о, повторяю; так же, как американский и канадский водопады, как Пещера Ветров, как Козий остров!.. К тому же это чересчур близко от Чикаго!.. Мне хотелось бы поездить по всей стране, побывать во всех четырех углах Союза, отмахать тысячи миль... - Но это при условии, что вы всегда в назначенный день и час будете на месте... - сказал священник. - Разумеется! Будьте уверены, что ничто никогда не заставит меня запоздать хотя бы на одну минуту! - Но мне кажется, - заметил находившийся среди публики торговец консервами, свежий цвет лица которого говорил в пользу его товара, - мне кажется, мистер Кэмбэл, что вы могли бы себя поздравить, так как после того, как вы ступите на территорию штата Нью-Йорк, вам надо будет направиться в Нью-Мексико... А они не так уж близко один от другого... - Но, - воскликнул репортер, - ведь их разделяют всего несколько сотен миль! - Да, если только не быть посланным в крайний пункт Флориды или в какую-нибудь пограничную деревушку штата Вашингтон... - Вот этого мне и хотелось бы! - объявил Гарри Т. Кембэл, - Пересечь всю территорию Соединенных штатов с северо-запада на юго-восток!.. - Но разве эта шестая клетка, в которой имеется "мост", не обязывает вас уплатить штраф? - спросил священник. - Ба, тысячу долларов! Вот уж что не разорит "Трибюн"! Со станции Ниагара-Фоле я по телеграфу пошлю туда чек, который газета поспешит, конечно, оплатить... - И тем охотнее, - прибавил янки, - что этот матч Гиппербона для нее является делом... - ...которое к тому же превратится в очень выгодное дело, - ответил уверенным тоном Гарри Т. Кембэл. - Я в этом так убежден, - сказал коммерсант, - что если бы держал пари, то держал бы за вас... - И вы хорошо сделали бы, - ответил репортер. Можно судить по этим ответам, что уверенность Кембэла в своем успехе можно было сравнить только с уверенностью Джовиты Фолей в успехе ее подруги Лисси Вэг. - А не думаете ли вы, - спросил священник, - что среди ваших конкурентов есть один, которого, по моему мнению, следует опасаться более всех других? - Кого же именно? - Седьмого, мистер Кембэл, того, который значится единственно под инициалами X. К. Ъ. - Этого "партнера последней минуты"?! - воскликнул журналист. - Ну что вы! Он только ловко пользуется всей той таинственностью, которой его окутали. Это своего рода "Человек в маске", так любимый всеми зеваками! Но в конце концов его инкогнито раскроется, и если бы даже он оказался самим президентом Соединенных Штатов, то и тогда все равно не было бы никаких оснований бояться его больше, чем кого-либо другого из этих "семи". Было почти невероятно, чтобы этот седьмой, на котором завещатель остановил свой выбор, оказался президентом Соединенных Штатов. Но в Америке никто не нашел бы ничего неприличного и в том, что первое лицо в Союзе вступило в борьбу с целью оспаривать у своих конкурентов состояние в шестьдесят миллионов долларов. Около семисот миль отделяют Чикаго от Нью-Йорка, но Гарри Кембэлу надлежало сделать только две трети этого пути, не заезжая в этот огромный американский город, что ему вовсе и не улыбалось, так как он знал его еще лучше, чем те знаменитые водопады, куда он теперь отправлялся. Покинув Чикаго и обогнув озеро Мичиган, поезд достиг штата Индиана, граничащего с Иллинойсом, и стал подниматься по дороге, которая шла в гору вплоть до самого города Мичиган-Сити. Несмотря на свое название, этот город, однако, не принадлежит штату того же имени и является одним из портовых городов штата Индиана. Если самонадеянный репортер избрал этот путь из целой сети других железнодорожных путей этого района, если он проехал Нью-Буффало, если он остановился всего на несколько часов в Джексоне, важном фабричном центре с двадцатью тысячами жителей, если он продолжал двигаться все дальше и дальше на северо-восток, то это потому, что он решил посмотреть Детройт, куда и прибыл в ночь с 7 на 8 мая. На следующий день, после недолгого сна в комфортабельной комнате одной из городских гостиниц, откуда известие о его приезде быстро распространилось по всему городу, он с самого утра получил горячие приветствия от множества любопытных, вернее, симпатизирующих ему людей, решивших весь этот день ходить за ним по пятам. Может быть, он не раз пожалел о невозможности скрыться под строгим инкогнито, тем более что, в сущности, речь шла только о беглом осмотре города. Но как избежать известности и славы и всех связанных с ними неудобств, когда вы являетесь главным репортером "Трибюн" и одним из "семи" матча Гиппербона?! В результате, окруженный многочисленной и шумной компанией, Гарри Т. Кембэл осмотрел Детройт, метрополию штата Мичиган, официальной столицей которого является скромный город Лансинг. Это благоденствующий город, выросший из маленького пограничного форта, построенного французами в 1670 году, и названный так по имени пролива шириной в этом месте в четыреста туазов. По этому проливу озеро Гурон несет излишек своих вод в озеро Эри. Напротив возвышается канадский город Виндзор, его предместье, куда четвертый партнер не заглянул, так как у него едва хватило времени на то, чтобы осмотреть самый Детройт, население которого составляет двести тысяч человек. Там встретили его с величайшим энтузиазмом и всевозможными пожеланиями, которыми они, без сомнения, с такой же горячностью наградили бы любого из семи партнеров. Гарри Т. Кембэл в тот же вечер отправился дальше. Если бы ему было позволено воспользоваться железнодорожными путями Канады и пересечь южную часть провинции Онтарио, он мог бы через длинный туннель, проложенный под рекой Сент-Клэр при ее выходе из озера Гурон, достигнуть более прямым путем Буффало и Ниагары. Но въезд на территорию доминиона Канада был ему запрещен. Поэтому ему надо было доехать до штата Огайо, спуститься к Толидо, быстро растущему городу, построенному в южной части озера Эри, затем повернуть по направлению к Сандаски, путешествуя все время среди самых богатых виноградников Америки, и, наконец, по восточной береговой линий озера доехать до Кливленда. О, это великолепный город с населением в двести шестьдесят две тысячи, с улицами, обсаженными кленовыми деревьями, с аллеями Эвклида, прозванными Елисейскими полями Америки, с предместьями, расположенными амфитеатром на холмах, с природными богатствами, доставляющими неисчерпаемые запасы нефти, которым мог бы позавидовать Цинциннати!.. Потом он проехал Эри-Сити, город штата Пенсильвания, и, покинув этот штат на станции Нортвилл, очутился в штате Нью-Йорк, откуда, промчавшись мимо Ден-кирка, освещенного газом своих природных источников, вечером 10 мая доехал до Буффало, второго по значению города штата, где за сто лет перед тем он встретил бы лишь тысячи бизонов вместо теперешних сотен тысяч жителей. Несомненно, Гарри Т. Кембэл хорошо сделал, не задержавшись в этом прелестном городе, на его бульварах и аллеях парка Ниагара, у его складов и элеваторов, наконец, на берегу озера, в которое вливаются воды водопада. Было необходимо, чтобы ровно через десять дней - последний срок - он предстал своей собственной персоной в Санта-Фе, столице Нью-Мексико, находившейся на расстоянии тысячи четырехсот миль, из которых не на всех проведены железные дороги. Вот почему на следующий же день после короткого переезда приблизительно в двадцать пять миль он уже подъезжал к деревне Ниагара-Фоле. Что бы ни говорил репортер об этом знаменитом водопаде, ставшем теперь слишком известным и слишком индустриализованным, причем индустриализация еще усилится, когда будут укрощены все его шестнадцать миллионов лошадиных сил, все равно ничто не может привлечь к себе столько туристов, сколько привлекает водопад Лошадиная Подкова. Ни горная цепь Адирондайк, представляющая собой совокупность ущелий, узких горных проходов, котловин и лесов, - изумительная территория, которую Союз намеревается превратить в национальный заповедник, - ни заграждения на реке Гудзон, ни Центральный парк Нью-Йорка, ни его Бродвей, ни Бруклин-мост, так дерзко перекинувшийся через Ист-Ривер, - ничто из всех этих чудес не может сравниться с чудесами знаменитого водопада! Да! Ничто не может сравниться с этим шумным низвержением вод, мчащихся по Ниагарскому каналу из озера Эри в озеро Онтарио! Это мчится река Св. Лаврентия и, на своем пути разбиваясь об один из утесов Козьего острова, образует два водопада: по одну сторону американский, а по другую - канадский, называемый Лошадиной Подковой. И что за изумительное зрелище эта гневно клокочущая река, ее страшные скачки у подошв двух водопадов и эти глубокие зеленоватые впадины в центре второго из них! А затем река успокаивается и катит свои укрощенные воды на протяжении трех миль, вплоть до моста Сэспеншен-Бридж, где она вновь разрывает свои оковы и превращается в наводящие ужас стремнины. Когда-то на крайнем выступе скалистого берега Козьего острова возвышалась Террапин-Тауэр, башня, окруженная до самой своей верхушки облаками распыленной пены, которая днем образовывала солнечные радуги, а по ночам - лунные. Но эту башню пришлось снести, так как водопад за последние полтора столетия отодвинулся почти на сто футов и башня могла свалиться в пропасть. В последнее время пешеходный мост, так смело перекинутый с одного берега бушующих вод на другой, позволяет туристам любоваться двойным течением реки во всей ее красе. Гарри Т. Кембэл, сопровождаемый многочисленными приезжими - американцами и жителями Канады, прошел осторожно на середину мостика, стараясь не ступать на ту его часть, которая принадлежит доминиону Канада. После провозглашенного громко "ура", подхваченного тысячей восторженных голосов, так что оно было слышно, даже несмотря на шум и гул воды, он вернулся в деревушку Ниагара-Фоле, обезображенную теперь соседством большого количества заводов. Но что прикажете делать, когда вопрос идет о возможности утилизировать миллион тонн в час! Репортер не отправился бродить по зеленеющим рощам Козьего острова, не спускался к гроту Ветров, спрятанному в лесной чаще острова, и не пожелал скрыться на время за густыми завесами водопада, именуемого Лошадиной Подковой, что можно сделать, только перейдя на канадский берег. Но он не забыл явиться в деревенскую почтовую контору, откуда отправил чек на тысячу долларов на имя нотариуса Торнброка, город Чикаго, чек, который тотчас по предъявлении должен был быть оплачен кассиром газеты "Трибюн". После полудня, воздав должное превосходному завтраку, данному в его честь, Гарри Т. Кембэл возвратился в Буффало и в тот же вечер уехал из этого города, чтобы к назначенному сроку завершить вторую часть своего маршрута. Когда он уже садился в вагон, мэр города, почтенный X. В. Экселтон, сказал ему серьезным тоном: - Это хорошо удается раз, мистер Кембэл, но не увлекайтесь больше всякими прогулками и поездками, как вы это делали до сих пор... - А если это доставляет мне удовольствие? - возразил Гарри Т. Кембэл, не любивший никаких замечаний, в том числе и тех, которые исходили даже от таких высокопоставленных лиц, как мэр Буффало. - Мне кажется, что я имею право... - Нет, мистер Кембэл... Вы так же мало имеете на это права, как какая-нибудь пешка, желающая двигаться куда ей вздумается по шахматной доске... - О! Но ведь я сам себе хозяин, я полагаю? - Глубокая ошибка, мистер Кембэл! Вы принадлежите тем, кто держит за вас пари, и в том числе мне, который поставил на вас пять тысяч долларов. В сущности, почтенный X. В. Экселтон был прав, и в собственных своих интересах репортер "Трибюн" даже в том случае, если бы от этого пострадали его заметки, обязан был думать главным образом об одном: как достигнуть назначенного пункта самым быстрым и коротким путем. К тому же Гарри Кембэлу совершенно незачем было изучать этот штат Нью-Йорк, в котором он бывал уже столько раз. Железнодорожные сообщения между его центром и Чикаго так же многочисленны, как и просты. Для американцев это дело одного дня, так как их поезда удерживают рекорд пробега одной тысячи миль в сутки. В общем, Гарри Кембэл не имел основания быть недовольным этим первым метанием игральных костей. Разве оно не отсылало его из штата Нью-Йорк в штат Нью-Мексико, где его любопытство туриста могло быть вполне удовлетворено? По всей вероятности, каприз игральных костей направит в штат Нью-Йорк еще и других участников матча, которые там еще не бывали, например Германа Титбюри, Лисси Вэг и ее неизменную спутницу Джовиту Фолей. Штат Нью-Йорк по своей населенности является первым в Союзе (в нем насчитывается не менее шести миллионов жителей), а по своей территории в сорок девять тысяч квадратных миль - двадцать девятым. Это "Главный штат", как его иногда называют, расположенный в форме треугольника, стороны которого составляют прямые линии. Без сомнения, те из партнеров Гарри Кембэла, которые туда приедут, не будут иметь большей, чем он, возможности, то есть оставаться там в течение всех пятнадцати дней - периода, отделяющего один тираж от другого. Как и ему, им придется только очень бегло осмотреть водопад и, побывав на Ниагарском мосту, спешить в Санта-Фе, столицу Нью-Мексико. И если в конце концов они решили бы доехать до Нью-Йорка, то на другие города у них уже не осталось бы времени. А между тем большинство из них стоило бы того, чтобы их осмотреть: Олбани, местопребывание представителей законодательной власти, с населением в сто десять тысяч жителей, гордый своими музеями, школами, парками, своим дворцом, постройка которого обошлась не менее чем в двадцать миллионов долларов; Рочестер, мукомольный центр, город мануфактурный по преимуществу, развивающий индустрию с помощью энергии водопада Дженесси; Сиракузы, город, богатый солью, добываемой из неисчерпаемых солончаков Онондага, и еще много других городов, которыми штат может справедливо гордиться. Нужно осмотреть самый Нью-Йорк, возвышающийся между реками Гудзон и Восточной, расположенный на полуострове Манхаттан, где он занимает сейчас площадь в шестьсот квадратных километров, или двенадцать тысяч гектаров. Необходимо осмотреть его бульвары, его памятники, его тысячи церквей, что не так уж много для миллиона семисот тысяч жителей; собор св. Патрика, выстроенный из белого мрамора; Центральный парк, занимающий площадь в триста сорок пять гектаров, с лужайками, рощами, водами, парк, к которому примыкает большой акведук (водопровод) Кротона; его Врук-лин-мост, перекинутый через Восточную реку в ожидании дня, когда будет перекинут такой же и через Гудзон; его порт, торговые обороты которого выражаются цифрой в восемьсот миллионов долларов, и его обширный залив, испещренный островами. Среди них находится и Ведлоэ-Айленд, где возвышается колоссальная статуя Бартольди - Свобода, освещающая мир. {Бартольди, Август-Фридрих - известный французский скульптор. Созданная по его проекту грандиозная статуя Свободы расположена у входа в Нью-Йоркский порт.} Но, повторяю, все эти чудеса не представляли для главного репортера "Трибюн" прелести новизны, а потому, посетив водопад Ниагара, он решил впредь не уклоняться от своего маршрута. Действительно, было уже 11 мая, ему надо было быть в Санта-Фе самое позднее 21 мая ровно в полдень, а, как всем известно, два штата, разделенные расстоянием в тысячу пятьсот - тысячу шестьсот миль, не могут называться соседними! Покидая Буффало, Гарри Т. Кембэл предполагал вернуться в Чикаго, чтобы направиться далее на запад по Центральной Тихоокеанской железной дороге. Но так как не было никакой соединительной ветки, идущей прямо в Санта-Фе, то это было бы ошибкой, ибо ему пришлось бы долго ехать на лошадях по стране с очень плохо налаженным транспортом. К счастью, его сотрудники по "Трибюн", ознакомившись основательно с этой частью Дальнего Запада, составили для него маршрут, сообщенный ему телеграммой в Буффало. Телеграмма эта заканчивалась так: "Не забывайте, что подписавшийся под этой телеграммой поставил на вас сто долларов и что при всяком другом маршруте он рискует их потерять. Брумап С. Бикгорн, секретарь редакции". Как же мог тот из "семи", которого так усердно обслуживали друзья, облегчая ему с такой заботливостью исполнение его задачи, как же мог он не иметь всех шансов явиться первым? Да, без сомнения, но при условии следовать совету почтенного X. В. Экселтона, другими словами, не задерживаясь для ознакомления с окружающим. "Хорошо, мой добрый Бикгорн, этому маршруту я и буду следовать, - мысленно сказал себе Гарри Т. Кембэл, - и не позволю себе ни малейшего от него уклонения. Что же касается железной дороги, то об этом тревожиться нечего. Будь спокоен, любезный секретарь редакции! Если случится какое-либо запоздание, то это произойдет не по моему легкомыслию или небрежности, и твои сто долларов будут так же энергично защищаться, как и пять тысяч его превосходительства главного представителя власти Буффало. Я не забываю, что ношу цвета "Трибюн". Благодаря строго обдуманной комбинации железнодорожного расписания и поездов Гарри Т. Кембэл, не спеша, отдыхая по ночам в лучших отелях, проехал за шестьдесят часов шесть штатов - Огайо, Индиану, Иллинойс, Миссури, Канзас, Колорадо - и 19-го вечером остановился на станции Клифтон, на границе Нью-Мексико. И если репортер пожал там пятьсот сорок шесть рук, то это значило, что в этой маленькой деревушке, затерянной в глубине необозримых равнин Дальнего Запада, было всего только двести семьдесят три двуруких существа! Гарри очень рассчитывал провести в Клифтоне спокойную ночь, но велико было разочарование по выходе из вагона, когда он узнал, что по случаю значительных исправлений пути движение поездов будет прервано на несколько дней. А он был еще в ста двадцати пяти милях от Санта-Фе, и на переезд у него оставалось не больше тридцати шести часов. Мудрый Бруман С. Бикгорн этого не предвидел! К счастью, при выходе из вокзала Гарри Кембэл столкнулся с субъектом полуамериканского-полуиспанского типа, который как будто его ждал. Увидев репортера, этот человек три раза щелкнул своим бичом - тройная пальба, применявшаяся им, по-видимому, всякий раз, когда он с кем-нибудь здоровался. Потом на языке, напоминавшем скорее Сервантеса, чем Купера: - Гарри Кембэл? - спросил он. - Я. - Желаете ли вы, чтобы я отвез вас в Санта-Фе? - Желаю ли я этого?! - Значит, решено? - Твое имя? - Изидорио. - Изидорио! Мне нравится. - | Мой экипаж здесь, готов к отбытию. - Так едем же. И не забудь, мой друг, что если экипаж двигается благодаря своей упряжке, то на место он прибывает благодаря своему кучеру. Понял ли испано-американец все то, на что намекал этот афоризм? Возможно. Это был человек лет сорока пяти - пятидесяти, очень смуглый, с очень живыми глазами, с насмешливым выражением лица, один из тех хитрецов, которые нелегко дают себя провести. А что он был горд тем, что везет важную особу, имевшую один шанс из семи сделаться обладателем шестидесяти миллионов долларов, в этом репортер нимало не сомневался, хотя ничто не было менее достоверно. Гарри Т. Кембэл ехал в экипаже один. Это была отнюдь не почтовая карета, запряженная шестеркой лошадей, а простая одноколка, способная перенести все трудности пути. Она стремительно понеслась по тряской дороге Обэй-Трейль, пересеченной многочисленными ручьями, которые они переезжали вброд. Затем, сделав запас провизии на почтовой станции, они отдохнули ночью несколько часов. На следующий день на заре одноколка помчалась дальше, сделав около сорока миль через Кимаррон, следуя вдоль цепи Белых гор, не встретив в пути никаких препятствий. Теперь больше уже не приходилось опасаться ни апашей, ни команчей, ни других племен краснокожих, которые в былые времена бродили по дорогам, так как некоторые из них добились разрешения от федерального правительства сохранять свою независимость. К полудню Гарри Т. Кембэл проехал Форт Юнион и Лас-Вегас и ехал теперь по горным перевалам Моро-Пикс. Это очень гористая, трудная и даже опасная дорога, совершенно неподходящая для быстрого передвижения, так как с низменности надо было подняться на высоту в семьсот или восемьсот туазов над уровнем моря к тому месту, где лежит Санта-Фе. За этим громадным горным хребтом Нью-Мексико простирается водный бассейн, пополняемый многочисленными притоками, делающими реку Рио-Гранде одной из великолепнейших водных артерий западного склона Америки. Там начинается одна из очень важных дорог, которая идет из Чикаго в Денвер и способствует торговым сношениям с провинциями Мексики. В ночь с 20-го на 21-е продвижение одноколки сделалось очень трудным и медленным, и нетерпеливый путешественник не без основания начал бояться, что не успеет приехать в Санта-Фе к сроку. В результате - нескончаемые уговоры и упреки по адресу флегматичного Изидорио. - Да ведь ты совсем не двигаешься! - Что поделать, мистер Кембэл, ведь у нас только колеса, а нам нужны были бы крылья! - Но ты, значит, не понимаешь, почему я спешу приехать в Санта-Фе непременно двадцать первого! - Что ж! Если не будем там в этот день, приедем на следующий... - Но это будет уже слишком поздно! - Моя лошадь и я делаем все, что можем, и нельзя требовать большего от одного человека и одного животного. Изидорио действительно не проявлял никакого упрямства и не щадил себя. Гарри Т. Кембэл почувствовал, что ему необходимо вызвать в своем вознице больший интерес к той партии, в которой он сам участвовал. Когда экипаж с трудом поднимался по одной из самых крутых дорог горного перевала, посреди густых зеленеющих лесов, следуя по зигзагам лабиринта, покрытого камнями, пнями и свалившимися от старости деревьями, он сказал, обратившись к своему Автомедону {Автомедон, Автомедонт - персонаж поэмы Гомера "Илиада", возничий Ахиллеса.}: - Изидорио, я хочу сделать тебе одно предложение. - Сделайте, мистер Кембэл. - Ты получишь тысячу долларов, если я буду завтра до полудня в Санте-Фе. - Тысячу долларов, говорите вы? - переспросил испано-американец, прищуривая один глаз. - Тысячу долларов, при условии, разумеется, что я выиграю партию. - А, - протянул Изидорио, - при условии, что... - Ну разумеется. - Идет... Пусть будет так! И он трижды стегнул хлыстом свою лошадь. В полночь одноколка достигла только вершины горного перевала, и беспокойство репортера усилилось. Будучи не в состоянии сдерживать дольше своего волнения. - Изидорио, - объявил он, ударяя его по плечу, - я хочу сделать тебе новое предложение. - Делайте, мистер Кембэл. - Десять тысяч... да, десять тысяч долларов, если я приеду вовремя. - Десять тысяч?.. Что вы говорите! - повторил Изидорио. - Десять тысяч! - И опять, если вы выиграете партию?.. - Разумеется. Чтобы спуститься с горной цепи, не заезжая в Гали-стео, где можно было бы воспользоваться добавочной железнодорожной веткой, а это отняло бы некоторое время, и поехать по долине реки Чикито до города Санта-Фе, находившегося на расстоянии пятидесяти миль, требовалось не менее двенадцати часов. Правда, дорога была теперь сносная, с небольшим подъемом, а лучшая лошадь, чем та, которую Гарри Т. Кембэл получил на последней станции в Санта-Фе к указанному сроку, но только при условии, что они нигде ни на минуту не задержатся и что погода будет им благоприятствовать. Ночь была великолепная; луна - точно заказанная по телеграфу заботливым Бикгорном; температура воздуха приятная; легкий свежий ветерок, а когда подымался сильный ветер, то он дул в спину и потому не мешал движению экипажа. У дверей гостиницы фыркала от нетерпения лошадь, полная огня, представительница мексикано-американской породы лошадей, выращенной в коралях западной провинции. Что касается того, кто держал в руках вожжи, то лучшего возницу трудно было бы найти. Десять тысяч долларов чаевых! Блеск такой суммы никогда, даже в самых безумных мечтах, не ослеплял его глаз! И тем не менее Изидорио не казался так сильно пораженным этим неожиданно свалившимся на него богатством, как должен был быть, по мнению Гарри Т. Кембэла. "Может быть, - говорил себе репортер, - негодяй хотел бы больше? Раз в десять больше, например? В конце концов, что такое какие-то тысячи долларов по сравнению с миллионами Гиппербона?.. Капля воды в море! Ну так что же! Если нужно, я дойду и до ста капель". И в тот момент, когда они трогались в путь: Изидорио! - сказал он ему на ухо. - Теперь дело идет уже не о десяти тысячах долларов... Как? Значит, вы берете назад свое обещание? - резко воскликнул Изидорио. Да нет, мой друг, нет... наоборот!.. Сто тысяч долларов тебе, если мы до полудня будем в Санта-Фе... Сто тысяч долларов... говорите?.. - переспросил Изидорио, полузакрыв свой левый глаз. Потом прибавил: - Опять же... если вы выиграете? Да, если я выиграю. А вы не могли бы мне это написать на кусочке бумажки, мистер Кембэл? Всего только несколько слов... За моей подписью? За вашей подписью и с вашим росчерком... Само собой разумеется, что словесное обещание в таком важном деле не могло быть достаточным. Гарри Т. Кембэл без всяких колебаний вынул из кармана свою записную книжку и на одном из листков написал, что он обязуется выплатить сто тысяч долларов господину Изидорио из Санта-Фе - обязательство, которое будет точно выполнено, если только репортер окажется единственным наследником Уильяма Дж. Гиппербона. Он подписался, сделал росчерк и отдал бумажку вознице. Тот взял ее, прочел, бережно сложил, сунул в карман и сказал: - А теперь - в путь! Что это была за безумная скачка, что за головокружительная быстрота, как мчалась теперь одноколка по дороге вдоль берега реки Чикито! Но, несмотря на все усилия, рискуя сломать экипаж и свалиться в реку, в Санта-Фе все же нельзя было попасть раньше, чем без десяти минут двенадцать. В этой столике насчитывают не более семи тысяч жителей. Штат Нью-Мексико был присоединен к владениям федеральной республики в 1850 году, а зачисление его в состав пятидесяти штатов совершилось за несколько месяцев до всех этих событий, и это позволило покойному чудаку включить его в свою карту. Впрочем, штат этот остался определенно испанским как по своим нравам, так и по своему внешнему виду, и англо-американский характер прививался к нему очень медленно. Что касается Санта-Фе, то его положение в центре серебряных рудников обеспечивает ему цветущую будущность. По словам его жителей, город покоится на прочном серебряном фундаменте и из почвы улиц можно извлекать минерал, который приносит до двухсот долларов с тонны. Впрочем, для туристов город представляет мало любопытного, если не считать развалин церкви, построенной испанцами почти за три века перед тем, и дворца губернатора, скромной одноэтажной постройки, единственное украшение которой составляет портик с деревянными колоннами. Что касается испанских и индейских домов, построенных из кирпича-сырца, то есть необожженного кирпича, то некоторые из них представляют собой не что иное, как кубы каменной кладки с проделанными в стенах неправильными отверстиями, подобно тем, какие встречаются в индейских жилищах. Гарри Т, Кембэл был принят здесь так же, как и по всему пути своего следования. Но он не успел ответить иначе как выражением общей благодарности на все тянувшиеся к нему семь тысяч рук. Было уже одиннадцать часов пятьдесят минут, а он должен был явиться на телеграф до того, как на городских башенных часах пробьет полдень. Его ждали там две телеграммы, посланные почти одновременно утром из Чикаго. Первая, за подписью нотариуса Торнброка, извещала его о результате произведенного для него второго метания игральных костей. Десять очков, из пяти и пяти, отсылали четвертого партнера в двадцать вторую клетку, в Южную Каролину. Таким образом, этот бесстрашный, не знающий усталости путешественник, мечтавший о безумных маршрутах, получал желаемое! Добрых тысячу пятьсот миль предстояло ему "поглотить", направляясь к атлантическому склону Соединенных Штатов!.. Он позволил себе только одно замечание: - Если бы захватить Флориду, то у меня было бы еще несколько лишних сот миль!.. В Санта-Фе испано-американцы хотели отпраздновать прибытие своего компатриота {Компатриот (франц.) - соотечественник.}, организовав митинги, банкеты и другие подобные церемонии. Но, к своему большому сожалению, главный репортер газеты "Трибюн" принужден был отказаться от всех этих торжеств. Наученный опытом, он решил строго следовать советам почтенного мэра города Буффало: не позволять себе задерживаться в пути, выбирать самые кратчайшие дороги и вознаградить себя экскурсиями позже, когда он уже приедет на место своего назначения. К тому же телеграмма, отправленная ему предусмотрительным Бикгорном, заключала в себе новый маршрут, не менее всесторонне обдуманный, чем предыдущий, и товарищи просили Кембэла все время неуклонно придерживаться его. Вот почему он решил в тот же день покинуть столицу Нью-Мексико. Городские возницы были уже осведомлены о том, что этот ультращедрый путешественник сделал для Изидорио, и Гарри Т. Кембэлу оставалось только выбирать, так как все предлагали ему свои услуги в надежде, что они будут так же хорошо награждены, как и их товарищ. Без сомнения, может показаться странным, что Изидорио не потребовал для себя чести - что было почти его правом - довезти репортера до ближайшей железнодорожной линии, кто знает, может быть, в тайной надежде прибавить еще сто тысяч долларов к тем, которые ему уже обеспечивала расписка Гарри Т. Кембэла. Возможно, этот практичный испано-американец чувствовал себя настолько же усталым, насколько и удовлетворенным. Все же он пришел простится я с журналистом, который, уже сговорившись с другим возницей, собирался выехать из города в три часа пополудни. - Ну как, любезный? Все хорошо? - спросил его Гарри Т. Кембэл. - Все хорошо, мистер. - Ну а я не считаю, что окончательно с тобой рассчитался тем, что привлек тебя к участию в моем будущем богатстве... - Вы слишком добры, мистер Кембэл. Я не заслуживаю... - Да-да... Я еще раз хочу выразить тебе свою благодарность и сказать, что без твоего усердия, без твоей преданности я приехал бы слишком поздно... Меня исключили бы из партии, если бы запоздал хотя бы только на десять минут! Изидорио выслушал эту лестную похвалу, оставаясь, как всегда, спокойным и насмешливым, потом сказал: - Если вы довольны, мистер Кембэл, то и я тоже... - А двое составляют пару, как говорят наши друзья французы, Изидорио! - Значит, это - как для упряжных лошадей? - Именно. А что касается бумажки, которую я тебе подписал, то храни ее очень бережно. Когда же ты услышишь, что обо мне все будут говорить как о победителе матча Гиппербона, то отправляйся в Клифтон, садись в поезд, который привезет тебя в Чикаго, и иди прямо в кассу!.. Будь совершенно спокоен, я сумею сделать честь моей подписи. Изидорио слушал, склонив голову, почесывая лоб, щуря глаза, с видом человека, который хочет что-то сказать, но не решается. - Ну что же, - проговорил Гарри Т. Кембэл, - разве ты не считаешь себя достаточно вознагражденным? - Как можно! - ответил Изидорио. - Но... эти сто тысяч долларов... это все... если вы выиграете? - Подумай, любезный, сообрази... Разве может быть иначе. - Почему нет? - Ну послушай... разве я мог бы иметь возможность заплатить тебе такую сумму, если бы я не получил наследства? - О, я понимаю, мистер Кембэл... я даже очень хорошо понимаю!.. Поэтому я предпочел бы... - Что же именно? - Сотню добрых долларов... - Сотню вместо ста тысяч? - Да, - спокойно ответил Изидорио. - Видите ли, я не люблю рассчитывать на случай, и сто добрых долларов, которые вы мне дадите сейчас, - это будет более основательно. Делать было нечего, и Гарри Т. Кембэл - возможно, в душе сожалея о своей излишней щедрости - вынул из кармана сто долларов и передал их этому мудрецу, который разорвал его расписку и отдал ему кусочки. Репортер уехал, сопровождаемый шумными пожеланиями счастливого пути, и вскоре исчез из виду, уже мчась по шоссейной дороге Санта-Фе. На этот раз, несомненно, новый возница, при случае, проявит себя в меньшей степени философом, чем его товарищ. А когда Изидорио расспрашивали о причине принятого им решения, он отвечал: - Что ж! Сто долларов - это хорошо... это - сто долларов!.. А доверия у меня к нему не было!.. Человек до такой степени самоуверенный!.. Видите ли... Я не поставил бы за его голову и двадцати пяти центов! ^TГлава одиннадцатая - ПЕРЕЖИВАНИЯ ДЖОВИТЫ ФОЛЕЙ^U Лисси Вэг была по очереди пятой отъезжающей. Прошло девять суток с того дня, как уехал из Чикаго Макс Реаль, до того дня, когда она, в свою очередь, должна была покинуть метрополию Иллинойса. С каким волнением переживала она эту бесконечно тянувшуюся неделю, или, вернее, с каким волнением переживала ее Джовита Фолей! Лисси Вэг никак не могла ее успокоить. Джовита не ела, не спала - похоже было, что она не жила. Все приготовления к отъезду были сделаны на следующий же день после первого метания костей 1-го числа в восемь часов утра, а два дня спустя она заставила Лисси Вэг пойти с ней в Аудиториум, где должно было состояться второе метание игральных костей в присутствии всей той же многочисленной, все такой же взволнованной толпы. 5 и 7 мая произошли третье и четвертое метания костей. Еще сорок восемь часов - и судьба произнесет свой приговор обеим подругам. Так как их больше не разделяли: они вдвоем составляли как бы одну личность. Нужно, однако, выразиться более точно: Джовита Фолей всецело поглотила Лисси Вэг, а этой последней была - предоставлена роль ментора, осторожного и рассудительного, которого, однако, не хотят никогда слушать. Излишне говорить, что отпуск, который дал мистер Маршалл Филд своей второй кассирше и своей главной продавщице, начался 16 апреля, на другой день после прочтения завещания. С этих пор обе молодые особы были избавлены от необходимости являться каждый день на Мадисон-стрит. Это несколько волновало более благоразумную из них, так как она сомневалась, сможет ли их патрон в том случае, если бы их отсутствие продлилось несколько недель, может быть, даже несколько месяцев, обходиться без них. - Мы сделали ошибку, - повторяла Лисси Вэг. - Ладно, - отвечала Джовита Фолей, - но эту ошибку мы будем продолжать, пока это понадобится. Говоря так, эта нервная, впечатлительная молодая особа не переставала ходить взад и вперед по маленькой комнате, занимаемой ими на Шеридан-стрит. Она то открывала единственный чемодан, в котором лежали белье и платья, приготовленные для путешествия, желая убедиться, что ничто не забыто, то принималась считать и пересчитывать имевшиеся у них деньги - все, что они сэкономили и превратили теперь в кредитные билеты и в золото, - которые не замедлят, конечно, поглотить гостиницы, железные дороги, экипажи и всякие неожиданности, к большому огорчению Лисси Вэг. И Джовита говорила об этом почти со всеми жильцами, столь многочисленными в этих громадных домах-ульях Чикаго, насчитывающих семнадцать этажей. Она то спускалась на лифте, то опять поднималась, едва ей удавалось узнать от кого-нибудь в толпе или из газеты какую-нибудь новость. - Лисси, дорогая, - вскричала она однажды, - он уже уехал, этот мистер Макс Реаль! Только неизвестно, где он сейчас... Он не сообщил даже своего маршрута в Канзас! Действительно, никакие старания местных хроникеров не в состоянии были найти следов молодого художника, о котором можно было получить известие не раньше 15-го, то есть спустя неделю после того, как Джовита Фолей и Лисси Вэг начнут свое путешествие по Союзу. - Знаешь, говоря откровенно, - сказала Лисси Вэг, - из всех наших партнеров этот молодой человек единственный, который меня интересует... - Потому только, что он тебе пожелал счастливого пути? Не так ли? - ответила Джовита. - И также потому, что он мне кажется достойным всяких милостей фортуны! - Но после тебя, Лисси, надеюсь?! - Нет, раньше. - Понимаю... Если бы ты не была одной из "семи", то ты именно ему пожелала бы успеха, - ответила Джовита Фолей. - Но я все равно и теперь ему этого желаю. - Допустим. Но так как ты одна из участниц партии и я тоже в качестве твоей ближайшей подруги, то, прежде чем молить небеса за Макса Реаля, я предложила бы тебе подумать обо мне. К тому же, я тебе повторяю, никто не знает, где он, этот художник. Полагаю, что недалеко от Форта Рилей, если только какой-нибудь несчастный случай не... - Будем надеяться, что этого не случится, Джовита. - Нужно надеяться, что не случится... Разумеется, разумеется, моя дорогая! Такими словами, звучавшими в ее устах несколько иронически, Джовита Фолей отвечала обычно на замечания робкой Лисси. Потом, чувствуя опять желание ее слегка подразнить, она прибавила: - Ты никогда ничего не говоришь об отвратительном Томе Краббе, а ведь он уже в дороге со своим провожатым... Он тоже едет в Техас... Может быть, ты желаешь успеха также и этому представителю ракообразных? - Я желаю только, чтобы судьба не отослала и нас так далеко, Джовита! - Пустяки, Лисси! - Но не забывай, Джовита, что мы только женщины и что какой-нибудь соседний штат был бы для нас несравненно более удобен. - Согласна, Лисси, но в то же время, если судьба не будет к нам настолько любезной, чтобы потворствовать нашей слабости, и отошлет нас к Атлантическому или Тихому океану или, наконец, к Мексиканскому заливу, то нам все равно придется этому подчиниться. - Мы подчинимся, потому что ты этого хочешь, Джовита. - Не потому, что я этого хочу, а потому, что так надо, Лисси. Ты думаешь всегда только об отъезде и никогда о приезде... о великом моменте прибытия в шестьдесят третью клетку... А я думаю об этом и днем и ночью... потом о нашем возвращении в Чикаго, где нас ждут миллионы в кассе милейшего нотариуса. - Да!.. Знаменитые миллионы наследства! - улыбаясь, проговорила Лисси Вэг. - Но скажи, Лисси, неужели другие партнеры выражали также свое неудовольствие? Разве они не подчинились своей участи? Разве чета Титбюри не отправилась в Мэн? - Бедняги! Мне их жаль... - О! Ты выведешь меня из терпения в конце концов? - воскликнула Джовита Фолей. - А если ты не успокоишься и будешь продолжать волноваться, как ты это делаешь всю эту неделю, то захвораешь, и я останусь за тобой ухаживать. Предупреждаю тебя об этом. - Я?.. Заболею?.. Ты с ума сошла!.. Ведь только нервы меня и поддерживают. Они-то и дают мне бодрость и выносливость, и я буду нервничать в течение всего путешествия!.. - Хорошо, Джовита, но тогда, если не ты скоро сляжешь, то я... - Ты... ты?.. Ну попробуй только заболеть! - воскликнула милая, но чересчур экспансивная особа, бросаясь на шею Лисси Вэг. - В таком случае не волнуйся, - возразила Лисси Вэг, отвечая на поцелуй своей подруги, - и все будет хорошо. Джовита Фолей не без усилий взяла себя в руки, страшно испугавшись мысли, что ее подруга вдруг сляжет в самый день отъезда. Седьмого числа утром, вернувшись из Аудиториума, Джовита Фолей сообщила Лисси последнюю новость, а именно, что четвертый партнер, Гарри Т. Кембэл, получив шесть очков, должен отправиться сначала в штат Нью-Йорк, на Ниагарский мост, а оттуда в Санта-Фе, шта