охо слышите? - Она наслаждалась. - Я отпускаю вас, сударь. Пилот порывисто протянул к ней руку, но тут же ее убрал. Ему оставалось либо ударить ее, либо немедленно уйти. Джейн холодно смотрела на него. Ее охватило нездоровое возбуждение, захотелось узнать, как далеко она может зайти, дразня его. Внезапно с полуприглушенным криком он подскочил к ней, схватил за подбородок и грубо повернул ее голову к свету: - Святой волк! Да ведь вы человек! Джейн вырвалась: - Вот как вы обращаетесь с дамами? Доброй ночи, сэр. - Я проходил Вратами Сна семнадцать раз. В таких вещах я не могу ошибиться. - И что же вы теперь сделаете? - спросила Джейн. - Пошлете меня на детферму? Я вполне здорова, меня можно вязать. От меня можно получить десять или даже двадцать метисов, пока я не начну стариться. Ударь она его, Горец не побледнел бы сильнее. Он отступил назад, сжав кулаки и блестя глазами. Он хотел что-то сказать, но передумал. И все же Горец не уходил. - А, вот вы где! На балкон вышел Гальяганте. За ним его друзья. Воздух заискрился. Джуиссанте сказала: "Мы решили пойти в народ", и Инколоре пояснила: "Мы собираем компанию пойти на гоблинскую ярмарку", и сам Гальяганте спросил довольно равнодушно: "Не хотите с нами?" - Конечно! - ответила Джейн. - Почему бы и нет? Конечно, я с вами. - Я тоже присоединяюсь, - мрачно сказал Горец. *** Пошли всемером: Гальяганте, по обе стороны которого Джуиссанте и Инколоре попеременно перевешивали одна другую, как две чашки колеблющихся весов, Горец, Джейн и два худородных эльфа, Флористан и Эспландиан, не столько гости, сколько подчиненные Гальяганте. Слуги подали плащи. Дамы, в том числе Джейн, надвинули поглубже капюшоны на лица. Все надели белые маски. Они спустились на улицу экспресс-лифтом и весело зашагали к гоблинской ярмарке. - Эй, подходи, заходи, не проходи! - надрывался гоблин-зазывала. Громкая, но плохая музыка лилась из ветхих громкоговорителей, назойливый ритм подчеркивался басами. Гальяганте шевельнул пальцем, гоблин пропустил их, они вошли в вестибюль с зеркальными стенами. Зашуршали банкноты. Гостей ввели в маленький темный кинозальчик. Пол был покрыт липким линолеумом. На экране голова кобольда много больше натуральной величины что-то жевала с открытым ртом. Они стоя смотрели, как бифштексы, бананы, устрицы, шоколадные батончики и бесконечные миски горячей овсянки исчезают в огромной пасти или вылетают оттуда влажными комками. Несколько зрителей сидело на тесных сиденьях. Когда у Джейн от музыки заломило в висках, Гальяганте открыл заднюю дверь. Они вышли в пахнущий карболкой коридор и поднялись по узкой лестнице. Снова зашелестели деньги, и другой гоблин шагнул в сторону, пропуская их в дверь. Они вошли. За дверью оказался вестибюльчик, из которого полукругом расходились новые двери. Гальяганте вошел в одну из них. Джуиссанте толкнула другую. Один из эльфов, кажется, Эспландиан, сунул Джейн пригоршню жетонов. Она тоже выбрала себе дверь. Там стоял стул. Она села. Пронизанный пылинками луч света падал на висящую на стене машинку с прорезью для жетонов. Она бросила туда сразу все. Взвилась шторка, закрывающая окошечко, стала видна полукруглая сцена. В центре ее стояло низкое кресло, на котором корчился тролль, одетый в носки, зашнурованные коричневые башмаки и закатанную до подмышек серую майку. Большое волосатое пузо вздымалось горой. Веки его были плотно сомкнуты, причем так давно, что успели срастись. В окошке, выходящем на сцену с противоположной стороны, Джейн увидела Горца. Его белая маска была повернута к ней. Тролль застонал. У него была могучая эрекция. Пенис был цвета сырого мяса, словно с него содрали кожу, с фиолетовым, как синяк, концом. Сначала Джейн показалось, что тролль занимается мастурбацией, но, когда он повернулся, она увидела культю у плеча и поняла, что у него нет рук. Потом жетоны кончились, окошечко захлопнулось, и компания снова собралась перед дверью. - Я бы хотел увидеть приватное представление, - сказал Гальяганте гоблину с узкими усиками, напоминавшими полоску грязи, присохшей к верхней губе. Они коротко переговорили. Гоблин проводил их на два этажа ниже, через складское помещение с протекающими трубами, в крохотный театрик. Здесь имели место слабые попытки создать уют. Перед низкой сценой были расставлены маленькие столики. Из динамиков раздавался тяжелый рок, и подвешенный под потолком зеркальный шар разбрасывал по залу световые блики. Они сели. - Это, наверное, интересно, - заметила Джуиссанте. - Вы на меня смотрите, сэр? - спросила Джейн. Горец покачал головой, угрюмо глядя на свою маску, которую он сжимал в руках. - Боюсь, что это все не по мне. - Если вам здесь не нравится, зачем вы вообще напросились с нами? К столику подошла малоодетая нимфа. - Фалернского! - приказал Гальяганте и сунул ей в трусики несколько бумажек. Он стащил с себя маску и положил рядом с пепельницей. Здесь было жарко и душно, но Джейн решила маску не снимать. Вскоре два гнома вывели на сцену того самого безрукого тролля. Они сняли с него халат. Он был одет все так же: носки, туфли и майка. Один из гномов ткнул его палкой. Тролль рухнул на колени. Нимфа принесла вино и по корзинке с серебряными монетками на каждой столик. Усатый гоблин включил микрофон. - Даммы-госсда! - Он перекрикивал музыку, микрофон трещал, сам он хрипел. - Уважаммы-пас-титли, пачтенны-битли-скусства... - Жаббы-сковорда, - передразнил его один из эльфов. - Искаттли-ощщений, - засмеялась Инколоре. - Честьмем-вас-привессть-нанашш-прествленни. - Лампы в зале погасли, синие и красные лучи осветили тролля на сцене. - Своння-высспаит-звестнпрс-слав-ллнннепрвзденнны... Тоби Буме! Они снисходительно похлопали. Гном с палкой угостил Тоби по шее. Тролль вздрогнул и звонко заговорил: - Холодная война окончена, и мы стоим в преддверии нового мирового порядка. Опасности подстерегают на каждом шагу. Глядите на кофейную гущу, ловите оттенки. Время тяжелое, можете мне не рассказывать. Но я всегда был оптимистом и не советую шарахаться от собственной тени. Это вам не игрушки и не балаган. Американский народ еще себя покажет. Наши храбрые бомбы еще впишут славную страницу. Приветствую вас, герои психушки. Он откинулся назад, заверещал что-то уже совсем непонятное, закончив криком: - И одним словом итожа все - рабочие места! Первый гном утихомирил его новым ударом по шее, Второй гном схватил его сзади за уши и пригнул к полу. Подбородок тролля задрался кверху. Тролль протестующе застонал, и первый гном съездил ему палкой по зубам. Медленно, с усилием, Тоби стал раскрывать рот все шире и шире. Захрустели челюстные суставы. А он все раздирал свой рот, делая его невозможно большим и круглым. Рот превратился в широкий черный туннель, ведущий к внутренностям. Грянул громовой аккорд: гоблин включил музыку на полную мощность. Гальяганте лениво сунул руку в корзинку, вынул монетку и бросил ее небрежным движением. Монетка долетела до сцены и упала в разверстую пасть. - Браво! - воскликнула Джуиссанте. Она тоже бросила и тоже попала. За ней Инколоре. Четвертая монета, брошенная Джейн, пролетела бы мимо, но Тоби, руководимый каким-то шестым чувством, вытянул шею и поймал ее. Теперь монеты летели на сцену сплошным потоком. Тоби Буме отчаянно дергался во все стороны, не желая пропустить ни одной. Он заглотал уже невероятное количество монет. Джейн, перестав на минутку бросать, искоса взглянула на Горца. Он барабанил пальцами по столу - единственный из всех, кто ничего не бросил. Она со стуком шлепнула на стол перед ним монету. - Присоединяйтесь, господин пилот! Он так резко отодвинул свой стул, что чуть не упал сам. Стул перевернулся. Горец выбежал из зала. Чувствуя непонятную обиду, Джейн бросила сразу целую пригоршню монет, размахнувшись изо всех сил. Тоби приподнялся с колен, непременно желая поймать их. Некоторые он проглотил, но большинство попало в лицо и живот, оставив красные пятна ушибов. Фата Джуиссанте, смеясь от души, положила теплую ладонь на плечо Джейн. - Ну а вы сами? Вы бы сумели поймать столько монет, если бы довелось? - Я не смогла бы так широко открыть рот. - Вы могли бы стоять на голове и ловить их вашей belle-chose. - Она повернулась к Гальяганте: - Сколько ты за нее хочешь? - Наличными? - Гальяганте прикинул: - Как минимум в три раза больше того, что потратил. Но я пока не готов продавать. У меня есть план пробраться на телевидение. Я ведь туда немало денег вложил. Теперь хочу вложить идеи. Подошла нимфа с новыми корзинками. Тоби Буме был уже почти полон. Каждая монета теперь падала в его глотку со звоном. - Извините меня, - сказала Джейн. Она взяла сумочку и встала. Гоблин ткнул пальцем через плечо в сторону дамской комнаты. Джейн пошла туда. Там было грязно. Даже не заходя в кабинки, можно было сказать, что многие унитазы забиты. Она перешагнула через лужу, подошла к зеркалу, сняла маску. Краска на лице размазалась. Раскрылась дверь, вошла фата Инколоре. Тоже сняла маску перед зеркалом. Соскребла что-то с зуба. Достала серебряную коробочку. - Нюхнешь? - спросила она. - Ладно. Инколоре положила коробку на край раковины, отмерила две дозы. Свернув трубочкой банкноту, протянула Джейн. Джейн поднесла конец трубочки к носу и наклонилась к кучке порошка. Она почувствовала удар сразу в горле и в голове. Откуда-то возникло ощущение широкой зеленой лужайки. Как будто в комнате, о существовании которой она ничего не знала, зажегся свет. Инколоре вынюхала вторую порцию, а банкноту скомкала и бросила в угол. - Что у тебя произошло с Горцем? Ты его вывела из себя. - Правда? - небрежно спросила Джейн. - Должно быть, я сказала что-то не то. - Ну и ну! - Инколоре прикоснулась к коробочке, и та исчезла. - Сначала фата Джуиссанте, потом мой брат. Ты, видно, со всем светом воюешь. - Если и так, вас это не касается. - Я скажу прямо. Мой брат явно заинтересовался тобой. У меня есть причины поощрять это увлечение. - Мечтать не запрещается. - Джейн потянулась за маской. Инколоре взяла ее за руку. - Гальяганте слишком разбрасывается. Эта его идея заняться телевидением... - Она пожала плечами. - Это безнадежно. Он сам еще не знает, как тебя использовать. Понимаешь меня? Если у него будут проблемы с фондами, он постарается вернуть то, что вложил. У него не будет выбора. Он продаст тебя Джуиссанте. - Ее темные глаза смотрели серьезно и сердито. - И это будет сделка, о которой ты очень пожалеешь. - Меня нельзя продать, - резко сказала Джейн. - Я не собственность Гальяганте. Джуиссанте купить меня не может. А вы вообще ни при чем. - Ты все-таки странное создание. - Инколоре провела рукой по лицу. Во рту у нее появилась дымящаяся сигарета. Она выпустила дым из ноздрей. - Слушай, что я предлагаю. У меня нет большого желания финансировать очередные затеи Гальяганте. Но я повожу его за нос недельку-другую, если ты согласишься, чтобы я тебе кое-что показала. - Что? - Тебе понравится. - Она отщипнула горящий кончик сигареты и проглотила. Остальное бросила на пол. - Позвони моей секретарше, мы договоримся о времени. *** Гальяганте заторопился уходить. Они спустились следом за ним еще по одной обшарпанной лестнице. Коридор загораживала поставленная поперек метла, так что они свернули и попали в комнату со множеством стеклянных кабинок, куда зазывали гурии в микроскопических ярко-розовых бикини и кожаной сбруе с блестящими кнопками. Джейн внезапно подумалось, что гоблинская ярмарка, наверное, не имеет конца. Вполне возможно, что через городские подвалы и подземелья тянется бесчисленное множество глухих комнат и залов для оргий, с запахами гари и грязных туалетов, с назойливой музыкой, и там толкутся бесчисленные бездельники и отбросы общества. Ей было скучно, она устала, она не понимала, что здесь делает. Полная безнадежность. Джейн подавила зевок. - Фата Джена скучает с нами, - сказал один из двоих, возможно Флористан. - Нет, ничего. - Может быть, наши удовольствия для нее слишком изысканны. - Если тот был Флористан, этот, стало быть, Эспландиан. - А почему бы нам не пойти куда-нибудь, где Джене понравится? - Если есть на свете такое место. Они надвигались на нее, эти эльфийские ничтожества, и их глаза недобро поблескивали в прорезях масок. Джейн отшатнулась от них, чего-то вдруг испугавшись, побежала, увидела перед собой арку. Над стеклянной дверью, в окаймлении мигающих лампочек, висела вывеска: АДСКИЕ ГОРИЛЛЫ ПРИГЛАШАЮТ. Сны наяву. Губительные наркотики. Омерзительные фантазии. - Я думаю, - сказал Гальяганте, - что наша Джена найдет здесь то, что ей надо. - Он открыл перед ней дверь. - Прошу! *** - О да, о да, в восхищении приветствуем вас! Они сидели на мягких стульях в небольшом фойе, а пожилой гоблин, толстый и лысый, распинался перед ними. Он подпрыгивал, кланялся и беспрестанно потирал руки. - О да, - говорил он, - конечно, мы знаем! Еще бы, кому и знать, как не нам! Знаем лучше вас самих. Ваши отвратительные секреты, ваши грязные тайны! То, что вы никому не откроете! Первая любовь! Промывание желудка! Восемь ярдов пожелтевших, старых кружев! - Он осклабился в сторону Гальяганте. - Рыболовные крючки! И все прочее! Гальяганте достал толстую пачку банкнот: - Вот ее обслужите! Гоблин кинулся к нему, протягивая обе руки, но фата Инколоре перехватила пачку. Отсчитав половину, она вернула остальное Гальяганте. - Раз уж мы планируем деловое партнерство, - сказала она, - не худо бы сначала научиться считать деньги. Он пытливо посмотрел на нее: - Ты мы, значит, будем партнерами? - Поживем - увидим. - Сюда, пожалуйста. - Гоблин показывал на неприметную дверь - гнусно-омерзительно, дивно-восхитительно. - Только для вас! Джейн колебалась. Заходить ужасно не хотелось. Там, за дверью, ее ждало что-то страшное, она знала. Знала, что всю жизнь потом будет жалеть, что увидела это. - Вы что, боитесь? - подначивала Джуиссанте. Это был вызов. - Я? Боюсь? - Джейн вошла в дверь и решительно захлопнула ее за собой. Что бы за порогом ни оказалось, она не намерена показывать им свои чувства! Комната размером с баскетбольную площадку, без мебели. Несколько гномов, сидя на корточках, смотрели в углу телевизор. Увидев Джейн, моментально его выключили и убежали через разные двери. Потом двое из них вернулись, волоча старинный патефон, заводящийся вручную. Третий нес восковой валик. Гном вставил валик, повернул несколько раз ручку, опустил иголку. Полились скрипучие звуки старинного вальса. К стенам прислонились лестницы. Через весь зал мгновенно протянулись бумажные гирлянды. За дверью послышались шаги. Три гнома ввели Болдуина, Болдуин был во фраке, дорогом и поношенном ровно настолько, чтобы было видно, что он собственный, а не прокатный. Старый эльф с трудом волочил ноги. Белые руки, усыпанные коричневыми старческими веснушками, безжизненно висели. Голова медленно поворачивалась из стороны в сторону, как у черепахи. Глаза его смотрели в никуда, в другой мир. "Я не боюсь, - сказала себе Джейн. - Я не буду бояться". Голова Болдуина повернулась к ней. Он остановился. И посмотрел на Джейн. Гномы радостно засуетились вокруг нее. Один снял с Джейн маску, другой подхватил плащ. Они подтолкнули ее вперед, положили ее левую руку на плечо Болдуина. Одну из его неживых рук вложили в ее руку, другую обвили ей вокруг талии. Джейн и Болдуин танцевали. Под скрипучую музыку патефона они кружились в вальсе по всему залу. Оба двигались неуклюже, но гномы их поддерживали и направляли. Они кружились и кружились - вальс был бесконечен. Сначала Джейн смотрела в Болдуинову манишку. Но между ними пролез гном и маленьким кулачком толкнул ее подбородок вверх. Она посмотрела в бледно-серые глаза Болдуина. Что-то в его взгляде мелькнуло. Губы задрожали, словно он пытался что-то сделать или сказать, но забыл, как управляют лицом. Они опять дрогнули. На третий раз у него получилось. Болдуин вытянул губы, словно маленькая девочка, которая просит ее поцеловать. Он слегка чмокнул ими. Джейн затрясла головой: "Нет!" Он снова сложил губы трубочкой. Потянулся к ней. От него пахло тлением. Руки старика ожили, пальцы подались к Джейн. - Нет! - Джейн отшатнулась от него изо всех сил. Но вырваться ей не удалось. При всей его дряхлости и немощи хватка Болдуина оказалась крепкой. Руки его стали как полосы металла. Медленно, неостановимо он прижимал Джейн к себе. Рот прижался к ее губам. Она пробовала отвернуться, но гномы крепко держали ее голову. Он втолкнул свой язык ей в рот. Язык вошел как ключ в замочную скважину. Она открылась. И сразу все вокруг стало другим. Комната, гномы, сам Болдуин - все это ушло куда-то, растворилось, как воск в карболовой кислоте. У Джейн закружилась голова. Такого с ней еще не бывало. Ее словно перенесли в какое-то новое измерение, не воспринимаемое обычными чувствами. Другое пространство сомкнулось вокруг нее. - Джейн! Она даже не повернула головы. Ее внимание было приковано к окну, к тому страшному, что она там видела. Рамы были грязные, на подоконнике валялись дохлые мухи. Белая краска пошла пузырями и легко отдиралась чешуйками, если нажать. Острые края чешуек могли больно вонзиться в палец, хотя не до крови. Но не это было самое страшное. - Я тебе яблочек принесла, - сказала Сильвия. - И хороших бананчиков. И блок "Салем", ментоловых, длинных, какие ты любишь. Я их отдала сестре. Хотела бы я все-таки знать, сколько ты выкуриваешь. Уверена, что она таскает у тебя сигареты. Небо было хмурое, но дождем, кажется, не грозило. Скорее казалось, что так будет всегда - сумрачно и уныло. Вид из окна был безобразный, хотя считалось наоборот. Газон стригли чуть ли не через день, сквозь редкую травяную щетину просвечивала земля. Они, должно быть, боялись, что какая-нибудь травинка вырастет в полный рост, выпрямится свободно. Для Джейн этот газон был символом угнетения. Но страшное было и не это. - Присядь-ка тут, на кровати, я тебя причешу. Джейн повернулась к матери. Какая она бледная, усталая, как постарела! Сильвия улыбалась, как всегда, когда навещала ее, - отважной, бодрой улыбкой, словно бы говорила: "У нас все хорошо!", но глаза глядели печально и устало. Джейн подошла к кровати, села. Она была тяжелая, Толстая, неповоротливая. Слишком много мучного, слишком мало движения, а главное - ради чего за собой следить? Сильвия присела рядом, взяла щетку, стала причесывать дочь. Какие у нее ловкие, умелые пальцы! Джейн представила себе, как хороша была мать в молодости, как весела, кокетлива - пока не появилась она. - Я видела на днях тетю Лилиан, - сказала Сильвия. - Говорит, Альберт решил вернуться к жене, представляешь? Это который же раз - третий уже. Нет, нам их просто не понять! Она закурила, критически глянула на волосы дочери: - Может, косу заплести? "Мама, - хотела она сказать, - мама, я хочу домой". Но не сказала ничего. Она никогда ничего не говорила. Джейн приподняла голову и снова посмотрела в окно. Отсюда было не видно, но она представила себе это, страшное, на которое смотрела, когда в палату явилась мать. Страшное было - ее отражение. Одутловатое, неряшливо накрашенное лицо, вечная обида в темных глазах. Взгляд отсутствующий, словно она не здесь, словно ее внимание где-то за миллион световых лет отсюда. А ведь лучше не будет, осенило ее. Она в ловушке. Она навсегда останется в этой лечебнице, будет стареть, толстеть, будет по капле высасывать жизнь из своей матери, пока не высосет до конца. Тогда некому станет ее навещать. Она останется одна. Горечь, старость, медленное разложение заживо - и пустота в конце. Джейн заплакала. От неожиданности Сильвия выронила щетку. Щетка загремела по полу. *** Болдуин убрал язык. Он отпустил Джейн. Она стремительно обернулась. Испуганные гномы разбежались. Джейн дергала ручку двери изо всех сил, дверь дрожала, но не поддавалась, пока она не сообразила, что надо просто толкнуть. Выйдя в фойе, она обнаружила, что все ушли без нее. Только гоблин поспешил вперевалку навстречу, подал, широко улыбаясь, маску и плащ. - Ну как? Прелестно? Омерзительно? Понравилось? Приходите еще! *** Все эльфы такие. Склонны к измене и перемене. Только что они ваши лучшие друзья, а через минуту они вас бросят. Их и винить нельзя, такая у них природа. Если вы куда-нибудь идете в компании с эльфом, будьте готовы остаться в одиночестве посреди улицы, ночью, ногами в луже и с полным карманом сухих листьев. Такова жизненная реальность, твердила себе Джейн, целый час добираясь по темным, полным опасностей улицам до Кэр-Гвидион. Чего бы ей по-настоящему хотелось - так это скормить всех эльфов Тейнду. Если бы она могла втолкнуть их в Адские Врата, она сделала бы это радостно и собственноручно. К тому времени, как Джейн добралась до апартаментов Гальяганте, она слегка оправилась от встречи с Болдуином. Но ее одолевала усталость, настроение было плохое, общаться ни с кем не хотелось. "Что я делаю здесь?" - спрашивала она себя. Если бы не обещание, данное Меланхтону, сегодня его накормить, она давно бы уже была дома. Джейн сняла маску, бросила слуге плащ. В прихожей возник выскочка Аполлидон. Он увидел ее и немедленно заговорил с ее грудями. - Я здесь изгой, - пожаловался он. - Со мной обращаются как с какой-нибудь шушерой. Никто не уважает мое знатное происхождение. - Да, они очень важничают, - равнодушно поддакнула Джейн. Аполлидон все пялился на ее костюм. В свитере и джинсах он бы ее не узнал. - Если бы я вдруг исчез навсегда, никто бы и не заметил! Я так одинок, всем на меня наплевать! Джейк вдруг осенило. Вот же он, тот, кто ей нужен! Она решила попробовать. Взяв Аполлидона за руку, она послала импульс желания в его нервную систему. Это было то же самое, что проделала с ней самой фата Джуиссанте. Конечно, у Джечи по неопытности получилось хуже, но, судя по реакции выскочки, все-таки получилось. Он вздрогнул и первый раз за все время посмотрел ей в глаза. Их взгляды встретились. У него от желания расширились зрачки. И тут он понял, что она с ним сделала, и залился краской. - Ты просто чудо! - торопливо сказала Джейн, пока он не отвернулся. - Пошли ко мне! Глава 21 Прижавшись щекой к бедру Томми-мокрошлепа, Джейн поигрывала его пенисом. Такой забавный, думала она с умилением. Ей вообще нравились пенисы. Милые, смешные штуки! И дурацкий колпак хорошо ими украсить, и на скипетре к месту. Только в такие минуты, сразу же после секса, она чувствовала себя спокойно и мирно. Джейн так любила это тихое, ничем не омрачаемое довольство и старалась продлить его как только могла, старалась завернуться в него, как в одеяло, укрывающее от мрака и ужаса жизни. И ненавидела грубый миг пробуждения. - Эй! Раз уж ты там, может, на губной гармошке сыграешь? Она отмахнулась. - И так хорошо! - Она поскребла ногтем влажное пятнышко на простыне и, наставив палец на пенис, произнесла: - Ну-ка вставай, друг Бамбл! Ну-ка, подрасти! - Другой рукой она изобразила знак духовного расширения. Теперь другу Бамблу деваться было некуда. Раз она знала его имя и все делала правильно, прошлось встать. Ну, хватит развлекаться. Пора за работу. Она приподнялась, повернулась и, склонившись над неподвижным торсом Томми, пригласила мистера Бамбла к Маленькой Джейн. - Ты снова хочешь попробовать фокус с шарфом? - Нет, я хочу кое-что получше. Но для этого мне нужно твое настоящее имя. - Ой, ну зачем? - забормотал Томми. - Нет, нехорошо. - Зачем? - Она наклонилась к нему, легонько задела его лицо грудью, мазнула соском по губам, потом вытянула руку и ухватила его внизу. Он со всхлипом втянул воздух. - Тебе ведь понравилось с шарфом? - Да, но... - Ну а сейчас будет еще лучше! *** В небольшой кухоньке, которой Джейн никогда не пользовалась, был стенной шкаф. Она открыла дверцу и пихнула туда одежду Томми. Шкаф уже был забит - шелк, хлопок, кожа. Красивая Аполлидонова шляпа с пером валялась где-то в самом низу, ее, наверное, совсем раздавило. Джейн захлопнула дверь. - Видок сегодня приставал с вопросами, - сказала она. - Да? - Тебе что, больше нечего сказать, кроме "да"? Тебя не волнует, что Видок вышел на твой след? - Нет. - А зря. Он знает, что у меня что-то неладно в прошлом. Очень скоро он будет знать все. Струя пара с сердитым шипением ударилась в стену. Но голос дракона был холоден и спокоен: - Ах, ей с вопросами надоедают! Надо же мне было связаться с таким жалким существом! Да что ты знаешь! За нами по пятам идут такие силы, что у тебя кровь в жилах застынет, если ты их сможешь хотя бы вообразить. Восемь раз за последний год мы были на волосок от разоблачения. И сейчас за всеми источниками высокооктанового горючего тщательно следят. Они знают, что я где-то здесь, и знают, сколько горючего я взял с собой. Они не сомневаются, что рано или поздно я попытаюсь раздобыть еще. Так бы и вышло, если бы мы не отыскали другой источник энергии. - Какие силы? Назови их! - Их имена, кроме одного, ничего тебе не скажут. А того единственного, которого ты знаешь, ты наверняка недооцениваешь. Скажи я тебе, что три ночи подряд по коридору перед этой самой квартирой бродил Болдуин, ты бы... - Ах, Болдуин! - беззаботно сказала Джейн. - Я тебе не рассказывала, как мы с ним танцевали? Угадай, чего он хотел. - Не давай ему целовать себя! - Взволновавшись, Меланхтон заревел так, что стальной каркас Термаганты задрожал снизу доверху. Джейн чуть не упала. В столовой с буфета свалилась ваза и разбилась вдребезги. - А почему? - спросила Джейн. - Что страшного, если и поцелует? - Она, конечно, заметила: дракон знает, что Болдуин хотел ее поцеловать. И что он почему-то решил, что Болдуину это не удалось. Она все-таки была орешком покрепче, чем думал Меланхтон. Он снова замолчал. - Ты все время мне врешь! Да будь ты проклят! Я-то тебя не обманываю. Мы ведь партнеры, верно? Когда ты бросишь свои дурацкие игры и фокусы? Почему мы не можем работать сообща? Дракон молчал. Немного подождав, Джейн пошла в ванную принять душ. Через двадцать минут, когда она вышла, обернув полотенцем голову, дракона нигде не было видно. Он скрылся за созданной им иллюзией: стены, занавешенные окна, висячие корзинки с вьющимися растениями. Но воздух, пронизываемый его злобным взглядом, звенел от напряжения. - Ну что? - сердито сказала Джейн. Долгое молчание. Наконец неохотно дракон заговорил: - Ты права. У нас мало времени. Надо скорее заканчивать приготовления. - Знаю я, чего ты хочешь. Забудь об этом. Только не сегодня! - Нет, сегодня, - настаивал дракон. - Мне нужно еще. - Еще? Я скормила тебе не меньше сотни имен. Куда тебе столько? - Я скажу, когда будет достаточно. Джейн ждали непрочитанный сценарий и невыученная роль. Она не спала три ночи, это начало сказываться на цвете лица. Она собиралась лечь в постель пораньше, с детективом поглупее и с питательной маской на лице. - Ну дай мне хоть одну ночь передохнуть! - Смерть, муки и разрушение, - сказал дракон, - цель моей жизни. Твои вопли были бы для меня лучшей музыкой, твои мучения - слаще крови невинных младенцев, твоя медленная смерть - наслаждением. Так что не одна ты чем-то жертвуешь. Нужна тебе, в конце концов. Богиня или нет? Она противник хитрый, я должен идти на нее в полной силе, иначе и начинать не стоит. Если не хочешь помогать, так и скажи. Тогда я умерю замыслы. У меня не будет сил погубить Госпожу, но уж город-то этот со всеми башнями я всяко могу стереть с лица земли. Вся квартира пропахла его возмущением и холодным железом. Джейн со вздохом посмотрела на часы. Он всегда побеждал в таких спорах. Может быть, она сама подсознательно хотела ему проиграть. Может быть, из-за того, что она жила так близко от него, его ледяные страсти отзывались в ее теле желанием. Во всяком случае. Маленькая Джейн всегда была на стороне Меланхтона. Да и ее самое принятые на себя обязанности не так обременяли, как она боялась поначалу. - Мне утром фотографироваться, - сказала она. Агентам нужна была серия снимков для презентации ее нового имиджа. Насколько сама Джейн могла понять, новый имидж отличался от старого только тем, что она теперь ходила в красной коже, а не в черной. И все-таки на две недели все рабочее расписание было скомкано ради этих съемок. Да ладно, в конце концов, она может заглотать амфетаминку за завтраком. Лишь бы не привыкнуть. - Хорошо, сниму кого-нибудь в баре. - Ты моя потаскушечка! - ласково сказал Меланхтон. *** В конце съемки, когда ассистенты фотографа начали убирать оборудование, подошел Коринд и, отложив свою тросточку, обнял Джейн за плечи. Коринд был чрезвычайно тощий апатичный эльф в черном и такой манерный, что были трудно разобраться в его характере и истинных чувствах. Ходили слухи, что он вообще не эльф, а выбившийся наверх ночной бука. Во всяком случае, Джейн ни разу не видела его при дневном свете. Но к ней он относился неплохо. Привычным движением сунув тросточку под мышку, Коринд сказал: - Милая, должен тебе сообщить, я работал на своем веку со многими звездами, с суперзвездами - а ты знаешь, что я льщу только при крайней необходимости, - но ничего подобного я никогда не видел. Ты была просто - ужасна! - Извини, но... - Да, да, да! Секс, наркотики, тусовки. Думаешь, я не понимаю? Ты ходишь в лучшие клубы, уходишь оттуда с красивыми мальчиками, делаешь с ними что тебе нравится. - Джейн терпеливо слушала. - Поверь, киска, я все это прекрасно понимаю. Но послушай меня. Твои богатство и сомнительная известность получены в кредит. Они тобой не заслужены и держатся на ожиданиях. Все это может исчезнуть в один миг. Это все равно что мчаться на машине, наращивая скорость. - Он значительно поднял брови. - Ты бодра и переполнена энергией. Выглядишь чудесно. Веселишься как никогда в жизни. Но рано или поздно врезаешься в дерево. И тогда приходится платить по всем счетам. Понятно я говорю? - Д-да, - тоненьким голоском проговорила Джейн. - Ну и хорошо. Пойди теперь домой и отоспись. - Коринд, я пошла бы, честное слово. Но я договорилась с фатой Инколоре... Глаза Коринда блеснули. Он стукнул тростью по полу и повернулся на каблуках. Через плечо крикнул: - Эй, кто-нибудь, сократите путь для фаты Джены, у нее важная встреча в городе. Несмотря на все колкости, Коринд был в сущности очень милый. Жаль, что пришлось его обидеть. Джейн надеялась, что он не стал ее врагом. Эта мысль беспокоила ее всю дорогу до Триденты. *** Вход в резиденцию Инколоре - а точнее было бы сказать, в физическую составляющую проекции резиденции Инколоре на данную местность - был скромен и малозаметен. Дверь открылась от одного прикосновения и бесшумно закрылась за ее спиной. Джейн неуверенно прошла через полутемный вестибюль-пристройку и вступила в удивительную галерею. Здесь витали тени, и величественные своды смыкались высоко над головой, теряясь в полумраке. Вдоль серых гранитных стен высились стройные ряды белых колонн, слабо светящихся в серой дымке. Сначала Джейн думала, что эти колонны мраморные, но, прикоснувшись к одной из них, почувствовала тепло и живую гладкость слоновой кости. В изумлении она снова посмотрела вверх, на своды, и у нее голова пошла кругом: она поняла, что стоит внутри грудной клетки какого-то гигантского существа, чьи отполированные ребра послужили каркасом гранитной постройки. Как могло существовать такое животное? Как его не раздавила собственная тяжесть? Откуда бралось столько пищи, чтобы прокормить его? У него, наверное, был замедленный обмен веществ. Наверное, оно двигалось мучительно медленно, и проходили столетия, пока у него мелькала мысль, тысячи лет, пока оно делало еле заметное движение. - Вот и ты! Фата Инколоре энергичным шагом вышла в коридор, натягивая перчатки. - Пошли? - Пошли. Почему бы и нет? - Джейн продолжала с любопытством глядеть на колонны. Она не могла от них оторваться. Инколоре заметила это. - Моя прародительница. - О! - Джейн последовала за хозяйкой в крытую террасу за правым рядом колонн. Оттуда они на открытом лифте, где тоже было полутемно, поднялись в верхнюю галерею. Узкий коридор вел в еще более глубокую тень. С каждым шагом они все дальше удалялись от входа. - Я думала, мы куда-то хотели пойти, - сказала Джейн. - Да. В то место, которое я хотела тебе показать. - Вы не попросите кого-нибудь сократить путь? Инколоре шла впереди - серый силуэт в любую минуту мог затеряться среди теней. Она шла быстро, длинными шагами, и Джейн приходилось бежать, чтобы не потеряться. - В этом нет необходимости. В моем доме есть двери, ведущие куда угодно. Куда мне надо. Она остановилась, вытянув руку, и оглянулась через плечо. Ее глаза светились, как у хищника, - ровным, холодным светом. - Сюда. Джейн вошла в дверь, и ее ослепил солнечный свет. Когда к ней вернулось зрение, она поняла, что находится в больничной палате. Запах антисептика, характерные больничные белые занавески. Они были полузадернуты, и перед ними плясали пылинки в лучах света, густого и золотистого, словно мед. Джейн знала, что никаких больниц поблизости от Триденты нет. В коридоре застучали каблуки. Инколоре закрыла дверь поплотнее. Вновь стало тихо. Дверь, через которую они вошли, исчезла без следа у Джейн за спиной. Посреди комнаты стояла капельница, рядом с капельницей - стеклянный гроб. В нем спала женщина. Она была худая, высохшая, истощенная. Сквозь тонкие седые волосы просвечивала розовая кожа. Лицо бороздили морщины. Сначала она показалась Джейн очень старой, потом - не очень, но сильно измученной. Должно быть, только во сне обрела она печальное спокойствие. Лоб и кожа в уголках глаз были напряжены, словно она всматривалась вдаль. Но в складке губ был покой. Радости на ее лице не было. В нем читалось заслуженное долгой борьбой избавление от страданий. - Она человек, - сказала Инколоре. - Похищенная, как и ты. - Не понимаю, о чем вы... - начала Джейн. Но видя, что эльфа смотрит на нее снисходительно, спросила: - Как вы узнали? - Деточка моя, это же наш семейный бизнес, ты не забыла? От меня ты так же не можешь скрыть свою природу, как и от Горца. - Она коротко рассмеялась: - Не волнуйся, я не выдам твою тайну. Зачем волноваться из-за потери одной, когда их сколько угодно? Помолчав, Джейн спросила: - А что с ней? - Синдром спящей красавицы. - Фата Инколоре окунула окурок в стакан с водой и вытряхнула из пачки следующую сигарету. - Этим часто болеют похищенные люди в определенном возрасте. Ведь их место не здесь. Этот мир отталкивает их или наоборот. В конце концов тебя это тоже ждет. Ты как, не боишься? - Да. - Джейн всматривалась как зачарованная в лицо женщины. Пыталась понять ее, вжиться в сны, разыгрываемые в театре спящего мозга. - Нет. Не знаю. Кто она такая? - Ее зовут Элизабет. - Элизабет. - Джейн попробовала это имя на вкус, прислушалась к его странному звучанию. Она впервые в жизни видела чистокровного человека, не считая самой себя. - Похоже, что у нее была трудная жизнь. - А как могло быть иначе? - У окна на небольшом столике, рядом со стаканом, послужившим Инколоре пепельницей, и вазой с увядающими цветами, стояла карликовая сосна в глазурованном глиняном горшке. Инколоре подняла горшок, держа его на ладони. - Этому дереву более ста лет. Знаешь, как получают такие деревья? - Обматывают проволоку вокруг ствола, да? Ограничивают приток воды и питательных веществ из почвы. И еще подрезают. - Да. А ведь это всего лишь растение. Чтобы воспитать полукровку, нужно затратить труда много больше. Но мы - умелые садовники. Начинают с того, что мальчиков-полукровок поселяют с матерями в маленьких хижинах, в огороженном стеной поселке, специально построенном для них на одном из Южных островов, где вечное лето. Там чудные места, тебе бы понравилось. Жизнь там приятная. На холмах все время звучит смех. И материнская любовь, и сыновняя поощряются. Некоторые матери, правда, отказываются сотрудничать. Тогда их разлучают с мальчиками и посылают на те же заводы, куда отправили их дочерей. Но большинство - да что там, понятно. Богиня не дала им выбора. Они поневоле любят свою плоть и кровь. Они растят сыновей и стараются не думать о будущем. Но в саду есть еще служители, сказители, учителя, чья обязанность не дать детям забыть о благородном наследии их отцов. Подросших мальчиков наряжают в шелка и везут в гости к эльфийской родне. В отцовских домах у них есть личные слуги. Они впервые узнают вкус богатства. Им ни в чем не отказывают. Высокопоставленные родственники обращаются с ними с величайшей снисходительностью и очень надменно. Потом их снова одевают в грубую шерсть и возвращают в хижины. Такими средствами им придают нужную форму. Честолюбие поощряется. Зависть и ревность неизбежны. Когда они начинают взрослеть, их эльфийские кузины ложатся с ними в постель, учат светским манерам и презрительно обрывают на людях. Их отцы дают им понять, что они всего лишь незаконнорожденные, смешанной крови, что признаны они никогда не будут. Дело матерей - вытирать им слезы унижения. Как ты думаешь, чем это кончается? - Они начинают презирать своих матерей. - Вот именно. Пропустим несколько лет, можешь представить все сама. И вот самых лучших, самых удачно изуродованных метисов приглашают в Академию. Стать пилотом - это далеко превосходит их разумные ожидания и близко, очень близко к самым их безумным мечтам. Они ведь не знают, что для этого они с рождения и предназначались. Гонец вручает им приглашение далеко от хижин, в лесу, у ворот, которые на их памяти никогда не открывались. Тот, кого приглашают, должен отбыть немедленно. Он тут же должен выйти в эти ворота, не зайдя домой за плащом, за едой на дорогу. Не простившись, зная, что будет чувствовать его мать, он покидает ее без единого слова сожаления. Ему говорят, что он больше не увидит ее никогда. - И он ее предает, - сказала Джейн. - Он ее предает. - Но какой в этом смысл? - Они чувствуют вину, - сказала Инколоре. - Это такая редкость. Этому цены нет. Признаться, я сама здесь до конца не все понимаю, хотя состояние семейства Инколоре построено на этом. Но принцип тут простой. Предав свою кровь, юные воины чувствуют боль и вину предательства очень глубоко. Их верность другой половине крови, той, которая им осталась, несокрушима. А это весьма желательное качество для тех, кто имеет дело с такими опасными созданиями, как драконы, и должен дышать их вероломством каждый день. Изящным движением она поставила сосну на место. Джейн всматривалась в лицо женщины. Оно заслонило ей все и казалось большим и загадочным, как неизвестный континент. Она может заблудиться в нем, если не будет осторожна. - Куда она смотрит? Инколоре не успела ответить. Открылась дверь и вошел Горец. Увидев Джейн, он застыл на месте, взволнованный. В руке у него был большой букет. - Извините, я не знал... - начал он. И не договорив, изумленно спросил: - Как вы сюда попали? - Приветствую тебя, брат! - сказала Инколоре. - А-а-а! - Это был поч