ловы, - спокойно заметил Камаре. - Хотите знать причину того, что произошло у вас на глазах? Когда все ответили утвердительно, он продолжал: - Все это очень просто. По-моему, все силы - это колебания эфира в той или иной форме. Свет считают серией колебаний между определенным минимумом и максимумом частоты, а электричество - другая серия колебаний, отделенная от первой промежутком, природа которого нам еще неизвестна. Я склоняюсь к мысли, что эти промежуточные колебания имеют отношение к теплоте. Я могу их вызывать и заставляю производить любопытные эффекты, доказательство чего я вам дал. В продолжение этих объяснений гроздья человеческих тел продолжали неистовый танец. - Игра длится слишком долго, - сказал Марсель Камаре, поворачивая другую рукоятку. Немедленно люди-паяцы отделились от стены и упали с десятиметровой высоты на землю, где и остались лежать без признаков жизни. После вполне понятного колебания их компаньоны решились поднять убитых и унести. - Конец первого действия, - объявил Камаре обычным голосом. - Я думаю, оно разыгралось не в пользу Гарри Киллера, у которого вышло из строя человек тридцать. Давайте теперь займемся этими олухами, которые упрямо колотят в дверь. Марсель Камаре взял трубку телефона. - Ты готов, Риго? - спросил он. - Да, сударь, - ответил голос, слышный во всех частях циклоскопа. - Отправляй! - приказал Камаре. Тотчас же, как будто самостоятельно повинуясь приказу, странный инструмент появился у подножия башни. Это было нечто вроде вертикального цилиндра, оконечность которого, направленная к земле, заканчивалась конусом. На другом конце четыре винта - один горизонтальный и три вертикальных - вращались с головокружительной быстротой. Странная машина поднялась в воздух и направилась к ограде. Когда она миновала ее, полет стал горизонтальным, и машина двинулась, строго следуя вдоль стены. За первой машиной показалась вторая, третья, еще несколько. Гости Камаре насчитали их двадцать. С правильными промежутками машины вылетали из башни, как птицы из гнезда, проделывая один и тот же маневр. - Это мои "осы", - сказал Марсель Камаре, подчеркивая слово "мои". - Я потом объясню вам, как они действуют. Пока же полюбуйтесь их работой, - он снова взял телефонную трубку. - Предупреждение, Риго! - Он обратился к своим новым друзьям: - Зачем убивать этих бедняг, которые, к тому же, мне еще ничего не сделали? Достаточно будет предупреждения, если они захотят его понять. С момента провала их попытки те из нападающих, которые хотели взобраться на ограду, оставались в бездействии. Унеся пострадавших товарищей, частью убитых, частью тяжело раненных, они очистили караульную дорогу, столпились на эспланаде, откуда созерцали заводскую стену с остолбенелым видом. Напротив, атаковавшие дверь не прекращали свое дело. Они упрямо продолжали колотить огромным тяжелым бревном, которое раскачивали сорок крепких рук; но прочная сталь, казалось, не поддавалась их усилиям. "Осы", как окрестил их Марсель Камаре, одна за другой пролетали над группой бандитов, не обращавших на них никакого внимания. Вдруг одна из машин выстрелила, и картечь усыпала землю на пространстве радиусом з пятьдесят метров. При звуке выстрела нападающие подняли головы. Они еще не поняли, в чем дело, когда раздался выстрел из второй машины и снова вылетела туча картечи. На этот раз смертоносное пространство приблизилось к ним. Несколько человек упали, задетые пулями. Остальные не долго раздумывали: бросив таран, они подхватили раненых и убежали. Наблюдавшие эту сцену не верили своим глазам. После выстрела каждая "оса" послушно возвращалась в свою ячейку у подножия башни, а минуту спустя, снабженная новым зарядом, вылетала, чтобы занять место в общем хороводе машин. - Я думаю, не стоит больше заниматься этими людьми, - сказал Марсель Камаре. - Если вам угодно посетить завод... ЗАВОД В БЛЕКЛАНДЕ Гости поспешили принять предложение. Камаре сказал: - Прежде чем спуститься с башни, куда мы, впрочем, вернемся, закончив осмотр, сначала познакомьтесь с общим расположением завода. Он занимает, как видите, прямоугольное пространство, в длину, параллельно реке, триста шестьдесят метров и в ширину двести пятьдесят метров. Его общая площадь девять гектаров. Западная часть, представляющая три пятых всего прямоугольника, отдана под сады. - Зачем вам сады? - перебил Амедей Флоранс. - Они обеспечивают некоторую долю нашего пропитания, остальное получаем извне. Только другая часть, примыкающая к набережной, шириной в сто метров, где мы находимся, составляет собственно завод. Посредине мастерские и мое личное жилище сгруппированы на протяжении двухсот пятидесяти метров у подножия этой башни, занимающей центр. С каждой стороны, где остается свободным пространство в пятьдесят пять метров, поднимаются, перпендикулярно реке, два ряда домов для рабочих, разделяемые широкой улицей. В каждом ряду семь четырехэтажных домов, и мы располагаем ста двадцатью квартирами. - Какова численность вашего персонала? - спросил Барсак. - Ровно сто человек, но некоторые женаты и имеют детей. Как вы можете видеть, мастерские состоят из одного этажа и покрыты толстым слоем земли с травой наверху. Снаряды мало опасны для них. Теперь, когда вы знаете главное, мы можем спуститься и начать осмотр. Прежде чем последовать приглашению, слушатели Камаре бросили последний взгляд вокруг себя. Положение не изменилось. "Осы" продолжали свою круговую прогулку, и нападающие уже не осмеливались проникать в опасную зону. Успокоенные слушатели покинули платформу. Сначала Камаре повел их в тот этаж башни, который называл "ульем" и откуда двадцать "ос" вылетали из двадцати ячеек, между которыми находились аппараты для заряжания. Потом прошли ряд цехов: сборочный, столярный, кузнечный, литейный - и вышли в сад со стороны, обращенной к дворцу. Высокая стена скрывала дворец. Но, когда они отошли от нее метров на пятьдесят, башня Гарри Киллера показалась над гребнем стены. Тотчас же с вершины башни прозвучал выстрел, и над гуляющими пронеслась пуля. Они поспешно отступили. - Дурак! - пробормотал Камаре и поднял руку. По его сигналу послышался сильцый свист. Гости Камаре невольно повернулись к заводу! Но инженер показал на дворец. Циклоскоп, венчавший дворцовую башню, исчез. - Это его проучит, - сказал Камаре. - У меня тоже есть воздушные мины, и побольше, чем у него; ведь это я их фабрикую. А циклоскоп я сделаю другой, вот и все. - Но, сударь, - заметил Амедей Флоранс, - раз у вас есть снаряды, почему вы не воспользуетесь ими против Гарри Киллера? - Я? - глухо ответил инженер. - Я буду атаковать свою работу? Не возражая, Амедей Флоранс обменялся взглядом с товарищами. Да, этот удивительный человек имел изъян, и его изъяном была гордость. Путь продолжался в молчании. Урок был понят дворцом. Ничто более не беспокоило группу гуляющих, которая покинула сад, пройдя его насквозь. - Мы попадаем в интересную часть, - сказал Камаре, открывая дверь. - Здесь старое машинное отделение, вот паровой двигатель, который мы топили дровами за неимением другого горючего. Это было неудобно, так как дрова приходилось привозить издалека, а нам их требовалось много. К счастью, это продолжалось недолго: как только в реке появилась вода после первых вызванных мною дождей, мы устроили гидроэлектростанцию в двенадцати километрах от города вниз по течению и пользуемся ее энергией. С тех пор мы уже не применяем этой устаревшей техники, и дым не идет из трубы, ставшей ненужной. Мы ограничиваемся тем, что трансформируем для наших нужд энергию, которую посылает нам станция. Следуя за Камаре, они прошли в другую залу. - Здесь, - сказал он, - и в следующих залах, наполненных, как и эта, трансформаторами, динамо, катушками, иногда очень внушительными, царство электричества. - Как? - вскричал ошеломленный Флоранс. - Неужели вы могли привезти сюда эти машины! - Только небольшую часть, - ответил Камаре. - Остальное мы сделали сами. - Но ведь нужен был материал, - возразил Амедей Флоранс. - Кой черт доставил его в пустыню? - Конечно! - сказал Камаре и остановился в задумчивости, как будто эта трудность впервые пришла ему на ум. - Вы правы, господин Флоранс. Как привезли сюда эти первые машины и материалы, из которых мы создали остальное? Признаюсь, я над этим никогда не думал. Я требовал, мне давали. Я не смотрел слишком далеко. Но теперь, когда вы обратили мое внимание... - Какие же понадобились человеческие жертвы, чтобы перетащить все это через пустыню, пока вы еще не имели планеров! - Это верно, - сказал побледневший Камаре. - А деньги? Вся эта штука сожрала целую кучу деньжищ! - вскричал Флоранс на своем фамильярном языке. - Деньги? - пробормотал Камаре. - Да, деньги. Вы, верно, очень богаты? - Я?! - запротестовал Камаре. - С тех пор как я здесь, у меня и пяти сантимов не было в кармане. - Тогда? - Это Гарри Киллер... - робко начал Камаре. - Ну, ясно! А откуда он их брал? Что он, миллиардер - ваш Гарри Киллер? Камаре развел руками с видом полнейшего неведения. Казалось, он был совершенно расстроен вопросами Амедея Флоранса, и его глаза снова приняли то блуждающее выражение, которое затуманивало его взор при малейшем волнении. Принуждаемый разрешать проблемы, столь отличные от тех, с которыми он привык иметь дело и которые так внезапно возникли, он чувствовал головокружение перед новыми, неизвестными ему горизонтами. Вид у него был совершенно растерянный. Доктор Шатонней сжалился над ним. - Мы потам разберемся в этом, - сказал он, - а пока будем продолжать осмотр. Чтобы прогнать назойливые мысли, Камаре провел рукой по лбу и молча прошел в следующую залу. - Здесь компрессоры, - заговорил он изменившимся от волнения голосом. - Мы употребляем воздух и другие газы в жидком виде. Как вы знаете, все газы способны сжижаться, если их сжимать и в достаточной степени понижать температуру; но, предоставленный самому себе, жидкий газ нагреется и более или менее быстро испарится. А если его содержать в закрытом сосуде, стенки сосуда подвергнутся такому давлению, что он может разлететься на куски. Одно из моих изобретений изменило это. В самом деле, я нашел вещество абсолютно нетеплопроводное, то есть непроницаемое для тепловых лучей. Отсюда следует, что жидкий газ, например воздух, находящийся в сосудах из этого вещества, всегда сохраняется при одной и той же температуре, в виде жидкости, и не стремится взорваться. Это изобретение позволило мне осуществить некоторые другие, и особенно планеры с большим радиусом действия, которые вы знаете... - Еще бы нам не знать! - вскричал Амедей Флоранс. - Скажите, что мы с ними чересчур хорошо познакомились! Так и это ваше дело - планеры?! - А вы хотите, чтобы чье оно было? - возразил Камаре, внезапно охваченный новым приступом болезненной гордости. По мере того как он говорил, его волнение понемногу рассеивалось. Оно бесследно исчезло, когда он снова вер-нулся к научным вопросам. - Мои планеры имеют три главные особенности, относящиеся к устойчивости, подъему и движущей силе, о чем я дам понятие в немногих словах. Начнем с устойчивости. Когда на птицу налетает порыв бури, ей не приходится делать расчеты, чтобы поддержать равновесие. Ее нервная система или, вернее, та часть нервной системы, которую физиологи называют рефлексами, заработает и восстановит равновесие инстинктивно. Вы мои планеры видели и знаете, что они состоят из двух крыльев, помещенных на вершине пилона высотой в пять метров; у подножия пилона находится платформа, несущая мотор, водителя и пассажиров. Таким образом, центр тяжести находится внизу. Соединение пилона с крыльями подвижное. Пока он не закреплен частично или полностью посредством рулей направления и глубины, он может описывать маленькие дуги во всех направлениях вокруг вертикали. И вот, если крылья независимо от руля наклоняются поперек или вдоль, пилон, увлекаемый своим весом, стремится составить с ними другой угол. В этом движении он тотчас приводит в действие противовесы, скользящие параллельно или перпендикулярно крыльям, и в тот же момент крылья занимают надлежащее положение. Таким образом, немедленно - автоматически, как я уже сказал, - выправляются невольные уклонения планера. Марсель Камаре, опустив глаза, давал объяснения с безмятежностью профессора, читающего лекцию. Он не колебался, не подыскивал слов, они приходили к нему сами. Без запинки он продолжал все так же: - Перейдем ко второму пункту. В момент подъема крылья планера опускаются и складываются около пилона. В то же время ось винта, подвижная в вертикальной плоскости, перпендикулярной к крыльям, поднимается; плоскость крыльев становится горизонтальной, и аппарат превращается в геликоптер. Но когда он достигнет достаточной высоты, крылья открываются, ось винта одновременно наклоняется вперед и становится горизонтальной. Винт становится толкающим, и геликоптер превращается в планер. Что касается движущей силы, то ее доставляет жидкий воздух. Из резервуаров, сделанных из нетеплопроводного материала, о котором я вам говорил, и регулируемых системой клапанов, жидкий воздух вытекает в тонкие, постоянно прогреваемые цилиндры. Там он мгновенно переходит в газообразное состояние под огромным давлением и приводит в движение мотор. - Какой скорости достигают ваши планеры? - спросил Амедей Флоранс. - Четыреста километров в час и проходят без посадки пять тысяч километров, - ответил Камаре. "Nu admirariI", - сказал Гораций1, что означает: не следует удивляться ничему. Однако слушатели Камаре не могли удержать восхищения. Они не могли подобрать достаточно восторженные слова, чтобы прославить этого гения, когда вернулись в башню. Но странный человек, который иногда выказывал крайнее тщеславие, оставался равнодушен к этим похвалам, точно на него действовали только те, которые он сам себе расточал. 1 Гораций (65-8 годы до нашей эры) - знаменитый римский поэт. - Сейчас мы в сердце завода, - сказал Камаре, когда все возвратились наверх. - В этой башне десять этажей, заполненных различными аппаратами. Вы, конечно, заметили на ее вершине высокий металлический пилон? Это "прожектор волн". Впрочем, вся поверхность башни покрыта множеством прожекторов меньшего размера... - "Прожекторы волн", говорите вы? - спросил доктор Шатонней. - Я не хочу читать вам курс физики, - с улыбкой сказал Марсель Камаре, - но некоторые объяснения необходимы. Я вам напомню, если вы знаете, и расскажу, если это вам неизвестно, что знаменитый немецкий физик Герц давно уже заметил, что, когда между полюсами индукционной катушки проскакивает искра, она вызывает колеблющийся разряд: каждый полюс поочередно становится то положительным, то отрицательным. Скорость этих колебаний, или их частота, может быть очень большой - до ста миллиардов в секунду. И они не ограничиваются теми точками, между которыми происходят. Эти разряды колеблют эфир, заполняющий все мировое пространство и промежутки между молекулами материальных тел. Эфирные колебания, распространяющиеся все дальше и дальше, называются волнами Герца. Я понятно говорю? - Восхитительно! - провозгласил Барсак, который, как политический деятель, менее всех понимал в научных вопросах. - До меня, - продолжал Камаре, - волны Герца рассматривались как лабораторный курьез. Ими электризовали без соприкосновения более или менее удаленные металлические предметы. Основной недостаток этих волн в том, что они распространяются во все стороны, как концентрические круги в луже от брошенного в нее камня. Из этого вытекает, что их начальная энергия, распространяясь все дальше, уменьшается, слабеет, как бы улетучивается, и уже в нескольких метрах от своего источника дает лишь незначительные проявления. Ясно? - Ослепительно! - уверил Амедей Флоранс. - Еще до меня заметили, что эти волны, как и световые, могут отражаться, но не сделали отсюда никаких выводов. Благодаря открытию сверхпроводника, - это им покрыт гребень заводской стены, - я устроил рефлекторы, направляющие почти все испускаемые волны куда я хочу. Начальная энергия волн, таким образом, без потерь посылается в определенном направлении и там преобразуется в такую, которая может совершить работу. С другой стороны, средство изменять частоту колебаний известно, и я могу вообразить приемники волн, которые будут чувствительны лишь к определенной частоте. В физике это называется "настройкой". Приемник будет реагировать на волны той частоты, на которую он настроен, и только на них. Число же возможных частот бесконечно. Я могу устроить бесчисленное множество двигателей, среди которых не будет двух, отвечающих на одну и ту же волну. Вам все понятно? - Туговато, - признался Барсак. - Но понемножку тянемся. - Я, впрочем, кончаю, - сказал Камаре. - Пользуясь этим, мы построили большое количество сельскохозяйственных машин, которым передается на расстоянии энергия от того или другого прожектора башни. Так же мы направляем и "ос". При каждом из четырех винтов находится маленький мотор, настроенный на известную волну. И этим же способом я могу разрушить весь город, если мне придет фантазия. - Вы отсюда можете разрушить город?! - вскричал Барсак. - Очень просто. Гарри Киллер просил меня сделать Блекланд неприступным, и я это выполнил. Под всеми улицами, домами, под дворцом и даже под заводом заложены большие порции взрывчатых веществ, снабженные взрывателями, настроенными на частоты, известные одному мне. Чтобы взорвать город, мне достаточно послать в направлении каждой мины волны определенной частоты. Амедей Флоранс, лихорадочно черкавший в записной книжке, хотел спросить, не следует ли покончить этим способом с Гарри Киллером, но вспомнил, какой малый успех имело предложение употребить для этой же цели воздушные мины, и благоразумно воздержался. - А большой пилон, что поднимается на башне? - спросил доктор Шатонней. - К этому я и перехожу, и на этом кончу, - ответил Камаре. - Очень любопытно, что герцевские волны падают на землю, точно подверженные притяжению, и там теряются. На далекое расстояние их надо отправлять с высоты. Я же хочу посылать их не только далеко, но и высоко, что еще труднее. Все же мне удается это с помощью пилона, присоединенного к передатчику, и изобретенного мною рефлектора, находящегося у оконечности пилона. - Зачем же посылать волны в высоту? - спросил Амедей Флоранс, ничего не понимавший. - Чтобы вызывать дождь. Вот принцип изобретения, которое я проектировал, когда познакомился с Гарри Киллером, и которое он помог мне осуществить. Посредством пилона и зеркала я посылаю волны к тучам и электризую до насыщения воду, которую они содержат в капельном состоянии. Когда разница потенциалов туч и земли или двух соседних туч сделается достаточной, разражается гроза и падает дождь. Превращение пустыни в плодородные поля доказывает возможность такого процесса. - Однако надо иметь тучи, - заметил доктор Шатонней. - Разумеется, либо достаточно влажную атмосферу. Но в тот или иной день тучи появляются. Задача в том, чтобы они разразились дождем здесь, а не в другом месте. Когда же возделаны поля и растут деревья, то устанавливается правильный кругооборот влаги, и тучи появляются все чаще. Лишь только приходит туча, я поворачиваю рукоятку, и волны передатчика в тысячу лошадиных сил начинают бомбардировать ее миллиардами колебаний. - Чудесно! - воскликнули слушатели. - Даже в данный момент, хотя вы того и не сознаете, - продолжал Камаре, постепенно воодушевляясь перечнем своих изобретений, - волны текут с вершины пилона и теряются в бесконечности. Но я мечтаю найти для них другую будущность. Я чувствую, я знаю, я даже уверен, что для волн можно создать сотню других применений. Например, можно телеграфировать или телефонировать по всей земле, не нуждаясь в соединении сообщающихся пунктов. - Без проводов! - вскричали слушатели. - Без проводов. Что для этого нужно? Очень мало. Просто надо изобрести подходящий приемник. Я ищу. Я почти у цели, но еще не достиг ее. - Мы начинаем ничего не понимать, - признался Барсак. - Нет ничего проще, - уверил Камаре, все более возбуждаясь. - Вот аппарат Морзе, употребляемый при обычном телеграфировании, который я для своих опытов включил в замкнутую цепь. Мне остается лишь орудовать клавишей, - и, говоря это, он в самом деле ею орудовал, - чтобы ток, испускающий волны, зависел от это" цепи. Когда клавиша поднята, прожектор не испускает герцевских волн. Когда она опущена, волны вырываются из пилона. Их нужно послать не к небу, а в направлении предполагаемого приемника, соответственно управляя рефлектором, который их собирает и отражает. Если местоположение приемника неизвестно, достаточно убрать зеркало, как я делаю вот при помощи этого рычага. Волны будут распространяться в окружающем пространстве, и я могу телеграфировать в полной уверенности, что приемник получит их, если существует. К несчастью, он не существует... - Вы сказали телеграфировать? - спросила Жанна Бакстон. - Что вы под этим понимаете? - То, что понимают обычно. Мне только нужно работать клавишей, применяя азбуку Морзе, известную всем телеграфистам. Но вы лучше поймете на примере. Будем действовать, как будто приемник есть. Вы ведь постарались бы выйти из вашего теперешнего положения, я полагаю? - Без сомнения, - ответила Жанна. - Хорошо! В таком случае, кому вы хотите телеграфировать? - Камаре сел у аппарата. - В этой стране я не знаю никого, - улыбаясь, сказала Жанна. - Разве только капитану Марсенею, - прибавила она, слегка покраснев. - Пусть будет капитану Марсенею, - согласился Камаре, работая аппаратом Морзе и выстукивая точки и черточки этого алфавита. - Где он, этот капитан? - Сейчас, я думаю, в Тимбукту, - нерешительно сказала Жанна. - Тимбукту, - повторил Камаре, продолжая действовать клавишей. - Теперь, как вы говорите, капитану Марсенею. Я думаю, что-нибудь в этом роде: "Жанна Бакстон..." - Простите, - перебила Жанна, - капитан Марсеней знает меня под фамилией Морна. - Это неважно, так как депеша все равно не дойдет, но поставим "Морна". Я телеграфирую: "Придите на помощь Жанне Морна, пленнице в Блекланде..." - Марсель Камаре прервал передачу. - Блекланд неизвестен миру, и я добавляю: "Северная широта 15o50', долгота..." - Он быстро вскочил. - Вот как! Гарри Киллер выключил ток! Его гости столпились вокруг, не понимая. - Я уже вам говорил, что мы получаем энергию с гидростанции, расположенной в двенадцати километрах по реке. Гарри Киллер изолировал нас от нее, вот и все. - Но тогда, - сказал доктор, - машины остановятся? - Они уже остановились, - ответил Камаре. - А "осы"? - Они упали, это несомненно. - Значит, Гарри Киллер овладеет ими? - вскричала Жанна Бакстон. - В этом я не уверен, - возразил инженер. - Поднимемся наверх, и вы увидите, что все это пустяки. Они быстро поднялись на башню и вошли в циклоскоп. Как и прежде, они увидели наружную часть стены и окаймляющий ее ров, в котором валялись неподвижные "осы". На эспланаде Веселые ребята испускали победные крики. Они уже возобновили атаку. Некоторые спрыгивали в ров, чтобы расправиться с мертвыми "осами", которые раньше так устрашали их. Но едва дотронувшись до "ос", они в ужасе отпрыгивали и пытались вылезть изо рва. Никому это не удалось: все падали на дно без признаков жизни. - Я не дам и двух су за их шкуры, - холодно сказал Марсель Камаре. - Я ведь предвидел, что произойдет, и принял меры. Выключив ток со станции, Гарри Киллер тем самым привел в действие приспособление, заставившее сосуды с жидкой углекислотой вылить в ров их содержимое, немедленно перешедшее в газообразное состояние. Этот газ, более тяжелый, чем воздух, остался во рву, и те, кто попал в него, погибли от удушья. - Бедные люди! - сказала Жанна Бакстон. - Тем хуже для них, - ответил Камаре. - Я не могу их спасти. Что же касается наших машин, я тоже принял предосторожности. Начиная с этого утра они будут работать на жидком воздухе, которого у нас неисчерпаемый запас. Вот машины уже заработали, "осы" вылетают снова. Винты "ос", в самом деле, завертелись, возобновляя свое головокружительное вращение, и аппараты начали совершать свой обход. Толпа Веселых ребят отступила к дворцу, оставив часть своих лежать во рву. Марсель Камаре повернулся к гостям. Он был возбужден, и беспокойный блеск все чаще мелькал в его глазах. - Мы, кажется, можем спать спокойно, - заметил он, переполненный простодушным тщеславием. ПРИЗЫВ ИЗ ПРОСТРАНСТВА С глубокой печалью покинул капитан Пьер Марсеней экспедицию Барсака и особенно ту, кого знал под именем Жанны Морна. Но он пустился в путь без колебаний и до Сегу-Сикоро удваивал переходы, так как торопился. Капитан Марсеней был прежде всего солдатом, и, быть может, высшая красота воинской профессии состоит в полном отречении от себя, в безоговорочном подчинении для достижения целей, о которых иногда имеешь не совсем ясное представление, но знаешь, что они идут на пользу родине. Как ни спешил он, понадобилось девять дней, чтобы покрыть четыреста пятьдесят километров, отделявшие его от Сегу-Сикоро; он прибыл туда 22 февраля, поздно вечером. Только на следующее утро он представился коменданту крепости, полковнику Сержину, и вручил ему приказ полковника Сент-Обана. Полковник Сержин прочитал приказ три раза подряд, и с каждым разом удивление его все возрастало. Он ничего не понимал. - Какая дурацкая комбинация! - вскричал он, наконец. - Искать людей в Сикасо, чтобы послать в Тимбукту... это невообразимо! - Значит, вы не предупреждены, о нашем приходе, полковник? - Ничуть! - Лейтенант, вручивший мне приказ, сказал, что в Тимбукту вспыхнули волнения и что туареги ауэлиммидены ведут себя угрожающе, - объяснил капитан Марсеней. - Первый раз слышу, - объявил полковник. - Капитан Пейроль, с которым вы, может быть, знакомы... - Да, полковник. Два года назад мы служили в одном полку. - Так вот, Пейроль проходил здесь по пути из Тимбукту в Дакар Он был у меня только вчера и ни о чем подобном не упоминал. Капитан Марсеней показал жестом, что он снимает с себя всякую ответственность. - Вы правы, капитан, - сказал полковник Сержин. - Мы не можем рассуждать. Приказ есть, и он должен быть выполнен. Но черт меня побери, если я знаю, когда вы сможете отправиться! Трудно было, в самом деле, подготовить столь неожиданную экспедицию. Потребовалось восемь дней, чтобы разместить лошадей, которых было приказано оставить в Сегу-Сикоро, и чтобы найти транспортные средства и достаточное количество провизии Только 2 марта капитан Марсеней смог посадить отряд на суда и начать спускаться по Нигеру Путешествие в эти последние месяцы сухого сезона затруднялось мелководьем, оно заняло целых две недели, и бывший конвой экспедиции Барсака высадился в Кабара, порте Тимбукту, только 17 марта. Когда капитан Марсеней представился коменданту полковнику Аллегру, тот посмотрел на него с таким же удивлением, как его коллега в Сегу-Сикоро. Он заявил, что в области не было никаких волнений, что он никогда не просил подкреплений, и ему совершенно непонятно, зачем полковник Сент-Обан послал ему без предупреждения сто человек, в которых он совершенно не нуждается. Это становилось странным, и капитан Марсеней подумал, не был ли он обманут фальшивым документом. Но с какою целью? Ответ был ясен. Как ни казался необъяснимым такой факт, но если, в самом деле, имела место подделка, ее совершили, чтобы уничтожить обезоруженную экспедицию Барсака. Логически подойдя к такому заключению, капитан Марсеней испытывал крайнее беспокойство, думая о большой ответственности, падавшей на него, и об опасностях, которые угрожали мадемуазель Морна, а память о ней переполняла его мысли и сердце. Его тревога стала еще сильнее, когда в Тимбукту, как и в Сегу-Сикоро, он не смог получить никаких сведений о лейтенанте Лакуре. Никто его не знал. Больше того: никто не слышал о корпусе суданских волонтеров, хотя о нем было упомянуто самим полковником Сент-Обаном. И, однако, приказ полковника, казавшийся подлинным при самом тщательном рассмотрении, имел силу, пока не была доказана его подложность. Капитану Марсенею и его людям предоставили жилища, и, как только явился случай, приказ был послан полковнику Сент-Обану, который один мог удостоверить его подлинность. Но от Тимбукту до Бамако тысяча километров, и предстояло долго ждать, пока придет ответ. Капитану Марсенею, лишенному определенных обязанностей и пожираемому беспокойством, время казалось очень долгим. К счастью, в конце марта приехал капитан Перриньи, старый товарищ по Сен-Сирской военной школе, с которым его когда-то связывала тесная дружба. Два друга были счастливы свидеться, и время для Марсенея потекло быстрее. Посвященный в заботы товарища, Перриньи успокаивал его. Фабрикация приказа, достаточно хорошо подделанного, чтобы всех обмануть, казалась ему страничкой из романа. По его мнению, скорее можно было допустить, что лейтенант Лакур, плохо осведомленный об истинных мотивах решения полковника, сказал неточно о его причине. Удивление же полковника Аллегра легко объяснялось. В этой еще не организованной области могло случиться, что адресованная ему копия приказа затерялась. Капитан Перриньи, присланный в Тимбукту на два года, привез массу ящиков, которые Марсеней помогал распаковывать. В некоторых было исключительно лабораторное оборудование. Если бы не его мундир, Перриньи считался бы ученым. Страстно преданный науке, он был в курсе всех новейших достижений, особенно в области электричества. В их содружестве Перриньи был представителем науки, Марсеней - войны. Разница во взглядах рождала частые дружеские споры. Они, смеясь, называли друг друга "старой библиотечной крысой" и "дрянным ласкателем сабли", хотя, разумеется, воинственность Марсенея не мешала ему быть человеком культурным и образованным, а Перриньи при своих знаниях оставался превосходным, храбрым офицером. Через несколько дней после приезда друга капитан Марсеней застал его во дворе дома, где тот жил, за сборкой какого-то аппарата. - Ты пришел кстати! - вскричал Перриньи. - Я тебе покажу кое-что интересное. - Это? - спросил Марсеней, показывая на аппарат, состоявший из двух электрических батарей, электромагнита, маленькой стеклянной трубочки с металлическими опилками, и медного прута в несколько метров высоты. - Оно самое. Безделушка, которую ты видишь, - волшебная выдумка. Это приемник беспроволочного телеграфа. - Я слышал, как об этом говорят уже несколько лет, - сказал заинтересованный Марсеней. - Так проблема решена? - Еще как! - вскричал Перриньи. - На земном шаре с ней столкнулись одновременно двое. Один - итальянец Маркони - нашел средство посылать в пространство волны Герца... Да ты слыхал ли о них, закоренелый солдатишка? - Да, да, - ответил Марсеней. - Учил в школе. Впрочем, о Маркони говорили, когда я еще был в Европе. Ну, а другой изобретатель? - Французский физик Бранли. Он сконструировал приемник - чудо изобретательной простоты. - И аппарат, который я вижу?.. - Он и есть, и ты моментально поймешь его принцип. Бранли заметил, что железные опилки плохо проводят электричество, но становятся хорошим проводником под влиянием герцевских волн. Под действием этих волн опилки начинают взаимно притягиваться, и между ними возникает сцепление. Видишь трубочку? - Вижу. - Это когерер или улавливатель волн. Трубочка содержит железные опилки и включена в цепь обыкновенной электрической батареи. Тока в цепи нет, так как трубка с опилками - плохой проводник. Понятно? - Да, продолжай. - Когда приходит герцевская волна, ее подхватывает этот медный прут, называемый антенной. Тотчас же трубка, соединенная с ним, становится проводником, ток замкнут и идет по цепи. Ты все еще понимаешь, кровопийца? - Да, ученый старикашка в очках. Дальше! - Здесь вмешивается рассказчик, которого ты видишь. Благодаря приспособлению, мною изобретенному и скомбинированному с изобретением Бранли, ток приводит в движение бумажную ленту в аппарате Морзе, где получается отпечаток. Но в этот момент молоточек, который ты видишь, ударяет по когереру, его зерна разъединяются от удара, и восстанавливается их обычное сопротивление. Ток прекращается, и аппарат Морзе перестает работать. Ты скажешь, что так можно получить только одну точку на бумажной ленте? Но на самом деле последовательность всех этих явлений возобновится, так как антенна продолжает получать волны. А когда они перестанут приходить, на ленте аппарата уже не будет отпечатков до прихода следующих волн. От всего этого на ленте получается серия точек, соединенных в неравные группы, в черточки и точки азбуки Морзе, которые прочтет любой телеграфист. - Например, ты? - Например, я. - А зачем ты притащил этот удивительный аппарат в нашу варварскую страну? - Завтра я соберу передатчик, так как страшно увлекаюсь телеграфированием без проводов. Я хочу первым устроить беспроволочный телеграф в Судане. Вот почему я привез сюда эти два аппарата, которые еще очень редки, и в Африке их нет, за это я ручаюсь. Подумай только, если б можно было сообщаться прямо с Бамако... Быть может, даже с Сен-Луи!.. - О, с Сен-Луи! Это слишком далеко! - Совсем недалеко, - запротестовал Перриньи. - Телеграфировали без проводов уже на очень большие расстояния. - Невозможно! - Вполне возможно, солдафон. И я рассчитываю усовершенствовать это дело. Я начну серию опытов вдоль Нигера... Капитан Перриньи вдруг остановился. Глаза его округлились, полуоткрытый рот выразил глубокое изумление. Из аппарата Бранли послышался сухой треск, который уловило его опытное ухо. - Что с тобой? - спросил изумленный капитан Марсеней. Его другу пришлось сделать усилие, чтобы ответить. Удивление буквально душило его. - Он работает! - пробормотал Перриньи, указывая на аппарат. - Как? Он работает?! - с иронией вскричал Марсеней. - Ты грезишь, будущий академик! Ведь твой аппарат - единственный в Африке, он не может работать, как ты мне только что умело объяснил. Он испортился, вот и все. Капитан Перриньи, не отвечая, подбежал к приемнику. - Испортился! - возразил он в страшном возбуждении. - Он так мало испортился, что я ясно читаю на ленте: "Ка-пи-та-ну Мар-се-не-ю... Капитану Марсенею"! - Мое имя! - подсмеивался последний. - Я очень боюсь, старина, что ты подшучиваешь надо мной! - Твое имя! - уверял Перриньи с таким чистосердечным удивлением, что его товарищ был поражен. Аппарат прекратил работу и оставался немым перед глазами офицеров, которые не спускали с него взора. Но скоро послышались новые тик-так. - Снова! - закричал Перриньи, наклоняясь над лентой. - Вот! Теперь адрес: "Тим-бук-ту"! - Тимбукту! - машинально повторил Марсеней и задрожал в свою очередь от необъяснимого волнения. Пощелкивание прекратилось во второй раз; после короткого перерыва лента начала развертываться, чтобы снова остановиться через несколько мгновений. - "Жан-на Бак-стон..." - прочел Перриньи. - Не знаю такой, - объявил Марсеней, невольно испуская вздох облегчения. - Это чья-то шутка... - Шутка? - задумчиво повторил Перриньи. - Как это возможно? Ах! Снова начинается! - и он наклонился над лентой. - "...При-ди-те на по-мощь Жан-не Мор-на..." - Жанна Морна! - вскричал капитан Марсеней и, задыхаясь, расстегнул воротник мундира. - Замолчи! - приказал Перриньи. - "Плен-ни-це... в Блек-лан-де..." В четвертый раз замерло тиканье. Перриньи выпрямился и посмотрел на товарища. Тот был бледен. - Что с тобой? - заботливо спросил он. - Потом объясню, - с трудом ответил Марсеней. - Но Блекланд, откуда ты взял Блекланд?.. Перриньи не успел ответить. Аппарат заработал снова. "...Се-вер-на-я ши-ро-та пят-над-цать гра-ду-сов пять-де-сят ми-нут, дол-го-та..." Наклонившись над замолчавшим аппаратом, офицеры напрасно ждали несколько минут. Аппарат оставался немым. Капитан Перриньи задумчиво пробормотал: - Да, чересчур крепкий кофе, как говорится! Есть второй любитель беспроволочной телеграфии в этой гиблой стране! И он тебя знает... - Он тотчас заметил, как изменилось лицо Марсенея. - Да что с тобой? Как ты бледен! В нескольких поспешных словах Марсеней объяснил другу причину своей тревоги. Он удивился, когда узнал, что его имя появилось на телеграфной ленте; но удивление перешло в глубокое волнение, когда Перриньи произнес имя Жанны Морна. Ведь он знал Жанну Морна, любил ее и надеялся, что она когда-нибудь станет его женой. Марсеней напомнил о своих опасениях, когда он заподозрил, что приказ полковника Сент-Обана фальшивый. Таинственное послание, донесшееся из пространства, означало, что Жанна Морна в опасности. - И она просит помощи у меня! - заключил он с тоской, к которой примешивалась радость. - Ну что ж! Это очень просто! - ответил Перриньи. - Нужно прийти ей на помощь. - Разумеется! - вскричал Марсеней, которого оживила возможность действовать. - Но как? - Мы это сейчас обсудим, - сказал Перриньи. - Сначала разберем факты и выведем логические заключения. Факты, по-моему, успокоительны... - Ты полагаешь? - с горечью спросил Марсеней. - Полагаю. Первое: мадемуазель Морна не одинока: ведь ты же знаешь, что у нее нет аппарата для беспроволочной телеграфии. Не говоря о спутниках, с которыми ты ее оставил, у нее есть покровитель, владеющий таким аппаратом. И он молодец, уж поверь мне! Ободренный Марсеней поднял голову. - Второе: мадемуазель Морна не грозит непосредственная опасность. Она телеграфирует в Тимбукту. Значит, она считает, что ты здесь, а не в другом месте, и что у тебя будет время откликнуться на призыв. И затем, раз она телеграфирует, значит, считает, что это не бесполезно. Если ей и угрожает опасность, то не такая уж близкая. - Как ты думаешь, что можно сделать? - взволнованно спросил Марсеней. - Прежде всего успокойся и надейся на хороший конец этого приключения. И пойдем к полковнику просить разрешения организовать экспедицию для освобождения депутата Барсака и мадемуазель Морна. Оба капитана немедленно отправились к полковнику Аллегру и рассказали о чудесном событии, свидетелями которого были. Они положили перед ним ленту, отпечатанную аппаратом Морзе, которую Перриньи перевел на понятную запись. - Здесь не говорится о господине Барсаке, - заметил полковник. - Нет, - ответил Перриньи, - но так как мадемуазель Морна с ним... - Кто вам сказал, что она его не оставила? - возразил полковник. - Я прекрасно знаю путь экспедиции Барсака и уверяю вас, что она не могла очутиться на такой широте. Экспедиция должна была пройти через Уагадугу на двенадцатом градусе и закончиться у Сея, на тринадцатом. А эта таинственная депеша говорит о пятнадцати градусах пятидесяти минутах, почти о шестнадцати градусах. Замечание полковника оживило память Марсенея. - Вы правы, полковник. Я вспоминаю, что мадемуазель Морна должна была отделиться от экспедиции за двести или триста километров от Сикасо и подняться к северу, чтобы достиг