прибавлял: "Если по той или другой причине один или несколько участников партии выйдут из нее до окончания, то ее будут продолжать те, кто не бросил борьбы. В случае же, если все участники от партии откажутся, мое состояние целиком получит город Чикаго, который сделается, таким образом, моим единственным наследником и, надеюсь, сумеет распорядиться этими деньгами самым лучшим образом". Заканчивалось завещание следующими строчками: "Такова моя последняя воля, исполнение которой поручено Джорджу Б. Хштинботаму, председателю "Клуба Чудаков", и моему нотариусу мистеру Торнброку. Этой воле надлежит быть выполненной со всей строгостью и точностью, так же как должны выполняться все правила благородной игры Соединенных Штатов Америки. И теперь да руководят небеса этой партией, следя за всеми случайностями, и да наградят они наиболее достойных!" Громкое "ура" встретило этот финальный призыв к участию судьбы в пользу одного из шести партнеров, и присутствующие собрались уже покинуть зал, когда нотариус Торнброк, властным жестом призвав публику к молчанию, прибавил: - Имеется еще приписка к завещанию. Приписка?.. Неужели же будут сведены на нет все параграфы завещания и разоблачена наконец та мистификация, которой некоторые из публики ждали от покойного чудака? "К шести участникам, избранным по жребию, будет присоединен еще седьмой по моему собственному выбору. Он будет фигурировать в партии под инициалами X. К. 2., будет пользоваться одинаковыми с другими конкурентами правами и подчиняться тем же самым правилам. Что касается его настоящего имени, то оно будет открыто только в том случае, если он выиграет партию. Все результаты ударов игральных костей будут ему сообщаться исключительно под этими инициалами. Такова моя последняя воля". Это показалось странным. Что скрывалось в этой оговорке? Но обсуждать этот вопрос было так же бессмысленно, как и другие, и толпа в сильнейшем возбуждении, как выражались репортеры, покинула зал Аудиториума. ^TГлава шестая - КАРТА В ДЕЙСТВИИ^U В этот день все вечерние, а на следующий день и утренние газеты вырывались из рук газетчиков и покупались по двойной и тройной цене. Если восемь тысяч зрителей, присутствовавших в Аудиториуме, слышали содержание завещания, то сотни тысяч жителей Чикаго и миллионы населения Соединенных Штатов, пожираемые любопытством, не имели этой счастливой возможности. И хотя газетные статьи и заметки интервьюеров и репортеров в большой мере удовлетворяли любопытство масс, все же общий голос властно требовал опубликования карты, которая была приложена к завещанию. Это была карта благородной игры Соединенных Штатов, составленная Уильямом Дж. Гиппербоном и являвшаяся копией игры в "гусек". Но как именно всеми уважаемый член "Клуба Чудаков" разместил на этой карте пятьдесят штатов Союза? В каких из них путешественникам предстояло задерживаться, в какие возвращаться обратно, чтобы начинать партию сызнова, в каких платить штрафы - простые, двойные или тройные? И неудивительно, разумеется, что в выяснении всех этих вопросов особенно заинтересованы были шесть избранников и их ближайшие друзья. Благодаря заботам Джорджа Б. Хиггинботама и нотариуса Торнброка карта, точная копия той, которую покойный, оставил в своем завещании, была очень быстро составлена, нарисована, раскрашена, напечатана - все это менее чем в сутки - и в количестве нескольких миллионов экземпляров разослана по всей Америке по цене два цента за экземпляр. Она была доступна, таким образом, всем гражданам, и каждый имел возможность последовательно отмечать на ней ходы этой незабываемой партии. Вот в каком порядке и под какими номерами были расположены пятьдесят штатов, из которых состояла в этот период Американская республика: 1 - Род-Айленд 2 - Мэн 3 - Теннесси 4 - Юта 5 - Иллинойс 6 - Нью-Йорк 7 - Массачусетс 8 - Канзас 9 - Иллинойс 10 - Колорадо 11 - Техас 12 - Нью-Мексико 13 - Монтана 14 - Иллинойс 15 - Миссисипи 16 - Коннектикут 17 - Айова 18 - Иллинойс 19 - Луизиана 20 - Делавэр 21 - Нью- Хэмпшир 22 - Южная Каролина 23 - Иллинойс 24 - Мичиган 25 - Джорджия 26 - Висконсин 27 - Иллинойс 28 - Вайоминг 29 - Оклахома 30 - Вашингтон 31 - Невада 32 - Иллинойс 33 - Северная Дакота 34 - Нью-Джерси 35 - Огайо 36 - Иллинойс 37 - Западная Вирджиния 38 - Кентукки 39 - Южная Дакота 40 - Мэриленд 41 - Иллинойс 42 - Небраска 43 - Айдахо 44 - Вирджиния 45 - Иллинойс 46 - Округ Колумбия 47 - Пенсильвания 48 - Вермонт 49 - Алабама 50 - Иллинойс 51 - Миннесота 52 - Миссури 53 - Флорида 54 - Иллинойс 55 - Северная Каролина 56 - Индиана 57 - Арканзас 58 - Калифорния 59 - Иллинойс 60 - Аризона 61 - Орегон 62 - Индейская территория 63 - Иллинойс Таковы были места, отведенные для каждого штата в шестидесяти трех клетках, причем штат Иллинойс был повторен четырнадцать раз. Но прежде всего нужно выяснить, какие же штаты, выбранные Гиппербоном, требовали уплаты штрафов и какие заставляли несчастных игроков подолгу оставаться в той же самой клетке или, что еще хуже, возвращаться назад. Таких штатов было шесть. Во-первых, штат Нью-Йорк, соответствующий в игре в "гусек" шестой клетке, на которой изображен мост. Играющий должен его немедленно покинуть по уплате одного простого штрафа и отправиться в двенадцатую клетку, или, иначе, штат Нью-Мексико. Во-вторых, девятнадцатая клетка, штат Луизиана, соответствующий той клетке, на которой изображена гостиница, где играющий, уплатив двойной штраф, должен переждать два метания игральных костей. В-третьих, штат Невада, тридцать первая клетка, соответствующий клетке с изображением колодца, в котором играющий, уплатив тройной штраф, остается до тех пор, пока кто-нибудь из игроков его не сменит. В-четвертых, штат Небраска, сорок вторая клетка, соответствующий той клетке, на которой изображен лабиринт, откуда играющий, уплатив двойной штраф, вынужден вернуться назад в тридцатую клетку. В-пятых, штат Миссури, пятьдесят вторая клетка, соответствующий той клетке, где находится тюрьма, из которой играющий, уплатив тройной штраф, может выйти только тогда, когда ему на смену явится кто-нибудь другой, уплатив, в свою очередь, такой же тройной штраф. В-шестых, пятьдесят восьмая клетка, штат Калифорния, соответствующий той клетке, на которой изображена мертвая голова и откуда безжалостные правила игры заставляют играющего вернуться обратно в первую клетку, штат Род-Айленд, и сызнова начинать всю партию. Что касается штата Иллинойс, повторенного на карте четырнадцать раз, то занимаемые им клетки соответствуют клеткам с изображением гусей. По играющие никогда не должны в них останавливаться, и по правилам игры они имеют право продолжать эту игру до тех пор, пока число выброшенных очков не приведет их в одну из клеток, на которых нет изображений этой симпатичной птицы, взывающей, по мнению Уильяма Гиппербона, к полной реабилитации. В том случае, если бы при первом же ударе костей играющий получил девять очков, он мог бы, переходя из одной клетки с изображением гуся в другую такую же, дойти до шестьдесят третьей клетки, иными словами, до конца. Так как число девять может быть составлено только двумя способами: или из трех и щести, или из пяти и четырех, то в первом случае играющий отправляется в двадцать шестую клетку, штат Висконсин, а во втором - в пятьдесят третью клетку, Флорида. Для такого исключительно счастливого игрока это является, конечно, большой удачей, так как дает ему сразу преимущество перед его соперниками. Но, в сущности, это преимущество более кажущееся, чем реальное, так как для того, чтобы достигнуть последней клетки, нужно выбросить точное число очков, и если играющий выбросит больше, он вынужден будет возвратиться назад. Наконец, последнее замечание: когда одного из играющих нагоняет другой, первый должен уступить ему свою клетку и вернуться в ту, которую занимал этот последний, уплатив предварительно простой штраф, за исключением того случая, когда он успел уехать из данной клетки до прибытия туда другого партнера. Такое отступление от правил было допущено завещателем с учетом непредвиденных запаздываний, вызванных последовательными перемещениями. Остается еще один, хотя и второстепенный, но все же, безусловно, очень интересный вопрос, который не может быть решен одним только изучением карты: куда именно в каждом данном штате должен отправляться играющий? Шла ли речь о столице, главном официальном пункте штата, или о его Метрополии {Метрополия - крупнейший город штата. Столица - административный центр штата.}, имеющей обычно более важное значение, или, наконец, о каком-нибудь месте штата, представляющем особый интерес с точки зрения географической или исторической? Не допустить ли, что покойный, применяя опыт, полученный от своих путешествий, предпочел выбрать места наиболее восхваляемые? В записке, приложенной к завещанию, скрывался ответ на этот вопрос. Игрок извещался телеграммой о результатах метания игральных костей в его пользу. Ее обязан был посылать нотариус Торнброк, направляя в тот пункт, где в данный момент находился участник матча. Нечего говорить о том, что американские газеты и журналы не замедлили опубликовать все эти замечания, напомнив при этом, что последняя воля завещателя требовала, чтобы все правила благородной игры в "гусек" выполнялись с абсолютной строгостью. Что касается срока, который позволил бы каждому игроку явиться без опоздания в назначенное место, то он был более чем достаточен, несмотря на то, что метание игральных костей происходило через каждые два дня. Но так как всех игроков было семь, то на долю каждого приходилось два раза по семь, то есть четырнадцать дней, которых вполне хватало для переезда из одного конца Союза в другой, например из Мэна в Техас или из Орегона в самый крайний пункт Флориды. В эту эпоху вся поверхность территории Союза была уже испещрена железнодорожными путями, и путешествовать можно было очень быстро. Таковы были правила, не допускавшие никаких возражений. Как говорилось, был дан выбор - соглашаться или отступить. И все согласились. Думать, что все шестеро сделали это с одинаковым удовольствием, конечно, неправильно. В этом отношении коммодор Уррикан был одного мнения с Томом Краббом или, лучше сказать, с Джоном Мильнером и с Германом Титбюри. Макс Реаль и Гарри Кембэл смотрели на это дело с точки зрения туристов: один, намереваясь "извлечь" из путешествия побольше этюдов, другой - газетных заметок. Что же касается Лисси Вэг, то Джовита Фолей заявила ей: - Дорогая моя, я хочу отправиться к Маршаллу Филду и попросить, чтобы он дал отпуск не только тебе, но и мне, так как я провожу тебя до самой шестьдесят третьей клетки! - Но ведь это же совсем безумие! - воскликнула молодая девушка. - Наоборот, это очень разумно, - возразила Джовита Фолей. - И так как шестьдесят миллионов долларов этого почтенного господина Гиппербона достанутся тебе... - Мне?! - Тебе, Лисс. И ты, конечно, не откажешься дать мне половину за мои хлопоты... - Все, если хочешь! - Согласна! - ответила Джовита Фолей серьезнейшим тоном. Само собой разумеется, что миссис Титбюри решила сопровождать Германа Титбюри в его паломничестве, несмотря на то, что это удваивало расходы. Раз им не запрещалось ехать вместе, то они вместе и поедут, это будет лучше для обоих. На этом настояла, конечно, госпожа Титбюри, так же как она настояла и на том, чтобы мистер Титбюри согласился принять участие в партии. Перемещения с места на место и связанные с ним расходы несказанно пугали этого человека, настолько же трусливого, насколько и скупого. Но властная Кэт категорически заявила, что она этого желает, и Герману не оставалось ничего другого, как подчиниться. То же самое можно сказать о Томе Краббе, которого никогда не покидал его тренер. Без сомнения, он повсюду увлек бы его за собой самым сногсшибательным темпом. Что касается коммодора Уррикана, Макса Реаля и Гарри Кембэла, то будут ли они путешествовать одни или в сопровождении своих слуг? На это ответа еще не было, но, во всяком случае, среди параграфов завещания не было такого, который бы это запрещал. Их могли свободно сопровождать все, кто бы этого ни пожелал, сопровождать и держать за них пари, подобно тому как держат пари за беговых или скаковых лошадей. Излишне добавлять, что посмертное чудачество Уильяма Гиппербона произвело громадное впечатление не только в Новом, но и в Старом Свете. Никто не сомневался, зная спекулятивную страсть американцев, что они будут ставить колоссальные суммы за удачу тех или других участников этой волнующей партии. Нужно сказать, что Герман Титбюри и Годж Уррикан, люди богатые, и Джон Мильнер, получивший очень много денег за Тома Крабба, не рисковали застрять в дороге за недостатком средств, требуемых в уплату штрафов. Гарри Кембэлу газета "Трибюн", для которой это служило выгодной рекламой, охотно открывала необходимый кредит. Макса Реаля не беспокоили денежные обязательства и затруднения, так как неизвестно было еще, встретятся ли они на его пути. Во всяком случае, он всегда успел бы об этом подумать. Когда Лисси Вэг расстраивалась, Джовита Фолей говорила ей: - Не бойся ничего, моя дорогая! Мы пожертвуем всеми нашими сбережениями на это путешествие. В таком случае мы не далеко уедем, Джовита! - Очень далеко, Лисе! - Но если судьба заставит нас платить штрафы? - Судьба заставит нас только... выиграть! - объявила Джовита Фолей не допускающим возражений тоном, и Лисси Вэг решила с ней лучше не спорить. Тем не менее, весьма вероятно, ни Лисси Вэг, ни, может быть, даже Макс Реаль никогда не сделались бы любимцами американских дельцов, так как при неуплате какого-нибудь штрафа их не замедлили бы исключить из партии, к выгоде конкурентов. Во всяком случае, единственно, что, по мнению некоторых, говорило в пользу Макса Реаля, было то, что на него пал жребий первым отправиться в путь, - обстоятельство, которое привело коммодора Уррикана в бешенство. Нет! Он положительно не мог переварить мысли, что получил только шестой номер: после Макса Реаля, Тома Крабба, Германа Титбюри, Гарри Т. Кембэла и Лисси Вэг! А между тем это не имело, в сущности, никакого значения. Разве последний из отправившихся не мог бы обогнать своих партнеров, если бы он с первого же удара получил, например, четыре и пять очков, которые отправили бы его в пятьдесят третью клетку, иначе говоря, в штат Флорида? Такого рода случайности были очень свойственны этим удивительным комбинациям, созданным, если верить легенде, таким тонким поэтическим вкусом, каким обладала изобретательная Эллада. Было очевидно, что публика, с самого начала всем этим крайне заинтересованная, не желала считаться ни с трудностью, ни с утомительностью их путешествии. Разумеется, совершить такое путешествие в каких-нибудь несколько недель было невозможно; могло даже случиться, что оно продолжится несколько месяцев и даже лет. И разве этого не знали члены "Клуба Чудаков", которые были свидетелями или игроками нескончаемых партий, предпринимаемых ежедневно Уильямом Гиппербоном в залах этого клуба? Продолжительность перемещений из одного пункта в другой, быстрота движения и переутомление могли вызвать среди участников матча заболевания, и они принуждены были бы бросить всякую мысль о достижении желаемой цели, к выгоде наиболее энергичных или защищаемых судьбой партнеров. Но подобные случайности никого не беспокоили. Все жаждали только одного - поскорее бы началась эта кампания, чтобы принять участие во всех волнениях шестерых избранников, следуя за ними мысленно в их путешествии по Америке или даже фактически, по примеру тех велосипедистов-любителей, которые сопровождают совершающих пробег профессионалов. Вот что удовлетворило бы алчность содержателей отелей тех штатов, через которые проезжали бы участники партии! Но если публика не задумывалась над различными задержками и неприятностями, могущими случиться в пути, то самим участникам партии вполне естественно могла прийти в голову следующая мысль: почему не заключить между собой условие, по которому выигравший партию обязывался разделить свой выигрыш с теми, которые не были осчастливлены судьбой? Или, во всяком случае, оставив себе половину громадного состояния, предоставить другую половину менее счастливым партнерам? Оставить себе тридцать миллионов долларов, а остальные разделить между ними? Эта мысль казалась очень соблазнительной. Быть уверенным в любом случае получить несколько миллионов - для практических умов, не жаждущих никаких авантюр, казалось достойным очень серьезного обсуждения. В этом не было ничего, что противоречило воле завещателя, поскольку партия продолжалась бы в предписанных им условиях и выигравшему предоставлялось право распоряжаться полученной суммой по своему усмотрению. Вот почему заинтересованные в этом лица по инициативе одного из них, наверняка наиболее разумного из шести, организовали официальное собрание с целью обсудить это предложение. Герман Титбюри выразил согласие его принять. Подумайте только: несколько миллионов долларов были бы гарантированы каждому! Обладая темпераментом завзятого игрока, госпожа Титбюри колебалась, но кончила тем, что согласилась. После некоторых размышлений Гарри Кембэл, страстный любитель приключений, тоже выразил свое согласие, так же как и Лисси Вэг, по совету своего патрона Маршалла Филда и несмотря на протесты тщеславной Джовиты Фолей, жаждавшей всего или ничего. Что касается Джона Мильнера, то он присоединился, не спросясь Тома Крабба, и если Макс Реаль сначала немножко поупрямился, то только потому, что в каждом из этих людей искусства таится некоторая доля сумасбродства! Однако в данном случае, может быть, для того, чтобы не сделать неприятного Лисси Вэг, которая его очень интересовала, он заявил, что согласен подписаться под принятым его партнерами решением. Но для того, чтобы это решение было окончательно оформлено, нужны были подписи всех шестерых игроков. А между тем, несмотря на согласие пятерых, шестой оказался настолько упрямым, что никакие уговоры ни к чему не привели. Очевидно, вы догадываетесь, что дело шло об ужасном Годже Уррикане, который наотрез отказался дать свою подпись. Он был избран судьбой, чтобы выиграть партию, и ни на какие соглашения ни с кем идти не желал. Пришлось прервать переговоры, так как с упрямством коммодора ничего нельзя было поделать, несмотря на утрозу чувствительного удара кулаком, который, по совету Джона Мильнера, собирался нанести ему Том Крабб, ручавшийся переломать ему четыре-пять ребер. К довершению всего упустили из виду еще то обстоятельство, что в силу сделанной в завещании приписки играющих было теперь уже не шесть, а семь. Прибавился еще этот неизвестный X. К. 2., выбранный Уильямом Гиппербоном. Но кто же был этот X. К. 2? Жил ли он в Чикаго и знал ли о нем что-нибудь нотариус Торнброк? Приписка гласила, что имя этой таинственной личности станет известно только в случае, если неизвестный выиграет партию. Вот что давало работу умам и вносило новый элемент любопытства в это событие. И раз этот X. К. 2. не мог явиться, чтобы принять участие в переговорах, то привести их к желанному концу не представлялось возможным, даже если бы коммодор Уррикан и дал свое согласие. Ничего другого не оставалось, как ждать первого метания игральных костей, результат которого должен был быть объявлен 30 апреля в зале Аудиториума. С того дня, о котором идет речь, а именно с 25 апреля, до назначенного срока оставалось ровно шесть дней. Что же касается приготовлений к отъезду, то времени на них с избытком должно было хватить не только коммодору Уррикану, который отправлялся шестым по счету, но также и четырем другим - Герману ТитСюри, Гарри Кем-бэлу, Тому Краббу и Лисси Вэг, ехавшим значительно раньше него. Как это ни странно, но менее всех озабоченным предстоящим путешествием казался тот, кому по жребию надлежало отправиться в путь первому. Живя в мире фантазий, Макс Реаль, казалось, совсем об этом не думал, и всякий раз, когда миссис Реаль, покинувшая свой родной Квебек и поселившаяся с сыном в доме по улице Саут-Холстед-стрит, ему об этом напоминала, он отвечал: - У меня впереди еще много времени! - Да нет!.. Совсем не так уж много, дитя мое. - Но, мама, для чего мне, в сущности, бросаться в эту нелепую авантюру? - Как, Макс, ты не хочешь испытать своего счастья? - Счастья сделаться большим миллионером? - Ну разумеется, - отвечала симпатичная дама, мечтавшая о том, о чем мечтают матери для своих сыновей. - Во всяком случае, готовиться к путешествию тебе уже пора. - Завтра, дорогая мама... послезавтра... или, лучшее, накануне отъезда. - Скажи мне по крайней мере, что ты думаешь с собой взять? - Мои кисти, ящик с красками, холст... все это в мешок, на спину, как солдат. - Но имей в виду, что ты можешь быть отослан в самые отдаленные пункты Америки. - На окраину Соединенных Штатов - самое большее, - возражал молодой человек. - Я удовольствовался бы одним чемоданом, чтобы совершить даже кругосветное путешествие. Другого ответа нельзя было от него добиться, и он возвращался в свою мастерскую. Но миссис Реаль ни за что не хотела позволять ему пропустить такой редкий случай нажить себе состояние. Что касается Лисси Вэг, то у нее времени на сборы было очень много, так как ей надо было ехать через десять дней после Макса Реаля. Это очень огорчало нетерпеливую Джовиту Фолей. - Какое несчастье, моя Лисси, - говорила она, - что ты получила только пятый номер! - Успокойся, моя дорогая, - отвечала молодая девушка. - Этот номер так же хорош, как и все другие. Или, лучше сказать, так же плох. - Не говори так, Лисси! И никогда не думай так. Это принесет нам несчастье. - Подождем, Джовита. Взгляни на меня. Неужели ты серьезно думаешь, что ты... выиграешь? - Я в этом так же твердо уверена, моя дорогая, как в том, что у меня еще целы все тридцать два зуба. Вслед за этими словами раздался взрыв неудержимого смеха Лисси, и Джовита Фолей почувствовала сильное желание побить свою подругу. Нечего говорить о том настроении, в каком находился коммодор Уррикан. Его жизнь точно остановилась. Он решил покинуть Чикаго через десять минут после того, как игральные кости объявят ему, куда надлежит отправляться. В пути он не остановится ни на один день, ни на час, даже если бы его отослали в самую глубину Эверглейдс, на полуостров Флорида. Что же касается четы Титбюри, то она думала только о тех штрафах, которые ей придется платить, если им не повезет, особенно если придется застрять в "тюрьме" штата Миссури или "в колодце" штата Невада. Но кто знает? Может быть, им посчастливится избежать всех этих ужасных мест. Чтобы с этим покончить, несколько слов о Томе Краббе. Боксер продолжал обильно питаться шесть раз в день, нимало не заботясь о будущем, и надеялся, что этой хорошей привычке ему не придется изменять в течение всего путешествия. Любитель хорошо поесть, он, без сомнения, всегда найдет гостиницы, хорошо снабженные провизией, даже в самых скромных местечках. С ним будет Джон Мильнер, который, конечно, не допустит, чтобы у него оказался в чем-нибудь недостаток. Без сомнения, это будет стоить больших денег, но зато - какая реклама для чемпиона Нового Света! Возможно, если случай будет им благоприятствовать, ему удастся организовать несколько сеансов бокса, из которых знаменитый сокрушитель челюстей сумеет извлечь для себя и славу и материальную выгоду. Нужно заметить, что в Чикаго и в других городах Союза были созданы агентства по приему пари, которые назначили специальные ставки на каждого из участников. Но само собой разумеется, что они не могли функционировать, пока партия еще не началась. И если нетерпение публики было очень интенсивно между 1 и 15 апреля - днем, в который было прочитано завещание, - то не меньшее нетерпение царило между 15 и 30 апреля - днем, когда впервые игральные кости должны были быть брошены на карту, составленную Уильямом Гиппербоном. Все те, которые привыкли держать пари на бегах, ждали часа, чтобы поставить на "шестерых", теперь уже "семерых", то есть на каждого из них или на всех вместе. Что же должно лечь в основу ставок? Тут не могли иметь значения - как это бывает для пари, которые держат на бегах, - ни список ранее взятых призов, ни перечень знаменитых родоначальников участвующих в бегах лошадей, ни те или другие гарантии, представленные тренерами. Тут можно было только взвешивать личные качества всех участвующих с точки зрения чисто моральных шансов. Нужно, однако, признаться, что Макс Реаль вел себя так, что не мог вызвать к себе симпатий держателей пари. Дошло до того, что 29 апреля, за день до того, когда игральные кости должны были зафиксировать его путь, он ничего лучшего не нашел, как уехать из Чикаго! С ящиком красок и кистями за плечами он уехал из города в его окрестности! Его мать, до крайности взволнованная, не могла сказать, когда он вернется. А если что-нибудь его случайно задержит и он не сможет явиться на следующий день в Чикаго, когда его будут там вызывать? Какое он доставит удовольствие шестому партнеру, который сделается благодаря этому пятым! Таким "пятым" оказался бы Годж Уррикан. Этот неприятный человек уже заранее радовался при мысли, что его очередь, таким образом, подвинется и у него останется вместо шести всего только пять конкурентов. Настало 30 апреля, но никто еще не мог сказать, вернулся ли Макс Реаль из своей экскурсии и находится ли среди публики, наполнявшей зал Аудиториума. В этот день ровно в полдень нотариус Торнброк в присутствии Джорджа Хиггинботама, окруженный членами "Клуба Чудаков", на глазах всех присутствующих в зале твердой рукой потряс коробочкой с игральными костями и выбросил их на карту. - Четыре и четыре! - крикнул он. - Восемь, - ответили в один голос присутствующие. Эта цифра соответствовала клетке, назначенной завещателем для штата Канзас. ^TГлава седьмая - ПЕРВЫЙ ОТЪЕЗЖАЮЩИЙ^U На следующий день на вокзале города Чикаго царило совершенно исключительное оживление. Чем же оно было вызвано? Очевидно, присутствием среди публики путешественника в костюме туриста с ящиком красок и кистей за спиной. Его сопровождал молодой негр с небольшим саквояжем в руках и сумкой через плечо. Они намеревались сесть на поезд, отходящий в восемь часов утра. Федеральная республика не испытывала недостатка в железнодорожных путях. Ее территория перерезана ими по всем направлениям. Стоимость железных дорог Соединенных Штатов превышает пятьдесят пять миллиардов франков в год, обслуживают их семьсот тысяч человек. В один только Чикаго ежедневно прибывают и убывают до трехсот тысяч пассажиров и до десяти тысяч тонн газет и писем, которые перевозятся в железнодорожных вагонах. Из этого можно заключить, что куда бы, по капризу игральных костей, ни были перекинуты семь участников партии, ни одному из них не грозило запоздать хотя бы на один день к месту назначения. К этому громадному числу железнодорожных ветвей нужно еще прибавить пароходы, как морские, так и речные и озерные. Говоря о Чикаго, можно сказать, что если туда легко приехать, то так же легко оттуда и уехать. Макс Реаль, вернувшийся накануне из своей экскурсии, находился в толпе, наполнявшей зал Аудиториума в тот момент, когда "четыре и четыре" было произнесено нотариусом Торнброком. Никто не знал, что он в зале, так как о его возвращении еще никому не было известно. Поэтому, когда было произнесено его имя, в зале наступило минутное молчание, нарушенное громовым голосом коммодора Уррикана, прокричавшего с того места, где он сидел; - Его нет! - Он здесь! - раздалось в ответ, и Макс Реаль, приветствуемый аплодисментами, поднялся на эстраду. - Готовы ехать? - спросил председатель "Клуба Чудаков", подходя к художнику. - Готов ехать... и выигрывать! - ответил, улыбаясь, молодой художник. Коммодор Годж Уррикан в эту минуту был похож на людоеда из Папуасии, готового проглотить живьем своего соперника. Что касается милейшего Гарри Кембэла, то, подойдя к Максу Реалю, он проговорил самым приветливым тоном: - Счастливого пути, товарищ по путешествию! - Счастливого пути также вам, когда настанет ваш день запирать чемодан, - ответил художник, и они обменялись дружеским рукопожатием. Ни Годж Уррикан, ни Том Крабб, первый - от кипевшего в нем бешенства, второй - как всегда, пребывавший в полудремотном состоянии, не сочли нужным присоединить к пожеланиям журналиста свои. Что касается четы Титбюри, то она лелеяла в душе только одно желание: чтобы все самые неприятные случайности, могущие произойти в этой игре, обрушились на голову первого отъезжающего, чтобы он застрял в глубине "колодца" штата Невада или очутился в "тюрьме" штата Миссури и оставался там до конца своих дней. Проходя мимо Лисси Вэг, Макс Реаль почтительно ей поклонился. - Разрешите мне пожелать вам успеха, мисс Вэг, - сказал он. - Но ведь это против ваших собственных интересов, мистер Реаль! - ответила молодая девушка, немного удивленная. - Это безразлично. Будьте только уверены в искренности моих вам пожеланий. - Благодарю вас, - проговорила Лисси Вэг, а присутствовавшая при разговоре Джовита Фолей шепнула на ухо своей подруге: - У него безусловно очень интересная внешность, у этого Макса Реаля! И он, верно, станет еще лучше, если, согласно пожеланию, позволит тебе прибыть к цели путешествия первой! По окончании процедуры зал Аудиториума опустел, и весть о результате первого метания не замедлила распространиться по всему городу. "Матч Гиппербона", как стали выражаться жители Чикаго, должен был скоро начаться. Вечером этого дня Макс Реаль закончил все свои приготовления к отъезду, в сущности очень несложные, и на следующее утро простился с матерью, крепко ее обняв и обещав писать как можно чаще. Потом он покинул дом Э 3997 на Холстедстрит и в сопровождении верного Томми отправился пешком на вокзал, куда пришел за десять минут до отхода поезда. Макс Реаль был прекрасно осведомлен о несметном количестве железнодорожных путей, окружавших Чикаго, и ему нужно было только выбрать одну из двух или трех железных дорог, которые вели в Канзас. Этот штат не граничит непосредственно со штатом Иллинойс, но отделяется от него одним только штатом Миссури. Вот почему путешествие, которое судьба приготовила молодому художнику, не превышало пятисот пятидесяти или шестисот миль, в зависимости от того пути, который он решил избрать. "Я не знаю Канзаса, - сказал он себе, - и это прекрасный для меня случай узнать "американскую пустыню", как называли когда-то этот штат. К тому же среди местных фермеров насчитывают немало канадских французов, и я буду чувствовать себя там как в своей семье. Мне ведь не запрещается избрать любую дорогу, лишь бы только вовремя прибыть в назначенное место". Да, это не было запрещено. Таково было и мнение нотариуса Торнброка, когда его об этом спросили. Записка, составленная Гиппербоном, обязывала Макса Реаля отправиться в Форт Рилей в Канзасе, и он мог явиться туда даже только на пятнадцатый день по выезде из Чикаго и все же вовремя получить там телеграмму, извещающую его о числе очков, выпавших на его долю при втором метании игральных костей, втором для него и восьмом с начала партии. В общем, из всех пятидесяти штатов, расположенных на карте в известном нам уже порядке, было только три, которые обязывали играющего явиться в самый короткий промежуток времени к назначенному пункту. Там он мог надеяться, что его при следующем же метании игральных костей заменит другой игрок: Луизиана, или девятнадцатая клетка, в которой помещается "гостиница"; штат Невада, или тридцатая клетка, в которой находится "колодец"; штат Миссури, или соответствующая ему пятьдесят вторая клетка, в которой расположена "тюрьма". И если Макс Реаль предпочитал достигнуть назначенного ему пункта, избрав для этого "дорогу школьников", как выражаются французы, - то это было его дело, и никто не мог ему в этом препятствовать. Но нельзя было, конечно, ждать, чтобы такой сумасшедший, как коммодор Уррикан, или такой скупой, как Герман Титбюри, захотели бы испытывать свое терпение и тратить свои деньги на остановки в пути. Они помчались бы на всех парах, с головокружительной быстротой, совершенно не желая "transire videndo" {Быть на виду.}. Вот маршрут, избранный Максом Реалем: вместо того чтобы самым коротким путем направиться в Канзас, пересекая с востока на запад штаты Иллинойс и Миссури, он использует Грэнд-Трэнк, железнодорожную ветвь, которая тянется на протяжении трех тысяч семисот восьмидесяти шести миль от Нью-Йорка в Сан-Франциско, "от океана к океану", как говорит в Америке. Сделав около пятисот миль по железной дороге, он достигнет Омахи на границе штата Небраска и оттуда на одном из пароходов, которые идут вниз по Миссури, доедет до столицы Канзас-Сити, откуда в качестве туриста-художника явится в назначенный день в Форт Рилей. Когда Макс Реаль явился на перрон вокзала, там собралось уже много любопытных, Дело в том, что прежде чем рисковать большими суммами денег, держа пари за того или другого из играющих, любители таких пари желали собственными глазами увидеть того из этих играющих, кто в первую очередь должен был отправиться в путь. Хотя "ставки", основанные на тех или иных более или менее вероятных предположениях, не были еще твердо установлены, всем все же хотелось взглянуть на молодого художника в момент его отъезда. Внушит ли доверие его вид? В хорошей ли он форме? Было ли какое-нибудь основание думать, что судьба ему улыбнется? Ведь всегда можно было бояться, что он не избежит пунктов, где ему придется платить штрафы, что повлечет остановку в пути. Нужно сознаться, что Макс Реаль с первого же момента не расположил к себе своих сограждан уже тем, что вез с собой все атрибуты своей профессии. Каждый янки, будучи весьма практичным, считал, что дело вовсе не в том, чтобы осматривать ту или другую местность, писать картины, но в том, чтобы путешествовать не как художник, а как один из участников партии. Придуманная Уильямом Гиппербоном, она вызвала к себе общенациональный интерес. Эта партия стоила того, чтобы к ней относиться вполне серьезно. Если ни один из семи не вложит в эту партию весь тот пыл, на который он способен, то это будет страшным пренебрежением по отношению к громадному большинству граждан свободной Америки. Вот почему среди всей этой разочарованной публики, собравшейся на вокзале, не нашлось никого, кто решился бы сесть в поезд, чтобы составить компанию Максу Реалю хотя бы до первой остановки. Кроме художника, все вагоны были полны только пассажирами, уезжавшими из Чикаго по своим личным, торговым или промышленным делам. Вот почему Макс Реаль мог прекрасно устроиться на одной из скамеек вагона и Томми рядом с ним, так как уже миновало время, когда белые не потерпели бы в своем вагоне присутствия цветного пассажира. Раздался наконец свисток, поезд дрогнул, и мощный паровоз с пронзительным ревом выбросил из своей широкой пасти целый сноп огненных искр и пара. Среди публики, оставшейся на перроне, виднелась фигура коммодора Уррикана, бросавшего вслед первому отъезжающему взгляды, полные угроз. С точки зрения погоды путешествие начиналось неудачно. Не надо забывать, что в Америке на этой долготе, хотя это та же параллель, что проходит и через Северную Испанию, зима еще не кончается в апреле. На всем протяжении этой обширной территории, где совершенно отсутствуют горы, в этот период зимние холода еще продолжаются, и атмосферные течения, устремляясь сюда из полярных районов, бушуют вовсю. Холод начинал понемногу сдавать под первыми лучами майского солнца, но сильные бури продолжали еще временами свирепствовать. Низкие тучи, приносившие сильные ливни, закрывали собой горизонт - досадное обстоятельство для художника, ищущего залитых солнцем пейзажей! И тем не менее всего лучше было путешествовать по штатам Союза именно в эти первые дни весеннего сезона, так как позже жара здесь становилась уже нестерпимой. К тому же можно было надеяться, что плохая погода не продлится долго: некоторые признаки уже указывали на ее скорое улучшение. Теперь - несколько слов о молодом негре, который в течение двух лет находился в услужении у Макса Реаля и вместе с ним отправлялся в это путешествие, обещавшее, по-видимому, множество всяких сюрпризов. Как уже говорилось раньше, это был семнадцатилетний юноша, рожденный свободным гражданином. Освобождение рабов произошло ведь во время войны Северных штатов с Южными, закончившейся лет за тридцать до этой истории, к большей чести американцев и всего человечества. Родители Томми, жившие в эпоху рабства, были уроженцами штата Канзас, в котором борьба между аболиционистами {Аболиционизм - движение за отмену рабства негров. Было вызвано к жизни интересом буржуазии Северных штатов, стремившихся к расширению внутреннего рынка и нуждавшихся в вольнонаемных рабочих.} и плантаторами штата Вирджиния была особенно напряженной. Тем не менее они не подвергались чересчур тяжелой участи - обстоятельство, которое здесь необходимо отметить, - и жить им было легче, чем большинству их сограждан. Имея над собой в качестве полновластного хозяина человека справедливого и доброго, они смотрели на себя как на членов его семьи. А потому, когда вошел в силу билль об уничтожении рабства, они не захотели уходить от хозяина точно так же, как и он не подумал с ними расставаться. Томми после смерти своих родителей и их хозяина - играло ли тут роль влияние атавизма {Атавизм - проявление у потомка признаков, свойственных его отдаленным предкам.} или воспоминание о счастливых днях детства? - почувствовал себя в большом затруднении, очутившись лицом к лицу с житейскими нуждами. Возможно, что его молодой ум не отдавал себе еще отчета в тех преимуществах, которые принес ему этот акт освобождения, когда он узнал, что должен рассчитывать только на свои собственные силы, чтобы выбраться из жизненных тисков, он, который никогда не заботился о будущем, живя только сегодняшним днем. И не были ли более многочисленны, чем это принято думать, эти бедные люди, которые сожалеют, продолжая оставаться все еще детьми, о том, что они из слуг-рабов превратились в слуг-вольнонаемных? К счастью, Томми удалось поступить по рекомендации к Максу Реалю. Будучи от природы довольно развитым, искренним, хорошего поведения, готовый любить каждого, кто проявил бы к нему какое-нибудь участие, он скоро привязался к молодому художнику, работа у которого давала ему обеспеченное существование. Единственно, что его огорчало - и он этого не скрывал, - была невозможность принадлежать своему хозяину всецело, быть полной его собственностью. И часто Томми об этом говорил. - Но зачем это тебе нужно? - спрашивал его Макс Реаль. - Затем, что если бы вы были моим настоящим хозяином, если бы вы меня купили, то я был бы совсем уже вашим. - А что бы ты этим выиграл, мой мальчик? - Выиграл бы то, что