гнетущая, что у меня к горлу подступил комок. Увлекшись, забыв о ране, я вышел из леса и стоял на возвышенности у берега. Я, подобно молодому побегу, будто врос в землю, черпая из нее жизненные силы. Волнение как бы исходило из глубин острова и передавалось ко мне, овладевая плотью и духом. Когда раздался крик, мне показалось, что он вырвался из моего собственного рта. На этот раз он отличался от предыдущего. Тонкий и пронзительный, он мог означать что угодно. Триумф, поражение, боль. Крик смерти, изданный не жертвой, а убийцей. Снова стало тихо. Кругом стояла неподвижная и непроглядная тьма. Остров высился в ней, подобно закрытому улью, скрывавшему происходящее внутри него. Затем в проеме неожиданно, как привидение, появился, видимо, главный из них и поднялся по ступеням. Вслед за ним потянулись остальные. Двигались они медленно и плавно, образуя группы и расходясь, пока не встали в два ряда около изваяний. Опять тишина. Предводитель вознес руки, и будто по сигналу из-за холма показалась белая и блестящая, как сталь клинка, луна. Он издал третий крик, несомненно, крик победного приветствия. Протянутые высоко над головой руки как бы символизировали приношение небу. Толпа ответила ему разноголосыми криками. Когда луна полностью вышла из-за холма, жрец опустил руки и повернулся. То, что он предлагал божеству, он протягивал теперь его поклонникам. Толпа сомкнулась. Эта сцена настолько захватила меня, что я забыл о береге и не заметил, что туман сгустился, закрыв каменную насыпь. Мои глаза различали в темноте белые фигуры людей, почти сливавшиеся с клубящимся и возносящимся туманом. Теперь я осознал, что виденное происходило на самом деле. Собравшиеся расходились по двое, по трое, молчаливо проходя по насыпи и направляясь к лодкам. Тени, отбрасываемые камнями в лунном свете, нехотя отпускали их. Не имею представления, сколько все это продолжалось. Я был заворожен. В себя пришел оттого, что немного закоченел. Я встряхнулся по-собачьи и попятился под прикрытие деревьев. Волнение покинуло меня, не тревожа более душу и тело. Чувство опустошенности и стыда. Я смутно понимал происшедшее. Это была не та сила, которой мне выпадало обладать и пользоваться, и не ощущение, появившееся после ее исчезновения. Тогда я оставался легким, свободным и острым, как заточенный нож. Теперь же я ощущал пустоту, состояние вылизанного дочиста горшка, где задержался лишь запах. Я наклонился, преодолевая сопротивление затекших сухожилий, и сорвал сырой травы, чтобы почиститься. Росой, выпавшей в тумане, умыл лицо. Мне вспомнился Галапас, святой источник и длинный рог для питья. Я вытер руки о подкладку накидки, набросил ее на себя и вернулся на свой наблюдательный пункт. Залив был усеян точками уплывающих лодок. Остров опустел. К насыпи приближалась одинокая высокая фигура в белом. Она то исчезала в тумане, то появлялась вновь. Приблизившись, человек задержался в тени последнего изваяния и исчез из виду. Я подождал, испытывая лишь усталость и желая напиться чистой воды и оказаться в своей теплой и тихой комнате. В воздухе не пахло волшебством. Ночь была безвкусна, как старое кислое вино. Через какое-то время он снова показался в лунном свете на дороге. Теперь он был одет в темное. Белую одежду он нес в руке. Последняя лодка превратилась в пятнышко и исчезла в ночи. Одинокий человек быстро шел по дороге. Я выступил из леса встретить его. 10 Белазиус заметил меня, прежде чем я вышел из тени деревьев. Он ничем не показал этого, кроме того, что свернул ко мне. Он не спеша подошел ко мне и встал, глядя на меня сверху вниз. - А... - без всякого удивления сказал он. - Я так и знал. Сколько времени ты здесь находишься? - Не знаю. Оно так быстро прошло. Я увлекся. Он промолчал. Яркий лунный свет отражался у него на щеке. Под длинными ресницами у него не было видно глаз. Его голос звучал спокойно, почти сонно. Точно так же я почувствовал себя, услышав в лесу крик. Стрела вылетела, и тетива ослабла. Белазиус не обратил внимания на мое провокационное замечание и лишь спросил: - Как ты здесь оказался? - Я ехал мимо, когда услышал крик. - А... - снова протянул он. - Откуда? - Из сосновой рощи, где вы оставили свою лошадь. - Зачем же ты сюда приехал? Я же приказал держаться дороги. - Помню, но мне хотелось пустить лошадь галопом. Мы свернули с основной дороги, но потом с Астером приключилось несчастье. Он вывихнул ногу. Обратно нам пришлось его вести. Это заняло бы много времени, и мы опоздали бы. Поэтому решили срезать путь. - Ясно. А где Кадал? - Мне кажется, что он подумал, что я поскакал домой, и направился следом. В любом случае он не пошел бы за мной сюда. - Разумно с его стороны, - заметил Белазиус. Его голос по-прежнему был размеренным и безразличным. Однако эта сонливость походила на кошачью, на бархат, скрывавший под собою острие клинка. - Но, несмотря на услышанное, тебе не пришла мысль броситься домой? - Конечно, нет. Его глаза блеснули под прикрытыми веками. - Конечно, нет? - Я должен был узнать, что происходит. - Ага. А знал ли ты, что я буду здесь? - Только после того, как встретил Ульфина с лошадьми. Я знал, что сегодня ночью в лесу будет происходить что-то, что мне надо знать. Он смерил меня продолжительным спокойным взглядом и кивнул. - Пойдем. Холодно. Надо надеть накидку. Я направился следом по скрипящему гравию. - Я так понимаю, - бросил он через плечо, - что Ульфин еще там? - По-моему, да. Вы довольно умело его запугали. - Ему нечего бояться, покуда он не лезет не в свои дела. - Получается, он вправду ничего не знает? - Знает он или не знает, - сказал Белазиус с безразличием, - у него хватает разума молчать. Я пообещал ему, что, если он будет меня слушать и не задавать лишних вопросов, освобожу его, чтобы он имел возможность спастись. - Спастись? От чего? - От смерти, когда я умру. Существует обычай посылать со жрецами после смерти их слуг. Мы шли по тропинке рядом. Я взглянул на него. Темная одежда, элегантнее которой я не видел даже на Камлаке. Пояс из чудесно обработанной кожи, наверное итальянской. На плече блестела большая круглая брошь. Луна высветила на ней исполненные золотом кружки из сплетенных змей. Несмотря даже на случившееся сегодня ночью, он выглядел довольно интеллигентно, по-городски и в то же время романизированно. - Извини, Белазиус, разве это носили не египтяне? Даже в Уэльсе она показалась бы старомодной. - Возможно. Но тогда и сама богиня старомодна, поскольку желает, чтобы ей поклонялись только так, как ей угодно. Наше поклонение так же старо, как она сама, старше, чем людская память, отраженная в песнях и камнях. Задолго до того, как в Персии начали убивать быков, задолго до появления быков на Крите, еще раньше, чем здесь появились небесные боги из Африки и в их честь поставили эти изваяния. Богиня жила в священной роще. Теперь лес для нее закрыт, и мы поклоняемся ей, где можно это делать. Но где бы она ни обитала, будь то камень, дерево или пещера - везде найдется роща под названием Немет, где мы совершаем свои приношения. Ты, я вижу, понимаешь меня. - Очень хорошо понимаю. Меня учили этому в Уэльсе. Но жертвы, подобные сделанной сегодня ночью, приносили много сотен лет назад. Его голос сделался вкрадчивым. - Его убили за святотатство. Разве тебя не учили?.. - Он внезапно остановился и начал оглядываться, как охотничья собака. Его тон изменился: - Это лошадь Кадала. - Ее привел я. Моя лошадь захромала, и он дал мне свою, а сам пошел домой. Может быть, он взял одну из ваших лошадей. Я отвязал кобылу и вывел на залитую лунным светом дорогу. Белазиус положил кинжал обратно в ножны. Мы продолжили свой путь. Кобыла пошла следом, тычась носом мне в плечо. Нога почти перестала болеть. - Значит, Кадала тоже ожидает смерть? - спросил я. - Это не просто святотатство, получается? Ваши обряды настолько секретны? Это простая тайна или противозаконность? - Это и тайна, и противозаконность. Мы встречаемся, где можем. Сегодня ночью это был остров. На нем достаточно безопасно. Ни единая душа не осмелится приблизиться к нему в ночь равноденствия. Но если слухи дойдут до Будека, то могут быть неприятности. Убитый сегодня - человек короля. Он находился здесь восемь дней, пока разведчики Будека повсюду искали его. Но он должен был умереть. - Теперь его найдут? - Да, далеко отсюда, в лесу. Они подумают, что его задрал вепрь. - Снова косой взгляд. - Можно сказать, что он легко отделался. В прежние времена ему вырезали бы пупок, а кишки, как шерсть на веретено, намотали бы на ствол священного дерева. - А Амброзиус знает? - Амброзиус тоже является человеком короля. Мы прошли несколько шагов в молчании. - Ну, а что же со мной, Белазиус? - Ничего. - Разве это не святотатство, подглядывать за твоими тайнами? - Тебе ничего не грозит, - сухо сказал он. - У Амброзиуса длинные руки. Почему ты так смотришь? Я покачал головой. Даже для самого себя затруднялся выразить мысль. - Ты не испугался? - спросил он. - Нет. - Клянусь богиней. По-моему, Амброзиус был прав, сказав, что ты смел. - Если у меня и есть смелость, то не та, которой надо восхищаться. Как-то мне пришло в голову, что от остальных детей меня отличало то, что я не понимал их многих страхов. Но у меня имелись свои, которые я научился сдерживать, это стало предметом моей гордости. Но теперь-то я начинаю осознавать, что, даже если на пути меня будут ждать опасность и смерть, я твердо пойду им навстречу. Он остановился. Мы почти дошли до рощи. - Скажи мне, почему. - Они мне не грозят. Я переживаю за других, но не за себя. Пока. Мне кажется, что люди боятся неизвестного. Они боятся боли и смерти, потому что последние могут поджидать за любым углом. Но иногда я чувствую, что сокрыто от моего взора, но тем не менее ожидает меня. А иногда ясно вижу боль и опасность прямо перед собой. Но смерть пока далеко. Поэтому не боюсь. Это не смелость. - Да. Я знал, что ты обладаешь провидением, - медленно сказал он. - Оно приходит ко мне лишь иногда, по воле бога, а не по моей воле, - увлекшись, я наговорил слишком много. А он не относился к людям, перед которыми можно раскрывать душу. - Послушай, Белазиус, - быстро сказал я, чтобы сменить тему, - Ульфин не виноват. Он отказался что-либо говорить нам и остановил бы меня, если бы смог. - Ты имеешь в виду, что если требуется понести наказание, то ты готов это сделать? - Это будет честно с моей стороны, тем более, что могу себе это позволить. - Я посмеялся про себя над ним, чувствуя себя в полной безопасности за невидимым щитом. - Что меня ждет? Ваша древняя религия, наверное, имеет в запасе несколько второстепенных наказаний. Суждено ли мне умереть во сне от колик или в следующий раз меня задерет вепрь, когда я окажусь в лесу без моей "черной собаки"? Он улыбнулся в первый раз. - Не стоит думать, что ты легко отделаешься. Найду применение тебе и твоему провидению, будь спокоен. Амброзиус не единственный человек на свете, который использует людей по их назначению. Ты сказал, что сегодня ночью тебя сюда что-то вело. Так вот - тебя вела Богиня, и к Богине ты должен будешь пойти. - Он опустил мне на плечо руку. - За сегодняшнюю ночь, Мерлин Эмрис, тебе придется платить только той монетой, которая устроит Богиню. Она будет преследовать тебя, как и всех остальных, кто попытался проникнуть в ее тайны. Но она не погубит тебя. О, нет, не Актеон, мой маленький способный ученик, а Эндимион. Она примет тебя в свои объятия. Короче, тебе предстоит учеба, пока я не возьму тебя с собой в святилище и не представлю. "И не намотаешь мои кишки на каждом дереве в лесу", - хотел добавить я, но сдержался. Власть берут там, где она есть, - сказал он. Посмотрим. Я осторожно освободился от его руки и первым вошел в рощу. Если до этого Ульфин перепугался, то сейчас он просто потерял дар речи от ужаса, увидев меня вместе с хозяином. Он понял, где я был. - Хозяин... я думал, он поехал домой. Да, повелитель, так сказал Кадал. - Подай мне накидку, - сказал Белазиус, - и убери это в седельную сумку. Он бросил белое одеяние. Оно повисло, свободно болтаясь, на дереве, к которому был привязан Астер. Пони испугался и фыркнул. Сначала я подумал, что его испугала сама белая тряпка, но затем разглядел на ней заметные даже в лесной темноте черные пятна. До меня донесся исходивший от его одежды запах дыма и свежей крови. Ульфин машинально поднял накидку. - Хозяин, - от страха мальчик прерывисто дышал, - Кадал взял вьючную лошадь. Мы думали, что хозяин Мерлин отправился в город, да и сам я был уверен, что он поехал туда. Я ничего ему не говорил, клянусь... - На кобыле Кадала есть седельная сумка. Положи ее туда. - Белазиус натянул накидку. - Дай мне поводья. Мальчишка повиновался, пытаясь не столько оправдаться, сколько узнать размеры недовольства хозяина. - Господин, поверьте мне. Я ничего не сказал. Клянусь всеми богами, которые есть. Белазиус не обращал на него никакого внимания. А он может проявлять жестокость. По сути дела за все время нашего знакомства он ни разу не подумал о чувствах других людей. Ему никогда не приходило в голову, что свободный человек может испытывать и волнение и боль. В настоящий момент Ульфин, казалось, для него не существовал, он был занят лошадью. Легко вскочив в седло, коротко обронил: - Отойди, - и потом обратился ко мне. - Можешь управлять лошадью в галопе? Я хочу вернуться, прежде чем Кадал обнаружит, что тебя нет, и поставит весь дворец на уши. - Попытаюсь. А Ульфин? - Ульфин? Конечно, отведет твоего пони домой. Белазиус развернул лошадь и выехал из-под сосновых ветвей. Ульфин метнулся укладывать запятнанную кровью робу в седельную сумку, висевшую на спине гнедой кобылы. Потом он поспешил подставить мне плечо. Кое-как я взобрался на кобылу. Мальчишка отошел назад, я видел, как он дрожит. Похоже, подобный страх был естественен для рабов. До меня дошло, что он даже боится один вести моего пони через лес. Я ослабил поводья и наклонился к нему. - Ульфин, он не сердится на тебя. Ничего не будет. Клянусь. Поэтому не бойся. - Вы... что-нибудь видели, господин? - Совсем ничего. - В определенном смысле это была правда. - Непроглядная темень и невинная луна. Но что бы я ни видел, это не имеет значения. Я буду посвящен. Понял теперь, почему он не сердится? Все. Бери. Я вытащил из ножен кинжал и кинул его в траву, покрытую сосновыми иголками. - Если тебе от этого станет легче. Но он тебе не пригодится. Ты в безопасности. Возьми его себе. Веди Астера осторожно, ладно? Я ударил кобылу по ребрам и направился вслед за Белазиусом. Он подождал меня, перейдя на легкий галоп. Гнедая пристроилась сзади. Схватившись за упряжь, я прижался к ней, как шип. Дорога была достаточно открытой, чтобы видеть путь при лунном свете. Она шла через лес на гребень холма, с которого сразу можно было увидеть мерцающие огни города. Мы выехали из леса на соляные дюны, лежащие на берегу моря. Белазиус не сбавлял скорости и не разговаривал. Мне было интересно, встретим ли мы Кадала, возвращающегося с эскортом, или вернемся одни. Мы пересекли ручей глубиной в копыто и оказались на тропинке, протоптанной по дерну. Она поворачивала направо, в направлении главной дороги. Теперь я понял, где мы находились. Эту тропинку я заметил еще раньше, когда был невольным свидетелем церемонии преклонения и жертвоприношения. Белазиус приостановил лошадь и оглянулся. Моя гнедая поравнялась с ними. Он поднял руку, лошади перешли на шаг. - Слушай... Лошади. Несметное множество лошадей стремительно двигалось по мощеной дороге. Короткий окрик. Над мостом понеслись факелы. Вблизи мы увидели, что это был отряд. В свете факелов развевался флаг с пурпурным драконом. Рука Белазиуса легла на поводья моей кобылы, и наши лошади встали. - Люди Амброзиуса, - сказал он наконец. Тут заржала моя кобыла, ее ржание разнеслось по окрестности, как петушиный крик. Ей ответила лошадь из отряда. Послышалась команда. Отряд остановился. Еще приказ. Лошади галопом понеслись к нам. Белазиус выругался и отпустил мои поводья. - Здесь и расстанемся. Теперь держись и держи язык за зубами. Даже Амброзиус не спасет тебя от проклятья. Он хлестнул мою кобылу по ляжкам, и та выскочила на дорогу, чуть не сбросив меня. Сзади раздался треск и шум. Черная лошадь перепрыгнула через ручей и исчезла в лесу. Появились воины, встали по бокам и препроводили меня к командиру. Под флагом в свете огней плясал серый жеребец. Один из сопровождавших подхватил мою лошадь под уздцы, вывел нас вперед и отсалютовал. - Только один, сэр, не вооружен. Командир поднял забрало. Голубые глаза расширились, и хорошо памятный мне голос Утера произнес: - Ну, конечно же, кого еще я мог встретить? Что же, Мерлин, внебрачный сын, чем ты здесь занимаешься один, где же ты был? 11 Я помедлил с ответом, раздумывая, что и как рассказать. Любому другому мог наговорить разного, но с Утером шутки плохи. Для любого, кто возвращался с любой встречи, тайной или незаконной, Утер представлял опасность. Не сказать, чтобы мне хотелось защитить Белазиуса, но я был совершенно не обязан давать объяснения кому-либо, кроме Амброзиуса. Во всяком случае, стремление уклониться от гнева Утера выглядело естественно. Я встретился с ним взглядом, при этом попытался придать своим глазам искреннее выражение. - У меня захромал пони, сэр. Слуга взялся отвести его домой, а я пересел на его лошадь. Он хотел что-то сказать, но я опередил его, прикрывшись щитом, так любезно вложенным в мои руки Белазиусом. - Обычно ваш брат посылает за мной после ужина, и я не захотел его задерживать. При упоминании имени Амброзиуса он нахмурился, но ограничился лишь вопросом: - Почему же так поздно и не по дороге? - Когда Астер повредил себе ногу, мы заехали в лес. На перекрестке мы повернули на восток, на просеку. Там к югу отходила тропинка. Нам показалось, что по ней мы быстрее вернемся. - Какая тропинка? - Я плохо знаю лес, сэр. Она ведет к гряде и спускается к броду. Продолжая хмуриться, он оглядел меня. - Где ты оставил своего слугу? - На второй тропинке. Прежде чем отпускать меня одного, он хотел убедиться, что мы на верном пути. Он, должно быть, поднимается сейчас на гряду. Сбивчиво, но откровенно, я молился про себя, чтобы не встретиться с Кадалом. Утер все глядел на меня, не обращая никакого внимания на гарцующую под ним лошадь. Впервые я увидел, насколько он походил на брата. Тогда же впервые почувствовал в нем силу, несмотря на молодость, и понял, почему Амброзиус называл его блестящим командиром. Он видел людей насквозь. Я знал, что он, чувствуя ложь, пытается узнать, что у меня за душой. Ему неизвестно, в чем и почему я лгу, но он решительно настроен разобраться во всем. Видимо, поэтому он изменил тон и довольно приятным голосом, почти нежно, спросил: - Ты лжешь, не так ли? Почему? - Сказанное мною правда, господин. Если вы взглянете на моего коня, когда его приведут... - Ах, да... Это-то правда. Я и не сомневаюсь, что он захромал. Если я пошлю людей на тропу, то они несомненно встретят Кадала, ведущего лошадь. Я же хочу знать... - Не Кадала - Ульфина, сэр, - быстро вставил я. - Кадал занят. Белазиус послал со мною Ульфина. - Двоих в одном лице? - вопрос прозвучал презрительно. - Как это, господин? Он неожиданно вспылил. - Не препирайся, наложник. Ты врешь. Я чую ложь за версту. Он поглядел мимо меня, и его голос изменился. - Что у тебя в седельной сумке? - он головой указал на нее стоявшему рядом воину. Из нее выглядывал кусок робы Белазиуса. Тот засунул в сумку руку и вытащил одеяние. На замусоленной и помятой белой ткани отчетливо проступали темные пятна. Запах крови дошел до меня даже сквозь дым горящей факельной смолы. Почувствовав кровь, зафыркали и заволновались лошади. Люди переглянулись. Факельщики с подозрением поглядели на меня. Стражник выдохнул и что-то пробормотал. - Клянусь богами, вот в чем дело! - со злостью сказал Утер. - Один из них, о Митра! Я так и знал! Даже здесь от тебя пахнет священным дымом! Ладно, побочный сын. Именем моего брата тебе дарована свобода и его расположение, но посмотрим, что он на это скажет. Теперь, по-моему, тебе нет смысла изворачиваться. Я поднял голову. Наши глаза находились почти на одном уровне. - Изворачиваться? Я отрицаю, что преступил закон или совершил деяние, которое не понравится Графу. Лишь эти две вещи могут иметь значение, господин Утер. Я объяснюсь с ним. - Уж не сомневаюсь. Итак, тебя туда отвел Ульфин? - Ульфин не имеет к этому никакого отношения, - ответил я резко. - К тому времени мы с ним расстались. Как бы то ни было, он раб и делает, что ему приказывают. Утер внезапно пришпорил свою лошадь, и она заплясала рядом с моей. Он наклонился и ухватил меня за накидку. Сжав руку, он приподнял меня в седле. Его наколенник больно придавил мне ногу, зажатую между боками беспокойно переминающихся лошадей. Утер приблизил ко мне свое лицо. - А ты делаешь, как прикажу тебе я. Кем бы ты ни приходился моему брату, ты подчиняешься и мне. Он сжал руку еще сильнее. - Понял, Мерлин Эмрис? Я кивнул. Он поцарапался о мою брошь-застежку, выругался и отпустил меня. У него на руке выступила кровь. Я заметил, как он смотрит на брошь. Утер щелкнул пальцами факельщику. Тот приблизился, подняв факел. - Это он дал тебе ее? Красного дракона? - Утер не договорил. Его глаза остановились на моем лице и расширились. Их ярко-голубой цвет стал невыносимым. Серый жеребец пошел под ним в сторону, он резко одернул его, так, что брызнула пена. - Мерлин Эмрис, - едва слышно проговорил он. Потом неожиданно рассмеялся, задорно и громко. Таким я его еще не видел. - Что же, Мерлин Эмрис. Тебе все же придется рассказать, где ты был сегодня ночью. - Он развернул лошадь и бросил через плечо воинам: - Возьмите его с собой, да смотрите, чтобы не упал. Похоже, он дорог моему брату. Серый жеребец взвился под ударом шпор, и отряд быстро тронулся вслед за Утером. Мои охранники, не отпуская поводьев гнедой, поехали сзади. В грязи осталась лежать жреческая роба, скомканная и истоптанная конскими копытами. Интересно, найдет ли ее Белазиус? Будет ли осторожен? Вскоре я забыл о нем. Мне предстоял разговор с Амброзиусом. Кадал находился в моей комнате. - Спасибо богам, что ты не вернулся за мной, - проронил я с облегчением. - Меня подобрали люди Утера, а он сошел с ума от злобы, узнав, где я был. - Знаю, - угрюмо ответил Кадал. - Я видел. - Что это значит? - Я все-таки вернулся за тобой. Решил проверить, хватило ли у тебя ума отправиться домой, после того как раздался этот... шум, и поехал следом. Не увидев на дороге следов, подумал, что ты слишком лихо погнал кобылу... Я и сам припустил так, что подо мной задымилась земля. Потом... - Ты догадался, что происходит и где был Белазиус? - Да, - он повернул голову, собираясь плюнуть на пол, но вспомнил, где находится, и ограничился знаком против нечистой силы. - Когда я приехал сюда и не нашел тебя, то понял, что ты - своевольный дурачок - отправился смотреть, что там делается. Тебя могли убить, если бы ты попался этим друзьям. - И тебя тоже. Но ты вернулся. - Что мне оставалось делать? Ты мог бы и услышать, как я тебя зову. По меньшей мере ты поступил необдуманно. Я увидел отряд, когда до города оставалось меньше мили. Тогда съехал с дороги и дал им проехать. Знаешь тот старый разрушенный пост? Я спрятался там и видел, как они проезжали мимо. Тебя везли сзади под охраной. Я понял, что Утер догадался, и поехал следом, держась по возможности близко. В городе боковыми улицами я пробрался сюда первым. Получается, он все знает? Я кивнул и начал расстегивать накидку. - Придется дорого заплатить, уж точно, - заметил Кадал. - Как он узнал? - Белазиус засунул свою робу в мою седельную сумку, а они ее нашли. - Я улыбнулся. - Если бы они примерили ее на меня, то им бы пришлось заново ломать голову. Но они не додумались. Лишь бросили ее в грязь. - Тоже хороши. - Он опустился на колено, чтобы помочь мне расстегнуть сандалии. Сняв один, он задержался. - Выходит, Белазиус видел тебя? Говорил с тобой? - Да. Я дождался его, и мы вместе вернулись к лошадям. Кстати, Ульфин должен привести Астера. Сильно побледнев, он уставился на меня. - Утер не видел Белазиуса, - сказал я. - Белазиус вовремя смылся. Он понял, что услышали ржанье лишь одной лошади, и послал меня вперед. Иначе, они нашли бы нас вдвоем. Должно быть, он забыл свое одеяние или понадеялся, что его не найдут. Если бы не Утер, то никто бы и не додумался. - Тебе не следовало бы подходить к Белазиусу. Дела обстоят гораздо хуже. Подожди, дай сделаю я. У тебя холодные руки. - Он расстегнул застежку с драконом и снял накидку. - Хочешь в этом убедиться - убедишься. Он опасный человек, и все они такие, но он самый опасный. - Ты знаешь о нем? - Не скажу, что много. Но догадываюсь. Главное - с этим народом опасно связываться. - Он главный жрец-друид, по меньшей мере, глава секты. Поэтому он не совершит необдуманных поступков. Перестань так беспокоиться, Кадал. Он вряд ли способен причинить мне зло или позволить сделать это другим. - Он угрожал тебе? - Да, проклятием, - я рассмеялся. - Говорят, подобные вещи действуют. Рассказывают, что друиды способны послать за тобой летящий нож. Он будет преследовать цель на протяжении многих дней; перед тем как нож попадет в человека, тот услышит сзади в воздухе свистящий звук. - Много чего рассказывают, Кадал. Дай мне, пожалуйста, другую тунику, поприличнее. Вернул ли шерстянщик мою самую лучшую? Я хочу принять ванну, прежде чем отправиться к Графу. Он искоса поглядел на меня, доставая из сундука новую тунику. - К нему с дороги отправился Утер. Знаешь об этом? - Конечно. И предупреждаю - я расскажу Амброзиусу правду, - рассмеялся я. - Все без утайки? - Все. - Наверное, оно и к лучшему, - сказал он. - Если кто и может защитить тебя от них... - Не в этом дело. Он просто должен знать. У него есть на это право. А кроме того, зачем мне от него скрывать? - Я имею в виду проклятие, - медленно проговорил Кадал. - Даже Амброзиус не спасет. - Катись оно... - я сопроводил свои слова жестом, редко встречающимся среди аристократов. - Забудь о нем. Мы поступили верно. Лгать Амброзиусу нельзя. - Однажды тебе, Мерлин, придется побояться. - Возможно. - Разве ты не боялся Белазиуса? - Почему я должен его бояться? - поинтересовался я. - Он не причинит мне зла. - Я снял пояс с туники и бросил его на кровать. - А ты бы испугался, Кадал, если бы узнал, как умрешь? - Конечно, клянусь собакой! А ты? - Иногда я вижу что-то, и это наполняет меня страхом. Он, не двигаясь, глядел на меня. На его лице был написан испуг. - Что тебя ждет? - Пещера. Хрустальный грот. Иногда мне кажется, что это смерть, иногда - рождение, источник прозрения. Я не могу сказать точно. Но когда-нибудь узнаю. А пока мне не слишком страшно. В конце концов я приду в пещеру, равно как и ты... - Я запнулся. - Что я? - быстро спросил он. - Куда приду я? - Я хотел сказать "как и ты найдешь свою старость". - Это ложь, - грубо парировал он. - Я видел твои глаза. Когда ты начинаешь предвидеть, твои глаза становятся необычными: зрачки расширяются и затуманиваются, будто ты мечтаешь. Но взгляд не мягчает. Твои глаза холодны, как металл, ты не замечаешь, или не хочешь замечать, что происходит вокруг. Тебя нет, будто ты перенесся куда-то. А остался один голос. Как рог, в который дуют и который издает звук. Конечно, я видел тебя таким всего пару раз, но зрелище сверхъестественное, пугающее. - Это пугает и меня, Кадал. - Зеленая туника соскользнула с меня на пол. Он подал серое одеяние, которое я носил как пижаму. - Я тоже боюсь, - задумчиво, как бы обращаясь к самому себе, сказал я. - Ты прав в отношении ощущения. Я чувствую себя пустой раковиной, которой что-то движет. Говорю, вижу и думаю о вещах до сей поры мне незнакомых. Но неправильно полагать, что я ничего не чувствую. Мне больно. Возможно, потому, что не могу распоряжаться тем, что говорит во мне. Не могу пока руководить. Но буду. Научусь. В этом заключается настоящая сила. Буду различать в своих предсказаниях человеческое предчувствие и божье провидение. - Ты заговорил о моей смерти. Какова она будет? Я взглянул на него. Странно, но Кадалу было труднее солгать, нежели Утеру. - Но я не видел твоей смерти, Кадал. Не видел ничьей смерти, кроме своей собственной. Я собирался сказать "равно как и ты найдешь себе могилу в чужой земле" - мне известно, что для британца это хуже чем смерть. Но мне кажется, что тебя ждет именно это, если ты останешься моим слугой. Его взгляд просветлел, и он улыбнулся. В этом и заключается сила, подумал я, если мое слово способно испугать таких людей, как он. - Без проблем, - ответил Кадал. - Даже если меня не попросят, я останусь с тобой. Тебе легко и приятно служить. - Неужели? Я думал, ты считаешь меня своевольным дурачком и занудой. - В этом весь ты. Я не говорил подобных вещей никому из твоего сословия. Ты же, услышав их, рассмеялся. Ты ведешь себя вдвойне по-королевски. - Вдвойне по-королевски? Не могут же мой дед и... - я остановился, увидев выражение его лица. Он сказал необдуманные слова и теперь, раскрыв рот, пытался поймать их и проглотить обратно. Кадал молчал, стоя, где стоял, с грязной туникой в руках. Я медленно поднялся, забытая пижама сползла на пол. В его словах не было надобности. Как я не догадался об этом раньше, когда стоял перед Амброзиусом в зимнем поле, освещаемый светом факелов. Он узнал. Сотни людей догадывались. Мне вспомнились косые взгляды, бормотание командиров, почтение слуг, которое принял за уважение к приказам Амброзиуса. Теперь же я понял, что это являлось проявлением почтения к его сыну. Комната по-прежнему напоминала пещеру. Пламя за решеткой мигало, его свет тонул в бронзовом зеркале. Я посмотрел в него. Освещенная огнем бронза отражала мое обнаженное тело, похожее на невесомую тень. Лицо, однако, в игре света и тени было различимо. Я увидел его лицо таким, какое оно было, когда он сидел у камина и ждал. Ждал, чтобы расспросить меня о Ниниане. В этом месте Провидение вновь изменило мне. Я открыл для себя, что люди, обладающие божьим провидением, зачастую слепы как простые смертные. - И все знают? - спросил я Кадала. Он кивнул, даже не спросив, что я имел в виду. - Просто ходят слухи. Иногда ты очень похож На него. - Утер, наверное, догадался. Разве он не знал? - Нет. Он уехал, прежде чем распространилась молва. Но он взъелся на тебя не поэтому. - Рад слышать. Почему же? Из-за происшедшего в загоне у стоячего камня? - Из-за этого и многого другого. - Из-за чего же? - Он думал, что ты являешься наложником Графа, - прямо ответил он. - Амброзиус не увлекается женщинами, равно как и мальчиками. Но Утер не может себе представить человека, который не побывал с кем-нибудь в постели семь раз на неделе. Когда его брат проявил к тебе такое внимание, поместил тебя в своем доме и приставил слугу, Утер сделал однозначный вывод. - Понятно. Он сегодня сказал что-то об этом. Но я подумал, что он просто вспылил. - Если бы он пригляделся к тебе или послушал, что говорит народ, то понял бы, в чем дело. - Теперь он понял, - уверенно сказал я. - Он понял это на дороге, увидев подаренную мне Графом брошь с драконом. Конечно же, до него дошло, что Граф не подарит своему наложнику королевский вензель. Утер попросил даже поднести факел и всмотрелся в меня. - Здесь меня осенила еще одна мысль. - И Белазиус, наверное, знает. - А, да, - ответил Кадал, - знает. Но почему? - Судя по его поведению. Будто он знал, что не может меня коснуться. Возможно, поэтому он и попытался запугать меня проклятием. Он очень хладнокровен, правда? Должно быть, ему пришлось крепко подумать. Белазиус не мог просто убрать меня с дороги за святотатство, но ему было надо, чтобы я молчал. Отсюда и взялось проклятие. И... - я остановился. - И что еще? - Не удивляйся. Еще один залог того, что я буду держать язык за зубами. - Бога ради, скажи, что? Я передернул плечами, вспомнив, что до сих пор стою голый, и потянулся за пижамой. - Он сказал, что возьмет меня с собой в святилище. По-моему, он хочет сделать из меня жреца. - Он так и сказал? - к уловкам Кадала против нечистой силы мне не привыкать. - Как же ты поступишь? - Отправлюсь с ним. Схожу разок. И не смотри так, Кадал. Сто против одного, что мне не захочется появляться там во второй раз. - Я прямо взглянул на него. - В этом мире не существует ничего, к чему бы я не был готов, даже бога, к которому я не могу приблизиться. Если мне нужно прибегнуть к его помощи, я должен познать его. Понимаешь? - Откуда? О каком боге ты говоришь? - Думаю, существует только один бог. Конечно, есть разные боги, они живут везде: в полых холмах, с ветрами, в море, в траве, по которой мы ходим, в воздухе, которым мы дышим, в тени, где их ждут люди, подобные Белазиусу. Но я верю, что существует только один настоящий бог, подобным бескрайнему морю. В конце концов все мы - маленькие боги, и люди, подобно грекам, стекаются к нему. Ванна готова? Через двадцать минут я закрепил голубую тунику на плече брошью с драконом и отправился к своему отцу. 12 В прихожей сидел секретарь, довольно искусно справлявшийся с бездельем. За занавесом слышался тихий голос Амброзиуса. Два стража на входе, похоже, одеревенели. Занавес отлетел в сторону, и вышел Утер. Увидев меня, он остановился и хотел что-то сказать, но перехватив любопытствующий взгляд секретаря, передумал и прошел мимо, взмахнув красным плащом и оставив конский запах. В любом месте можно определить, был ли здесь Утер. Он источал запахи, как половая тряпка. Судя по всему он отправился к брату, не приведя себя в порядок после дороги. Секретарь по имени Соллиус сказал мне: - Вы можете зайти прямо сейчас. Он ждет вас, сэр. Я даже не заметил обращения "сэр", давно к нему привыкнув. Он стоял спиной к двери рядом со столом. На столе были разбросаны дощечки для письма, на одной из них лежало стило, будто Амброзиуса прервали во время письма. На секретарском столе у окна виднелся наполовину раскатанный книжный свиток. Дверь за мной захлопнулась. Я остановился. Кожаный занавес с шуршанием опустился. Амброзиус повернулся. Мы молча смотрели друг на друга. Секунды показались нескончаемыми. Наконец он откашлялся и произнес: - А, Мерлин. Садись. - Он сделал неопределенный жест рукой. Я повиновался и пошел к своему стулу у камина. Секунду он помолчал, глядя на стол, потом взял стило и добавил на дощечке слово. Я ждал. Амброзиус нахмурился, глядя на написанное, и стер его. Бросил стило на стол, резко обратился ко мне. - Приходил Утер. - Да, сэр. Он поглядел на меня из-под нахмуренных бровей. - Он встретил тебя одного, катавшегося за городом. - Я катался не один, - быстро вставил я. - Со мной был Кадал. - Кадал? - Да, сэр. - Но ты сказал Утеру другое? - Нет, сэр. Взгляд Амброзиуса стал внимательным и неподвижным. - Кадал постоянно со мной, господин. Он более чем предан. Мы поехали на север до просеки в лесу. Потом у меня захромал пони, Кадал дал мне свою кобылу, и мы отправились домой. - Я набрал воздуха. - На тропинке встретили Белазиуса и его слугу. Белазиус сначала поехал со мной, но потом расстался, поскольку не хотел встречаться с принцем Утером. - Ясно. - Его голос ничего не выражал, но я понял, что ему в самом деле многое было ясно. Его следующий вопрос подтвердил мою догадку. - Ты побывал на острове жрецов-друидов? - Вы знаете об этом? - удивленно спросил я. Ответом мне была холодная тишина. Пришлось продолжить рассказ. - Я уже сказал, что мы с Кадалом решили срезать путь. Если вы знаете, где расположен остров, то должны представлять себе тропинку. В месте, где она начинает спускаться к морю, растет сосновая роща. В ней мы нашли слугу Белазиуса - Ульфина с двумя лошадьми. Кадал хотел забрать одну, чтобы быстро отправить меня домой. Во время разговора с Ульфином мы услышали крик, точнее вопль, он раздался восточнее рощи. Я пошел посмотреть, в чем дело. Клянусь, я не знал, что там находится остров и что на нем происходит. Не знал и Кадал. Будь он верхом, он задержал бы меня. Но к тому времени, когда он взял у Ульфина лошадь и пустился за мной, я уже исчез из виду. Он подумал, что я испугался и ускакал домой. Приехав сюда, Кадал не нашел меня и вернулся, но меня уже подобрал отряд. - Я засунул ладони между коленок и крепко сжал их. - Не знаю, что побудило меня подъехать к острову. Крик, может быть. Мне трудно объяснить. Пока. - Я глубоко вздохнул. - Господин... - Да? - Я должен вам сказать одну вещь. Сегодня ночью на острове убили человека. Не знаю, кто он такой, но слышал, что это человек короля. Какое-то время он считался пропавшим без вести. Его тело найдут где-то в лесу, оно будет выглядеть так, будто его задрал дикий зверь. - Я помолчал. Его лицо ничего не выражало. - Считаю, мне следовало сказать вам об этом. - Ты ходил на остров? - О, нет! Мне бы тогда не остаться в живых. Об убитом узнал позже. Его убили за святотатство. А я лишь спустился на берег и подождал в лесу, наблюдая за танцем и жертвоприношением. Слышал пение. Мне тогда было неизвестно, что это незаконно. У меня на родине это запрещено, хотя всем известно, что такое явление существует! Я думал, что здесь оно отличается. Однако, когда господин Утер узнал, где я побывал, он очень рассердился. Похоже, он ненавидит друидов. - Друидов? - спросил Амброзиус, думая о своем. Он по-прежнему играл стилем. - Да, конечно. Утер не испытывает к ним особой симпатии. Он является одним из фанатичных поклонников Митры. Свет же с тьмою - враги. Ну так что? - последние слова были обращены к Соллиусу, вошедшему с извинениями и ждавшему у двери. - Извините, сэр. Посланец от короля Будека. Я сказал ему, что вы заняты, но он просил передать, что у него важные сведения. Ему подождать? - Пусть войдет. Вошел человек со свитком. Он передал его Амброзиусу. Тот уселся в свое большое кресло, развернул свиток и, хмурясь, начал читать его. Я наблюдал за ним. За решеткой камина разрасталось пламя, освещая черты лица, известного мне лучше своего собственного. От углей исходило сияние. Оно затмило мне глаза, и в них поплыл туман. Они расширились. - Мерлин Эмрис? Мерлин! Эхо превратилось в обыкновенный голос. Видение исчезло. Я сидел на стуле в комнате Амброзиуса, уставясь на свои руки, зажатые между коленями. Амброзиус встал между мной и камином. Секретарь ушел, мы остались одни. При повторном упоминании имени я проснулся. - Что ты видел в огне? - спросил он меня. - Заросли боярышника на холме, - начал я перечислять, не поднимая головы, - девушку на коричневом пони, молодого человека с брошью-драконом на плече и туман, стелющийся по земле. Я услышал, как он глубоко вздохнул, взял меня за подбородок. Его глаза были внимательны и же