даю, что лучший судья стал бы в тупик, разбирая мое дело. Кто объяснит, почему я появился в Австралии, раз капитана Гранта здесь нет? Кто докажет, что я и Бен Джойс одно и то же лицо, поскольку мои приметы дает полиция, а я никогда не бывал в ее руках, сообщники же мои все на свободе? Кто, кроме вас, может обвинить меня не только в каком-либо преступлении, но даже в проступке, достойном порицания? Кто может подтвердить, что я хотел захватить это судно и передать его каторжникам? Никто! Слышите? Никто! Вы подозреваете меня? Хорошо. Но нужны доказательства, чтобы осудить человека, а у вас их нет. До тех пор, пока у вас их не будет, я - Айртон, боцман "Британии". Говоря это, Айртон оживился, но потом снова впал в прежнее безразличие. Он, очевидно, предполагал, что его заявление положит конец допросу, но ошибся. Гленарван заговорил снова: - Айртон, я не судебный следователь, которому поручено расследовать ваше прошлое. Это не мое дело. Нам важно выяснить наши взаимоотношения. Я не выпытываю у вас того, что могло бы вас скомпрометировать. Это дело правосудия. Но вам известно, какие поиски я предпринял, и вы одним намеком можете навести меня на утерянный след. Согласны вы отвечать? Айртон отрицательно покачал головой, как человек, решивший молчать. - Скажете вы мне, где находится капитан Грант? - спросил Гленарван. - Нет, сэр, - ответил Айртон. - Скажете вы мне, где потерпела крушение "Британия"? - Нет! - Айртон, - сказал почти умоляющим тоном Гленарван, - если вам известно, где находится Гарри Грант, то скажите об этом не мне, но его бедным детям, ведь они ждут от вас хотя бы одно слово! Айртон заколебался. На его лице отразилась внутренняя борьба. Но он все же тихо ответил: - Не могу, сэр. И тут же резко, словно раскаиваясь в минутной слабости, добавил: - Нет! Нет! Вы ничего от меня не узнаете! Можете меня повесить, если хотите. - Повесить! - вскричал, выйдя из себя, Гленарван. Но, овладев собой, он сказал серьезно: - Айртон, здесь нет ни судей, ни палачей. На первой же стоянке вы будете переданы английским властям. - Только этого я и прошу, - заявил боцман. Сказав это, он спокойным шагом направился в каюту, служившую ему тюрьмой. У ее дверей поставили двух матросов, которым было приказано следить за каждым движением заключенного. Свидетели этой сцены разошлись, одновременно возмущенные и в отчаянии. Поскольку Гленарвану не удалось ничего выпытать у Айртона, то что ему оставалось делать? Очевидно, только одно - привести в исполнение план, задуманный в Идене: возвращаться в Европу, с тем чтобы когда-нибудь впоследствии возобновить поиски, а сейчас приходилось отказаться от этой мысли, ибо следы "Британии" безвозвратно утеряны, документ не допускал никакого иного толкования, так как на протяжении тридцать седьмой параллели уже не было ни единой не исследованной ими страны. Таким образом, "Дункану" оставалось только идти обратно на родину. Гленарван, посоветовавшись с друзьями, обсудил с Джоном Манглсом более подробно вопрос о возвращении. Джон осмотрел угольные ямы и убедился, что угля хватит не больше чем на пятнадцать дней. Значит, на первой же стоянке необходимо пополнить запас топлива. Джон предложил Гленарвану плыть в бухту Талькауано, где "Дункан" однажды уже пополнил запасы перед тем, как пуститься в кругосветное плавание. Это был прямой путь, как раз по тридцать седьмой параллели. Снабженная с избытком всем необходимым, яхта поплывет на юг и, обогнув мыс Горн, направится по Атлантическому океану в Шотландию. Когда этот план был одобрен, механик получил приказ разводить пары. Полчаса спустя "Дункан" взял курс на бухту Талькауано, яхта понеслась по зеркальной глади океана, и в шесть часов вечера последние горы Новой Зеландии скрылись в горячих клубах тумана, опоясывающего горизонт. Итак, началось возвращение на родину. Грустное плавание для этих отважных людей, разыскивавших Гарри Гранта и возвращавшихся теперь без него! Команда "Дункана", некогда столь веселая, исполненная надежд на успех в момент отплытия из Шотландии, теперь пала духом и в самом печальном настроении возвращалась в Европу. Ни один из этих храбрых матросов не радовался перспективе скорого возвращения на родину, все согласны были еще долго подвергаться опасностям океанского плавания, лишь бы найти капитана Гранта. Восторженные крики "ура", которыми только что приветствовали Гленарвана, сменились унынием, прекратилось непрестанное общение между пассажирами, умолкли беседы, развлекавшие их в пути. Все держались порознь, каждый прятался в своей каюте, и редко-редко кто-нибудь показывался на палубе "Дункана". Паганель, у которого все переживания, и радостные и горестные, выражались особенно бурно, Паганель, у которого всегда находились слова утешения, хранил теперь мрачное молчание. Его почти не было видно. Природная словоохотливость и чисто французская живость сменились добровольной молчаливостью и упадком духа. Он, казалось, пал духом даже больше, чем его товарищи. Если Гленарван заговаривал о том, что со временем можно возобновить поиски капитана Гранта, то Паганель отрицательно качал головой, как человек, потерявший всякую надежду и убежденный в том, что все потерпевшие крушение на "Британии" безвозвратно погибли. А между тем на борту "Дункана" находился человек - Айртон, который мог рассказать об этой катастрофе, но он упорно молчал. Несомненно, что если этот негодяй не знал, где находится в данное время капитан Грант, то ему во всяком случае было известно место крушения. Но, видимо, Грант был для боцмана нежелательным свидетелем, и потому он молчал. Это вызывало всеобщий гнев. Особенно возмущались матросы. Они хотели даже расправиться с ним. Неоднократно Гленарван пытался добиться чего-нибудь от боцмана, но ни обещания, ни угрозы не действовали. Упорство Айртона было столь необъяснимо, что майора даже взяло сомнение, знает ли тот вообще что-либо. Того же мнения придерживался и географ: оно подтверждало его личное мнение о судьбе Гарри Гранта. Но если Айртон ничего не знал, то почему же он не признавался в этом? Его неведение не могло ему повредить, а его молчание затрудняло составление нового плана. На основании того, что боцман находился в Австралии, разве можно было заключить, что на этом же континенте находится и Гарри Грант? Необходимо было обязательно заставить Айртона высказаться. Видя, что Гленарван ничего не может добиться от боцмана, леди Элен попросила мужа разрешить ей в свою очередь попытаться сломить упорство Айртона. Быть может, думала она, там, где потерпел неудачу мужчина, женщина, более кроткая, одержит победу. Разве не похоже это на старую басню об урагане, который не смог сорвать плащ с путника, тогда как первые лучи солнца заставили этого путника добровольно сбросить с себя плащ? Гленарван, зная, как умна его молодая жена, предоставил ей свободу действий. В этот день, 5 марта, Айртона привели в каюту леди Элен. Здесь же сидела Мери Грант. Присутствие молодой девушки могло оказать большое влияние на боцмана, а леди Элен не хотела упустить ни одного шанса на успех. Целый час женщины провели с боцманом "Британии", но о чем они говорили, какие доводы приводили, желая вырвать у каторжника тайну, никто об этом ничего не узнал. Впрочем, после этого свидания с Айртоном Элен и Мери Грант казались сильно разочарованными. Видимо, они потерпели неудачу. Когда боцмана вели обратно в каюту, то матросы встречали его угрозами. Айртон молча пожимал плечами, что еще больше увеличило ярость команды, и лишь вмешательство Джона Манглса и Гленарвана спасло Айртона от расправы. Но леди Элен не сдалась. Она надеялась найти доступ к сердцу этого безжалостного человека и на следующий день пошла в каюту Айртона, желая предотвратить бурные сцены, происходившие при появлении боцмана на палубе яхты. В течение долгих двух часов добрая, кроткая женщина оставалась с глазу на глаз с атаманом беглых каторжников. Гленарван в волнении бродил около каюты, то желая испробовать все средства к раскрытию тайны Айртона, то порываясь избавить жену от этой тягостной беседы. Но на этот раз, когда леди Элен вышла из каюты, ее лицо выражало удовлетворение. Неужели ей удалось пробудить жалость, уже давно уснувшую в сердце этого негодяя? Мак-Наббс, который первый увидел ее, не мог сдержать недоверчивого жеста. Однако среди команды тотчас же разнесся слух, будто боцман сдался наконец на уговоры Элен Гленарван, и матросы собрались на палубе быстрее, чем по свистку Тома Остина, созывающего их на работу. Гленарван бросился навстречу жене. - Айртон все рассказал вам? - спросил он. - Нет, - ответила Элен, - но, уступая моей просьбе, он пожелал переговорить с вами. - Ах, дорогая Элен, неужели вы добились своего! - Надеюсь, Эдуард! - Не пообещали ли вы ему что-нибудь от моего имени? - Я обещала ему лишь одно, а именно: что вы приложите все усилия, чтобы смягчить его участь. - Хорошо, дорогая. Пусть сейчас же приведут ко мне Айртона. Леди Элен в сопровождении Мери Грант ушла в свою каюту, а боцмана привели в кают-компанию, где его ожидал Гленарван. 19. СОГЛАШЕНИЕ Лишь только боцмана ввели в кают-компанию, как стража тотчас же удалилась. - Вы хотели переговорить со мной, Айртон? - спросил Гленарван. - Да, сэр, - ответил боцман. - Наедине? - Да. Но мне кажется, что если бы при нашем разговоре присутствовали майор Мак-Наббс и господин Паганель, то это было бы лучше. - Лучше для кого? - Для меня. Айртон говорил очень спокойно. Гленарван пристально посмотрел на него и послал за Мак-Наббсом и Паганелем, которые тотчас же явились. Как только оба его друга уселись, Гленарван сказал боцману: - Мы слушаем вас. Айртон несколько минут собирался с мыслями и наконец сказал: - Сэр, когда два человека заключают между собой контракт или соглашение, то обычно присутствуют свидетели, вот почему я просил, чтобы мистер Паганель и майор Мак-Наббс присутствовали при нашем разговоре, так как, говоря откровенно, я хочу предложить вам сделку. Гленарван, привыкший к повадкам Айртона, даже не поморщился, хотя вступать в какое-либо соглашение с этим человеком показалось ему несколько странным. - В чем же заключается эта сделка? - Вот в чем, - ответил Айртон. - Вы хотите получить от меня некоторые полезные для вас сведения, а я хочу получить от вас кое-какие преимущества, очень для меня ценные. Словом, сэр, подходит вам это или нет? - А что это за сведения? - живо спросил Паганель. - Нет, - остановил его Гленарван, - какие это преимущества? Айртон кивнул головой в знак того, что он понял мысль Гленарвана. - Вот, - сказал он, - те условия, которые я выставляю. Скажите, сэр, вы не отказались от намерения передать меня английским властям? - Нет, Айртон, не отказался, и это будет только справедливо. - Не оспариваю, - спокойно отозвался боцман. - Следовательно, вы не согласитесь вернуть мне свободу? Гленарван с минуту колебался, ибо трудно было сразу ответить на этот столь отчетливо поставленный вопрос. Ведь от ответа зависела, быть может, судьба Гарри Гранта. Однако чувство долга взяло верх, и он ответил: - Нет, Айртон, я не могу вернуть вам свободу. - Я не прошу ее! - гордо ответил боцман. - Так что же вам нужно? - Нечто промежуточное между ожидающей меня виселицей и свободой, которую вы, сэр, дать мне не можете. - И это?.. - Я прошу высадить меня на одном из пустынных островов Тихого океана и снабдить меня предметами первой необходимости. Я сам постараюсь выпутаться, как сумею, из этого положения, а если найдется свободное время, то - как знать! - быть может, я и раскаюсь. Гленарван, не подготовленный к такому предложению, поглядел на друзей. Те молчали. Подумав несколько минут, Гленарван ответил: - А если я пообещаю вам сделать то, о чем вы просите, Айртон, то вы сообщите мне обо всем, что меня интересует? - Да, сэр, все, что я знаю о капитане Гранте и о судьбе "Британии". - Всю правду? - Всю. - Но кто же поручится мне... - О! Я понимаю, что вас беспокоит, сэр, но вам придется поверить мне на слово - поверить слову злодея! Что поделаешь! Таково положение вещей. Придется либо соглашаться, либо нет. - Я доверяю вам, Айртон, - просто сказал Гленарван. - И вы правы, сэр. Впрочем, если я даже обману вас, вы всегда сможете отомстить мне. - Каким образом? - Вернуться на остров и снова арестовать меня: ведь убежать с этого острова я не смогу. У Айртона находился ответ на все. Он предупреждал любые затруднения, сам приводил против себя неопровержимые доводы. Ясно было, что он относится к предлагаемой им сделке с подчеркнутой добросовестностью. Невозможно было проявить большего доверия к своему собеседнику. Однако он пошел еще дальше. - Мистер Гленарван и вы, господа, - добавил он, - мне хочется убедить вас в том, что я играю в открытую. Я не стремлюсь ввести вас в заблуждение и сейчас представлю вам новое доказательство своей искренности. Я откровенен потому, что верю в вашу честность. - Говорите, Айртон, - ответил Гленарван. - У меня ведь еще нет вашего согласия на мое предложение, и тем не менее я не скрою от вас, что знаю очень немногое о Гарри Гранте. - Немногое! - воскликнул Гленарван. - Да, сэр. Подробности, которые я могу сообщить вам, касаются лично меня. Вряд ли они помогут вам напасть на утерянный след. Сильное разочарование отразилось на лицах Гленарвана и майора. Они были уверены, что боцман владеет важной тайной, а тот признается, что сведения, которые он может сообщить, будут для них бесполезны. Лишь Паганель оставался невозмутимо спокоен. Однако признание Айртона, сделанное в ущерб себе, тронуло присутствующих. Особенное впечатление на них произвела последняя фраза боцмана: - Итак, сэр, вы предупреждены: сделка менее выгодна для вас, чем для меня. - Это не важно, - ответил Гленарван. - Я согласен на ваше предложение, Айртон, и даю вам слово высадить вас на одном из островов Тихого океана. - Отлично, сэр, - промолвил боцман. Был ли доволен решением Гленарвана этот странный человек? Сомнительно, ибо на его бесстрастном лице не отразилось ни малейшего волнения. Казалось, что речь идет не о нем, а о ком-то другом. - Я готов отвечать, - сказал он. - Мы не будем задавать вам никаких вопросов, - сказал Гленарван. - Расскажите, Айртон, все, что вам известно, и прежде всего сообщите, кто вы такой. - Господа, - начал Айртон, - я действительно Том Айртон, боцман "Британии". Двенадцатого марта тысяча восемьсот шестьдесят первого года я отплыл из Глазго на корабле Гарри Гранта. В течение четырнадцати месяцев мы вместе с ним бороздили волны Тихого океана в поисках подходящего места для основания шотландской колонии. Гарри Грант - человек, созданный для великих дел, но у нас с ним часто происходили серьезные столкновения. Мы не сошлись характерами. Я не умею беспрекословно подчиняться, а Гарри Грант, когда принимал какое-нибудь решение, то не выносил противоречий. Это человек железной воли как по отношению к себе, так и по отношению к другим. Но все же я осмелился восстать против него. Я попытался поднять мятеж среди команды и захватить корабль в свои руки. Кто был прав, кто виноват из нас - это теперь не важно, но, как бы то ни было, Гарри Грант, не колеблясь, высадил меня восьмого апреля тысяча восемьсот шестьдесят второго года на западном побережье Австралии. - Австралии? - повторил майор, прерывая рассказ Айртона. - Следовательно, вы покинули "Британию" до ее стоянки в Кальяо, откуда были получены последние сведения о ней? - Да, - ответил боцман. - Пока я находился на борту "Британии", она ни разу не заходила в Кальяо, и если я упомянул вам на ферме Падди О'Мура о Кальяо, то только потому, что я узнал из вашего рассказа, что "Британия" туда заходила. - Продолжайте, Айртон, - сказал Гленарван. - Итак, я оказался один на почти пустынном берегу, но всего в двадцати милях от Пертской исправительной тюрьмы. Блуждая по побережью, я встретил шайку каторжников, только что бежавших из тюрьмы, и присоединился к ним. Вы разрешите мне не рассказывать о моей жизни в течение этих двух с половиной лет. Скажу только, что под именем Бена Джойса я стал главарем шайки беглых каторжников. В сентябре тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года я явился на ирландскую ферму и поступил туда батраком под моим подлинным именем - Айртон. Я выжидал на этой ферме подходящего случая завладеть каким-нибудь судном. Это было моей заветной мечтой. Два месяца спустя появился "Дункан". Во время вашего пребывания на ферме вы рассказали всю историю капитана Гранта. Тут я узнал то, что было мне неизвестно: о стоянке "Британии" в порту Кальяо, о последних известиях с нее, датированных июнем тысяча восемьсот шестьдесят второго года (это было спустя два месяца после моей высадки), узнал историю с документами, узнал, что судно погибло на тридцать седьмой параллели, узнал, наконец, те веские причины, которые заставляют вас искать Гарри Гранта на Австралийском материке. Я не колебался. Я решил завладеть "Дунканом", великолепным судном, способным опередить быстроходнейшие суда британского флота. Но яхта была повреждена и требовала ремонта. Поэтому я дал ей отплыть в Мельбурн, а сам, назвавшись боцманом "Британии", как это и было в действительности, предложил провести вас в качестве проводника к вымышленному мной месту крушения судна капитана Гранта, у восточного побережья Австралии. Таким образом, я направил вашу экспедицию через провинцию Виктория, а моя шайка то шла вслед за нами, то опережала нас. Мои молодцы совершили у Кемденского моста ненужное преступление, ибо лишь только "Дункан" подошел бы к восточному берегу, так он неминуемо попал бы в мои руки, а с такой яхтой я стал бы хозяином океана. Таким образом, не вызывая ни в ком подозрения, я довел ваш отряд до реки Сноуи. Быки и лошади пали один вслед за другим, отравленные гастролобиумом. Я завел фургон в топи Сноуи. По моему настоянию... Но остальное вам известно, сэр, и вы можете быть уверены, что только рассеянность господина Паганеля помешала мне командовать теперь "Дунканом". Вот вся моя история, господа. К несчастью, мои разоблачения не наведут вас на следы Гарри Гранта. Как видите, сделка со мной была для вас мало выгодна. Боцман умолк и, скрестив, по своему обыкновению, руки на груди, ждал. Гленарван и его друзья молчали. Они понимали, что все в рассказе этого странного злодея было правдой. Захват "Дункана" не удался только по не зависевшим от него обстоятельствам. Его сообщники прибыли на берег залива Туфолда, доказательством чего служила куртка каторжника, найденная Гленарваном. Тут они, согласно приказу атамана, поджидали яхту, и, устав ждать, они, конечно, опять занялись грабежами и поджогами в селениях Нового Южного Уэльса. Первым возобновил допрос боцмана майор: ему хотелось уточнить некоторые даты, касавшиеся "Британии". - Итак, - спросил он, - вас высадили на западном побережье Австралии восьмого апреля тысяча восемьсот шестьдесят второго года? - Точно так. - А вы не знаете, каковы были дальнейшие планы Гарри Гранта? - Очень смутно. - Все же сообщите нам то, что вы знаете. Самый ничтожный факт может навести нас на верный путь. - Я могу сообщить вам, сэр, - ответил боцман, - что капитан Грант собирался посетить Новую Зеландию. Но во время моего пребывания на борту "Британии" это намерение выполнено не было. Таким образом, не исключена возможность, что капитан Грант, отплыв из Кальяо, направился в Новую Зеландию. Это вполне согласуется с датой крушения судна, указанной в документе: двадцать седьмого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года. - Ясно, - сказал Паганель. - Однако ничего в уцелевших обрывках слов не указывает на Новую Зеландию, - возразил Гленарван. - На это я не могу ничего вам ответить, - сказал боцман. - Хорошо, Айртон, - промолвил Гленарван, - вы сдержали слово, я тоже сдержу свое. Обсудим вопрос о том, на каком из островов Тихого океана вас высадить. - О, это мне безразлично, - сказал Айртон. - Ступайте в свою каюту и ждите там нашего решения, - сказал Гленарван. Боцман удалился под конвоем двух матросов. - Этот негодяй мог бы быть настоящим человеком, - промолвил майор. - Да, - согласился Гленарван. - Это человек умный, с сильным характером. Как жаль, что его способности направлены в дурную сторону. - А Гарри Грант? - Боюсь, что он погиб. Бедные дети! Кто может сказать, где их отец? - Я, - отозвался Паганель. - Да, я! Читатель заметил, что географ, обычно столь словоохотливый, столь нетерпеливый, не проронил ни одного слова во все время допроса. Он молча слушал. Но произнесенная им короткая фраза стоила многих. Гленарван был поражен. - Вы, Паганель? Вы знаете, где капитан Грант? - воскликнул он. - Да, насколько это возможно знать, - ответил географ. - А откуда вы это узнали? - Все из того же документа. - А-а... - протянул майор тоном полнейшего недоверия. - Вы сперва послушайте, Мак-Наббс, а потом пожимайте плечами, - заметил географ. - Я до сих пор молчал, потому что знал, что вы все равно мне не поверите. Говорить было бесполезно, но если я сейчас решаюсь на это, то только потому, что слова Айртона подтвердили мои предположения. - Итак, вы полагаете, что в Новой Зеландии... - начал Гленарван. - Выслушайте и судите сами, - отвечал Паганель. - Ведь ошибка, которая спасла нас, была сделана мною не случайно, не без оснований, вернее, "основания". В то время как я писал под диктовку Гленарвана это письмо, слово "Зеландия" не выходило у меня из головы, и вот почему. Помните, когда мы все ехали в фургоне, то Мак-Наббс рассказывал миссис Гленарван о каторжниках, о крушении у Кемденского моста? При этом он дал ей прочесть номер "Австралийской и Новозеландской газеты", где описывалась эта катастрофа. В тот момент, когда я дописывал письмо, газета лежала на полу таким образом, что в ее заголовке можно было прочитать два слога - "ландия". И вдруг меня осенила мысль, что "ландия" документа является частью слова "Зеландия". - Что такое? - вырвалось у Гленарвана. - Да, - продолжал Паганель тоном глубокого убеждения, - это толкование не приходило мне в голову. И знаете почему? Да потому, что я изучал французский экземпляр документа, более полный, чем другие, а в нем-то это важное слово как раз отсутствует. - Ой-ой! Какой вы фантазер, Паганель! - промолвил Мак-Наббс. - Как легко вы забываете свои предшествующие выводы! - Пожалуйста, майор, я готов отвечать на ваши вопросы! - Тогда скажите мне, что обозначает слово austral? - То же, что и раньше: "Южные страны". - Хорошо! А обрывок слова indi, который вы сначала считали частью indiens - "индейцы", а потом частью indigenes - "туземцы"? А теперь как вы его понимаете? - Третье и последнее толкование таково: оно является корнем слова indigence - "нужда". - А contin? Означает по-прежнему "континент"? - воскликнул Мак-Наббс. - Нет, поскольку Новая Зеландия только острова. - Тогда как же? - спросил Гленарван. - Дорогой сэр, я сейчас прочту вам документ в моем новом, третьем толковании, а вы судите сами. Но прошу о следующем: во-первых, постарайтесь забыть, насколько возможно, все прежние толкования и отбросьте предвзятые мнения; во-вторых, имейте в виду, что некоторые места покажутся вам несколько вольно истолкованными; таково, например, слово agorae, которое я никак не могу истолковать иначе. Но эти места никакого значения не имеют. К тому же мое толкование зиждется на французском тексте документа, который писал англичанин, а ему некоторые особенности чужого языка могли быть чужды. Теперь, после предуведомления, я начинаю: И Паганель медленно и внятно прочел следующее: "Двадцать седьмого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года трехмачтовое судно "Британия", из Глазго, после долгой агонии потерпело крушение в южных морях, у берегов Новой Зеландии (по-английски Zealand). Двум матросам и капитану Гранту удалось добраться до берега. Здесь, терпя постоянно жестокие лишения, они бросили этот документ под... долготы и тридцать седьмым градусом одиннадцатой минутой широты. Окажите им помощь, или они погибнут". Паганель умолк. Подобное толкование документа было вполне допустимо. Но именно потому, что оно было столь убедительным, как и первые толкования, оно могло быть столь же ошибочным. Гленарван и майор не стали его оспаривать. - А так как следы "Британии" не были найдены ни у берегов Патагонии, ни у берегов Австралии, там, где проходит тридцать седьмая параллель, то все преимущества на стороне Новой Зеландии. Это последнее замечание географа произвело сильное впечатление на его друзей. - Скажите, Паганель, - спросил Гленарван, - почему вы почти два месяца держали это новое толкование в тайне? - Потому что я не хотел зря обнадеживать вас. К тому же ведь мы все равно плывем в Окленд, лежащий на той широте, которая была указана в документе. - Ну а потом, когда мы от этого пути отклонились, почему тогда вы тоже молчали? - Потому что, как бы правильно мое толкование ни было, все равно оно не могло бы помочь спасти капитана Гранта. - Почему вы так думаете? - Да потому, что со времени крушения судна прошло два года и капитан не появился, значит, он пал жертвой или крушения, или новозеландцев. - Значит, вы полагаете?.. - спросил Гленарван. - Я полагаю, что, может быть, мы натолкнемся на какие-либо остатки "Британии", но сами потерпевшие крушение погибли. - Ни слова об этом, друзья мои, - сказал Гленарван. - Предоставьте мне выбрать подходящий момент, чтобы сообщить эту печальную весть детям капитана Гранта. 20. КРИК В НОЧИ Команда "Дункана" вскоре узнала, что сообщение Айргона не пролило света на таинственную судьбу капитана Гранта. Все впали в глубокое уныние: ведь на боцмана возлагалось столько надежд, а ему неизвестно ничего такого, что могло бы навести "Дункан" на следы "Британии". Итак, яхта продолжала держаться намеченного курса. Оставалось только выбрать остров, на который можно было бы высадить Айртона. Паганель и Джон Манглс справились по корабельным картам. Как раз на тридцать седьмой параллели значился уединенный островок Мария-Тереза. Этот скалистый, затерянный среди Тихого океана островок отстоит в трех с половиной тысячах миль от Новой Зеландии. На севере ближайшей к нему землей является архипелаг Паумоту, находящийся под протекторатом Франции, к югу нет никаких земель вплоть до вечных льдов Южного полюса. Ни одно судно не пристает к берегам этого уединенного островка. Никакого отголоска того, что происходит в мире, не долетает до него, лишь буревестники во время дальних перелетов отдыхают здесь, и на множестве карт этот островок, омываемый волнами Тихого океана, вообще не обозначен. Если где-нибудь на земном шаре и существовало полное уединение, то именно на этом островке, заброшенном в океане, в стороне от всех морских путей. Айртону сообщили о местоположении острова. Боцман согласился поселиться там, вдали от людей, и "Дункан" взял курс к Марии-Терезе. В этот момент яхта находилась как раз на прямой линии от залива Талькауано к острову Марии-Терезы. Два дня спустя, в два часа дня, вахтенный матрос дал знать, что на горизонте показалась земля. То был остров Марии-Терезы, низкий, продолговатый, едва выступавшей из воды, очертаниями своими похожий на огромного кита. Яхта рассекала волны с быстротой шестнадцати узлов в час и находилась от него на расстоянии тридцати миль. Мало-помалу выступили очертания острова. На фоне заходящего солнца отчетливо вырисовывался его причудливый силуэт. Там и сям выделялись невысокие вершины, блестевшие в лучах дневного светила. В пять часов Джону Манглсу показалось, будто над островом вьется легкий дымок. - Что это, вулкан? - спросил он Паганеля. Тот рассматривал остров в подзорную трубу. - Не знаю, что вам сказать, - ответил географ. - Этот остров малоизвестен, возможно, что он вулканического происхождения. - Но если остров возник вследствие извержения, то не следует ли опасаться, что следующее извержение разрушит его? - спросил Гленарван. - Это маловероятно, - ответил Паганель. - Он существует уже несколько столетий, и это достаточная гарантия его долголетия. А вот остров Джулия, показавшийся из воды Средиземного моря, тот исчез бесследно через несколько месяцев. - Хорошо, - сказал Гленарван. - Как вы полагаете, Джон, сможем мы подойти к берегу до наступления ночи? - Нет, сэр. Я не могу рисковать ночью подходить к незнакомому берегу. Я буду крейсировать, делая короткие галсы, а завтра на рассвете мы пошлем туда шлюпку. В восемь часов вечера остров Марии-Терезы, бывший всего в пяти милях от яхты, казался какой-то удлиненной едва видной тенью. "Дункан" продолжал приближаться к нему. В девять часов на островке вспыхнул довольно яркий огонек. Он светился ровным, неподвижным светом. - Вот что указывает на вулкан, - проговорил Паганель, внимательно всматриваясь вдаль. - Но на таком близком расстоянии мы должны были бы слышать грохот, сопровождающий извержение, - заметил Джон Манглс, - а восточный ветер не доносит до нас никакого шума. - Действительно, вулкан блестит, но безмолвствует, - согласился Паганель. - Притом, мне кажется, что этот огонь мигает, словно огонь маяка. - Вы правы, - отозвался Джон. - А между тем на этих берегах нет маяков. А! - воскликнул он. - Вот второй огонек - теперь уже на самом берегу. Смотрите! Он колышется! Он меняет место! Джон не ошибался. Действительно, появился второй огонек. Он то потухал, то снова разгорался. - Значит, остров обитаем? - спросил Гленарван. - Очевидно, населен дикарями, - ответил Паганель. - Но в таком случае мы не можем высадить туда боцмана. - Конечно, нет, - вмешался майор, - это был бы слишком плохой подарок даже для дикарей. - В таком случае мы поищем другой необитаемый остров, - сказал Гленарван, который не мог сдержать улыбки на замечание майора. - Я обещал Айртону, что он будет жив и невредим, и сдержу слово. - Во всяком случае, надо быть настороже, - сказал Паганель, - у новозеландцев, как некогда у жителей Корнуэльских островов, в ходу варварский обычай заманивать к берегам суда с помощью вспыхивающих там и сям огней. Возможно, что туземцам Марии-Терезы знаком этот прием. - Держись в четверти мили от берега! - крикнул Джон Манглс матросу, стоявшему у руля. - Завтра на рассвете мы узнаем, в чем дело. В одиннадцать часов Джон Манглс и пассажиры разошлись по своим каютам. На баке прохаживался вахтенный, на корме у румпеля стоял рулевой. В это время на ют поднялись Мери Грант и Роберт. Дети капитана Гранта, облокотившись на перила, с грустью смотрели на блестевшее фосфорическим светом море и на светящуюся струю за кормой "Дункана". Мери думала о будущем Роберта, Роберт - о будущем сестры. Оба думали об отце. Жив ли еще их обожаемый отец? Неужели надо отказаться от надежды свидеться с ним? Но нет, как жить без него? Что станется с ними? Что было бы с ними и теперь без Гленарвана и его жены? Мальчик, которого горе сделало взрослым не по годам, догадывался, какие мысли волнуют сестру. - Мери, - промолвил он, беря ее за руку, - никогда не следует отчаиваться. Вспомни, чему учил нас отец. "Самое главное - не падать духом", - говаривал он. Будем же мужественны и стойки, как наш отец, - это давало ему силы преодолеть все препятствия. До сих пор, сестра, ты работала для меня, теперь настала моя очередь. - Милый Роберт!.. - сказала молодая девушка. - Мери, мне надо сказать тебе кое-что. Ты не будешь сердиться, правда? - Зачем же мне сердиться на тебя, дитя мое! - И ты позволишь мне сделать то, что я задумал? - Что ты хочешь сказать? - взволнованно спросила Мери. - Сестра! Я хочу быть моряком... - Ты покинешь меня? - вскрикнула Мери, сжимая руку брата. - Да, сестра, я буду моряком, как мой отец, как капитан Джон! Мери, дорогая Мери, ведь капитан Джон не потерял надежды разыскать отца. Верь в его преданность, как я верю в нее. Джон обещал сделать из меня отличного, выдающегося моряка, а пока мы будем вместе искать отца. Скажи, сестра, что ты согласна. То, что отец сделал для нас, мы, а особенно я, должны сделать для него. У меня только одна цель в жизни: искать, непрестанно искать того, кто никогда не покинул бы нас, ни тебя, ни меня. Мери, дорогая моя, как он был добр, наш отец! - Как благороден, как великодушен! - добавила Мери. - Знаешь, Роберт, ведь наша родина им уже гордилась, и если б судьба не пресекла его деятельности, то он занял бы место среди выдающихся людей нашей страны. - Я в этом уверен! - воскликнул Роберт. Мери Грант прижала брата к груди, и мальчик почувствовал, как лоб его оросили ее слезы. - Мери! Мери! - воскликнул он. - Пусть наши друзья молчат, но я до сих пор не утратил и никогда не утрачу надежды. Такой человек, как наш отец, не мог умереть, не выполнив своей задачи! Мери Грант не в силах была отвечать: ее душили рыдания. Молодая девушка была глубоко взволнована мыслью о новых поисках Гарри Гранта и о безграничной преданности молодого капитана. - Значит, мистер Джон еще не потерял надежды? - спросила она. - Нет, он продолжает надеяться, - ответил Роберт. - Это брат, который никогда нас не покинет. Ведь правда, сестра, я буду моряком, и мы будем вместе искать отца? Ты согласна? - Согласна! Но нам придется расстаться... - прошептала девушка. - Ты останешься не одна. Мери. Я знаю! Мой друг Джон сказал мне это. Миссис Гленарван не позволит тебе уйти. Ты женщина, сестра, и можешь и должна согласиться принять ее благодеяния. Отказаться - значит быть неблагодарной. Но мужчина, - отец много раз повторял мне это, - мужчина должен сам ковать свою судьбу! - Что будет с нашим милым домом в Денди? Ведь с ним связано столько воспоминаний! - Мы сохраним его, сестричка! Все обдумали, и хорошо обдумали, наш друг Джон и лорд Гленарван. Ты будешь жить в замке Малькольм у лорда и леди Гленарван, как их дочь. Это он сам сказал моему другу Джону, а тот рассказал мне. Ты будешь чувствовать себя у них как дома, тебе будет с кем поговорить об отце. А в один прекрасный день мы привезем его самого! Ах! Какой это будет чудесный день! - воскликнул, сияя восторгом, Роберт. - Брат мой, мальчик мой, как счастлив был бы отец, если б слышал тебя! - сказала Мери. - Как ты похож, милый Роберт, на него, на нашего обожаемого отца. Когда ты станешь взрослым, то будешь вылитый отец! - О Мери!.. - краснея от благородной сыновней гордости, воскликнул мальчик. - Но чем отблагодарим мы лорда и леди Гленарван? - промолвила Мери. - О, это легко сделать! - сказал с юношеской самоуверенностью Роберт. - Мы будем любить их, почитать, говорить им об этом, крепко целовать, а если нужно будет, то пожертвуем ради них жизнью. - Нет, лучше жить для них! - воскликнула девушка, целуя брата. - Они предпочтут это, и я тоже. Дети капитана Гранта умолкли. Мечтательно глядели они друг на друга, окутанные ночной мглой. Но, мысленно продолжая свой разговор, они задавали друг другу вопросы и отвечали на них. Вокруг тихо зыбилось море и светилась сквозь сумрак бурлившая за винтом вода. Вдруг произошло нечто странное, сверхъестественное. Брату и сестре одновременно показалось, будто из лона волн, попеременно то темных, то светящихся, прозвучал чей-то голос, и его глубокий, тоскующий звук проник в самую глубь их сердец. - Помогите! Помогите! - прозвучало в тиши. - Мери, ты слышала, слышала? - спросил Роберт. И, поспешно перегнувшись через перила, оба стали напряженно вглядываться в мглу, но ничего не было видно - лишь безграничный сумрак стлался перед ними темной пеленой. - Роберт, - пролепетала бледная от волнения Мери, - мне почудилось... Да, почудилось, как и тебе... Мы бредим с тобой, Роберт, милый... Но снова раздался голос, призывавший на помощь, и на этот раз иллюзия была так сильна, что у обоих одновременно вырвался тот же крик: - Отец! Отец! Это было уже слишком для Мери. Волнение ее было так сильно, что она без чувств упала на руки брата. - Помогите! - крикнул Роберт. - Сестра! Отец!.. Помогите!.. Рулевой бросился поднимать бесчувственную девушку. Прибежали стоявшие на вахте матросы, появились разбуженные шумом Джон Манглс, Элен, Гленарван. - Сестра умирает, а отец там! - воскликнул Роберт, указывая на волны. Никто не мог понять, в чем дело. - Да, да, - повторял мальчик, - отец мой там! Я слышал его голос, сестра тоже слышала... В эту минуту Мери пришла в себя и, словно безумная, повторяла: - Отец! Отец там! Несчастная девушка, перегнувшись через перила, хотела броситься в море. - Милорд, леди Элен, говорю вам отец там! - твердила она, сжимая руки. - Уверяю вас, я слышала его голос! Он подымался из волн, словно жалоба, звучал, словно последнее "прости"... У бедняжки сделались судороги, она рыдала и билась. Пришлось отнести ее в каюту. Элен пошла туда же, чтобы оказать ей помощь. А Роберт продолжал повторять: - Отец мой! Отец мой там! Я в этом уверен, сэр! Свидетели этой мучительной сцены не сомневались, что дети капитана Гранта стали жертвой галлюцинации. Но как убедить их в этом? Гленарван первый попытался это сделать. Взяв за руку Роберта, он спросил его: - Ты слышал голос своего отца, дитя мое? - Да, сэр. Там, среди волн. Он кричал: "Помогите! Помогите!" - И ты узнал этот голос? - Узнал ли я его голос, милорд? О да, клянусь вам! Моя сестра тоже слышала и тоже узнала его. Неужели вы думаете, что мы оба ошиблись? Сэр, едемте скорей на помощь отцу! Шлюпку! Шлюпку! Гленарван, поняв, что разубедить бедного мальчика невозможно, решил сделать последнюю попытку и позвал рулевого. - Гаукинс, - спросил он, - вы стояли у руля, когда мисс Грант сделалось дурно? - Да, - ответил Гаукинс. - И вы ничего не заметили, ничего не слышали? - Ничего. - Вот видишь, Роберт! - Если бы это был отец Гаукинса, то Гаукинс не сказал бы, что ничего не слышал! - с неукротимой энергией воскликнул мальчик. - Это был мой отец, сэр, мой отец, отец! Рыдания прервали его голос. Бледный и безмолвный, Роберт тоже лишился чувств. Гленарваи приказал отнести его в каюту и уложить его в постель. Измученный волнением, мальчик впал в тяжелое забытье. - Бедные сироты, - промолвил Джон Манглс, - какое тяжелое испытание выпало им на долю! - Да, - отозвался Гленарван, - чрезмерное горе могло вызвать у них одновременно одинаковую галлюцинацию. - Одновременно у обоих? - прошептал Паганель. - Странно! Наука не допускает этого. Затем географ, перегнувшись через перила и сделав всем окружающим знак молчать, в свою очередь стал прислушиваться. Кругом царила тишина. Паганель громко крикнул. Никто не ответил. - Странно, странно, - повторял географ, возвращаясь в свою каюту. - Родство мыслей и горя все же не объясняет подобного явления. На следующий день, 8 марта, в пять часов утра, едва стало светать, как пассажиры, в том числе Роберт и Мери, - ибо их невозможно было удержать в каюте, - собрались на палубе "Дункана". Каждому хотелось увидеть землю, которую лишь мельком видели накануне. Подзорные трубы с жадностью направлялись на остров. Яхта шла вдоль острова на расстоянии мили от берегов. Можно было разглядеть мельчайшие подробности. Вдруг раздался крик Роберта. Мальчик уверял, что видит трех людей: двое бегают по берегу, размахивая руками, а третий машет флагом. - Английский флаг! - вскричал Джон Манглс, взглянув в подзорную трубу. - Верно! - воскликнул Паганель, быстро оборачиваясь к Роберту. - Сэр, - заг