ий, прекрасно разыгрывая неведение. Паспарту немедленно ввел его в курс событий. Он рассказал о случае в бомбейской пагоде, о покупке слона за две тысячи фунтов, о деле "сутти", о похищении Ауды, о судебном приговоре в Калькутте и об освобождении под залог. Фикс, осведомленный о последних событиях, делал вид, будто ему ничего неизвестно, и Паспарту с большим удовольствием рассказывал о своих похождениях столь внимательному слушателю. - Что ж, - спросил в заключение Фикс, - ваш хозяин собирается увезти эту молодую даму в Европу? - Вовсе нет, мистер Фикс, вовсе нет! Мы просто провожаем ее к родственнику, богатому купцу в Гонконге. "Ничего не поделаешь!" - сказал себе сыщик, стараясь скрыть разочарование. - Стакан джина, господин Паспарту? - Весьма охотно, господин Фикс. Как не выпить за нашу встречу на "Рангуне"! ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, в которой во время переезда из Сингапура в Гонконг поднимаются и разрешаются некоторые вопросы Начиная с этого дня, Паспарту и сыщик часто встречались, но полицейский держал себя со своим спутником очень осторожно и больше не пытался его расспрашивать. Раз или два ему удалось увидеть мистера Фогга, который охотно проводил время в большом салоне "Рангуна" - или в обществе миссис Ауды, или за своим неизменным вистом. Что касается Паспарту, то он начал всерьез задумываться над тем, как случилось, что Фикс еще раз оказался на пути мистера Фогга. И действительно, было чему удивляться. Этот приветливый и обязательный джентльмен сначала встречается им в Суэце, садится на "Монголию", высаживается в Бомбее, где намеревается задержаться, и вдруг теперь он оказывается на "Рангуне", идущем в Гонконг, - словом, в точности следует маршруту мистера Фогга; над всем этим стоило поразмыслить. По меньшей мере странное совпадение! За кем охотится этот Фикс? Паспарту готов был биться об заклад на свои индусские туфли, которые он заботливо сохранил, что Фикс покинет Гонконг в одно время с ними и, вероятно, на том же пароходе. Паспарту мог размышлять хоть целый век, но он никогда бы не догадался, какая миссия поручена сыщику. Ему бы и в голову не пришло, что Филеаса Фогга "выслеживают" как вора по всему земному шару. Но человеческой природе свойственно всему находить объяснение, и Паспарту, озаренный внезапной мыслью, объяснил себе, и довольно правдоподобно, постоянное присутствие мистера Фикса. По его мнению, выходило, что Фикс не кто иной, как агент коллег мистера Фогга по Реформ-клубу, посланный ими для наблюдения за правильным выполнением условий кругосветного путешествия. - Это ясно! Это ясно! - повторял честный малый, гордясь своей проницательностью. - Он шпион, которого эти джентльмены пустили по нашим следам. Какой недостойный поступок! Мистер Фогг - такой честный, такой порядочный человек! И его выслеживают с помощью сыщика. Ну, господа из Реформ-клуба, это вам дорого обойдется! Восхищенный своим открытием, Паспарту все же решил ничего не говорить мистеру Фоггу, боясь, что тот будет справедливо оскорблен недоверием, которое ему выказывают противники. Но зато он решил при случае хорошенько поиздеваться над Фиксом и высмеять его, не выдавая себя. В среду, 30 октября, во второй половине дня "Рангун" вошел в Малаккский пролив, отделяющий одноименный полуостров от острова Суматры. Невдалеке от этого острова глазам пассажиров предстала группа живописных гористых островков. А на следующий день, в четыре часа утра, пакетбот, выиграв полдня против расписания, пришвартовался в Сингапуре, чтобы пополнить свои запасы угля. Филеас Фогг записал этот выигрыш времени в графу прибылей; на сей раз наш джентльмен сошел на берег, так как миссис Ауда выразила желание прогуляться. Фикс, которому все действия Фогга казались подозрительными, незаметно последовал за ними. А Паспарту, смеясь про себя над маневрами Фикса, отправился, как обычно, за покупками. Остров Сингапур невелик и не производит внушительного впечатления. Ему недостает гор, то есть рельефа. Тем не менее он по-своему очарователен. Это огромный парк, прорезанный прекрасными дорогами. Красивый экипаж, запряженный изящными лошадками, вывезенными из Новой Голландии [первоначальное название Австралии], помчал миссис Ауду и Филеаса Фогга по одной из этих дорог, среди чащи пальм с блестящими листьями и гвоздичных деревьев, покрытых полураспустившимися бутонами. Заросли перца заменяли здесь терновые изгороди европейских деревень; купы саговых пальм, высокие древовидные папоротники создавали чисто тропический пейзаж; мускатные деревья с покрытыми лаком листьями наполняли воздух пряным ароматом; лес был полон подвижных гримасничающих обезьян; в зарослях, наверное, водились тигры. Тем, кто спросит, почему на таком сравнительно маленьком острове до сих пор не истреблены эти кровожадные хищники, следует ответить, что тигры добираются сюда вплавь - через пролив - с Малаккского полуострова. После двухчасовой прогулки по острову миссис Ауда и ее спутник, который смотрел вокруг себя, мало что замечая, вернулись в город, в это скопище тяжеловесных и приземистых домов, окруженных прелестными садами, где произрастают мангустаны, ананасы и другие вкуснейшие плоды мира. В десять часов Фогг и его дама поднялись на пакетбот, не подозревая, что всю дорогу их сопровождал полицейский инспектор, которому пришлось для этого потратиться на наем экипажа. Паспарту ожидал их на палубе "Рангуна". Он купил несколько дюжин плодов мангустана; плоды эти - величиной со среднее яблоко, темно-коричневые снаружи и ярко-красные внутри, их белая мякоть тает во рту и очень ценится истинными знатоками. Паспарту был весьма счастлив предложить эти плоды миссис Ауде, которая ласково поблагодарила его за это. В одиннадцать часов "Рангун", наполнив бункеры углем, снялся с якоря, и несколько часов спустя пассажиры уже потеряли из виду высокие горы Малакки, густые леса которых дают приют самым великолепным тиграм на земном шаре. Приблизительно тысяча триста миль отделяют Сингапур от острова Гонконга - небольшого клочка британской территории вблизи китайского берега. Филеас Фогг был очень заинтересован в том, чтобы проделать оставшийся путь самое большее за шесть дней и успеть сесть в Гонконге на пароход, отходивший 6 ноября в один из главных портов Японии - Иокогаму. "Рангун" был сильно нагружен. В Сингапуре село много пассажиров: индусов, цейлонцев, китайцев, малайцев, португальцев; большинство из них разместилось во втором классе. Стоявшая дотоле хорошая погода с последней четвертью луны испортилась. На море поднялось сильное волнение. Ветер несколько раз переходил в сильный бриз, но дул, к счастью, с юго-востока, что благоприятствовало ходу судна. Едва лишь представлялась возможность, капитан приказывал ставить паруса. Пароход, превращаясь в бриг, плыл под двумя марселями и фоком, и его скорость благодаря объединенной силе пара и ветра значительно возрастала. Так, преодолевая сильную, хотя и короткую, но подчас весьма изнуряющую волну, судно прошло мимо берегов Аннама и Кохинхины. Но повинно в качке было скорее судно, нежели море, и большинству страдавших от морской болезни пассажиров "Рангуна" следовало жаловаться именно на пакетбот. Действительно, корабли компании "Пенинсюлер", плавающие в китайских морях, обладают серьезным конструктивным недостатком. Осадка груженого судна и высота надводного борта плохо рассчитаны, поэтому суда эти слабо сопротивляются бурному морю. Их запас плавучести невелик, и они, как выражаются моряки, "легко потопляемы"; в связи с этим обстоятельством достаточно нескольких тяжелых валов, чтобы резко изменить их скорость. Если не по мощности паровых машин, то по своим мореходным качествам эти суда значительно уступают таким судам французской компании "Мессажери", как "Императрица" и "Камбоджа", которые соответственно техническим расчетам могут выдержать до полного погружения вес воды, равный их собственному весу, тогда как суда компании "Пенинсюлер" "Голгонда", "Корея" и тот же "Рангун" рискуют пойти ко дну под давлением воды, равным лишь одной шестой части их веса. Поэтому в дурную погоду надо было принимать серьезные меры предосторожности. Иногда судну даже приходилось под небольшими парами ложиться в дрейф. Эта потеря времени, по-видимому, нисколько не отражалась на настроении Филеаса Фогга, но выводила из себя Паспарту. Тогда он обвинял капитана, механика, компанию и посылал к чертям всех имеющих хоть какое-нибудь отношение к перевозке пассажиров. Возможно, что мысль о газовом рожке, горящем за его счет в доме на Сэвиль-роу, в значительной мере объясняла его нетерпение. - Вы, значит, очень спешите в Гонконг? - спросил его однажды сыщик. - Очень спешим! - ответил Паспарту. - Вы полагаете, что мистер Фогг стремится застать пароход на Иокогаму? - В высшей степени. - Так вы теперь поверили в это кругосветное путешествие? - Вполне. А вы, мистер Фикс? - Я? Я не верю! - Шутник! - воскликнул, подмигивая, Паспарту. Это замечание заставило сыщика задуматься. Эпитет, употребленный Паспарту, почему-то встревожил его. Не разгадал ли его француз? Он не знал, что подумать. Как мог, однако. Паспарту узнать, что Фикс - сыщик, когда это оставалось тайной для всех? А между тем, говоря с ним в таком тоне, Паспарту, несомненно, таил какую-то заднюю мысль. В другой раз Паспарту пошел еще дальше: он не в силах был держать язык за зубами. - Послушайте, мистер Фикс, - обратился он с хитрым видом к своему собеседнику, - неужели нам, к глубочайшему сожалению, придется расстаться с вами по приезде в Гонконг? - Я, право, не знаю! - ответил растерявшийся сыщик. - Может быть, мне... - Эх, - сказал Паспарту, - если бы вы нас сопровождали и дальше, это было бы прямо счастьем для меня! Право, агент Восточной индийской компании не может остановиться на полдороге! Вы ехали только до Бомбея, а вот уже скоро и Китай! Недалеко и Америка, а от Америки рукой подать до Европы! Фикс внимательно посмотрел на своего собеседника, который улыбался ему самым любезным образом, и также решил рассмеяться. Паспарту, который был в ударе, спросил его: - Прибыльно ли ваше ремесло? - И да и нет, - ответил Фикс, не моргнув. - Бывают дела хорошие и плохие. Но вы ведь сами понимаете, что я путешествую не за свой счет. - О, уж в этом-то я не сомневаюсь! - воскликнул Паспарту, заливаясь смехом. На этом беседа закончилась; Фикс вернулся к себе в каюту и задумался. Очевидно, его разгадали. Так или иначе, но француз пронюхал, что он сыщик. Но предупредил ли он своего господина? Какую роль он сам играет во всей этой истории? Соучастник он или нет? Неужели дело раскрыто и, следовательно, проиграно? Сыщик провел несколько трудных часов: то он думал, что все пропало, то надеялся, что Фогг ничего не знает о создавшемся положении. Словом, Фикс не знал, что предпринять. Но затем он успокоился и решил действовать с Паспарту в открытую. Если ему не удастся арестовать Фогга в Гонконге и тот приготовится на сей раз окончательно покинуть британскую территорию, то он. Фикс, все откроет Паспарту. Если слуга - сообщник своего господина и все рассказал тому, тогда дело плохо; если же слуга не замешан в краже, тогда в его интересах будет покинуть вора. Таковы были взаимоотношения этих двух людей, а над ними в своем величественном бесстрастии парил Филеас Фогг. Он деловито описывал орбиту вокруг земного шара, нисколько не беспокоясь о тяготеющих к нему спутниках. А между тем в соседстве с ним находилась, говоря языком астрономов, возмущающая звезда, которая, казалось бы, должна была произвести некоторые пертурбации в сердце нашего джентльмена. Но нет! Прелести миссис Ауды, к крайнему удивлению Паспарту, не производили этих пертурбаций, а если таковые и происходили, то во всяком случае их было труднее вычислить, чем те пертурбации Урана, благодаря которым был открыт Нептун. Паспарту дивился этому с каждым днем все больше, особенно потому, что в глазах молодой женщины он читал столько признательности к его господину! Но, как видно, Филеас Фогг обладал сердцем, способным лишь на героические, а не на любовные порывы! Не было в нем и признаков озабоченности, неизбежной в столь рискованном путешествии. Зато Паспарту находился в постоянном волнении. Однажды, опершись на поручни, ограждающие спуск в машинное отделение, он смотрел на мощную машину, которая по временам вся сотрясалась, когда при сильной качке над водой появлялся бешено вращавшийся винт. И пар вырывался тогда из клапанов, что вызывало ярость честного малого. - Эти клапаны плохо работают! - кричал он. - Мы не движемся! У этих англичан всегда так! Будь это американский пароход, он, быть может, и взорвался бы, но все же шел бы скорей! ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ, в которой Филеас Фогг, Паспарту и Фикс занимаются каждый своим делом В последние дни плавания стояла довольно ненастная погода. Дул сильный северо-западный ветер, мешавший ходу судна. Малоустойчивый "Рангун" сильно качало, и пассажиры справедливо негодовали на огромные валы, вызывавшие тошноту. Третьего и четвертого ноября разразилось что-то вроде бури. Шквал яростно хлестал по волнам. "Рангун" вынужден был на целые полдня лечь в дрейф, его винт делал лишь по десять оборотов в минуту, чтобы судно могло хотя бы противиться волнам. Все паруса были убраны, и ветер ревел среди голых снастей. Скорость пакетбота, естественно, сильно уменьшилась, и можно было предполагать, что если буря не утихнет, то он придет в Гонконг с опозданием часов на двадцать, если не больше, против времени, установленного расписанием. Филеас Фогг с обычной невозмутимостью взирал на разъяренное море, которое, казалось, вступило с ним в единоборство. Его чело ни на мгновение не омрачалось, хотя опоздание на двадцать часов могло нарушить весь ход его путешествия, ибо он рисковал опоздать к отплытию парохода в Иокогаму. Но этот человек без нервов не ощущал ни беспокойства, ни волнения. Казалось, что налетевшая буря также входила в его расписание, что он и ее предвидел. Миссис Ауда, заговорив со своим спутником об этой досадной помехе, убедилась, что он столь же спокоен, как и всегда. Но Фикс смотрел на все это другими глазами. Совсем другими. Буря эта ему даже нравилась. Восторгу его, конечно, не было бы границ, если бы "Рангун" под напором шторма вдруг повернул бы назад. Всякое опоздание было ему на руку, так как оно могло заставить мистера Фогга задержаться на несколько дней в Гонконге. Словом, небесные стихии со шквалами и бурями были козырями в его игре. Правда, ему немного нездоровилось, но какое это имело значение! Он не обращал внимания на тошноту, и, хотя его всего корчило от морской болезни, в душе он испытывал огромное удовлетворение. Легко себе представить, с какой нескрываемой яростью встретил это испытание Паспарту. До сих пор все шло так замечательно! Земля и вода, казалось, покорно служили его господину. Пароходы и поезда слушались его. Ветер и пар объединялись, чтобы содействовать его путешествию. Неужели теперь пробил час разочарований? Паспарту не находил себе места, словно сумму в двадцать тысяч фунтов предстояло выплатить из его кошелька. Буря раздражала его, шквал приводил в бешенство, и он охотно высек бы это непокорное море! Бедный малый! Фикс заботливо скрывал от него свое удовлетворение и хорошо делал, так как, если бы Паспарту догадался о его тайной радости, сыщику пришлось бы пережить несколько неприятных минут. В продолжение всего шторма Паспарту не покидал палубы "Рангуна". Он не мог оставаться внизу; он карабкался на мачты, помогая матросам, и удивлял весь экипаж своей обезьяньей ловкостью и проворством. Сотни раз он задавал один и тот же вопрос капитану, офицерам, матросам, которые не могли удержаться от смеха, видя растерянность честного малого. Паспарту хотел наверняка знать, сколько времени продлится буря. Его отсылали к барометру. Он тряс его, но ни толчки, ни оскорбления, которыми он осыпал безответный барометр, не помогали: тот и не думал подниматься. Наконец, шторм утих. Днем 4 ноября состояние моря улучшилось. Ветер переместился на два румба к югу и вновь сделался благоприятным. Лицо Паспарту прояснилось вместе с погодой. Поставили марсели и нижние паруса, и "Рангун" с большой скоростью вновь устремился вперед. Но наверстать потерянное время полностью было уже невозможно. С этим надо было примириться, земля показалась только 6 ноября в пять часов утра. По расписанию Филеас Фогг должен был прибыть в Гонконг 5, но прибыл только 6 ноября. Он опаздывал, следовательно, на целые сутки и волей-неволей должен был пропустить пароход на Иокогаму. В шесть часов лоцман поднялся на борт "Рангуна" и стал на мостик, чтобы ввести судно в Гонконгский порт. Паспарту умирал от желания спросить его, ушел ли пакетбот в Иокогаму, но не решился, желая сохранить до последней минуты хотя бы тень надежды. Он поделился с Фиксом своим беспокойством, и тот - хитрая лиса! - начал его утешать, говоря, что мистер Фогг может поехать и со следующим пароходом. Это привело Паспарту в дикую ярость. Но если Паспарту так и не отважился заговорить с лоцманом, то мистер Фогг, заглянув в путеводитель, хладнокровно спросил лоцмана, не знает ли он, когда уходит из Гонконга какой-нибудь пароход в Иокогаму. - Завтра с утренним приливом, - ответил лоцман. - Вот как! - сказал мистер Фогг, не выражая ни малейшего удивления. Присутствовавший при этом разговоре Паспарту охотно расцеловал бы лоцмана, зато Фиксу захотелось свернуть моряку шею. - Как называется этот пароход? - спросил мистер Фогг. - "Карнатик", - ответил лоцман. - Разве он не должен был отплыть вчера? - Вы правы, сударь, но на нем пришлось ремонтировать один из котлов, и поэтому он отойдет лишь завтра. - Благодарю вас, - сказал мистер Фогг и возвратился в салон своей размеренной походкой. Что касается Паспарту, то он стиснул руку лоцмана и сильно потряс ее, восклицая: - Вы, лоцман, молодчина! Лоцман, конечно, так и не узнал, почему его ответ вызвал столь дружеские излияния. Раздался свисток, и он, поднявшись на капитанский мостик, повел пакетбот среди целой флотилии джонок, лодок, на которых китайцы живут целыми семьями, рыболовных суденышек и кораблей всех видов, теснившихся на Гонконгском рейде. В час дня "Рангун" пришвартовался к набережной и пассажиры начали высаживаться. Надо признать, что случай сильно помог Филеасу Фоггу. Если бы "Карнатику" не понадобилось ремонтировать котел, он отплыл бы 5 ноября, и путешественникам, отправляющимся в Японию, пришлось бы восемь дней дожидаться следующего парохода. Правда, мистер Фогг опоздал на целые сутки, но это опоздание не могло иметь гибельных последствий для его дальнейшего пути. Отплытие парохода, курсирующего через Тихий океан между Иокогамой и Сан-Франциско, согласовано с приходом пакетбота из Гонконга, и он не может отойти до прибытия последнего. Правда, в Иокогаме Филеас Фогг будет на сутки позже против расписания, но это опоздание легко нагнать во время двадцатидвухдневного пути через Тихий океан. Таково было положение Филеаса Фогга на тридцать пятый день после его отъезда из Лондона. "Карнатик" должен был отплыть назавтра в пять часов утра, так что в распоряжении мистера Фогга имелось шестнадцать часов, чтобы заняться делами, то есть устройством миссис Ауды. Сойдя с парохода, он предложил молодой женщине руку и проводил ее до паланкина. Он попросил носильщиков указать ему лучший отель; те назвали гостиницу "Клуб". Паланкин, сопровождаемый Паспарту, пустился в путь и через двадцать минут прибыл к месту назначения. Для молодой женщины были сняты отдельные комнаты, и Филеас Фогг позаботился, чтобы она ни в чем не нуждалась. После этого он сообщил миссис Ауде" что немедленно отправляется разыскивать ее родственника, на попечение которого он должен был ее оставить в Гонконге. Одновременно с этим он приказал Паспарту не покидать гостиницы, чтобы молодая женщина не оставалась одна. Наш джентльмен приказал доставить себя на биржу. Там, несомненно, должны были знать такого человека, как почтенный Джиджи, который считался одним из богатейших коммерсантов города. Маклер, к которому обратился мистер Фогг, действительно знал этого негоцианта-парса. Но тот уже два года, как не жил в Китае. Составив себе большое состояние, он переселился в Европу, как предполагали в Голландию, ибо в этой стране у него были большие связи по прежней коммерческой деятельности. Филеас Фогг тотчас же вернулся в гостиницу и попросил у миссис Ауды разрешения повидать ее. Без долгих предисловий он сообщил ей, что почтенный Джиджи больше не живет в Гонконге и, вероятнее всего, поселился в Голландии. Сначала миссис Ауда ничего не ответила. Она провела рукой по лицу и задумалась. Потом своим нежным голосом спросила: - Что ж мне теперь делать, мистер Фогг? - Очень просто, - ответил джентльмен, - отправиться в Европу. - Но я не могу так злоупотреблять... - Вы ничем не злоупотребляете, и ваше присутствие нисколько не нарушает моих планов... Паспарту! - Что угодно? - спросил Паспарту. - Отправляйтесь на "Карнатик" и закажите три каюты. Восхищенный возможностью продолжать путешествие в обществе молодой женщины, которая была с ним так ласкова, Паспарту тотчас же помчался на пароход. ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ, в которой описывается, как Паспарту проявил слишком живой интерес к делам своего господина и то, что из этого вышло Гонконг - небольшой остров, который по нанкинскому договору после войны 1842 года перешел во владение Англии. За несколько лет колонизаторской деятельности предприимчивая Великобритания выстроила здесь крупный город и создала порт, назвав его Виктория. Островок этот расположен в устье реки Кантон и отделен лишь шестьюдесятью милями от португальского города Макао, стоящего на другом берегу реки. Гонконг неизбежно должен был победить в коммерческой войне Макао, и ныне большая часть китайского транзита проходит через английский город. Глядя на его доки, верфи, пакгаузы, больницы, готический собор, "governement-house" [правительственное здание (англ.)], на его мощенные щебнем улицы, можно подумать, что находишься не в Китае, а в одном из торговых городов графства Кент или Сэррей, прорезавших толщу земного шара и вынырнувших на его противоположной стороне. Паспарту, засунув руки в карманы, направился в порт, глазея на паланкины - эти крытые носилки, еще не вышедшие из моды в Небесной империи, и с любопытством рассматривая толпы китайцев, японцев и европейцев, наполнявших улицы. За малым исключением это был все тот же Бомбей, Калькутта или Сингапур, вновь оказавшиеся на пути нашего славного малого. Цепь английских городов тянулась вокруг всего земного шара. Паспарту пришел в порт Виктория. Там, в устье реки Кантон, стояло множество судов всех национальностей: английских, французских, американских, голландских, военных кораблей и коммерческих судов, японских и китайских лодок, джонок, сампанов и даже лодок с цветами, образовывавших на воде плавучие цветники. Прогуливаясь, Паспарту заметил несколько очень старых китайцев, одетых во все желтое. Зайдя в цирюльню, чтобы побриться "на китайский манер", он узнал от местного Фигаро, бегло говорившего по-английски, что каждому из этих стариков исполнилось по крайней мере восемьдесят лет и что, достигнув этого, возраста, они получили право носить желтый цвет, который в Китае является императорской привилегией. Сам не зная почему, Паспарту нашел это весьма забавным. Побрившись, он вернулся в порт, где стоял "Карнатик", и заметил там Фикса, который прогуливался взад и вперед. Паспарту нисколько не удивился этой встрече, но он прочел на лице полицейского инспектора живейшую досаду и растерянность. "Эге! - воскликнул про себя Паспарту, - видно, неважны дела у джентльменов из Реформ-клуба!" Сделав вид, что не замечает дурного настроения Фикса, он с сияющей улыбкой подошел к нему. Сыщик имел достаточно оснований проклинать свое роковое невезение. Ордера на арест все еще не было! Очевидно, он путешествует вслед за ним и может настичь его лишь в том случае, если Фикс на несколько дней задержится в каком-нибудь городе. Но так как Гонконг был последней английской территорией на пути Фогга, то следовало во что бы то ни стало задержать его здесь, чтобы он окончательно не ускользнул. - Ну как, мистер Фикс, вы все же надумали сопровождать нас до Америки? - спросил Паспарту. - Да! - процедил сквозь зубы Фикс. - Вот как! - воскликнул с громким хохотом Паспарту. - Я знал, что вы не можете расстаться с нами. Ну что ж, идемте, заказывайте себе каюту! И они вместе вошли в бюро морских сообщений и заказали четыре каюты. При этом служащий предупредил их, что ремонт "Карнатика" закончен и пакетбот уйдет не на следующее утро, как предполагалось, а в этот же день в восемь часов вечера. - Великолепно! - заметил Паспарту. - Это вполне устраивает моего господина. Пойду его предупредить. Тут Фикс отважился на крайнее средство. Он решил все открыть Паспарту. Это был, пожалуй, единственный способ на несколько дней задержать Филеаса Фогга в Гонконге. Выйдя из бюро, Фикс предложил своему спутнику зайти в таверну освежиться. У Паспарту было еще время. Он принял приглашение Фикса. На набережной им попалась таверна. У нее был очень заманчивый вид. Оба вошли в нее. Это был просторный, хорошо убранный зал, в глубине которого стояло что-то вроде огромной походной кровати со множеством подушек. На ней лежало несколько спящих. Человек тридцать посетителей сидело за маленькими столиками из плетеного тростника. Одни пили английское пиво, эль или портер, другие предпочитали алкогольные напитки - ликер, джин или бренди. Кроме того, большинство курило длинные глиняные трубки, набитые шариками опиума, смешанного с розовой эссенцией. Время от времени кто-нибудь из курильщиков терял сознание и скатывался под стол, и тогда двое официантов хватали его за голову и за ноги и клали на кровать, где уже лежало около двадцати человек в последней стадии опьянения. Фикс и Паспарту поняли, что попали в одну из тех курилен, куда сходятся несчастные, исхудалые, отупевшие и впавшие в слабоумие люди, которым предприимчивая Англия продает ежегодно на двести шестьдесят миллионов франков губительного снадобья, называемого опиумом! Презренные миллионы, полученные от использования одного из самых губительных человеческих пороков! Китайское правительство давно стремится путем суровых законов пресечь это зло, но тщетно. От обеспеченных слоев населения, которым некогда было предоставлено исключительное право курения опиума, эта привычка перешла к широким слоям народа, и вред, производимый ею, не мог уже быть ограничен. В Китае опиум курят всюду и особенно в центральной части страны. Мужчины и женщины предаются этой пагубной страсти и, привыкнув вдыхать дым опиума, уже не могут без этого обходиться, не испытывая мучительных судорог в желудке. Привычный курильщик может выкурить в день до восьми трубок, но через пять лет такой жизни он умирает. В одну из этих многочисленных даже в Гонконге курилен и попали Фикс и Паспарту, желавшие немного освежиться. У Паспарту не было с собой денег, но он охотно воспользовался "любезностью" своего спутника, рассчитывая отплатить ему в свое время тем же. Они спросили две бутылки портвейна, которым француз воздал должное. Фикс, более сдержанный, наблюдал за своим спутником с особым вниманием. Говорили о том, о сем и больше всего о прекрасной идее Фикса также совершить путешествие на "Карнатике". Вспомнили о том, что пароход должен отойти на несколько часов раньше назначенного срока. Паспарту, опорожнив обе бутылки, поднялся, чтобы пойти предупредить своего господина. Фикс удержал его. - Минутку, - сказал он. - Что вы хотите, мистер Фикс? - Мне надо с вами потолковать о серьезных делах. - О серьезных делах! - воскликнул Паспарту, допивая несколько капель вина, оставшихся на дне его стакана. - Ну что ж, мы поговорим о них завтра. Сегодня мне некогда. - Останьтесь, - настаивал Фикс, - дело касается вашего господина! Паспарту при этих словах внимательно посмотрел на своего собеседника. Выражение лица Фикса показалось ему странным. Он снова сел. - Что ж вы хотите мне сообщить? - спросил он. Фикс понизил голос и, взяв за локоть своего собеседника, сказал: - Вы догадались, кто я такой? - Еще бы! - ухмыльнулся Паспарту. - Тогда я вам признаюсь во всем... - Теперь, когда я и так все знаю, приятель! Вот уж совсем неумно! Ну ладно, валяйте. Но сначала позвольте мне сказать, что ваши джентльмены напрасно потратились. - Напрасно?! - спросил Фикс. - Вам легко говорить. Сразу видно, что вы не знаете, какая сумма... - Очень хорошо знаю! - ответил Паспарту. - Двадцать тысяч фунтов. - Пятьдесят пять тысяч фунтов! - поправил Фикс, сжимая руку француза. - Как! - воскликнул Паспарту. - Мистер Фогг рискнул!.. Пятьдесят пять тысяч фунтов!.. Ну, тогда еще больше оснований не терять ни минуты, - добавил он, вновь поднимаясь из-за стола. - Пятьдесят пять тысяч фунтов, - повторил Фикс, насильно усаживая Паспарту на место и приказав принести еще бутылку бренди. - В случае успеха я получу премию в две тысячи фунтов. Хотите пятьсот фунтов при условии, что вы мне поможете? - Помогу вам? - воскликнул Паспарту, вытаращив глаза от изумления. - Да, поможете мне на несколько дней задержать господина Фогга в Гонконге! - Это еще что такое?! Что за вздор вы городите! - вскричал Паспарту. - Мало того что ваши джентльмены следят за моим господином, сомневаются в его порядочности, они еще вздумали чинить ему препятствия! Мне просто стыдно за них! - Как? Что вы этим хотите сказать? - спросил Фикс. - Я хочу сказать, что это просто неприлично. Это все равно, что обобрать мистера Фогга и вынуть у него деньги из кармана. - Именно к этому мы и стремимся! - Так это же западня! - воскликнул Паспарту, возбужденный действием бренди, ибо Фикс все время наполнял его стакан и честный малый пил, не переставая. - Настоящая западня! А еще называются коллеги! Джентльмены! Фикс ничего не понимал. - Коллеги! - продолжал кричать Паспарту. - Члены Реформ-клуба! Знайте же, мистер Фикс, мой господин - честный человек, и раз уж он заключает пари, то выполняет его по всем правилам. - За кого вы меня принимаете? - спросил Фикс, пристально вглядываясь в Паспарту. - Черт возьми! Конечно, за агента членов Реформ-клуба, которому поручено проверять маршрут моего господина, что в высшей степени унизительно! Вот почему, хотя я уже давно вас разгадал, я, разумеется, ничего не сказал мистеру Фоггу! - Он ничего не знает?.. - живо спросил Фикс. - Ничего, - ответил Паспарту, еще раз осушая свои стакан. Сыщик провел рукой по лбу. Он не решался продолжать разговор. Что ему надлежало предпринять? Заблуждение Паспарту казалось искренним, но это еще более затрудняло выполнение плана агента. Было очевидно, что француз говорил совершенно чистосердечно и отнюдь не был соучастником своего господина, а ведь этого соучастия Фикс и боялся больше всего. "Ну что ж, - подумал сыщик, - раз он не соучастник, он мне поможет". И сыщик вторично решился. Впрочем, у него больше не было времени ждать. Любой ценой надо было задержать Фогга в Гонконге. - Слушайте! - быстро заговорил Фикс. - Слушайте меня хорошенько. Я вовсе не тот, за кого вы меня принимаете. Я не агент членов Реформ-клуба. - Вот как! - протянул Паспарту, насмешливо глядя на него. - Я - полицейский инспектор, у меня поручение от столичной полиции... - Вы... полицейский инспектор? - Да, и я это вам сейчас докажу, - продолжал Фикс. - Вот мои полномочия. Полицейский агент вытащил из бумажника свои документы и показал своему собеседнику полномочия, подписанные начальником лондонской полиции. Опешивший Паспарту, лишившись дара речи, смотрел на Фикса. - Пари мистера Фогга, - продолжал Фикс, - лишь предлог, с помощью которого он надул и вас и своих коллег по Реформ-клубу, ибо он был заинтересован в том, чтобы обеспечить себе ваше невольное соучастие. - Но в чем? - воскликнул Паспарту. - Слушайте. Двадцать девятого сентября в Английском банке была совершена кража пятидесяти пяти тысяч фунтов стерлингов человеком, приметы которого установлены. Так вот, смотрите, они точь-в-точь соответствуют наружности Фогга. - Ну вот еще! - закричал Паспарту, ударяя своим могучим кулаком по столу. - Мой господин - самый честный человек на свете! - А почем вы знаете? - возразил Фикс. - Он ведь вам вовсе незнаком! Поступили вы к нему в день отъезда, а выехал он поспешно, воспользовавшись нелепым предлогом, даже без вещей, захватив с собою лишь большую сумму денег. И вы осмеливаетесь после этого утверждать, что он - честный человек! - Да! да! - машинально повторял бедный малый. - Вы что ж, хотите быть арестованным, как его соучастник? Паспарту схватился за голову. Он был неузнаваем. Он не смел взглянуть на полицейского инспектора. Филеас Фогг - вор! Он, спаситель Ауды, смелый и великодушный человек! А между тем какие жестокие улики выдвинуты против него! Паспарту постарался отбросить все подозрения, возникшие в его мозгу. Нет, он но хотел верить в виновность своего господина! - В конце концов чего вы от меня хотите? - спросил он сыщика, страшным усилием воли овладев собою. - Вот чего, - ответил сыщик. - Я проследил господина Фогга до Гонконга, но этого мало: до сих пор не получен приказ об его аресте, который я затребовал из Лондона. Вы должны помочь мне задержать его в Гонконге... - Я! Чтобы я... - А я поделюсь с вами премией в две тысячи фунтов стерлингов, обещанной Английским банком. - Никогда! - ответил Паспарту, который попытался подняться и снова упал на стул, чувствуя, что и силы и разум изменяют ему. - Мистер Фикс, - произнес он заикаясь, - если даже все, что вы мне говорили, правда... если даже мой господин тот самый вор, которого вы разыскиваете... хотя я отвергаю это... я был... я у него на службе... и я видел, что он добр и великодушен... Предать его!.. никогда... ни за какие блага мира. Я не из такого теста сделан! - Вы отказываетесь? - Отказываюсь. - Будем считать, что я ничего не говорил, - сказал Фикс, - а теперь выпьем. - Да, выпьем! Паспарту чувствовал, что пьянеет все больше и больше. Фикс, понимая, что надо любой ценой разлучить слугу и господина, решил его доконать. На столе лежало несколько трубок, набитых опиумом. Одну из них Фикс взял и сунул в руку Паспарту, тот поднес ее к губам, зажег и сделал несколько затяжек; голова его отяжелела под действием яда и склонилась на стол. - Наконец-то! - сказал Фикс, глядя на неподвижного Паспарту. - Наш господин Фогг не будет предупрежден вовремя об отходе "Карнатика", а если он все же уедет, то по крайней мере без этого проклятого француза! И он вышел из таверны, заплатив по счету. ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ, в которой Фикс входит в непосредственные отношения с Филеасом Фоггом Во время вышеописанной сцены, которая могла иметь столь серьезные последствия для судьбы мистера Фогга, этот джентльмен сопровождал миссис Ауду в прогулке по английским кварталам города. С тех пор как миссис Ауда приняла его предложение проводить ее до Европы, ему приходилось заботиться обо всех мелочах, необходимых для столь далекого путешествия. Когда англичанин его склада совершает кругосветное путешествие с одним лишь саквояжем в руках, это еще куда ни шло! Но женщина, конечно, не способна проделать столь долгий путь в таких условиях. Поэтому возникла необходимость приобрести ей одежду и все нужное для путешествия. Мистер Фогг выполнил эту обязанность с присущим ему спокойствием и на все извинения и протесты смущенной такой любезностью молодой вдовы неизменно" отвечал: - Это в интересах моего путешествия, это входит в мою программу. Сделав покупки, мистер Фогг и молодая женщина вернулись в гостиницу и пообедали за роскошно сервированным столом. Затем немного уставшая миссис Ауда поднялась к себе в комнату, пожав на английский манер руку своему невозмутимому спасителю. А почтенный джентльмен на весь вечер погрузился в чтение "Таймса" и "Иллюстрейтед Лондон ньюс". Будь он человеком, способным чему-нибудь удивляться, его, наверное, изумило бы отсутствие Паспарту, который не появился к часу, положенному для отхода ко сну. Но, зная, что пакетбот на Иокогаму покидает Гонконг лишь на следующий день утром, мистер Фогг не придал этому большого значения. Утром на его звонок Паспарту тоже не явился. Что подумал почтенный джентльмен, узнав, что его слуга вообще не вернулся в гостиницу, этого никто не может сказать. Мистер Фогг ограничился тем, что взял свой саквояж, послал предупредить миссис Ауду и приказал нанять паланкин. Было еще только восемь часов. Полный прилив, которым должен был воспользоваться "Карнатик", чтобы выйти в открытое море, ожидался в половине десятого. Паланкин прибыл к дверям гостиницы, мистер Фогг и миссис Ауда заняли места в этом комфортабельном экипаже; багаж следовал за ними в тележке. Через полчаса наши путешественники были уже на пристани, и там мистер Фогг узнал, что "Карнатик" отплыл накануне. Мистер Фогг, который рассчитывал найти одновременно и пакетбот и своего слугу, не нашел ни того, ни другого. На его лице не промелькнуло и тени досады, а в ответ на тревожный взгляд миссис Ауды он только произнес: - Сударыня, это простая случайность, не больше. В эту минуту к ним приблизился какой-то человек, внимательно наблюдавший за ними издалека. То был полицейский инспектор Фикс. Он поклонился и сказал: - Сударь, вы, верно, как и я, один из пассажиров, прибывших вчера на "Рангуне"? - Да, - холодно ответил мистер Фогг. - Но я не имею чести... - Извините меня, я рассчитывал найти здесь вашего слугу. - А вы знаете, где он? - живо спросила молодая женщина. - Как! Разве он не с вами? - с притворным удивлением сказал Фикс. - Нет, - ответила миссис Ауда. - Он не появлялся со вчерашнего дня. Не уехал ли он без нас на "Карнатике"? - Без вас, сударыня?.. - протянул агент. - Но простите за нескромный вопрос: вы, стало быть, рассчитывали отплыть на этом пакетботе? - Да, сударь. - Я тоже, сударыня, и теперь я в полном отчаянии. "Карнатик" закончил ремонт раньше времени и покинул Гонконг двенадцать часов тому назад, не предупредив никого из пассажиров. И теперь придется ждать восемь дней до следующего парохода! Говоря "восемь дней", Фикс чувствовал, как его сердце колотится от радости. Восемь дней! Фогг задержан на восемь дней в Гонконге! За это время придет ордер на его арест. Наконец-то судьба улыбнулась представителю закона. Его словно обухом ударили по голове, когда он услышал, как Филеас Фогг спокойно произнес: - Но ведь в Гонконге должны быть, мне кажется, и другие корабли помимо "Карнатика". И мистер Фогг, предложив руку миссис Ауде, отправился к докам в поисках отплывающего судна. Ошеломленный Фикс следовал за ним. Можно было подумать, что какая-то нить привязывала его к этому человеку. Но, как видно, судьба окончательно изменила тому, кому так исправно дотоле служила. Филеас Фогг в продолжение трех часов исходил гавань вдоль и поперек; он решил, если понадобится, зафрахтовать специальное судно до Иокогамы, но видел лишь суда, которые стояли под погрузкой или выгрузкой и, следовательно, не могли сняться с якоря. В сердце Фикса оживала надежда. Однако мистер Фогг не падал духом. Он продолжал свои пои