вы не могли бы меня тогда прогнать, как это делают со слугами, которыми недовольны. - Но, Томми, кто же думает о том, чтобы тебя прогонять? К тому же, если бы ты был моим рабом, я мог бы тебя всегда продать. - Все равно, это очень большая разница. Так было бы гораздо вернее. - Ничего подобного, Томми! - Да, да... И потом... я не мог бы самовольно уйти от вас. - Успокойся в таком случае: если я буду доволен твоими услугами, то возможно, что в один прекрасный день я тебя куплю. - Но у кого, раз я ровно никому не принадлежу? - У тебя... У тебя самого... когда я разбогатею... и за такую дорогую цену, какую ты только назначишь! Томми одобрительно кивал, глаза его блестели, он улыбался, открывая два ряда сверкающих белоснежных зубов. Бедный малый был счастлив при мысли, что в один прекрасный день он сможет продать себя своему хозяину, которого полюбил за это обещание еще больше. Излишне говорить, как он был доволен возможностью сопровождать художника в его путешествии по Соединенным Штатам. Ему было бы грустно, что тот уезжает неизвестно куда, в полном одиночестве, даже если бы речь шла о самой кратковременной разлуке. А кто мог сказать, как долго продлится эта партия, начатая при столь странных условиях? Возможно, что тот, кому было суждено ее выиграть, употребит много недель, а может быть, даже много месяцев на то, чтобы достигнуть шестьдесят третьей клетки. - Во всяком случае, суждено ли было этому путешествию закончиться скоро или затянуться еще надолго, Макс Реаль пребывал в весьма мрачном настроении в этот первый день, глядя в забрызганные грязью и дождевыми каплями стекла вагонного окна. Приходалось покоряться необходимости и проезжать через страну, не видя ее. Все терялось в сероватых тонах, так не любимых художниками, - небо, поля, города, местечки, дома, вокзалы. Пейзажи Иллинойса только очень смутно виднелись в дымке тумана. Чуть вырисовывались высокие трубы мукомольного завода города Нэйпирсвилла и крыши часовых заводов Ороры. Никаких признаков городов Освиго, Йорквилла, Сэндвича, Мендозы, Принстона и Род-Айленда с его изумительным мостом, переброшенным через Миссисипи, быстрые воды которой окружают остров Рок, никаких признаков всех этих владений штата, превращенных в арсенал, где сотни пушек выглядывают из-за зеленых деревьев и цветущих кустарников. Макс Реаль был разочарован. Если он не будет ничего видеть, кроме бури, дождя и тумана, то его зрение художника мало чем обогатится. Лучше уж было бы спать весь этот день, что Томми добросовестно и проделывал. К вечеру дождь перестал. Облака поднялись в более высокие зоны, и солнце садилось, окутанное золотистой парчой далекого горизонта. Это было большим праздником для глаз художника. Но почти сразу же вслед за тем сумрак наступившего вечера окутал всю пограничную полосу, отделяющую штат Айова от штата Иллинойс, и переезд через эту территорию не доставил Максу Реалю никакого наслаждения. Вскоре он закрыл глаза и раскрыл их лишь на рассвете. И возможно, что он был прав, сожалея, что не сошел с поезда накануне в Род-Айленде. "Да, я сделал глупость, большую глупость, - сказал он себе проснувшись. - Времени у меня совершенно достаточно: чтобы доехать до назначенного пункта, требуется меньше восьмидесяти часов... День, который я оставил для Омахи, я должен был бы провести в Род-Айленде... Для того чтобы попасть оттуда в Давенпорт, расположенный на берегу Миссисипи, нужно только пересечь реку, и я мог бы наконец увидеть этого знаменитого "родоначальника вод" {"Родоначальник вод" - название реки Миссисипи на языке племени альконкинов, одного из небольших индейских племен, населявших окрестности г. Оттавы (Канада).}, по которому мне предстоит, быть может, проехать от верховьев до устья, если только судьба заставит меня кататься по центральным территориям Союза". Но было уже поздно предаваться всем этим размышлениям. Поезд мчался на всех парах по равнинам штата Айова. Макс Реаль не мог хорошенько разглядеть ни Айова-Сити, лежащего в одноименной долине, в течение шестнадцати лет бывшего столицей этого штата, ни Де-Мойна, его теперешней столицы, старинной крепости, построенной при слиянии реки того же имени с рекой Раккун. В Де-Мойне насчитывается пятьдесят тысяч жителей, и он окружен целой сетью железнодорожных линий. Солнце появилось на небе в тот момент, когда поезд остановился в Каунсил-Блафсе, пограничном городе штата, всего в трех милях от Омахи, важного города штата Небраска, природную границу которого составляет река Миссури. Там некогда возвышалась Скала Совета, куда собирались представители индейских племен Дальнего Запада, и оттуда начинали свой путь различные экспедиции, преследовавшие коммерческие или завоевательные цели; там знакомили участников экспедиций с мало известными до тех пор районами, изрезанными отрогами цепи Скалистых гор и гор Новой Мексики. Но Макс Реаль больше не упустит возможности использовать эту первую станцию Центральной Тихоокеанской железной дороги, подобно тому как он упустил другие за вчерашний день! - Вставай! Идем! - сказал он своему спутнику. - Но разве мы уже приехали? - спросил Томми, открывая глаза. - Очевидно, куда-то приехали, раз мы где-то уже находимся. После такого весьма положительного ответа оба они--один с мешком за спиной, другой с чемоданом в руках - спрыгнули на перрон вокзала. Первый пароход должен был отчалить от набережной Омахи в десять часов утра, а было еще только шесть, и у них оставалось достаточно времени для того, чтобы побывать в Каунсил-Блафсе, на левом берегу Миссури, куда они и отправились после наскоро съеденного первого завтрака. Будущий хозяин и его будущий невольник быстро шли по дороге, тянувшейся между двумя железнодорожными путями, заканчивающимися двумя мостами, переброшенными через реку и образовывавшими, таким образом, двойной путь сообщения с важнейшим городом штата Небраска. Небо прояснялось, и через разорвавшиеся тучи, которые легкий ветерок гнал над равниной, солнце бросало снопы утренних лучей. Какое удовольствие после двадцати четырех часов, проведенных в железнодорожном вагоне, идти по дороге легкими и быстрыми шагами! Правда, Макс Реаль не мог даже подумать о том, чтобы зарисовать на ходу какой-нибудь ландшафт: перед его глазами расстилались одни только длинные бесплодные берега, мало привлекательные для кисти художника. Вот почему он решил идти прямо по направлению к Миссури, этому притоку Миссисипи, который назывался когда-то Мизе-Сури Пети-Кануи, что по-индейски значит "Тинистая река". В этом месте Миссури находится в трех тысячах миль от своего истока. Максу Реалю пришла в голову мысль, которая, наверно, не пришла бы ни коммодору Уррикану, ни тренеру Тома Крабба, ни даже Кембэлу, мысль - стараться, насколько это будет в его силах, оградить себя от любопытства публики. Уезжая.из Чикаго, он не сообщил своего маршрута. А между тем город Омаха интересовался не менее других городов этой партией в благородную игру Соединенных Штатов Америки, и если бы его жители знали, что первый из отъезжающих партнеров был теперь их гостем, то они оказали бы ему все те почести, которые полагалось оказывать такому важному лицу. Омаха представляет собой очень значительный город, в котором насчитывается вместе с его южным предместьем не менее ста пятидесяти тысяч жителей. Промышленный подъем, или "бум", правильно названный Элизе Реклю "периодом реклам, спекуляций, ажиотажа и в то же время напряженнейшего труда, вывел в 1854 году город Омаху, подобно многим другим городам, из прежнего его состояния полной заброшенности, снабдив его всеми продуктами промышленности и цивилизации. Будучи азартными игроками, разве могли бы жители этого города противостоять потребности держать пари за того или другого из партнеров этой партии, которым, по воле слепого рока, предстояло путешествовать по всей территории Союза? И вот теперь один из них не соблаговолил сообщить о своем присутствии... Решительно, этот Макс Реаль не желал привлечь к себе симпатии сограждан! Он ограничился тем, что зашел пообедать в самую скромную гостиницу, где не сказал ни своего имени, ни своего звания. Впрочем, не было ничего невозможного в том, что судьба еще не один раз пришлет его в штат Небраска или, во всяком случае, в один из тех штатов, которые обслуживает в направлении на запад Великий Тихоокеанский путь. Как раз в Омахе начинается длинная железнодорожная линия, называемая Тихоокеанской дорогой, которая тянется между Омахой и Огденом, а также Южной Тихоокеанской дорогой, соединяющей Огден с Сан-Франциско. Что касается тех путей, которые соединяют Омаху с Нью-Йорком, - то их так много, что путешественникам остается только выбирать. Продолжая соблюдать инкогнито, Макс Реаль миновал главные кварталы этого города, напоминающего собой, так же как и кварталы соседнего с ним города Коунсил-Блафса, шахматную доску. Было десять часов утра, когда Макс Реаль в сопровождении Томми прошел через северную часть города к берегу Миссури и спустился вниз по набережной к пароходной пристани. Пароход "Дин Ричмонд" был уже готов к отплытию. Его котлы хрипели, как хрипит пьяница, и его балансир {Балансир - качающееся коромысло паровой машины.} ждал только приказания тронуться в путь, чтобы прийти в движение над спардеком {Спардек - верхняя палуба обычно у трехпалубных судов.}. В конце дня "Дин Ричмонд", проплыв сто пятьдесят миль, должен был причалить в Канзас-Сити. Макс Реаль и Томми устроились в верхней крытой галерее задней части парохода. О, если бы пассажиры знали, что один из участников знаменитой партии находится среди них и плывет вместе с ними по миссурийским водам до города Канзас, как восторженно они его приветствовали бы! Но Макс Реаль продолжал хранить самое строгое инкогнито, и Макс никогда не позволил бы себе его выдать. Было десять минут одиннадцатого, когда пароход снялся с якоря. Мощные лопасти его колес пришли в движение, и он поплыл вниз по течению, усеянному кусочками пемзы, добываемой из источников в ущельях Скалистых гор. Берега Миссури на территории штата Канзас, ровные и покрытые зеленой растительностью, не имеют того живописного характера, который им придают в верхнем течении этой реки гранитные отроги горной цепи. Здесь желтые воды Миссури не встречают на своем пути препятствий в виде всякого рода искусственных заграждений, больших водопадов и страшных водоворотов. Но благодаря многочисленным притокам, текущим из самых отдаленных районов Канады, эти воды здесь очень полны и глубоки. Главный из этих притоков известен под именем Йеллоустон-Ривер. "Дин Ричмонд" быстро плыл среди целой флотилии пароходов и парусных лодок, которые пользуются нижним течением этой реки, так как верхнее непригодно для навигации, зимой - из-за массы льдов, а летом - из-за многочисленных мелей, появляющихся в результате длительных и сильных засух. Вскоре они доплыли до Плат-Сити, города, названного так в честь реки, на которой он стоит. Эта река носит еще другое название: Небраска, но первое - Плат (плоская) - ей больше подходит, так как она течет здесь среди густо заросших травой берегов, открытых и плоских, отчего русло ее очень неглубоко. На расстоянии двадцати пяти миль от Плат-Сити пароход причалил к пристани города Небраска, который по справедливости может быть назван портом Линкольна, столицы штата, несмотря на то, что этот город лежит лье на двадцать западнее реки. После полудня Макс Реаль мог сделать несколько эскизов, проезжая Этчинсон, а также зарисовать восхитительную местность, находящуюся поблизости Ливенуэрта, там, где через Миссури перекинут один из самых красивых ее мостов. В этом пункте в 1827 году была выстроена крепость с целью защищать страну от нашествия индейских племен. Было около полуночи, когда молодой художник и Томми вышли на пристани в Канзас-Сити. В их распоряжении оставалось двенадцать дней для того, чтобы достигнуть Форта Рилей, пункта, намеченного в этом штате Уильямом Гшгаербоном. Макс Реаль выбрал довольно представительную с виду гостиницу, в которой великолепно проспал всю ночь после двадцатичетырехчасового пребывания в вагоне и четырнадцатичасового - на пароходе. Следующий день был посвящен осмотру города или, вернее, двух городов, так как на правом берегу реки Миссури, образующей в этом месте затянутую петлю, находятся два Канзаса, отделенные один от другого рекой: один из них принадлежит штату Канзас, а другой - штату Миссури. Второй играет более важную роль, в нем сто тридцать тысяч жителей, тогда как в первом всего только тридцать восемь тысяч. Разумеется, если бы они находились в одном штате, то составили бы один общий город. Впрочем, Макс Реаль не имел ни малейшего желания оставаться более двух суток ни в одном из этих двух Канзасов. Они были так похожи один на другой, как две шахматные доски, и достаточно было видеть один, чтобы составить себе полное представление о другом. Вот почему утром 4 мая он отправился в дальнейший путь, который должен был привести его в Форт Рилей, решив на этот раз путешествовать исключительно как художник. Разумеется, он опять воспользовался железной дорогой, дав себе слово выходить на всех станциях, которые ему понравятся, в поисках интересных пейзажей. Эта дорога не походила более на "американскую пустыню" прежних времен. Обширная равнина постепенно поднимается по направлению к западу и на границе штата Колорадо достигает высоты пятисот туазов {Старинная французская мера длины. Равна 1м 949 мм.}. Ее волнообразную поверхность пересекают широкие, покрытые лесом долины, отделенные одна от другой степями, теряющимися в далекой линии горизонта, теми степями, по которым за сто лет до того двигались индейские племена: Канзас, нэперсэ, отеас и другие, известные под общим именем краснокожих. Но что в корне изменило внешний вид страны, так это исчезновение сосновых и кипарисовых рощ, которые сменились миллионами фруктовых деревьев и многочисленными парниками, где выращиваются ягоды и виноград. Громадные пространства, занятые культурой сорго, играющего теперь важную роль на сахарных заводах, чередуются с полями ячменя, пшеницы, гречихи, овса я ржи, которые делают из Канзаса одну из самых богатых территорий Союза. Что касается цветов, то они были здесь в изобилии каких разнообразных сортов! По берегам реки Канзас встречается особенно много видов белой полыни с пушистыми листьями, причем некоторые травоподобные, другие кустарникообразные, издающие запах скипидара. Таким образом, переходя от одной станции к другой, удаляясь на четыре или пять миль вглубь страны, останавливаясь то там, то тут, чтобы нарисовать несколько полотен, Макс Реаль употребил целую неделю, чтобы добраться до Топики, куда он и прибыл после полудня 13 мая. Топика - столица Канзаса. Своим названием она обязана зарослям дикого картофеля, которым покрыты сплошь склоны долины. Город расположен на южном берегу реки, а его предместье - на противоположном. Полдня ушло на отдых, необходимый как самому Максу "Реалю, так и молодому негру, а следующее утро было посвящено осмотру столицы. Тридцать две тысячи жителей ее не имели никакого понятия о том, что среди них находится один из участников знаменитой партии, имя которого встречалось постоянно во всех газетах. Все знали, что он должен проехать через этот город, для того чтобы добраться до Форта Рилей, и никому не приходило в голову, что он мог избрать для этого какой-нибудь другой путь, не воспользовавшись самым кратчайшим - железнодорожной линией, которая идет по берегу реки. Но население напрасно его ждало: Макс Реаль на рассвете 14 мая выехал из города, сохранив до конца свое строгое инкогнито. Форт Рилей, лежащий на слиянии двух рек, Смоки-Хилл и Рипабликен, был теперь всего в каких-нибудь шестидесяти милях. Макс Реаль мог приехать туда в тот же вечер или же на утро следующего дня, если бы ему не пришла фантазия снова побродить по окрестностям. Он так и сделал, выйдя из вагона на станции Манхаттан. В результате он едва не закончил свое путешествие в самом его начале и не потерял права продолжать партию! Но что поделаешь! Художник не желал больше считаться с "шахматной доской", в которую судьба превратила этот район. Вскоре после полудня Макс Реаль и Томми вышли из вагона на предпоследней станции, находившейся в трех или четырех милях от Форта Рилей, и направились к левому берегу реки Канзас. Полдня было более чем достаточно, чтобы пройти это расстояние, и они были вполне уверены, что придут вовремя в назначенный пункт. Макс Реаль не мог отказать себе в удовольствии сделать остановку на берегу реки, так пленил его очаровательный пейзаж, внезапно открывшийся его взору. В изгибе реки, где свет капризно переплетался с тенью, росло одно из уцелевших деревьев прежней кипарисовой рощи. Его длинные пышные ветви простирались далеко над водой. Внизу виднелись развалины нескольких хижин из необожженного кирпича, а за ними красиво раскинулась обширная долина, пестреющая цветами, среди которых было очень много горевших золотом подсолнечников. За рекой зеленели деревья, и их густую листву местами прорезывали яркие солнечные лучи. Общий вид не оставлял желать ничего лучшего. "Какое прелестное место! - мысленно сказал Макс Реаль. - В каких-нибудь два часа я, наверное, успею покончить с этим эскизом". А между тем, как вы сейчас увидите, с ним самим едва не было здесь "покончено". Молодой художник уселся на берегу, держа перед собой натянутый на крышку ящика с красками холст. Он сосредоточенно работал минут сорок, ничем не отвлекаясь, когда внезапно какой-то отдаленный шум, quadrupedante sonitu {(латин.) - цитата из поэмы знаменитого римского поэта Вергилия (70-19 гг. до н. э.). Буквально означает топот четвероногого.} Вергилия, раздался где-то в западном направлении. Казалось, что по равнине на левом берегу реки несется несметный табун лошадей. Этот все увеличивающийся шум разбудил Томми, который сладко дремал, лежа под деревом. Его хозяин не поворачивал головы, углубленный в свою работу, и ничего, видимо, не слышал. Томми встал и пошел к крутому берегу, чтобы окинуть взглядом окрестность. Шум все время усиливался, и далеко на горизонте поднимались целые облака пыли, гонимые ветром. Быстрыми шагами Томми вернулся обратно, не на шутку напутанный. - Хозяин! - вскричал он. Но художник был так углублен в свою работу, что ничего ему не ответил. - Хозяин! - повторил Томми таким же испуганным голосом, кладя руку ему на плечо. - Да что с тобой, Томми? Что случилось? - спросил Макс Реаль, продолжая озабоченно смешивать краски кончиком кисти. - Хозяин... Но разве вы и сейчас ничего не слышит те? - вскричал Томми. Нужно было быть глухим, чтобы не услышать в эту минуту все приближающегося гула. Макс Реаль вскочил и, положив палитру на траву, побежал к самому берегу реки. На расстоянии всего каких-нибудь пятисот шагов мчалось что-то колоссальное, подымая целые тучи пыли, какая-то лавина, катившаяся по равнине и издававшая ужасающие звуки - дикий топот и ржание. Еще несколько минут, и эта лавина докатится до самого берега реки! Спасаться бегством можно было, только повернув на север, и, схватив все принадлежности для рисования, Макс Реаль, сопровождаемый или, правильнее, предшествуемый Томми, кинулся бежать со всех ног в этом направлении. Страшная лавина, приближавшаяся с такой быстротой, состояла из нескольких тысяч лошадей и мулов, которых этот штат развел когда-то в лесных заповедниках на берегу Миссури. Но с тех пор, как вошли в моду автомобили и велосипеды, эти "четвероногие моторы", как их называют, предоставленные самим себе, блуждают на свободе, перекочевывая из одного конца штата в другой. На этот раз, видимо чем-то страшно перепуганные, они галопировали уже в течение нескольких часов. Никакие препятствия не могли их остановить. Хлебные поля, опытные станции - все было ими растоптано и разрушено, и если река не явится для них непреодолимой преградой, то где остановятся они в своей бешеной скачке? Макс Реаль и Томми хотя и бежали теперь уже из последних сил, скоро очутились бы, без сомнения, под ногами этой грозной орды, близость которой они теперь ясно ощущали, если бы им не удалось в мгновение вскарабкаться на нижние ветви орешника. Это было единственное дерево, возвышавшееся на всем пространстве этой равнины. Было уже пять часов вечера. Вскарабкавшись на дерево, они почувствовали себя в безопасности, и, когда последние ряды страшного табуна исчезли за поворотом реки: - Скорей, скорей! - крикнул Макс Реаль. Томми не очень-то спешил покинуть ветку орешника, на которой удобно уселся верхом. - Скорей же, говорю тебе, так как иначе я потеряю шестьдесят миллионов долларов и не смогу сделать из тебя жалкого невольника! Макс Реаль шутил, так как не было никакого риска не успеть вовремя явиться в Форт Рилей. Но все же, вместо того чтобы идти к станции, которая была теперь от них чересчур далеко и где могло не быть в эту минуту отходившего в Форт Рилей поезда, художник решил продолжать путь пешком и быстро зашагал по равнине в направлении к далеким огонькам, сверкавшим на горизонте. Так закончилась последняя часть их путешествия, и на городской башне не пробило еще восьми часов, когда Макс Реаль и Томми входили в "Джексон-Отель". Итак, первый из избранных уже находился в том пункте, который Уильям Гиппербон выбрал в восьмой клетке. Но почему он выбрал именно этот пункт? Вероятно, потому, что если штат Миссури, находящийся в географическом центре Союза, мог быть назван центральным штатом, то Канзас, в свою очередь, оправдывал этот выбор, так как занимал его геометрический центр, а Форт Рилей помещался в самом центре штата. Макс Реаль благополучно прибыл в Форт Рилей и на другое утро, выйдя из "Джексон-Отеля", где он провел ночь, отправился в почтовое бюро - узнать, не было ли ему телеграммы. - Ваше имя? - спросил его почтовый чиновник. - Макс Реаль. - Макс Реаль?.. Из Чикаго?.. - Именно. - Один из участников знаменитой партии благородной игры Американских Соединенных Штатов? - Он самый. Сохранить дольше свое инкогнито на этот раз было невозможно. Известие о пребывании Макса Реаля в городе не замедлило распространиться среди его жителей, и художник вернулся в отель, сопровождаемый громкими "ура", которые его порядком сердили. Сюда, в этот отель, должны были ему принести телеграмму, которая известит его о втором метании брошенных для него игральных костей и пошлет его... куда? Туда, куда заблагорассудится капризной и непостижимой судьбе. ^TГлава восьмая - ТОМ КРАББ, ТРЕНИРУЕМЫЙ ДЖОНОМ МИЛЬНЕРОМ^U Одиннадцать очков, составленных из пяти и шести, - это, в общем, не такой уж плохой удар, раз игроку не удалось получить девяти очков, составленных из шести и трех или из пяти и четырех, которые могли бы отправить его в двадцать шестую или пятьдесят третью клетку. Было, конечно, не совсем приятно, что указанный числом одиннадцать штат находился очень далеко от Иллинойса. Это обстоятельство не могло не вызвать некоторого недовольства если не Тома Крабба, то, во всяком случае, его тренера Джона Мильнера. Судьба посылала их в Техас, самый обширный из всех штатов Союза, площадь которого превосходит площадь всей Франции. Этот штат, находящийся на юго-западе конфедерации, граничит с Мексикой, от которой он был отделен лишь в 1835 году, после жаркой битвы, выигранной генералом Хьюстоном у генерала Санта-Анна. Том Крабб мог попасть в Техас двумя путями. Покинув Чикаго, он мог или направиться в Сент-Луис и, сев там на пароход, доехать по Миссисипи до Нового Орлеана, или же сделать этот переезд по железной дороге, которая идет в главный город штата Луизиана, пересекая для этого штаты Иллинойс, Теннесси и Миссисипи. Оттуда можно выбрать одну из кратчайших дорог, ведущих в Остин, столицу Техаса, - пункт, указанный в завещании Уильяма Гиппербона. Причем ехать можно было по железной дороге или же на одном из тех пароходов, которые совершают рейсы между Новым Орлеаном и Галвестоном. Джон Мильнер предпочел воспользоваться железной дорогой, для того чтобы перевезти Тома Крабба в Луизиану. В его распоряжении не было столько свободного времени, сколько было у Макса Реаля, и он не мог позволить себе тратить его зря, так как к 16-му, не позже, он был обязан доехать до цели своего путешествия. Итак, когда же вы отправляетесь в путь? - спросил его репортер газеты "Фрейе Прессе", узнав о результате тиража, имевшего место 3 мая в зале Аудиториума. Сегодня вечером., А багаж ваш готов? Мой багаж - это Крабб, - ответил Джон Мильнер. - Он совершенно полон, закрыт и перевязан. Мне остается только доставить его на вокзал. А что он по этому поводу говорит? Ровно ничего. Как только он покончит со своей шестой едой, мы вместе отправимся к поезду, и я с удовольствием отдал бы его в багажное отделение, если бы не боялся, что его вес превзойдет положенный. У меня, между прочим, предчувствие, что Тома Крабба ждет удача. - И у меня тоже, - объявил Джон Мильнер. - Счастливого пути! - Благодарю вас. Тренер не стремился сохранять инкогнито чемпиона Нового Света. Человек с такой заметной внешностью, как Том Крабб, не мог бы ни в коем случае не обратить на себя внимания. Скрыть его отъезд было нельзя, и в этот вечер на перроне вокзала собралась целая толпа, с интересом наблюдавшая за тем, как его вталкивали в вагон при громких криках "ура" присутствующих. Вслед за ним в вагон вошел и Джон Мильнер. Поезд тронулся, и казалось, что паровоз уже ощущал ту чрезмерную нагрузку, которой наградил его тяжеловесный кулачный боец. За ночь проехали триста пятьдесят миль и на следующий день прибыли в Фультен, находившийся на окраине штата Иллинойс, на границе со штатом Кентукки. Том Крабб совершенно не интересовался местностью, по которой он проезжал. А между тем штат занимал четырнадцатое место в ряду штатов Союза. Без сомнения, Макс Реаль и Гарри Т. Кембэл не преминули бы осмотреть и Нашвилл, теперешнюю столицу штата, и поле битвы при Чаттануге, где Шерман {Шерман, Уильям Текумсе (1820-1891) - видный военный деятель США, главнокомандующий армией Севера в последний период Гражданской войны. Федеральные армии - правительственные армии, боровшиеся с южанами.} открыл южные дороги федеральным армиям. Равным образом оба они - один в качестве художника, другой в качестве репортера, наверное, не поленились бы сделать крюк в какую-нибудь сотню миль до Гранд-Джанкшен, для того чтобы почтить своим присутствием город Мемфис. Это единственный важный пункт штата на левом берегу Миссисипи; он очень красиво расположен на скале, возвышающейся над великолепной рекой, усеянной цветущими зелеными островками. Но тренер не считал возможным уклониться от маршрута, чтобы позволить колоссальным ногам Тома Крабба шагать по этому городу с египетким названием {Мемфис - столица Египта в период Древнего царства (3 тысячелетие - до н. э.).}. Поэтому ему не представилось случая спросить, зачем шестьдесят лет тому назад правительство нашло нужным построить в этом городе, столь удаленном от берега моря, арсеналы и верфи, в настоящее время совершенно заброшенные, и услышать ответ, что "Америке подобные ошибки так же свойственны, как и всяким другим странам". Поезд мчался все дальше, унося с собой второго партнера и его ко всему равнодушного компаньона через равнины штата Миссисипи. Вскоре он миновал Холли Спрингс, Гренаду и Джэксон. Последний является столицей не имеющей большого значения территории, на которой исключительная по интенсивности культура хлопка сильно задержала общее развитие промышленности и торговли. На перроне вокзала этого города появление Тома Крабба произвело громадное впечатление. Несколько сотен любопытных явились посмотреть на прославленного кулачного бойца. Правда, он не обладал ни ростом Адама, которому приписывали девяносто футов, ни Авраама - восемнадцать футов, ни даже Моисея - двенадцать футов, {Легенда наделяет этих библейских персонажей необыкновенным ростом.} но все же это был один из представителей гигантов человеческого рода. Среди любопытных находился также один ученый, почтенный Кил-Кирнэй, который, измерив с необыкновенной точностью чемпиона Нового Света, сделал по этому поводу следующее весьма обстоятельное заключение. - Господа, - сказал он, - в результате проделанных мной исторических изысканий мне удалось найти главнейшие вычисления измерений, относящиеся к гигантографическим работам и записанные по десятичной системе. Вот они. В XVII веке появился Вальтер Парсон, ростом в два метра двадцать семь. В XVIII веке явились: немец Мюллер из Лейпцига, ростом в два метра сорок, англичанин Бернсфилд, ростом в два метра тридцать пять, ирландец Маграт, ростом в два метра тридцать, ирландец О'Бриен, ростом в два метра пятьдесят пять, англичанин Толлер, ростом в два метра пятьдесят пять, испанец Эласежэн, ростом в два метра тридцать пять. В XIX веке явились: грек Овассаб, ростом в два метра тридцать три, англичанин Хэле из Норфолка, ростом в два метра сорок, немец Марианн, ростом в два метра сорок пять, и китаец Шанг, ростом в два метра пятьдесят пять сантиметров. Рост же Тома Крабба - считаю нужным заявить это его почтенному тренеру - от пяток до макушки головы составляет всего только два метра тридцать... - Но что же вы хотите, чтобы я сделал? - ответил не без раздражения Джон Мильнер. - Ведь не могу же я его удлинить. - Разумеется нет, - продолжал мистер Кил-Кир-нэй, - я этого и не прошу... Но, во всяком случае, он уступает всем этим... - Том, - сказал Джон Мильнер, - ударь-ка хорошенько господина ученого прямо в грудь, чтобы он мог заодно узнать и силу твоего бицепса! Ученый Кил-Кирнэй не пожелал подвергаться такому опыту, после которого у него не осталось бы требуемого числа ребер, и удалился медленными, преисполненными достоинства шагами. Но Том Крабб был все же встречен шумными рукоплесканиями публики, когда Джон Мильнер от его имени сделал вызов всем любителям бокса. На этот вызов никто не ответил, и чемпион Нового Света отправился в свое купе, сопровождаемый горячими пожеланиями успеха всех присутствующих. Перерезав с севера на юг штат Миссисипи, поезд достиг границы штата Луизиана у станции Рокки-Ком-форт. Далее, у станции Карролтон, поезд подошел к реке шириной приблизительно в четыреста пятьдесят туазов, которая делает здесь петлю, окружая ею главный город этого штата. В Новом Орлеане Том Крабб и Джон Мильнер оставили поезд, сделав переезд в девятьсот миль, считая от Чикаго. Когда они приехали сюда после полудня 5 мая, у них в запасе оставалось еще тринадцать дней, чтобы попасть в назначенный день в Остин, столицу Техаса, любым путем: сухим, использовав для этого Тихоокеанскую железную дорогу, или морским. Времени было достаточно, даже с учетом возможных задержек в дороге. И все же от Джона Мильнера нельзя было ожидать, чтобы он стал прогуливать своего Крабба по городу с целью дать ему случай полюбоваться всеми его диковинками. Если бы судьба послала туда еще кого-нибудь из "семерки", то, конечно, тот лучше сумел бы справиться с подобной задачей. Остин был от них еще на расстоянии четырехсот миль, и Джон Мильнер думал только о том, как бы поскорее в него попасть. Самым близким путем был бы, конечно, железнодорожный, потому что между этими двумя городами существовало прямое сообщение, удобное, однако, только в тех случаях, когда время прихода и отправления поездов совпадает. Действительно, продвинувшись вперед в западном направлении и проехав штат Луизиана через города Лафайет, Рейрелан, Террбон, Тайгервилл, Рамос и Брашир по направлению к великому озеру, поезд, сделав сто восемьдесят миль, доезжает до границы Техаса. Начиная с этого пункта он идет, уже не останавливаясь, последние двести тридцать миль, от станции Орендж вплоть до самого Остина. Тем не менее, хотя он, может быть, был в этом не прав, Джон Мильнер предпочел другой маршрут, решив, что лучше сесть на пароход в Новом Орлеане и проехать водой до Галвестона, который соединяется железной дорогой со столицей Техаса. Оказалось, что пароход "Шерман" отправлялся на следующее утро из Нового Орлеана в Галвестон. Таким случаем нельзя было не воспользоваться. Проехать триста миль морем на пароходе, делающем двенадцать миль в час, можно было в полтора дня, самое большее в два, при неблагоприятном ветре. Джон Мильнер не счел нужным советоваться с Томом Краббом; это было бы равносильно тому, как если бы он захотел посоветоваться со своим чемоданом, доверху набитым и перевязанным. Покончив со своей последней в этот день, шестой по счету, едой, поданной ему в портовой гостинице, знаменитый боксер улегся спать и без просыпу проспал до утра. Было уже семь часов, когда капитан Кертис отдал приказ ослабить цепи "Шермана", сделав это после того, как он приветствовал чемпиона Нового Света с вниманием, которого был достоин второй партнер матча Гиппербона. - Почтенный Том Крабб, - сказал он, - я весьма польщен той честью, какую оказывает мне ваше пребывание на моем пароходе! Боксер, по-видимому, не понял того, что сказал ему капитан Кертис, и глаза его инстинктивно устремились к дверям, которые вели в столовую. - Поверьте, - продолжал капитан "Шермана", я сделаю все возможное, чтобы в самый короткий срок доставить вас в надежную гавань. Я не буду экономить ни горючего, ни пара. Я буду душой своих цилиндров, душой своего балансира, душой своих колес, которые завертятся со всей присущей им быстротой для того, чтобы обеспечить вам славу и деньги! Рот Тома Крабба открылся как бы для ответа, но тотчас закрылся для того, чтобы через минуту опять открыться и снова закрыться. Это указывало на то, что час первого завтрака уже пробил на стенных часах его желудка. - Вся моя кладовая с провизией в вашем распоряжении, - заявил капитан Кертис. - Будьте уверены, что мы вовремя приедем в Техас, если бы даже мне пришлось для этого ввести в дело все предохранительные клапаны, с риском, что пароход взлетит на воздух. - Не будем взлетать на воздух, - сказал Джон Мильнер со свойственным ему благоразумием. - Это было бы большой ошибкой накануне выигрыша шестидесяти миллионов долларов. Погода была превосходная, а к тому же проходы фарватера {Фарватер - проход или определенный путь для безопасного плавания судов.} Нового Орлеана вполне безопасны, несмотря на то, что некоторые из них бывают подвержены резким переменам, за которыми бдительно следит морское управление. "Шерман" следовал теперь по южному проходу среди тростников и камышей, растущих вдоль его низких берегов. Возможно, что обонятельный нерв путешественников был раздражен испарениями бесчисленных пузырей болотного газа, образуемых брожением органических веществ на дне реки; но не было никакой опасности сесть на мель в этом канале, представлявшем собой вход в большую реку. Проехали мимо нескольких заводов и складов, выстроенных на обоих ее берегах, мимо местечка Эльджирс, мимо Пуант-Ала-аш, мимо Джемпа. В это время года уровень воды всегда высок. В апреле, мае и июне Миссисипи вздувается от обычных разливов, а отливают ее воды лишь в ноябре. В силу этого "Шерману" не понадобилось замедлять своего хода, и он без всяких затруднений достиг порта Иде, названного так по имени инженера, работы которого улучшили весь этот южный фарватер. В этом именно месте Миссисипи вливается в Мексиканский залив, и ее течение составляет не менее четырех с половиной тысяч миль. Как только "Шерман" обогнул последний мыс, он повернул на запад. Как же перенес Том Крабб эту часть переезда? Очень хорошо. Позавтракав, пообедав и поужинав в свои обычные часы, он отправился спать и когда на следующее утро появился на своем всегдашнем месте, в задней части спардека, то имел очень свежий и довольный вид. "Шерман" сделал уже около пятидесяти миль в открытом море; смутно вырисовывались в северном направлении очертания все удалявшегося низкого берега. Впервые Том Крабб пускался в плавание по открытому морю, и начавшаяся боковая и килевая качка его сначала только удивила. Мало-помалу это удивление сменилось на его лице, обычно таком румяном, сильной бледностью, постепенно увеличивающейся, и внимательно следивший за ним Джон Мильнер не мог ее не заметить. "Уж не заболевает ли?.." - подумал он, подходя к скамье, на которую спутник его принужден был грузно опуститься, и, потрепав его по плечу: - Ну как?.. Ничего?.. - спросил он. Том Крабб открыл было рот, но на этот раз не голод заставил раздвинуться его челюсти, хотя час первого завтрака уже пробил. И так как закрыть рот он вовремя не смог, то струя соленой воды влилась ему в горло в тот момент, когда "Шерман" под напором высокой волны сильно накренился на один бок. Том Крабб оторвался от скамьи и рухнул на палубу. Необходимость перенести его в центр парохода, где качка была менее ощутима, становилась очевидной. - Идем, Том, - сказал Джон Мильнер. Том Крабб хотел подняться, но все его усилия оказались тщетными, и он тяжело грохнулся на пол. Капитан Кертис, почувствовав сильное сотрясение, поспешил к задней части спардека. - Вижу, в чем дело, - проговорил он. - В общем, это пустяки, конечно, и почтенный Том Крабб скоро к этому приспособится. Немыслимо, чтобы такой человек был подвержен морской болезни! Это допустимо для слабеньких женщин, но было бы ужасно, если бы этому подвергся человек такого крепкого сложения! Да, действительно! Никогда еще пассажиры не присутствовали при более печальном зрелище. Тошнота, как известно, является обычно естественным уделом хилых, болезненных натур. В таких случаях она протекает вполне нормально, не насилуя природы, но человек такой комплекции и такой силы!.. Не будет ли с ним того же, что бывает с массивными зданиями, которые больше страдают от землетрясения, нежели самая хрупкая хижина какого-нибудь индейца?.. Она остается целой в то время, как крупное здание расшатывается и рушится. И Том Крабб "разошелся в пазах" и грозил превратиться в груду развалин. Джон Мильнер, очень всем этим озабоченный, вмешался в дело. - Нужно бы его отсюда оттащить, - сказал он. Для такой работы капитан Кертис призвал начальника судовой команды и двенадцать матросов. Общими усилиями они старались поднять чемпиона Нового Света, но тщетно. Оказалось необходимым сначала катить его по спардеку, как какую-нибудь бочку, потом спустить при помощи двух соединенных блоков на нижнюю палубу и, наконец, дотащить до рубки машины, балансир которой, казалось, издевался над этой обессиленной глыбой. И Том Крабб в полной прострации остался лежать там, куда его приволокли. Я думаю, - заметил Джон Мильнер, обращаясь к капитану Кертису, - что всему виной эта отвратительная соленая вода, которой Том наглотался! Если бы это еще был алкоголь... - Если бы это был алкоголь, - ответил рассудительным тоном капитан Кертис, - то море давно уже было бы все до последней капли выпито и никакой навигации не существовало бы. Все складывалось до крайности неудачно. Ветер, дувший с запада, резко переменил направление. Он все свежел и свежел, а боковая и килевая качка все усиливалась. К тому же, когда приходится идти против волн, движение парохода сильно замедляется, и длительность пере