которого отталкивающая, поведение враждебно. Теперь он и вовсе отказывается со мной разговаривать. Туннекис невозможен, просто невозможен. Я возле него сутками дежурил после операции. Вы дали мне задание, заранее понимая, что я с ним не справлюсь, не сумею провести психотерапию упрямого, несговорчивого пациента и произвести на О'Мару впечатление сотрудника, годного на высокий пост. Вы и все остальные показали мне, что чужаков тут у вас не жалуют. - Это не правда, - заметил Брейтвейт. - Мы все тут - чужаки, по крайней мере до тех пор, пока не узнаем друг друга получше. Лиорен, Ча Трат или я сам могли бы взяться за этого пациента, но вы сами сказали, что ни разу не лечили телепата и что вам это интересно. Вы сами попросили, чтобы вам поручили лечение этого пациента, вот я вам и поручил. - Но не испросили разрешения вашего шефа? - спросил Сердаль. - Это было ваше собственное решение, верно? - Да, - ответил Брейтвейт. - Как новый администратор госпиталя, О'Мара сейчас очень загружен всякой работой за пределами отделения. Вам это известно. Мне он велел принимать на себя полную ответственность за решения такого рода, что я и делаю. Вы хотите отказаться от пациента Туннекиса? Сердаль оторвал взгляд от тарелки и на миг задержал его на Брейтвейте. - Так вот вы чего хотите, Брейтвейт, - проворчал он, - вам не терпится увидеть мой провал? Но это не имеет значения. После нескольких дней, в течение которых я пытался подступиться к пациенту, я пришел к выводу о том, что он глуп, упрям, груб, отвратителен как личность и вообще - существо никчемное, которому мне не стоило уделять так много времени. Если бы этот случай поручил мне О'Мара, он бы тоже сделал это из желания завалить меня, как и все вы. И не стоит отрывать у меня время и оскорблять мой ум ложью. Вы - земляне, на это большие мастера. Ну а теперь вы наверняка помчитесь на своих длинных бесформенных ножищах к своему шефу, чтобы передать ему все, что я вам сказал, да еще и краски небось сгустите? Брейтвейт почувствовал, что заливается краской. Он открыл было рот, чтобы ответить Сердалю, но тут же закрыл, и при этом зубы его громко клацнули. Он всеми силами старался сдержаться. Если бы такую тираду выдал разозленный кельгианин - это бы еще куда ни шло, но Сердаль с самого начала производил на Брейтвейта впечатление холодного, самоуверенного, речистого дипломата, полностью владеющего своими эмоциями. После собеседования точно такое же мнение о Сердале составили остальные сотрудники отделения. Посему то, свидетелем чего сейчас был Брейтвейт, напоминало совершенно нехарактерную и потенциально опасную перемену в поведении, граничащую с откровенной паранойей, а может быть - и с ксенофобией. О таких внезапных и нетипичных изменениях личности Брейтвейт должен был по долгу службы сообщить О'Маре. Но он не хотел этого делать до тех пор, пока не выяснит причины нервного срыва Сердаля. - Доктор, - негромко проговорил Брейтвейт, - вы себя хорошо чувствуете? Сердаль не ответил. Он встал из-за стола и ушел. Брейтвейт, доедая обед, думал о том, что обратиться к Туннекису за разъяснениями ему не позволяет кодекс медицинской чести - это был пациент Сердаля, а Сердаль сейчас пребывал в таком расположении духа, что подобный ход со стороны Брейтвейта его только еще сильнее обидел бы. Кроме того, Брейтвейту были нужны сведения о Сердале, а не его пациенте, а такие сведения легче было добыть у третьей стороны. Старшую сестру-кельгианку звали Кульчет, она возглавляла сестринский персонал палаты для послеоперационных пациентов, в которой в боксе, призванном ограничивать телепатические излучения других пациентов, был размещен Туннекис. Учитывая то, к какому виду принадлежит Кульчет, Брейтвейт не стал тратить время на экивоки. - Старшая сестра, как самочувствие пациента Туннекиса? - осведомился Брейтвейт. - Я к вам не с обходом пришел, просто хотел узнать ваше мнение о пациенте. Как он - миролюбив, сговорчив? - Самочувствие пациента Туннекиса вполне удовлетворительно и соответствует прогнозу, - отвечала Кульчет, сердито ощетинившись. - Вот только никто из диагностов не оповестил меня о том, какой именно их прогноз. Относительно его сговорчивости могу сказать, что сотрудничает с медиками он только потому, что у него нет иного выбора. Он не миролюбив, и больше я ничего не скажу. Солгать кельгианка не могла, но могла отказаться разговаривать. Брейтвейт предпринял новую попытку. - Наш новый психолог пытался провести его психотерапию, - сказал он. - Что вы скажете о докторе Сердале? Шерсть Кульчет разбушевалась. - Эта... эта органическая черная дыра! - воскликнула она. - Шерсть у него не движется, он отвратителен, а эти его глаза... Он похож на чудовище из моих страшных детских снов... - Но наверняка, - прервал ее Брейтвейт, - вы давно переросли страшные детские сны? В особенности - здесь, где ночные кошмары встречаются вам на каждом шагу? - Все равно он мне не нравится, - буркнула Кульчет. - И моим медсестрам тоже. И мы будем очень рады, когда и Туннекис, и Сердаль покинут госпиталь. Больше старшая сестра, ничего сказать не пожелала, а когда Брейтвейт продолжил донимать ее вопросами, беседа перешла на личности - вернее, на его личность. Брейтвейт пришел к выводу о том, что у этой кельгианки мышление отнюдь не прямолинейное, а весьма изобретательное. О'Мара уже несколько часов работал в роскошном офисе администратора, когда к нему зашел Брейтвейт, внешне холодный и подтянутый, но явно взволнованный больше, чем обычно. - Насколько я помню, - изрек О'Мара, указав на ближайший стул, - предполагалось, что свои проблемы вы будете решать самостоятельно. Если вы наткнулись на такую, какую решить не в состоянии, я надеюсь, что она серьезна - это в ваших интересах. В чем она состоит? Но покороче. - Думаю, дело действительно серьезное, сэр, - ответил лейтенант. - Но скорее не получится. - Постарайтесь, - посоветовал ему О'Мара. - Сэр, - сказал Брейтвейт, - мы все понимаем, что вы ввели момент конкуренции в работу кандидатов на ваш пост. В связи с этим я прежде всего должен заверить вас в том, что ни в коем случае не пытался создать для Сердаля ситуацию выше его уровня компетентности либо вообще каким-то образом подсидеть его и вынудить сойти с дистанции. Это не в моем характере, и при всем уважении, сэр, должен вам сказать, что я не так уж сильно стремлюсь занять ваше место. - Стало быть, проблема - это Сердаль, - заключил О'Мара. - Вы находитесь в процессе ее решения? Лейтенант кивнул. - На мой взгляд, у Сердаля налицо признаки нарастания эмоционального расстройства, - сказал он. - В последние несколько дней у него отмечаются выраженные изменения личности и поведения, но это, хотя и бросилось мне в глаза первым делом, может быть только малой частью более серьезной проблемы. Теперь у меня есть основание полагать, что к ней имеет отношение прооперированный пациент Туннекис, который находится в стадии выздоровления и нуждается в психологической поддержке, а также некий член медицинского персонала госпиталя. Я также отмечаю субъективные изменения в собственном характере. Не проявляя откровенной несубординации, я более не ощущаю страха и даже уважения к начальству, в том числе и к вам, сэр. - Лейтенант, - сухо произнес О'Мара, - в течение многих лет я ждал, когда же вы это скажете. Продолжайте. - Сэр? - удивленно вздернул брови Брейтвейт, но быстро продолжал: - Я все еще пытаюсь, а может быть, только надеюсь, решить эту проблему самостоятельно, но мне потребуется сотрудничество заведующих отделениями, некоторых сотрудников этих отделений, а быть может, и помощь кое-кого из технического персонала. Мой статус не позволяет мне просить о такой помощи, вот почему я и пришел к вам. Но, признаюсь честно, сэр, я сам не уверен в том, что именно происходит, кроме того, что... О'Мара поднял руку: - Чья помощь вам нужна? - Прежде всего, - поспешно отвечал Брейтвейт, - диагностов Торннастора и Конвея, поскольку я думаю, что эта проблема вряд ли по плечу врачам со стандартным мышлением. То есть если проблема существует и если дело не в том, что я себя напрасно пугаю. Еще мне понадобится Старший врач Приликла для точного анализа эмоционального излучения личностей, вызывающих мое беспокойство, ну и, конечно, ваш опыт в области многовидовой психиатрии. В зависимости от развития ситуации, может быть, придется подключить и еще кого-то. - Это все? - с нескрываемой язвительностью осведомился О'Мара. - Вы неопровержимо уверены в том, что расстройство эмоциональной сферы отмечается у Сердаля, а не у вас? - Сэр, - отозвался Брейтвейт. - Дело очень серьезное. И вполне вероятно - срочное. О'Мара на миг задержал взгляд на Брейтвейте. Тот, не мигая, смотрел на него, что было крайне нетипично. - Расскажите мне, какого именно рода помощь вам требуется. Начните с меня. Брейтвейт облегченно вздохнул и торопливо проговорил: - Прежде всего мне бы хотелось попросить вас о том, чтобы вы открыли мне психопрофиль Сердаля, а еще лучше - чтобы вы обсудили со мной его содержание. На основании собеседования и в процессе нескольких последующих бесед с Сердалем у меня сложилось впечатление о том, что у него устойчивый, уравновешенный тип личности - ну разве что он немного себялюбив... - Хотите сказать - зазнайка, - уточнил О'Мара. - ...и мне казалось, что он без труда адаптируется к множеству представителей разных видов, - продолжал Брейтвейт. - За последние несколько дней, с тех пор, как я поручил ему пациента Туннекиса по его же собственной просьбе, у Сердаля начали отмечаться выраженные изменения как в профессиональной, так и в социальной манере. Налицо также и явные признаки прогрессирующей ксенофобии. Такое поведение совершенно нехарактерно в свете того, что мне известно о типе личности Сердаля. Я провел деликатные беседы и выяснил, что все те, с кем в последнее время контактировал Сердаль, также отмечают в его характере перемены к худшему. Некоторые и вообще невзлюбили его настолько, что с трудом заставляют себя с ним разговаривать, и у них тоже проявляются признаки ксенофобии, хотя и менее интенсивные. Я знаю, что психические нарушения не контагиозны, - быстро продолжал Брейтвейт, - независимо от того, кто является источником этой "инфекции" - пациент Туннекис или доктор Сердаль. Однако Туннекис в этой истории - единственный объединяющий фактор, поскольку перемены в поведении отмечаются только у доктора Сердаля и персонала послеоперационной палаты. Как бы ни нелепо звучала моя идея, первым делом следует исключить мысль о психическом инфицировании. Может быть, потом мне удастся ухватиться за какую-нибудь менее дурацкую соломинку. - Лейтенант вдохнул поглубже и продолжал: - У подобного поведения Сердаля может быть и совсем простое объяснение. Может быть, пациент Туннекис визуально напоминает кого-то или что-то, что в прошлом вызвало у Сердаля глубоко укоренившуюся фобию, а может быть, в процессе психотерапии пациент рассказал Сердалю что-то такое о себе, что спровоцировало эту резкую фобическую реакцию. Вот почему я хотел бы взглянуть на его психопрофиль. О'Мара кивнул, нажал несколько клавиш на компьютерной клавиатуре и развернул монитор так, чтобы дисплей был виден им обоим. - Двигайтесь поближе, лейтенант, - сказал он. - Чувствуйте себя как дома. Не подавая виду, О'Мара изучал информацию на дисплее с таким же пристальным интересом, как и Брейтвейт. Посмотрев психопрофиль Сердаля, лейтенант вздохнул, откинулся на спинку стула и покачал головой. О'Мара снизошел до едва заметного сочувствия. - Мне очень жаль, лейтенант, - сказал он, - но перед нами психопрофиль психически здорового, уравновешенного и начисто лишенного ксенофобических реакций существа. Брейтвейт снова покачал головой - на сей раз упрямо. - Но, сэр, сейчас психопрофиль Сердаля выглядит совсем не так. Вот почему мне хотелось бы, чтобы Приликла провел исследование эмоционального излучения всех, кто меня беспокоит, начиная с Сердаля и Туннекиса. Кроме того, мне хотелось бы подробно ознакомиться с тем, что за операция была проведена пациенту, и если процедура была такова, что могла вызвать нечто более серьезное, чем банальную послеоперационную депрессию, мне хотелось бы знать, почему мы не были об этом оповещены. Я выяснил, что операция была тонкая и что Торннастор и Конвей настояли на том, чтобы делали ее они сами. Я уверен: что-то всерьез не так, но что именно - пока не знаю. Двое наших лучших диагностов имеют обыкновение давать ответы на самые необычные вопросы. Может быть, они и теперь сумеют на них ответить, хотя бы для того, чтобы сказать мне, что я валяю дурака... - Он растерялся и на миг стал прежним, не уверенным в себе Брейтвейтом. - ...что вполне вероятно, - добавил он. - Возможно, лейтенант, а не вероятно, - уточнил О'Мара, развернул к себе монитор, нажал клавишу на панели коммуникатора и, когда ему ответили из приемной, распорядился: - Торннастора, Конвея и Приликлу быстро ко мне... Нет, погодите, сейчас я перефразирую... - Он еле слышно сказал Брейтвейту: - Проклятие, лейтенант, я все время забываю о том, что я теперь администратор и что мне надо обзавестись вежливостью и хорошими манерами, приличествующими этому посту. Прошу вас, - намного более мягко проговорил он в микрофон коммуникатора, - разыщите диагностов Торннастора и Конвея и Старшего врача Приликлу, свяжитесь с ними, передайте им мои наилучшие пожелания и попросите их как можно скорее зайти в кабинет администратора О'Мары. Брейтвейт улыбнулся. - Сэр, - отметил он, - у меня бы такой парафраз вряд ли получился лучше. О'Мара проигнорировал этот комплимент и сказал: - Вы уходить не вздумайте, лейтенант. Я вовсе не желаю пересказывать ваши подозрения этой троице и выглядеть полным идиотом. Понимаю, вы не знаете, что происходит, но пока они не пришли, вы должны объяснить мне, что вы обо всем этом думаете. Глава 28 На языке обитателей этой планеты она называлась "Керм", что, собственно, и означало как в письменной, так и в устной речи - "планета". Письменной и устной речью кермиане пользовались нечасто, но масштабы их телепатического излучения ограничивались общением с себе подобными. Это излучение они не распространяли на входящих с ними в контакт представителей видов, владеющих техникой для космических полетов, в том числе - и на служащих Корпуса Мониторов, которые, с согласия кермиан, разместили на их планете культурно-исследовательский центр. Согласие на его размещение кермиане дали, но настояли на том, чтобы он находился в необитаемой области. Дело в том, что особи этого вида на близком расстоянии улавливали мысли любых существ, и это вызывало у них постоянное, крайне неприятное нарушение психической устойчивости. В результате база пребывала в состоянии добровольного ментального карантина, и все общение с кермианами осуществлялось по звуковым и видеоканалам. Физиологическая классификация кермиан обозначалась аббревиатурой ВБГМ. Первая буква - "В" означала наличие телепатического дара у существ, во всем остальном обычных теплокровных кислорододышащих. Масса тела у кермианина равнялась приблизительно массе тела взрослого землянина, но только это, кроме, конечно, высокого развития интеллекта, у них и было общее. Внешне они напоминали огромных темно-коричневых слизней, которые передвигались с помощью разросшихся мышц нижней поверхности тела. На макушках у кермиан росли три коротких стебелька, каждый из которых заканчивался четырьмя пальцами. Они были начисто лишены природных средств нападения и защиты. Этот вид добрался до вершины древа эволюции исключительно за счет использования телепатического дара, который применяли как для того, чтобы избегать опасности, так и для того, чтобы ее создавать для их естественных врагов, дабы те, в свою очередь, избегали их. Будучи слишком слабыми для драк и слишком медлительными для бегства, кермиане научились управлять мышлением хищников, которые представляли для них непосредственную угрозу. Умели они и натравливать хищников друг на друга, и исчезать с мыслительной и сенсорной карты врагов. Со временем кермиане расширили границы своего влияния и стали заставлять былых врагов работать на них. Они сохраняли сбалансированную экологию, флору и фауну своей планеты и в конце концов взяли под свою защиту братьев своих меньших, с помощью которых достигли нынешнего уровня цивилизации. Диагност Конвей, излагавший краткий экскурс в историю кермианской культуры, на миг умолк и обвел взглядом О'Мару, Брейтвейта, Торннастора, Приликлу, после чего вновь посмотрел на О'Мару. Когда он заговорил вновь, в голосе его зазвучали озабоченные нотки. - Медицинская наука на Керме пребывает в зачаточном состоянии, - сказал он. - В тех случаях, когда возникают состояния, угрожающие жизни, тамошние доктора мало чем могут помочь пациентам, помимо ментального утешения. В телепатическом сообществе не может быть тайн между врачом и пациентом, а это означает не только невозможность утаить плохие новости, но и неизбежность ощущения врачом страданий пациента. В этом плане кермиане очень похожи на тельфиан ВТХМ. Как и у них, умирающий кермианин по доброй воле избирает отшельничество и уносит себя вместе со своей болью и страданиями за пределы телепатической достигаемости своих сородичей, дабы те не делили с ним ужасы предсмертной агонии. Когда офицер Корпуса Мониторов, возглавляющий командование базой на Керме, узнал о болезни Туннекиса, - продолжал Конвей, - он предложил ему лечение в Главном Госпитале Сектора. Пациент был полностью осведомлен о риске и о том, что многое нам придется узнавать от него уже в процессе операции. Состояние пациента было исключительно тяжелым, хотя и теперь, как и раньше, оно не угрожает его жизни. Однако состояние Туннекиса нельзя приравнять к страданиям кельгианина с отмершей шерстью. Как бы то ни было, операция прошла неудовлетворительно, и в данное время Туннекис нуждается в психологической помощи. Конечности Приликлы, возлежавшего в кресле, имеющем форму чаши, начали подрагивать в ответ на сильное эмоциональное излучение, сгустившееся в кабинете. Торннастор прочистил все свои глотки, издав при этом звук охрипшего охотничьего рога. - Администратор, - сказал тралтан, - Конвей слишком строг к себе. Он, а вернее - мы с ним - оперировали на совершенно неизведанной хирургической территории, не располагая абсолютно никакими знаниями об анатомии и обмене веществ пациента. По причинам религиозного и экологического свойства кермиане не позволяют чужакам физического вторжения в тела их покойников, не разрешают и обследовать кермианских животных. Будем надеяться на то, что со временем, на фоне расширения культурных контактов с жителями Керма, ситуация в этом плане изменится. Пока же мы были вынуждены получать знания непосредственно в процессе операции. Так что ситуация для Главного хирурга была далеко не идеальная. - Это все мне известно, - снова вступил в беседу Конвей, - но у меня такое ощущение, что я все здорово осложнил и в итоге, О'Мара, подкинул вашему отделению пациента с жесточайшим расстройством психики, дабы вы попробовали спасти то, что от нее осталось. Пациенту изначально было нечего терять, поэтому я счел риск приемлемым. Дрожание лапок Приликлы на миг усилилось, но утихло, как только Конвею удалось взять под контроль свои эмоции. Он продолжал: - Но почему вас интересуют подробности наших хирургических "подвигов", когда заботить должны только последствия операции для психики пациента? Меня эти последствия вовсе не радуют, поскольку, откровенно говоря, я не ведал, что творил. О'Мара быстро взглянул на Брейтвейта. - Это ваш пациент, лейтенант. Брейтвейт глубоко вдохнул и, ухитрившись сохранить уважительность, проговорил: - Сэр, именно потому, что и я не ведаю, что творю, я и попросил собрать этот консилиум. Я надеюсь, что хоть что-нибудь в общей клинической картине - не знаю, что - может подсказать путь к исследованию. - А когда не знаешь, что именно ищешь, - сказал Конвей, - приходится рассматривать все подряд. Верно? Брейтвейт еще и кивнуть толком не успел, а Конвей уже поднялся и быстро шагнул к большому настенному экрану напротив стола О'Мары. Он набрал комбинацию клавиш, и на экране возникло увеличенное во много раз изображение нидианина. - Медицинский архив, - проворчал нидианин. - Пациент Туннекис, - отрывисто проговорил Конвей. - Родина - планета Керм. Черепно-мозговая операция, уникальная методика, оперирующий хирург - диагност Конвей, ассистенты - диагност Торннастор и Старший врач Приликла, операционная сто двенадцать. Прокрутите всю операцию, кроме выхода из наркоза и перевода в послеоперационную палату. - Сэр, - возразил нидианин, - этот материал помечен вами как сверхсекретный. Его можно открывать только для членов операционной бригады и ни в коем случае нельзя использовать в обучающих целях и для просмотра посторонними лицами. Вы хотите снять эти ограничения. - Естественно, - ответил Конвей. - Но мне бы хотелось, чтобы запись передавалась только сюда. Включайте. На большом экране тут же возникло четкое, яркое изображение операционной номер сто двенадцать. Пациент Туннекис лежал на столе, привязанный к нему крепкими ремнями. Голова кермианина была покрыта колпаком, который заодно служил опорой для сканера с постоянным фокусом, наведенного на область чуть выше закрытых глаз. Из одного уха пациента торчала короткая полая трубочка для введения зонда, а над операционным полем был подвешен двусторонний видеоэкран. Ниже экрана, с той стороны, где расположился Конвей, был установлен небольшой, прочно закрепленный пульт дистанционного управления зондами. Торннастор и Конвей склонились над пациентом, а Приликла, еле заметно шевеля крылышками, завис над ними. - Данный пациент, - произнесла экранная версия Конвея, бросив кратчайший из возможных взглядов в сторону видеозаписывающего оборудования, - был единственным пассажиром небольшого автоматизированного наземного транспортного средства, в которое случайно попал разряд молнии. Система безопасности автомобиля заземлила разряд через наружную обшивку автомобиля, поэтому пациент не был травмирован. Однако через несколько часов после этого у пациента наступило прогрессирующее ухудшение телепатической функции, а через пять дней он стал телепатически глух и нем. Хирургические вмешательства для ликвидации подобной дисфункции на родине пациента не производятся, не производятся они и нигде в Галактической Федерации, но нас попросили о помощи. Пациент готов? - Да, друг Конвей, - сказал Приликла. - Уровень эмоционального излучения характерен для глубокого наркотического сна. Конвей кивнул, и изображение на настенном экране разделилось на две части. На первой из них была видна голова пациента крупным планом и пальцы Конвея, осторожно вводящие трубочку в ушную раковину Туннекиса, на второй - изображение с экрана сканера. - Вместо того чтобы вскрывать черепную коробку и добираться до поврежденного участка через ткани головного мозга, о сенсорных функциях которых мы не имеем ни малейшего представления, - продолжал Конвей, - мы приблизимся к операционному полю через существующий канал - в данном случае через одно из двух слуховых отверстий. В результате может возникнуть односторонняя аудиоглухота, однако этого можно и избежать, поскольку процедура восстановления структуры внутреннего уха намного более проста, чем процедура, к которой мы сейчас приступаем. Увеличить изображение в шесть раз. Вхожу... Пальцы Конвея осторожно вставили тоненькую трубочку в ухо кермианина, но смотрел он на увеличенное изображение, где трубочка казалась куском водопроводной трубы со сглаженными краями, который рывками проталкивали в сужающийся туннель из живой плоти. - Ближе к месту операции мы не можем подобраться без риска причинить пациенту тяжелые повреждения, - наконец объявил Конвей. - Теперь начнем вводить инструменты. В трубочку было вставлено несколько проводков, которые выглядели тонкими даже при большом увеличении. Один из проводков был крошечным световодом с высокой яркостью, к другому крепился круговой видеодатчик, к остальным - разнообразные режущие и хватательные инструменты почти микроскопических размеров. Проводки тянулись из прозрачной коробки, внутри которой располагалась пара металлических операционных перчаток. Медленно и осторожно Конвей отнял руки от проводков и просунул их в перчатки. - Увеличение повысить до двухсот раз, - распорядился он. - Скорость движения инструментов понизить на пятнадцать процентов. Даже самые мелкие движения кистей рук и пальцев Конвея за счет искусственного замедления выглядели неуклюжими, плохо скоординированными конвульсивными подергиваниями. - Понизить скорость движения до ста пятидесяти, - сказал он. Движение зонда с режущей головкой стало более плавным и уверенным. Он преодолел барабанную перепонку и проник в лежащие за ней ткани. За ним в узкий коридор устремились световод, крошечный видеодатчик и инструменты для взятия тканей и жидкостей для анализа. В прорытом Конвеем туннеле стало тесновато. - Отмечается незначительное повреждение коллатеральных тканей, - проговорил Торннастор. - Однако малые размеры инструментов сводят его к минимуму и делают приемлемым. - Это новая территория, - негромко отозвался Конвей. - И мы не знаем, что здесь приемлемо. Ага, мы у цели. Раздвоенная картинка на экране сменилась сильно увеличенным изображением с головки видеодатчика, зонд с которым, казалось, перемещался по лабиринту связанных между собой и полузатопленных пещер. В ярком свете были видны их причудливо изогнутые стенки - розовые с желтоватыми прожилками, поросшие чем-то наподобие странных растений, плотные пучки стебельков кое-где были увенчаны кристаллическими цветами - от бледно-голубых до темно-красных, почти черных. Большинство стебельков были пусты, а на некоторых кристаллики цветов были обломаны, отчего они выглядели деформированными. Крошечные обломки кристаллов покачивались в жидкости на дне "пещер", волнуемой продвигавшимися инструментами. - Мне понадобится проба жидкости для анализа, - сказал Торннастор. - А также образцы этих плавающих обломков - по всей видимости, это обломки кристаллической ткани. Неплохо было бы также взять и несколько целых кристалликов, если вам удастся отделить их от стебельков. И сами стебельки с целыми цветами мне тоже нужны. - Хорошо, - сказал Конвей. - Увеличить изображение до двухсот раз. С помощью соответствующих инструментов было забрано микроскопическое количество жидкости, содержащей обломки кристалликов. Затем резак и щипчики, похожие на гигантские наземные машины, принялись собирать необходимые патофизиологу стебельки и кристаллические цветы. - Для анализатора достаточно, - сказал Торннастор. - Однако жидкость представляет собой не просто физиологический раствор. На анализ уйдет некоторое время. - Я чувствую твою тревогу, друг Конвей, - прозвучал голос Приликлы, - но она неоправданна. Эмоциональный статус пациента остается неизменным даже на подсознательном уровне, а это самый точный индикатор в тех случаях, когда что-то идет не так, как надо. Инвазивная процедура настолько тонка, что, на мой взгляд, пациент ничего не почувствовал бы, даже если бы не был под наркозом. Раздался еле слышный шелестящий звук - видимо, это Конвей облегченно вздохнул. Затем он сказал: - Спасибо за поддержку, маленький друг. Видимо, ты почувствовал, что я в ней нуждаюсь. Но сейчас мы видим перед собой органический телепатический приемник-передатчик, который поврежден и бездействует. А я в школе даже портативный радиоприемник собрать не мог. Торннастор, оторвав один из своих глаз от анализатора, нарушил затянувшуюся паузу. - Интересно, - глубокомысленно изрек он. - Жидкость представляет собой сложный раствор металлических солей, в основном - солей меди, с небольшой примесью других минералов, точное процентное содержание которых еще предстоит установить. Впечатление такое, что кристаллы, обладающие едва заметной радиоактивностью, растут в жидкости и присоединяются к пучкам стебельков только тогда, когда достигают окончательной степени роста. Стебельки, помимо того, что они имеют чашеподобные углубления для присоединения кристаллов на кончиках, служат защитным покровом для нервной сети головного мозга. Но в принципе в основном они служат для закрепления и поддержки кристаллов. Жидкость мы можем репродуцировать, - продолжал Торннастор, - затем можем поместить в нее фрагменты поврежденных кристаллов, вырастить их и облучить соответствующей дозой радиации. Патофизиолог Мерчисон наблюдает за параллельным анализатором в лаборатории и говорит мне о том, что кристаллы формируются настолько быстро, что этот процесс можно завершить в течение часа. За это время мы можем перекусить. - Что? - ошарашенно вопросил Конвей. - Друг Торннастор - массивное существо, нуждающееся в частом потреблении энергии, - заметил Приликла, - но сейчас он просто пытается снять эмоциональное напряжение шуткой. Изображение телепатического органа Туннекиса на экране оставалось неизменным, а разговор хирурга и патофизиолога приобрел такую терминологическую плотность, что О'Мара, как ни силился, не в состоянии был уловить его смысл даже двумя своими разумами. Он очень обрадовался, когда вновь выращенные кристаллы в среде роста были доставлены в операционную и путем медленной инъекции были введены в церебральную жидкость. И тут даже О'Маре стало ясно, что возникли проблемы. Свежевыращенные кристаллы упорно отказывались присоединяться к стебелькам. Конвей увеличил изображение в несколько раз и, обливаясь потом и стараясь работать как можно более аккуратно и точно, пытался захватывать кристаллики и подсоединять их к стеблям - увы, тщетно. Эмоциональное излучение в операционной стало настолько интенсивным, что Приликла, дрожа всем телом, был вынужден опуститься и сесть. Наконец Конвей покачал головой, овладел собой настолько, что эмпат перестал дрожать, и оторвал взгляд от операционного экрана. - Чашечки-рецепторы на концах стебельков по размеру и форме соответствуют нововыращенным кристаллам, - сказал он негромко, - а это означает, что либо выращивание кристаллов прошло не так, как нужно, либо была ошибочно составлена среда для их роста, либо имело место и то, и другое. Поэтому кристаллы либо отторгаются, либо пока не готовы присоединиться к стебелькам. Я надеюсь - вернее, я проявляю безнадежный оптимизм и хочу верить, что дело в последнем и просто должно пройти какое-то время для того, чтобы процесс присоединения начался. В свете вышесказанного, и если ни у кого нет других идей, я предлагаю немедленно закончить операцию в надежде на то, что пациент выздоровеет сам, как это часто бывает. Конвей отключил настенный экран. В кабинете О'Мары воцарилась мертвенная тишина. Конвей развернулся к собравшимся. - Дальше там только окончание операции и мои общие инструкции медперсоналу послеоперационной палаты, - сказал он. - Честно говоря, мне не очень-то по душе слушать, как я приношу извинения. Пациент Туннекис не выздоровел. Мало того - его эмоциональное состояние требует помощи психиатра. Он попал в медицинское учреждение, славящееся тем, что здесь делают невозможное возможным, но увы, это не всегда получается. Боюсь, пациент Туннекис как был, так и остался телепатически глухонемым. Конвей молча сел. Торннастор и Приликла молчали. О'Мара был потрясен до глубины души и очень порадовался тому, что молчание нарушил обычно сдержанный и немногословный лейтенант Брейтвейт. - Диагност Конвей, - проговорил он очень вежливо, - я с вами совершенно не согласен. Глава 29 Конвей, Торннастор, Приликла и О'Мара устремили на лейтенанта взгляд сразу десяти глаз, а Брейтвейт неотрывно смотрел на Конвея. Не дав тому опомниться, он продолжал: - Есть основания предполагать, что ваш пациент установил некую форму проективного телепатического контакта с представителями целого ряда видов, а в особенности - с медперсоналом, который участвует в его лечении и уходе за ним. Насколько я могу судить о том, что они рассказывают о разговорах с пациентом, ни Туннекис, ни они не понимают, что происходит. Конвей бросил взгляд на О'Мару и снова посмотрел на Брейтвейта. Он улыбнулся и спросил: - Ваш шеф ознакомил вас с явлением, которое мы именуем "мозговым зудом", лейтенант? Это очень редкое состояние, но мне самому довелось испытать его несколько раз при контакте с телепатами. Это временное раздражение, не наносящее вреда ни здоровью, ни психике. Брейтвейт кивнул: - Мне известно об этом явлении, сэр. Такое происходит, когда особь вида, не обладающего телепатией, но хранящего в себе телепатические гены далеких предков, которые впоследствии выработали речь и слух, получает сигнал, который ее атрофированный телепатический орган не в состоянии обработать. В результате если такие особи что-то и ощущают, то их ощущения выражаются в виде нелокализованного покалывания в ушах. Изредка, как это произошло с вами, на несколько секунд запечатлевается полная телепатическая картина. Эффект телепатического воздействия Туннекиса более глубок и, на мой взгляд, опасен. Хочу спросить у вас, - продолжал Брейтвейт, взглянув на Приликлу и Торннастора и снова вернувшись взглядом к Конвею, - с тех пор, как вы прооперировали Туннекиса, не отмечали ли вы у себя каких-нибудь нехарактерных изменений поведения и мышления - пусть даже самых незначительных? Не ощущает ли кто-либо из вас непривычного раздражения в отношении коллег или подчиненных, принадлежащих к другим видам? Не обеспокоены ли вы тем, что они могут принести вам вред? Не возникает ли у вас желания, чтобы с вами работали сотрудники одного вида с вами, а не орда страшных чужаков, которые... - Проклятие, лейтенант, - вмешался Конвей. Он сильно покраснел. - Уж не заподозрили ли вы ксенофобию у нас? - У сотрудников вашего уровня, с огромным опытом в многовидовой медицине и большой продолжительностью работы в госпитале, ксенофобия маловероятна, - спокойно отозвался Брейтвейт. - Однако эту возможность нельзя исключить. Конвей не успел ответить. В беседу вступил Приликла. - Друг Брейтвейт, пять источников эмоционального излучения в этом кабинете не излучают ксенофобии теперь, не излучали и в прошлом. А вы теперь ощущаете облегчение. Почему? - Потому, - ответил лейтенант, - что я боялся, что вы инфицированы, загрязнены, попали под влияние - не знаю, каким словом лучше назвать этот телепатический контагион, - в то время, как оперировали Туннекиса. Именно это произошло с доктором Сердалем за время проведения сеансов психотерапии этому пациенту. Вероятно, определяющим фактором тут служит длительность контакта, и этим может объясняться тот факт, почему доктор Сердаль, по роду своих обязанностей часто посещающий Туннекиса, в данный момент сильнее всех поражен этим состоянием. Симптомы у медсестер, загруженных другой работой и не имеющих времени подолгу беседовать с Туннекисом, менее выражены. - Доктор Сердаль, - сказал О'Мара прежде, чем кто-либо поинтересовался, кто это такой, - талантливый психолог и кандидат на мой пост. Однако я должен признаться, что он вряд ли произведет на меня хорошее впечатление, если так скоро станет пациентом моего отделения. Конвей улыбнулся, а Торннастор постучал ногой по полу в знак признательности О'Маре за его попытку смягчить атмосферу консилиума. Но Приликлу снова забило, как в ознобе. Такой медленный, беспорядочный тремор указывал на то, что цинрусскиец собирается изречь нечто такое, что может вызвать неприятную эмоциональную реакцию у окружающих, которую ему придется принять на себя. - Друг Брейтвейт, - проговорил Приликла растерянно, - ты учел такую вероятность, что состояние доктора Сердаля может исходить от него самого? Что эмоциональное напряжение, связанное с соисканием высокого поста в окружении большого числа странных и, быть может, пугающих существ, сказалось на его уравновешенном характере? Если это так, то не кажется ли тебе, что твоя ксенофобическая гипотеза, при всем моем уважении, в корне неверна? - Я учел такую вероятность, доктор Приликла, - ответил лейтенант, - и отбросил ее. Но я был бы чрезвычайно рад и испытал бы огромное облегчение, если бы кто-то из вас доказал мне, что я ошибаюсь. Приликла издал мелодичную трель - цинрусскийский эквивалент смеха и сказал: - В таком случае я был бы очень рад порадовать тебя, друг Брейтвейт. Но как именно я мог бы доказать, что ты ошибаешься? Лейтенант объяснил Приликле, чего хотел бы от него, затем изложил свои пожелания Конвею и Торннастору. К удовольствию О'Мары, Брейтвейт держался с тремя представителями медицинской элиты госпиталя вежливо, но без малейшего подобострастия. Несколько минут после того, как врачи покинули кабинет О'Мары, Главный психолог молчал. - Может быть, - сказал он наконец, - вы и не до конца понимаете, что делаете, лейтенант, но получается это у вас совсем неплохо. Ну что ж, теперь, когда вы отдали распоряжения троим нашим корифеям, может быть, и мне работенку подыщете? - Я был бы благодарен вам, сэр, за любую помощь и поддержку, сэр, - сказал Брейтвейт. - Или инструкции. Если вам удобно, мне бы хотелось, чтобы мы с вами вместе поговорили с персоналом палаты, где лежит Туннекис. - А если я, как и Приликла, только менее тактично, скажу вам, что вы ошибаетесь, и посоветую вам отказаться от нынешней линии исследования - что тогда? - В определенных обстоятельствах, - уклончиво ответил Брейтвейт, - может помочь и отрицательный совет. - Дипломат, - произнес О'Мара таким тоном, словно это было ругательное слово. Он быстро окинул взглядом свой роскошный кабинет, за прозрачной стеной которого у компьютеров упоенно трудились несколько секретарей. - Если вам в конце концов случится стать хозяином этого кабинета, лейтенант, вам тут понравится. Как только улягутся первые страхи и вы поймете, что можете быть вежливы, когда пожелаете, а не потому, что вам надо ублажать других, вы сможете отлично пользоваться дипломатической смазкой для того, чтобы в госпитале все шло, как по маслу. Я на это не способен, и потому мне всегда лучше где угодно, только не здесь. - О'Мара резко поднялся, обошел огромный стол, остановился рядом с Брейтвейтом и добавил: - Ваше шоу продолжается. Вперед, лейтенант. Старшая сестра послеоперационной палаты Валлешни в этот день не дежурила, а это означало, что получив ее согласие на визит в ее комнату, Брейтвейт и О'Мара должны были облачиться в защитные костюмы. Хлородышащая илленсианка у себя дома, напротив, наслаждалась свободой пребывания в родной стихии. Разговор носил личный характер, поэтому хотя бы один из гостей непременно должен был смотреть на Валлешни, что было, мягко говоря, нелегко. Приветствовав медсестру коротким кивком, О'Мара сосредоточил свое внимание на пучке какого-то чахлого, маслянистого декоративного растения, висевшего на стене. Вероятно, для илленсианки это растение было красивым и благоуханным. Разговор повел Брейтвейт. - Я, было, подумала, - хмыкнула илленсианка после того, как Бр