ероногой армии. Гленарван поехал к нему навстречу, и между ними быстро завязался разговор. Вожатый оказался владельцем части этого стада. Звался он Сэм Митчелл и направлялся теперь из восточных провинций к бухте Портленд. Его стадо насчитывало двенадцать тысяч семьдесят пять голов: тысячу быков, одиннадцать тысяч баранов и семьдесят пять лошадей. Все эти животные, купленные тощими на равнинах у подножия Голубых гор, перегонялись теперь на тучные пастбища Южной Австралии, чтобы там откормиться и впоследствии дать большие барыши хозяину. Сэм Митчелл, выгадывая по два фунта стерлингов с быка и полфунта с барана, должен был выручить кругленькую сумму в сто пятьдесят тысяч франков. Это было выгодное дело, но сколько требовалось терпения, сколько энергии, чтобы переправить до места назначения это норовистое стадо, какой это был тяжелый труд! Да, нелегко достается барыш, получаемый от этого сурового ремесла. В то время как стадо Сэма Митчелла продолжало продвигаться между купами мимоз, он в кратких словах рассказал свою историю. Элен Гленарван и Мери Грант вышли из фургона, все всадники соскочили с коней и, усевшись в тени раскидистого камедного дерева, слушали рассказ скотопромышленника. Сэм Митчелл был в пути уже семь месяцев. В среднем он проходил ежедневно миль десять, и его бесконечное путешествие должно было продлиться еще месяца три. В этом трудном деле ему помогали тридцать погонщиков и двадцать собак. Среди погонщиков было пять негров, умевших очень ловко отыскивать по следам отбившихся от стада животных. За этой армией следовало шесть повозок. Погонщики, вооруженные бичами, с рукояткой длиною в восемнадцать дюймов и ремнем в десять футов, ездили между рядами животных, то и дело восстанавливая нарушаемый порядок, а собаки, словно легкая кавалерия, носились по флангам. Путешественники восхищались порядком, царившим в стаде. Различные породы животных шли порознь, ибо дикие быки не будут пастись там, где прошли бараны. Поэтому быков гнали во главе стада. Разделенные на два батальона, они двигались впереди. За ними под командой двадцати вожатых следовали пять полков баранов; взвод лошадей шел в арьергарде. Сэм Митчелл обратил внимание слушателей, что вожаками этой армии являлись не люди, не собаки, а смышленые быки-вожаки, их превосходство признавали все их сородичи. Они важно шествовали впереди, инстинктивно выбирая лучшую дорогу, и, казалось, были твердо уверены в своем праве пользоваться общим уважением; и все стадо беспрекословно повиновалось им, и с ними приходилось считаться. Если быки останавливались, то надо было следовать их примеру, и никакие усилия не могли заставить животных двинуться вперед, пока быки сами не трогались в путь. Скотопромышленник добавил еще некоторые подробности, достойные пера Ксенофонта. Пока стадо двигалось по равнине, все шло хорошо - никаких препятствий, никакой усталости. Животные паслись по дороге, утоляя жажду в многочисленных ручьях, ночью спали, днем двигались вперед и, послушные лаю собак, сбивались в круги. Но в дремучих лесах материка, в зарослях мимоз и эвкалиптовых деревьев трудности возрастали. Взводы, батальоны, полки то смешивались, то рассыпались, и требовалось немало времени, чтобы снова собрать всех воедино. Если, по несчастью, пропадал один из быков-вожаков, то его надо было во что бы то ни стало разыскать, иначе все стадо могло беспорядочно разбежаться; негры-погонщики часто тратили по нескольку дней на эти трудные поиски. Когда начинались сильные дожди, ленивые животные отказывались продолжать путь, а в бурные грозы паника охватывала обезумевший от страха скот. Однако благодаря энергии и расторопности скотопромышленник преодолевал все эти снова и снова возникающие затруднения. Он шел вперед миля за милей, оставляя позади равнины, леса, горы. Но порой ко всем упомянутым качествам ему приходилось добавлять еще одно, высшее, терпение - терпение, которое нужно было сохранять не часы, не дни, но целые недели, - это бывало при переправе через реки. Тут препятствием являлась не трудность переплыть, а упрямство стада, которое отказывалось войти в воду. Быки, едва хлебнув воды, поворачивали обратно, бараны, завидев реку, разбегались в разные стороны. Надо было ждать ночи, чтобы загнать стадо в реку, но и это не удавалось. Баранов бросали в воду, но овцы не решались следовать за ними. Пытались по нескольку дней не давать животным пить, но и это не помогало. Переправляли на противоположный берег ягнят, надеясь, что матки приплывут на их блеяние, ягнята блеяли, а матки не двигались с места. Такое положение длилось порой целый месяц, и скотопромышленник не знал, что делать с этой блеющей, ржущей и мычащей армией. И вдруг в один прекрасный день, неожиданно, словно по капризу, неизвестно почему и как, часть стада устремляется в реку, но тут возникает новое затруднение - невозможно помешать этому стаду беспорядочно бросаться в воду, ибо образуется давка, и многие животные, попав в стремнины, тонут. Все это рассказал Сэм Митчелл. Во время его рассказа большая часть стада прошла перед путешественниками в полном порядке, и скотопромышленник поспешил стать во главе своей армии, чтобы выбрать лучшее место для пастбища. Он простился с лордом Гленарваном и его спутниками. Все крепко пожали ему руку, и он, вскочив на прекрасного туземного коня, которого держал под уздцы один из его слуг, через несколько мгновений исчез в облаке пыли. Фургон снова двинулся в путь и остановился лишь вечером у подножия горы Тальбот. На привале Паганель справедливо напомнил, что нынче 25 декабря, то есть первый день рождества, - праздник, столь чтимый в английских семьях. Но мистер Олбинет не забыл этого: в палатке был сервирован изысканный ужин, заслуживший горячую похвалу всех присутствующих. И действительно, мистер Олбинет превзошел самого себя: он умудрился приготовить из имевшихся запасов целый ряд европейских кушаний, которые редко можно получить в пустынях Австралии. На этом достопримечательном ужине поданы были оленья ветчина, ломтики солонины, копченая семга, пудинг из ячменной и овсяной муки, чай в неограниченном количестве, виски в изобилии и несколько бутылок портвейна. Можно было вообразить, что находишься в столовой замка Малькольм-Касл, в глубине горной Шотландии. Хотя на этом пиршестве всего было в изобилии, начиная от имбирного супа и кончая печеньем на десерт, все же Паганель счел нужным дополнить десерт плодами дикого апельсинового дерева, росшего у подножия соседнего холма. Надо признаться, апельсины эти были довольно безвкусны, а их семечки обжигали рот, подобно кайенскому перцу. Географ из любви к науке упорно ел эти апельсины и так сильно ожег себе небо, что не мог отвечать майору на его многочисленные вопросы о своеобразии австралийских пустынь. На следующий день, 26 декабря, не произошло ничего примечательного. На пути попались истоки реки Нортон, а вскоре полувысохшая река Мекенэи. Погода стояла прекрасная, не слишком жаркая. Дул южный ветер, навевавший прохладу, как северный ветер в Северном полушарии. Паганель обратил на это внимание своего юного друга Роберта Гранта. - Это очень благоприятно для нас, - сказал он, - ибо средняя температура более высока в Южном полушарии, чем в Северном. - Почему? - спросил мальчик. - Почему, Роберт? А разве ты никогда не слышал, что Земля зимой ближе всего к Солнцу? - Слыхал, господин Паганель. - И что зимой холод вызывается тем, что лучи солнца падают на землю более косо? - Да, господин Паганель. - Так вот, мой мальчик, по этой причине в Южном полушарии более жарко. - Не понимаю, - с удивлением ответил Роберт. - Подумай хорошенько, - продолжал Паганель. - Когда в Европе зима, то какое время года в Австралии, на другом полушарии? - Лето, - ответил Роберт. - Так вот, если в это время года Земля находится ближе всего к Солнцу... понимаешь? - Понимаю. - Значит, лето Южного полушария жарче лета Северного полушария именно благодаря близости к Солнцу. - Теперь мне все ясно, господин Паганель. - Итак, когда говорят, что Земля ближе всего к Солнцу "зимой", то это верно лишь в отношении нас, жителей Северного полушария. - Вот это никогда не приходило мне в голову, - промолвил Роберт. - Ну так больше не забывай этого, мой мальчик. Роберт с большой охотой выслушал этот маленький урок космографии и в заключение узнал, что средняя годовая температура в провинции Виктория достигает +74ь по Фаренгейту (+23,33ь по Цельсию). Вечером отряд сделал привал в пяти милях от озера Лондейл, между горой Друмонд, поднимавшейся на севере, и горой Дройден, невысокая вершина которой вычерчивалась на южном небосклоне. На следующий день в одиннадцать часов утра фургон добрался до берегов реки Уиммери, у сто сорок третьего меридиана. Река, шириною в полмили, катила свои прозрачные воды между двумя рядами высоких акаций и камедных деревьев. Там и сям великолепные миртовые деревья простирали на высоте пятнадцати футов свои длинные плакучие ветви, пестревшие красными цветами. Множество птиц - иволги, зяблики, золотокрылые голуби, не говоря уже о болтливых попугаях, - порхали среди зеленых ветвей. Внизу, на глади вод, плескалась пара черных лебедей, пугливых и неприступных. Эти редкие птицы австралийских рек вскоре исчезли в излучинах Уиммери, причудливо орошавшей эту пленительную долину. Между тем фургон остановился на ковре из зеленых трав, свисавших словно бахрома над быстрыми водами реки. Ни моста, ни парома нигде не было. А перебраться было необходимо. Айртон начал искать удобного брода. В четверти мили вверх по течению река показалась ему менее глубокой, и он решил, что в-этом месте можно перебраться на другой берег. Сделанные им в нескольких местах измерения показали, что глубина реки тут не превышала трех футов. Фургон мог, не подвергаясь никакому риску, пройти по такому неглубокому месту. - А нет ли иного способа переправиться на тот берег? - спросил Гленарван у боцмана. - Нет, сэр, - ответил Айртон, - но эта переправа кажется мне безопасной; Как-нибудь переберемся. - Следует ли жене и мисс Грант выйти из фургона? - Ни в коем случае. Мои быки крепки на ногу, и я берусь вести их по верному пути. - Тогда отправляйтесь, Айртон, - сказал Гленарван, - я полагаюсь на вас. Всадники окружили тяжелый фургон и смело вошли в воду. Обычно, когда переправляют повозки вброд, то к ним прикрепляют непрерывную цепь пустых бочек, чтобы поддерживать их на поверхности воды, но здесь этот спасательный пояс отсутствовал, и надо было положиться на чутье быков и на осторожность Айртона. Последний, сидя на козлах, направлял упряжку, майор и два матроса рассекали быстрое течение, пробираясь в нескольких саженях впереди. Гленарван и Джон Манглс держались по обеим сторонам фургона, готовые ежеминутно прийти на помощь путешественницам. Паганель и Роберт замыкали шествие. Все шло хорошо до середины Уиммери. Но тут глубина увеличилась и вода поднялась выше осей. Быки, отнесенные течением в сторону от брода, могли потерять дно под ногами и увлечь за собой качавшийся фургон. Айртон отважно соскочил в воду и, схватив быков за рога, заставил их вернуться к броду. В эту минуту фургон неожиданно натолкнулся на что-то, раздался треск, он накренился, вода залила ноги путешественниц, и, несмотря на все усилия Гленарвана и Джона, уцепившихся за дощатую стенку фургона, его начало относить течением. Минута была опасная. К счастью, вся упряжка быков мощно рванулась вперед и потащила за собой фургон. Вскоре быки и лошади ощутили под ногами подъем, ведущий к берегу, и животные и люди, промокшие, но довольные, очутились в безопасности на другом берегу. Однако от толчка у фургона сломался передок, и лошадь Гленарвана потеряла передние подковы. Надо было немедленно исправить эти повреждения. Путешественники смущенно переглядывались, не зная, что предпринять; тогда Айртон предложил съездить на стоянку Блек-Пойнт, расположенную в двадцати милях севернее, и привезти оттуда кузнеца. - Поезжайте, конечно, поезжайте, милейший Айртон, - сказал Гленарван. - Сколько вам потребуется времени, чтобы съездить туда и обратно? - Часов пятнадцать, не больше, - ответил Айртон. - Ну так отправляйтесь, а мы в ожидании вашего возвращения расположимся лагерем на берегу Уиммери. Несколько минут спустя боцман верхом на лошади Вильсона исчез в густых зарослях мимоз. 11. БЕРК И СТЮАРТ Остаток дня прошел в разговорах и прогулках. Путешественники бродили по берегам Уиммери, беседуя и восхищаясь красотою местности. Пепельно-серые журавли, ибисы взлетали с хриплыми криками при их приближении, птица атлас искала приюта в верхних ветвях дикого фигового дерева, иволги, чеканы-каменщики и epimaques порхали между великолепными стеблями лилейных растений, а зимородки прекращали обычную рыбную ловлю, и лишь более цивилизованные попугаи - bluemonutain, и сверкающий всеми цветами радуги маленький рошил с пунцовой головкой и желтой грудкой, и лори с красно-голубым оперением, сидя на вершинах цветущих камедных деревьев, продолжали свою оглушительную болтовню. То лежа на траве у тихо журчащих вод, то блуждая наудачу по рощицам мимоз, путешественники любовались этой чудной природой до самого заката солнца. Ночь, наступившая после коротких сумерек, застигла их в полумиле от лагеря. Они вернулись к нему, руководясь не Полярной звездой, невидимой в Южном полушарии, а созвездием Южного Креста, сверкавшим на горизонте. Мистер Олбинет приготовил ужин в палатке. Все уселись за стол. Наибольший успех имело рагу из жареных попугаев, ловко подстреленных Вильсоном и искусно приготовленных стюардом. Покончив с ужином, стали искать предлога подольше не ложиться спать в эту чудесную ночь. Леди Элен, к общему удовольствию, попросила Паганеля рассказать о знаменитых путешественниках, исследовавших Австралию, что было им уже давно обещано. Паганель не заставил долго себя просить. Его слушатели растянулись у подножия великолепной банксии; вскоре дым сигар забелел в листве, тонувшей в ночном мраке, и географ, полагаясь на свою неистощимую память, начал рассказ: - Вы, конечно, помните, друзья мои, - особенно вы, майор, - имена путешественников, о которых я говорил на борту "Дункана". Из всех, кто пытался проникнуть в глубь материка, только четырем удалось пересечь его с юга на север и с севера на юг. Это были Берк - в тысяча восемьсот шестидесятом и тысяча восемьсот шестьдесят первом годах, Мак-Кинлей - в тысяча восемьсот шестьдесят первом и тысяча восемьсот шестьдесят втором годах, Ленсборо - в тысяча восемьсот шестьдесят втором и Стюарт также в тысяча восемьсот шестьдесят втором году. О Мак-Кинлее и Ленсборо я сообщу очень мало. Первый прошел от города Аделаида до залива Карпентария, второй - от залива Карпентария до Мельбурна. Оба они были посланы австралийскими организациями на поиски Берка, которому не суждено было вернуться. Берк и Стюарт - вот имена двух исследователей Австралии, о которых я без дальнейших предисловий собираюсь вам рассказать. Двадцатого августа тысяча восемьсот шестидесятого года Мельбурнское Королевское Общество отправило экспедицию, во главе которой стоял Роберт О'Гара Берк, бывший ирландский офицер. Его сопровождало одиннадцать человек: Вильям Джон Уилс, выдающийся молодой астроном, доктор Беклер, ботаник Грей, молодой военнослужащий индусской армии Кинг, затем Ландельс, Брагс и несколько сипаев. Двадцать пять лошадей и двадцать пять верблюдов несли на себе путешественников, их багаж и съестные припасы на восемнадцать месяцев. Экспедиция направлялась на северное побережье, к заливу Карпентария, но предварительно должна была исследовать берега реки Куперс-Крик [крики - русла внутренних рек, которые остаются сухими большую часть года, исключая время дождей (прим.авт.)]. Экспедиция беспрепятственно пересекла Муррей и Дарлинг и достигла поселения Менэндье на границе колоний. Здесь стало очевидно, что громоздкий багаж обременителен. Это обстоятельство и несколько резкий характер Берка внесли разлад между членами экспедиции. Ландельс, ведущий верблюдов, отделился и вместе с несколькими погонщиками-индусами вернулся к Дарлингу. Берк продолжал продвигаться вперед. Идя то по великолепным, обильно орошаемым пастбищам, то по каменистым, безводным дорогам, он дошел до реки Куперс-Крик. Двадцатого ноября, после трехмесячного странствования, Берк впервые устроил на берегу этой реки склад провианта. Здесь путешественники на некоторое время задержались, отыскивая подходящую дорогу на север, такую, где можно было бы найти воду. С большими трудностями они добрались до места, которое назвали форт Уилс. В этом пункте, находящемся на полпути между Мельбурном и заливом Карпентария, они устроили сторожевой пост и обнесли его изгородью. Берк разделил свой отряд на две части. Одному отряду, возглавляемому Браге, предстояло остаться во вновь созданном форту в течение трех месяцев и больше, если хватит провианта, и ожидать возвращения другого отряда. Второй отряд состоял только из Берка, Кинга, Грея и Уилса. Они взяли с собой шесть верблюдов и съестных припасов на три месяца, а именно: три центнера муки, пятьдесят фунтов риса, пятьдесят фунтов овсяной муки, один центнер сушеного лошадиного мяса, сто фунтов соленой свинины и сала, а также тридцать фунтов сухарей. Взятых продуктов должно было хватить на путешествие в шестьсот лье в оба конца. Эти четыре человека отправились в путь. После утомительного перехода через каменистую пустыню они достигли реки Эйр-Крик, конечного пункта, достигнутого в тысяча восемьсот сорок пятом году Стюартом, и отсюда, строго придерживаясь сто сорокового меридиана, они направились к северу. Седьмого января под палящим солнцем они пересекли тропик. Часто их вводили в заблуждение соблазнительные миражи; еще чаще они страдали от жажды, утолить которую удавалось только в сильные грозы. Изредка они встречали бродячих туземцев, на которых у них не было оснований сетовать. В общем, их путь, не преграждаемый ни озерами, ни большими реками, ни горами, был не слишком труден. Двенадцатого января на севере возникло несколько песчаных холмов, в том числе - гора Форбса, а за ними цепь гранитных гор. Здесь продвигаться было очень трудно: животные упрямились, отказываясь идти вперед. "Мы все еще в области гранитных гор. Верблюды потеют от страха", - писал Берк в путевом дневнике. Однако ж исследователи благодаря своей энергии добрались до берегов реки Тернер, а затем и до верхнего течения реки Флиндерс, где до них в тысяча восемьсот сорок первом году побывал Шток. Эта река течет среди двух рядов пальм и эвкалиптов и впадает в залив Карпентария. Близость океана проявлялась множеством болотистых мест. Один из верблюдов погиб в болоте, остальные отказались идти дальше. Кингу и Грею пришлось остаться с ними. Берк и Уилс продолжали двигаться к северу и, преодолев ряд трудностей, о которых весьма смутно упоминается в их дневниках, достигли болотистого места, заливаемого морским приливом. Но самого океана они так и не увидели. Это произошло одиннадцатого февраля тысяча восемьсот шестьдесят первого года. - Значит, им не удалось продвинуться дальше? - спросила Элен. - Нет, мадам, - ответил Паганель. - Зыбкая болотистая почва уходила из-под ног, и пришлось вернуться к своим товарищам, оставшимся в форте Уилс. Грустное то было возвращение! Слабые, изнуренные, еле передвигая ноги, дотащились они до Грея и Кинга. Отсюда экспедиция, спускаясь к югу по уже пройденной дороге, направилась к реке Куперс-Крик. Нам не известны точно все перипетии, опасности, страдания этого путешествия, ибо в дорожном дневнике нет об этом записей, но, несомненно, оно было ужасно. И действительно, в апреле в долину Купера прибыли уже только трое. Грей изнемог от тяжести пути и скончался. Четверо верблюдов погибли. Однако, доберись путешественники до форта Уилс, где их поджидал Браге со своим складом провианта, они были бы спасены. Они удвоили усилия и тащились вперед еще несколько дней. Двадцать первого апреля показалась наконец ограда форта. Они вошли, и что же! В этот самый день, тщетно прождав их пять месяцев. Браге ушел из форта Уилс! - Ушел? - воскликнул Роберт. - Да, ушел, по роковой игре случая! Оставленная Браге записка свидетельствовала о том, что еще семью часами раньше он был здесь. Берк не мог и мечтать догнать его. Несчастные, брошенные на произвол судьбы, немного подкрепились оставленной на складе провизией. Но средств передвижения у них не было, а до реки Дарлинг оставалось еще полтораста лье. Тогда Берк вопреки мнению Уилса решает идти к австралийским поселениям, расположенным у подножия горы Гопелес, в шестидесяти лье от форта Уилс. И вот трое путешественников пускаются в путь. Из двух уцелевших верблюдов один утонул в тинистом притоке Куперс-Крика, а второй так ослаб, что был не в силах сделать ни шагу; пришлось прикончить его и питаться его мясом. Вскоре припасы иссякли. Трое несчастных вынуждены были питаться только нарду - водяным растением, листья которого съедобны. Отдалиться от реки Куперс-Крик они не смеют, ибо кругом нет воды, взять же воды с собой им не в чем. Пожар уничтожает их хижину и их дорожные принадлежности. Они обречены на гибель. Им остается только умереть. Берк подзывает к себе Кинга и говорит ему: "Мне осталось жить всего несколько часов. Вот мои часы и путевой дневник. Когда я умру, то прошу вас, вложите в мою правую руку пистолет и оставьте меня так лежать на земле, не хороните". Это были последние слова Берка. На следующий день в восемь часов утра он скончался. Растерянный, обезумевший Кинг бросился на поиски туземцев. Вернувшись, он застал мертвым также и Уилса. Кинга приютили туземцы. Там в сентябре месяце нашла его экспедиция Говита, которая одновременно с экспедициями Ленсборо и Мак-Кинлея послана была на розыски Берка. Таким образом, из четырех исследователей, пересекших Австралийский материк, уцелел лишь один... Рассказ Паганеля произвел на всех слушателей тяжелое впечатление. Каждый думал о капитане Гранте, который, быть может, подобно Берку и его спутникам, скитался по этому роковому материку. Удалось ли потерпевшим кораблекрушение избежать страданий, выпавших на долю отважных исследователей? Это сопоставление было столь естественно, что слезы заблестели на глазах Мери Грант. - Отец мой, бедный мой отец!.. - прошептала она. - Мисс Мери, мисс Мери! - воскликнул Джон Манглс. - Чтобы испытать все эти опасности, нужно отважиться проникнуть в глубь материка! Капитан Грант, как Кинг, попал к туземцам, и так же, как Кинг, он будет спасен! Ваш отец никогда не находился в таких страшных условиях. - Никогда, - подтвердил Паганель. - Повторяю вам, дорогая мисс Мери, что австралийцы очень гостеприимны. - О, если бы это было так! - промолвила молодая девушка. - Ну, а Стюарт? - спросил Гленарван, желая отвлечь товарищей от этих грустных мыслей. - Стюарт? - переспросил ученый. - О, ему более повезло! Еще в тысяча восемьсот сорок восьмом году Джон Мак-Дуаль-Стюарт предпринял первое путешествие по Австралии, сопровождая своего однофамильца в пустыню, простирающуюся к северу от Аделаиды. В тысяча восемьсот шестидесятом году Стюарт с двумя спутниками тщетно пытался проникнуть в глубь Австралии. Однако это был человек настойчивый. Первого января тысяча восемьсот шестьдесят первого года он во главе одиннадцати смельчаков вышел из Чемберс-Крика и остановился всего в шестидесяти лье от мыса Карпентария, но пересечь до конца этот опасный материк ему, из-за недостатка съестных припасов, не Удалось, и он вернулся в Аделаиду. Однако Стюарт отважился еще раз попытать счастья и организовал третью экспедицию, которой удалось достигнуть цели, к коей он столь пылко стремился. Парламент Южной Австралии поддержал это новое начинание и постановил выдать Стюарту субсидию в две тысячи фунтов стерлингов. Стюарт, обладая уже опытом исследователя, тщательно готовился к этой экспедиции. Друзья его - естествоиспытатель Уотергоуз, Фринг, Кэкунк, а также его бывшие спутники - Вудфорд, Олд и другие, всего десять человек, - присоединились к нему. Он взял с собой двадцать бурдюков из американской кожи, вместимостью по семь галлонов воды каждый, и пятого апреля тысяча восемьсот шестьдесят второго года экспедиция в полном составе уже достигла бассейна Ньюкасл-Уотерс, перейдя восемнадцатую параллель в том самом месте, дальше которого Стюарт не смог продвинуться. Дальнейший путь экспедиции проходил приблизительно вдоль сто тридцать первого меридиана, то есть в семи градусах к западу от маршрута Берка. Базой для дальнейших исследований должен был служить бассейн Ньюкасл-Уотерс. Тщетно Стюарт старается пройти через окружающие его густые леса на север и северо-восток. Так же безуспешны были попытки достичь на западе реки Виктории: непроходимая чаща кустарников преграждала все пути. Тогда Стюарт решил перенести лагерь, и ему удалось раскинуть его несколько северней, у Говоровых болот. Отсюда, идя на восток, он наталкивается на своем пути среди равнин, поросших травой, на ручей Дейли и проходит вверх по его течению приблизительно миль на тридцать. Местность становится чудесной: ее пастбища восхитили и обогатили бы любого скваттера; эвкалипты вздымали здесь свои вершины на огромную высоту. Восхищенный Стюарт продолжал идти вперед. Он достиг берегов реки Странгуэйс и ее притока Ропер-Крик, открытого Лейхардтом; воды этих рек струились среди великолепных пальмовых рощ, достойных детищ этого тропического края. Здесь жили туземные племена. Они радушно приняли исследователей. Отсюда экспедиция направляется на северо-северо-запад, разыскивая среди почвы, покрытой песчаником и железистыми горными породами, истоки реки Адилейд, впадающей в залив Ван-Димена. Путь экспедиции проходил по области Арнхемленда, среди зарослей дикой капусты, бамбука, сосен и панданусов. Река Адилейд расширяется, берега становятся болотистыми. Океан близок. Во вторник, двадцать второго июля, Стюарт разбивает лагерь среди болот Фриш-Уотер. Продвижение экспедиции очень затрудняют бесчисленные ручьи, и он посылает трех спутников на поиски более удобных дорог. На следующий день, то идя в обход непроходимых водоемов, то увязая в топях, Стюарт выбрался на плоскогорье, местами поросшее травой, местами поросшее группами камедных деревьев и каких-то деревьев с волокнистой корой. В воздухе носились стаи ибисов, гусей и каких-то очень пугливых водяных птиц. Туземцев вблизи не было, лишь вдали виднелись дымки их кочевий. Двадцать четвертого июля, через девять месяцев после выезда из Аделаиды, Стюарт, желая в этот же день достигнуть берега океана, отправляется в восемь часов двадцать минут утра на север. Дорога шла отлого, в гору, почва была усеяна кусками железной руды, и всюду высились вулканического происхождения скалы. Деревья стали низкорослыми типа приморских. Перед глазами предстала вдруг широкая наносная долина, окаймленная деревцами. Стюарт отчетливо услышал шум океанского прибоя, но ничего не сказал своим спутникам. Они вошли в густую поросль ветвей дикого виноградника. Стюарт сделал несколько шагов - и вот он на берегу Индийского океана! "Море, море!" - вскричал изумленный Фринг. Прибежали остальные члены экспедиции и троекратным "ура" приветствовали Индийский океан. Австралийский материк был пересечен в четвертый раз. Стюарт, согласно обещанию, которое он дал губернатору, сэру Ричарду Макдоналю, омыл ноги, лицо и руки в волнах Индийского океана и вернулся в долину, а на одном из деревьев вырезал свои инициалы "М.Д.С.". У ручья раскинули лагерь. На следующий день Фринг отправился на разведку: следовало выяснить, можно ли с юго-запада подойти к устью реки Адилейд. Но почва была слишком топкой для лошадей, и пришлось отказаться от этого намерения. Тогда Стюарт выбрал на прогалине высокое дерево, срубил нижние ветви и на верхушке поднял австралийский флаг. На коре дерева он вырезал следующие слова: "Рой землю с южной стороны, на расстоянии фута". А если какой-нибудь путешественник когда-либо разроет землю в указанном месте, то найдет там жестяную коробку с документом, каждое слово которого неизгладимо врезалось в мою память: "Великое исследование и переход с юга на север Австралии. Исследователи, возглавляемые Джоном Мак-Дуаль-Стюартом, достигли этого места двадцать пятого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года, после того как пересекли Австралийский материк от Южного моря до берега Индийского океана, пройдя через центр страны. Они покинули город Аделаиду двадцать шестого октября тысяча восемьсот шестьдесят первого года, а последний населенный пункт английских колоний в северном направлении - двадцать первого января тысяча восемьсот шестьдесят второго года. В память этого счастливого события они подняли здесь австралийский флаг с начертанным на нем именем главы экспедиции. Все обстоит благополучно. Боже, храни королеву!" Ниже следуют подписи Стюарта и его спутников. Так было увековечено это важное событие, нашедшее отклик во всем мире. - А эти мужественные люди встретились вновь со своими друзьями на юге? - спросила леди Элен. - Да, мадам, - ответил Паганель, - добрались до юга все, но не без труда! Больше всех пострадал Стюарт. Когда он двинулся в обратный путь, то здоровье его было расшатано цингой. В начале сентября болезнь стала настолько прогрессировать, что Стюарт уже не надеялся добраться живым до населенных мест; он был не в силах держаться в седле и продвигался вперед, лежа на носилках, подвешенных между двумя лошадьми. В конце октября у него началось кровохарканье, совершенно его истощившее. Убили одну лошадь, чтобы сварить ему бульон. Двадцать восьмого октября Стюарт почувствовал, что умирает, но наступил спасительный кризис, и десятого декабря маленький отряд в полном составе достиг первого населенного места. Семнадцатого декабря Стюарт совершил въезд в Аделаиду и был встречен восторженными приветствиями жителей. Но здоровье его было уже подорвано, и немедленно после получения большой золотой медали от Географического общества он на судне "Инд" отплыл в свою любимую Шотландию. - Этот человек, - заметил лорд Гленарван, - наделен был необычайной нравственной силой, которая превосходила даже его силы физические. Это всегда способствует свершению великих подвигов. Шотландия вправе им гордиться. - А после смерти Стюарта никто из путешественников не пытался делать новые открытия? - спросила леди Элен. - Пытались, - ответил Паганель, - я уже не раз упоминал о Лейхардте. Этот путешественник еще в тысяча восемьсот сорок четвертом году совершил замечательное путешествие на север Австралии. В тысяча восемьсот сорок восьмом году он предпринял вторую экспедицию, на этот раз на северо-восток Австралии. В течение семнадцати лет о нем ничего не было слышно. В прошлом году знаменитый ботаник, доктор Мюллер из Мельбурна, предпринял сбор пожертвований для снаряжения экспедиции на поиски Лейхардта. Нужная для экспедиции сумма была быстро собрана, и отряд отважных скваттеров во главе с умным и предприимчивым Мак-Индром двадцать первого июня тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года отправился из Парао. Сейчас, когда я рассказываю об этой экспедиции, она, вероятно, уже далеко углубилась внутрь страны. Пусть поиски Лейхардта увенчаются успехом, пожелаем же и ему и нам отыскать дорогих друзей. "Этими словами географ закончил свое повествование. Час был поздний. Слушатели разошлись. Несколько минут спустя все спокойно спали, и только птица-часы, укрывшись в листве белого камедного дерева, равномерно отбивала секунды этой безмятежной ночи. 12. ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА ИЗ МЕЛЬБУРНА В СЭНДХОРСТ Майор с неудовольствием узнал, что Айртон покидает лагерь, чтобы отправиться за кузнецом на стоянку Блэк-Пойнт. Но он ни словом не обмолвился о своем недоверии к бывшему боцману, а ограничился наблюдением за окрестностями реки. Ничем не нарушаемое спокойствие царило окрест. Прошла короткая ночь, и над горизонтом снова засияло солнце. Что касается Гленарвана, то он опасался лишь одного: как бы Айртон не вернулся один, без рабочего, в таком случае фургон останется сломанным и нельзя будет продолжать путь. Это задержит на несколько дней экспедицию, а Гленарван, которому не терпелось поскорее добиться успеха, не допускал никаких промедлений. К счастью, Айртон не потратил зря ни своего времени, ни своих усилий. Он явился на следующий день на рассвете, его сопровождал человек, назвавшийся кузнецом стоянки Блэк-Пойнт. Это был рослый, крепкий парень, в лице его было что-то отталкивающее и зверское, что отнюдь не располагало в его пользу. В сущности это было не важно, если только он знал свое ремесло. Во всяком случае, он был чрезвычайно молчалив и слов даром не тратил. - Хороший он кузнец? - спросил Джон Манглс боцмана. - Я знаю его не больше вашего, капитан, - ответил Айртон. - Посмотрим. Кузнец принялся за работу. По тому, как он чинил фургон, можно было заключить, что он знает свое дело. Работал он ловко, проявляя незаурядную силу. Майор заметил, что кожа вокруг его запястья сильно воспалена, представляя кольцо черноватой запекшейся крови. Это указывало на недавнее ранение, которое плохо скрывали рукава дешевой шерстяной рубашки. Мак-Наббс спросил кузнеца о происхождении этих, очевидно очень болезненных, ссадин, но тот ничего не ответил и продолжал работать. Через два часа фургон был починен. Лошадь Гленарвана кузнец подковал очень быстро, так как догадался захватить с собой готовые подковы. Эти подковы имели особенность, которая не ускользнула от глаз майора: с наружной стороны на них грубо был вырезан трилистник. Мак-Наббс указал на это Айртону. - Это клеймо станции Блэк-Пойнт, - пояснил боцман. - Оно помогает находить следы убежавших со стоянки лошадей и не путать их с чужими. Подковав лошадь Гленарвана и получив плату за работу, кузнец ушел, произнеся за все время не более четырех слов. Полчаса спустя путешественники снова тронулись в путь. Из-за росших по сторонам мимоз открывались обширные пространства, вполне заслуживавшие местное название опенплейн - "открытая равнина". Там и сям среди кустов, высоких трав и изгородей, внутри которых паслись многочисленные стада, валялись обломки кварца и железистых горных пород. Несколькими милями далее колеса фургона стали довольно глубоко врезаться во влажный грунт. Здесь журчали извилистые ручьи, полускрытые зарослями гигантских тростников. Далее пришлось огибать обширные лагуны, высыхающие от солнца. Путешествие проходило гладко и, надо добавить, нескучно. Леди Элен, вследствие ограниченных размеров "салона", поочередно приглашала к себе в гости всадников. Каждый из них не только отдыхал от верховой езды, но и приятно проводил время, беседуя с этой милой женщиной. Элен и Мери принимали гостей с очаровательной любезностью. Конечно, не был обойден этими ежедневными приглашениями и Джон Манглс, и его несколько серьезная беседа отнюдь не утомляла путешественниц. Напротив. Продвигаясь таким образом, отряд пересек по диагонали почтовую дорогу из Краулэнда в Хорсгэм - дорогу очень пыльную, которой пешеходы обычно избегают. Близ границы округа Тальбот путешественники миновали ряд невысоких холмов и вечером разбили лагерь в трех милях севернее Мэриборо. Сеял мелкий дождь, и в любой иной стране он размыл бы почву, но здесь воздух настолько поглощал и впитывал в себя сырость, что в лагере нисколько не пострадали от дождя. На следующий день, 29 декабря, отряд двигался несколько медленнее, ибо ехать пришлось по гористой местности, напоминавшей Швейцарию в миниатюре. Все время надо было то взбираться на гору, то спускаться под гору, причем фургон так сильно трясло, что путешественники часть пути предпочли идти пешком, что было гораздо приятнее. В одиннадцать часов подъехали к Карлсбруку, довольно значительному городу. Айртон предложил обогнуть город, не заезжая туда, чтобы выиграть время. Гленарван согласился с ним, но Паганель, всегда жадный к новым впечатлениям, очень хотел побывать в Карлсбруке. Ему предоставили эту возможность, а фургон медленно поехал дальше. Паганель, по своему обыкновению, взял Роберта с собой. Они пробыли в Карлсбруке недолго, но даже этого кратковременного пребывания оказалось достаточно, чтобы составить себе точное представление об австралийских городах. В Карлсбруке был банк, здание суда, рынок, школа, церковь и сотня кирпичных, совершенно схожих между собой домов. Все это было расположено по английской системе - правильным четырехугольником, пересеченным параллельными улицами. Все было просто, но очень однообразно. По мере того как город разрастается, улицы его становятся длиннее, как штанишки подрастающего ребенка, и первоначальная симметрия отнюдь не нарушается. В Карлсбруке царило большое оживление - обычное явление в этих лишь недавно возникших городах. В Австралии города вырастают, словно деревья под влиянием солнечного тепла. Люди, озабоченные делами, сновали по улицам. Торговцы золотом толпились у приисковых контор. Драгоценный металл под охраной местной полиции доставляли сюда с заводов Бендиго и горы Александр. Все эти люди, обуреваемые жаждой наживы, были так погружены в свои дела, что не обратили никакого внимания на приезд чужестранцев. Паганель и Роберт, покружив час по городу, поехали вдоль тщательно возделанных полей догонять своих спутников. За этими полями потянулись обширные луга, называемые "Low Lewel plains", с бесчисленными стадами баранов и хижинами пастухов. Затем внезапно, как это часто бывает в Австралии, потянулась пустыня. Симпсоновские холмы и гора Торангувер отмечали здесь южную границу округа Лоддон под сорок четвертым градусом долготы. До этих пор экспедиция не встречала на своем пути туземных племен, ведущих первобытный образ жизни. Гленарвану уже приходило в голову, что в Австралии они встретят так же мало австралийцев, как в аргентинских пампах" индейцев. Но Паганель успокоил его, сообщив, что дикие туземные племена кочуют главным образом по равнине у реки Муррей, милях в ста на восток. - Мы приближаемся к стране золота, - сказал он. - Дня через два мы будем в богатейшем округе горы Александра. В тысяча восемьсот пятьдесят втором году туда потоком хлынули золотоискатели, и дикари вынуждены были уйти в пустыни Центральной Австралии. Мы с вами находимся теперь в цивилизованном крае, хотя это и не бросается в глаза; сегодня мы пересечем железную дорогу, соединяющую Муррей с океаном. Но должен признаться, друзья мои, что железная дорога в Австралии кажется мне явлением необычайным! - Почему же, Паганель? - спросил Гленарван. - Почему? Да потому, что это не под стать окружающему. Я знаю, что вы, англичане, привыкли колонизировать отдаленные владения, вы устраиваете телеграф и всемирные выставки в Новой Зеландии и смотрите на это как на дело самое обыденное. Но ум такого француза, как я, это приводит в замешательство и путает все его представления об Австралии. - Это потому, что вы думаете о прошлом этой страны, а не о ее настоящем, - заметил Джон Манглс. - Согласен, - ответил Паганель. - Но свист паровоза, мчащегося по пустыням, клубы пара, обволакивающие ветви мимоз и эвкалиптов, ехидны, утконосы и казуары, убегающие от курьерских поездов, дикари, которые в три часа тридцать отправляются в курьерских поездах из Мельбурна в Каслмейн, в Сандхурст или в Ичука, - все это изумит любого ч