конский топот. Казавшийся сверху маленьким, он вышел из пещеры ему навстречу и приветствовал. После того как он показал ему дорогу ко мне, всадник, не задерживаясь, пустился наверх, дав шпоры своему коню. Остановившись в нескольких шагах, он с некоторым трудом - от долгой езды - выбрался из седла и, сделав знак, подошел ко мне. Это был молодой человек с каштановыми волосами, примерно моего возраста. Его лицо показалось мне знакомым. Наверное, я встречал его при дворе Утера. Он был заляпан грязью с головы до ног и смертельно устал. Должно быть, он сменил лошадь в Маридунуме. Конь выглядел бодрым и вместе с тем отдохнувшим; я увидел, как молодой человек поморщился, когда тот вскинул голову и натянул поводья. - Милорд Мерлин, король шлет тебе приветствие из Лондона. - Большая честь для меня, - ответил я официально. - Он просит тебя присутствовать на церемонии его коронации. Он послал за тобой эскорт, милорд. Они в городе, их лошади отдыхают. - Ты говоришь, просит? - Мне следовало сказать "требует", милорд. Он сказал, что я должен немедленно привезти тебя. - Это все? - Больше он ничего не передавал, милорд. Только то, что ты должен немедленно явиться к нему в Лондон. - Конечно, я явлюсь. Поедем завтра, когда отдохнут лошади. - Сегодня, милорд, сейчас. Жаль, что вызывающее требование Утера было передано в извиняющемся тоне. Я посмотрел на него. - Ты сразу явился ко мне? - Да, милорд. - Не отдыхая? - Нет. - Сколько заняла дорога? - Четыре дня, милорд. Это свежая лошадь. Я готов в путь сегодня же. Посланец снова поморщился, когда его конь мотнул головой. - Ты ранен? - Пустяки. Вчера я упал с лошади и повредил кисть, но не той руки, в которой держу поводья. - Зато правой, в которой должен держать кинжал. Спустись в пещеру и передай моему слуге то, что ты рассказал мне. Он тебя накормит и напоит. Когда я спущусь, я займусь твоей кистью. Он заколебался. - Милорд, король очень настаивал. Это нечто большее, чем приглашение присутствовать на коронации. - Тебе придется подождать, пока слуга соберет мои вещи и оседлает коней, а также пока я сам поем. За это время ты расскажешь мне лондонские новости и объяснишь, что стоит за срочностью короля. Мы еще и быстро вправим тебе кисть. Спускайся, я скоро подойду. - Но, сэр... - К тому времени, когда Кадал приготовит нам всем поесть, я подойду. Ты не можешь торопить меня больше. Теперь иди. Он с сомнением поглядел на меня и пошел вниз, скользя по грязи и ведя за собой упирающуюся лошадь. Я запахнулся в плащ и прошел по сосняку в сторону от входа в пещеру. Я встал на краю скалистого отрога, где дующие из долины ветры трепали мою накидку. Сзади шумели сосны, а внизу, над могилой Галапаса, шелестел боярышник. В сером небе раздался крик ранней ржанки. Я посмотрел в сторону Маридунума. С этой высоты весь город был как на ладони. Мартовский ветер гулял по блекло-зеленой равнине. По реке, под серым небом, бежали серые завитки. По мосту двигалась повозка. Над крепостью цветной точкой маячил флаг. Ветер наполнял коричневые паруса лодчонки, спускавшейся по реке. Холмы, еще в своей зимней мантии, зажали долину, как стеклянный шарик, который берут в ладони. Мне в глаза попала с ветром вода, и вид затуманился. У меня в руках лежал холодный шарик из хрусталя. Взглянув в него, я увидел в самой середине город с мостом, движущуюся реку и крошечный бегущий по ней кораблик. Вокруг города вились поля, искажая картинку в кристалле до такой степени, что начинало казаться, что поля, небо, река и облака обволакивают город с жителями, как лепестки и листочки бутон, который вот-вот раскроется. Казалось, весь Уэльс, всю Британию можно взять осторожно в ладони маленьким сверкающим шаром, словно нечто застывшее в янтаре. Я взглянул на землю в шарообразном кристалле и понял, для чего я родился на свет. Время пришло, и я должен был воспользоваться им по своему усмотрению. Хрустальный шарик растаял в моих руках, и там осталась лишь пригоршня растений, которые я насобирал, холодных и мокрых. Они выпали из моих рук, и я вытер ладонью воду в глазах. Вид внизу изменился. Повозка и лодка исчезли, в городе воцарился покой. Я спустился в пещеру. Кадал возился с кухонными горшками, а молодой человек уже готовил седла для наших лошадей. - Оставь их, - обратился я к нему. - Кадал, есть горячая вода? - Уйма. Но для начала имеются приказы от короля из Лондона, не так ли? - Кадал был, кажется, доволен, и я его не винил. - Должно было что-то случиться, если уж на то пошло. Как ты думаешь, в чем дело? Он, - Кадал кивнул на молодого человека, - не знает или не говорит. Судя по всему, неприятности. - Возможно. Скоро узнаем. Лучше высуши-ка это. - Я подал ему свой плащ, сел у костра и позвал парня. - Покажи мне твою руку. Его кисть превратилась в сплошной синяк и распухла. Наверняка, ему было больно, но кость, похоже, осталась цела. Пока он умывался, я приготовил компресс и наложил его ему на руку. Он напряженно наблюдал за моими действиями и, казалось, вот-вот отдернет руку, но не от боли. Сейчас, когда он смыл грязь и я мог рассмотреть его получше, ощущение, что я его где-то видел, усилилось. - Я знаю тебя, не так ли? - взглянул я на него поверх повязки. - Вряд ли вы меня помните, милорд. Но я вас помню. Вы однажды были ко мне очень добры. - Это такая редкость? - рассмеялся я. - Как тебя зовут? - Ульфин. - Ульфин? Что-то знакомое... Подожди-ка. Ага, вспомнил. Слуга Белазиуса? - Да. Ты помнишь меня? - Отлично. Тогда, ночью, когда мой пони захромал, тебе пришлось вести его домой. Ты все время по пути находился рядом, но был неприметен, как полевая мышь. Это единственная оказия, которую я помню. Белазиус будет присутствовать на коронации? - Он мертв. Что-то в его голосе заставило меня оторвать глаза от повязки. - Ты его так сильно ненавидел? Не надо, не отвечай, я и так помню, несмотря на то, что прошло столько лет. Не буду спрашивать, почему. Видят боги, он мне тоже не нравился, а ведь я не был его рабом. Что с ним случилось? - Он умер от горячки, милорд. - Как тебе удалось пережить его? Я помню старый варварский обычай... - Принц Утер взял меня к себе. Я сейчас у него - у короля. Он говорил быстро, не глядя на меня. Я понял, что это все, чего я смогу от него добиться. - Ты по-прежнему боишься всего на свете, Ульфин? Он не ответил. Я закончил бинтовать ему руку. - Что же, это суровый и неистовый мир, да и времена жестокие, но станет лучше. Я думаю, ты тоже поможешь сделать его добрее. Вот, все. А сейчас перекуси. Кадал, ты помнишь Ульфина? Мальчишка, который привел домой Астера в ту ночь, когда мы встретили у Немета отряд Утера? - Надо же, так оно и есть, - Кадал осмотрел его. - Ты выглядишь получше, чем тогда. Что случилось с друидом? Умер от проклятия? Ну, пойдем, поедим. Вот тебе, Мерлин. Поешь, наконец, по-человечески. А то клюешь, как твои любимые птички. - Попытаюсь, - смиренно ответил я и рассмеялся, увидев выражение лица Ульфина, переводившего взгляд с меня на Кадала. В ту ночь мы остановились на отдых на постоялом дворе у перекрестка, от которого дорога ведет на север к Пяти холмам и золотому прииску. Я ужинал один в своей комнате, мне прислуживал Кадал. Не успела закрыться дверь за слугой с подносом, Кадал повернулся ко мне, спеша поделиться новостями. - Судя по рассказам, в Лондоне завязался нешуточный флирт. - Можно было ожидать, - мягко заметил я. - Я слышал, там побывал Будек с королями всего побережья и со своими придворными. Они понавезли дочерей, заглядываясь на пустующую половину трона. - Я засмеялся. - Это наверняка устраивает Утера. - Говорят, он уже перезнакомился с половиной лондонских девушек, - сказал Кадал, ставя передо мной блюдо с уэльской бараниной под луковым соусом. Горячая еда пахла вкусно и аппетитно. - Наговорить могут что угодно. - Я приступил к еде. - Это даже может оказаться правдой. - Если серьезно, то назревают большие неприятности по женской части. - О боже, Кадал, пощади меня. Это судьба Утера. - Я не в этом смысле. Люди из нашего эскорта поговаривают - поэтому и Ульфин молчит, - что неприятности связаны с женой Горлуа. Я взглянул на него, пораженный. - Герцогиня Корнуолла? Не может быть! - Это пока. Но поговаривают, что это только дело времени. Я выпил вина. - Можешь быть уверен, это лишь слухи. Она вдвое моложе своего мужа и очень недурна собой. Утер, наверное, оказывает ей знаки внимания, так как герцог его помощник, а люди и рады посплетничать, зная натуру Утера и учитывая его высокое положение. Кадал положил кулаки на стол и поглядел на меня. Голос его звучал непривычно серьезно. - Знаки внимания? Рассказывают, что он от нее не отходит. Каждый день угощает ее лучшими блюдами; следит, чтобы ей подавали первой, даже раньше его; поднимая кубок, он пьет только за ее здоровье. Никто больше ни о чем не говорит от Лондона до Винчестера. Говорят, даже на кухнях заключают пари. - Несомненно. А что Горлуа? - Сначала старался вести себя так, как ни в чем не бывало, но обстановка такая, что не мог он больше притворяться, будто ничего не замечает. Он пытался представить дело так, как будто Утер оказывает почести им двоим, но когда дошло до того, что леди Игрейн, так ее зовут, посадили по правую руку от Утера, а старика на шесть мест дальше... - Кадал замолчал. - Должно быть, он сошел с ума, - смущенно заметил я. - В данный момент нельзя нарываться на неприятности, особенно такие, что связаны с Горлуа и его людьми. Клянусь всеми богами, Кадал, ведь именно Корнуолл помог Амброзиусу завоевать страну, а Утеру стать тем, кем он сейчас является. А кто выиграл для него битву у Дэймена? - И люди говорят о том же. - В самом деле? - Я задумался, нахмурясь. - А сама леди? Что, кроме обычных вымыслов, говорят о ней? - Что она с каждым днем становится все молчаливей. Я не сомневаюсь, Горлуа есть о чем потолковать с ней по вечерам, когда они остаются вдвоем. Рассказывают, что она теперь не поднимает глаз при народе, боится встретиться взглядом с королем, когда он пристально смотрит на нее из-за кубка или наклоняется через весь стол, чтобы заглянуть за ее декольте. - Это то, что я называю навозными сплетнями, Кадал. Я имею в виду, что она собой представляет? - Об этом как раз умалчивается, говорят лишь, что она молчунья и невероятно хороша собой. - Он выпрямился. - Видит бог, Утеру нет необходимости вести себя подобно изголодавшемуся перед вкусным блюдом. Он может наполнить свою тарелку доверху в любую ночь. В Лондоне не найдется девушки, которая не мечтала бы поймать его взгляд. - Я тебе верю. Он не ссорился с Горлуа? Открыто, я имею в виду? - Об этом я не слышал. Напротив, он был чрезвычайно сердечен, и попервоначалу ему все сходило с рук, старик был польщен. Но сейчас, Мерлин, назревают неприятности. Она более чем вдвое моложе Горлуа и проводит свою жизнь взаперти в одном из холодных корнийских замков, вышивая ему боевые накидки, погрузившись в мечты, как ты понимаешь, отнюдь не о старике с седой бородой. Я отодвинул тарелку. До сих пор мне было совершенно все равно, что делает Утер. Но последнее замечание Кадала попало в цель. Когда-то жила другая девушка, которая сидела дома, вышивала и мечтала... - Ладно, Кадал, - резко сказал я. - Хорошо, что я узнал. Надеюсь только, что мы сами не окажемся замешаны в этом деле. Бывало, Утер и раньше сходил с ума из-за женщин, но все они были досягаемы. А это - самоубийство. - Сумасшествие, ты сказал. Люди говорят о том же, - медленно проговорил Кадал. - Говорят, что его околдовали. - Он посмотрел на меня искоса. - Возможно, именно поэтому он послал за тобой молодого Ульфина в такой спешке, призывая в Лондон. Может быть, он хочет, чтобы ты снял чары? - Я не снимаю чары, - кратко ответил я. - Я их налагаю. Кадал поглядел на меня, хотел что-то сказать, но раздумал. Затем он отвернулся, чтобы взять кувшин с вином, ибо когда при полном молчании наполнял мой стакан, я заметил, что его рука творит знак против нечистой силы. Тем вечером мы больше не разговаривали. 4 Представ перед Утером, я понял, что Кадал был прав. Назревали настоящие неприятности. Мы прибыли в Лондон перед самой коронацией. Было позднее время, и ворота уже заперли. Однако относительно нас, наверное, предупредили, поэтому наш отряд впустили без лишних вопросов и прямиком препроводили в королевский замок. Я едва успел сменить заляпанную грязью одежду, как меня тут же проводили к королю в спальню. Слуги немедленно вышли, оставив нас одних. Утер приготовился ко сну, облачившись в длинную ночную сорочку из темно-коричневого вельвета, отороченную мехом. Его кресло с высокой спинкой стояло у пылающего камина. На подставке рядом с креслом находился серебряный кувшин с крышкой, из носика вился полупрозрачный пар. Пахло ароматным вином, и у меня от нетерпения пересохло в горле. Однако король и не думал предложить мне чашку. Он беспокойно метался по комнате, как тигр по клетке. Следом за ним, шаг в шаг, следовал его волкодав. Как только за слугами закрылась дверь, он резко обратился ко мне. - Не торопишься. - Четыре дня? Тебе следовало прислать лошадей получше. Это сбило его, поскольку он не ожидал подобного ответа. - Это были лучшие лошади в моей конюшне, - сказал он, смягчаясь. - Тогда не мешало бы приобрести лошадей с крыльями, если ты хочешь, чтобы мы передвигались быстрее, чем сейчас. И людей покрепче. По дороге от нас двое отстали. Но Утер уже не слушал. Углубившись в свои мысли, он снова начал мерять шагами комнату. Я наблюдал за ним. Он похудел и передвигался легко и быстро, как голодный волк. Глаза от недосыпания запали, в его манерах появилось нечто ему несвойственное. Руки его постоянно двигались. Он то сцеплял их сзади, хрустя суставами, то теребил сорочку или бороду. - Мне требуется твоя помощь, - бросил он через плечо. - Я так и понял. - Тебе известно, какая? - обернулся он. Я пожал плечами. - Никто больше не говорит ни о чем, как о страсти короля к жене Горлуа. Понятно, ведь ты не скрываешь ее. Но прошло уже больше недели с тех пор, как ты послал за мной Ульфина. Что случилось за это время? Горлуа с женой еще здесь? - Конечно. Они не могут покинуть Лондон без моего разрешения. - Понятно. Вы уже говорили по этому поводу с Горлуа? - Нет. - Но он наверняка знает. - Он понимает все так же хорошо, как и я: если дело дойдет до разговора с ним, то нас уже ничто не сможет остановить, а завтра коронация. Я не могу с ним объясняться. - Или с ней? - Нет, нет. О боже, Мерлин, я не могу даже приблизиться к ней. Ее охраняют, как Данаю. Я нахмурился. - Он ее охраняет? Это настолько выходит за рамки обычного, что равносильно публичному признанию, что что-то не так. - Я имел в виду, что вокруг нее постоянно крутятся ее слуги и люди Горлуа. Среди них не только телохранители, но и воины, сражавшиеся с нами на севере. Я могу подойти к ней только в обществе. Тебе еще расскажут об этом, Мерлин. - Так. Передавал ты ей тайное послание? - Нет. Она очень осторожна и целыми днями находится со своими дамами, у дверей стоят ее слуги, а он... - Утер запнулся, на лице его выступил пот. - Он находится с ней каждую ночь. Шелестя одеянием, он отвернулся и мягкими шагами прошелся по комнате, спрятавшись в тени. Оказавшись ко мне лицом, он протянул ко мне руки и по-мальчишески спросил: - Что мне делать, Мерлин? Я подошел к камину, взял кувшин и наполнил ароматным вином два кубка, протянув ему один из них. - Для начала сядь. Я не могу разговаривать с ураганом. Держи. Он повиновался и откинулся в кресле, держа кубок между ладонями. Я попробовал, смакуя, вино и сел по другую сторону от камина. Утер не пил. По-моему, он даже не понимал, что держит в руках. Сквозь прозрачный пар он глядел на пламя в камине. - Как только он привез ее и представил мне, я понял. Видит бог, поначалу я считал это преходящей горячкой, которой я болел тысячу раз. Но в этот раз она оказалась во много раз сильнее. - Ты избавлялся от горячки за ночь, за неделю, ну за месяц. Не помню, чтобы женщина удерживала тебя месяц, от силы три, и ставила при этом под угрозу все королевство. Он обжег меня голубым, как сталь меча, взглядом прежнего Утера. - Клянусь Гадесом! Иначе зачем я послал за тобой? Я мог развалить королевство сто раз за прошедшие недели, если бы решился. Почему бы, ты думаешь, я еще не перешел границ? В чем-то я уже наглупил, признаю, но это горячка, которой я еще не испытывал. Я весь в огне и не могу спать. Как мне править, сражаться и общаться с людьми, если я не могу спать? - Ты проводил время с девушками? Он поглядел на меня и пригубил вино. - С ума сошел? - Извини меня, глупый вопрос. Ты даже не спишь? - Нет, - он отставил кубок и сплел руки. - Бесполезно. Все бесполезно. Ты должен достать ее для меня, Мерлин. Ты все можешь. Поэтому я и позвал тебя. Достань ее для меня так, чтобы никто не знал. Заставь ее полюбить меня. Приведи ее ко мне, пока он спит. Ты можешь это сделать. - Заставить ее полюбить тебя? Волшебством? Нет, Утер, чары здесь бессильны. Ты должен знать об этом. - Любая старуха поклянется, что может добиться этого. А у тебя могущества больше, чем у любого человека на земле. Ты поднял Висячие камни, ты поднял королевский камень, чего не смог Треморинус. - У меня хорошие математические способности, и все. Клянусь богом, Утер, уж ты-то знаешь, в чем дело, что бы ни говорили люди. Волшебство здесь ни при чем. - Ты разговаривал с моим братом на расстоянии, когда он был при смерти. Ты будешь это отрицать? - Нет. - Разве ты не клялся служить мне всегда? - Да. - Сейчас ты мне потребовался, ты и твое могущество, в чем бы оно ни заключалось. Может, ты мне скажешь, что ты не волшебник? - Не из тех, кто проходит сквозь стены, - ответил я, - и выносит людей через запертые двери. Он сделал резкое движение, и я поймал лихорадочный блеск его глаз, светившихся не злобой, а на этот раз болью. - Но я не отказываюсь помочь тебе, - добавил я. - Ты поможешь мне? - Он оживился. - Да, я помогу тебе. Во время нашей последней встречи я говорил тебе, что придет время, и мы будем действовать заодно. Время пришло. Я пока не знаю, что мне делать, но скоро увижу. В результатах положимся на бога. Сегодня ночью я могу оказать тебе лишь одну услугу - вернуть тебе сон. Нет, подожди и выслушай... Поскольку завтра предстоит коронация, и вся Британия будет вручена тебе, сегодня вечером делай так, как я скажу. Выпей снотворное, которое я приготовлю, и переспи с девушкой, как всегда. Будет лучше, если рядом окажется кто-нибудь, помимо слуги, чтобы засвидетельствовать, что ты был у себя. - Зачем? Что ты собираешься предпринять? - Он напрягся. - Я попытаюсь поговорить с Игрейн. Он наклонился в кресле вперед, ухватившись руками за подлокотники. - Да, поговори с ней. Ты можешь прийти к ней в отличие от меня. Скажи ей... - Минутку. Перед этим ты просил "заставить ее полюбить тебя". Ты хочешь, чтобы я применил все свои силы, чтобы достать ее для тебя. Если ты никогда не признавался ей в любви и не говорил с ней наедине, откуда знать, что она пойдет тебе навстречу, если все получится? Знаешь ли ты, король, что у нее за душой? - Нет, она ничего не говорит. Она лишь улыбается, глядя в землю, и ничего не говорит. Но я знаю, знаю. Раньше я как будто играл в любовь, это были отдельные ноты. В ней же они слились в песню. Установилась тишина. Позади него на возвышении под балдахином стояла кровать с откинутым пологом. Сверху в прыжке на стену застыл огромный дракон из червонного золота. В свете пламени он двигался, вытягивая свои когти. Неожиданно Утер сказал: - Последний раз, когда мы разговаривали, стоя посредине каменного круга, ты сказал, что тебе ничего от меня не надо. Клянусь богом, Мерлин, если ты мне сейчас поможешь и я получу ее, то можешь просить у меня чего тебе угодно. Клянусь. Я покачал головой, и он замолчал. По-моему, он заметил, что я его не слушаю. Мной овладели особые силы, заполнившие освещенную огнем комнату. На темной стене пылал и мерцал дракон. С ним слилась другая тень. Глазам стало больно, словно в них вцепилась когтистая лапа. Я закрыл их и погрузился в тишину. Когда я снова взглянул на окружающий мир, огонь угас, и стена оказалась в темноте. Я бросил взгляд на неподвижно сидевшего и наблюдавшего за мной короля. - Я сейчас хочу попросить тебя об одном, - медленно произнес я. - Да? - Когда я благополучно доставлю ее тебе, ты должен зачать ребенка. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Он пристально поглядел на меня, затем внезапно рассмеялся. - Ну уж это как пожелают боги, не так ли? - Да, все в руках бога. Он расслабился в кресле, словно с его плеч свалился тяжелый груз. - Если мы с ней окажемся вместе, то я обещаю тебе это, Мерлин. Это, и чего ты ни попросишь еще. Я даже засну сегодня. Я поднялся. - Я пойду готовить лекарство и пришлю его тебе. - Ты встретишься с ней? - Да. Спокойной ночи. Наполовину сонный, Ульфин ждал за дверью. Когда я вышел, он заморгал. - Мне войти? - Через минуту. Сначала пойдем со мной, я дам тебе лекарство для него. Проследи, чтобы он его обязательно выпил. Оно поможет ему спокойно уснуть. Завтра будет трудный и долгий день. В углу, на куче подушек, завернувшись в голубое одеяло, спала девушка. Проходя мимо, я заметил изгиб оголенного плеча и прядку прямых каштановых волос. Она казалась совсем юной. Приподняв брови, я взглянул на Ульфина, и он кивнул, показав вопросительно на дверь. - Да, - сказал я, - но позже. Сначала ты отнесешь ему питье. Пусть она пока спит. Судя по твоему виду, тебе и самому не мешало бы выспаться, Ульфин. - Если он заснет, то посплю и я, - у него на губах промелькнула улыбка. - Завари покрепче, милорд, и повкуснее, хорошо? - Не беспокойся, он выпьет. - Я не о нем, - ответил Ульфин. - Я о себе. - О себе? А, ну да, тебе придется попробовать его? Он кивнул. - Ты пробуешь все? Всю его еду? Даже любовную пищу? - Его любовную пищу? - Он уставился на меня, открыв рот, и затем рассмеялся. - Ты шутишь! - Я хотел проверить, умеешь ли ты смеяться, - улыбнулся я. - Вот мы и на месте. Подожди, я мигом. Кадал ждал меня у камина в комнате. Это были удобные покои, расположенные в башенной стене. Кадал поддерживал яркий огонь под большим котлом с кипящей водой. Он вытащил для меня шерстяной халат и бросил его на постель. На сундуке около окна лежала стопка одежды, отливая золотом и пурпурным цветом мехов. - Что это? - спросил я уже сидя, пока он снимал с меня обувь. - Король прислал тебе одеяния для участия в завтрашней коронации, милорд, - ответил Кадал официально, поглядывая на служку, наполнявшего ванну. Руки мальчика слегка дрожали, и на пол пролилось немного воды. Когда он закончил, тут же послушно вышел, повинуясь кивку Кадала. - Что с этим мальчишкой? - Он не каждую ночь готовит ванны для колдунов. - О боже, что ты сказал ему? - Только то, что ты превратишь его в летучую мышь, если он будет плохо прислуживать. - Дурень. Подожди-ка. Принеси мне мою коробку. Там ждет Ульфин. Я должен приготовить снадобье. Кадал повиновался. - Что такое? Его рука по-прежнему болит? - Это не для него - для короля. - А... - Он больше ничего не сказал. Я приготовил снадобье, и Ульфин ушел. Я раздевался, чтобы принять ванну, когда Кадал спросил: - Это настолько серьезно? - Хуже того. - И я рассказал ему о нашем разговоре с королем. Он выслушал меня хмурясь. - Что же делать? - Попытаться увидеться с ней. Нет, не халат, не сейчас. Дай мне чистую одежду, что-нибудь темное. - Не пойдешь же ты к ней сегодня, уже заполночь. - Я не пойду, придут ко мне. - Но с ней Горлуа... - Хватит, Кадал. Мне надо подумать, оставь меня. Спокойной ночи. Я подождал, пока за ним закроется дверь, и прошел к креслу у огня. Неправда, что я хотел подумать. Мне требовались лишь тишина и огонь. Медленно, частица за частицей, я освобождал свой ум, отпуская мысли, покидавшие меня, как струится песок, высыпающийся из стакана, и чувствуя легкость и пустоту. Было очень тихо. Из дальнего угла комнаты донесся скрип рассыхающегося дерева. Мои руки покоились на серой ткани одеяния. Мерцал огонь. Я рассеянно смотрел на него, как смотрят на огонь греющиеся после холода люди. Грезы не обволакивали меня. Я сидел, как легкий осенний лист, который вот-вот подхватит поток и понесет в море. За дверью внезапно послышались голоса и шум. Раздался стук, и вошел настороженный и встревоженный Кадал. - Горлуа? - спросил я. Он проглотил комок и кивнул. - Пусть войдет. - Он спросил, был ли ты у короля. Я сказал, что ты здесь только два часа и не успел ни с кем встретиться. Я правильно ответил? Я улыбнулся: - Тобой руководили. Пригласи его. Горлуа вошел быстрым шагом, и я поднялся поприветствовать его. Он изменился не меньше Утера по сравнению с тем, как я видел его в последний раз. Его крупная фигура ссутулилась. Сразу бросались в глаза годы. Он отбросил церемонии в сторону. - Ты еще не лег? Мне сказали, ты только что приехал. - Едва успел на коронацию. Все-таки я ее посмотрю. Присаживайтесь, милорд. - Спасибо. Я пришел к тебе за помощью, Мерлин. Помоги моей жене. - Из-под седых бровей проницательно смотрели его глаза. - Никто не знает, что у тебя на уме, но ты, наверное, слышал? - Да, были разговоры, - осторожно ответил я. - Утер всегда окружен сплетнями. Но я не слышал, чтобы дурно отзывались о твоей жене. - Только посмел бы кто-нибудь! Но я пришел не за этим. С этим ничего не поделаешь, хотя, возможно, ты единственный, кто может вразумить его. Тебе, наверное, не удастся добраться до него до завершения коронации. Но хорошо бы, если бы ты сумел уговорить его отпустить нас в Корнуолл до завершения празднеств. Сделаешь это для меня? - Если смогу. - Я знал, что могу рассчитывать на тебя. В нынешней обстановке трудно определить, кто тебе друг, а кто враг. Утеру трудно противоречить. Но ты способен на это, и более того, у тебя хватит на это смелости. Ты сын своего отца, и ради старой дружбы... - Я сказал, что постараюсь. - Что с тобой, ты болен? - Ничего. Я устал. Трудный путь. Я увижу его утром рано, перед началом коронации. Он благодарно кивнул. - Я пришел просить тебя не только об этом. Не навестишь ли ты сегодня вечером мою жену? Наступившая вдруг звенящая тишина была такой продолжительной, что я думал, он что-нибудь заметит. - Да, если желаешь. Но зачем? - Ей нездоровится. Если можешь, приди сегодня. Когда женщины сказали ей, что ты приехал в Лондон, она попросила послать за тобой. Я благодарю бога за то, что ты приехал. Сегодня я доверяю немногим, видит бог, но ты в их числе. Позади обгорело полено и обвалилось на угли, взметнув столб пламени. Его лицо озарилось кровавым блеском. - Ты придешь? - спросил старик. - Конечно. - Я отвел взгляд в сторону. - Немедленно. 5 Утер не преувеличивал, заявив, что леди Игрейн хорошо охраняли. Они с мужем разместили свой двор к западу от королевского замка. Помещения были заполнены корнийскими воинами. Они толпились в прихожей, а в спальне находилось пять-шесть женщин. При нашем появлении самая старая из них, седоволосая взволнованная женщина, поспешила нам навстречу, на ее лице отразилось облегчение. - Принц Мерлин, - она почтительно присела и, с благоговением глядя на меня, повела к постели. В комнате было тепло, и пахло духами. В лампах горело ароматное масло, а камин топился яблоней. Кровать стояла по центру у стены, напротив камина. Подушки покрывал серый шелк с золочеными кисточками. Покрывало было украшено богатой вышивкой из цветов, невиданных зверей и крылатых созданий. Единственная женская комната, которую я видел до этого, принадлежала моей матери. Там были простая деревянная кровать, резной деревянный сундук, ткацкий станок да потрескавшаяся мозаика на полу. Я прошел вперед и стал в ногах у кровати, глядя на жену Горлуа. Если бы меня спросили тогда, что она из себя представляла внешне, я бы затруднился с ответом. Кадал говорил мне, что она красива, я видел желание на лице Утера и знал, что она привлекательна. Стоя в надушенной комнате и глядя на нее, лежащую на шелковых подушках с закрытыми глазами, я не мог сравнить ее ни с какой из виденных мною женщин. Я забыл о находившихся в комнате людях. У меня в глазах, словно в хрустальном шаре, плясал и пульсировал свет. Я заговорил, не отводя от нее взгляда. - Пусть одна из дам останется, остальные выйдут. Вы тоже, милорд, пожалуйста. Горлуа вышел без возражений, провожая впереди себя, как стадо овец, женщин. Приветствовавшая меня дама осталась с хозяйкой. Когда за ними закрылась дверь, женщина на постели открыла глаза. Несколько секунд мы молча глядели друг на друга. - Зачем ты позвала меня, Игрейн? - спросил я. - Я послала за тобой, принц, потому что мне требуется твоя помощь, - твердо ответила она. Я кивнул: - В отношении короля. - Так тебе уже известно? - напрямую спросила она. - Когда ты шел сюда с моим мужем, ты догадался, что я не больна? - Да, догадался. - Тогда ты догадываешься, чего я хочу? - Не совсем. Скажи мне, разве ты не могла поговорить с королем раньше? Это было бы лучше и для него, и для твоего мужа. Ее глаза расширились. - Как я могла это сделать? Ты проходил через двор? - Да. - Значит, ты видел воинов моего мужа. Как ты думаешь, что случилось бы, если бы я обратилась к Утеру? Я не могла говорить с ним при народе, а если бы мы встретились тайно, то через час об этом знал бы весь Лондон. Нет, не могла я ни поговорить с ним, ни передать послание. Молчание служило мне защитой. - Если бы послание заключалось в том, что ты верная и преданная жена и что ему следует поискать себе другую, то его можно было передать в любое время и с любым человеком, - медленно произнес я. Она улыбнулась и наклонила голову. Я вздохнул. - Это я и хотел узнать. Ты честна, Игрейн. - Какой смысл лгать тебе? Я наслышана о тебе. Конечно, я знаю, нельзя верить всему, о чем поется в песнях и говорится в легендах, но ты умен, мудр и рассудителен, ты не любишь женщин и не служишь никому из мужчин. Поэтому ты сможешь выслушать и рассудить. - Она поглядела на свои руки, лежавшие на покрывале, и снова подняла глаза. - Но я верю, что ты видишь будущее. Я хочу, чтобы ты предсказал мне его. - Я не предсказываю будущее, как старуха. Ты только за этим позвала меня? - Ты знаешь, зачем я вызывала тебя. Ты единственный человек, с которым я могу поговорить, не вызвав гнева и подозрений моего мужа, к тому же ты имеешь доступ к королю. Несмотря на то, что она была только женщиной, к тому же молодой, и лежала в постели, она походила на королеву, дающую аудиенцию. Она поглядела мне прямо в глаза. - Король говорил с тобой? - В этом нет необходимости. Все знают, что его гложет. - Ты скажешь ему о том, что узнал от меня? - Все зависит от ряда обстоятельств. - Каких? - От тебя самой, - медленно ответил я. - Пока ты поступала мудро. Будь ты менее осторожной в своих словах и поступках, могли бы произойти серьезные неприятности, и даже война. Я так понимаю, что ты не позволяла себе остаться одной или без охраны ни на минуту, и вообще старалась держаться на виду? Она некоторое время смотрела на меня молча, затем приподняла брови. - Конечно. - Многие женщины, желая добиться того, чего желаешь ты, оказались бы неспособны на такое, леди Игрейн. - Я не из "многих женщин". Слова ее были, как вспыхнувшая молния. Внезапно она села на кровати, отбросив назад темные волосы и откинув покрывала. Старая дама подхватила длинное голубое одеяние и поспешила к ней. Игрейн набросила его сверху на белую ночную сорочку и спрыгнула с постели, направившись беспокойной походкой к окну. Она отличалась высоким, для женщины, ростом и фигурой, которая впечатляла бы и более непреклонного человека, чем Утер. У нее была длинная, стройная шея, гордая посадка головы. Темные распущенные волосы струились по ее плечам. Голубые глаза, но не такие, как жестокая и холодная голубизна у Утера, отливали кельтской синевой и глубиной. Гордо очерченный рот. Она была прекрасна и создана не для минутных утех. Если Утер хочет ее получить, то ему придется сделать Игрейн королевой. Она остановилась, не доходя до окна. Если бы она подошла, то ее могли увидеть со двора. Нет, она не из тех, кто теряет голову. Игрейн обернулась. - Я дочь короля и имею королевское происхождение. Разве ты не видишь, до какого отчаяния я должна быть доведена, что допускаю подобные мысли? - Она страстно повторила: - Разве ты не видишь? В шестнадцать лет меня отдали замуж за повелителя Корнуолла. Он хороший человек, которого я чту и уважаю. До приезда в Лондон я была согласна усохнуть и умереть в Корнуолле, но вот он привез меня сюда, и это случилось. Теперь я знаю, чего хочу, но не могу этого достичь; жена Горлуа из Корнуолла бессильна. Чего еще ты от меня хочешь? Ничего не остается, кроме как сидеть и молча ждать. От моего молчания зависит не только моя честь и честь моего мужа и дома, но и безопасность королевства, за которое умер Амброзиус, а Утер заплатил за него огнем и кровью. Она сделала два быстрых шага к окну и вернулась. - Я не какая-то Елена, ради которой сражаются и погибают люди, сжигаются королевства. Я не стою на стене как награда сильному победителю. Я не могу позволить себе обесчестить и Горлуа, и короля в глазах людей. И я не могу встречаться с ним тайно и уронить свое достоинство в своих собственных глазах. Да, я женщина, которая изнемогает от любви, но я также Игрейн, герцогиня Корнуолла. - И поэтому ты собираешься ждать момента, когда с честью сможешь явиться к нему в качестве королевы? - спросил я холодно. - Что еще мне остается делать? - Это и есть послание, которое мне следует ему передать? Она промолчала. - Или ты пригласила меня предсказать будущее? Сказать, сколько проживет твой муж? Она все хранила молчание. - Ифейн, это одно и тоже. Допустим, я скажу Утеру, что ты любишь его, но не можешь прийти к нему, пока жив твой муж. Сколько лет жизни ты отведешь в этом случае Горлуа? Снова молчание. Она умела им пользоваться. Я стоял между ней и огнем. Вокруг нее сияли блики, набегая на белое и голубое в ее одеяниях, свет и тень чередовались волнами воды в реке, или травой, колышущейся от ветра. Огонь разгорался, и моя тень догоняла ее. Они сливались и росли, отражаясь на стене, но не золотым или пурпурным драконом, не звездой с горящим хвостом, а туманным слиянием света и тьмы, растущим и уменьшающимся вместе с пламенем, пока постепенно не вырисовывалась тень ее одной, тень стройной и прямой, как меч, женщины. Там же, где стоял я, ничего не осталось. Она шагнула в сторону, и свет светильника вновь залил комнату. Было тепло, и пахло яблоней. Игрейн смотрела на меня с каким-то новым выражением на лице. Наконец, она спокойно сказала: - Я уже говорила, что от тебя ничего не скроешь. У тебя хорошо получилось выразить все это словами. Я обо всем этом думала. Посылая за тобой, я надеялась оправдать себя и короля. - Темная мысль, облаченная в слова, оказывается на свету. Если бы ты была простой женщиной, то давно могла утолить свое желание, впрочем, как и король. - Я помолчал. В комнате все замерло. Слова приходили мне на язык ниоткуда, я не думал о них. - Я скажу тебе, если хочешь, как ты сможешь обрести любовь короля, выполнив свои и его условия, сохранив честь свою, его и мужа. Если я скажу, пойдешь ли ты к нему? - Да. - По голосу я ничего не понял. - Если ты повинуешься мне, я смогу устроить это для тебя. - Что я должна делать? - Я уже получил твое обещание? - Ты слишком спешишь, - сухо сказала она. - Разве ты заключаешь сделки, не зная своих обязательств? Я улыбнулся. - Нет. Ладно, хорошо, тогда слушай. Притворившись больной, чтобы вызвать меня, что ты сказала мужу и дамам? - Что мне плохо, и я не хочу видеть людей. Если хотят, чтобы я присутствовала на коронации, пусть вызовут ко мне врача и дадут лекарства. - Она криво улыбнулась. - Я по-своему готовилась не оказаться рядом с королем на коронации. - Неплохо... Скажи Горлуа, что ты ждешь ребенка. - Что я жду ребенка? - Впервые она была сбита с толку и удивлена. - Это возможно? Он старик, но, я думаю... - Возможно. Но я... - Она прикусила губу и спокойно продолжала: - Ладно, что дальше? Я спросила твоего совета и должна выслушать его. Мне не приходилось встречать раньше женщин, в разговоре с которыми надо было выбирать слова, с которыми я разговаривал бы, как с мужчинами. - У твоего мужа нет оснований подозревать, что ребенок не его. Поэтому ты сообщишь ему об этом и скажешь, что боишься за здоровье ребенка в случае, если вы останетесь в Лондоне, окружаемые сплетнями и вниманием короля. Скажи ему, что хочешь уехать сразу после коронации, что не желаешь участвовать в празднествах и притягивать внимание короля, служить мишенью для пересудов. Отправляйся с корнийскими войсками завтра, перед тем как на закате запрут ворота. Утер ничего не узнает, пока не начнется праздник. - Но, - она снова взглянула на меня, - это безумие. Мы могли уехать в любое время за эти три недели, если бы не боялись навлечь королевский гнев. Мы вынуждены оставаться, пока не получим разрешения на отъезд. Если мы уедем подобным образом, то какая бы ни была причина... Я остановил ее. - В день коронации Утер ничего не сможет поделать. Ему придется задержаться здесь на праздники. Он не сможет оскорбить Будека и Меровиуса, других королей, приехавших сюда. Вы доберетесь до Корнуолла, прежде чем он сможет что-либо предпринять. - Но когда он предпримет, - она сделала нетерпеливый жест, - начнется война. Ему надо строить и восстанавливать, а не ломать и жечь. И он не сможет победить: если он одержит верх в битве, то потеряет поддержку запада. Победа или поражение, в любом случае Британия окажется раздробленной и канет во мрак. Да, быть ей королевой. Она тянулась к Утеру всей душой, как и он к ней, но в отличие от него она думала. Она была умнее Утера, имела светлый ум и, я думаю, была сильнее его. - Да, он двинется за вами. - Я поднял руку. - Но послушай, завтра перед коронацией я переговорю с королем. Он будет знать, что сказанное тобой Горлуа - выдумка, что это я сказал тебе уехать в Корнуолл. Он притворится разъяренным и принародно поклянется отомстить за оскорбление, нанесенное ему Горлуа во время коронации. Утер последует за вами в Корнуолл по завершении праздника. - Но к тому времени наши войска уже беспрепятственно выйдут из Лондона. Ага, понятно. Продолжай. - Она спрятала руки в рукава своего платья и взяла себя за локти, опершись грудью на руки. Она была теперь не так спокойна, эта леди Игрейн. - А потом? - Ты окажешься дома, в безопасности. Твоя честь и честь Корнуолла останется незапятнанной, - ответил я. - Да, в безопасности. Я окажусь в Тинтагеле, где даже Утер не сможет меня достать. Ты видел крепость, Мерлин? На побережье высокие и обрывистые скалы, а на остров с з