; если бы основание его было под водой, то это был бы ледяной риф. Чтобы легче было ориентироваться в полярных морях, пришлось дать особое название различным видам льдов. - Ах, какое изумительное зрелище! - восклицал доктор, созерцая чудеса полярных морей. - Какие причудливые, разнообразные картины и как они действуют на воображение! - Без сомнения, - ответил Джонсон. - Иной раз льдины принимают прямо фантастические формы, и матросы объясняют их на свой лад. - Полюбуйтесь, Джонсон, на это скопление льдов! Ни дать ни взять восточный город с минаретами и мечетями, освещенный бледными лучами луны! А там, дальше, длинный ряд готических арок, напоминающих часовню Генриха Седьмого или здание Парламента. - Правда, доктор, здесь на всякий вкус что-нибудь найдется. Но в этих городах и храмах жить опасно, да и приближаться к ним не рекомендуется. Иные из этих минаретов шатаются на своем основании, и самый маленький из них легко может раздавить судно вроде нашего "Форварда". - И находились же люди, которые отваживались забираться сюда, без помощи пара! - продолжал Клоубонни. - Кажется прямо невероятным, что парусные суда могли продвигаться среди этих плавучих ледяных скал! - А между тем они продвигались, доктор! Когда ветер был противный, - а мне не раз доводилось это испытывать, - на одну из таких льдин забрасывали якорь, и некоторое время судно дрейфовало вместе с ней, в ожидании, когда можно будет двинуться дальше. Правда, при таком способе передвижения требовались целые месяцы для того, чтобы пройти путь, который мы свободно проходим в несколько дней. - Мне кажется, - заметил доктор, - температура начинает несколько понижаться. - Это было бы очень досадно, - ответил Джонсон. - Для того чтобы массы льдов распались и ушли в Атлантический океан, необходима оттепель. В Девисовом проливе льды встречаются в гораздо большем количестве, потому что между Уолсингемским и Хольстейнборгским мысами берега заметно сближаются. Но за шестьдесят седьмым градусом мы встретим в мае и июне более удобные для навигации воды. - Да, но сперва надо пройти пролив. - Ну, конечно, доктор. В июне и июле мы нашли бы проход свободным от льдов, как нередко его находят китобойные суда; но у нас очень точные инструкции: нам велено быть здесь уже в апреле. Если я не ошибаюсь, наш капитан - парень не робкого десятка, у которого крепко засела в голове какая-то мысль. Он для того пораньше и отправился в море, чтобы подальше уйти. Впрочем, поживем - увидим. Доктор не ошибся, заметив понижение температуры; в полдень термометр показывал уже +6ьF (-14ьС); северо-западный ветер разогнал тучи и помогал течению нагромождать массы плавучих льдов на пути брига. Впрочем, не все льдины двигались в одну сторону; многие, и призом самые высокие, увлекаемые подводным течением, шли в противоположном направлении. Плавание брига было сопряжено с большими трудностями; механики не имели ни минуты отдыха. Управление машиной производилось с палубы при помощи целой системы рычагов; по распоряжению вахтенного офицера ход брига то ускоряли, то замедляли. Порой нужно было проскользнуть в расселине среди ледяных полей; порой приходилось пускаться наперегонки с айсбергом, угрожавшим запереть единственный свободный проход. Нередко случалось, что какая-нибудь льдина, неожиданно рухнув в море, заставляла бриг быстро податься назад, чтобы не быть раздавленным. Скопившиеся в проливе массы льдов, увлекаемых и нагромождаемых северным течением, грозили преградить путь кораблю в случае, если бы их спаяло морозом. В этих местах встречались бесчисленные стаи птиц: буревестники и чайки носились над морем, испуская оглушительные крики; толстоголовые, с короткой шеей и приплюснутым клювом, чайки рассекали воздух длинными крыльями, не обращая внимания на снежные вихри, поднимаемые бурей. Своим полетом пернатые несколько оживляли безотрадный полярный пейзаж. Множество плавучих деревьев неслось по течению, с шумом сталкиваясь между собой; кашалоты с громадной, словно раздутой головой приближались к кораблю, но их и не думали преследовать, хотя Симпсону, гарпунщику, очень этого хотелось. К вечеру заметили тюленей, которые плавали между большими льдинами, выставив из воды круглую голову. Двадцать второго числа температура еще более понизилась. "Форвард" ускорил ход, чтобы проникнуть в удобные проходы; встречный северо-западный ветер окончательно установился; паруса убрали. В воскресенье у экипажа выдался свободный день. На этот раз молитвы и священное писание читал Шандон. Затем матросы занялись охотой на глупышей и набили их изрядное количество. Изготовленная надлежащим образом, по рецепту Клоубонни, дичь оказалась приятным добавлением к столу офицеров и матросов. В три часа пополудни "Форвард" достиг Кин-де-Сэля и горы Суккертоппен; море сильно волновалось; с серого неба по временам спускался густой туман. Однако в полдень удалось произвести обсервацию и определить положение корабля. Бриг находился под 65ь20' широты и 54ь22' долготы. Итак, чтобы встретить более благоприятные условия плавания и свободное от льдов море, надо было пройти еще два градуса. В течение 24, 25 и 26 апреля продолжалась беспрерывная борьба со льдами; управление машиной стало крайне утомительным; поминутно приходилось то закрывать, то пускать пары, которые со свистом вырывались из клапанов. Во время густого тумана близость айсбергов можно было определить лишь по глухому грохоту обвалов. Бриг рисковал натолкнуться на скопления пресного льда, замечательного своей прозрачностью и твердого, как гранит. Ричард Шандон не упускал случая пополнить запасы пресной воды и каждый день погружал на бриг несколько тонн этого льда. Доктор никак не мог привыкнуть к оптическим обманам, которые в этих широтах нередко вызывает преломление световых лучей. Айсберг, удаленный на десять - двенадцать миль от брига, представлялся ему незначительной белой массой, находившейся совсем близко. Клоубонни настойчиво старался привыкнуть к этому странному феномену, чтобы впредь не поддаваться иллюзии. Порой приходилось тянуть судно вдоль ледяных полей или работать шестами, которыми матросы отталкивали от брига опасные льдины, - все это вконец изнурило экипаж, а между тем в пятницу 27 апреля "Форвард" находился еще на непроходимом рубеже полярного круга. 8. ТОЛКИ МАТРОСОВ Ловко пробираясь свободными проходами, "Форвард" все-таки успел на несколько минут продвинуться к северу. Но вскоре бригу предстояло самому напасть на врага, вместо того чтобы уклоняться от него. Близились ледяные поля протяжением в несколько миль, а так как эти движущиеся массы нередко обладают силой давления, равной десяти миллионам тонн, то столкновения с ними следовало всячески остерегаться. На палубу брига принесли ледовые пилы, чтобы в случае надобности немедленно пустить их в ход. Часть матросов философски относилась к трудностям, другие же роптали, хотя и не оказывали явного сопротивления. Гарри, Болтон, Пэн и Гриппер, занимаясь установкой ледопильных приспособлений, перебрасывались словами. - Черт побери, - весело говорил Болтон, - мне почему-то припомнилась славная таверна на Уотер-стрит, в которой не худо было бы встать на якорь между стаканом джина и бутылкою портера. Ты не видишь отсюда эту таверну, Гриппер? - По правде сказать, - ответил Гриппер, отличавшийся угрюмым нравом, - я, хоть убей, ничего не вижу. - Я только к слову сказал, дружище. Ясно как день, в этих ледяных городах, что так по вкусу доктору, не встретишь ни единого погребка, где добрый матрос мог бы промочить глотку пинтой-другой виски. - Так оно и есть, Болтон. Добавь еще, что здесь даже нечем как следует подкрепиться. Что за дурацкая затея: лишать спиртных напитков людей, плавающих в северных морях? - А разве ты забыл, Гриппер, - возразил Гарри, - что говорил доктор? Никаких крепких напитков, если хочешь быть здоровым и уйти подальше. - Да я ничуть не желаю, Гарри, уходить далеко. По-моему, хватит с нас и того, что мы забрались сюда. К чему это упорно лезть вперед, когда здесь сам черт ногу сломит? - Ну, что ж, и не пойдем! - воскликнул Пэн. - Как подумаешь, что даже забыл вкус джина, так и заберет тоска! - Вспомни, - заметил Болтон, - что говорил тебе доктор! - А мало ли что говорят? - пробасил Пэн. - Может быть, про здоровье толкуют только для отвода глаз, а на самом деле хотят навести экономию на крепких напитках. - Кто знает, этот чертов Пэн, может, и прав, - заметил Гриппер. - Будет тебе! - возразил Болтон. - Разве можно судить здраво с таким красным носом? И если от воздержания твой нос малость полиняет, то, право, не о чем горевать. - Чего тебе дался мой нос? - огрызнулся задетый за живое Пэн. - Мой нос не нуждается в твоих советах, да и не спрашивает их. Не суй свой нос куда не следует! - Ну, не сердись, Пэн. Я не знал, что нос у тебя такой обидчивый. Я бы и сам не прочь пропустить стаканчик виски, особенно в такой холод; но если от этого больше вреда, чем пользы, то я уж как-нибудь обойдусь без виски. - Ты-то обойдешься, - вмешался в разговор кочегар Уорен, - да другие-то, быть может, не обойдутся. - Что ты хочешь сказать, Уорен? - спросил Гарри, пристально глядя на него. - А то, что так или иначе на бриге есть крепкие напитки, и, по-моему, на корме не отказывают себе в рюмке джина. - А ты откуда знаешь? - спросил Гарри. Уорен ничего не ответил; он говорил наобум, лишь бы только сказать что-нибудь. - Ты же видишь, Гарри, - обратился к товарищу Болтон, - что Уорен ничего не знает. - Да что там! - сказал Пэн. - Возьмем да попросим у Шандона порцию джина, - уж, кажется, мы заслужили. Посмотрим, что он на это скажет. - Не советую, - заметил Гарри. - Это почему? - в один голос спросили Пэн и Гриппер. - Да потому, что вам откажут. Поступая на бриг, вы знали условия Шандона. Надо было думать об этом раньше. - К тому же, - подтвердил Болтон, принявший сторону Гарри, характер которого ему нравился, - Ричард Шандон не полновластный хозяин на бриге; он подчинен другому, как и все мы. - Кому же это? - спросил Пэн. - Капитану! - Заладили одно: капитан да капитан! - воскликнул Пэн. - Да разве вы не видите, что среди этих льдов нет ни таверн, ни капитанов? Просто они придумали способ вежливо отказывать нам в том, что мы имеем полное право требовать. - Капитан есть, - заявил Болтон, - и я бьюсь об заклад на двухмесячное жалованье, что мы вскоре его увидим! - Вот это здорово! - сказал Пэн. - А то мне больно уж хочется сказать ему пару теплых слов. - Кто говорит тут о капитане? - вмешался в разговор новый собеседник. То был Клифтон, человек довольно суеверный и к тому же завистливый. - Может быть, получены какие-нибудь известия о капитане? - спросил он. - Нет! - в один голос ответили матросы. - Так вот, в одно прекрасное утро он очутится у себя в каюте, и никто не узнает, откуда и как он явился. - Полно вздор-то молоть! - ответил Болтон. - Уж не думаешь ли ты, Клифтон, что капитан какой-нибудь домовой или леший, каких немало в горах Шотландии? - Смейся, сколько твоей душе угодно, а я все-таки останусь при своем. Всякий день, проходя мимо каюты, я заглядываю в замочную скважину, и на этих днях наверняка расскажу вам, на кого похож капитан и каков он из себя. - Черт побери! - буркнул Пэн. - Уж, конечно, он такой же, как и все. И если ему вздумается тащить нас невесть куда, - то мы выложим ему правду в лучшем виде. - Вот это здорово! Пэн еще и в глаза не видал капитана, а уж хочет с ним ссориться, - сказал Болтон. - Кто это его не видал? - спросил Клифтон с видом человека, которому что-то известно. - Это еще вопрос, знают его или нет! - Что ты хочешь сказать, черт побери? - спросил Гриппер. - Ладно! Всяк про себя разумей. - Да мы-то тебя не разумеем. - А разве Пэн уже не повздорил с ним? - С капитаном? - Ну да! С собакою-капитаном, ведь это одно и то же. Матросы переглянулись, но ничего не ответили. - Человек он или собака, - пробормотал сквозь зубы Пэн, - а уж будьте спокойны, на днях с ним расправятся! - Слушай, Клифтон, - серьезно сказал Болтон, - ведь Джонсон пошутил. Неужели ты думаешь, что эта собака - заправский капитан? - А то как же? - с убеждением ответил Клифтон. - Будь у вас столько же смекалки, как у меня, вы заметили бы чудные замашки этой собаки. - Какие такие замашки? Да ну же, говори! - Разве вы не приметили, с каким начальническим видом она расхаживает на юте да посматривает на паруса, как все равно вахтенный? - Это правда, - подтвердил Гриппер. - Я даже видел своими глазами, как однажды вечером проклятый дог опирался лапами на штурвал! - Быть не может! - вырвалось у Болтона. - Опять же, - продолжал Клифтон, - разве по ночам он не уходит с брига и не рыщет по льду, не глядя ни на стужу, ни на медведей? - Это верно, - подтвердил Болтон. - Видал ли кто-нибудь, чтобы этот пес, как всякая добрая собака, терся около человека, бродил возле кухни или пожирал глазами Стронга, когда тот тащит Шандону лакомый кусок? По ночам, когда дог уйдет на две или на три мили от брига, разве вы не слышите его воя, от которого пробирает дрожь, точно стоишь на ледяном ветру? Наконец, видал ли кто-нибудь, чтоб эта собака ела? Она ни от кого не возьмет ни куска; корм ее остается нетронутым, и если только кто-нибудь не кормит ее тайком, то я прямо-таки могу сказать, что она ничего не жрет. Назовите меня набитым дураком, если этот пес не сродни самому сатане. - Очень может быть, - согласился плотник Бэлл, убежденный аргументами Клифтона. Остальные матросы молчали. - А все-таки, - спросил Болтон, - куда мы идем? - Не знаю, - ответил Бэлл. - В свое время Ричард Шандон получит добавочный наказ. - Но через кого? - Да, через кого? - И каким манером? - допытывался Болтон. - Да отвечай же, Бэлл! - приставали матросы. - Через кого и каким манером? А я откуда знаю? - ответил припертый к стене плотник. - Через собаку-капитана! - крикнул Клифтон. - Он уже один раз написал письмо, так может и еще написать. Если бы я знал хоть половину того, что знает этот пес, - для меня было бы плевое дело стать первым лордом адмиралтейства! - Так, значит, - начал снова Болтон, - ты стоишь на своем, и, по-твоему, этот пес - капитан? - Так оно и есть. - В таком случае, - вполголоса сказал Пэн, - если он не хочет издохнуть в собачьей шкуре, то пусть поторопится обернуться человеком, потому что, клянусь вам, я сверну ему шею. - А зачем? - спросил Гарри. - Затем, что так мне угодно, - грубо ответил Пэн. - Не желаю никому давать отчета! - Полно вам, ребята! - крикнул Джонсон в ту минуту, когда разговор начал принимать дурной оборот. - За работу! Живо приготовьте пилы! Надо пройти через ледяной затор. - Чего захотел! Нынче пятница - тяжелый день! - буркнул Клифтон, пожимая плечами. - Помяните мое слово, пройти полярный круг не шуточное дело! Однако в этот день труды экипажа так и остались безуспешными. "Форвард", на всех парах устремлявшийся на ледяное поле, не мог его разбить; на ночь пришлось встать на якорь. В субботу при восточном ветре температура еще понизилась; погода прояснилась: кругом виднелись необъятные равнины, ослепительно сверкавшие в лучах полярного солнца. В семь часов утра термометр опустился до -8ьF (-21ьС). Доктору очень хотелось спокойно посидеть у себя в каюте и погрузиться в чтение арктических путешествий, но, по своему обыкновению, он задал себе вопрос: что в данный момент для него было бы неприятнее всего? Он тут же ответил себе, что подняться при такой температуре на палубу и принять участие в работе экипажа - перспектива далеко не заманчивая. Итак, верный раз усвоенной системе, Клоубонни вышел из своей теплой каюты и стал помогать матросам тянуть судно. Зеленые очки, защищавшие глаза доктора от вредного действия отраженных лучей, придавали ему чрезвычайно благодушный вид. Во время дальнейших своих исследований он всегда носил защитные снежные очки, спасавшие глаза от воспаления, которое так легко получить в полярных широтах. К вечеру "Форвард" на несколько миль продвинулся к северу благодаря усилиям экипажа и искусству, с каким Шандон пользовался малейшим благоприятным обстоятельством. В полночь бриг прошел шестьдесят шестую параллель. Лот показал двадцать три сажени глубины; из этого помощник капитана заключил, что "Форвард" находится вблизи мели, на которую в свое время села "Победа", корабль "ее величества". Берег находился в тридцати милях к востоку. Внезапно масса льдов, до тех пор неподвижных, раскололась на части и пришла в движение; вскоре айсберги нагрянули со всех сторон, и бриг очутился среди плавучих гор, грозивших его раздавить. Управлять кораблем стало настолько трудно, что у штурвала поставили Гарри, лучшего рулевого. Ледяные горы, казалось, немедленно смыкались за бригом. Необходимо было прорваться через этот лабиринт льдов; благоразумие и долг требовали одного - идти вперед! Положение еще осложнялось невозможностью определить направление корабля среди движущихся ледяных масс, по которым трудно было ориентироваться. Экипаж разделили на две партии, работавшие на правом и левом борту. Каждый матрос, вооруженный длинным шестом с железным наконечником, отталкивал опасные льдины. Вскоре "Форвард" вошел в такой узкий проход между двумя высокими горами, что концами своих реев задевал ледяные, твердые, как камень, стены канала. Через некоторое время бриг очутился в извилистом проходе; в воздухе кружились снежные вихри, плавающие льдины сталкивались между собой и с зловещим грохотом раскалывались на куски. Вскоре обнаружили, что зашли в тупик; громадная льдина, попавшая в канал, неслась прямо на "Форвард"; казалось, не было возможности уклониться от нее или вернуться назад по загроможденному льдами пути. Шандон и Джонсон, стоя на носу, тревожно следили за происходившим. Шандон правой рукой указывал рулевому направление, которого следовало держаться, а левой подавал знаки Джемсу Уоллу, который передавал приказания механику, управлявшему машиной. - Чем все это кончится? - спросил доктор у Джонсона. - Как богу будет угодно, - ответил боцман. Между тем громадная льдина, в сто футов высотой, находившаяся всего в кабельтове от "Форварда", надвигалась и грозила его раздавить. - Проклятие! - крикнул Пэн, добавив скверное ругательство. - Молчать! - прогремел чей-то могучий голос, который трудно было распознать среди завываний вьюги. Казалось, ледяная громада вот-вот обрушится на бриг; наступила минута невыразимого ужаса. Матросы, кинув шесты и не слушая приказаний Шандона, бросилась на корму. Вдруг раздался страшный грохот. Водяной смерч хлынул на палубу брига, приподнятого громадной волной. У всех вырвался крик ужаса; между тем Гарри, стоя у руля, держал бриг в нужном направлении, хотя "Форвард" швыряло из стороны в сторону. Но когда все со страхом подняли глаза на ледяную гору, - ее уже не было и в помине, проход был свободен; далее тянулся длинный канал, освещенный косыми лучами солнца, и бриг мог беспрепятственно продолжать свой путь. - Не можете ли вы, доктор, объяснить мне это удивительное явление? - спросил Джонсон. - Это очень просто объясняется, друг мой, - ответил доктор, - и случается довольно часто. Плавучие массы льда во время оттепелей раскалываются на отдельные глыбы, которые носятся по морю, сохраняя при этом равновесие. Мало-помалу они подвигаются к югу, где вода сравнительно теплее. Основание их, расшатанное от столкновений с другими льдинами, начинает подтаивать и выкрашиваться; наступает, наконец, минута, когда центр тяжести этих ледяных глыб перемещается, и они опрокидываются. Если бы эта гора перекувырнулась двумя минутами позже, то в падении своем, конечно, раздавила бы бриг... 9. НОВОСТЬ Наконец, 30 апреля, в полдень, "Форвард" прошел полярный круг, имея на траверсе Хольстейнборгский мыс. На востоке высились живописные горы. Море казалось свободным, или, вернее сказать, можно было легко уклониться от встречи со льдами. Ветер стал юго-восточным, и бриг под фоком, бизанью, марселями и брамселями вошел в Баффинов залив. День выдался спокойный, и экипаж мог отдохнуть несколько часов. Множество птиц носилось и плавало вокруг судна; в числе их доктор заметил чистиков, с виду напоминавших чирков, с черной шеей, крыльями и спиной и белой грудью. Они быстро ныряли и нередко оставались под водою более сорока секунд. Этот день не ознаменовался бы ничем новым, если бы на бриге не произошло одно весьма странное событие. В шесть часов утра, войдя к себе в каюту после вахты, Шандон нашел на столе письмо со следующей надписью: "Помощнику капитана на бриге "Форвард", Ричарду Шандону, Баффинов залив". Шандон просто не верил своим глазам. Прежде чем разорвать конверт и прочесть странное послание, он позвал доктора, Джемса Уолла и Джонсона и показал им письмо. - Странно, - сказал Джонсон. "Очаровательно", - подумал доктор. - Наконец-то, - вскричал Шандон, - мы узнаем тайну!.. Он поспешно вскрыл конверт и прочел следующее: "Капитан брига "Форвард" доволен хладнокровием, искусством и мужеством, проявленным матросами, вашими помощниками и вами при трудных обстоятельствах, и просит вас объявить экипажу его благодарность. Держите курс прямо на север, к заливу Мелвилла, откуда постарайтесь войти в пролив Смита. Капитан брига "Форвард" К.З. Понедельник, 30 апреля, на траверсе Хольстейнборгского мыса". - И это все? - воскликнул доктор. - Все, - ответил Шандон. Письмо выпало у него из рук. - Этот фантастический капитан, - сказал Уолл, - даже не упоминает о своем намерении явиться на бриг. Из этого я заключаю, что мы никогда его не увидим. - Но каким же образом попало сюда это письмо? - спросил Джонсон. Шандон молчал. - Мистер Уолл прав, - отвечал доктор, подняв письмо и разглядывая его со всех сторон. - Капитан не явится на бриг по очень простой причине... - По какой именно? - с живостью спросил Шандон. - Потому, что он уже находится на бриге, - спокойно ответил доктор. - На бриге? - воскликнул Шандон. - Что вы хотите этим сказать? - Как же иначе объяснить получение письма? Джонсон кивнул головой в знак согласия. - Это невозможно! - энергично возразил Шандон. - Я знаю всех своих людей; ведь иначе придется допустить, что капитан находится в числе матросов с самого начала плавания. Это невозможно, говорю вам! За последние два года я сто раз встречал каждого из них в Ливерпуле. Ваше предположение, доктор, не выдерживает критики. - В таком случае, что же вы предполагаете, Шандон? - Все, что угодно, только не это. Я допускаю, что капитан или преданный ему человек, воспользовавшись темнотой, туманом, всем, чем хотите, успел взобраться на бриг. Мы находимся недалеко от берега; кто-нибудь мог незаметно пробраться на каяке между льдинами, подойти к бригу и подбросить письмо... Густой туман помог осуществить этот план... - ...и не позволял видеть бриг, - добавил доктор. - Если мы не заметили взбиравшегося на борт незнакомца, то как же он мог бы увидеть "Форвард" среди тумана? - Конечно, нет, - заметил Джонсон. - А я все-таки не отказываюсь от своего предположения, - настаивал доктор. - Что вы думаете о нем, Шандон? - Я допускаю все, что угодно, только не то, что этот человек находится на бриге, - горячо ответил Шандон. - Вероятно, - добавил Уолл, - среди матросов есть человек, получивший инструкции капитана. - Возможно, - сказал доктор. - Но кто же именно? - спросил Шандон. - Я давно уже знаю всех своих матросов. - Кто бы он ни был, - ответил Джонсон, - человек или сатана, но его примут с честью. Но из его письма можно извлечь другого рода приказание, или, вернее, указание. - Какое же? - спросил Шандон. - Что мы должны отправиться не только к заливу Мелвилла, но даже в пролив Смита. - Это верно, - подтвердил доктор. - В пролив Смита, - машинально повторил Шандон. - Поэтому очевидно, - продолжал Джонсон, - что "Форвард" отправляется не на поиски Северо-Западного прохода, так как мы оставим влево единственный ведущий к нему путь - пролив Ланкастера. Это обещает нам опасное плавание в неисследованных морях. - Да, пролив Смита, - сказал Шандон, - это тот самый путь, по которому шел в тысяча восемьсот пятьдесят третьем году американец Кейн. Но какие опасности встречал он на пути! Долгое время Кейна считали погибшим в этих суровых краях. Впрочем, если нужно туда отправиться, что ж - мы пойдем! Но интересно знать, до какого места? Неужто до самого полюса? - А почему бы и не до полюса? - вырвалось у доктора. При одной мысли о такой безумной попытке Джонсон пожал плечами. - Вернемся к нашему капитану, - начал Джемс Уолл. - Если он существует, то может ждать нас только на Диско или в Упернивике, на Гренландском побережье. Впрочем, это выяснится через несколько дней. - Вы сообщите содержание письма экипажу? - обратился доктор к Шандону. - На месте господина Шандона я не стал бы этого делать, - сказал Джонсон. - А почему? - удивился Шандон. - Потому что все это так таинственно и фантастично, что может удручающе подействовать на матросов. В нашей экспедиции и без того много странного, и они со страхом думают о будущем. Если же ко всему этому присоединится что-то сверхъестественное, то в критическую минуту нам нельзя будет рассчитывать на экипаж. Что вы скажете на это, господин Шандон? - А вы, доктор, как полагаете? - спросил Шандон. - По-моему, Джонсон прав, - ответил доктор. - А вы, Джемс? - Мне ничего не остается, - оказал Уолл, - как присоединиться к мнению этих господ. Несколько минут Шандон размышлял, потом внимательно перечел письмо. - Господа, - сказал он, - как ни основательно ваше мнение, я не могу принять его. - Почему же, Шандон? - спросил доктор. - Потому что изложенные в письме инструкции чрезвычайно точны. Мне приказано объявить экипажу благодарность капитана. До сих пор я слепо исполнял его распоряжения, каким бы путем их ни получал, а потому и на этот раз я не могу... - Однако... - начал было Джонсон, боявшийся вызвать волнение среди матросов. - Я вполне понимаю, почему вы так настойчивы, дорогой Джонсон, - прервал его Шандон, - но потрудитесь прочесть: "...и просит вас объявить экипажу его благодарность". - В таком случае, исполняйте полученные вами приказания, - покорился Джонсон, строгий блюститель дисциплины. - Прикажете собрать экипаж? - Прошу вас, - сказал Шандон. Весть о письме капитана быстро разнеслась по бригу. Матросы немедленно собрались на палубе, и Шандон громко прочел таинственное письмо. Матросы выслушали в мрачном молчании, потом разошлись, делая тысячи различных предположений. Клифтон дал волю своему суеверному воображению. Приписывая собаке-капитану участие в этом деле, он при встрече с догом отдавал ему честь. - А что я вам говорил? - твердил он матросам. - Сами видите, этот пес умеет писать! Никто ему не возражал, даже плотник Бэлл, и тот ничего не мог сказать в ответ. Тем не менее всем было ясно, что хотя капитана с ними нет, его тень или его дух присутствует на бриге. Самые благоразумные из матросов воздерживались от каких бы то ни было предположений. Первого мая, в полдень, наблюдения показали 68ь широты и 56ь32' долготы. Потеплело, и термометр стоял на -25ьF (-4ьС). Доктор забавлялся, глядя на проделки белой медведицы, игравшей с двумя медвежатами на краю берегового припая. Сопровождаемый Уоллом и Симпсоном, Клоубонни попробовал было преследовать их на шлюпке; но медведица, не отличавшаяся геройством, проворно убралась со своим потомством, и доктору пришлось отказаться от охоты. При попутном ветре ночью бриг прошел мыс Чидли, и вскоре высокие горы Диско показались на горизонте. Затем миновали залив Годхавн, где находилась резиденция датского генерал-губернатора. Шандон не счел нужным останавливаться, и "Форвард" оставил позади себя каяки эскимосов, пытавшиеся подойти к бригу. Остров Диско известен также под именем острова Кита. Отсюда 12 июля 1845 года сэр Джон Франклин отправил в адмиралтейство свое последнее донесение. К этому же острову пристал 27 августа 1859 года, на обратном пути в Англию, капитан Мак-Клинток, привезший несомненные доказательства гибели экспедиции Франклина. Доктор обратил внимание на совпадение этих двух фактов; на него нахлынули печальные воспоминания. Но в скором времени горы Диско скрылись из виду. У берегов громоздились бесчисленные айсберги из тех, что даже во время оттепелей не отделяются от берега; вершины их были самых причудливых форм. На следующий день, к трем часам, на северо-востоке показался Сандерсон-Хоп; земля осталась вправо от брига, на расстоянии пятнадцати миль. Горы были темно-красного оттенка. Вечером киты из семейства полосатиков, с плавником на спине, резвились среди плавающих льдин, выбрасывая фонтаны воды. Ночью с 3 на 4 мая доктор в первый раз наблюдал, как солнце в полночь касается линии горизонта, не опускаясь за него своим лучезарным диском. Начиная с 31 января, оно стало описывать на небе все более длинные дуги, и теперь круглые сутки было светло. Людей непривычных удивляет и даже утомляет этот постоянный свет. Трудно поверить, до какой степени ночная темнота необходима для наших глаз. Доктор очень страдал от этого беспрерывного света, который делался еще ослепительнее вследствие отражения солнечных лучей от ледяных полей. 5 мая "Форвард" прошел семьдесят вторую параллель. Двумя месяцами позднее он встретил бы немало китобоев, занимающихся своим промыслом в этих высоких широтах, но теперь пролив еще не очистился от льдов, и промысловые суда не могли проникнуть в Баффинов залив. На следующий день бриг, миновав остров Женщин, подошел к Упернивику - самому северному датскому поселению на берегах Гренландии. 10. ОПАСНОЕ ПЛАВАНИЕ Шандон, доктор Клоубонни, Джонсон, Фокер и повар Стронг сели на вельбот и отправились на берег. Губернатор, его жена и пятеро детей, все чистокровные эскимосы, вышли навстречу посетителям и приветствовали их. Доктор, будучи филологом, немного знал датский язык, и этого было достаточно, чтобы завязать с туземцами дружеские отношения. Впрочем, Фокер, переводчик экспедиции, он же ледовый лоцман, знал слов двадцать на эскимосском языке, а с двадцатью словами при некоторой находчивости можно далеко уйти. Губернатор родился на острове Диско и никогда не покидал своей родины. Он показал путешественникам город, состоявший из трех деревянных домишек, занимаемых им и лютеранским пастором, из школы и из складов, где хранился провиант для судов, потерпевших крушение. Остальные городские здания были просто-напросто ледяные хижины, в которые эскимосы залезают ползком через единственное отверстие. Почти все население высыпало навстречу "Форварду", и многие из туземцев вышли на середину залива на своих каяках, которые были длиной в пятнадцать футов, а шириной не больше двух. Доктор знал, что слово "эскимос" значит "поедающий сырую рыбу", но ему также было известно, что слово это в здешних краях считается бранным. Поэтому он называл туземцев гренландцами. Однако пропитанная жиром одежда, сапоги из тюленьих шкур, лоснящиеся грязные лица, до странности одинаковые у мужчин и у женщин, красноречиво говорили, какую пищу употребляют эти люди. Вдобавок они, как все племена, питающиеся исключительно рыбой, страдали накожными болезнями, но это не мешало им быть бодрыми и хорошо себя чувствовать. Лютеранский пастор и его жена, с которыми Клоубонни намеревался побеседовать на интересовавшие его темы, уехали в Превен, лежащий к югу от Упернивика; таким образом, доктору пришлось ограничиться беседой с губернатором. Но этот высокий сановник был не слишком-то развит: чуточку поменьше развития - и он был бы сущим ослом; чуточку побольше - он был бы грамотным. Доктор расспрашивал губернатора о торговле, обычаях и нравах эскимосов и узнал, прибегая к языку жестов, что тюлень на копенгагенском рынке стоит около сорока фунтов; за медвежью шкуру платят сорок датских талеров, за шкуру голубого песца - четыре, за шкуру белого - два-три талера. Клоубонни пожелал также для пополнения своих сведений посетить эскимосское жилище. На что только не отважится ученый в своей ненасытной жажде познания? Однако отверстие ледяного дома оказалось таким тесным, что пылкому доктору так и не удалось туда протиснуться. Счастье его, что он туда не попал! Нет ничего отвратительнее жилища гренландских эскимосов, где в беспорядке навалены трупы животных и пропитанная жиром одежда и нестерпимо воняет тюлениной, гнилой рыбой и немытым человеческим телом; можно прямо задохнуться от смрада, так как нет ни одного окна, только дыра в потолке, через которую выходит дым. Фокер сообщил все эти жуткие подробности доктору. Несмотря на это, ученый муж проклинал свою тучность. Ему так хотелось на опыте испытать, каковы эти своеобразные запахи. - Я убежден, - заявил он, - что в конце концов и к этой вони привыкнешь. В этих словах сказался целиком характер достойного Клоубонни! Пока Клоубонни производил свои этнографические изыскания, Шандон, выполняя инструкции, старался обеспечить экспедицию средствами передвижения на льду. Ему пришлось заплатить четыре фунта за сани и шесть упряжных собак, с которыми эскимосы скрепя сердце согласились расстаться. Шандон охотно бы завербовал Ханса Кристиана, искусного каюра, участвовавшего в экспедиции капитана Мак-Клинтока, но Ханс находился в это время на юге Гренландии. Наконец, приступили к главному вопросу повестки дня: нет ли в Упернивике какого-нибудь европейца, который ожидал бы прибытия "Форварда"? Приходилось ли слышать губернатору, чтобы какой-нибудь чужеземец, точнее сказать, англичанин, поселился в их краях? Давно ли заходили в порт китоловные или другие суда? На эти вопросы губернатор отвечал, что уже больше десяти месяцев ни один чужеземец не высаживался на их берегах. Шандон попросил дать ему список всех китобоев, побывавших в порту за последнее время; ни одного из них он не знал. Было отчего прийти в отчаяние! - Согласитесь, доктор, что тут решительно ничего не поймешь, - сетовал помощник капитана. - Никого на мысе Фарвель! Никого на острове Диско! Никого в Упернивике! - Скажите мне через несколько дней: "Никого в бухте Мелвилла" - и я поздравляю вас как капитана "Форварда", дорогой Шандон. Под вечер шлюпка возвратилась на бриг. Из свежих продуктов Стронгу удалось раздобыть лишь несколько десятков гагачьих яиц; яйца оказались зеленоватого цвета и вдвое больше куриных. Этого было маловато, но все же некоторое разнообразие: экипажу порядком-таки надоела солонина. Хотя на следующий день ветер был попутный, но Шандон не давал приказа об отплытии. Он решил для очистки совести подождать еще день, надеясь, что за это время явится на бриг задержавшийся в пути капитан. Шандон приказал каждый час палить из пушки. Выстрелы разносились громовыми раскатами над ледяными горами и только перепугали чаек, альбатросов и каменных куропаток. Ночью с брига пускали ракеты за ракетами, но все было напрасно! Пришлось двинуться дальше. 8 мая в шесть часов утра "Форвард", шедший под марселями, фоком и грот-брамселем, потерял из виду Упернивик и маячившие на берегу шесты, на которых были развешаны отвратительные внутренности моржей и желудки оленей. Ветер был юго-восточный, температура повысилась до 32ьF (0ьС). Солнце пробивалось сквозь туман, и под его лучами льдины начинали мало-помалу расходиться. Однако зрение матросов уже начало страдать от нестерпимого блеска льдов и белизны снегов. Оружейник Уолстен, Гриппер, Клифтон и Бэлл заболели "снежной слепотой". В полярных странах очень распространена эта глазная болезнь, эскимосы нередко от нее слепнут. Доктор посоветовал больным, а также всем своим спутникам закрывать лицо прозрачной зеленой тканью. Собаки, купленные Шандоном в Упернивике, были довольно дикого нрава; однако Капитан жил в ладу со своими новыми товарищами и, казалось, знал их привычки. Клифтон первым заметил, что дог, вероятно, и прежде встречался со своими гренландскими родичами. Вечно голодные, кое-как питавшиеся на материке, гренландские собаки быстро окрепли на бриге, где их хорошо кормили. 9 мая "Форвард" прошел на расстоянии нескольких кабельтовых мимо самого западного из Баффиновых островов. Доктор заметил в заливе, между материком и островами, несколько скал, которые назывались Красными утесами; они были покрыты снегом густого карминного оттенка. Доктор Кейн приписывает этой окраске снега чисто растительное происхождение. Клоубонни хотелось вблизи исследовать этот любопытный феномен, но льды не позволили ему подойти к берегу. Хотя становилось с каждым днем все теплее, но нетрудно было заметить, что айсберги и ледяные поля скапливаются в северной части Баффинова залива. Начиная с Упернивика, берега приняли иной вид: на сероватом небосклоне резко выделялись очертания колоссальных ледников. 10 мая "Форвард" оставил вправо залив Хингстона почти под семьдесят четвертым градусом северной широты; на западе показался пролив Ланкастера, тянувшийся на несколько сот миль. Все это громадное водное пространство было сковано льдами; на ледяной равнине там и сям подымались правильной формы торосы, похожие на гигантские кристаллы. Шандон приказал развести пары, и до 11 мая "Форвард" пробирался по извилистым проходам, обозначая свой маршрут на небе черной полосой дыма. Вскоре на пути брига встали преграды: свободные проходы закрывались вследствие перемещения плавающих льдов, в любой миг перед носом брига могло не оказаться воды. Если бы "Форвард" попал в ледяные тиски, ему было бы нелегко из них вырваться. Все это знали и были не на шутку встревожены. На корабле, с безумным упорством стремившемся на север, к неизвестной цели, началось брожение умов. Морские волки забывали о выгодах, какие им сулило плавание, и уже начинали жалеть, что зашли так далеко. Стали появляться признаки деморализации. Суеверный Клифтон заражал товарищей своими страхами, а коноводы Пэн, Гриппер и Уолстен подливали масла в огонь. Изнурительный труд еще больше подорвал моральные силы экипажа. 12 мая бриг был окончательно затерт льдами, машина оказалась бессильной. С трудом приходилось прокладывать путь среди ледяных полей. Работа пилами была крайне утомительна: лед достигал шести-семи футов толщины. В ледяном массиве делали два параллельных пропила, каждый длиной в сотню футов, и находившийся между ними лед взламывали топорами и ганшпугами. Потом забрасывали якорь в отверстие, сделанное большим буравом: тут начиналась работа шпилем, судно подтягивали вручную. Труднее всего было спускать под лед отколотые куски, расчищая дорогу судну; их отталкивали длинными шестами с железным наконечником. Работа пилами, шпилем, шестами и подтягивание судна, работа беспрерывная, неотложная и опасная, среди туманов, в снегопад, на морозе, глазные болезни, страх перед будущим - все это лишало матросов "Форварда" энергии и вызывало упадок духа. Если матросы имеют дело с человеком энергичным, отважным, убежденным, твердо знающим, чего он хочет, куда идет, к какой цели стремится, то уверенность капитана поддерживает дух экипажа. Матросы единодушны со своим начальником; они крепки его силою, спокойны его спокойствием. Но на бриге чувствовалось, что Шандон не уверен в своих действиях, что он колеблется, не зная ни цели экспедиции, ни назначения "Форварда". Помощник капитана был человек от природы решительный, но и он нередко становился в тупик: ему случалось отменять только что отданные приказания, давать не совсем точные распоряжения, и