое. Сейчас мое участие в подобных вещах сводится к ковырянию в современных криптосистемах в качестве своего рода хобби. Возвращаясь к тому, что я считаю главной темой нашего разговора. Вы предположили, что я -- ученый. Было это искренне или просто попыткой меня «поймать»? Я задаю вопросы, поскольку вообще то принадлежу к духовному званию и, естественно, считаю своей работой спрашивать «зачем?». Мне казалось, Вам это будет очевидно. Хотя следовало учесть, что Вы человек не церковный. Это мое упущение. Сейчас принято считать, что духовенство только совершает обряды на свадьбах и похоронах. Даже люди, которые по привычке ходят в церковь (или в синагогу, или куда там еще) спят во время проповеди. Причина в том, что ораторское искусство переживает упадок, и проповеди не слишком занимательны. Однако были времена, когда такие места, как Оксфорд и Кембридж, существовали исключительно для подготовки священнослужителей, и обязанностью их было не только отправлять похоронные и свадебные обряды, но и будить мысль большого количества людей несколько раз в неделю. То были розничные поставщики философии. Я по прежнему считаю это главной обязанностью священника или по крайней мере самой интересной частью моей работы; отсюда мой вопрос Вам, который, не премину заметить, остался без ответа. -- НАЧАЛО МАССИВА ЭЛЕКТРОННОЙ ЦИФРОВОЙ ПОДПИСИ ОРДО -- (и т.д.) -- КОНЕЦ МАССИВА ЭЛЕКТРОННОЙ ЦИФРОВОЙ ПОДПИСИ ОРДО -- -- Рэнди, что самое ужасное в человеческой истории? Нетрудный вопрос, когда говоришь с Ави. -- Холокост, -- послушно отвечает Рэнди. Даже не знай он Ави так хорошо, ответ подсказала бы обстановка. Остальные эпифитовцы ушли в «Фут Меншн», готовиться к войне с Дантистом. Рэнди и Ави сидят на черной обсидиановой скамье над братской могилой японских солдат в Кинакуте, смотрят, как подъезжают и отъезжают туристические автобусы. Ави вытаскивает из дипломата джи пи эску, ставит ее на камень. -- Верно! А какой самой высокой цели мы могли бы посвятить отпущенные нам годы? -- Э э... увеличить прибыль акционеров? -- Очень смешно. -- Ави раздосадован. Он выворачивает душу, что случается редко. Кроме того, он заносит в архив место одного из холокостов с маленькой буквы. Ясно, что он предпочел бы более серьезное отношение. -- Несколько недель назад я был в Мексике. -- Искал место, где испанцы перебили столько то ацтеков? -- спрашивает Рэнди. -- Именно с этим я и борюсь, -- продолжает Ави еще более раздраженно. -- Нет, я не искал место, где испанцы перебили столько то ацтеков. Ацтеки могут идти в жопу. Рэнди! Повторяй за мной: ацтеки могут идти в жопу. -- Ацтеки могут идти в жопу, -- бодро говорит Рэнди. Японский экскурсовод изумленно смотрит в его сторону. -- Для начала, я был в сотнях миль от Мехико, бывшей столицы ацтеков. На самом краю территории, которую они контролировали. -- Ави снимает джи пи эску с камня и начинает нажимать кнопки, чтобы сохранить в памяти прибора широту и долготу. -- Я искал, -- продолжает он, -- город науа, который ацтеки захватили за сотни лет до того, как испанцы высадились в Америке. Знаешь, что сделали эти сволочи ацтеки, Рэнди? Рэнди двумя руками вытирает с лица пот. -- Что то невообразимое? -- Ненавижу слово «невообразимое». Мы должны это вообразить. -- Так рассказывай. -- Ацтеки взяли в плен двадцать пять тысяч науа, пригнали их в Теночтитлан и перебили всех примерно за два дня. -- Зачем? -- Праздник у них был. Спортивное мероприятие. Не знаю. Суть в том, что они устраивали такую хрень постоянно. А сейчас, Рэнди, когда я говорю о геноциде в Мексике, ты мне лепечешь про испанцев! Почему? Потому что история искажена, вот почему. -- Только не говори, что ты готов принять сторону испанцев. -- Как потомок людей, изгнанных из Испании инквизицией, я на их счет не обольщаюсь, однако в свои худшие времена испанцы были в миллион раз лучше ацтеков. В смысле, это что то говорит про ацтеков, если после того, как испанцы их всех на фиг вырубили под корень, там стало намного лучше. -- Ави? -- Да. -- Мы сидим в султанате Кинакута, строим информационный рай и одновременно пытаемся отбиться от недружественного поглощения со стороны зубного врача. Почему мы говорим про ацтеков? -- Я поднимаю твой боевой дух, -- отвечает Ави. -- Ты киснешь. Пинойграммы были классная штука, но теперь все заработало, и придумывать больше нечего. -- Верно. -- Однако Крипта -- это действительно классно. Том, Джон и Эб в полном отпаде, и Тайные Обожатели со всего света засыпают меня своими резюме. Крипта -- это то, чем бы ты хотел заниматься. -- Тоже верно. -- Даже если бы ты сейчас работал над Криптой, тебя терзали бы философские вопросы -- насчет публики, с которой мы связались, наших потенциальных клиентов. -- Не спорю, философские вопросы есть, -- говорит Рэнди. Внезапно у него возникает новая гипотеза: root@eruditorum.org -- Ави!.. -- А вместо этого ты прокладываешь кабель на Филиппинах. После того, о чем ты узнал вчера, эта работа для нашей корпоративной цели по сути не важна. Однако таково обязательство по контракту, и если мы отправим туда кого нибудь помельче тебя, Дантист сумеет доказать самым придурочным присяжным, что мы сачкуем. -- Спасибо, что так ясно объяснил, почему мне должно быть кисло, -- сдержанно говорит Рэнди. -- Поэтому, -- продолжает Ави, -- пойми: ты не просто клепаешь номерные знаки. И более того, Крипта -- не аморальная затея. Вообще то ты играешь огромную роль в самой что ни есть важной истории. -- Ты спросил меня, какой самой высокой цели мы можем посвятить свою жизнь. Очевидный ответ: предотвращению будущих Холокостов. Ави мрачно смеется. -- Рад, что это очевидно тебе, мой друг. Мне уже казалось, что я один так думаю. -- Чего? Ави, очнись! Все постоянно вспоминают Холокост. -- Вспоминать Холокост -- это не , не не не не не то же самое, что бороться за предотвращение будущих холокостов. Большинство тех, кто вспоминает, -- просто нытики. Они думают, если люди будут скорбеть о прошлых холокостах, человеческая природа чудом преобразится и никто в будущем не захочет истребить целый народ. -- Я так понимаю, ты думаешь иначе? -- Посмотри на Боснию! -- фыркает Ави. -- Человеческая природа не меняется, Рэнди. Образование не помогает. Образованнейшие люди в мире превращаются в ацтеков или нацистов вот так. -- Он щелкает пальцами. -- Так на что надеяться? -- Вместо того чтобы учить потенциальных палачей, мы будем учить потенциальных жертв. -- Чему учить? Ави закрывает глаза и мотает головой. -- Черт, Рэнди, я могу говорить несколько часов -- я составил целый учебный план. -- Ладно, давай отложим на потом. -- Сильно на потом. Сейчас самое главное, что все завязано на Крипту. Я способен собрать все мои идеи и вложить их в один блок информации, но почти любое правительство мира запретит распределять ее между своими гражданами. Надо построить Крипту, чтобы весь мир имел доступ к ППХ. -- Какому ППХ? -- Памятка по предупреждению Холокоста. -- О господи! -- Вот истинный смысл того, чем мы занимаемся, -- говорит Ави, -- поэтому очень прошу тебя -- держись. Как только тебе станет скучно клепать номерные знаки на Филиппинах, подумай про ППХ. Подумай, что науа сделали бы с ацтеками, будь у них инструкция по предупреждению холокоста -- учебник по тактике партизанской войны. Рэнди какое то время сидит в задумчивости. -- Надо пойти купить воды, -- говорит он наконец. -- Пока мы тут сидим, у меня с потом вытекло несколько литров. -- Можно просто вернуться в отель, -- говорит Ави. -- Я в основном закончил. -- Ты закончил, а я еще не начинал. -- Что не начинал? -- Рассказывать, почему мне точно не станет скучно на Филиппинах. Ави моргает. -- Любовь, что ли? -- Нет! -- хрипло отвечает Рэнди, подразумевая «да». -- Ладно, пошли. Они доходят до ближайшего «24 часа», покупают голубоватые пластиковые бутылки и, прихлебывая воду, бредут по улице, мимо соблазнительно пахнущих тележек с едой. -- Несколько дней назад я получил е мейл от Дуга Шафто, -- говорит Рэнди. -- С его катера, по спутниковому телефону. -- Открытым текстом? -- Да. Я уговариваю его поставить «Ордо» и шифровать почту, но он ни в какую. -- Очень непрофессионально, -- ворчит Ави. -- Ему не помешала бы чуточка паранойи. -- Он такой параноик, что не доверяет даже «Ордо». У Ави разглаживается лицо. -- Ладно, тогда все о'кей. -- В письме был глупый анекдот про Имельду Маркос. -- Ты потащил меня гулять, чтобы рассказать анекдот? -- Нет, нет. Анекдот -- это условный сигнал. Дуг обещал послать е мейл с анекдотом про Имельду, если произойдет определенная вещь. -- Какая? Рэнди отхлебывает воды, набирает в грудь воздуха, собирается с духом. -- Больше года назад у нас был разговор. Во время приема, который Дантист закатил на борту «Руи Фалейро». Дуг хотел, чтобы мы наняли его фирму, «Семпер марин сервисис», для съемки дна под все следующие кабели. За это он обещал взять нас в долю, если при съемке наткнется на затонувшие сокровища. Ави резко останавливается и двумя руками стискивает бутылку как будто боится ее выронить. -- Затонувшие сокровища? В смысле: йо хо хо и бутылка рома? Пиастры? Все такое? -- Примерно да, -- говорит Рэнди. -- Шафто -- охотники за сокровищами. Дуг одержим мыслью, что на дне вокруг Филиппин покоятся несметные богатства. -- Откуда? С испанских галеонов? -- Нет. То есть вообще то да, но Дуг ищет не их. -- Они с Ави снова начинают идти. -- Большая часть или гораздо более древние -- фарфор с затонувших китайских джонок или совсем недавние -- японское золото времен войны. Как Рэнди и ожидал, слова про японское золото производят на Ави сильное впечатление. Рэнди продолжает: -- По слухам, японцы оставили здесь кучу золота. Считается, что Маркос нашел один из таких кладов в подземном туннеле -- отсюда его богатство. Большинство считают, что у Маркоса было пять или шесть миллиардов долларов, но многие на Филиппинах уверены, что он нашел больше шестидесяти миллиардов. -- Шестидесяти миллиардов! -- Ави напрягается всем телом. -- Не может быть. -- Послушай, хочешь верь, хочешь нет, мне все равно, -- говорит Рэнди. -- Но поскольку казначей Маркоса будет одним из первых вкладчиков Крипты, тебе стоит про это знать. -- Продолжай, -- говорит Ави, сразу загораясь интересом. -- Ладно. Так вот, есть люди, которые копают шурфы и прочесывают драгой морское дно в надежде отыскать легендарное японское золото. Дуг Шафто -- из них. Проблема в том, что подробная гидролокационная съемка морского дна -- штука дорогостоящая, требует больших начальных вложений. Разумеется, он за нас ухватился. -- Ясно. Очень умно, -- одобрительно говорит Ави. -- Возможность провести гидролокационную съемку, которая так и так нам будет нужна для прокладки кабеля. -- Может быть, чуть больше, чем необходимо, раз уж оказался на месте. -- Верно. Теперь я вспоминаю, как бдительные гарпии Дантиста возмущались, что съемка продолжается слишком долго и обходится слишком дорого. Они считали, что другая фирма выполнила бы те же работы быстрее и дешевле. -- Вероятно, так и есть, -- соглашается Рэнди. -- Ну так вот, Дуг обещал нам десять процентов от любого найденного сокровища. Больше, если мы решим участвовать в операции по подъему. Внезапно у Ави расширяются глаза. -- Черт! Он хотел скрыть все это от Дантиста. -- Именно так. Потому что Дантист загреб бы себе все. Притом в силу обстоятельств его личной жизни Болоболо тоже оказались бы в курсе, а эти ребята с радостью убьют, чтобы добраться до золота. -- Ну, дела! -- говорит Ави, мотая головой. -- Знаешь, мне не хочется походить на трафаретных евреев из душещипательных кино. Однако в таких случаях я могу сказать только: «Ой, гевальт!».1 -- Я молчал по двум причинам. Во первых, потому что мы вообще стараемся поменьше болтать. Во вторых, потому что мы так и так собирались нанять «Семпер марин сервисис», независимо ни от каких сокровищ, и предложение Дуга Шафто ничего не меняло. Ави задумывается. -- Поправка. Оно ничего не меняло, пока Дуг Шафто не нашел сокровища . -- Да. Я думал, что и не найдет. -- Ты ошибся. -- Я ошибся, -- признает Рэнди. -- Шафто нашел старую японскую подводную лодку. -- Откуда ты знаешь? -- Если бы он нашел китайскую джонку, то прислал бы мне анекдот про Фердинанда Маркоса. Если бы что то времен воины, то про Имельду. Если бы это был надводный корабль, анекдот был бы про ее туфли. Если подводная лодка -- про ее сексуальные привычки. Дуг прислал мне анекдот про сексуальные привычки Имельды. -- Ты ответил официально на его предложение. -- Нет. Я же сказал, оно ничего не меняло, мы все равно собирались его нанять. А потом, когда мы подписали контракт и стали составлять план работ, он рассказал про код, насчет Маркосов Я понял, он считает: раз мы его наняли, то договоренность подразумевается. -- Странный способ вести дела, -- произносит Ави, морщась. -- Он мог бы хоть что то расписать подробнее. -- Дуг из тех, кто работает на доверии, -- говорит Рэнди. -- Если он обещал, значит, не обманет. -- Проблема с честными людьми в том, -- замечает Ави, -- что они ждут честности от всех остальных. -- Верно. -- Значит, теперь он считает, что мы его сообщники и поможем скрыть от Дантиста и Болоболо существование подводного клада. -- Если не поставим их в известность прямо сейчас. -- В таком случае мы предаем Дуга Шафто, -- говорит Ави. -- Всаживаем нож в спину бывшему десантнику, прошедшему Вьетнам. И не забудь его друзей вояк по всему миру, -- добавляет Рэнди. -- Черт, Рэнди! Я думал огорошить тебя рассказом про ППХ. -- Огорошил. -- А ты вываливаешь на меня такое!.. -- Жизнь полна приключений, -- изрекает Рэнди. Ави задумывается. -- Короче, я так понимаю, вопрос сводится к тому, кого мы предпочитаем иметь на своей стороне в салунной перестрелке. -- Ответ может быть один: Дугласа Макартура Шафто, -- говорит Рэнди. -- Но это не значит, что мы выйдем из салуна живыми. MORPHIUMS~CHTIG Его затолкали в узкий промежуток между легким и прочным корпусами немецкой подводной лодки; ледяная вода бьет, как из брандспойта, тело колотит малярийная дрожь: кости трещат, суставы леденеют, мышцы сводит. Он зажат двумя неровными стальными поверхностями, изогнутыми так, как человек изогнуться не может; любое движение вызывает резкую боль. Кожа начинает обрастать ракушками -- они вроде вшей, только крупнее и глубже вгрызаются. Кое как удается глотнуть воздуха, ровно столько, чтобы не задохнуться и по настоящему осознать, до чего все хреново. Шафто слишком долго дышал соленой морской водой: в горле саднит, в легких завелся планктон и жрет их изнутри. Он молотит по прочному корпусу, звука нет. Оттуда веет теплом и жаром, хочется внутрь, согреться. Наконец, по какой то логике сна, удается отыскать люк. Течение подхватывает Шафто, выносит во влажный космос, подводная лодка с шипением уплывает. Нет ни низа, ни верха. Что то бьет его по голове. Несколько черных цилиндров неумолимо движутся в воде, оставляя параллельные кометные следы пузырей. Глубинные бомбы. Шафто просыпается и понимает, что его тело требует морфия. В первые мгновения он уверен, что снова в Окленде. Над койкой стоит лейтенант Рейган, готовится продолжить интервью. -- Добрый вечер, сержант Шафто, -- говорит Рейган, почему то с сильным немецким акцентом. Ну и шутники же эти актеры! Шафто чувствует запах мяса и другие, менее приятные запахи. Что то тяжелое, но не совсем твердое, ударяет его по лицу. Отходит. Ударяет снова. -- Ваш товарищ -- morphiumsüchtig? -- спрашивает Бек. Енох Роот слегка ошарашен; они на лодке всего восемь часов. -- Он что, буянит? -- Он в полубессознательном состоянии, -- говорит Бек. -- Кроме всего прочего, рассказывает об исполинских ящерицах. -- Для него это нормально, -- с облегчением отвечает Роот. -- Почему вы решили, что он morphiumsüchtig? -- По флакону с морфием и шприцу, которые нашли у него в кармане, -- говорит Бек с каменной тевтонской иронией, -- и по исколотой руке. Роот думает, что лодка -- как туннель, пробуренный в морской воде и тесно заставленный оборудованием. Каюта (если это можно так назвать) -- самое большое открытое пространство, которое Роот на ней пока видел. Здесь почти что можно вытянуть руку, никого не задев и не повернув ненароком штурвал или рубильник. Есть даже деревянная мебель и кожаная занавеска, отделяющая каюту от коридора. В первый миг он принял ее за какую то каптерку, но, оглядевшись, понимает, что это лучшее место на лодке: личная каюта капитана. Догадка подтверждается, когда Бек отпирает ящик и достает бутылку арманьяка. -- У завоевателей Франции есть свои привилегии, -- говорит Бек. -- Да, -- замечает Роот, -- пограбить вы, ребята, умеете. Лейтенант Рейган вернулся, тычет в Шафто стетоскопом, который предварительно, похоже, выдержали в жидком азоте. «Кашляй, кашляй, кашляй!» -- твердит он. Наконец убирает инструмент. Что то мешается в ногах. Шафто хочет приподняться на локте и впечатывается мордой в раскаленную трубу. Придя в себя, осторожно приподнимает голову и видит, бля, целую скобяную лавку. Эти гады заковали его в кандалы! Он укладывается обратно и получает в рожу болтающимся окороком. Сверху небосвод из труб и кабелей. Где он видел такое раньше? На рифе возле Йглма, вот где. Только эта лодка освещена, не тонет, и на ней полно немцев. Немцы спокойны и неторопливы. Никто из них не истекает кровью, не кричит. Черт! Лодка кренится, и гигантская кровяная колбаса лупит его в живот. Он оглядывается, пробует сориентироваться. Кроме висящего мяса, почти ничего не видно. Каюта -- шестифутовый отсек, узкий проход посередине зажат койками. На противоположной -- грязный парусиновый мешок. К черту все. Где ящичек с малиновыми пузырьками? -- Забавно читать радиограммы из Шарлоттенбурга, -- говорит Бек, переводя разговор на расшифровки, которые разложены по столу. -- Можно подумать, их писал этот еврей Кафка. -- Почему? -- Похоже, там не верят, что мы вернемся живыми. -- Что навело вас на эту мысль? -- спрашивает Роот, стараясь не слишком явно наслаждаться арманьяком. Когда подносишь бокал к носу и вдыхаешь, аромат почти заглушает запахи мочи, блевоты, тухлятины и дизтоплива, которыми лодка пропитана на молекулярном уровне. -- Нас торопят с информацией о пленных. Вы их сильно заинтересовали, -- говорит Бек. -- Другими словами, -- осторожно произносит Роот, -- от вас требуют, чтобы вы допросили нас прямо сейчас. -- Верно. -- И послали результаты по радио? -- Да, -- кивает Бек. -- Однако на самом деле мне надо думать о том, как выжить. Скоро взойдет солнце, и нам придется туго. Вспомните: перед тем как я вас потопил, ваш корабль передал координаты. Сейчас нас ищут все корабли и самолеты союзников. -- То есть если я не стану запираться, -- говорит Роот, -- вы сможете скорее заняться нашим спасением. Бек пытается сдержать улыбку. Его тактика была грубой и очевидной с самого начала, и Роот ее уже разгадал. Вся эта история с допросом смущает Бека куда больше, чем Роота. -- Предположим, я скажу вам все, что знаю, -- говорит Роот. -- Чтобы послать это в Шарлоттенбург, вам придется вести передачу в надводном положении несколько часов кряду. Пеленгаторы засекут вас в первые несколько секунд, и все эсминцы и бомбардировщики в радиусе тысячи миль устремятся к вам. -- К нам, -- поправляет Бек. -- Верно. Значит, если я и впрямь хочу остаться в живых, мне лучше придержать язык, -- говорит Роот. -- Ты это ищешь? -- спрашивает немец со стетоскопом. Шафто знает, что он не настоящий врач, а просто тип, которому доверили аптечку. Так или иначе, в руках у него оно. Оно самое. -- Дай! -- Шафто слабо тянется к пузырьку. -- Это мое! -- Вообще то это мое, -- поправляет медик. -- Твое у капитана в каюте. Но я могу поделиться с тобой своим, если будешь отвечать на вопросы. -- Иди в жопу, -- говорит Шафто. -- Отлично. Отложим на потом. Медик кладет полный шприц с морфием на противоположную койку, так что Шафто может его видеть между двумя копчеными колбасами, но не может взять. И уходит. -- Почему у сержанта Шафто был при себе немецкий пузырек с морфием и немецкий шприц? -- Бек изо всех сил старается вести якобы разговор, а не допрос, однако напряжение явно чрезмерно, и губы сами складываются в улыбку. Это улыбка побитого пса. Рооту становится немного не по себе, поскольку от Бека зависит, чтобы все на лодке остались живы. -- Для меня это новость, -- признает Роот. -- Морфий строго контролируется, -- продолжает Бек. -- На каждом пузырьке есть номер. Мы сообщили номер пузырька в Шарлоттенбург, и там скоро узнают, откуда он взялся. Хотя нам могут не сказать. -- Отлично. Это на время их отвлечет. Почему бы вам не вернуться к управлению лодкой? -- советует Роот. -- Сейчас затишье перед бурей, -- говорит Бек, -- и делать мне особенно нечего. Вот я и пытаюсь удовлетворить свое любопытство. -- Нам капец, да? -- спрашивает немецкий голос. -- M м? -- отзывается Шафто. -- Я сказал, нам капец! Вы взломали «Энигму»! -- Какую «Энигму»? -- Не прикидывайся дурачком, -- говорит немец. У Шафто мурашки бегут по коже. Именно так в его представлении должен вести себя немец, прежде чем начать пытки. Шафто делает вялое, придурковатое лицо, как всегда, когда хочет позлить офицера, и перекатывается на бок, насколько это возможно при скованных ногах. Он ожидает увидеть эсэсовца с орлиным носом, в черной форме, перчатках и сапогах, с черепом на нашивках, с хлыстом и, быть может, тисками для больших пальцев. Однако рядом ровным счетом никого. Черт! Опять галлюцинация. Тут холщовый мешок на противоположной койке шевелится. Шафто моргает и видит торчащую с одной стороны голову: светловолосую, с преждевременной лысиной, бледно зелеными кошачьими глазами и неожиданно черной бородой. На человеке не совсем мешок, а скорее длинная холщовая куртка. Он обнимает себя руками. -- Ладно, -- бормочет сосед. -- Я просто пытаюсь завести разговор. -- Поворачивает голову и чешет нос о подушку. -- Можешь рассказывать мне любые секреты. Понимаешь, я уже сказал Деницу, что «Энигма» -- говно. И ничего не изменилось. Только вот новое пальто получил. Он поворачивается на бок и показывает Шафто спину. Рукава одежды зашиты и связаны за спиной. Помощник отодвигает кожаную занавеску, виновато кивает и вручает Беку свежую расшифровку. Бек читает, поднимает брови и устало хлопает глазами. Кладет листок на стол, пятнадцать секунд смотрит в стену. Снова берет и читает еще раз, внимательно. -- Здесь сказано, чтобы я не задавал вам больше вопросов. -- Что?! -- Ни при каких обстоятельствах, -- говорит Бек, -- я не должен извлекать из вас новую информацию. -- Что это значит? -- Наверное, вам известно что то такое, чего мне знать не положено. Уже примерно лет двести в теле Шафто не было и следов морфия. Без этого он не может испытывать радость или даже покой. Шприц холодной звездой сверкает на полке под чокнутым немцем. Лучше бы уж ногти вырывали. Шафто знает, что расколется. Он думает, как бы расколоться, чтобы не погубить других морпехов. -- Я могу принести тебе шприц в зубах, -- замечает сосед который назвался Бишофом. Шафто обдумывает его слова. -- В обмен на что? -- Ты скажешь, расшифровали ли вы «Энигму». -- А. -- Шафто облегченно вздыхает; он боялся, что Бишоф потребует ему отсосать. -- Это ты про ту шифровальную хреновину, о которой мне рассказывал? У них с Бишофом была масса времени травить баланду. -- Ага. Шафто в отчаянии. Однако он еще и зол как черт, а это помогает. -- Думаешь, я поверю, что ты просто псих, повернутый на «Энигме», а не офицер, нацепивший смирительную рубашку, чтобы меня обмануть? Бишоф вне себя: -- Говорю же, я давно сказал Деницу