ось отправиться из Фернандины в Джексонвилл и в Сент-Огастин, в местность, в которой нет недостатка ни в селах, ни в городах, ни в путях сообщения!.. Но ехать из Пунта-Горда на самую окраину страны, к мысу Сэйбл... А тем временем настало уже 19 мая. Оставалось всего шесть дней. И выяснилась полная невозможность использовать сухопутный путь! Утром в этот день к коммодору Уррикану подошел на набережной некий Хьюлкар, один из местных судовщиков, наполовину американец, наполовину испанец, один из тех, которые занимаются мелким каботажем у берегов Флориды, и, поднеся руку к своей кепке, сказал: - Все еще нет судна, чтобы везти вас во Флориду, коммодор? - Нет, - ответил Годж Уррикан, - и если вам такое известно, вы получите от меня десять пиастров {Пиастр - старинная испанская крупная серебряная монета.}. - Одно такое я знаю. - Какое? - Мое. - Ваше? - Да... "Чикола", хорошенькая шхуна на сорок пять тонн. Три человека судовой команды. Шхуна, делающая обычно восемь узлов {Узел - мера скорости движения судна, равная одной морской миле (1,852 км), проходимый кораблем в один час.} при хорошем ветре и... - Какой национальности? Американской? - Американской. - Готовая к отплытию? - Готовая к отплытию и к вашим услугам, - ответил Хьюлкар. Приблизительно пятьсот миль отделяли Пенсаколу от Ки-Уэста. Если ехать по прямой линии, при условии делать не меньше пяти узлов в час, наконец, принимая во внимание возможное отклонение в пути или неблагоприятные ветры, этот переезд можно было совершить в шесть дней. Десять минут спустя Уррикан и Тюрк стояли уже на палубе "Чиколы", которую разглядывали глазами знатоков. Это было маленькое каботажное судно, сидевшее неглубоко в воде, предназначенное к плаванию вдоль побережья, с достаточно широким корпусом, чтобы выдержать большую парусность. Для таких двух моряков, как коммодор и бывший квартирмейстер, опасностей на море не существовало. Что же касается Хьюлкара, то он уже в течение двадцати лет плавал на своей шхуне от Мобила до Багамских островов через флоридские воды и несколько раз заезжал в Ки-Уэст. - Сколько за переезд? - спросил коммодор. - Пять пиастров в день. - С едой? - С едой. Это было дорого, и Хьюлкар пользовался обстоятельствами. - Едем! Тотчас же! - приказал Уррикан. - Как только ваш багаж будет на палубе. - А в котором часу отлив? - Он уже начался, и через какой-нибудь час мы будем в открытом море. Только переезд на "Чиколе" давал возможность явиться в срок в Ки-Уэст, куда шестой партнер обязан был прибыть не позднее полудня 25 мая. В восемь часов, предварительно расплатившись в гостинице, Уррикан и Тюрк были уже на берегу, а через пятьдесят минут маленькая шхуна плыла по заливу между портами Макрэ и Пикинс, построенными когда-то французами и испанцами, и скоро она вышла в открытое море. ^TГлава четырнадцатая - ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЙ КОММОДОРА УРРИКАНА^U Погода была надежная. Дул свежий восточный ветер. На море, защищенном полуостровом Флорида, не ощущалось еще волнений атлантических вод, и "Чикола" чувствовала себя хорошо. К тому же ни коммодору, ни Тюрку нечего было опасаться морской болезни, от которой так жестоко пострадал Том Крабб. Что касается управления шхуной, то они готовы были прийти на помощь Хьюлкару и его троим матросам, если бы это понадобилось. Так как ветер дул встречный, то "Чикола" лавировала, чтобы оставаться все время в виду земли. Переезд этим, конечно, удлинялся. Но бури в этом заливе бывают очень свирепыми, и такое легкое суденышко не может рисковать удаляться от портов, бухт, устьев рек и речек, столь многочисленных на флоридском побережье и доступных для причаливания судов небольшого тоннажа. Тем более что "Чикола" всегда могла бы найти себе убежище в какой-нибудь маленькой бухточке и простоять там в течение нескольких часов. Но это было бы, разумеется, потерей времени, а в распоряжении Годжа Уррикана его оставалось так мало! Сильный ветер дул весь день и всю ночь, но постепенно становился тише. Если бы произошло обратное, то это позволило бы идти лучшим, более быстрым ходом. К несчастью, на следующий день ветер постепенно совсем успокоился, и по белой, теперь неподвижной поверхности моря "Чикола", хотя и с увеличенной парусностью, могла сделать только около двадцати миль в юго-восточном направлении. Пришлось даже прибегнуть к веслам, для того чтобы не быть отнесенными в открытую часть залива. В общем, эффект сорокавосьмичасового плавания сводился почти к нулю. Коммодор кусал от нетерпения кулаки и ни с кем не говорил ни слова, даже с Тюрком. Тем не менее 22 мая "Чикола", поддерживаемая течением из залива, быстро плыла по морю, находясь на одной параллели с портовым городом Тампа, насчитывающим от пяти до шести тысяч жителей и являющимся надежным убежищем для судов небольшого тоннажа, плавающих в усеянных рифами водах. Но до Тампы оставалось еще миль пятьдесят, и маленькая шхуна не могла бы, конечно, подойти к нему и потом двигаться дальше вдоль берега Флориды, до самого южного ее пункта, рискуя запоздать к назначенному времени. К тому же после спокойствия, царившего накануне, можно было предвидеть по состоянию неба резкую перемену погоды. В этом не сомневались ни коммодор Уррикан, ни Тюрк, ни матросы шхуны. - Возможно, что погода скоро переменится, - сказал утром коммодор Уррикан. - Для нас будет лучше, если ветер начнет дуть с запада, - ответил Тюрк. - Море, очевидно, что-то уже чует, - подтвердил хозяин шхуны. - Видите вы эти длинные, такие тяжелые волны и зыбь, которая там, в открытом море, начинает уже зеленеть? Потом, внимательно осмотрев горизонт и покачав головой, он прибавил: - Не люблю, когда дует с этой стороны! - Но для нас это хорошо, - сказал Тюрк, - пусть бы ветер еще даже усилился, лишь бы только погнал нас туда, куда нам нужно! Годж Уррикан молчал, видимо озабоченный этими грозными симптомами; тучи сгущались между западом и юго-западом с каждой минутой. Хорошо, когда дует сильный ветер, но нужно для этого держать море в руках, а с этим суденышком в сорок тонн и с половинной палубой... Никто никогда не узнает того, что происходило в смятенной душе коммодора! Едва буря начала бушевать там, в открытом море, как такая же буря поднялась и в груди Годжа Уррикана! После полудня ветер, окончательно принявший западное направление, проявил себя резкими продолжительными порывами с короткими передышками. Оказалось необходимым спустить верхние паруса, и шхуна понеслась по морю, казавшемуся жестким и изрытым глубокими впадинами, как перышко, несомое бушующими волнами. Ночь была плохая в том смысле, что пришлось еще уменьшить паруса. Теперь "Чиколу" толкало к берегу Флориды более энергично, чем это требовалось. Если и не было времени искать там убежища, все равно нужно было продолжать двигаться в юго-восточном направлении, туда, где находился назначенный пункт. Хозяин шхуны правил ею, как опытный моряк. Тюрк, держа руку на румпеле {Румпель - рычаг, служащий для управления рулем.}, удерживал, насколько был в силах, маленькое судно от боковой качки. Коммодор помог матросам взять рифы на фоке и гроте {Фок - самый нижний прямой или косой парус, поднимаемый на Фокмачте - первой, считая от носа к корме, мачте на судне Грот - нижний прямой парус на грот-мачте - второй от носа мачте морского парусного судна.}, оставив только малый фок. Было неимоверно трудно противодействовать одновременно и ветру и течению, которые толкали шхуну к земле. И действительно, утром 23 мая из-под лохматых клочьев тумана, скрывавших горизонт, неожиданно появилась плоская береговая полоса. Хьюлкар и матросы, не сразу ее узнавшие, сказали: - Бухта Уайту отер. Эта бухта, глубоко врезающаяся в побережье, отделена от Флоридского пролива только узкой и длинной полосой земли, защищаемой фортом Пойнсэт, находящимся на оконечности мыса Сэйбл. Еще каких-нибудь десять миль в этом направлении, и маленькая шхуна будет на траверсе {Траверс - здесь направление, перпендикулярное курсу корабля.} этого мыса. - Боюсь, что мы окажемся вынужденными зайти в этот порт, - сказал Хьюлкар. - Зайти туда, для того чтобы не быть в состоянии оттуда выбраться при этом ветре?! - вскричал Тюрк. Годж Уррикан не произносил ни слова. - Если мы этого не сделаем, - продолжал хозяин шхуны, - то течение, когда мы будем на одной параллели с мысом Сэйбл, отбросит нас в пролив, и мы очутимся не в Ки-Уэсте, а среди Багамских островов в водах Атлантики. Коммодор продолжал молчать, и возможно, - так вздуто было его горло и так крепко сжаты губы, - что он не в состоянии был произнести ни единого слова. В свою очередь хозяин шхуны прекрасно понимал, что если бы они стали искать убежища в бухте Уайту-отер, то "Чикола" оказалась бы заблокированной там на много дней. А было уже 23 мая, и явиться в Ки-Уэст нужно было не позже чем через сорок восемь часов. Матросы, соперничая друг с другом, проявляли чудеса смелости и ловкости, желая защитить маленькое судно от бурных порывов ветра, которые налетали с открытого моря; они выполняли свою работу с риском поломать мачты и даже перевернуть судно вверх дном. Попробовали держаться по ветру с малым фоком и фок-стеньгой {Стеньга - продолжение мачты, служащее для увеличения парусности на больших парусных судах.} марселя {Марсель - прямой четырехугольный парус, второй снизу, на парусных судах с прямым вооружением.} позади. Шхуна потеряла еще три или четыре мили в течение этого дня и следующей ночи. Если ветер не переменит направления и не начнет дуть с севера или с юга, то она уже не в состоянии будет сопротивляться и на следующий день ее прибьет к берегу. И в этом не осталось больше сомнений, когда на заре 24 мая полоса земли, вся точно всклокоченная от множества покрывавших ее отрогов скал, опоясанная рифами, обнажила на расстоянии пяти приблизительно миль страшные острия мыса Сэйбл. Еще несколько часов, и "Чикола" будет увлечена течением во Флоридский пролив. Тем не менее соединенными усилиями всех находившихся на шхуне, пользуясь начинавшимся приливом, может быть и возможно было бы еще добраться до бухты Уайту отер. - Это нужно, - заявил Хыолкар. - Нет, - ответил Уррикан. - Но я не хочу подвергать себя риску потерять свою шхуну и самому погибнуть вместе с ней, продолжая упрямо стремиться к открытому морю... - Я у тебя ее покупаю, твою шхуну... - Она не продается. - Судно всегда продается, когда за него дают больше того, что оно стоит! - Сколько же вы за нее даете? - Две тысячи пиастров. - Согласен, - ответил Хьюлкар, восхищенный такой выгодной сделкой. Это вдвое больше того, что она стоит, - сказал коммодор Уррикан. - Из этих денег одна тысяча за нее, а другая - за тебя и за твоих трех матросов. - А когда платеж? - Я дам тебе чек, по которому ты получишь деньги в Ки-Уэсте. - Ладно! Решено, коммодор! - А теперь, Хыолкар, живей в открытое море! Весь день "Чикола" мужественно боролась; временами ее совершенно заливало волнами, и ее защитные заслоны были уже наполовину под водой. Но Тюрк правил ею твердой рукой, а маленькая команда работала храбро и с исключительным искусством. В конце концов шхуне удалось отделиться от берега благодаря легкому изменению направления ветра к северу. Но с наступлением ночи ветер начал слабеть и все расстилавшееся перед глазами пространство заполнилось густым туманом. Трудность положения дошла теперь до предела. В течение дня невозможно было мало-мальски точно определить, где именно находилась шхуна: на одной ли параллели с Ки-Уэстом, или она уже миновала гряду подводных камней, простирающихся от оконечности полуострова по направлению к Маркезас и Тортугас? По мнению Хыолкара, "Чикола" должна была быть теперь очень близко от целой группы островков, позади которых катятся вместе с водами Флоридского пролива теплые воды Гольфстрима. - Мы теперь наверняка уже видели бы маяк Ки-Уэста, не будь этого тумана, - сказал Хьюлкар. - И надо быть очень осторожным, чтобы не наткнуться на прибрежные скалы. Я считаю, что было бы лучше подождать рассвета и, если туман рассеется... - Я не буду ждать, - ответил коммодор. Он действительно не мог больше ждать, если намеревался быть в Ки-Уэсте на другой же день в полдень. "Чикола" продолжала двигаться по направлению к югу по совершенно почти успокоившемуся морю, среди густого тумана. Как вдруг около пяти часов утра все, кто на ней находился, почувствовали сильный толчок, а за ним другой... Маленькая шхуна натолкнулась на подводный камень. Приподнятая в третий раз ударом высокой волны, уже наполовину приведенная в негодность, шхуна с переломленной передней частью корпуса легла на левый бок и опрокинулась. В эту минуту раздался чей-то крик. Тюрк узнал голос своего коммодора. Он стал громко звать его, но не получил никакого ответа. Облака тумана были так густы, что совершенно скрывали скалы, окружавшие шхуну. Ее хозяину и трем матросам удалось наконец укрепиться на одном из подводных камней. К ним присоединился и Тюрк. В полном отчаянии он все искал и звал коммодора... Тщетные призывы, тщетные поиски... Но, может быть, облака тумана рассеются, и Тюрк найдет своего коммодора еще живым? Он не смел на это надеяться. Крупные слезы катились по его щекам. Около семи часов туман начал понемногу рассеиваться, и местами стало видно море. "Чикола" разбилась, ударившись о гряду беловатых скалистых отрогов. Раздавленная при столкновении шлюпка больше уже ни на что не была годна. На западе и на востоке на протяжении четверти мили эта гряда скалистых отрогов тянулась уже в виде целого ряда подводных камней. Снова возобновились поиски, и один из матросов нашел наконец коммодора Уррикана, лежавшего между двумя подводными камнями. Тюрк кинулся к нему, схватил его) в объятия и приподнял, засыпая вопросами. Никакого ответа. Едва заметное дыхание вырывалось, однако, из раскрытых губ Годжа Уррикана, и сердце его билось хотя и слабо, но все же отчетливо. - Он жив... он жив!.. - закричал Тюрк. Годж Уррикан находился в очень плачевном состоянии, так как при падении голова его ударилась об острый край скалы. Но кровь почти уже не текла. Рану, которая закрылась сама собой, перевязали куском полотна, обмыв ее предварительно небольшим количеством пресной воды, которая нашлась на шхуне. Потом коммодор, остававшийся все еще без сознания, был перенесен на выступающий берег маленького островка, где морской прилив не мог его настигнуть. В это время небо совершенно очистилось от завесы тумана, и можно было видеть на несколько миль вперед. Было двадцать минут десятого, когда Хьюлкар, протягивая руку по направлению к западу, воскликнул: - Маяк Ки-Уэста! Действительно, Ки-Уэст находился теперь на расстоянии не более четырех миль в том же направлении. Если бы в эту ночь не было тумана, огни маяка были бы вовремя замечены и маленькая шхуна не погибла бы среди этих опасных подводных камней. Обычно моряки стараются избегать этих мест, опасаясь Нижней Флориды. Что касается шестого партнера матча Гиппербона, то не было ли основания считать его окончательно выбывшим из партии? У него не было никакой возможности переплыть расстояние, отделявшее островок, на котором он нашел себе убежище, до Ки-Уэста, и ему ничего другого не оставалось, как пребывать на нем в ожидании момента, когда какое-нибудь судно захватит всех потерпевших кораблекрушение людей и доставит их в Ки-Уэст. Печальна была участь этих несчастных, находившихся на этой беловатой гряде, похожей на какое-то хранилище костей, выступающей из воды во время морского прилива не более как на пять или шесть футов. Вокруг извивались, как змеи, гигантские саргассовы водоросли {Саргассовы водоросли - семейство морских бурых водорослей, встречающихся в морях Северного и Южного полушарий. Громадное скопление этих водорослей - в районе Саргассова моря, в западной части Атлантического океана.} всевозможных цветов и самые крохотные водоросли, извлекаемые из подводных глубин течением Гольфстрим. Много маленьких заливчиков кишмя кишели сотнями рыб самых различных пород, всяких величин и форм: сардинки, морские петухи, морские волки, морские коньки восхитительных окрасок, испещренные разноцветными полосами. Во множестве там находились также и моллюски, и всякие ракообразные существа: креветки, омары, крабы и лангусты. И, наконец, со всех сторон, почти на поверхности, чуя кораблекрушение, плавали между отрогами скал хищные и жадные акулы, главным образом акулы-"молотки" длиной от шести до семи футов, снабженные челюстями, страшнейшие морские чудовища. Что касается птиц, то они здесь летали бесчисленными стаями - обыкновенные и хохлатые цапли, чайки, морские ласточки и большие бакланы. Несколько пеликанов, очень крупных, стоявших наполовину в воде, ловили рыбу так же серьезно, но с большим успехом, чем профессиональные рыболовы, ловящие удочкой. Они издавали при этом "замогильным", как выразился один французский путешественник, голосом своеобразный крик: "Хоэнкор!" Во всяком случае, найти пищу на этом островке было нетрудно, хотя бы только охотясь за легионами черепах, находившихся и в воде и на суше, на всем пространстве, отделявшем островок от тех, которые названы по имени этих пресмыкающихся. Между тем время шло, а несчастный коммодор, несмотря на все старания тех, кто его окружал, все еще не приходил в себя. Это приводило Тюрка в самое искреннее беспокойство и волнение. Если бы он мог доставить своего хозяина в Ки-Уэст и поручить заботам какого-нибудь врача! Может быть, его спасли бы, принимая во внимание необыкновенно крепкое здоровье. Но сколько еще пройдет дней, прежде чем они смогут покинуть этот островок? Было немыслимо починить шхуну, исправить ее продавленный корпус: никакой ремонт не помог бы шхуне противостоять опасностям, которые грозили в таких местах. Нечего говорить, что Тюрк не строил никаких иллюзий относительно результата матча Гиппербона: для Годжа Уррикана партия была проиграна. Какой взрыв негодования охватил бы его, если бы он остался жив, и кто не простил бы ему на этот раз его раздражения перед лицом такой адской неудачи?! Было немногим более десяти часов, когда один из матросов, стоявших на страже в конце песчаной полосы, покрытой скалистыми отрогами, закричал: "Лодка, лодка!", и действительно, рыболовная лодка, подталкиваемая слабым ветром, приближалась к островку. Немедленно Хьюлкар дал сигнал, замеченный находившимися в лодке. И полчаса спустя, захватив всех пострадавших от кораблекрушения, лодка уже плыла по направлению к Ки-Уэсту. Слабая надежда вновь зажглась в сердце Тюрка; возможно, она блеснула бы и у Годжа Уррикана, если бы он мог выйти из состояния полной прострации: ничто не доходило до его сознания. Как бы то ни было, несомая ветром лодка быстро проплыла четыре мили, и в четверть двенадцатого она уже входила в гавань. На этом островке Ки-Уэст, длиной в два лье {Лье - старинная французская путевая мера, равная 4,5 км.}, а шириной в одно, маленький городок вырос подобно тому, как вырастают овощи под влиянием хорошего ухода. Теперь это был уже довольно значительный город, сообщавшийся с центральным штатом при помощи подводного кабеля, город с большим будущим, благоустройство которого шло быстрыми шагами вперед благодаря росту навигации (тоннаж - триста тысяч). Лодка вошла в самую глубь гавани, причалила к берегу, и тотчас же несколько сот жителей - Ки-Уэст насчитывал их в это время около восемнадцати тысяч - окружили прибывших. Они ждали коммодора Уррикана. Но в каком виде он предстал перед ними или, лучше сказать, в каком виде он был им представлен! Решительно, море не благоприятствовало участникам матча Гиппербона! Том Крабб явился в Техас в виде инертной массы, а коммодор был почти трупом! Годжа Уррикана поволокли в портовую контору, куда тотчас же явился спешно вызванный доктор. Коммодор еще дышал, и хотя его сердце билось слабо, никаких внутренних повреждений в его организме, по-видимому, не произошло. При падении со шхуны он ударился головой об острый край скалы, и теперь кровь снова усиленно потекла. Все время можно было опасаться кровоизлияния в мозг. Но, несмотря на все принятые меры, несмотря на энергичный массаж, для чего Тюрк уже не пожалел своих рук, коммодор все еще не приходил в себя. Тогда доктор предложил перенести его в комнату какой-нибудь комфортабельной гостиницы или в больницу Ки-Уэстра, где за ним будет лучший уход, чем в каком-либо другом месте. - Нет, - ответил Тюрк, - ни в больницу, ни в гостиницу. - Но куда же в таком случае? - В почтовое бюро! Эту мысль, которая пришла в голову Тюрку, поняли и одобрили все присутствующие, окружавшие в эту минуту коммодора. Если Годж Уррикан все же явился в Ки-Уэст в полдень 25 мая, и это наперекор буре и приливу, то почему его присутствие не зарегистрировать официально в том самом месте, где по расписанию ему полагалось быть в этот день? Послали за носилками, положили на них коммодора и направились к почтовому бюро в сопровождении все увеличивающейся толпы. Велико было изумление всех почтовых чиновников, подумавших сначала, что, несомненно, произошла какая-нибудь ошибка. Не приняли ли их бюро за морг? Но когда им стало известно, что лежавшее перед ними тело было телом коммодора Уррикана, одного из партнеров матча Гиппербона, их удивление сменилось волнением и участием. Он был здесь, перед маленьким окошечком почтовой конторы, куда попал по воле игральных костей, выбросивших пять и четыре очка... и явился в назначенный день, но в каком виде! Тюрк выступил вперед и громким голосом, который был всеми услышан, спросил: - Нет ли телеграммы на имя коммодора Годжа Уррикана? - Еще нет. - ответил чиновник. - В таком случае, - продолжал Тюрк, - будьте добры удостоверить, что мы были здесь до ее получения. Этот факт был немедленно зарегистрирован в присутствии многочисленных свидетелей. Было сорок пять минут двенадцатого, и ничего другого не оставалось, как ожидать телеграммы, которая, несомненно, была послана из Чикаго. Ждать ее пришлось недолго. В одиннадцать часов пятьдесят три минуты затрещал телеграфный аппарат, его механизм пришел в действие, и узкая полоска бумажной ленты начала разматываться. Чиновник взял ее, и прочитав адрес, проговорил: - Телеграмма на имя коммодора Годжа Уррикана! - Здесь! - ответил Тюрк за своего хозяина, у которого даже в эту минуту доктор не мог заметить никакого намека на прояснение сознания. Телеграмма содержала следующее: Чикаго, Иллинойс, 8 час. 13 мин, утра, 25 мая. Пять очков, из трех и двух. Пятьдесят восьмая клетка, штат Калифорния, Долина Смерти. Торнброк. Штат Калифорния, на другом, противоположном конце федеральной территории, которую придется пересечь с юго-востока на северо-запад! Дело было не только в расстоянии в две тысячи с лишком миль, отделявших Калифорнию от Флориды, но в том еще, что эта пятьдесят восьмая клетка была та самая, на которой в благородной игре в "гусек" фигурирует "мертвая голова", а это означает, что, явившись в эту клетку, игрок обязан возвратиться в самую первую и сызнова начинать всю партию. - Ну, - произнес мысленно Тюрк, - лучше, кажется, чтобы мой хозяин так и не приходил в себя... Такого удара он не перенесет! ^TГлава пятнадцатая - ПОЛОЖЕНИЕ ДЕЛ 27 МАЯ^U Вероятно, никто не забыл, что вначале, по завещанию Уильяма Гиппербона, число игроков в благородной игре Американских Соединенных Штатов было ограничено шестью избранниками, на которых выпал жребий. Эти шесть участвовали в погребальной процессии, идя около самой колесницы с телом эксцентричного члена "Клуба Чудаков". Вероятно, помнят также, что во время заседания 15 апреля, когда нотариус читал в зале Аудиториума завещание, неожиданная приписка привлекла к участию в партии еще седьмого партнера, значившегося под инициалами X .К.. 2. Но был ли этот новый партнер, подобно его другим товарищам, избран по жребию или исключительно по желанию покойного, никто не знал. Как бы то ни было, ввиду строгости, с которой была сделана приписка, никто не помышлял о том, чтобы ее в точности не соблюсти, и господин X. К. 2., или "Человек в маске", пользовался теми же правами, что и остальные шестеро. И если бы судьба сделала его единственным наследником, то никто не стал бы у него это богатство оспаривать. На основании именно этой приписки 13-го числа в восемь часов утра нотариус Торнброк приступил к седьмому метанию игральных костей, и (напомним на всякий случай и об этом факте) число выброшенных очков - девять, из шести и трех - заставило господина X. К. 2. отправиться в штат Висконсин. Таким образом, если этот неизвестный партнер не был обуреваем безудержной страстью к путешествиям, той любовью "к перемене мест", которая терзала репортера газеты "Трибюн", если он был чужд всякой страсти к приключениям, то он должен был считать себя вполне удовлетворенным. Несколько часов по железной дороге доставили бы его в Милуоки, и если бы по прибытии туда он застал еще Лисси Вэг, то она должна была бы уступить ему свое место, а сама начинать партию сызнова. Но поспешил ли этот "Человек в маске" отправиться в Висконсин, как только ему стал известен результат седьмого тиража, хотя в его распоряжении оставалось еще пятнадцать дней, этого никто не знал. Все были необычайно заинтригованы этим новым участником матча. Что он собой представлял? Разумеется, он уроженец Чикаго, так как завещатель никого, кроме коренных жителей города, в свою партию не допускал, но больше никто ничего о нем не знал, и любопытство публики от этого только возрастало. Вот почему 13 мая, в день седьмого тиража, на вокзале в часы отхода поездов из Чикаго в Милуоки толпа любопытных была особенно многочисленна. Все рассчитывали узнать этого X. К. 2. по его виду, по походке, по какой-нибудь его странности или оригинальной черте. Полное разочарование! Вокруг - одни только обычные физиономии путешественников, которых ничто не выделяло из толпы обыкновенных смертных. Тем не менее в самый момент отъезда какой-то неизвестный честный малый был принят за "Человека в маске" и, до крайности смущенный, сделался предметом незаслуженной овации. На следующий день явилось снова порядочное число любопытных, но на третий день их было уже меньше и совсем мало во все последующие дни. Так и не нашлось никого, кто по виду имел бы основание рассчитывать на наследство Уильяма Дж. Гиппербона. Единственно, что можно было сделать и что сделали все эти люди, донельзя заинтересованные таинственностью X. К. 2., готовые рискнуть большими суммами, держа за него пари, это расспросить о нем нотариуса Торнброка. Ему не давали покоя, засыпая вопросами. - Ведь вам же должно быть известно все, что касается X. К. 2., - говорили ему. - Абсолютно ничего! - отвечал он. - Но вы его знаете? - Я его не знаю, а если б и знал, то не имел бы никакого права открыть его инкогнито. - Но вы должны знать, где он живет, в Чикаго или в каком-нибудь другом месте, раз вы ему сообщали о результате метания игральных костей. - Я ничего ему не посылал. Он узнал об этом или из газет, или же слышал в зале Аудиториума. - Но ведь вам непременно придется послать ему телеграмму, извещающую о тираже двадцать седьмого? - Телеграмму я ему, конечно, пошлю. - Но куда? - Туда, где он в это время будет или, лучше сказать, туда, где он должен будет находиться: в Милуоки, Висконсин. - Но по какому адресу? - До востребования, на инициалы X. К. 2. - Но если его там не будет? - Если его там не будет, то тем хуже для него, так как он лишится права продолжать игру. Как видите, на все эти "но" любопытных нотариус Торнброк давал один и тот же ответ: он ничего не знал и ничего не мог сказать. Постепенно интерес, вызванный человеком, о котором упоминалось в приписке, начал ослабевать, и в конце концов решили предоставить будущему установить личность неизвестного X. К. 2. Ведь если бы он выиграл и сделался таким образом единственным наследником Уильяма Гиппербона, то его имя разнеслось бы по всем пяти частям света. Если же, наоборот, выигрыш пал бы не на него, то для чего было знать все эти подробности: был ли он стар или молод, богат или беден, толст или худ, высокого роста или маленького, блондин или брюнет и под какой фамилией записан в регистрационной книге своего прихода. А тем временем за всеми перипетиями игры следили с исключительным вниманием в том мире, где занимаются спекуляцией, в мире жаждущих выиграть, любителей риска и поклонников "бума". Финансовые бюллетени день за днем давали подробные сведения о положении вещей, подобно тому как они информируют о состоянии биржевого курса. Не только в Чикаго, который один из " репортеров назвал "городом пари", и во всех больших городах Союза, но и во всех городских предместьях, даже в самых маленьких деревушках за участниками партии следили с необычайным увлечением. Главные города Союза - Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия, Вашингтон, Олбани, Сент-Луис, Балтимор, Ричмонд, Чарлстон, Цинциннати, Детройт, Омаха, Денвер, Солт-Лейк-Сити, Саванна, Мобил, Новый Орлеан, Сан-Франциско и Сакраменто - организовали специальные агентства, дела которых шли необыкновенно успешно. Все давало основание думать, что число таких агентств удвоится, утроится и удесятерится по мере того, как по капризу игральных костей Макс Реаль, Том Крабб, Герман Титбюри, Гарри Т. Кембэл, Лисси Вэг, Годж Уррикан и X. К. 2. будут делаться победителями или жертвами. Были созданы настоящие рынки с маклерами, где отмечались спрос и предложение, продавались и покупались по изменяющимся ценам шансы того или другого участника знаменитого мачта. Само собой разумеется, что это движение не было сосредоточено исключительно на территории Американских Соединенных Штатов. Оно вскоре перешло через границу и отдельными потоками потекло по доминиону по городам Квебек, Монреаль, Торонто и другим важным городам Канады. Потом направилось в Мексику и в маленькие штаты, омываемые водами залива. Оттуда оно распространилось по Южной Америке - по Колумбии, Венесуэле, Бразилии, Аргентинской республике, по Перу, Боливии и Чили. Лихорадка игры не замедлила охватить весь Новый Свет. Помимо этого, по другую сторону Атлантики, в Европе - во Франции, Германии, Англии, России; в Азии - в Индии, Китае и Японии; в Океании - в Австралии и Новой Зеландии тоже принимали участие во всех безумствах матча Гиппербона. Если покойный член "Клуба Чудаков" не очень нашумел при своей жизни, то какую бурю он поднял после своей смерти! Почтенный Джордж Хиггинботам и другие коллеги покойного могли гордиться тем, что принимали участие в рождении его посмертной славы. Кто же в данное время был баловнем судьбы на поприще этого нового вида спорта? Хотя сейчас было трудно ответить на этот вопрос, так как число метаний игральных костей было еще очень незначительно, все же четвертый партнер, Гарри Кембэл, имел очень много сторонников, и общественное внимание сосредоточилось главным образом на его особе. О нем особенно громко кричали газеты, следуя за ним как бы по пятам, получая от него ежедневно письменные сообщения. Макс Реаль со свойственной ему сдержанностью, Герман Титбюри, путешествовавший вначале под вымышленным именем, Лисси Вэг, отъезд которой был отложен на последний день, - все они не могли соперничать с блестящим и шумным репортером газеты "Трибюн". Следует, однако, прибавить, что Том Крабб, вовсю рекламируемый Джоном Мильнером, тоже привлекал к себе внимание многих держателей пари. Казалось вполне естественным, что такое колоссальное богатство достанется этому колоссальному животному. Случай любит подобные контрасты или, лучше сказать, подобные сходства, и если он чужд привычкам, то, во всяком случае, у него бывают капризы, с которыми приходится считаться. Что касается коммодора Уррикана, то в самом начале на всех биржах его акции стояли очень высоко. Первые полученные им девять очков, составленные из пяти и четырех, отправили его в пятьдесят третью клетку, и каким это было блестящим началом! Но, будучи отослан при втором метании в пятьдесят восьмую клетку, в Калифорнию, и вынужденный сызнова начинать партию, он лишился всех симпатий публики. К тому же знали, что он потерпел кораблекрушение около Ки-Уэста, что его переезд туда совершился при самых отвратительных условиях и что в полдень 23 мая он был еще без сознания. Неизвестно, будет ли он когда-нибудь в состоянии добраться до Долины Смерти и не был ли он мертв вдвойне - как человек и как партнер. Оставался один только седьмой партнер - X. К. 2., и было серьезное основание предполагать, что ловкачи и хитрецы, у которых мозг устроен не так, как у других людей, и позволяет им заранее угадывать удачные удары игральных костей, остановят свое внимание именно на нем. Если же в этот момент его оставляли в покое, то потому, что не знали, отправился ли он уже в штат Висконсин или нет. Но этот вопрос должен был выясниться, как только он явится в почтовое бюро Милуоки за получением телеграммы. И этот день был уже не за горами. Приближалось 27 мая, когда должен был произойти четырнадцатый тираж, главным заинтересованным лицом в котором был .... "Человек в маске". В этот день после метания игральных костей нотариус Торнброк пошлет ему телеграмму в почтовое бюро Милуоки, куда около полудня он должен явиться лично. Легко можно себе представить, какая толпа любопытных соберется в это бюро, людей, стремящихся увидеть наконец господина X. К. 2. Если они не узнают его имени, то по крайней мере увидят его и фотографические аппараты не замедлят сделать с него моментальные снимки, которые в этот же самый день будут напечатаны в газетах. Кстати, нужно заметить, что Уильям Гиппербон расположил различные штаты Союза на своей карте самым произвольным образом. Все эти штаты не были помещены ни в алфавитном, ни в географическом порядке. Вот почему штаты Джорджия и Флорида, в действительности соседние, занимали один - двадцать восьмую Клетку, другой - пятьдесят третью. Техас и Южная Каролина были помещены под номерами десятым и одиннадцатым, тогда как их разделяет расстояние в восемьсот или девятьсот миль. То же самое можно сказать и про все остальные. Такое распределение не было, конечно, результатом сознательного выбора, и возможно даже, что штаты были расположены на карте в том порядке, какой им выпал по жребию завещателя. Как бы то ни было, именно в штате Висконсин таинственный X. К. 2. должен был ждать телеграммы, извещающей его о результате второго тиража. Что касается Лисси Вэг и Джовиты Фолей, то, приехав в Милуоки только 23 утром, они поспешили его покинуть, для того чтобы не встретиться там с седьмым партнером, когда тот явится в городское телеграфное бюро. Наконец наступило 27 мая. Общее внимание сосредоточилось на этой таинственной личности, которая неизвестно по каким мотивам не желала объявить своего имени публично. Вот почему в этот день зал Аудиториума не был так переполнен, как он мог бы быть: тысячи любопытных с утренним поездом отправились в Милуоки, где надеялись увидеть наконец в почтовой конторе этого таинственного X. К. 2. В восемь часов утра нотариус Торнброк, по обыкновению очень торжественный, окруженный членами "Клуба Чудаков", выбросил из футляра на стол игральные кости и при наступившем общем молчании громко произнес: - Четырнадцатый тираж. Седьмой партнер. Десять очков, из четырех и шести. Вот что означали эти выброшенные десять очков. Так как X. К. Ъ, был в двадцать шестой клетке, штат Висконсин, то десять очков отослали бы его в тридцать шестую, если бы эти очки не должны были дублироваться, поскольку эта тридцать шестая клетка была занята штатом Иллинойс. В силу этого неизвестному X. К. X. нужно было, покинув штат Висконсин, отправиться в сорок шестую клетку, которая на карте Уильяма Гиппербона находилась в округе Колумбия. Фортуна несомненно покровительствовала этому таинственному партнеру! Первое метание костей послало его в штат, соседний с Иллинойсом, а второе - направило всего только на три штата дальше, через Индиану, Огайо и Западную Вирджинию, в округ Колумбия, в его столицу Вашингтон, являющуюся в то же время столицей Соединенных Штатов Америки. Какая разница между этими путешествиями и теми, которые выпали на долю его конкурентов, отсылаемых на самые окраины федеральной республики! Разумеется, необходимо было держать пари именно на него, которому так везет, если только он в действительности существовал. И вот в это утро в Милуоки не осталось на этот счет никаких сомнений: незадолго до полудня толпа любопытных, находившихся и внутри и вне почтового бюро, раздвинула свои ряды для того, чтобы пропустить человека среднего роста, крепко, по-видимому, сложенного, с легкой проседью в бороде, с лорнетом. На нем был костюм путешественника, и он держал в руках небольшой чемодан. - Есть у вас телеграмма для X. К. 2.? - спросил он почтового чиновника. - Вот, получите, - ответил тот. Тогда седьмой партнер, - так как это был именно он, - взял телеграмму, распечатал ее, прочел, снова сложил, положил в свой портфель и, не высказав никакого признака ни удовольствия, ни неудовольствия, вышел из бюро при полном молчании взволнованной публики. Его наконец увидели, этого седьмого партнера! Он существовал! Это не продукт фантазии, он один из представителей человеческого рода! Но кто же он? Как его имя? Какое он занимает общественное положение? Каковы его качества? Этого никто не знал. Он явился тихо, бесшумно и так же тихо исчез! Но все равно, раз он в назначенный день явился в Милуоки, то так же точно в назначенный день явится и в Вашингтон. Для чего же нужно знать его социальное положение? Нельзя сомневаться в том, что он будет продолжать точно выполнять все условия, раз он выбран самим завещателем. К чему же тогда предпринимать те или другие шаги, чтобы узнать что-нибудь большее? Пусть каждый, не колеблясь, держит за него пари! Он сделается, по-видимому, баловнем судьбы, так как, судя по первым полученным очкам, все говорит за то, что удача будет ему сопутствовать в течение всего путешествия. В итоге вот каково было положение дел в этот день 27 мая: Макс Реаль 15 мая покинул Форт Рилей, штат Канзас, для того чтобы отправиться в двадцать восьмую клетку, штат Вайоминг. Том Крабб 17 мая выехал из города Остина, штат Техас, в тридцать пятую клетку, штат Огайо. Герман Титбюри, откупившись от наказания, покинул 19 мая город Кале, штат Мэн, чтобы направиться в четвертую клетку, штат Юта. Гарри Кембэл 21 мая выехал из города Санта-Фе, штат Нью-Мексико, в двадцать вторую клетку, штат Южная Каролина. Лисси Вэг 23 мая покинула город Милуоки, штат Висконсин, для того чтобы отправиться в тридцать восьмую клетку, штат Кентукки. Коммодор Уррикан, если он еще жив, - а надо надеяться, что он поправился, - получил сорок восемь часов тому назад, 25 мая, телеграмму, которая отправила его в пятьдесят восьмую клетку, штат Калифорния, откуда ему. предстоит вернуться в Чикаго, для того чтобы начать всю партию сызнова. И, наконец, X. К. 2. 27 мая был послан в сорок шестую клетку, в округ Колумбия. Миру остается теперь толь