ву, закрепила свои законные права на Магеллановом проливе. Имело смысл добиться аналогичного результата и в южной части архипелага. Для этой цели чилийское правительство решило пожертвовать островом Осте (жертва чисто теоретическая, поскольку он был совершенно необитаем) и не только освободить остров от какой-либо контрибуции, но даже передать его в собственность колонии, предоставив полную автономию и выделив его из своих владений. Остров становился единственной частью Магеллановой Земли, сохранявшей независимость. Теперь оставалось выяснить лишь одно: примут ли эмигранты это предложение, согласятся ли променять африканскую концессию на остров Осте. Чилийское правительство предлагало разрешить вопрос безотлагательно. Вестовое судно, доставившее поручение, должно было увезти окончательный ответ. Командир судна имел все полномочия для заключения договора с представителями эмигрантов. Но ему приказали оставаться здесь не более пятнадцати суток. По истечении этого срока он должен был сняться с якоря, независимо от положительного или отрицательного ответа. Если бы переселенцы согласились, новая республика незамедлительно получила бы права на владение территорией и смогла бы водрузить на острове свой флаг - такой, какой ей заблагорассудится. В случае отказа правительство Чили обещало помочь репатриировать потерпевших кораблекрушение. Понятно, что вестовое судно водоизмещением в четыреста тонн не могло перевезти всех даже в Пунта-Аренас. Чилийское государство предполагало обратиться к американскому Обществу колонизации с просьбой выслать спасательное судно, для чего понадобится определенное время - ждать пришлось бы еще несколько недель. Легко представить себе, какое впечатление произвело предложение Чили! Переселенцы никак не ожидали чего-либо подобного! Не в силах сразу же прийти к определенному решению в таком важном деле, они сначала только недоуменно переглядывались; а затем все их помыслы обратились к единственному человеку, который, по их мнению, способен был защитить общие интересы. В едином порыве, подтверждавшем и их признательность, и осторожность, и слабость, они обернулись на запад, в сторону реки, где должна была находиться "Уэл-Киедж". Но шлюпка исчезла. Насколько хватал взгляд, океан был пустынным. На мгновение люди замерли от неожиданности. Потом толпа всколыхнулась, забурлила. Каждый старался отыскать того, на кого возлагалось столько надежд. Но - увы! - пришлось примириться с очевидностью. Кау-джер исчез вместе с Кароли и Хальгом. Эмигранты были поражены. Несчастные уже привыкли во всем полагаться на этого человека, на его разум и самоотверженность. И вот в решающую минуту он бросил их на произвол судьбы. Его исчезновение произвело не меньшее впечатление, чем прибытие корабля. Гарри Родс был тоже глубоко огорчен, но по другой причине. Он понимал, что Кау-джер покинет остров Осте в тот самый день, когда спасательное судно заберет с собой всех переселенцев. Но почему он не дождался их отъезда? Настоящие друзья так не поступают. Нельзя расстаться навсегда, не попрощавшись. И что вызвало внезапный отъезд Кау-джера, так похожий на бегство? Неужели появление чилийского судна? Все предположения казались вероятными, ибо непостижимая тайна окутывала жизнь этого человека, о котором ровно ничего не знали... не знали даже, какой он национальности. Эмигранты, огорченные тем, что их постоянный советчик исчез именно тогда, когда он был так нужен, стали медленно расходиться, на ходу обмениваясь скупыми замечаниями по поводу удивительного предложения Чили. Никому не хотелось брать на себя ответственность за какое-либо решение. Целую неделю удивительное предложение Чили обсуждали на все лады. Оно казалось настолько странным, что некоторые не желали принять его всерьез. Гарри Родсу пришлось, по просьбе товарищей, обратиться к капитану за дополнительными разъяснениями, удостовериться в его полномочиях и лично убедиться в том, что Республика Чили действительно гарантирует независимость острова Осте. Командир вестового судна употребил все свое влияние, чтобы убедить эмигрантов воспользоваться сделанным предложением. Он дал понять, какие причины побудили его правительство к такому шагу и какие выгоды сулит колонистам территория, передаваемая в их владение. Он не преминул привести в пример процветающий Пунта-Аренас и добавил, что Чили весьма выгодно оказать помощь новой колонии. - Акт о передаче острова в вашу собственность уже заготовлен, - закончил капитан. - Нужны только подписи. - Чьи подписи? - спросил Гарри Родс. - Представителей, избранных общим собранием эмигрантов. По-видимому, в настоящее время только так и можно было действовать. Позднее, когда колония уже сорганизуется, сами колонисты решат, нужна ли им какая-нибудь власть, и сами изберут тот или иной социальный строй. Чили ни во что не станет вмешиваться. Чтобы читатель не удивлялся последствиям чилийского предложения, следует отдать себе полный отчет в сложившейся на острове Осте ситуации. Кем были пассажиры, взятые на борт "Джонатана" для перевозки в бухту Лагоа? Несчастными людьми, которым поневоле пришлось эмигрировать. Не все ли равно, где им обосноваться, ежели кто-то будет печься об их будущем, а условия существования будут вполне благоприятными? С момента их высадки на остров Осте прошла целая зима. Эмигранты убедились, что холода здесь не такие уж лютые, а теплая погода наступает даже раньше и сохраняется дольше, чем в некоторых краях, расположенных ближе к экватору. В смысле безопасности сравнение оказывалось также не в пользу бухты Лагоа, граничащей с английской территорией, рекой Оранжевой и дикими кафрскими племенами. Конечно, эмигранты были осведомлены об этом грозном соседстве еще до отплытия, но теперь, когда им представилась возможность поселиться на необитаемом острове, полное отсутствие каких бы то ни было опасностей приобретало в их глазах особое значение. Кроме того. Общество колонизации получило южноафриканскую концессию лишь на непродолжительный срок, и правительство Португалии не собиралось отказываться от своих прав в пользу будущих колонистов. Здесь же, на Магеллановой Земле, эмигранты, наоборот, обретали неограниченные права и свободу, и тем самым остров Осте, переходивший в их собственность, поднимался до ранга суверенного государства. Имело значение и то обстоятельство, что если эмигранты останутся на острове Осте, им больше уж не придется пускаться в плавание. И, наконец, следовало учесть, что чилийское правительство было крайне заинтересовано в судьбе колонии. Будет установлено регулярное сообщение с Пунта-Аренасом. На побережье Магелланова пролива и на других островах архипелага возникнут фактории. Когда организуются рыбные промыслы, начнется торговля с Фолклендскими островами. Не исключено, что в ближайшем будущем и Аргентина займется своими владениями на Огненной Земле и создаст там поселения, соперничающие с Пунта-Аренасом, или же учредит свою колониальную столицу, подобно столице чилийских колоний на острове Брансвик [в дальнейшем так и произошло: на побережье пролива Бигл возникло аргентинское поселение Ушуайя (прим.авт.)]. Все эти доводы были настолько вескими, что в конце концов победили. После долгих разговоров выяснилось, что большинство эмигрантов склонно принять предложение Чили. Приходилось еще раз пожалеть, что Кау-джер так не вовремя покинул остров Осте. Ведь, кроме него, никто не мог дать разумный совет. Вполне вероятно, что он счел бы необходимым согласиться на предложение, которое восстанавливало независимость одного из одиннадцати больших островов архипелага Магальянес. У Гарри Родса, например, не было ни малейшего сомнения в том, что Кау-джер высказал бы именно такое мнение и что к его словам прислушалось бы большинство эмигрантов. Сам же Гарри Родс принял аналогичное решение, которое (наверно, единственный раз!) совпало с мнением Фердинанда Боваля, проводившего активнейшую пропаганду за принятие предложения Чили. На что же надеялся бывший адвокат? Неужели он мечтал осуществить свои теории на практике? А в самом деле, какой редкий случай представлялся ему! Каким великолепным полем для экспериментов являлись эти неискушенные в политике люди, которые, как в древние времена, получали в безраздельное владение землю, принадлежавшую отныне всем и никому в отдельности. Поэтому Боваль буквально лез из кожи, переходя от одной, группы к другой, то и дело доказывая правильность своих теорий. Сколько красноречивых слов израсходовал этот человек! Срок, установленный чилийским правительством, истекал, и наконец настал день голосования. В назначенное время, 30 октября, корабль должен был сняться с якоря, и, в случае отказа эмигрантов, все права на остров Осте сохранялись за Чили. Общее собрание происходило 26 октября. В голосовании приняли участие все совершеннолетние переселенцы - восемьсот двадцать четыре человека. Часть эмигрантов состояла из женщин, детей и молодежи, не достигшей двадцати одного года, а несколько семейств - Гордоны, Ривьеры, Джимелли и Ивановы - отсутствовали. Подсчет голосов показал, что семьсот девяносто два бюллетеня, то есть подавляющее большинство, было подано за принятие предложения Чили. Против него голосовало только тридцать два человека, придерживавшихся первоначального плана и желавших отправиться в бухту Лагоа. Им пришлось подчиниться решению большинства. Затем приступили к избранию трех представителей для подписания договора. При этом блистательного успеха добился Фердинанд Боваль. Наконец-то его усилия принесли долгожданные плоды! Он оказался избранным, но переселенцы присоединили к нему Гарри Родса и Хартлпула. В тот же день три представителя от эмигрантов и капитан от имени правительства Чили подписали соглашение, смысл которого был чрезвычайно прост. Текст состоял всего из нескольких строчек и не давал повода для каких-либо кривотолков. Сразу же на берегу был поднят остельский флаг - белый с красным, и чилийский корабль салютовал ему двадцатью одним пушечным залпом. Впервые взвившийся на древке, весело реявший на ветру флаг возвещал миру о рождении свободной страны. 7. ВОЗНИКНОВЕНИЕ НОВОГО ГОСУДАРСТВА На рассвете следующего дня вестовое судно снялось с якоря и через несколько минут скрылось за мысом. На нем уехало десять из пятнадцати уцелевших матросов с "Джонатана". Остальные, в том числе Кеннеди, Сердей и боцман Хартлпул, предпочли остаться на острове. У Кеннеди и Сердея имелись для этого одни и те же причины: о них уже шла худая молва, и капитаны неохотно нанимали их на корабли. Здесь же оба приятеля рассчитывали на легкую и беззаботную жизнь, понимая, что в новом государстве строгие законы будут введены еще не скоро. А боцмана и еще двух матросов, людей необеспеченных и одиноких, привлекало независимое существование в новой стране, где они надеялись разбогатеть, превратившись из моряков дальнего плавания в самых обычных рыбаков. Не успел корабль скрыться из виду, как все волнения уже улеглись, и обрадованные эмигранты бросились поздравлять друг друга. Казалось, будто они завершили какое-то трудное и важное дело, хотя в действительности все трудности были еще впереди. Обычно всякие народные празднества сопровождаются обильной выпивкой. Поэтому все единодушно решили, что сегодня не грех и угоститься; и в то время как хозяйки отправились к своим плитам и кастрюлям, мужчины поспешили в палатку, где находился корабельный груз. Само собой разумеется, что после провозглашения независимости острова Осте груз этот больше не охранялся. Теперь, когда поселение эмигрантов возвысилось до ранга самостоятельного государства, никто, кроме представителей государственной власти, не имел права распоряжаться государственным имуществом. Впрочем, и охранять это имущество тоже было некому, поскольку большая часть матросов, выполнявших эту обязанность, уехала с острова. С шутками и прибаутками новые колонисты вышибли дно у бочонка и уже собрались разливать вино, как вдруг кому-то пришла в голову удивительнейшая мысль: ведь ром принадлежит всем! Он - общий. Почему же в таком случае не распределить его сразу, весь, до последней капли? Предложение приняли с восторгом, не считая робких протестов нескольких разумных переселенцев, и порешили, что каждый мужчина получит по целой порции, а женщины и дети - по полпорции. И тут же, в обстановке радостного возбуждения, раздали ром. Главы семейства получили причитавшуюся на всю семью долю. К вечеру празднество было в полном разгаре. Забылись прежние распри. Все колонисты побратались между собой. Нашелся даже любитель-аккордеонист, и начался настоящий бал. Одна за другой закружились пары. Остальные наблюдали за танцующими, потягивая вино. Лазар Черони, конечно, тоже был тут как тут. С шести часов вечера он уже не держался на ногах, но все еще продолжал прикладываться к фляжке с ромом. Туллия и Грациэлла предчувствовали, что для них праздник кончится плохо. И еще один эмигрант, забившийся в темный уголок, наливал себе стакан за стаканом. Но ужасный яд, отравивший душу этого человека, иногда помогал ему обрести хоть на время былой талант. Внезапно раздались звуки божественной музыки. Танцы прекратились... Фриц Гросс играл долго, несколько часов, импровизируя под влиянием охватившего его вдохновения. Его окружили сотни лиц, смотревших на него во все глаза. Эмигранты застыли на месте, широко открыв рты, будто поглощая поток звуков, лившихся из-под волшебного смычка. Но самым внимательным, самым увлеченным слушателем был один ребенок. Звуки непостижимой красоты явились для Сэнда откровением. Он чуть ли не впервые узнал, что на свете существует музыка, и с дрожью в сердце проникал в неведомую дотоле сферу. Стоя против музыканта, мальчик застыл словно изваяние. Его очарованную душу пронизывало острое ощущение волнующего счастья. Какими словами описать эту необычайную картину? Какое-то огромное, нелепое существо, почти потерявшее человеческий облик, опустив голову на грудь и закрыв глаза, с исступлением водило смычком по струнам. Колеблющееся пламя коптящих факелов резко очерчивало контуры его фигуры на фоне непроглядной ночи. А перед музыкантом - застывший в экстазе ребенок и чуть поодаль - молчаливая, чуть различимая толпа, чье присутствие угадывалось только в те мгновения, когда под порывами ветра ярко вспыхивал огонь факелов. Тогда внезапно из мрака проступали какие-нибудь отдельные черты лица: там - нос - тут - лоб... или подбородок. И тотчас же темнота снова стирала все. А над толпой то взмывали к звездам, то угасали в ночи нежные и могучие звуки скрипки. Около полуночи Фриц Гросс выронил смычок и погрузился в тяжелый сон. Эмигранты начали медленно расходиться по домам. А на следующий день все эти ночные впечатления, навеянные неземной музыкой, уже испарились. Попойка возобновилась, и казалось, что кончится она только тогда, когда иссякнут крепкие напитки. Через два дня после ухода вестового судна, когда переселенцы еще веселились вовсю, к острову причалила "Уэл-Киедж". Никто будто и не заметил, что шлюпка отсутствовала две недели, и возвратившихся встретили так, словно они никуда и не уезжали. Кау-джер никак не мог понять, что здесь произошло, что означал незнакомый флаг, водруженный на берегу, и чему так радуются переселенцы? В нескольких словах Гарри Родс и Хартлпул ввели его в курс последних событий. Кау-джер выслушал их рассказ с глубоким волнением. Неуемная радость преобразила его лицо. Так значит, на архипелаге Магальянес еще уцелела частица свободной земли! Однако он не упомянул о причинах, побудивших его уехать. Разве мог Кау-джер объяснить Гарри Родсу, почему, решив навсегда порвать все связи с цивилизованным миром, он скрылся, полагая, что командир вестового судна уполномочен утвердить на острове Осте власть Чили? Как объяснить Родсу, почему он выжидал ухода корабля в глубине одной из бухт полуострова Харди? Впрочем, друзья, обрадованные встречей, ни о чем не расспрашивали Кау-джера. Для Гарри Родса и Хартлпула одно присутствие этого хладнокровного и энергичного человека, обладавшего безграничной добротой и обширными познаниями, представляло немалую моральную поддержку, так как их вера в будущее была сильно поколеблена безрассудным поведением переселенцев. - ...Несчастные восприняли дарованную им независимость как право напиваться допьяна, - закончил свой рассказ Гарри Родс. - Они как будто и не помышляют о создании какой-то организации и установлении определенной власти. - Ну что ж, это вполне простительно, - добродушно отозвался Кау-джер. - Ведь до сих пор они были полностью лишены развлечений. Когда протрезвеют, они займутся серьезными вещами. Что же касается установления власти, признаюсь, я и сам не вижу в этом никакой необходимости. - Но кто-то должен навести здесь порядок, - возразил Гарри Родс. - Чепуха! - заявил Кау-джер. - Порядок установится сам собой. - Однако, если судить по прошлому... - продолжал Гарри Родс. - Что было, то прошло, - решительно прервал его Кау-джер. - Вчера ваши товарищи по несчастью еще чувствовали себя гражданами Америки или Европы. А теперь они остельцы. Это большая разница. - Значит, вы считаете, что они... - Пусть они живут на острове спокойно, раз это их земля. Эмигрантам повезло, ибо здесь нет никаких законов. И незачем создавать их. Если бы не предвзятые идеи, сложившиеся в результате векового рабства, люди всегда договорились бы между собой. Земля предлагает человечеству свои щедрые дары. Пусть оно черпает их по мере сил и возможностей и пусть наслаждается равномерным, братским и справедливым распределением земных богатств. К чему ограничивать это законами? Гарри Родс, видимо, не разделял оптимистических взглядов Кау-джера, однако ничего не возразил. В разговор вмешался Хартлпул: - Но, поскольку братские чувства этих парней проявились пока что только в общих попойках, мы решили спрятать от них оружие и порох. Общество колонизации погрузило на "Джонатана" шестьдесят ружей, несколько бочонков с порохом, пули и патроны, чтобы в бухте Лагоа эмигранты могли охотиться и защищаться от соседних диких племен. Никто и не вспомнил об этом оружии, кроме Хартлпула. Воспользовавшись общей суматохой, боцман решил спрятать его в пещерах, о которых рассказал ему Дик. В первую же ночь празднеств он, с помощью Гарри Родса и обоих юнг, перенес ружья и боеприпасы в верхнюю пещеру и завалил грудой ветвей. С этой минуты Хартлпул почувствовал себя спокойнее. Кау-джер одобрил предусмотрительность боцмана. - Правильно сделали, Хартлпул, - сказал он. - Пусть сначала все войдет в привычную колею. Впрочем, здесь, на острове, людям ни к чему огнестрельное оружие. - Да у них его и нет, - ответил боцман. - Общество колонизации строго следило за эмигрантами. При посадке их обыскивали, проверяли багаж и отбирали огнестрельное оружие. А то, что спрятано в пещере, никто не отыщет, так что... Вдруг Хартлпул остановился, как бы вспомнив о чем-то, и воскликнул: - Тысяча чертей! Ведь у них все-таки осталось кое-что, раз мы нашли только сорок восемь ружей из шестидесяти. Сначала я подумал, что произошла какая-то ошибка, но теперь припоминаю, что эти двенадцать недостающих ружей взяли с собой Ривьеры и их друзья. К счастью, это надежные люди, так что опасаться нечего. - Осталась другая угроза, - заметил Гарри Родс. - Алкоголь. Сейчас все эмигранты обнимаются и целуются, но это ненадолго. Лазар Черони распоясался окончательно. Пока вы, Кау-джер, отсутствовали, я вынужден был вмешиваться в его семейные дела, иначе он прикончил бы свою жену. - Чудовище! - сказал Кау-джер. - Такое же, как все пьяницы... Во всяком случае, обеим женщинам повезло, что вернулся Хальг. Да, кстати, как поживает наш юный дикарь? - Что вам сказать? Вы ведь знаете его душевное состояние и сами понимаете, что Хальг уехал отсюда крайне неохотно. Мне пришлось дать ему слово, что мы вернемся. Поскольку семья Черони остается на острове, положение вещей, конечно, значительно упрощается. Но, с другой стороны, все усложняется пьянством отца Грациэллы. Будем надеяться, что, когда запасы рома истощатся, он утихомирится. Пока друзья обсуждали его судьбу, Хальг, оставив "Уэл-Киедж" на попечении отца, бросился к любимой девушке. Какая это была радостная встреча! Правда, вскоре радость сменилась печалью. Грациэлла рассказала о новых пытках, которым Лазар подвергал семью. Ко всем прежним бедам прибавилось еще ухаживание подлого Паттерсона, а главное, грубые приставания Сирка, так, что теперь девушка не могла шагу ступить, чтобы не столкнуться с этим подонком, способным на любую пакость. Хальг, слушая Грациэллу, дрожал от негодования. Лазар Черона громко храпел в углу палатки, отсыпаясь после очередной пьянки. Надеяться на его исправление уже не приходилось. К этому времени праздник превращался в свою противоположность. Веселое, благодушное настроение исчезло. На некоторых физиономиях появилось злобное выражение. Ром оказывал свое действие. Утром многие колонисты проснулись с тяжелой головой и снова потянулись к стакану. Постепенно на смену первому приятному опьянению пришло тяжкое похмелье, которое в дальнейшем грозило перейти в настоящее буйство. Некоторые эмигранты, почувствовав надвигавшуюся опасность, стали выходить из игры. Вскоре к ним вернулся здравый смысл, заставивший их задуматься о дальнейшем. Это была трудная, но вполне разрешимая проблема. На территории острова, равной почти двумстам квадратным километрам, где было немало плодородных земель, лесов и пастбищ, могла прокормиться не только ничтожная кучка потерпевших кораблекрушение, а целая армия людей, правда, при условии, что они расселятся по всему острову, а не осядут лишь в бухте Скочуэлл. У колонистов было вполне достаточно и сельскохозяйственных орудий, и семян для посева, и саженцев. Подавляющее большинство эмигрантов и прежде занималось земледелием, так что дело это было привычное и не представляло для них никакой трудности. Конечно, вначале будет чувствоваться нехватка домашнего скота, но со временем, благодаря помощи чилийского правительства, из Патагонии, из аргентинских пампасов, с бескрайних равнин Огненной Земли и даже с Фолклендских островов сюда доставят, коров, лошадей и овец. Таким образом, в принципе - никаких препятствий для успешного развития колонии; при условии, конечно, если колонисты приложат максимум усилий. Но, к сожалению, лишь немногие сознавали, что необходимо сразу же приступить к работе. Люди эти (а прежде других Паттерсон), не теряя времени, отправились к палатке с корабельным грузом и отобрали нужные им предметы. Одни взяли лопаты, кирки и косы; другие - все необходимое для разведения скота; третьи - топоры и пилы для лесных разработок, и т.д. Затем колонисты впряглись в самодельные повозки и двинулись на поиски подходящих земельных участков. Паттерсон остался на прежнем месте, на берегу реки. С помощью Лонга и Блэкера (последний, несмотря на печальный опыт, все еще жил у ирландца) он огородил участок земли, которым завладел с самого начала по праву первого захвата, и обнес его с трех сторон изгородью из толстых кольев. Четвертая сторона граничила с рекой. Затем все трое вскопали землю, разделали грядки и засеяли семенами овощей. Паттерсон надумал заняться огородничеством. После двухдневного пьяного веселья те переселенцы, которые раньше других почувствовали, что празднества в честь получения независимости слишком затянулись, постепенно стали приходить в себя. Вскоре они обнаружили, что кое-кто из их товарищей уже успел обеспечить себя нужными материалами и инструментом, привезенными "Джонатаном". Но поскольку на складе было всего еще вдоволь, то и последующие группы колонистов взяли себе не только все необходимое, но и кое-что лишнее - про запас. Мало-помалу веселая компания распадалась. Ежедневно новые и новые вереницы нагруженных людей отправлялись в глубь острова. Вскоре почти все колонисты покинули бухту Скочуэлл, кто толкая перед собой грубо сколоченную тачку, кто сам навьюченный, как осел. Уходили в одиночку или вместе с женами и детьми. Корабельные запасы понемногу стали таять. Опоздавшие уже не могли рассчитывать на богатый выбор. Правда, продуктов было еще много, потому что из-за трудностей перевозки эмигранты брали провизию в обрез. Но с сельскохозяйственным инвентарем дело обстояло гораздо хуже. Более чем тремстам колонистам не досталось ни домашних животных, ни птицы. Пришлось им удовольствоваться лишь орудиями для обработки земли, забракованными первыми ушедшими партиями. Последним опоздавшим не повезло и с земельными участками. Напрасно исколесили они весь остров - все хорошие земли были уже заняты. Через шесть недель после отплытия рассыльного судна из лагеря ушли почти все эмигранты, способные владеть лопатой и киркой. Теперь в поселении насчитывался всего восемьдесят один житель. Люди эти, в силу прежних занятий, не могли приспособиться к нынешним условиям, и многие из них вынуждены были влачить жалкое существование. Все они (за исключением Паттерсона да еще десятка крестьян, задержавшихся в лагере из-за болезни) были горожанами. Среди них находились Джон Рам, Боваль, семья Родсов, Дорик, Фриц Гросс, Лонг и Блэкер, семья Черони, пять моряков - Кеннеди, повар Сердей, боцман и двое юнг, - а также сорок три рабочих или причислявших себя к таковым, упорно отказывавшиеся от крестьянского труда. И, наконец, Кау-джер и оба индейца - Хальг и Кароли. Три друга продолжали жить на левом берегу реки, у устья которой, в глубине бухты, укрытая от морских бурь, стояла на якоре "Уэл-Киедж". Ничто не изменилось в их жизни, разве только то, что из простой индейской хижины, плохо защищавшей от непогоды, они перебрались в настоящий, деревянный дом. Теперь, когда Кау-джера уже не волновал вопрос об отъезде с острова, ему хотелось устроиться как-то поудобнее. Итак, Кау-джер решил больше не возвращаться на остров Исла-Нуэва. Раз эта земля свободна, он останется здесь до конца своих дней. Такое решение, полностью отвечавшее желаниям Хальга, привело юношу в полный восторг. Что же касается Кароли, то он, как всегда, беспрекословно подчинился своему другу, хотя на новом месте его заработки лоцмана значительно сократились. Но Кау-джер учел это обстоятельство. На острове Осте вполне можно было прожить охотой и рыбной ловлей. А если бы этот источник существования оказался недостаточным, не исключались и другие возможности. Во всяком случае, Кау-джер, не желая никому быть обязанным, категорически отказался от предназначенной ему доли продуктов, но взял себе сборный дом. Теперь, когда эмигранты разбрелись по всему острову, многие дома пустовали. Один из них перенесли по частям на левый берег и за несколько дней отстроили заново. Когда дом был готов, Кароли и Хальг отправились на остров Исла-Нуэва и через три недели привезли оттуда все имущество. На обратном пути они встретили судно, нуждавшееся в лоцмане. Проводка несколько задержала индейцев, но зато они обеспечили себя продуктами и порохом на всю зиму. Затем жизнь вошла в обычную колею. Кароли и Хальг ловили рыбу и добывали соль, необходимую для консервирования мяса и рыбы, а Кау-джер охотился. При этом он исходил остров вдоль и поперек, побывал почти у всех колонистов и убедился, что с самого начала они оказались в разном положении. Зависело ли это от врожденного мужества, от предприимчивости, от случайной удачи или от работоспособности переселенцев, трудно было сказать. Так или иначе, уже теперь четко определились достижения одних и неудачи других. У четырех семейств, первыми приступивших к работе, дела процветали. Это объяснялось, видимо, тем, что за это время они успели приобрести нужный опыт. Лесопильня Ривьеров работала полным ходом, и пиленого леса накопилось столько, что хватило бы на загрузку двух-трех больших кораблей. Жермен Ривьер встретил Кау-джера очень сердечно, расспросил о событиях в лагере и пожалел, что не участвовал в выборах правительства колонии. Интересно, какую же организацию приняло большинство? Кого избрали губернатором? К своему разочарованию, Ривьер узнал, что никаких событий, кроме упомянутых, не произошло. Просто эмигранты постепенно рассеялись по всему острову, даже не позаботившись об организации управления колонии. Но еще больше поразило Жермена Ривьера то, что его собеседник, к которому он испытывал глубочайшее уважение, казалось, одобрял их беспечность. Колонист показал Кау-джеру штабеля досок, высившиеся вдоль берега: - А мой лес? Если нет государственной организации, кому же я смогу сбывать его? - Этим займется тот, кому это будет выгодно. Но я не беспокоюсь за вас. Убежден, что вы и сами сумеете сбыть свой лес. - Каждый хочет получить вознаграждение за свой труд, - ответил Ривьер, - и если на острове Осте мне не повезет, я уеду. Поищу такие края, где легче заработать на жизнь. Добраться туда я сумею, как вы сказали, сам. И другие уедут вместе со мною. А у кого не хватит сил, тем останется только протянуть ноги. - Оказывается, вы честолюбивы, господин Ривьер! - Да уж иначе я не стал бы так лезть из кожи! - ответил Ривьер. - А вообще стоит ли лезть из кожи? - Еще бы. Если бы люди работали вполсилы, земля и поныне оставалась бы такой же, какой была в самом начале своего возникновения, и прогресс был бы пустым словом. - Прогресс! - с горечью усмехнулся Кау-джер. - Он совершается в пользу очень немногих... - Самых разумных и энергичных. - В ущерб большинству людей. - Людей ленивых и слабовольных. Эти всегда гибнут в борьбе за существование. При разумной власти они хотя и будут бедствовать, но все же сохранят жизнь, а предоставленные самим себе умрут голодной смертью. - Для того чтобы выжить, нужно не так уж много! - Хм... Особенно много нужно людям слабым, больным или неприспособленным. Этим всегда нужна власть. Если не будет законов, которые в конечном счете всегда необходимы, беднягам придется переносить тиранию более сильных личностей. Кау-джер с сомнением покачал головой. Соседи Ривьеров произвели на Кау-джера такое же благоприятное впечатление. Джимелли и Ивановы засеяли несколько гектаров рожью и пшеницей. Уже зазеленели молодые ростки, обещавшие обильный урожай. Правда, у Гордонов дела обстояли похуже. Их обширные, тщательно огороженные пастбища были почти пусты. Но колонисты надеялись, что скоро поголовье скота увеличится и они получат вдоволь молока и мяса. В свободное от охоты и рыбной ловли время Кау-джер, Кароли и Хальг обрабатывали маленький огородик возле их дома. Таким образом они полностью обеспечили себя пищей и ни от кого не зависели. Семья Черони, также переселившаяся в один из опустевших домов, начала понемногу оправляться от перенесенных волнений. Черони наконец перестал пить по той простой причине, что на всей территории острова больше не осталось ни капли спиртного. Но от последних пьянок здоровье Лазара сильно пошатнулось. Теперь он целыми днями неподвижно сидел перед домом и грелся на солнышке, уныло уставившись в землю. У него непрерывно дрожали руки. Напрасно Туллия, со своим обычным неистощимым терпением и добротой, старалась вывести мужа из оцепенения. Все ее усилия не приводили ни к чему, и бедной женщине оставалось только надеяться, что со временем муж отвыкнет от алкоголя и выздоровеет. Хальг считал, что жизнь стала намного приятнее с тех пор, как в семье Черони наступил период затишья. Кроме того, все происходившие события, связанные с Грациэллой, принимали для него весьма благоприятный оборот. С отцом девушки, так враждебно относившимся к нему, уже не приходилось считаться. А один из соперников молодого индейца, ирландец Паттерсон, окончательно вышел из игры и больше не показывался: вероятно, сам понял, что без союзника в лице отца ему не на что было рассчитывать. Но зато второй поклонник, Сирк, не складывал оружия. С каждым днем он становился все наглее и наглее, дошел до прямых угроз Грациэлле и даже начал нападать, правда исподтишка, на Хальга. В конце декабря юноша случайно встретился с этим типом лицом к лицу и услышал какие-то бранные слова, несомненно относившиеся к нему. Через несколько дней, когда Хальг возвращался домой, кто-то, спрятавшись за стеной дома, бросил камень, пролетевший у самой его головы. Хальг, воспитанный на идеях Кау-джера, не жаждал отомстить тому, кто подло напал на него из-за угла, хотя прекрасно понимал, что это дело рук Сирка. И в последующие дни юноша не поддавался на провокации противника. Если Лазар Черони, пребывавший в состоянии отупения, не страдал от праздности, другие эмигранты оказались в ином положении. Поскольку они не знали, как убить время, наиболее разумные невольно стали помышлять о будущем. Остались на острове Осте? Прекрасно! Но ведь надо чем-то жить. Сейчас, конечно, у них есть продукты, а что будет дальше? Поэтому правильно поступили, вероятно, те, кто решили пуститься на поиски пропитания. Охота была невозможна из-за отсутствия ружей. Хлебопашество - из-за полного неумения обрабатывать землю. Оставалось рыболовство, и они последовали примеру других колонистов, уже давно занимавшихся этим промыслом. Кроме Кау-джера и обоих индейцев, Хартлпул и четверо бывших матросов также занимались рыбной ловлей. Впятером они начали строить баркас, такой же, как "Уэл-Киедж", а пока ходили в море на легких пирогах, сделанных чрезвычайно быстро по индейскому способу. Моряки научились от Кау-джера солить рыбу впрок, чем обезопасили себя на будущее от голодной смерти. Теперь, соблазнившись их успехами, еще несколько эмигрантов из рабочих тоже построили, с помощью плотников, две небольшие лодки и вооружились сетями и удочками. Но рыбная ловля - дело не простое. Его нужно хорошенько изучить на практике, а колонисты не имели никакого опыта. И, в то время как сети индейцев и моряков трещали под тяжестью улова, колонисты зачастую вытягивали одни водоросли. Лишь изредка им удавалось несколько разнообразить свой скудный стол, а чаще всего они возвращались несолоно хлебавши. Однажды, когда этим горе-рыбакам особенно не повезло, их каноэ встретилось с возвращавшимися домой Хальгом и Кароли. На палубе "Уэл-Киедж" красовалось несколько десятков крупных рыб. Неудачники позавидовали улову индейцев. - Эй, вы!.. Индейцы! - крикнул кто-то с каноэ. Кароли направил шлюпку в их сторону. - Что надо? - спросил он, приблизившись. - Не стыдно так нагружать лодку только для троих, когда здесь полно голодающих? - шутливо спросил один из эмигрантов. Кароли засмеялся. Он давно впитал в себя идеи Кау-джера о том, что все принадлежащее одному человеку принадлежит всем людям и что каждый должен делиться излишками с тем, у кого нет даже самого необходимого, и поэтому не колеблясь ответил: - Держите! - Кидай! - радостным хором ответили те. Индейцы перебросили половину улова в каноэ. - Спасибо, приятель! - закричали переселенцы и снова взялись за весла. Хотя Хальг заметил в каноэ Сирка, он не стал противиться великодушному поступку отца. Там был не один Сирк, да и вообще нельзя отказывать в помощи никому, даже врагу. Как видно, ученик Кау-джера делал честь своему учителю. Но пока одни колонисты старались провести время с пользой, другие пребывали в полной праздности. Для некоторых подобное состояние было вполне обычным явлением. Ну чем, например, мог заняться Фриц Гросс, дошедший до полной деградации, или Джон Рам, неприспособленный к жизни, как малый ребенок? Ну, а Кеннеди и Сердей? Хотя эти молодцы были людьми иного склада, они тоже бездельничали. Учтя опыт прошедшей зимы, матрос и кок остались на острове и теперь рассчитывали прожить не работая, "на готовых хлебах". Пока что все шло согласно их расчетам. Большего им и не требовалось, и они вели беззаботное существование, не думая о будущем. Так же проводили время и Дорик и Боваль. Неподготовленные к своеобразным условиям жизни на необитаемом острове, вплотную столкнувшись с суровой и дикой природой, они оказались выбитыми из колеи. Вся ученость бывшего адвоката и бывшего преподавателя не имела здесь никакого значения. Разве мог кто-нибудь заранее предвидеть то, что произойдет на острове Осте? Расселение их товарищей по всей территории острова явилось для них подлинной катастрофой и нарушило все их (правда, довольно смутные) планы. Это массовое переселение лишило Дорика его трусливой клиентуры, а Боваля - многочисленной аудитории. Однако через два месяца Боваль снова воспрял духом. Если раньше у него не хватало решимости, если события развернулись независимо от его воли, это еще не значило, что все потеряно. То, что не удалось прежде, могло осуществиться в будущем. Остельцы не побеспокоились о том, чтобы выбрать правителя, следовательно, место это оставалось вакантным. Надо было занять его, только и всего. Ограниченное количество избирателей не служило препятствием к успеху. Наоборот, среди малочисленного населения легче провести избирательную кампанию. Мнение остальных колонистов не принималось в расчет, ибо, рассеянные по всей территории острова, оторванные друг от друга, они не имели никакой возможности договориться о каких-либо совместных действиях. Если же когда-нибудь им и придется снова вернуться в основной лагерь, они найдут здесь уже организованное управление и вынуждены будут примириться с совершившимся фактом. Итак, Боваль приступил к избирательной кампании и благодаря своему блестящему красноречию довольно быстро отвоевал в свою пользу еще с полдесятка голосов. Тогда он немедленно устроил некое подобие выборов. Из-за множества воздержавшихся - ведь почти никто не сознавал важности происходящих выборов - пришлось голосовать дважды. В конечном счете за Боваля голосовало около тридцати человек. Избранный при помощи такого ловкого хода, адвокат, принимая свое избрание всерьез, перестал беспокоиться о будущем колонии. Стоит ли быть правителем, если это звание не дает права жить за счет избирателей? Однако Боваля теперь угнетали другие заботы. Простой здравый смысл подсказывал ему, что первая обязанность правителя - управление людьми. А это оказалось не так просто, как он воображал раньше. Пока что его избрание привело к непредвиденным последствиям. Лагерь, в котором оставалась лишь ничтожная кучка людей, почти опустел, ибо колонисты стали уходить из бухты Скочуэлл. Первым подал пример Гарри Родс. Обеспокоенный неожиданным оборотом событий, он перебрался за реку в тот самый день, когда Бовалю удалось удовлетворить свои честолюбивые замыслы. Плотники по частям перенесли его дом на левый берег и сделали его, по образцу дома Кау-джера, более комфортабельным и прочным. Примеру Родса последовали Смит, Райт, Лоусон, Фок, оба плотника - Обар и Чарли, и еще двое рабочих. Так вокруг дома Кау-джера возник настоящий поселок, соперничавший со старым лагерем. Еще раньше тут же обосновались Хартлпул и четыре матроса, так что через три месяца после провозглашения независимости острова Осте в новом поселке насчитывался уже двадцать один житель, в числе которых двое детей - Дик и Сэнд, и две женщины - жена и дочь Гарри Родса. Здесь ничто не нарушало добрососедских отношений, и жизнь текла спокойно, пока не появился Боваль и не вызвал первый инцидент. В тот день Хальг в присутствии Гарри Родса завел серьезный разговор с Кау-джером. Юноша просил совета, как вести с