пришлось бы платить двойной и тройной штраф? И что же? Разве он стал бы протестовать, отказываться? Нет!.. Ну, и в данном случае ничего другого не оставалось, как покориться, потому что если он крепко цепляется за свои деньги, то еще важнее крепко защищать свою жизнь, а их жизнь в руках этих злоумышленников. В общем... ничего другого не оставалось, как заплатить. Мистер Титбюри сопротивлялся еще до семи часов вечера в надежде, что судьба пошлет ему кого-нибудь на помощь, но этого не случилось, а ровно в половине восьмого в дверях появился мистер Инглис, как нельзя более вежливый и любезный. - Завтра - торжественный день, - сказал он, - и было бы хорошо, если бы сегодня вечером вы перебрались в Грэйт-Солт-Лейк-Сити. - Но кто же этому мешает, как не вы? - воскликнул мистер Титбюри, задыхаясь от злобы. - Я? - повторил мистер Инглис, улыбаясь. - Да ведь для этого достаточно, чтобы вы заплатили по счету... - Вот, - проговорила миссис Титбюри, протягивая мистеру Инглису пачку кредитных билетов, которые ее муж передал ей со смертельной мукой в душе. Мистер Титбюри почти потерял сознание, увидев, как этот негодяй пересчитывал деньги, и ничего не нашелся ответить, когда бандит сказал: - Мне нет надобности давать вам в этих деньгах расписку, но не бойтесь, я ими расплачусь за вас в гостинице. А теперь мне остается пожелать вам доброго вечера и такой удачи, которая дала бы вам возможность выиграть миллионы Гиппербона. Входная дверь оказалась отпертой, и, ничего больше не слушая, чета стремительно выбежала из гостиницы. Было почти совсем темно и очень трудно ориентироваться в местности. Как же указать полиции тот пункт, где произошла эта трагикомическая сцена? Но в данную минуту нужно было спешить в город, огни которого виднелись вдали, в трех милях отсюда, на берегу Крессент-Ривер. Через какой-нибудь час чета Титбюри дошла до Нового Сиона и вошла в первый попавшийся отель. Ни один, конечно, не мог бы оказаться таким дорогим, как "Чип-Отель". На следующее утро, 2 июня, мистер Титбюри явился в контору шерифа, чтобы принести ему свою жалобу и потребовать, чтобы его агенты отправились на поиски Роберта Инглиса. Может быть, они успели бы отнять у него эти три тысячи долларов! Шериф, судья интеллигентного вида, выслушал жалобу с большим участием. К несчастью, мистер Титбюри мог дать только очень неясные указания, касающиеся этого кабачка. Его привели туда вечером, и он покинул его тоже вечером. Когда же он стал говорить о "Чип-Отеле", находившемся на берегу Крессенг-Ривер, то шериф ответил, что не знает никакой гостиницы и кабачка с таким названием и что реки Крессент-Ривер в этой местности вообще нет. Было очень трудно поймать злоумышленника, которым, наверно, успел уже убежать вместе со своими соучастниками. Посылать же за ними вдогонку целую бригаду сыщиков бессмысленно: в лесистой и гористой стране это все равно ни к чему бы не привело. - Вы сказали, мистер Титбюри, - обратился к нему шериф {Шериф - в США и Англии должностное лицо, выполняющее главным образом, административные и судебные функции.}, - что имя этого человека... - Инглис... Имя этого мерзавца - Роберт Инглис. - Да... то есть это то имя, которое он вам назвал? Сейчас я уже не сомневаюсь, что дело идет о знаменитом Билле Арроле. Я узнаю его по манере действовать. Это не первый его опыт в этой области. - И вы его до сих пор не арестовали? - с негодованием воскликнул господин Титбюри. - Нет еще, - ответил шериф, - мы сейчас ведем за ним усиленное наблюдение... Когда-нибудь он все равно нам попадется... - Слишком поздно для меня! - Да... но для него вовремя, и он будет посажен на электрическое кресло... если только его не повесят. - Но мои деньги, мистер, мои деньги? - Что поделать!.. Нужно прежде всего задержать проклятого Билла Аррола, а сделать это не так-то просто!.. Все, что я могу вам обещать, мистер Титбюри, это прислать вам кончик веревки, если его повесят, ну а с таким талисманом вы будете иметь все шансы выиграть партию! Это было все, чего Титбюри мог добиться от оригинального шерифа мормонского города. ^TГлава четвертая - ЗЕЛЕНЫЙ ФЛАГ^U Зеленый флаг принадлежал Гарри Кембэлу. Им обозначался путь его следования и прибытия в те или другие города штата, и выбран он был для четвертого партнера потому, что в солнечном спектре этот цвет занимает четвертое место. Главный репортер газеты "Трибюн" был этим выбором очень доволен: ведь зеленый цвет считается цветом надежды! Впрочем, с его стороны было бы неблагодарностью жаловаться на судьбу, которая ему покровительствовала и как туристу, и как игроку. Будучи отослан первым ударом игральных костей в штат Нью-Мексико, он теперь десятью очками - из четырех и шести - отсылался в двадцать вторую клетку, в Южную Каролину, на границу федеральной территории, в Чарлстон, крупнейший город штата. Он прекрасно знал, что держатели пари оспаривали его во всех агентствах, что на него был спрос на всех биржах, что ставка на него доходила до одного против девяти, ставка, о которой ни одни из его конкурентов еще никогда не слыхал, что повсюду его рекламировали как "любимца фортуны". К счастью, покидая город Санта-Фе, репортер не слышал, как Изидорио, его весьма практичный возница, заявил, что не рискнул бы поставить на него и двадцать пять центов; поэтому Гарри Кембэл мог по-прежнему верить в свою счастливую звезду. У него было впереди еще много времени, с 21 мая по 4 июня, для того чтобы доехать до Южной Каролины, а так как начиная со станции Клифтон путешествие должно было совершаться без всяких затруднений по железной дороге, то он, конечно, успел бы приехать в назначенное место к сроку. Двадцать первого мая Гарри Кембэл выехал из Санта-Фе. На этот раз ему не пришлось соблазнять своего нового возницу ни сотней тысяч, ни даже сотней долларов. Вечером он приехал на станцию Клифтон, откуда железная дорога, минуя параллель, служащую южной границей штата Колорадо, доставила его в Денвер, столицу этого штата. Вот размышления, которым предавался в это время Гарри Кембэл, и тот план, на котором он остановился, игнорируя замечание, сделанное ему почтенным мэром города Буффало, что он "принадлежит не себе, а всем тем, кто держит за него пари". "Итак, я перенесся сюда, в одну из самых лучших, самых красивых провинций Союза, - говорил он себе. - Цепь Скалистых гор на западе, а на востоке равнины, отличающиеся необычайным плодородием... Земля, богатая свинцом, серебром и золотом, сквозь которую текут целые реки нефти... Территория, куда устремляются и эмигранты, привлеченные ее природными богатствами, и бездельники, которых соблазняют курорты с целебными источниками, здоровый климат, чистота атмосферы!.. Я лично еще не был знаком с этой изумительной страной, и теперь мне представляется случай ее изучить... Могу я рассчитывать на то, что случай меня снова сюда когда-нибудь направит?.. Это очень мало вероятно!.. С другой стороны, для того чтобы достигнуть Южной Каролины, мне предстоит проехать три или четыре штата, в которых я уже бывал... Они не дадут мне ничего нового... Поэтому будет всего лучше, если я посвящу штату Колорадо все то время, которое имеется в моем распоряжении... Раз я явлюсь в Чарлстон 4 июня ровно в полдень, то моим сторонникам не за что будет меня упрекнуть... К тому же я могу делать то, что мне нравится, и те, кто этим недоволен, могут... и т. д., и т. д.". Вот почему, вместо того чтобы продолжать свое путешествие по железной дороге, идущей через Окли, Топику и Канзас Гарри, Кембэл сделал 21 мая остановку в столице Колорадо, в одном из наиболее комфортабельных отелей. В этом штате он провел только пять дней, до вечера 26 мая, но, как это всем известно, газетный репортер в состоянии сделать в такой короткий срок то, чего никто из смертных не мог бы проделать и в гораздо более длинный. Это вопрос профессиональной тренировки, и чтобы в этом убедиться, достаточно пробежать заметки, сделанные Гарри Кембэлом в его записной книжке, которыми он пользовался для своих статей, посылаемых в газету "Трибюн". "22 мая. Осматривал Денвер. Нарядный город с широкими тенистыми улицами, великолепными магазинами, напоминающими магазины Нью-Йорка и Филадельфии, церквами, банками, театром, концертным залом, большим зданием университета Дальнего Запада, просторным складом, с первоклассными гостиницами и шикарными ресторанами. Французская кофейня. Очень хорошо в этой французской кофейне. Денвер был основан в 1858 году при слиянии рек Черри-Крик и Платт-Ривер. В 1859 году в нем было всего только три женщины. В том же году там родился первый ребенок, а двадцать лет спустя там было уже двадцать пять тысяч жителей и беспрерывно рос приток приезжих. В настоящее время там около ста семи тысяч душ. Денвер считается несравненным городом, не имеющим себе соперников. Совершенно исключительный кислородный воздух на высоте четырех тысяч восьмисот семидесяти двух футов. На западе цепь гор Колорадо высотой в семь с половиной тысяч футов, зеленых у своего основания и с белыми вершинами. Вокруг города многочисленные коттеджи. Если я выиграю партию, то построю себе такой коттедж на берегу Черри-Крика - это восхитительное место для летнего отдыха. Заведу лошадей, экипажи, слуг - белых и черных... Только что был хорошо принят губернатором штата, сенатором Эвансом. Выражал пожелание успеха и поздравлял. Держит пари за меня на большую сумму, и полагаю, что имеет на это основание". "23 мая. Был в селениях горняков, превратившихся теперь в городки: Орора, Голдн-Сити, Голдн-Гейт, Оро-Сити - названия, которые звучат красиво, но не так, однако, громко, как Ледвилл - город свинца, извлекающий ежегодно свыше семидесяти тысяч тонн его, город, построенный недавно, но слишком отдаленный, чтобы я мог успеть его осмотреть". "24 мая. Поезд перенес меня в Пуэбло (южное Колорадо), двигаясь все время вдоль громадной горной цепи. Важный промышленный центр, питаемый каменноугольными шахтами и нефтяными источниками. Приобрету один или два из них, если выиграю партию. Ехал через Колорадо-Спринг, так называемый "город миллионеров", славящийся своими ваннами и охотно посещаемый больными или воображающими себя таковыми. Видел любопытный Монумент-Парк с его архитектурными утесами и с изумительной панорамой. Колорадо занимает первое место в Соединенных Штатах по добыче свинца, второе место по добыче серебра и золота (более ста двадцати миллионов в год) и третье по площади размером в сто четыре тысячи квадратных миль". "25 мая. Вернулся из Швейцарии - из американской Швейцарии, разумеется, - находящейся в восточной части горной цепи Колорадо. Это так же красиво, как и Национальный парк штата Вайоминг, красивее, может быть, чем европейская Швейцария. Правда, во мне говорит сейчас гражданин Соединенных Штатов, но там действительно совершенно неописуемые по красоте парки - и на севере, и на юге, и в центре. Какое воспоминание осталось у меня от парка Фейр-Плей, окруженного величественными горами, среди которых гора Линкольн поднимается на четырнадцать тысяч футов над уровнем моря! Видел озера Близнецы в горном ущелье, где течет Арканзас. Эти два озера отделены друг от друга каменистыми моренами из обломков скал, причем длина одного озера две с половиной мили, а ширина - полторы мили, другого же - вдвое меньше. Хотел бы провести недели две в одном из хороших отелей в Дерри. Окончательно решил приобрести коттедж в Денвере и две каменноугольные копи в Колорадо - все это на мои будущие миллионы... А почему не позволить себе приобрести еще какое-нибудь шале {Шале - небольшой домик, горная хижина в Альпах.} на берегах озер Близнецов? Видел колоссальные вершины цели Скалистых гор, в том числе вершины Сьерра-Мадре, находящиеся в самой возвышенной части Америки; эти Скалистые горы имеют в своем основании не менее трехсот семидесяти пяти лье. Вряд ли самые обширные государства Европы, за исключением России, могли бы их вместить. Подлинный становой хребет Северной Америки, составляющий с орографической системой Запада одну четвертую часть всех Соединенных Штатов! Соедините Альпы с Пиренеями и с Кавказом, и вы все-таки не получите горной цепи, равной по размерам цепи Скалистых гор. Не имел времени отправиться к горе Сент-Круа, северной оконечности так называемой Национальной цепи. Но все же успел проникнуть через ворота Сада Богов в Сад Богов, находящийся в четырех милях от Колорадо - Джанкшен. Тоже не сравнимый ни с каким другим парк, каменные глыбы которого кажутся окаменевшими великанами какой-то допотопной семьи гигантов. Прогуливался у подножия скалы Теокалес, напоминающей собой замок Бюрграв, только выстроенный на высоте двух с половиной тысяч футов в воздухе. Но нельзя запаздывать, однако, и забывать, что губернатор Колорадо и многие из его чиновников держат за меня пари! Поэтому я вернулся 26-го в Денвер и пошел снова взглянуть на место моего будущего коттеджа в тени великолепных деревьев на берегу Черри-Крика". Гарри Кембэл в своих восхвалениях нисколько не преувеличивал достоинств столицы Колорадо и самого штата. Но каким количеством крови пропитана почва всей этой прекрасной страны! До 1867 года пионерам приходилось сражаться с шайеннами, арранохами, кэйсуэйсами, команчами, апачами, со всеми свирепыми племенами краснокожих, имевших таких вождей, как Черный Уголь, Белая Антилопа, Левая Рука, Вывихнутое Колено и Маленький Плащ! И разве можно когда-нибудь забыть о той страшной резне в окрестностях Санд-Крика, которая в 1864 году упрочила за белыми, сражавшимися под начальством полковника Шивингтона, господство в этой стране. День 26 мая Зеленый флажок провел в великолепной столице. В его честь в резиденции губернатора был устроен торжественный прием. Как известно, в Соединенных Штатах человек ценится главным образом за его деньги, - я в представлении жителей Колорадо, так же как и в его собственном, Гарри Кембэл стоил шестьдесят миллионов долларов. Вот почему ему по заслугам был оказан торжественный прием любящими пышность американцами, у которых золото лежит не только в их кассах, карманах, в почве их страны, но даже в названиях их главных городов! На следующий день, 27 мая, четвертый партнер простился с губернатором и покинул город, напутствуемый шумными возгласами приветствий и пожеланий своих многочисленных сторонников. Из Денвера поезд направился в Форт Уолэс, пограничный город штата, потом 1 пересек с запада на восток Канзас, проехал через Джеф-ферсон-Сити, столицу штата Миссури, и, достигнув восточной границы его, вечером 28-го остановился на вокзале города Сент-Луис. В планы Гарри Кембэла отнюдь не входило делать длительную остановку в этом большом городе, который был ему знаком. Репортер надеялся, что судьба никогда не отошлет его сюда: Сент-Луис занимал пятьдесят вторую клетку, изображавшую в благородной игре в "гусек" "тюрьму". К тому же те штаты, которые ему надлежало проехать, прежде чем попасть в Южную Каролину, готовили ему много заманчивых экскурсий, как, например, Теннесси, Алабама и Джорджия. Вот почему он решил немного отдохнуть, проведя ночь в одном из лучших отелей города, и рано утром двинуться дальше. Казалось, что ничто не должно было осложнить его путешествия и помешать ему в назначенный день явиться в Чарлстон. А между тем он едва совсем туда не попал, едва не был совершенно лишен возможности еще когда-нибудь и где-нибудь путешествовать, и это в результате одного инцидента, которого никто не мог предвидеть и о котором будет сказано ниже. Около четверти восьмого Гарри Кембэл шел по платформе вокзала, чтобы узнать точно время отхода поезда, когда внезапно наткнулся или, вернее, на него наткнулся какой-то человек, выходивший из дверей конторы. Тотчас же последовал обмен "любезностями": - Болван! - Грубиян! - Смотрите, куда идете! - А вы оборачивайтесь! И вслед за тем - слова, которые вылетают, как револьверные пули, когда ими обмениваются люди раздражительные и горячего темперамента. Один из столкнувшихся был человек, исключительно одаренный такими качествами, и читатель не удивится, узнав, что это был не кто иной, как Годж Уррикан. Гарри Кембэл сразу узнал своего соперника. - Коммодор! - вскричал он. - Журналист! - ответил ему тот голосом, который, казалось, вырвался из пушечного жерла. Это был действительно коммодор Уррикан, но на этот раз без своего верного Тюрка, и было лучше, что Тюрк не мог вмешаться в эту историю, которую он раздул бы до крайних пределов. Как мы видим, Годж Уррикан не только пережил благополучно кораблекрушение, но нашел даже возможность покинуть Ки-Уэст. Но каким образом? Во всяком случае, свое путешествие он совершил очень ускоренным темпом, так как 25-го был еще во Флориде. Подлинное воскрешение из мертвых! После того как его привезли в Ки-Уэст в таком ужасном состоянии, все его партнеры имели полное основание думать, что матч "семерых" будет продолжаться только шестью участниками партии. Короче говоря, Годж Уррикан находился уже в Сент-Луисе, как в этом мог убедиться его соперник, столкнувшись с ним на перроне вокзала, и настроение его было хуже, чем когда-либо, что понятно. Ведь он ехал теперь в Калифорнию, откуда обязан был вернуться в Чикаго для того, чтобы начать партию сызнова, уплатив предварительно тройной штраф. Будучи от природы добрым малым, Гарри Кембэл счел нужным сказать ему несколько вежливых слов. - Примите мои поздравления, коммодор Уррикан, так как я вижу, что вы не умерли... - Да, сударь, не умер даже при столкновении с одним неуклюжим субъектом и чувствую себя достаточно сильным, чтобы отправить на тот свет тех, кто, без сомнения, радовался, что меня больше не увидит! - Это вы меня имеете в виду? - спросил, нахмурившись, репортер. - Да, сударь, - ответил Годж Уррикан, выразительно глядя прямо в глаза своему противнику, - да, сударь, вас, любимчика фортуны! Казалось, он злобно жевал эти слова, дробя их своими коренными зубами. Гарри Кембэл, не отличавшийся никогда особой сдержанностью и начинавший горячиться, ответил: - По-видимому, необходимость возвращаться из Калифорнии в Чикаго не делает людей более вежливыми. Слова эти задели коммодора за самую чувствительную его струнку. - Вы меня оскорбляете, сударь! - крикнул он. - Понимайте, как вам будет угодно. - Ну, я понимаю именно так, и вы мне ответите за ваши дерзости! - Сию же минуту, если это вас устроит. - Да... если бы у меня было время, - порычал Годж Уррикан, - но у меня его нет. - Ищите его. - Что я сейчас разыщу, так это поезд, с которым мне необходимо уехать. Поданный в эту минуту поезд пыхтел и свистел, готовый тронуться в путь. И нельзя было терять ни секунды. Коммодор со всех ног бросился к нему и, вскочив на площадку между двумя вагонами, закричал оттуда свирепым голосом: - Господин журналист, вы скоро услышите обо мне... скоро услышите! - Когда? - Сегодня же вечером... в "Европейской гостинице". - Я там буду! - ответил Гарри Кембэл. Но, как только поезд тронулся, он сказал себе: "А ведь он ошибся, этот зверь! Сел не в тот поезд и поедет туда, куда ему вовсе не нужно... Но дело его, конечно". И действительно, поезд, о котором шла речь, удалялся в восточном направлении, по которому должен был ехать и Гарри Кембэл, чтобы попасть в Чарлстон. Но Годж Уррикан не ошибся. Ему нужно было вернуться на предыдущую станцию, Геркуланум, где его ждал Тюрк. Дело в том, что между начальником станции Геркуланум и коммодором произошел горячий спор по поводу запоздавшего багажа последнего, спор, в который вмешался Тюрк и обещал бросить начальника станции в топку одного из его паровозов. Хозяин его успокоил и, воспользовавшись отходившим поездом, вскочил в него. Приехав на станцию Сент-Луис, он лично подал заявление о своем запоздавшем багаже. Вопрос этот без труда уладился, чемодан обещали вытребовать телеграммой, и когда Годж Уррикан выходил из конторы, чтобы сесть на поезд, уходивший в Геркуланум, произошла встреча его с репортером. Увидав, что его противник уехал, Гарри Кембэл перестал интересоваться этим инцидентом и вернулся в "Европейскую гостиницу", в которой остановился. После обеда он сделал довольно длинную прогулку по городу, и когда входил в отель, ему передали письмо, которое пришло с последним поездом из Геркуланума. Нет! Ведь нужно же иметь мозг, состоящий из таких химических элементов, которые кипели под черепом Годжа Уррикана, чтобы написать подобное письмо: "Господин четвертый партнер, у Вас, наверное, есть револьвер, и у меня тоже таковой имеется. Завтра в семь часов утра я сяду в поезд, который отправится из Геркуланума в Сент-Луис. Предлагаю Вам выехать в этот самый час с поездом, который отправляется из Сент-Луиса в Геркуланум. Это ничего не изменит ни в Вашем маршруте, ни в моем. В семь часов семнадцать минут оба эти поезда встретятся. Если Вы не такой человек, чтобы умышленно наталкиваться на прохожих и потом оскорблять их без всякого на то повода и права, то будьте в эту минуту на площадке, соединяющей пассажирский вагон с багажным, а я в это самое время буду на площадке последнего вагона моего поезда. Это даст нам возможность обменяться несколькими пулями. Коммодор Годж Уррикан". Этот страшный человек ничего не рассказал Тюрку ни о ссоре, ни о своем вызове, опасаясь, что вмешательство Тюрка только повредит делу. Но он не мог бы найти соперника более достойного, чем этот хроникер газеты "Трибюи", который и на этот раз оказался вполне на высоте положения. "Ну, если этот любитель соленой воды вообразил, что я отступлю, - вскричал Гарри Кембэл, - то он жестоко ошибся!.. В назначенный час я буду на своей площадке, раз он будет на своей!.. И зеленый флаг журналиста не склонится перед оранжевым флажком коммодора!" Заметьте между прочим, что ничто в этом происшествии не могло никого удивить в такой удивительной стране, как Америка! Итак, на следующее утро - семи часов еще не пробило - Гарри Кембэл явился на вокзал, чтобы сесть в пеезд, который отправлялся в Колумбус и проходил через Геркуланум. Выбрав себе место в последнем вагоне, площадка которого находилась непосредственно за багажным, он там устроился и стал ждать. Оставалось семнадцать минут до момента, когда ему надо будет занять свой боевой пост. Утро было холодное, и никого из пассажиров не соблазняло постоять на площадке во время хода поезда. В вагоне, в котором находился Гарри Кембэл, было не более двенадцати пассажиров. Посмотрев на часы, репортер "Трибкш" увидел, что стрелки показывали семь часов пять минут. Таким образом, у него было еще двенадцать минут, и он ждал в полном спокойствии, от которого его противник был, без сомнения, очень далек. В семь часов четырнадцать минут он встал, вышел на площадку, вынул из кармана револьвер и, проверив заряды, стал ждать. В семь часов шестнадцать минут послышался все нараставший грохот встречного поезда из Геркуланума, двигавшегося по другому пути, в противоположном поезду Гарри Кембэла направлении. Гарри Ксмбэл поднял револьвер на высоту своего лба и приготовился. Паровозы промчались один мимо другого, оставляя позади облака белого пара. Еще полсекунды - и почти одновременно раздались два выстрела. Гарри Кембэл почувствовал на своей щеке ветер и свист пролетевшей мимо пули и тотчас же ответил на выстрел выстрелом. Вслед за тем оба поезда исчезли из виду. Не подумайте, что звук этих двух выстрелов смутил сидевших в вагоне путешественников! Нет! Взволновать это их не могло ничуть, и Гарри Кембэл спокойно вернулся в вагон и занял свое прежнее место, так и не узнав, задела его пуля коммодора или нет. Потом поезд помчал репортера "Трибюн" через штат Джорджия, получивший название Ключ южного свода, подобно тому как штат Пенсильвания называется Ключом северного свода. После войны за независимость столицей штата Джорджия сделался город Атланта в память оказанного им долгого сопротивления. Построенный на высоте ста пятидесяти туазов у начала ущелий горной цепи Аппалачей, этот процветающий город в настоящее время является самым населенным в штате. Проехав территорию штата Джорджия до города Огаста, находящегося на берегу реки Саванна и известного своими бумагопрядильными фабриками, поезд пересек территорию Южной Каролины, миновал Гамбург вблизи Огасты и остановился у своего конечного пункта, города Чарлстона. Это было вечером 2 июня. Репортер закончил свое путешествие, сделав около тысячи пятисот миль по железной дороге из Санта-Фе в Нью-Мексико, путешествие, ознаменованное встречей с Годжем Урриканом. Из чарлстонских газет Гарри Кембэл узнал, что двое неразлучных, коммодор и Тюрк, 31 мая были проездом в Огдене, направляясь на всех парах в дальнюю часть Калифорнии. "Все устроилось к лучшему, - мысленно сказал он. - Я нимало не огорчен тем, что в него не попал. Это медведь и даже морской медведь, но, как бы то ни было, "медведь в человеческом образе!" Никаких намеков на имевшую место дуэль в газетах не было, о ней знали только те, кто принимал в ней участие, и если бы ни один из этих двух не проговорился, о ней никогда не узнали бы. Но, правда, можно ли рассчитывать на скромность сочинителя газетных заметок! Именно в Южной Каролине, на ее прибрежных островках, селились первые французские колонисты. Этот штат славится производством длинноволокнистого хлопка, богатыми урожаями риса великолепного качества и залежами фосфорнокислой соли. К несчастью, война его очень истощила. В этом штате насчитывается довольно много французов, потомков тех гугенотов {Гугеноты - французские протестанты XV-XVIII вв., преследовавшиеся католической церковью и правительством. Нантский эдикт - эдикт о веротерпимости, изданный Генрихом IV в 1598 году в Нанте после религиозных войн. После отмены Нантского эдикта Людовиком XIV в 1685 году многие французы-гугеноты переселились в Америку, преимущественно в Южные штаты.}, которые вынуждены были покинуть родину после отмены Нантского эдикта. Штат Южная Каролина, где чернокожие составляли три пятых населения, был первым, который провел в жизнь акт об освобождении невольников, предоставив федератам в этой части Союза один только Форт Семтэр около Чарлстона. Южная Каролина занимает двадцать девятое место среди штатов Союза по размерам своей территории и двадцать второе по численности населения (один миллион сто пятьдесят две тысячи жителей). Через этот штат в его южной части проходят последние отроги Голубых гор; Южная Каролина славится своим климатом, одним из самых здоровых и наиболее умеренных в Союзе. Здесь хорошо родятся пшеница, лен и табак, не уступающий по своим качествам табаку штата Вирджиния. В центральной части Южной Каролины климат особенно благоприятен для культуры маиса, а в южной - для хлопка и риса, не говоря уж об эксплуатации ее обширных лесов. Индустрия этого штата питается железными и свинцовыми рудниками, почва же его богата золотоносными жилами. Зимой в Южной Каролине необыкновенно мягкая погода, но в июне жара бывает сильной. Уже в феврале растительность начинает оживать, и из почек великолепных кленов показываются красноватые кончики листков. Гарри Кембэл никогда еще не бывал в Чарлстоне, заслужившем грустную репутацию "столицы рабства". В конце концов этот город (такова его жизненная сила!), несмотря на ряд ужасных катастроф, столько раз испытанных, страдая и от воды, и от огня, и от землетрясений, и даже от желтой лихорадки, все же остался цел и невредим. На плоском полуострове между устьями рек Астлей и Купер Чарлстон раскинул свои торговые кварталы и дома, окруженные густой зеленью магнолий и гранатовых деревьев. Немного дальше на скалистых выступах побережья возвышаются его форты, между которыми форт Мультри является одним из главных арсеналов Союза и Южной Каролины. Неизменный баловень судьбы, главный репортер газеты "Трибюн" явился в Чарлстон в такое время, когда город не был встревожен никакими наводнениями, никакими землетрясениями. Там не было даже эпидемии черной оспы! Этот город, так ценимый за мягкость нравов и вежливость его жителей, предстал перед ним во всем своем великолепии, и никогда из его памяти не изгладятся те несколько дней, которые ему удалось провести в его стенах. Сказать, что Гарри Кембэл был встречен там с восторгом, было бы слишком слабо: город положительно неистовствовал, видя в нем самого достойного из всех участников партии. Остальные не шли даже в счет! Для жителей Чарлстона существовал только один партнер матча, тот, которого десять очков прислали в их город. Что касается миллионов покойного Гиппербона, то всем казалось, что они уже лежат в его дорожной сумке! В течение всех сорока восьми часов на него сыпались приглашение за приглашением, от которых он не мог отказаться, как и от поездок за город, где апельсиновые деревья растут на открытом воздухе. На всех стенах виднелись афиши, на которых имя Гарри Кембэла было написано яркими красками, а по вечерам сверкало электрическими огнями. Гость, пользующийся таким приемом, не мог не чувствовать себя в долгу перед этим городом. Вот почему репортер заявил, что обещает в случае, если он выиграет партию, основать в Чарлстоне приют для бедных бессемейных людей. И, интересно отметить, что очень большое число бедняков являлось записываться в городское управление, чтобы заранее обеспечить себе первые места в этом благотворительном учреждении. Будущий победитель матча проявил себя в Чарлстоне, штат Южная Каролина, еще более щедрым, чем в Денвере, штат Колорадо. Настал наконец вечер 3 июня, когда был организован по подписке блестящий банкет под тенью великолепных деревьев при выезде из города, вблизи устья реки Астлей. Толпа приглашенных явилась туда торжественной процессией, с развернутыми знаменами зеленого цвета в честь героя дня. Излишне останавливаться на подробностях этого торжественного собрания. Изысканность его меню и роскошь сервировки трудно описать. Достаточно будет сказать, что главным блюдом этого банкета был чудовищных размеров пирог, весивший восемь тысяч фунтов, который был испечен в гигантской - печи и привезен в экипаже, запряженном двенадцатью лошадьми. В содержимое этого пирога входило две тысячи четыреста фунтов говядины, четыреста фунтов телятины, четыреста фунтов баранины, пятьсот шестьдесят фунтов свинины, сто двадцать фунтов масла, триста шестьдесят фунтов сала, семьдесят шесть зайцев, сто восемьдесят восемь цыплят, двести голубей, две тысячи восемьсот фунтов муки и двести сорок штук дичи. Этот чудовищный пирог имел в ширину четырнадцать футов, в длину - двадцать четыре фута и в высоту шесть. Двадцать официантов, вооруженных ножами длиной в пять футов, разрезали его на куски, которыми должны были насытиться несколько тысяч гостей, и к этому пирогу было подано еще пять тысяч сосисок. Из уст всех присутствующих раздался гром приветствий, которые ветер не замедлил отнести в открытое море: - Ура Гарри Кембэлу!.. Ура четвертому отъезжающему! Ура зеленому флажку!.. Ура главному фавориту матча Гиппербона!.. ^TГлава пятая - ГРОТЫ ШТАТА КЕНТУККИ^U Двадцать шестого мая на всех биржах как в Чикаго, так и в других городах, ставки на Лисси Вэг сильно возросли, дойдя даже до трех против семи. Если вначале пари были не особенно высоки, то это из боязни, что молодая девушка окажется не настолько выносливой, чтобы противостоять усталости, связанной с постоянными переездами. Ее болезнь еще усилила недоверие, которое она внушала. Но теперь здоровье пятой партнерши не оставляло желать лучшего. К тому же ей повезло: двенадцать очков, выброшенные для нее при втором метании игральных костей, оказались очень удачными, так как отсылали ее в Кентукки. С одной стороны, это путешествие было непродолжительно, всего только несколько сот миль, а с другой - штат Кентукки занимал на карте тридцать восьмую клетку. Из этого следовало, что Лисси Вэг в два хода прошла более половины пути. Поэтому неудивительно, что Джовита Фолей с торжеством помахивала желтым флажком, символом ее подруги, и видела его уже воткнутым в миллионы Уильяма Гиппербона. Если бы Лисси Вэг этим интересовалась, она должна была бы возгордиться тем вниманием, которое ей оказывала теперь публика. Как известно, Лисси Вэг и Джовита Фолей поспешили покинуть город Милуоки 23 мая для того, чтобы их там не застал таинственный X. К. 2. Ибо это заставило бы их, во-первых, уплатить штраф, а, во-вторых, уступив свое место седьмому партнеру, быть вынужденными начать партию сызнова. Подруги вернулись в метрополию штата Иллинойс совершенно здоровые, и так как об их возвращении говорили газеты, то несколько репортеров не замедлили явиться к ним на Шеридан-стрит. В результате их посещения газета "Чикаго Геральд" в тот же вечер поместила на своих страницах интервью, в котором говорилось, что обе молодые девушки имели прекрасный вид; теперь их обеих считали носительницами желтого флажка, что было приятно увлекающейся Джовите Фолей. Но, несмотря на ее протесты, они оставались в Чикаго пять дней. Не стоило тратиться на гостиницы, и гораздо лучше было пробыть эти дни дома. Было бы даже разумнее остаться там до кануна того дня, когда нотариус Торнброк должен был послать телеграмму в Кентукки. Но долее 27 мая Джовита Фолей выдержать не могла и спросила: - Ну когда же мы едем? - У нас есть еще время, - ответила Лисси Вэг. - Подумай, ведь нам нужно быть там только шестого июня, а сейчас двадцать седьмое мая! Десять дней еще впереди, а как тебе известно, в Кентукки можно попасть через двадцать четыре часа. - Конечно, знаю, Лисси, но мы едем ведь не только в Кентукки или в главный город этого штата, Франкфорт. Мы едем в Мамонтовы пещеры, а это одно из чудес не только Соединенных Штатов, но, кажется, всех пяти частей света! Какой счастливый случай, моя дорогая, побывать в этих гротах, и как хорошо, что почтенный господин Гиппербон придумал нас туда послать... - Это не он, Джовита, это сделали игральные кости, выбросившие нам двенадцать очков... - Подожди, подожди Разве не он выбрал во всем штате Кентукки эти пещеры?.. Я всю жизнь буду за это ему благодарна! И никогда не переставала бы его благодарить, если бы он только не отдыхал теперь на Оксвудсском кладбище? Правда и то, что если бы он не переселился в другой мир, то мы не бегали бы теперь за его наследством... Но, в конце концов, когда же мы едем? - Как только тебе этого захочется. - В таком случае завтра утром. - Согласна. Но, - прибавила Лисси Вэг, - нам нужно еще сделать визит мистеру Маршаллу Филду. - Ты права, Лисси. В течение этого визита сам Маршалл Филд и почти весь персонал его магазина не скупились на пожелания и приветствия пятой партнерше и ее неразлучной подруге. На следующий день экспресс на протяжении ста тридцати миль мчал путешественниц через Иллинойс в Данвилл, находившийся у западной границы штата Индиана. После полудня они переехали границу и вышли из вагона, чтобы пообедать в Индианаполисе, столице штата с населением в сто тысяч душ. Если бы Гарри Кембэл был тут, он, без сомнения, нашел бы время, чтобы осмотреть этот штат, откуда в прошлом столетии были изгнаны туземцы и где первые французские колонисты основали много разных учреждений. Но Джовита Фолей решила ограничиться одним Индианаполисом, по которому протекает река Уайт-Ривер до своего впадения в реку Уобаш. Индианаполис - один из городов, наиболее благоустроенных во всем Союзе, и нельзя не любоваться его совершенно исключительной чистотой. В гостинице, где остановились и записались наши путешественницы - под своими именами, разумеется, - их часто принимали одну за другую. Казалось даже, что Джовите Фолей более подходило, чем скромной Лисси Вэг, играть роль в этой столько шуму наделавшей партии. Двадцать девятого числа в восемь часов пятнадцать минут утра они с первым отходившим поездом отправились в город Луисвилл, находящийся на левом берегу реки Огайо, на границе между штатами Индиана и Кентукки, из которых последний был одним из главных защитников идеи аболиционизма. В одиннадцать часов пятьдесят девять минут их путешествие закончилось. Как ни убеждали Джовиту Фолей в том, что штат Кентукки стоит того, чтобы его подробно осмотреть, как самый богатый в Союзе, она на все отвечала только двумя словами: "Мамонтовы пещеры". Если бы ей сказали, что штат необыкновенно благоприятен как для сельского хозяйства, так и для скотоводства, что он дает лучших лошадей Америки и третью часть всего табака, производимого Соединенными Штатами, она все же ответила бы: "Мамонтовы пещеры!" Если бы ей напомнили, что среди его владений находятся великолепные промышленные города, построенные по берегам реки Огайо, и каменноугольные копи в районе Аллеганских гор, она все равно продолжала бы твердить: "Мамонтовы пещеры!" Очевидно, она была так загипнотизирована этими гротами, что не желала думать ни о Ковингтоне, ни о Нью-Порте, этих двух предместьях Цинциннати, в которых уже побывали Крабб и Джон Мильнер, ни о Мидлсборо, ни о Франкфорте, теперешней столице штата, ни о Лексингтоне, его прежней столице. А между тем этот город так красив со своими широкими улицами, обрамленными густыми деревьями, дающими приятную прохладу, со своим университетом, знаменитым во всем южном районе, и со своим ипподромом, на котором состязаются лучшие лошади Нового Света. Правда, этот ипподром занимал относительно небольшое пространство по сравнению с громаднейшим полем всей Американской республики, на котором состязались партнеры матча Гиппербона, неся флаги, окрашенные в семь цветов радуги. Нет, в этот день подруги ограничились тем, что бегло осмотрели главные кварталы Луисвилла, перешли через мост, перекинутый через реку Огайо, длиной в восемьсот двенадцать туазов, соединяющий этот город с соседними городами Ныо-Олбани и Джефферсоном на территории штата Индиана, с населением, в общем, около двухсот тысяч жителей. Но они не посетили промышленных кварталов, в которых такое изобилие мастерских, табачных и кожевенных фабрик и заводев всевозможных земледельческих машин. Луилвилл находится на высоте ста футов над рекой Огайо. Он построен на крутой возвышенности скалы, откуда можно видеть и все извилистое течение реки, и канал, который течет параллельно ее левому берегу, и острова Санд и Куз, и железную дорогу, пересекающую реку, и великолепные водопады, образуемые ее ревущими водами. В конце концов обе очень уставшие - и Джовита фолей, которая не хотела в этом признаться, и Лисси Вэг, которая этого не скрывала, - около девяти часов вечера вернулись в гостиницу. - Покойной ночи, - сказала Джовита Фолей, укладываясь спать. - А когда мы едем дальше? - спросила Лисси Вэг. - Завтра утром. - Так скоро, Джовита? Но ведь нам достаточно нескольких часов, чтобы доехать до цели нашего путешествия... Времени у нас еще много! - Никогда не много, когда речь идет о Мамонтовых пещерах, - ответила Джовита Фолей. - Спи хорошенько, моя дорогая, я тебя разбужу. И пусть не удивляется читатель, узнав, что на следующий день, 30-го числа, поезд уже мчал обеих молодых девушек к югу (расстояние около ста пятидесяти миль до знаменитых гротов) и проезжал по стране, покрытой дремучими лесами, перемежавшимися полями зерновых хлебов и табачными плантациями. По выезде из маленького городка Мофор, единственно