ет... там... "К", двойное "К"! - ответил нотариус, задыхаясь от волнения. При этих словах дядюшка Антифер и Замбуко мгновенно обернулись. - "К"... двойное "К"?.. - вскричали они в один голос. - Да! Да! - Где? И они стали искать взглядом скалу, на которой Бен-Омар увидел монограмму Камильк-паши. Ничего... Они не видят ничего! - Да где же она, осел вы этакий? - спросил малуинец в гневе и тревоге. - Там! - повторил нотариус в последний раз. И он указал на Трегомена, который стоял к нему вполоборота, пожимая плечами. - Смотрите!.. На его спине! - закричал Бен-Омар. Действительно, на куртке Жильдаса Трегомена ясно отпечаталось двойное "К". Несомненно, на скале, к которой он прислонился, была выгравирована монограмма, и очертания ее запечатлелись на спине почтенного лодочника. Дядюшка Антифер подбежал к нему, схватил за руку и заставил вернуться к тому месту, где он сидел. Все последовали за ними и через минуту стояли уже перед скалой с отчетливо проступавшей у ее основания долгожданной монограммой. Жильдас Трегомен не только прислонился к скале, помеченной двойным "К", но, оказывается, еще и сидел на том самом месте, где были зарыты сокровища. Никто не произнес ни слова. Все принялись за дело. Работа предстояла тяжелая, так как не было ни заступа, ни мотыги. Помогут ли простые ножи, если придется прорывать скалистую породу? Да, когда ломают ногти и не жалеют рук, помогают и ножи!.. К счастью, выветрившиеся от времени камни поддавались довольно легко. Час работы - и бочонки будут отрыты... Останется только перенести их в лагерь, потом переправить в Маюмбу... Конечно, транспортировка не обойдется без трудностей. Главное - не возбудить подозрений... Но сейчас не до того. Прежде всего-сокровища! Вырыть сокровища из могилы, где они покоятся уже добрую треть века, а там видно будет... Дядюшка Антифер работал окровавленными руками. Он никому не уступил бы радости первому коснуться обручей на этих драгоценных бочонках! - Наконец-то! - воскликнул он в тот момент, когда его нож ударился о металлическую поверхность. Но какой вслед за тем он издал крик! Боже всемогущий! Это не был крик радости; изумление, оцепенение, ужас отразились на его внезапно побледневшем лице... В яме вместо указанных в завещании Камильк-паши бочонков оказалась всего лишь железная шкатулка, подобная той, какую нашли на первом острове. - Опять! - не удержался от возгласа Жюэль. - Это просто мистификация, и ничего больше! - пробормотал Жильдас Трегомен. Шкатулка была вынута из ямы, и дядюшка Антифер с яростью ее открыл... Там хранился документ - пожелтевший от времени пергамент; Антифер громко прочел начертанные на нем строки: - "Третий остров - на пятнадцати градусах одиннадцати минутах восточной долготы. Сонаследники Антифер и Замбуко должны передать долготу в присутствии нотариуса Бен-Омара эсквайру [одно из низших дворянских званий в Англии] Тиркомелю в Эдинбурге, в Шотландии, которому известна широта третьего острова". Значит, ни на одном из этих островков в бухте Маюмба сокровища не были зарыты!.. Значит, их надо искать в другой точке земного шара, присоединив эту новую долготу к широте, хранящейся у вышеназванного Тиркомеля из Эдинбурга!.. Значит, уже не вдвоем, а втроем они будут делить наследство Камильк-паши! - Кто знает, - воскликнул Жюэль, - не пошлют ли нас с этого третьего островка еще на двадцать других... на сто других?.. Ах, дядя, неужели вы будете таким упрямцем... таким... простаком, что объедете весь свет?.. - Не говоря уж о том, - добавил Жильдас Трегомен, - что если Камильк-паша считал своих наследников сотнями, то стоит ли его наследство таких мытарств? Антифер взглянул исподлобья на друга и племянника, стиснул зубы с такой силой, что сломал чубук, и произнес: - Молчать!.. Это еще не конец! И он прочитал последние строки документа: - "А сейчас в награду за труды и в возмещение убытков каждый сонаследник возьмет себе по алмазу, которые находятся в этом ящике; стоимость этих двух камней ничтожна по сравнению с теми драгоценностями, которые они получат впоследствии". Замбуко бросился к шкатулке и вырвал ее из рук дядюшки Антифера. - Алмазы! - закричал он. И действительно, там было два великолепных кабошона [неграненый драгоценный камень], каждый из которых стоил - а банкир понимал в этом толк - не меньше ста тысяч франков. - Хоть что-нибудь! - сказал банкир, беря один алмаз и оставляя другой своему сонаследнику. - Капля в море! - ответил дядюшка Антифер, засунув камень в жилетный карман, а документ - в карман своей куртки. - Э!.. Э!.. - заметил Трегомен, покачивая головой. - Это серьезнее, чем я думал!.. Посмотрим, посмотрим!.. Жюэль только пожал плечами. А Саук? Тот кусал себе кулаки при мысли, что никогда больше ему не представится такого благоприятного случая! Что же касается Бен-Омара, не получившего на свою долю даже крохотного бриллиантика, хотя это последнее письмо опять возлагало на него посредничество, то он застыл с вытянутым лицом, с опустившимися руками, негнущимися коленями, напоминая наполовину опустошенный мешок, который вот-вот повалится набок. Правда, Саук и он находились теперь в лучших условиях, чем раньше: во-первых, покидая Сен-Мало, они не знали, что едут в Маскат; во-вторых, покидая Маскат, они не знали, что направятся в Лоанго. Дядюшка Антифер, не сдержав на этот раз своего порыва, неосторожно выдал тайну, которую должен был свято хранить. Все слышали новое определение: пятнадцать градусов одиннадцать минут восточной долготы... Все слышали имя эсквайра Тиркомеля, живущего в Эдинбурге, в Шотландии... Можно не сомневаться, что Саук, не полагаясь на Бен-Омара, хорошо запомнил эти цифры и этот адрес, чтобы при первой же возможности записать их в свою книжку. Так что дядюшке Антиферу и банкиру Замбуко теперь уже нельзя терять из виду ни нотариуса, ни его усатого клерка; а то как бы они не опередили сонаследников во второй столице Великобритании! Разумеется, можно было допустить, что Саук, не зная французского языка, ничего не понял, но если даже и так, то Бен-Омар все равно откроет ему тайну. Впрочем, Жюэль успел заметить, что Назим даже не постарался скрыть чувство удовлетворенного любопытства, когда цифры долготы и имя Тиркомеля сорвались так неосторожно с уст дядюшки Антифера. Но, в конце концов, не все ли равно! Не подчиняться же в третий раз посмертным фантазиям Камильк-паши?.. По мнению Жюэля, это было бы по меньшей мере бессмысленно. Теперь нужно было только вернуться в Лоанго и воспользоваться первым проходящим судном, чтобы поскорее попасть в славный город Сен-Мало. Такое разумное и логичное предложение Жюэль и сделал своему дяде. - Никогда! - ответил Антифер. - Паша посылает нас в Шотландию - мы поедем в Шотландию! И если бы я должен был посвятить остаток дней своих поискам... - Моя сестра Талисма так горячо любит вас, что согласится ждать... хоть десять лет! - добавил банкир. "Черт возьми! - подумал Жильдас Трегомен. - К тому времени барышне будет под шестьдесят!" Но дядюшка Антифер не терпел беспредметных разговоров. Он уже принял решение. Он не прекратит погони за сокровищами. А между тем наследство богатого египтянина благодаря появлению господина Тиркомеля делилось теперь не на две, а на три части... На долю каждого сонаследника придется только по одной трети... Ну что ж, Эногат выйдет замуж за графа, а Жюэль женится на графине! ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, в которой дядюшка Антифер и его спутники слушают без всякого удовольствия проповедь преподобного Тиркомеля - Да, братья мои, да, сестры мои, обладание богатством неизбежно ведет к злодеяниям и преступлениям! Богатство - это главная, чтобы не сказать единственная, причина всех зол в нашем бренном мире! Жажда золота влечет за собой потерю душевного равновесия! Вы только представьте себе общество, где не будет ни богатых, ни бедных!.. От скольких несчастий, страданий, неурядиц, бедствий, треволнений, болезней, скорбей, печалей, мучений, разорений, опустошений, крушений, забот, тревог, невзгод, катастроф и всяческих пагуб было бы избавлено человечество! Красноречивый пастор достиг предела красноречия, нагромождая один синоним [слова, разные по звуковой форме, но тождественные или очень близкие по значению] на другой, которых ему все же не хватало, чтобы дать исчерпывающее представление обо всех земных горестях. Он мог бы влить еще немало других синонимов в этот бурный словесный поток, который он низвергал с высоты своей кафедры на головы слушателей. Но надо отдать ему должное - он сумел ограничить свою способность говорить легко и долго. Это происходило вечером 25 июня в церкви Престола Господня, которую позже частично разрушили, чтобы расширить перекресток на Гай-стрит. Преподобный Тиркомель, представитель "свободной шотландской церкви", произносил свою проповедь перед аудиторией, явно подавленной этими тяжеловесными периодами. Можно было подумать, что после такой проповеди все верующие тут же кинутся к своим несгораемым шкафам и бросят все содержащиеся в них ценности в воды залива Ферт-оф-Форт, омывающего северные берега Мидлотиана, того самого знаменитого графства, столицей которого выпала честь служить городу Эдинбургу, по праву называемому Северными Афинами [Афины - город в Древней Греции, прославившийся высоким развитием наук, искусств и ремесел; Эдинбург, культурный центр Шотландии, называли Северными Афинами]. Вот уже битый час, как почтенный пастырь неутомимо наставлял паству своего прихода [определенный участок, обслуживаемый церковью]. Казалось, он не устанет говорить и его не устанут слушать. Благодаря этому проповеди не предвиделось конца. - Братья и сестры, - продолжал преподобный Тиркомель, - евангелие гласит: "Блаженны нищие духом". Вот глубокая аксиома, смысл которой дурные насмешники, столь же неверующие, сколь и невежественные, всячески стараются извратить. Нет! Здесь говорится не о тех, кто "беден умом", то есть не о глупцах, а о тех, кто сами себя делают нищими в душе и презирают мерзкие богатства - главный источник бед и зол в современном обществе. Поэтому евангелие призывает вас относиться к богатству с презрением и пренебрежением, и если, к несчастью, вы обременены благами мира сего, если в ваших сундуках скопились деньги, если к вам пригоршнями прибывает золото, сестры мои... При таком сильном образе женская половина этой внимательной аудитории задрожала под своими мантильями. - ...Если бриллианты, драгоценные камни прилипают к вашим шеям, к вашим рукам и пальцам, как зловредная сыпь, если вы из тех, кого называют счастливицами, то я вам говорю, я, - вы несчастны, и добавлю: вашу болезнь надо лечить самыми сильными средствами, вплоть до огня и железа! Слушатели затрепетали; некоторым уже мерещилось, что проповедник вонзает хирургический нож в их отверстые раны. Единственный оригинальный способ лечения, который преподобный Тиркомель рекомендовал несчастным людям, обремененным состоянием, заключался в том, чтобы избавиться от него физически, то есть уничтожить все богатства. Он не говорил: "Раздайте ваше богатство бедным! Уступите его тем, у кого ничего нет!" Напротив! Он хотел бы начисто истребить золото, алмазы, деньги, акции промышленных и торговых предприятий. Он требовал полного уничтожения богатств, хотя бы для этого их нужно было сжечь или выбросить в море. Чтобы понять непримиримость этой доктрины [учение; научная или философская теория, религиозные принципы и т.п.], надо знать, к какой религиозной секте принадлежал неистовый эсквайр Тиркомель. Шотландия, разделенная на тысячу приходов, объединяется в административном и религиозном отношении церковными сессиями, синодом [учреждение, ведающее церковными делами] и верховным судом. Как и во всем Соединенном Королевстве, в Шотландии существует веротерпимость. Кроме этого внушительного количества приходов, здесь насчитывается еще полторы тысячи церквей, принадлежащих диссидентам [несогласные, инакомыслящие; в Англии так называют сторонников различных вероучений, отступающих от догматов господствующей церкви], каково бы ни было их название: католики, баптисты, методисты и т.д. Из этих полутора тысяч церквей больше половины принадлежит "Свободной шотландской церкви" - "Free Church of Scotland", которая двадцать лет назад [т.е. в 70-х годах XIX века] открыто порвала с пресвитерианской церковью [пресвитерианская церковь (иначе - протестантская) возникла в Англии в XVI веке и заняла господствующее положение; пресвитериане отвергают власть епископа и признают исключительно пресвитера (священника) как служителя культа] Великобритании. По какой причине? Единственно потому, что находила ее недостаточно насыщенной истинно кальвинистским [от слова "кальвинизм", обозначающего одно из протестантских вероучений, основателем которого был Жан Кальвин (1509-1564)] духом, иначе говоря - недостаточно пуританской [пуритане - последователи одной из сект английской протестантской церкви; пуритане выступали против роскоши в быту, запрещали театральные зрелища, призывали к строжайшему соблюдению религиозных обрядов и т.п.; так как вероучение пуритан всегда расходилось с их истинным поведением, пуританами обычно называют людей, отличающихся строгой, но главным образом показной нравственностью]. И вот преподобный Тиркомель как раз и проповедовал от имени самой суровой из этих сект, не допускавшей никаких компромиссов в отношении моральных устоев. Он считал, что бог, доверив ему свои громы небесные, послал его на землю, дабы разить всех богачей или, по крайней мере, их богатства! И преподобный действительно старался преуспеть на этом поприще. Это был человек одержимый, одинаково суровый и к себе и к другим. Лет пятидесяти, высокий, худощавый, с изможденным лицом, лишенным всякой растительности, пламенным взглядом, с видом апостола и проникновенным голосом брата-проповедника - таков был эсквайр Тиркомель. Окружающие считали его подвижником, действующим по наитию свыше. Однако, если верующие и сбегались на его проповеди, если они и слушали его с волнением, все же нет никаких свидетельств в пользу того, что ему удалось привлечь хотя бы небольшое число прозелитов [новые приверженцы какого-нибудь учения], которые решились бы применить его доктрины на практике путем полного отречения от земных благ. А потому преподобный Тиркомель удваивал свое усердие, собирая над головами слушателей заряженные электричеством тучи, из которых низвергались молнии его красноречия. Проповедник продолжал говорить. Тропы, метафоры, антонимы, эпифонемы [термины, принятые в поэтике; тропы - всякие образные выражения; метафоры - образные слова или выражения, употребляемые в переносном смысле; антонимы - противопоставления, слова, противоположные по значению; эпифонемы - обращения, имеющие назидательный смысл], создаваемые его пылким воображением, сыпались как из рога изобилия и нагромождались друг на друга с беспримерной смелостью. Но если головы и склонялись, то карманы, по-видимому, не испытывали никакого желания освободиться от своего содержимого и утопить его в водах залива Ферт-оф-Форт. Несомненно, прихожане, наполнившие церковь Престола Господня, не проронили ни слова из проповеди этого воинствующего фанатика, и если они не спешили сообразовать свои поступки с его доктриной, то происходило это не по причине их непонятливости. Из числа слушателей следует, однако, исключить пятерых людей, не понимавших по-английски. Они остались бы в полном неведении относительно темы проповеди, если бы шестой человек из их группы не перевел им впоследствии на прекрасный французский язык ужасные истины, которые в виде евангелического ливня низвергались с высоты кафедры. Вряд ли стоит прибавлять, что это были дядюшка Антифер и банкир Замбуко, нотариус Бен-Омар и Саук, Жильдас Трегомен и молодой капитан Жюэль. Мы оставили их 28 мая на островке в бухте Маюмба и встретили снова 25 июня в Эдинбурге. Что же произошло между этими двумя датами? В общих чертах вот что. После того как нашли второй документ, оставалось только покинуть обезьяний островок и воспользоваться шлюпкой, которая причалила к берегу, привлеченная сигналами матросов. Тем временем дядюшка Антифер и его спутники подошли к лагерю под конвоем стаи шимпанзе, проявлявших свое враждебное отношение к чужеземцам всеми доступными им средствами: воем, ревом, угрожающими жестами, метанием камней. Все же до лагеря добрались вполне благополучно. Саук в двух словах дал понять Баррозо, что дело сорвалось. Нельзя украсть у людей сокровища, которых у них нет. В шлюпке, приставшей в глубине маленькой бухточки, поместились все потерпевшие кораблекрушение, правда, как сельди в бочке. Но, поскольку преодолеть нужно было каких-либо шесть миль, на это не стоило обращать внимание. Через два часа шлюпка уже подошла к косе, вдоль которой раскинулось маленькое селение Маюмба. Все наши путешественники, независимо от их национальности, были гостеприимно встречены по французской фактории. Тотчас же там занялись поисками транспорта, чтобы помочь им переправиться в Лоанго. Выяснилось, что туда возвращалась группа европейцев, которые охотно приняли их в свою компанию. Теперь можно было не опасаться нападения хищников или дикарей. Но какой мучительный климат, какая несносная жара! Попав уже в Лоанго, Трегомен уверял, как Жюэль ни пытался его переубедить, будто он обратился в скелет. Согласимся с тем, что добрейший человек все же несколько преувеличивал. По счастливой случайности, - а судьба не очень-то баловала дядюшку Антифера, - ни ему, ни его спутникам не пришлось долго засиживаться в Лоанго. Уже через два дня там остановился испанский пароход, следовавший из Сен-Поля-де-Луандо в Марсель. Стоянка, вызванная необходимостью небольшого ремонта машины, продолжалась не более суток. Благодаря тому, что деньги при кораблекрушении удалось спасти, сразу же были куплены билеты. Короче говоря, 15 июня дядюшка Антифер и его спутники покинули наконец воды Западной Африки, где они нашли вместе с двумя ценнейшими алмазами новый документ и где их постигло новое разочарование. Что же касается капитана Баррозо, то Саук обещал вознаградить его впоследствии, после того как приберет к рукам миллионы паши, и португалец должен был довольствоваться этим обещанием. Жюэль даже и не пробовал отвлечь дядюшку от его навязчивой идеи, хотя имел основания думать, что вся эта история кончится какой-нибудь колоссальной мистификацией. Но вот Трегомен - тот придерживался сейчас иного мнения. Два алмаза стоимостью в сто тысяч франков каждый, найденные в шкатулке на втором островке, заставили его не на шутку призадуматься. "Если паша, - думал Трегомен, - подарил нам два таких драгоценных камня, почему бы не найтись и остальным на острове номер три?" Но, когда он заводил об этом разговор, Жюэль только пожимал плечами. - Увидим... Увидим! - повторял молодой капитан. А Пьер-Серван-Мало рассуждал таким образом. Раз третий сонаследник, обладатель широты третьего острова, живет в Эдинбурге, надо ехать в Эдинбург и ни в коем случае не дать опередить себя Замбуко или Бен-Омару. Ведь им известна восточная долгота, которую нужно сообщить господину Тиркомелю, эсквайру! Следовательно, с ними нельзя разлучаться. Все вместе, и чем быстрее, тем лучше, они доедут до столицы Шотландии и в полном составе предстанут перед Тиркомелем. Разумеется, такое решение не устраивало Саука. Теперь, когда секрет для него перестал быть секретом, он предпочел бы действовать самостоятельно, то есть опередить своих спутников, встретиться с глазу на глаз с человеком, упомянутым в документе, определить местоположение нового острова, отправиться туда и вырыть сокровища Камильк-паши. Но уехать одному, не возбуждая ни в ком подозрений, было невозможно, а он чувствовал, что Жюэль внимательно за ним следит. Да и переезд до Марселя нельзя было совершить иначе, как со всеми. А так как дядюшка Антифер на последнем отрезке пути решил воспользоваться железными дорогами Франции и Англии, что значительно экономило время, то у Саука не было надежды приехать раньше его. Ничего не оставалось, как покориться обстоятельствам. Рассчитывать теперь он мог только на выяснение дела с Тиркомелем: задуманный план, потерпевший неудачу в Маскате и Лоанго, быть может, удастся осуществить в Эдинбурге! Переход до Марселя совершился очень быстро, так как португальское судно не останавливалось ни в одном промежуточном порту. Само собой разумеется, что Бен-Омар, верный до конца своим привычкам, из каждых двадцати четырех часов проболел все двадцать четыре и был выгружен в бессознательном состоянии на набережной Жолиэт, как какой-нибудь тюк хлопка. Жюэль написал Эногат длинное письмо. Сообщив ей обо всех происшествиях в Лоанго, он поставил ее в известность, что беспримерное упрямство дядюшки заставило их предпринять новое путешествие, и пока еще неизвестно, какая над ними нависла новая угроза, то есть куда их теперь занесет фантазия паши... Он писал еще, что дядюшка Антифер, вроде Вечного Жида [Вечный Жид, или Агасфер, - персонаж средневековой легенды; был проклят богом за прегрешения и обречен на вечные скитания; легенда об Агасфере положена в основу многих произведений мировой литературы], намерен, по-видимому, скитаться по всему свету и что скитания его, наверное, прекратятся не раньше, чем он окончательно сойдет с ума, а все теперь идет к тому, так как нервное возбуждение, прогрессирующее у него из-за последних неудач, приняло угрожающий характер. Все это было очень печально. И их свадьба, отложенная на неопределенное время... и их счастье... и их любовь... и т.д. Жюэль поторопился закончить свое безутешное послание, чтобы успеть сдать его на почту. Все они ринулись на скорый поезд, идущий из Марселя в Париж, потом - в экспресс из Парижа в Кале, потом - на пароход из Кале в Дувр, на поезд из Дувра в Лондон, из Лондона молниеносно в Эдинбург, - все шестеро, как будто они были прикованы к одной цепи! И вот вечером 25 июня, едва успев занять комнаты в "Королевском отеле", они отправились на поиски господина Тиркомеля! И тут - большая неожиданность! Тиркомель оказался пастором. Поэтому, побывав у него на квартире в доме 17, Норс-Бридж-стрит - адрес был получен легко, так как пламенный отрицатель земных благ был в Эдинбурге довольно популярной личностью, - они явились в церковь Престола Господня в то время, когда его голос гремел с высоты кафедры. Они решили, что подойдут к нему по окончании проповеди, проводят его домой, введут в курс дела, сообщат о последнем документе... Черт возьми!.. Если человеку приносят внушительное количество миллионов, он не станет сетовать, что его некстати потревожили! Однако во всем этом было что-то странное. Какие отношения могли существовать между Камильк-пашой и этим шотландским пастором? Отец Антифера спас жизнь египтянину... понятно. Банкир Замбуко помог ему спасти богатства... понятно. В благодарность за это Камильк-паша сделал обоих своими наследниками. И это понятно. Но неужели преподобный Тиркомель обладал такими же правами на признательность Камильк-паши, как и они? Да, безусловно. И тем не менее сама мысль, что Камильк-паша был чем-то обязан Тиркомелю, казалась невероятной. Однако иначе и быть не могло, раз пастор являлся владельцем третьей широты, необходимой для открытия третьего островка. - На этот раз... последнего! - неизменно повторял дядюшка Антифер, надежды которого или, быть может, иллюзии стал разделять и Трегомен. Но, когда наши кладоискатели увидели на кафедре человека не старше пятидесяти лет, им пришлось придумать другое объяснение. В самом деле, Тиркомелю не могло быть больше двадцати пяти лет, когда Камильк-паша по приказу Мухаммед-Али был заключен в каирскую тюрьму. Было трудно предположить, что Тиркомель мог тогда оказать ему услугу. Может быть, египтянин был обязан отцу, дедушке, наконец, дяде этого Тиркомеля?.. Впрочем, все это неважно. Важно то, что Тиркомель владеет драгоценной широтой - это указывается в документе, найденном в бухте Маюмба, - и сегодня должен выясниться дальнейший план действий. Итак, они находились в церкви, возле самой кафедры. Антифер, Замбуко и Саук пожирали глазами страстного проповедника, не понимая ни слова из того, что он говорил, а Жюэль слушал его, не веря своим ушам. А проповедь продолжалась - все на одну и ту же тему, все с тем же исступленным красноречием. Призыв к королям, чтобы они бросили в море свои цивильные листы [определенная сумма, ежегодно отпускаемая монарху в его личное пользование и на содержание двора из бюджета государства], призыв к королевам, чтобы они вышвырнули бриллианты, украшающие их диадемы, призыв к богачам, чтобы они уничтожили свое богатство! Согласитесь, что нельзя произносить такие неумные речи, упорно желая завоевать новообращенных! Изумленный Жюэль раздумывал: "Вот это действительно осложнение! Решительно моему дядюшке не везет!.. И зачем понадобилось чертову паше посылать нас к этому фанатику!.. У такого полоумного пастора искать содействия? У человека, который, не раздумывая, уничтожит сокровища, как только они попадут ему в руки!.. Да, такого препятствия мы никак уж не ожидали, и на этот раз препятствия непреодолимого! Тут-то и кончатся все наши приключения. Ясное дело, мы натолкнемся на решительный отказ, на окончательный отказ, который создаст преподобному Тиркомелю громадную популярность! Это погубит дядю, он не выдержит такого потрясения! Замбуко с дядюшкой, да, наверное, и этот Назим пойдут на все, чтобы вырвать у Тиркомеля тайну... Они способны подвергнуть его пытке... даже, может быть... Нет, надо поскорее уехать!.. Пусть преподобный хранит про себя свою тайну! Я не знаю, все ли несчастья исходят от миллионов, как он уверяет, но зато я знаю другое: гоняясь вместе с дядюшкой за сокровищами египтянина, я все дальше и дальше откладываю свое собственное счастье... И так как Тиркомель никогда не согласится скрестить свою широту с долготой, доставшейся нам ценою таких мытарств, то нам останется только спокойно вернуться во Францию и..." - Нужно повиноваться воле божьей! - изрекал в эту минуту проповедник. "И я так считаю, - подумал Жюэль, - дядя должен смириться перед неизбежностью". Но проповедь все не кончалась, и трудно было надеяться, что у пастора когда-нибудь иссякнет запас красноречия. Дядюшка Антифер и банкир выказывали явное нетерпение. Саук кусал свои усы. Нотариуса, после того как он сошел с палубы корабля, ничто уже не волновало. Жильдас Трегомен, склонив голову набок, навострив уши и открыв рот, тщетно старался уловить хоть несколько знакомых слов. И все они обращали вопросительные взгляды на молодого капитана, как бы спрашивая его: "О чем может так долго и с таким пылом разглагольствовать этот проклятый пастор?" И в ту минуту, когда им уже казалось, что проповедь подходит к концу, все началось снова. - Это просто невозможно! О чем он говорит, Жюэль? - с досадой воскликнул дядюшка Антифер, вызвав дружное шиканье слушателей. - Я вам скажу потом, дядя. - Если бы этот надоедливый болтун только подозревал, какие я ему принес новости, он бы живо сошел с кафедры, чтобы с нами побеседовать! - Гм!.. Гм!.. - произнес Жюэль таким странным тоном, что дядюшка Антифер грозно нахмурил брови. Однако все на свете кончается, даже проповедь пастора "свободной шотландской церкви". Чувствовалось, что преподобный Тиркомель дошел до заключительной части своей вдохновенной речи. Его дыхание стало более прерывистым, жесты - более беспорядочными, метафоры - более смелыми, предостережения - более грозными. И наконец, как удар дубины, обрушился на аудиторию его последний сокрушительный выпад против обладателей презренного металла, сопровождавшийся категорическим приказом - бросить золото на этом свете в раскаленную печь, дабы самим не угодить в адское пекло на том свете! И затем в порыве крайнего возбуждения, сделав намек на название церкви, под сводами которой гулко перекатывались его громоподобные периоды, он воскликнул: - И, подобно тому как в прежние времена на этом месте было судилище, где пробивали гвоздями уши лукавым нотариусам и другим нечестивцам, так и в день последнего суда вас будут судить без всякого милосердия, и под тяжестью вашего золота чаша весов опустится в бездны ада!.. И, закончив свою проповедь этой страшной угрозой, преподобный Тиркомель сделал прощальный и одновременно благословляющий жест, после чего мгновенно исчез. Дядюшка Антифер, Замбуко и Саук решили ждать его у выхода из церкви, перехватить на ходу и тут же, на месте, получить у него нужные сведения. Да и могли ли они выдержать до утра, прождать еще семь или восемь часов?.. Разве они могут вытерпеть муки любопытства, которые терзали бы их в продолжение всей ночи? Нет, они бросились к центральному выходу на паперть, бесцеремонно расталкивая верующих, возмущенных этой грубостью, особенно неприличной в подобном месте! Жильдас Трегомен, Жюэль и нотариус следовали за ними спокойно и чинно. Но все старания были напрасны. Очевидно, преподобный Тиркомель, желая ускользнуть от неизбежной овации - единственного, впрочем, результата его проповеди о презрении к земным богатствам, - вышел из бокового придела церкви Престола Господня. Тщетно Пьер-Серван-Мало и его спутники ждали Тиркомеля на паперти, искали в толпе прихожан, спрашивали о нем то того, то другого... Проповедник оставил в толпе не больший след, чем оставляет рыба в воде или птица - в воздухе. Все собрались вместе, раздраженные и раздосадованные, - казалось, какой-то злой дух внезапно вырвал у них желанную добычу! - Ну что ж!.. Семнадцать, Норс-Бридж-стрит! - закричал дядюшка Антифер. - Но, дядя... - И, прежде чем он ляжет спать, мы сумеем вырвать у него... - добавил банкир. - Но, господин Замбуко... - Без замечаний, Жюэль! - Хорошо. Одно только замечание, дядя! - По поводу чего? - спросил дядюшка Антифер, задыхаясь от гнева. - По поводу проповеди этого Тиркомеля. - А какое нам до нее дело? - Очень большое, дядя. - Ты что, смеешься, Жюэль? - Напротив, дядя, это очень серьезно и, добавлю, даже очень неприятно для вас! - Для меня? - Да... Слушайте! И Жюэль обрисовал в нескольких словах душевное состояние преподобного Тиркомеля, объяснил, какая мысль проходила через всю его бесконечную проповедь, и, наконец, высказал убеждение, что, если бы только это зависело от Тиркомеля, все миллиарды мира покоились бы уже давно на дне океана! Банкир был сражен, Саук тоже, хотя ему и приходилось притворяться, что он ничего не понимает. Даже Жильдас Трегомен скорчил кислую гримасу. Да, надо сознаться, здоровый кирпич свалился им на голову! Но дядюшка Антифер не обнаружил никакой растерянности. Он ответил Жюэлю довольно ехидным тоном: - Глупец... глупец... глупец!.. Кто проповедует такие вещи, у того нет в кармане ни одного су!.. Покажи ему только тридцать миллионов, которые приходятся на его долю, и ты увидишь, захочет ли он их утопить! Безусловно, этот ответ свидетельствовал о глубоком знании человеческого сердца!.. Но как бы то ни было, решили отказаться от намерения посетить в тот же вечер преподобного Тиркомеля в его доме на Норс-Бридж-стрит. Все шестеро проследовали в обычном порядке в "Королевский отель". ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, из которой видно, что нелегко заставить пастора говорить, если он решил молчать Дом преподобного Тиркомеля был расположен в квартале Кенонгет, на самой известной улице старого города, "Старой коптилки", как его называют в старинных рукописях. Это здание примыкало к дому Джона Нокса [(1505-1572) - шотландский реформатор, основатель пресвитерианской церкви], а окна в доме Нокса в середине XVI века частенько открывались, когда знаменитый шотландский реформатор обращался с воззваниями к толпе. Это близкое соседство очень нравилось преподобному Тиркомелю. Он тоже стремился проводить в жизнь свои реформы. Правда, он произносил проповеди не из окна, но на это была особая причина. Дело в том, что окно его комнаты не выходило на улицу. Оно выходило на северную сторону, на овраг, ныне изборожденный рельсами и превращенный в общественный сад. С фасада это окно было бы на уровне третьего этажа, а со стороны оврага благодаря понижению почвы - на уровне восьмого. А разве можно проповедовать с такой высоты? В общем, это был мрачный и неуютный дом, окруженный узкими, грязными переулками, где самый воздух заражен миазмами. С давних пор эта часть города именуется "Ловушка". Подобные кварталы прилегают к исторической центральной магистрали Кенонгет, которая тянется под разными названиями от замка Холируд до Эдинбургского замка, одной из четырех крепостей Шотландии, которые, по союзному договору, всегда обязаны сохранять готовность к обороне. И вот на следующее утро, то есть 26 июня, как раз в тот момент, когда на соседней церкви раздался последний, восьмой удар колокола, перед дверью упомянутого дома остановились дядюшка Антифер, банкир Замбуко и сопровождавший их Жюэль. Бен-Омар не получил приглашения присоединиться к ним, так как его присутствие при первом свидании не было необходимым, а следовательно и Саук, к его большой досаде, тоже не попал в число визитеров. Если пастор откроет тайну широты, Саук ничего не узнает и не сможет опередить малуинца в поисках третьего островка. Трегомен тоже остался в отеле. Дожидаясь своих спутников, он развлекался созерцанием чудес улицы Принца и вычурного великолепия памятника Вальтеру Скотту [(1771-1832) - великий шотландский писатель, автор знаменитых исторических романов]. Жюэль, конечно, не мог отказаться сопровождать своего дядю, хотя бы потому, что был нужен ему в качестве переводчика. Да, кроме того, ему и самому не терпелось узнать, где находится новый островок и не заставит ли их на этот раз фантазия Камильк-паши прогуляться по морям Нового Света. А Саук, поняв, что его устранили от визита к Тиркомелю, впал в сильнейший гнев и, как обычно, обрушил всю свою ярость на Бен-Омара. После ухода сонаследников он осыпал несчастного нотариуса самыми грубыми ругательствами, самыми страшными угрозами. - Да, это ты виноват! - кричал Саук, опрокидывая стулья. - У меня так и чешутся руки дать тебе палкой по голове за твою глупость... - Ваша светлость, я сделал все, что мог... - Нет, не сделал! Ты должен был заявить этому проклятому матросу, ты должен был внушить ему, что твое присутствие необходимо, неизбежно, обязательно... тогда они хоть взяли бы тебя одного и ты бы узнал и сообщил мне широту этого третьего острова... И, может быть, мне бы удалось добраться до него раньше других!.. Чтоб тебя Магомет задушил! Первый раз мои планы рухнули в Маскате, во второй раз - в Маюмбе, и подумать только, что они могут лопнуть и в третий раз! И все потому, что ты засел на одном месте, как чучело старого ибиса... - Я прошу вас, ваша светлость... - А я клянусь тебе, что, если я потерплю неудачу, ты поплатишься своей шкурой! Эта сцена приняла под конец столь бурный характер, что Трегомен услышал крики и подошел к двери их комнаты, и счастье для Саука, что он изливал гнев на египетском языке. Если бы он ругал Бен-Омара по-французски, Трегомен узнал бы о его гнусных замыслах, узнал бы, что за личность скрывается под именем Назима, и эта личность получила бы по заслугам. И все же, хотя Трегомен и не понял сути дела, его поразило грубое обращение клерка с Бен-Омаром. Подозрения молодого капитана полностью подтверждались. Дядюшка Антифер, Замбуко и Жюэль, переступив порог пасторского дома, стали подниматься по деревянной лестнице, держась за засаленную веревку, висевшую на стене. Ни за что Трегомен, хоть и сильно похудевший за это время, не взобрался бы по такой узкой и темной винтовой лестнице. Посетители дошли до площадки третьего этажа, последнего на этой стороне дома. Маленькая стрельчатая дверь в глубине, на ней - дощечка с именем преподобного Тиркомеля. Дядюшка Антифер испустил глубокий вздох облегчения: "Уф!" Затем он постучал в дверь. Никакого ответа. Неужели пастора нет дома? По какому праву, позвольте вас спросить? Человек, которому приносят миллионы... Антифер постучал еще раз, немного сильнее. На этот раз изнутри послышался легкий шум. Дверь, правда, осталась на запоре, но под дощечкой с именем преподобного Тиркомеля приоткрылось задвижное окошечко. В окошечке показалась уже знакомая им голова пастора. - Что вам угодно? - спросил Тиркомель тоном человека, которому не нравится, когда его тревожат. - Нам хотелось бы поговорить с вами... очень недолго, - ответил по-английски Жюэль. - О чем? - По очень важному делу. - У меня нет никаких дел, ни важных, ни неважных. - Да откроет ли он наконец, этот преподобный? - закричал Антифер, которому надоели церемонии. Услышав это, пастор спросил на чистейшем французском языке, которым владел в совершенстве: - Вы французы? - Французы, - ответил Жюэль. И, считая, что это облегчит им доступ к Тиркомелю, добавил: - Французы, которые присутствовали вчера на вашей проповеди в церкви Престола Господня... - ...и у которых есть желание принять мои доктрины? - живо спросил проповедник. - Может быть, ваше преподобие. - Скорее, он примет наши, - пробурчал дядюшка Антифер. - Впрочем, если он предпочитает уступить нам свою долю... Дверь открылась, и мнимые неофиты [новообращенный в какую-либо веру] очутились перед преподобным Тиркомелем. Они вошли в комнату, освещенную в глубине единственным окном, выходившим на северный овраг. В одном углу стояла железная кровать с соломенным тюфяком и одеялом, в другом - стол с туалетными принадлежностями. Вместо стула - табурет. Вместо мебели - один запертый шкаф, в котором, по-видимому, хранилась одежда. Несколько книг на полке, среди них - традиционная библия в переплете с истрепанными углами, бумаги, перья, чернильница. Никаких занавесок. Голые стены, побеленные известью. На ночном столике - лампа с низко опущенным абажуром. Это была одновременно и спальня и рабочий кабинет; пастор, видимо, ограничивался лишь самым необходимым. Обедал он в соседнем кабачке, и, конечно, это отнюдь не был модный ресторан. Преподобный Тиркомель, весь в черном, затянутый в длинный сюртук, из-под воротничка которого виднелась узкая белая лента галстука, при появлении иностранцев снял цилиндр и если не пригласил их сесть, то исключительно потому, что мог предложить только один табурет. По правде говоря, миллионы нигде бы так не пригодились, как в этой монашеской келье, все содержимое которой едва ли можно было оценить в тридцать шиллингов... Дядюшка Антифер и банкир Замбуко переглянулись. Пора уже открыть огонь. Раз их сонаследник говорит по-французски, они больше не нуждались в посредничестве Жюэля, и молодой капитан превращался в простого зрителя. Такой оборот дела вполне его устраивал, и он не без любопытства готовился присутствовать при этой баталии. Кто будет победителем? Вряд ли он согласился бы держать пари за дядюшку... Вначале Антифер так смутился, что сам бы этому не поверил. Когда ему стали известны взгляды непримиримого проповедника на земные блага, он решил действовать хитро и осторожно и, предварительно позондировав почву, незаметно подготовить преподобного Тиркомеля к тому, что он должен показать имеющееся у него письмо Камильк-паши, в котором, без сомнения, указаны