? - Да, в Милуоки, важнейший город штата. Это слово на старом индейском языке означает "прекрасная страна". Город с населением в двести тысяч душ, среди которых немало немцев... Его называют поэтому германо-американскими Афинами... О, если бы мы были сейчас там, какие восхитительные прогулки мы совершили бы по скалистому берегу реки, окаймленной прекраснейшими зданиями! Все сплошь красивые, безукоризненно чистые кварталы с домами из молочно-белого кирпича... Этим и заслужил город название... Неужели ты не догадываешься какое? Да, Джовита? Крем-Сити, моя дорогая... Сливочного города!.. В него хотелось бы обмакнуть хлеб... О, зачем только этот проклятый бронхит не позволяет нам отправиться туда тотчас же! Штат Висконсин насчитывал еще много других городов, которые они успели бы осмотреть, если бы выехали из Чикаго 9-го числа. Среди них город Мадисон, построенный как бы на мосту, на перешейке, соединяющем озеро Мендота с озером Монона. Потом еще несколько захолустных городишек с курьезными названиями, с изумительными по своей природной красоте озерами, бухтами и т. д. И Джовита Фолей продолжала читать восторженным голосом страницу за страницей своего путеводителя, рассказывая различные превращения этой страны, когда-то населенной индейскими племенами и колонизованной франко-канадцами в эпоху, когда эта страна была известна под именем Беджер-Стэт, штата Бобров. Утром 13-го числа любопытство населения Чикаго еще возросло. Газеты, в свою очередь, все больше и больше волновали умы. Вот почему зал Аудиториума кишмя кишел публикой, точь-в-точь как в тот день, когда там происходило чтение завещания Уильяма Гиппербона. И немудрено, так как в восемь часов должны были объявить результат седьмого метания игральных костей в пользу таинственной и загадочной личности, скрывающейся под инициалами X. К. 2. Тщетно старались раскрыть инкогнито этого седьмого партнера. Все самые ловкие репортеры, самые талантливые ищейки местной хроники потерпели неудачу. Несколько раз им казалось, что они напали на настоящий след, но тут же убеждались в своей ошибке. Сначала думали, что этой припиской, прибавленной к завещательному акту, покойный хотел привлечь к участию в партии одного из своих коллег из "Клуба Чудаков", предоставив ему седьмой шанс в своем матче. Некоторые даже называли таким коллегой Джорджа Хиггинботама, но почтенный член клуба это формально опроверг. Что касается нотариуса Торнброка, то когда к нему обратились по этому поводу, он заявил, что не имеет об этом ни малейшего представления и что его миссия заключается только в том, чтобы сообщать по телеграфу в местные почтовые бюро о результатах тиражей, касавшихся "Человека в маске", как его прозвали. Тем не менее многие надеялись и, возможно, не без основания, что в это утро господин X. К. 2. ответит на призыв к его инициалам в зале Аудиториума. Этим объяснялось присутствие в зале исключительно многочисленной толпы, причем только очень небольшая ее часть могла найти себе место перед эстрадой, на которой не замедлили появиться нотариус Торнброк и члены "Клуба Чудаков". Многие же тысячи зрителей толпились на соседних улицах и в аллеях Лейк-Парка. Но любопытные присутствующие были разочарованы, совершенно разочарованы: в маске или без маски - никакого субъекта в зале не появилось, когда нотариус Торнброк выбросил из кожаного футляра на стол игральные кости и громко произнес: - Девять, из шести и трех. Двадцать шестая клетка, штат Висконсин. По странному совпадению это было то же число, которое выпало на долю Лисси Вэг, составленное тоже из шести и трех, но тут было еще одно обстоятельство, крайне важное для нее, а именно, что, по установленным покойным Гиппербоном правилам, если бы она, Лисси Вэг, находилась еще в Милуоки в день приезда туда мистера X. К. 2., то ей надлежало уступить ему место, а самой вернуться на свое прежнее, что в данном случае означало сызнова начинать партию, оставаясь все еще прикованной к своей комнате и не будучи в состоянии покинуть Чикаго. Публика не желала расходиться. Она ждала. Но никто не являлся. И пришлось покориться. Во всяком случае, это было большим разочарованием, о котором вечерние газеты не замедлили упомянуть в своих заметках, мало симпатизирующих этому неизвестному X. К. 2. Нельзя же было так потешаться над населением! Потом дни потянулись за днями обычным порядком. Каждые сорок восемь часов производились в нормальных условиях тиражи, и их результаты рассылались по Телеграфу заинтересованным лицам в те места, где по расписанию они должны были в это время находиться. Так настало 22 мая. Никаких известий о X. К. 2., который до сих пор в Висконсин еще не являлся! Правда, в почтовое бюро Милуоки он мог приехать Даже 27-го, в последний срок. И разве Лисси Вэг не могла тотчас же туда отправиться и, согласно правилам игры, уехать оттуда раньше появления там X. К. 2. Да, могла, потому что она была почти совсем здорова, но тут она вновь взволновалась из-за боязни, как бы не заболела Джовита Фолей, у которой неожиданно сделался сильнейший нервный припадок. У нее поднялась температура, и ей пришлось слечь в постель. - Я тебя предупреждала, моя бедная Джовита, - говорила ей Лисси Вэг, - ты так неблагоразумна... - Это все пустяки, дорогая моя... К тому же положение сейчас совершенно другое... я не участвую в партии, и если бы я не могла поехать, то ты отправилась бы одна. - Никогда, Джовита! - А между тем пришлось бы... - Никогда, никогда, повторяю! С тобой - да, хотя вообще это бессмысленно... Но без тебя... ни за что!.. И действительно, если бы Джовита Фолей не смогла с ней поехать, то Лисси Вэг твердо решила не думать больше о том, чтобы использовать свои шансы сделаться единственной наследницей Уильяма Гипиербона. Но Джовита Фолей отделалась одним только днем полной диеты и отдыха. 22 мая после полудня она могла уже встать и окончательно уложила и заперла чемодан, который молодые путешественницы должны были взять с собой. - О, - вскричала она, - я отдала бы десять лет своей жизни за то, чтобы очутиться сейчас уже в дороге! Десять лет, которые она отдавала уже неоднократно, и еще другие десять, которые она, вероятно, не раз еще отдаст в течение своего путешествия, составили бы такую внушительную цифру, что ей очень немного лет осталось бы прожить на этом свете! Отъезд был назначен на другой день, 23 мая, с поездом, который через два часа должен был прибыть в Милуоки, где в двенадцать часов Лисси рассчитывала получить телеграмму от нотариуса Торнброка. День, предшествующий отъезду, закончился бы без всяких событий, если бы около пяти часов к подругам не явился гость, которого они не ждали. Лисси Вэг и Джовита Фолей, высунувшись в окно, смотрели на улицу, где уже собралась большая толпа любопытных, взгляды которых то и дело направлялись на окна их квартиры. Раздался звонок, и Джовита пошла открывать дверь. На площадке стоял человек, только что поднявшийся в лифте на девятый этаж. Здесь живет мисс Лисси Вэг? - спросил незнакомец, поклонившись молодой девушке. Да, здесь. - Могла бы она меня принять? - Но... - начала было Джовита Фолей нерешительным тоном, - мисс Вэг была очень больна... - Знаю... знаю... - сказал гость. - И я имею основания думать, что в настоящее время она совершенно поправилась? Да, совершенно, так что завтра утром мы уезжаем. - Значит, я имею удовольствие говорить сейчас с мисс Джовитой Фолей? Вы не ошиблись. И может быть, по вашему делу я могла бы заменить вам сейчас Лисси? Я предпочел бы лично повидать ее, увидеть ее своими собственными глазами, если только это возможно. Могу я спросить, для чего? У меня нет причин скрывать от вас цель моего прихода, мисс Фолей... Я собираюсь принять участие в матче Гиппербона... в качестве держателя пари и поставить большую сумму на пятого партнера. И вы понимаете... что мне хотелось бы... Понимала ли Джовита Фолей? Разумеется, и была в восторге. Наконец-то нашелся кто-то, кто считал, что шансы Лисси Вэг настолько серьезны, что готов был рискнуть тысячами долларов, держа за нее пари! Мой визит будет коротким, очень коротким, прибавил гость, поклонившись. Это был человек лет пятидесяти, с легкой сединой в бороде, с очень живыми глазами, более живыми даже, чем это обычно встречается людей его возраста. Это был джентльмен изысканного вида, со стройной фигурой, умным, выразительным лицом и необыкновенно мягким голосом. Настаивая на своем желании быть принятым Лисси Вэг, он делал это в безукоризненно вежливой форме, извиняясь, что принужден ее беспокоить накануне путешествия, имеющего для нее такое важное значение. В общем, Джовита Фолей не нашла никаких оснований отказать ему в его желании, тем более что, по его словам, визит не грозил быть продолжительным. - Могу я узнать ваше имя, мистер? - спросила она. - Гемфри Уэлдон из Бостона, Массачусетс, - ответил незнакомец. И, войдя в переднюю комнату, дверь которой ему отворила Джовита Фолей, он направился в следующую, где была Лисси Вэг. Увидав его, молодая девушка поспешно встала. - Не беспокойтесь, пожалуйста, - сказал он. - Простите мне мою навязчивость, но мне очень хотелось вас повидать... Только одну минуту, одну минуту... Но он все же сел на придвинутый ему Джовитой Фолей стул. - Минуту... только одну минуту... - повторил он. - Как я уже сказал, я имею намерение поставить на вас значительную сумму, так как верю в ваш успех, и мне хотелось убедиться в том, что состояние вашего здоровья... - Я совершенно поправилась, - ответила Лисси Вэг, - и благодарю вас за то доверие, которое вы мне оказываете, но... по правде сказать... мои шансы... - Тут все дело в предчувствии, мисс Вэг, - заметил мистер Уэлдон тоном, не допускающим возражения. - Именно, в предчувствии... - подтвердила Джовита Фолей. - Так что спору это не подлежит... - прибавил почтенный джентльмен. " - И то, что вы думаете о моей подруге Вэг, - вскричала Джовита Фолей, - думаю о ней и я!.. Я уверена, что она выиграет. - Я в этом нисколько не сомневаюсь... особенно с тех пор, как знаю, что нет никаких препятствий к ее отъезду, - заявил мистер Уэлдон. - Да, - подтвердила Джовита Фолей, - завтра утром мы будем на вокзале, и поезд к двенадцати часам доставит нас в Милуоки... - Где вы сможете в течение нескольких дней отдохнуть, если бы в этом оказалась надобность, - заметил мистер Уэлдон. - О нет, ни в коем случае! - быстро возразила Джовита Фолей. - Но почему? - Потому что не нужно, чтобы мы были еще там, когда туда приедет мистер X. К. 2., так как в этом случае нам пришлось бы начинать партию сызнова... - Правильно. - А куда-то отправит нас следующее метание игральных костей! - заметила Лисси Вэг. - Вот что меня беспокоит. - Но не все ли равно, моя дорогая! - вскричала Джовита Фолей, так быстро поднимаясь со стула, точно в этот момент у нее выросли крылья. - Будем надеяться, мисс Вэг, - сказал гость, - что следующий тур окажется для вас таким же счастливым, как и первый. И этот милейший человек принялся говорить о тех предосторожностях, которые надо было иметь в виду во время путешествия, о необходимости самым точным образом согласоваться с расписанием поездов и выбирать наиболее подходящие во всей этой громадной железнодорожной сети, покрывающей территорию Союза. - Впрочем, - прибавил он, - я вижу, что, к моему большому удовольствию, вы не будете путешествовать в полном одиночестве. - Да, моя подруга будет мне сопутствовать или, лучше сказать, увлекать меня за собой!.. - Вы совершенно правы, мисс Вэг, - сказал мистер Уэлдон. - Всегда лучше путешествовать вдвоем. Это гораздо приятнее... - И это безопаснее, особенно когда дело идет о том, чтобы не опаздывать на поезда, - заявила Джовита Фолей. - Итак, я полагаюсь на вас, - прибавил мистер Уэлдон. - Я уверен, что вы поможете вашей подруге выиграть. - Да, вы можете на меня положиться, мистер Уэлдон. - Примите же мои самые искренние пожелания, так как ваш успех гарантирует мой! Визит длился не более двадцати минут, и, попросив разрешения пожать руку сначала Лисси Вэг, а потом ее милой подруге, господин Уэлдон в сопровождении Джовиты вышел на лестницу и уже из лифта послал молодой девушке прощальное приветствие. - Бедняга! - сказала Лисси Вэг. - Мне неприятно думать, что по моей вине он потеряет такие большие деньги... - Знаю... знаю... - возразила мисс Фолей, - но запомни, что я тебе сейчас скажу, моя дорогая. У этих пожилых господ много здравого смысла, у них есть какое-то чутье, которое их никогда не обманывает... И этот достойный джентльмен принесет тебе счастье в игре. Приготовления были уже закончены, и им ничего другого не оставалось, как лечь в этот день пораньше, чтобы встать при первом проблеске зари. Но они все-таки решили дождаться последнего визита доктора, который обещал вечером к ним заехать. И он действительно заехал, мистер Пью, и констатировал, что состояние здоровья больной не оставляло желать ничего лучшего и что все опасения серьезных осложнений должны быть наконец забыты. На следующий день, 23 мая, в пять часов утра более нетерпеливая из двух путешественниц была уже на ногах. А перед самым отъездом в последнем нервном припадке эта удивительная Джовита Фолей вновь нарисовала себе целую картину всяких неудач, задержек, опозданий и несчастных случаев!.. Что если экипаж, который повезет их на вокзал, сломается по дороге? Если улицы будут так запружены, то придется двигаться шагом?.. Если за ночь произошло изменение в расписании поездов?.. Если произойдет какая-нибудь железнодорожная катастрофа?.. - Упокойся же, Джовита, успокойся, прошу тебя, - не переставала повторять Лисси Вэг. - Не могу, не могу, дорогая моя! - И ты собираешься пребывать в таком состоянии все время путешествия? - Все время! - В таком случае я остаюсь. - Карета внизу, Лисси... скорее!.. Пора!.. Действительно, карета ждала их, вызванная за час раньше, чем нужно было. Подруги поспешно спустились с лестницы, напутствуемые пожеланиями всех жильцов. В раскрытых окнах дома даже в такой ранний час виднелись сотни любопытных. Экипаж тронулся по Норт-авеню и, доехав до Норт-Бранч, стал спускаться вдоль правого берега Чйкаго-Ривер, переехал реку по мосту, находившемуся в конце Ван-Берен-стрит и к семи часам десяти минутам доставил путешественниц на вокзал. Возможно, что Джовита Фолей испытала некоторое разочарование, увидав, что отъезд пятой партнерши матча не привлек толпы любопытных. Очевидно, Лисси Вэг не была любимицей в этом матче Гиппербона. Впрочем, эта скромная молодая девушка нисколько об этом не жалела, предпочитая уехать из Чикаго, не привлекая к себе внимания публики. - Даже этот мистер Уэлдон и тот не приехал, - не удержалась от замечания Джовита Фолей. Действительно, вчерашний гость не явился на вокзал, чтобы проводить до вагона участницу партии, которая так живо его интересовала. - Как видишь, - сказала Лисси Вэг, - он тоже меня покинул. Наконец поезд тронулся, и никто не порадовал даже приветствием Лисси Вэг. Никаких "ура", никаких горячих пожеланий, если не считать тех, которые Джовита Фолей произнесла в душе в честь своей подруги. Поезд обогнул озеро Мичиган и промчался, не останавливаясь, мимо станций Лейк-Вью, Эванстон, Гленок и других. Погода была восхитительная. Воды сверкали, оживляемые движением пароходов и парусных судов, те самые воды, которые, переливаясь из озера в озеро - Верхнее, Гурон, Мичиган, Эри и Онтарио, уносятся главной артерией - рекой Св. Лаврентия - в безбрежную Атлантику. Из Ванкегана, важного города этого побережья, поезд, миновав на одной из станций главный железнодорожный путь штата Иллинойс, помчался дальше по штату Висконсин. Двигаясь к северу, он сделал остановку в Расине, большом фабричном городе, и не было еще десяти часов, когда он остановился на платформе вокзала города Милуоки. - Приехали!.. Приехали!.. - вскричала Джовита и так глубоко и радостно вздохнула, что ее вуалетка натянулась, точно парус, вздуваемый ветром. - Приехали на целых два часа раньше, - заметила Лисси Вэг, взглянув на свои часы. - Нет, на четырнадцать дней позже, - возразила Джовита Фолей, выскакивая на платформу. И она поспешила на розыски своего чемодана, лежавшего среди целой груды всякого багажа. С чемоданом ничего не случилось, неизвестно, почему Джовита Фолей боялась за его целость. Подъехала карета, и молодые путешественницы велели отвезти себя в одну из приличных гостиниц, адрес которой они нашли в путеводителе. Когда их спросили там, долго ли они намерены оставаться в Милуоки, Джовита Фолей ответила, что они это скажут по возвращении из почтового бюро, но что, по всей вероятности, они уедут в тот же день. Потом, обращаясь к Лисси Вэг: - Я думаю, что ты голодна? - спросила она. - Да, я охотно позавтракала бы, Джовита. - В таком случае идем завтракать, а потом погуляем. - Но ты ведь знаешь, что ровно в полдень... - Этого ли мне не знать, моя дорогая? Они отправились в столовую гостиницы и оставались там не более получаса. Так как они еще не записали своих имен, решив сделать это по возвращении из почтового бюро, то жители Милуоки не имели никакого представления о том, что пятая партнерша матча Гиппербона находилась в это время в их городе. Без четверти двенадцать путешественницы вошли в почтовое бюро, и Джовита Фолей спросила одного из чиновников, не было ли телеграммы для мисс Лисси Вэг. При этом имени чиновник поднял голову, и его глаза выразили искреннее удовольствие. - Мисс Лисси Вэг? - переспросил он. Да... из Чикаго... - ответила Джовита Фолей. Депеша вас ждет, - сказал чиновник, подавая телеграмму адресату. Дай!. Дай!.. - воскликнула Джовита Фолей. - Ты так долго будешь распечатывать, что со мной, наверное, сделается нервный припадок! Дрожавшими от нетерпения руками она распечатала телеграмму и прочла: "Лисси Вэг. Почтовое бюро Милуоки. Висконсин. Двадцать из десяти и десяти. Сорок шестая клетка, штат Кентукки, Мамонтовы пещеры. Торнброк". ^TГлава тринадцатая - ПРИКЛЮЧЕНИЯ КОММОДОРА УРРИКАНА^U Одинадцатого мая в восемь часов утра коммодору Уррикану было сообщено о числе очков шестого тиража, а в девять часов двадцать пять минут он уже покинул Чикаго. Как видите, он не терял времени, да этого и нельзя было делать, так как он обязывался до истечения срока, то есть ровно через две недели, быть в самом отдаленном пункте полуострова Флорида. Девять, из четырех и пяти, один из самых лучших ходов партии! Счастливый игрок сразу отсылался в пятьдесят третью клетку. На карте, составленной Уильямом Гиппербоном, эту клетку занимал штат Флорида, самый отдаленный из всех штатов юго-восточной части Северо-американской республики. Друзья Годжа Уррикана или, правильнее, его сторонники, - так как друзей у него не было, но были люди, верившие в счастливую звезду этого несдержанного на язык человека, - выразили желание поздравить его при выходе из зала Аудиториума. - Зачем это, скажите, пожалуйста? - сказал он своим обычным недовольным, ворчливым тоном, придававшим такое "обаяние" его речам. - Зачем обременять меня вашими пожеланиями и выражениями симпатии в момент, когда я буду трогаться в путь? Это сделает мой багаж чересчур тяжелым. - Коммодор, - говорили ему, - пять и четыре - ведь это такое блестящее начало! - Блестящее? Представляю себе... блестящее для тех, у кого есть дела во Флориде. - Заметьте, коммодор, что вы этим значительно обгоняете ваших конкурентов... - Думаю, что это только справедливо, так как судьба заставляет меня ехать последним! - Без сомнения, мистер Уррикан, и теперь вам было бы достаточно получить десять очков, чтобы очутиться у цели, и в два хода вы выиграли бы партию. - Действительно!.. Если я получу девять очков, то у меня уже не будет больше хода... А если получу больше десяти очков, то мне придется возвращаться вспять, еще неизвестно куда... - Все равно, коммодор, всякий на вашем месте был бы очень доволен. - Возможно, но лично я недоволен! - Подумайте только: шестьдесят миллионов долларов, может быть, ждут вашего возвращения. - Я так же хорошо воспользовался бы ими, если бы пятьдесят третья клетка находилась в одном из штатов, соседних с нашим! Это было вполне правильное соображение, и тем не менее, хотя он с этим не соглашался, его преимущество перед остальными пятью партнерами было вполне реальным, так как никто из них не мог бы при следующем ходе попасть в последнюю клетку, между тем как ему было бы совершенно достаточно для этого получить десять очков. Но так как Годж Уррикан был всегда глух к голосу рассудка, то весьма возможно, что даже в том случае, если бы он попал в один из штатов, соседних с Иллинойсом, штат Индиана или Миссури, он все равно не стал бы его слушать. Ворча и негодуя, коммодор Уррикан вернулся к себе на Рандольф-стрит в сопровождении Тюрка, выражавшего свое негодование так громко и неистово, что его хозяин вынужден был строго-настрого приказать ему замолчать. Его хозяин?.. Но разве Годж Уррикан был хозяином Тюрка? И это тогда, когда, с одной стороны, Америка провозгласила уничтожение рабства, а с другой - этот Тюрк, хотя и был совершенно черен от загара, все равно не мог бы сойти за негра. Был ли он, в конце концов, его слугой? И да и нет. Тюрк, хотя он и был в услужении у коммодора, не получал от него никакого жалованья, а когда случалось, что ему нужны были деньги - о, совсем немного, - он их просил, и ему давали. Ближе всего ему подходило название "сопровождающего", тем более что разница в их социальном положении не позволяла смотреть на него как на товарища коммодора. Тюрк (это было его настоящее имя) был один из старых моряков федерального флота, никогда не плававший в морях другого государства, служивший сначала во флоте в качестве юнги, потом матроса, потом квартирмейстера, словом, прошедший все инстанции. Нужно заметить, что он служил на тех судах, где служил и Годж Уррикан, бывший сначала учеником, потом мичманом, лейтенантом, капитаном и коммодором. Вот почему они прекрасно знали друг друга, и Тюрк был единственным из судовой команды, с кем этот горячка-офицер бывал иногда способен столковаться. И, возможно, потому, что Тюрк проявлял себя еще более неистовым, чем коммодор. Он принимал во всех происходивших ссорах сторону Уррикана, готовый наброситься на каждого, кто не имел счастья тому понравиться. Во время плавания Тюрк нередко исполнял должность личного слуги Годжа Уррикана. Тот оценил его и кончил тем, что не мог без него обходиться. Когда возраст позволил коммодору выйти в отставку, Тюрк, у которого срок регулярной службы кончился, оставил флот, нашел Годжа Уррикана и вскоре сделался самым необходимым для него человеком на условиях, о которых говорилось выше. Таким образом, он уже три года как проживал на Рандольф-стрит, занимая положение управляющего, который ничем не управляет, или, если хотите, почетного интенданта. Но о чем еще не было сказано и чего никто не подозревал, это что Тюрк был, в сущности, самым кротким, самым безобидным, самым приятным для совместной жизни человеком. За время своей службы во флоте он никогда ни с кем не поссорился, никогда не принимал участия в ссорах и драках матросов, никогда не подымал ни на кого руку, даже после того, как выпивал виски или джин стаканами, причем часто он пил без счету, но никогда не пьянел. Как же ему пришла вдруг мысль, ему, человеку миролюбивому и спокойному, превзойти в неистовстве Годжа Уррикана, самого неистового из людей? Тюрк искренне любил коммодора, несмотря на всю его необщительность. Он был похож на тех верных псов, которые, когда их хозяин начинает на кого-нибудь сердиться, вторят ему еще более громким лаем. Разница была только в том, что пес слушался голоса своей природы, а Тюрк действовал этому голосу наперекор. Привычка выходить из себя при каждом удобном и неудобном случае и проявлять свое негодование в гораздо более резкой форме, чем Годж Уррикан, нимало не изменила мягкости его характера. Его припадки неистового гнева были деланным, он играл роль, но играл ее изумительно, совершенно перевоплощаясь в другого человека. Он поступал так, движимый истинной привязанностью к своему хозяину: старался превзойти его в бешенстве, чтобы его сдержать, напутав теми последствиями, к которым такие порывы бешенства могли привести. И действительно, всякий раз, когда Годж Уррикан находил нужным вмешаться и успокоить Тюрка, он сам в конце концов успокаивался. Когда один говорил, что проучит какого-нибудь невежу, другой предлагал пойти и надавать тому пощечин, а когда коммодор угрожал кому-нибудь пощечиной, Тюрк заявлял, что изобьет того до смерти. И коммодор во всех таких случаях начинал уговаривать Тюрка, и в результате доброму малому удавалось предотвратить истории, которые грозили коммодору очень крупными неприятностями. Так было в последний раз, по поводу отъезда коммодора во Флориду, когда Годж Уррикан намеревался вызвать нотариуса на дуэль, как будто тот был в чем-то виноват, а Тюрк во весь голос кричал, что эта отвратительная канцелярская крыса, очевидно, что-то сплутовала, и клялся оборвать ему оба уха и сделать из них букет для своего хозяина. Таков был этот оригинальный субъект, достаточно ловкий для того, чтобы не дать никому догадаться о своей игре, и именно он сопровождал утром 11 мая на Центральный вокзал Чикаго коммодора Уррикана. К отходу поезда, увозившего шестого партнера, на вокзале собралась большая толпа, и если, как уже говорилось выше, у отъезжавшего в этой толпе не было друзей, то, во всяком случае, были люди, решившиеся рисковать своими деньгами и ставившие на него большие суммы. Может быть, им казалось, что человек такого бешеного характера должен был уметь держать в повиновении даже саму фортуну? Каков же был маршрут, придуманный коммодором? Очевидно, тот, который грозил ему меньшим риском запоздать к сроку, - самый короткий. - Слушай, Тюрк, - -сказал он, как только вернулся к себе на Рандольф-стрит, - слушай и смотри. - Слушаю и смотрю... Вот эта карта Соединенных Штатов, которую я сейчас кладу на стол перед тобой. - Очень хорошо... Карта Соединенных Штатов... - Да. Вот здесь Иллинойс с Чикаго... Там - Флорида... - О, я знаю! - ответил Тюрк, глухо ворча себе под нос. - В былые времена мы там плавали и воевали, коммодор. - Ты понимаешь, Тюрк, что если бы речь шла только о том, чтобы отправиться в Таллахасси, столицу Флориды, или Пенсаколу, или даже в Джексонвилл, то это было бы очень легко и скоро, комбинируя различные идущие туда поезда... - Очень легко и скоро, - повторил Тюрк. - И, - продолжал коммодор, - когда я думаю, что эта Лисси Вэг, эта глупая девчонка, отделается только тем, что переедет из Чикаго в Милуоки... - Негодная! - прорычал Тюрк. - И что этот Гиппербон... - О, если бы только он не умер, мой коммодор! - вскричал Тюрк, подымая кулак таким жестом, точно хотел уложить на месте бедного покойника. - Упокойся, Тюрк... он умер... Но для чего нужно было ему выбрать во всей Флориде место, наиболее отдаленное в штате... Это на самом конце того длинного полуострова в форме хвоста, который вдается в Мексиканский залив... - Того хвоста, которым следовало бы его выпороть. Выпороть до крови! - заявил Тюрк. - Потому что, в конце концов, ведь это в Ки-Уэст, на этот маленький островок из группы островков Пайн-Айленде, нам придется тащить наш чемодан! Маленький островок, и к тому же очень скверненький, как говорят испанцы, годный только на то, чтобы служить цоколем маяку, и на котором теперь вырос целый город. - Скверные места, мой коммодор, - сказал Тюрк. - А что касается маяка, то мы его не раз пеленговали, прежде чем входить во Флоридский пролив. - Ну, и я думаю, - продолжал Годж Урршсан, - что самое лучшее, самое быстрое, что мы можем предпринять, это проделать первую половину нашего пути по железной дороге, а вторую - морем... скажем, девятьсот миль, чтобы доехать до Мобила, и от пятисот до шестисот, чтобы доплыть оттуда до Ки-Уэета. Тюрк не возразил, да никаких возражений этот проект, очень благоразумный, и не требовал. По железной дороге через тридцать шесть часов Годж Уррикан попадал в Мобил, штат Алабама, и ему оставалось двенадцать дней для того, чтобы на пароходе доехать до Ки-Уэста. - Если бы нам это не удалось, - заявил коммодор, - это означало бы, что суда перестали совершать по морю рейсы. - Или что не осталось больше воды в море! - вскричал Тюрк голосом, в котором чувствовалась явная угроза Мексиканскому заливу. Но каждый согласится, что таких двух случайностей опасаться, конечно, трудно. Возможность не найти в Мобиле судно, отправлявшееся во Флориду, исключалась. Это очень оживленный порт, его навигационная деятельность значительна, и к тому же благодаря своему положению между Мексиканским заливом и Атлантикой Ки-Уэст сделался местом стоянки многих судов. В общем, этот маршрут в некоторых своих частях походил на маршрут Тома Крабба. Если чемпион Нового Света спускался вниз по бассейну Миссисипи вплоть до Нового Орлеана, штат Луизиана, то коммодору Уррикану предстояло спуститься до Мобила, штат Алабама. Достигнув порта, первый поворачивал на запад, к берегам Техаса, а второй намеревался повернуть на восток, к берегам Флориды. Итак, Годж Уррикан и Тюрк, предшествуемые носильщиком с тяжелым чемоданом в руках, в девять часов утра были уже на перроне вокзала. Их дорожные костюмы - куртка, кушак, сапоги и фуражка - указывали на то, что это были моряки. Вдобавок оба они были еще вооружены шестиствольными "деринджерами", составляющими необходимую принадлежность каждого настоящего американца. Их отъезд, сопровождаемый обычными криками "ура", не был ознаменован никаким приключением, если не считать того, что коммодор имел горячее объяснение с начальником станции по поводу того, что поезд отправился с опозданием на три с половиной минуты. Паровоз помчал их с бешеной скоростью и так мчал до Кейро, находящегося почти на границе Теннесси. В Кейро, откуда Том Крабб отправился дальше по железнодорожной линии, которая заканчивается в Новом Орлеане, они выбрали тот путь, который следует вдоль границы Миссисипи и Алабамы и заканчивается в Мобиле. Главный город здесь был Джексон, штат Теннесси, который не надо смешивать с городами этого же названия в штатах Миссисипи, Огайо, Калифорния и Мичиган. Их поезд вскоре после полудня 12-го числа пересек границу Алабамы, находившуюся приблизительно в ста милях от конечного пункта этой железнодорожной ветви. Всем, конечно, ясно, что коммодор Уррикан путешествовал не для удовольствия, а для того, чтобы самым коротким путем достигнуть назначенного пункта. Поэтому никаких забот туриста он не знал. К тому же все внешние достопримечательности - города, ландшафты и тому подобное - не могли интересовать старого моряка, а тем более Тюрка. В десять часов вечера поезд остановился на платформе вокзала Мобила, совершив свой длинный переезд без каких бы то ни было недоразумений и несчастных случаев. Нужно прибавить, что Годж Уррикан не имел повода поссориться ни с кем из машинистов, кочегаров, кондукторов, железнодорожных служащих, ни даже со своими товарищами по путешествию. Впрочем, он не скрывал того, кем он был, и весь поезд был осведомлен, что в лице этого энергичного и шумного субъекта везут шестого партнера матча Гиппербона. Коммодор велел проводить себя в ближайший от порта отель. Справляться об отходящих пароходах было слишком поздно, и Годж Уррикан решил этим заняться на следующий день, покинув с самого раннего утра свою комнату. Тюрк намеревался, конечно, ему сопутствовать, и если бы какое-нибудь судно, направлявшееся во Флориду, оказалось готовым к отплытию, то они в тот же день отправились бы дальше. На следующее утро, когда солнце только еще вставало, оба они дружно шагали по набережной Мобила. Монтгомери является официальной столицей Алабамы, штата, названного так по реке того же имени. Он состоит из двух областей: одна гористая, по которой тянутся в юго-западном направлении последние отроги Аппалачских гор, а другая - из обширных равнин, в южной своей части наполовину болотистых. В прежние времена этот штат занимался только производством хлопка, теперь же благодаря удобному железнодорожному сообщению он энергично эксплуатирует свои железные и каменноугольные копи. Но ни Монтгомери, ни даже Бирмингам, промышленный город в центре штата, не могут соперничать с Мобилом, население которого составляет около тридцати двух тысяч жителей. Он построен на террасе в глубине одноименной бухты, очень удобной во всякое время года для причаливания судов, приходящих из открытого моря. Его предместье распланировано очень широко и окружено зелеными рощами. Коммодор Уррикан не без основания полагал, что он найдет здесь очень много способов добраться морем до Ки-Уэста. Торговое значение порта Мобила таково: он принимает ежегодно в свои воды по меньшей мере пятьсот судов. Но существуют люди, которых преследуют неудачи, которые никогда не могут их избежать, и на этот раз Годжу Уррикану представился серьезный случай выйти из себя. Дело в том, что он явился в Мобил в самый разгар забастовки, всеобщей забастовки тамошних грузчиков. Она была объявлена только накануне и грозила продолжиться несколько дней. Из судов, которые уже были назначены к отплытию, ни одно не могло выйти в открытое море до соглашения с судовладельцами, решившими сопротивляться всем требованиям бастующих. Таким образом, 13, 14 и 15 мая коммодор провел в тщетной надежде, что какое-нибудь судно закончит погрузку и сможет пуститься в путь. Грузы оставались на набережной, в пароходных котлах не было огня, громадные тюки хлопка занимали все доки; навигация не была бы более бездеятельной, если бы бухта Мобила оказалась внезапно покрытой льдами. Такое ненормальное положение вещей могло продолжаться неделю и даже больше... Что же делать? Приверженцы коммодора Уррикана внушили ему безусловно очень разумную Мысль - отправиться немедленно в Пенсаколу, один из крупных городов штата Флорида на его границе со штатом Алабама. Поднявшись по железной дороге до северной окраины штата, а затем спустившись к берегу Атлантики, было нетрудно достигнуть Пенсаколы за двенадцать часов. Годж Уррикан-нужно отдать ему в этом справедливость - был человек быстрых решений и не терял времени на пустые разговоры. Вот почему, сев утром 16-го числа вместе с Тюрком в поезд, он в этот же вечер был в Пенсаколе. У него оставалось еще в запасе девять дней, более чем требовалось, чтобы переехать из Пенсаколы в Ки-Уэст, даже если бы речь шла о переезде на парусном судне, Флорида представляет собой полуостров, вдвинувшийся в Мексиканский залив, и имеет в длину около трехсот пятидесяти миль. Если Таллахасси является столицей, законодательным центром штата, то значение Пенсаколы, во всяком случае, не меньше, чем значение Джексонвилла, хозяйственного центра штата. Соединенная длинной цепью железных дорог с центром Союза, Пенсакола со своими двенадцатью тысячами жителей переживает период расцвета. Но для коммодора Уррикана, разыскивавшего какое-нибудь готовое к отплытию судно, особенно важно то, что в торговом обороте порта участвовало почти тысяча двести кораблей. Но здесь опять начинались все те же преследовавшие коммодора неудачи. Забастовки в Пенсаколе, конечно, не было, но зато не было также ни одного судна, которое собиралось выйти из гавани, направляясь на юго-восток, в Антилы или в Атлантику, - и, разумеется, никакого вероятия добраться морем до Ки-Уэста! - Очевидно, - проговорил Годж Уррикан, кусая себе губы, - ничего не поделаешь! Не везет! - И никого нет, с кем можно было бы за это посчитаться!.. - ответил его компаньон, свирепо вращая глазами. - Но не можем же мы здесь бросить свой якорь на целую неделю... - Нет!.. Во что бы то ни стало нам нужно сняться с якоря, мой коммодор, - заявил Тюрк. - Согласен, но каким способом перебраться из Пенсаколы в Ки-Уэст? Годж Уррикан, не теряя ни минуты, принялся обходить парусные суда и пароходы один за другим, но всюду получал самые неопределенные обещания... Да, они поедут... Уложат только товары и пополнят груз... - но ничего окончательного, несмотря на высокую цену, которую коммодор предлагал за свой переезд. Тогда он попробовал "по-своему" вразумить этих проклятых капитанов и даже самого начальника порта, рискуя попасть за это в тюрьму. Так прошли еще два дня, и вечером 18-го стало ясно, что оставалось снова попробовать сухопутный переезд, так как о морском нечего было и думать. И какая усталость! Какой страх опоздать к назначенному сроку! Подумать только! Если ехать не пароходом, а по железной дороге, то нужно было пересечь почти всю Флориду с запада на восток и ехать через Таллахасси вплоть до Лайв-Ок, а потом спуститься на юг, к Тампе или к Пунта-Горда, лежащим на берегу Мексиканского залива, - сделать, в общем, около шестисот миль по железной дороге, причем поезда по расписанию не были согласованы один с другим. И с этим можно было бы еще примириться, если бы начиная с данного пункта железнодорожная сеть обслуживала всю остальную, южную часть полуострова. Так нет же! И если нельзя было поймать какое-нибудь судно, готовое к отплытию, то предстояла еще длинная дорога, целое путешествие, и в каких тяжелых условиях! Это очень печальная часть Флориды, малонаселенная и плохо приспособленная для жизни. Найдутся ли там какие-нибудь транспортные средства в виде почтовых карет, повозок или верховых лошадей, которые дали бы возможность в несколько дней доехать до крайнего пункта Флориды? И если бы даже вы нашли все необходимое, причем это стоило бы безумных денег, каким это было бы медленным и утомительным передвижением! И даже опасным в этих бесконечных лесах с рядами темных кипарисов, местами непроходимых, погруженных наполовину в стоячие воды трясин; на дорогах, едва различимых под массой болотных трав, скрывающих почву; в густых зарослях гигантских грибов, которые при каждом шаге разрываются с шумом фейерверочных ракет, и дальше по лабиринту болотистых равнин и озер, в которых кишмя кишат аллигаторы, и ламантины {Ламантины - семейство морских млекопитающих из отряда сирен, водятся у тропических берегов Америки и Африки.}, и самые страшные змеи с головами в форме треугольников, укусы которых смертельны. Такова эта ужасная страна Эверглэйдских болот, куда скрылись последние представители племени семинолов, красивые и дикие индейцы, так бесстрашно боровшиеся во времена своего вождя Оцеолы против вторжения в их страну федеральных армий. Одни только туземцы в состоянии жить или, вернее, прозябать в этом сыром и жарком климате, так благоприятствующем развитию болотных лихорадок, сваливающих с ног в несколько часов самых здоровых и крепких людей, даже таких, каким был коммодор Уррикан! О, если бы эту часть Флориды можно было сравнить с той, которая простирается на восток до двадцать девятой параллели, и если бы требовал