ма Крабба, только что окончившего свою вторую трапезу, направился на вокзал. Поезд вышел в назначенное время и после разветвления пути в городе Колумбус переехал восточную границу, образованную течением реки Огайо. В Филадельфию или, иначе, в Город братской любви, столицу Пенсильвании, Том Крабб прибыл около десяти часов вечера 31 мая и вместе с тренером провел первую ночь в строжайшем инкогнито. На другой день с утра Джон Мильнер решил пойти посмотреть, "откуда дует ветер", с благоприятной ли стороны, и успел ли он донести имя знаменитого боксера до берегов Делавэра? По обыкновению, Джон Мильнер оставил Тома Крабба в гостинице, приняв все надлежащие меры, касающиеся его первых двух завтраков. На этот раз, так же как и в Цинциннати, он не записал ни своего имени, ни имени Тома Крабба в книге путешественников. Прежде всего ему хотелось прогуляться по городу. Так как результат последнего тиража был известен уже накануне, то он узнает, интересовались ли жители Филадельфии приездом Тома Крабба. Когда вопрос идет о беглом осмотре города третьего или четвертого разряда, небольшого по площади, то это может быть сделано в течение нескольких часов, но иначе обстоит дело, когда один какой-нибудь город как бы соединил в себе несколько городов, как, например, в данном случае. Филадельфия находится в непосредственном соседстве с городами Менэйнак, Германстаун, Кемден и Глостер и насчитывает в общей сложности не менее двухсот тысяч домов и миллион сто тысяч населения. В направлении от северо-востока к юго-западу, вдоль течения Делавэра, Филадельфия раскинулась на протяжении шести лье, и занимаемая ею площадь почти равна площади Лондона. Это объясняется тем, что в большинстве случаев жители Филадельфии живут каждый в своем собственном доме, и колоссальные постройки с сотнями жильцов, как в Чикаго или Нью-Йорке, там редки. Это город особняков по преимуществу. Действительно, метрополия эта громадна; в ней масса воздуха, и некоторые ее улицы шириной в сто футов. Дома ее, построенные из кирпича и мрамора, красуются в тени густых деревьев, сохранившихся еще от отдаленнейшей эпохи. Ее сады отличаются роскошью и изяществом, как и скверы и парки, причем ее Ферма-унт-Парк - самый обширный из парков всех Соединенных Штатов. Он занимает площадь в тысячу двести гектаров, которую окаймляет река Шнилькил, и его овраги сохранили еще свою прежнюю дикую красоту. Во всяком случае, в этот первый день Джон Мильнер мог осмотреть только ту часть города, которая расположена на правом берегу Делавэра, откуда он поднялся в западный квартал, следуя по течению Шнилькила, притока реки Делавэр, который течет с северо-запада на юго-восток. Вот почему в этот день Джон Мильнер не попал в городской центр, откуда расходятся радиусами все главные городские артерии и где помещается городская ратуша, громадное здание из белого мрамора, постройка которого стоила немало миллионов. В конце концов, Джон Мильнер приехал в Филадельфию не для того, чтобы ее осматривать. От него не ждали, как от Макса Реаля или от Гарри Кембэла, картин или статей. Его миссия заключалась в том, чтобы сопровождать Тома Крабба туда, куда направил его последний тираж. Но он хотел одновременно сделать из этого путешествия рекламу Тому Краббу на тот случай, если бы тому не удалось выиграть шестьдесят миллионов долларов и пришлось продолжать заниматься своей профессией. Любителей этого вида спорта нашлось бы немало в Филадельфии, где насчитывались целые сотни тысяч рабочих в металлургических предприятиях и на механических и химических заводах, в городе, где было более гнести тысяч всевозможных фабрик, не говоря уж о большом числе портовых рабочих, которые занимаются отправкой нефти, угля, зерна. Торговый оборот Филадельфии уступает только торговому обороту Нью-Йорка. Да, Тома Крабба должны были очень ценить в этом мире, где физические качества доминируют над интеллектуальными. А в других классах, так называемых высших, разве мало встречается джентльменов, которые умеют ценить удар кулаком по физиономии и раздробление челюстей, произведенные по всем правилам этого "искусства"? В чем Джон Мильнер убедился не без искреннего удовольствия, так это в том, что рынок на Маркет-стрит, который считается самым колоссальным из рынков всех пяти частей света, не был занят никаким областным конкурсом скота. А потому его компаньон не мог встретить здесь соперника, которого должен был бы опасаться, как это было на отвратительном рынке СпрингГров, в городе Цинциннати, и синий флаг не склонится перед величием какогонибудь феномена свиньи. К тому же Джон Мильнер с самого начала чувствовал себя здесь вполне успокоенным. Газеты Филадельфии с большим шумом объявили об ожидавшемся приезде в штат Пенсильвания второго партнера матча Гиппербона, где-то между 31 мая и 14 июня. В этом приняла участие агентура держателей пари. Биржевые маклеры разжигали страсти игроков в пользу Тома Крабба, утверждая, что он одерживал всегда верх над своими конкурентами и что ему достаточно двух счастливых ударов, чтобы добиться цели... и прочее и прочее. И когда на следующий день Том Крабб в обществе своего тренера совершал прогулку по наиболее посещаемым улицам города, какое он почувствовал бы удовлетворение, если бы умел читать! Повсюду на стенах домов были наклеены гигантские афиши, напоминавшие, правда, те, которые, наклеивались в Цинциннати в ожидании прибытия туда феноменальной свиньи, по на этот раз уже с именем второго партнера, написанным большими буквами, в целый фут высотой, и сопровождаемым бесчисленными восклицательными знаками, как бы исполнявшими роль какой-то почетной стражи (не говоря уж о брошюрках, раздаваемых населению маклерами различных агентств). ТОМ КРАББ! ТОМ КРАББ!! ТОМ КРАББ!!!  ЗНАМЕНИТЫЙ ТОМ КРАББ, ЧЕМПИОН НОВОГО СВЕТА!!! ГЛАВНЫЙ ЛЮБИМЕЦ МАТЧА ГИППЕРБОНА!!! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ПОБЕДИЛ ФИТСИМОНСА И КОРБЭТА! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ПОБИВАЕТ РЕАЛЯ, КЭМБЭЛА, ТИТБЮРИ, ЛИССИ ВЭГ, ГОДЖА УРРИКАНА И X. К. 2. ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ИДЕТ ВПЕРЕДИ ВСЕХ!! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ВСЕГО ТОЛЬКО В ШЕСТНАДЦАТИ КЛЕТКАХ ОТ ЦЕЛИ!! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ВОЗНЕСЕТ СИНИЙ ФЛАГ НА ВЫСОТУ ИЛЛИНОЙСА!!! ТОМ КРАББ В НАШЕМ ГОРОДЕ!!! УРА! УРА!!! УРА ТОМУ КРАББУ!!! Само собой разумеется, что другие агентства, у которых не Том Крабб был фаворитом, выпускали, в свою очередь, другие афиши, также перегруженные восклицательными знаками и восхвалявшие заслуги Макса Реаля и Гарри Кембэла. Увы, остальные партнеры - Лисси Вэг, коммодор и Герман Титбюри - считались как бы вне конкурса. Поэтому вполне понятно горделивое чувство, испытываемое Джоном Мильнером, когда он "прогуливал" своего прославленного компаньона по улицам Филадельфии, по площадям, скверам, по Фермаунт-Парку и по рынку Маркет-стрит! Какое возмездие за неудачи, имевшие место в Цинциннати!.. Какой залог конечного успеха! А между тем 7-го числа, в разгар этой безумной радости, у Джона Мильнера болезненно сжалось сердце. Это было вызвано совершенно неожиданным инцидентом, сыгравшим роль укола булавки, грозящего выпустить газ из воздушного шара, уже готового подняться ввысь! Другая афиша, такая же колоссальная, была повешена соперником Крабба, не состоявшим в числе его конкурентов по матчу Гиппербона. КАВЭНЭФ ПРОТИВ КРАББА!  Кто был этот Кавэнэф? Он был хорошо известен в Филадельфии. Боксер, пользующийся громкой славой, который тремя месяцами раньше был побежден Томом Краббом и до сих пор не мог еще ему отомстить, несмотря на все самые настойчивые вызовы. И вот теперь во время пребывания Тома Крабба в Филадельфии на афише, после имени Кавэнэфа, появились слова: ВЫЗОВ ЧЕМПИОНУ! ВЫЗОВ!! ВЫЗОВ!!! Конечно, у Тома Крабба было более существенное занятие, чем отвечать на подобную провокацию: спокойно ждать, пользуясь приятным far niente {безделье.}, срока ближайшего тиража. Но Кавэнэф или, вернее, те, которые толкали его на борьбу с чемпионом Нового Света, смотрели на это дело иначе. И кто знает? Не было ли это выходкой какой-нибудь враждебной агентуры, которая желала задержать в дороге наиболее преуспевавшего из всех партнеров? Джон Мильнер должен был удовольствоваться пожатием плеч. Сочувствующие Тому Краббу тоже советовали ему оставить эти вызовы без ответа. Но, с одной стороны, Джон Мильнер знал безусловное превосходство своего компаньона над Кавэнэфом в деле бокса, а с другой - ему приходила в голову такая мысль: если в конце концов Том Крабб не выиграет партии, если его не обогатят миллионы Гиппербона и он будет вынужден выступать как боксер на публичных состязаниях, то не повредит ли его репутации этот отказ принять вызов, предложенный ему при таких исключительных обстоятельствах? В общем, дело кончилось тем, что после нескольких новых, еще более вызывающих афиш, целью которых было запятнать честь чемпиона Нового Света, на следующий день на стенах Филадельфии можно было прочесть в афишах следующее: ОТВЕТ НА ВЫЗОВ! КРАББ ПРОТИВ КАВЭНЭФА!! Можно себе представить, какой это произвело эффект! Как! Том Крабб принимал вызов! Том Крабб, который шел во главе "семерки", готов был рискнуть своим положением, согласившись на эту борьбу!.. Разве он забыл, какой партии он был участником, забыл, какое количество людей держало за него пари? Да, да, он дал свое согласие!.. "К тому же, - говорил себе не без основания Джон Мильнер, - раздробленная челюсть или выбитый глаз не помешали бы Тому Краббу продолжать путешествие и оставаться на лучшем счету в матче Гиппербона". Да, вызов нужно было принять, и лучше раньше, чем позже. Между тем произошло следующее: так как бои подобного рода запрещены даже в Америке, местная полиция запретила предполагаемую встречу двух героев под угрозой заключения их в тюрьму и штрафа. Правда, быть задержанным в этой западной исправительной колонии, где заключенных заставляют учиться на каком-нибудь инструменте и играть потом на нем целыми днями (какой получался ужасающий концерт, в котором преобладали унылые звуки гармоники, легко представить!), еще не составляло чересчур строгого наказания, но самая эта задержка, невозможность выехать в назначенный срок... Они поплатились бы запозданием, что едва не случилось с Германом Титбюри в штате Мэн. Но, быть может, оставалась еще какая-нибудь возможность принять вызов, не боясь вмешательства в дело шерифа? Действительно, разве нельзя было встретиться в каком-нибудь укромном месте, не говоря никому, где именно и в какое время, наконец, разрешить этот вопрос вне стен Филадельфии? Так и было сделано. Одни только секунданты двух боксеров и несколько любителей, пользующихся особым почетом, оказались в курсе предпринятых мер. Таким образом, все должно было произойти среди профессионалов, и по их возвращении в город местным властям незачем будет заниматься этой историей. Нужно сознаться, что особой осторожности проявлено не было. Но что поделать, когда задето самолюбие! По окончании предварительных переговоров (новых афиш с вызовом больше не появлялось) разнесся слух, что встреча отложена до окончания матча, и можно было думать, что никакого поединка не произойдет. А между тем 9-го числа около восьми часов утра в маленьком городке Эрондале, лежавшем в тридцати милях от Филадельфии, несколько джентльменов собрались в одном из городских залов, тайно нанятом для этой церемонии. Фотографы и кинооператоры присутствовали тут же, чтобы сохранить для потомства все фазы этой захватывающей борьбы. Среди присутствующих находились Том Крабб в полной форме борца, готовый дать работу своим громадным рукам, уже тянувшимся к противнику, и Кавэнэф, не такой высокий, как Крабб, но такой же широкий в плечах, обладавший совершенно исключительной силой. Словом, это были два борца, способные дойти до двадцати или тридцати раундов, то есть схваток. У первого ассистентом был Джон Мильнер, у второго - его собственный тренер. Их окружали любители и профессионалы, жадные до зрелища состязания этих двух машин силой в четыре кулака. Но едва только руки борцов приняли требуемое положение, как в зале появился шериф этого города Винсент Брюк в сопровождении Гуго Хюнтера, священника приходской церкви методистов. Он торговал большим количеством Библий, являвшихся одновременно антисептическим и антискептическим средством. Предупрежденные одним из жителей города, оба они прибежали на поле сражения, для того чтобы не допустить этом антиморальной и унизительной встречи, причем один действовал во имя пенсильванских законов, другой - во имя законов божеских. Никто, конечно, не удивится, узнав, что они без особого энтузиазма были приняты обоими чемпионами и зрителями, большими лакомками до этого вида спорта и к тому же успевшими уже заключить несколько пари на значительные суммы. Шериф и священник хотели говорить - их не пожелали слушать. Они хотели разнять борющихся - им оказали сопротивление. Что, в сущности, могли они сделать вдвоем против таких двух мускулистых и коренастых борцов, достаточно сильных, по-видимому, для того, чтобы одной рукой заставить их отлететь по крайней мере на двадцать футов от места поединка? Без сомнения, за них говорил "священный" характер их миссии. Один из них был представителем власти земной, другой - небесной, но не хватало содействия полиции, которая обычно приходила им на помощь. И в тот самый момент, когда Том Крабб и Кавэнэф становились в позу, один - нападающего, другой - защищающегося: - Остановитесь! - закричал Винсент Брюк. - А иначе - берегитесь! - крикнул, в свою очередь, досточтимый Гуго Хюнтер. Но это не помогло, и несколько кулачных ударов были пущены в дело впустую благодаря удачным маневрам обоих боровшихся. И вот тогда произошла сцепа, вызвавшая сначала изумление, а затем восхищение всех присутствующих в зале. Оба - и шериф и священник - не отличались ни высоким ростом, ни крепким телосложением, оба были среднего роста, оба худощавые. Но они обладали исключительной гибкостью, ловкостью и быстротой. В один момент Винсент Брюк и Гуго Хюнтер ринулись на боксеров. Джон Мильнер пытался преградить дорогу священнику, но получил от него такую пощечину, что свалился и едва не потерял сознание, а секунду спустя Кавэнэф получил сильнейший удар кулаком в левый глаз от шерифа, в то время как священник наносил такой же удар по правому главу Тома Крабба. Оба профессионала готовы были убить нападающих, но те, избегая атак и делая прыжки и скачки с ловкостью настоящих обезьян, не попали ни под один из направленных на них ударов. И начиная с этого момента (что не должно никого удивлять, так как это происходило среди группы знатоков), уже не боксерам, а Винсенту Брюку и Гуго Хюнтеру восхищенные зрители стали аплодировать и кричать громкое "ура". В конце концов методист оказался методичным в своей манере действовать по всем правилам искусства и, сделав Тома Крабба кривым на один глаз, едва не выбил у него и второй. Вскоре появилось несколько полицейских, и лучшее, что можно было сделать, это очистить зал, что и было сделано. Так закончилась эта незабываемая борьба, к чести шерифа и священника, действовавших во имя закона и во имя религии. Что касается Джона Мильнера, то он привез Тома Крабба со вздутой щекой и с подбитым глазом обратно в Филадельфию, где оба они заперлись в своей комнате и, преисполненные стыда, стали ждать прибытия на их имя очередной телеграммы. ^TГлава девятая - ДВЕСТИ ДОЛЛАРОВ В ДЕНЬ^U Талисман супругам Титбюри?.. Разумеется, в нем чувствовалась большая надобность, и если бы таким талисманом явился только кусочек веревки, на которой повесили этого разбойника Билла Аррола, и тот оказался бы желанным. Но, как это и заявил судья в Грэйт-Солт-Лейк-Сити, чтобы его повесить, надо было сначала его поймать, а это, по-видимому, не так-то скоро делалось. Разумеется, талисман, обеспечивающий Герману Титбюри выигрыш партии, не был бы приобретен чересчур дорогой ценой, если бы за него было уплачено три тысячи долларов, украденных у господина Титбюри в гостинице "Чип-Отель", но пока что мистер Титбюри был без гроша, а потому, разозленный и разочарованный ироническими ответами шерифа, он ушел из полицейского управления и вернулся к ожидавшей его миссис Титбюри. - Ну что же, Герман, - обратилась она к нему, - этот жулик, этот мерзавец Инглис?.. - Его имя - не Инглис, - ответил Титбюри, в изнеможении опускаясь на стул, - его зовут Билл Аррол. - Он арестован? - Будет. - Когда? - Когда его смогут поймать... - А наши деньги? Наши три тысячи?.. - Я не дал бы за них и полдоллара! Госпожа Титбюри, в свою очередь, упала на стул: все погибло! Но так как у этой сильной женщины реакция наступала очень быстро, то она скоро встала, и когда ее муж в полном отчаянии спросил: - Что же делать? - Ждать, - ответила она. - Ждать?.. Но чего?.. Чтобы этот бандит Аррол... - Нет, Герман... ждать телеграммы от нотариуса Торнброка, которая не запоздает, конечно. Потом мы сообразим... - Но как же с деньгами? - У нас есть время их выписать, даже если бы нас отослали на окраину Соединенных Штатов. - Что меня вовсе не удивило бы, принимая во внимание преследующие нас неудачи! - Следуй за мной, - решительным тоном заявила госпожа Титбюри, и они, выйдя из гостиницы, направились в телеграфную контору. Понятно, что весь город был в курсе несчастья, постигшего чету Титбюри. Правда, Грэйт-Солт-Лейк-Си-ти, по-видимому, не чувствовал к ним большей симпатии, чем маленький город Кале, откуда они так недавно приехали. Они не сумели вызвать к себе не только симпатии, но даже доверия. Кто захотел бы держать пари за людей, на которых сыпалось столько неприятностей?.. За неудачников, которые после двух тиражей были еще только в четвертой клетке? За людей, которых так опередили конкуренты и которых держатели пари игнорировали даже при ставке пятьдесят против одного? И если несколько человек еще находилось в конторе почтового управления, когда туда явилась эта чета, то это были одни только любопытные или, вернее, злые шутники, рассчитывавшие посмеяться над новой неудачей несчастного Гермажа Тмтбюри. Но такие насмешки не трогали им его самого, ни тем более миссис Титбюри. Им было совершенно безразлично, как будут они котироваться в агентствах, тем более что неизвестно, не смогут ли они наверстать потерянное одним великолепным ударом. Действительно, изучая карту, миссис Титбюри рассчитала, что если бы игральные кости выбросили, например, десять очков, число, которое нужно было бы удвоить в четырнадцатой клетке, занятой штатом Иллинойс, то это новое число очков одним скачком перенесло бы их в двадцать четвертую клетку, штат Мичиган, смежный со штатом Иллинойс. А это вернуло бы их обратно в Чикаго. Это был бы, без сомнения, самый удачный удар игральных костей, какой только можно пожелать. Совершится ли он только? В девять часов сорок семь минут, с автоматической точностью, телеграмма была вынута из аппарата. На этот раз число выброшенных очков было катастрофическим. Как читатель, вероятно, помнит, Макс Реаль, находившийся 2 июня в Чикаго, в доме своей матери, был извещен об этом результате метания костей, а в следующие дни последовательно узнавал об отъезде Гарри Кембэла в Северную Дакоту, Лисси Вэг - в Миссури и коммодора Уррикана - в Висконсин. Не говоря о том, что этот удар игральных костей был крайне несчастлив для Германа Титбюри, он в то же время носил какой-то исключительно странный характер, и надо было быть объектом какого-то дьявольского невезения, чтобы такой удар мог совершиться. Судите сами. Игральные кости выбросили пять очков, составленных из двух и трех; это число переносило игрока из четвертой клетки в девятую. Но так как девятая клетка находилась в штате Иллинойс, то надо было это число дублировать, а так как полученная новая клетка тоже находилась в штате Иллинойс, то нужно было это число не удвоить, а утроить, что составляло пятнадцать очков, которые вели в девятнадцатую клетку, штат Луизиана, город Новый Орлеан, помеченный на карте Вильяма Гиппербона "гостиницей". Действительно, более несчастного удара костей нельзя себе представить! Мистер и миссис Титбюри возвращались в отель походкой людей, получивших сильный удар по голове, сопровождаемые насмешками присутствовавших в почтовом бюро. Но голова миссис Титбюри была более крепкой, чем ее мужа, а потому эта особа не оставалась прикованной к месту, как он. - В Луизиану! В Новый Орлеан! - повторял мистер Титбюри и в отчаянии рвал на себе волосы. - О, как могли мы быть так глупы, что решились метаться по всей территории Союза... - И мы будем еще продолжать метаться, - объявила миссис Титбюри, скрестив на груди руки. - Как... Ты думаешь... - Думаю ехать в Луизиану. - Но ведь это по меньшей мере тысяча триста миль! - Мы их сделаем. - Но нам придется платить штраф в тысячу долларов! - Мы его уплатим. - Но нам не придется участвовать в двух метаниях игральных костей! - Мы в них не будем участвовать. - Но ведь нам придется пробыть в этом городе около сорока дней, а жизнь в нем, кажется, безумно дорога... - Все равно, мы там будем. - Но у нас уже нет больше денег... - Мы их выпишем. - Но я не хочу... - А я, я хочу! Как видите, у Кэт Титбюри на все "но" был готов ответ. Наверное, в ней жила старая картежница, которая теперь громко проявляла себя. А мираж миллионов долларов ее привлекал, ошеломлял, гипнотизировал. Герман Титбюри не пытался больше протестовать. Для него это было бы хуже. В конце концов, последствия неудачного метания костей таковы, какими и должны были быть: длинное и дорогое путешествие, переезд с севера на восток и с юга на запад через всю конфедерацию, дороговизна жизни в роскошном, разорительном городе Новый Орлеан и необходимость продолжительного в нем пребывания, так как правила матча требовали выждать там два тиража до получения разрешения снова продолжать партию. Все это было именно то, чего он ждал. - Возможно, - сказала миссис Титбюри, - что случай пошлет туда одного из наших партнеров, и тогда мы займем его место. - Но какого партнера, - воскликнул мистер Титбюри, - раз все они впереди нас? - А почему они не могут быть вынуждены вернуться назад, не выбросив ровнехонько столько очков, сколько им требуется, чтобы кончить партию!.. И тогда им придется начинать все сызнова, как этому отвратительному Уррикану. Конечно, это могло бы случиться, но чикагская чета имела на это мало шансов. - И, в довершение всего, - прибавил мистер Тит-бюри, - мы не имеем права выбрать себе гостиницу по своему желанию. Он был совершенно прав, так как после слов: "девятнадцатая клетка, Луизиана, Новый Орлеан", в злосчастной телеграмме стояло: "Эксельсиор-Отель". Спорить было не о чем. Какова бы ни была эта гостиница - первого разряда или последнего, все равно именно на нее указывал властный покойник. - Значит, мы отправимся в "Эксельсиор-Отель", вот и все! - сказала миссис Титбюри. Такова была эта женщина, настолько же решительная, насколько и скупая. Как она должна была страдать, думая о денежных потерях, которые уже совершились: о трехстах долларах штрафа, о трех тысячах долларов, которые у них украли, о всех понесенных до этого дня расходах и о тех, которые ждут их в ближайшие дни, в близком будущем... Но ожидаемое наследство слепило ей глаза. Само собой разумеется, что времени, чтобы добраться до назначенного ему пункта, у третьего партнера было более чем достаточно - сорок пять дней. Было 2 июня, а Зеленому флагу надлежало появиться в Новом Орлеане только 15 июля. Тем не менее, как заметила миссис Титбюри, кто-нибудь из "семи" мог быть послан туда в один прекрасный день. Значит, необходимо было находиться в то время в девятнадцатой клетке, чтобы поменяться местами с этим партнером. Поэтому лучше было не терять времени на посещение Грэйт-Солт-Лейк-Сити. Было решено, что Титбюри отправятся в путь, как только получат деньги, вытребованные телеграммой из Чикагского национального банка, где у мистера Титбюри был открыт текущий счет. Эта операция отняла только два дня, и утром 4 июня мистер Титбюри мог взять в банке в Грэйт-Солт-Лейк-Сити переведенные на его имя пять тысяч долларов, которые, увы, больше уже не могли приносить ему дохода. Пятого июня мистер и миссис Титбюри покинули Грэйт-Солт-Лейк-Сити при всеобщем равнодушии местного населения и, к своему несчастью, не получив обещанного кончика веревки, который, возможно, принес бы им удачу и успех, так как это значило бы, что Билл Аррол в это время уже пойман и повешен. Один из поездов Центральной Тихоокеанской железной дороги, которой очень часто пользовались партнеры матча Гиппербона, помчал их через штат Вайоминг к городу Шайенна и оттуда через штат Небраска в город Омаха. Там из экономии - так как пароходный тариф был менее высок, чем железнодорожный, - путешественники доплыли по реке Миссури до города Канзас, как это сделал Макс Реаль во время своего первого путешествия; потом из Канзаса они доехали до города Сент-Луис, где Лисси Вэг и Джовита Фолей должны были провести несколько дней после своего пребывания в "тюрьме". Попасть в воды реки Миссисипи, покинув для этого реку Миссури, которая является ее главным притоком, можно путем простого перехода с одного судна на другое. Пароходы на этих реках очень многочисленны, и кто согласен удовольствоваться последним классом, тому путешествие может обойтись очень дешево, а приобретая дешевую провизию на остановках, можно еще уменьшить расходы. Так и поступали мистер и миссис Титбюри, урезывая себя насколько возможно, в ожидании тех счетов, которые им предстояло получить в конце их, быть может, долгого пребывания в гостинице "Эксельсиор-Отель". Таким образом, пароход "Блэк-Уорриор" принял в число своих пассажиров чету Титбюри, которую он должен был доставить в важнейший город Луизианы. Для этого надо было только все время следовать по течению этого "Отца вод", между штатами Иллинойс, Миссури, Арканзас, Теннесси, Миссисипи и Луизиана, для которых великая река служит более естественной границей, чем градусы широты и долготы, определяющие остальные их геодезические границы. Многочисленные названия ее, замененные в конце концов одним - Миссисипи, вызывают к себе чисто географический интерес, от которого супруги Титбюри были очень далеки; это их так же мало интересовало, как размеры площади ее бассейна, хотя он заключает в себе три миллиона двести одиннадцать тысяч квадратных километров. Им важно было только, чтобы эта река наиболее дешево доставила их туда, куда они направлялись. Этот переезд не представлял никаких трудностей. Так называемая промышленная Миссисипи, еще увеличенная многочисленными притоками - Миннесота, Сэдар, Терки, Айова, Сент-Круа, Чиппева и Висконсин, - начинается на склоне горы Сент-Луис, выше шумных водопадов Сент-Антуан. Как раз в Сент-Луисе перекинуты через реку два моста, служащие средством сообщения между ее правым и левым берегами. Следуя вдоль речной границы штата Иллинойс, пароход "Блэк-Уорриор" проплывает мимо высоких меловых скал высотой в шестьдесят туазов, причем по одну сторону тянутся отроги горных вершин Озарк, по другую - последние холмы, покрывающие территорию этого штата. Начиная с города Кейро характер местности совершенно меняется. Это громадная равнина, орошаемая водами одного из притоков Миссисипи, называемого Огайо. Но, несмотря на наличие этих вод, а также рек Арканзаса и Ривьер-Руж (Красной реки), разлив Миссисипи в Новом Орлеане не так интенсивен, как в Сент-Луисе, то есть там, где река впадает в Мексиканский залив. Это потому, что избыток ее вод уплывает через каналы, находящиеся поблизости от ионийских берегов. Вот почему водой здесь почти залита Сенк-Коунтри, или "Затонувшая страна", представляющая собой обширный район к западу от реки, изрытый лагунами, покрытый болотами, полный медленно текущих или стоячих вод, почва которого точно осела во время землетрясения 1812 года. "Блэк-Уорриор", искусно и осторожно управляемый, скользил среди многочисленных островов, не отличающихся устойчивостью. Некоторые из них изменяют свой облик или уносятся течением во время половодья на новые места, а другие образуются из наносных песков, остановленных на своем пути какими-нибудь преградами. Вот почему навигация по Миссисипи представляет большие трудности, с которыми, однако, хорошо справляются искусные лоцманы штата Луизиана. Следуя этой дорогой, чета Титбюри проехала через Мемфис, этот важный город штата Теннесси, куда любопытные ездили посмотреть на Тома Крабба во время его кратковременного там пребывания. Потом они миновали Хелижу, расположенный на одном из холмов пока еще небольшой городок, в будущем обещающий превратиться в значительный город, так как он служжт местом стоянки многочисленных пароходов. Затем, миновав устье реки Арканзас, путешественники попали в край стоячих вод и болот с подвижной, зыбкой почвой, поглотившей когда-то "деревню Наполеона". В Виксберге, одном из редких промышленных городов штата Миссисипи, пароход не останавливался, потому что река в результате сильнейшего разлива отклонилась от этого города на несколько миль ближе к югу. Запущенные в этом месте берега, все более и более низкие, переходя в равнину, покрытую наносными песками, представляют собой только невысокие песчаные холмы и откосы, изрытые течением реки. Наконец, в трехстах милях от моря, "Блэк-Уорриор" миновал устье реки Ривьер-Руж в том пункте, где Соприкасаются оба штата, около форта Адама, и проник на территорию штата Луизиана. Там бурно и стремительно клокотали водопады. Но благодаря тому, что уровень воды достигал в это время своей средней высоты, "Блэк-Уорриор" мог продолжать путь, не рискуя сесть на мель. После Нечес до самого Нового Орлеана значительных городов не встречается, если не считать Батон-Руж, который, в сущности, представляет собой большое местечко с населением в десять с половиной тысяч. Но в нем сосредоточены законодательные учреждения штата Луизиана, в котором, как и во многих других штатах Союза, столица штата не является его главным городом. Город Батон-Руж находится к тому же в очень здоровой и приятной местности, чего нельзя не учитывать в тех районах, которые опустошает эпидемия желтой лихорадки. И наконец, после города Дональдсонвилла не встречается уже ничего, кроме ряда вилл и коттеджей, раскинутых по обоим берегам великой американской реки, вплоть до Нового Орлеана. Штат Луизиана, проданный Первой империей американцам за двадцать миллионов франков {В 1803 году Франция продала Луизиану Соединенным Штатам Америки за 20 миллионов франков.}, занимает только тридцатое место среди штатов федеральной республики. Но население его, черное в большинстве, превышает миллион сто тысяч человек. Пришлось защищаться от разливов Миссисипи солиднейшими насыпями в нижнем ее течении, где производство сахара так значительно, что считается первым по выпуску. На северо-западе, где местность орошается рекой Ривьер-Руж и ее притоками, более высокие места не страдают от наводнения и поддаются всем начинаниям агрикультуры. Штат Луизиана производит также железо, уголь, охру, гипс; в нем встречаются и поля сахарного тростника, и многочисленные плантации апельсиновых и лимонных деревьев, а в его не тронутых еще обширных дремучих лесах живут медведи, пантеры, дикие кошки, а многочисленные речки служат обиталищем аллигаторов. Наконец, 9 июня вечером Новый Орлеан принял в свои стены чету Титбюри, совершившую путешествие, продолжавшееся пять дней, начиная с их отъезда из Грэйт-Солт-Лейк-Сити. За это время, 4, 6 и 8 июня, производились тиражи, в которых были заинтересованы Гарри Кембэл, Лисси Вэг и Годж Уррикаи, но все они были бессильны улучшить положение Германа Титбюри, так как ни один из партнеров не был прислан занять его место в "гостинице" девятнадцатой клетки. О, если бы он не был вынужден явиться в этот разорительный город и провести в нем целых шесть недель, то игральные кости уже, может быть, через семь дней обрадовали бы его более благоприятным числом очков и он мог бы оказаться в одном ряду с кем-нибудь из его более преуспевающих партнеров! Выйдя из вокзала, мистер и миссис Титбюри увидели великолепный экипаж, ожидавший, по-видимому, кого-то из пассажиров "Блэк-Уорриора". Что касается их самих, то им предстояло пешком отправиться в "Эксельсиор-Отель", вручив свой багаж одному из носильщиков. Каково же было их изумление, смешанное с беспокойством, когда к ним подошел чернокожий лакей и спросил: - Мистер и миссис Титбюри, если не ошибаюсь? - Они самые, - ответил мистер Титбюри. Итак, газеты, очевидно, уже объявили об их отъезде из штата Юта, об их приезде в Омаху, об их речном путешествии на пароходе "Блэк-Уорриор" и об их предстоящем прибытии в Новый Орлеан. А они между тем совсем не рассчитывали, что их будут здесь ждать. Неужели же так и нельзя избежать всех неприятностей и расходов, связанных с известностью? - А что вам от нас нужно? - спросил мистер Титбюри недовольным тоном. - Этот экипаж к вашим услугам. - Мы не заказывали никакого экипажа... - В "Эксельсиор-Отель" иначе не приезжают, - ответил с поклоном лакей. - Хорошее начало! - прошептал мистер Титбюри и тяжело вздохнул. Ну что ж, раз более простым способом являться в этот отель не полагалось, то ничего не оставалось, как сесть в это великолепное ландо {Ландо - четырехместная карета с открывающимся верхом. Омнибус - многоместная конная карета с платными местами для пассажиров.}. Чета в него уселась, в то время как омнибус2 "нагружался" их чемоданом и саквояжем. Приехав на Каналь-стрит, экипаж остановился перед великолепным зданием, дворцом в полном смысле слова, со сверкающей надписью над подъездом: "Эксельсиор-Отель", вестибюль которого был залит яркими огнями. Выездной лакей соскочил с козел и поспешно открыл дверцы ландо. Супруги Титбюри, еще очень усталые и ошеломленные, не отдали себе сразу полного отчета в том приеме, который им был оказан персоналом отеля. Величественный мажордом во фраке повел их в отведенное им помещение. Ослепленные, растерянные, они не заметили никаких подробностей окружавшего их великолепия и решили отложить до следующего дня размышления, на которые их наводила эта необыкновенная обстановка. Утром, после ночи, проведенной в тишине комфортабельной комнаты, отгороженной двойными рамами от уличного шума, они проснулись при мягком свете электрического ночника. Светящийся циферблат дорогих стенных часов показывал восемь. У изголовья кровати, в которой оба так хорошо отдохнули, они увидели ряд электрических кнопок, которые ждали, чтобы их коснулись пальцы: тогда в комнату явится горничная или лакей. Другие кнопки заказывали ванну, утренний завтрак, газету и - в чем всегда нуждались путешественники, спешившие встать, - дневной свет. Эту именно кнопку и нажал крючковатый палец миссис Титбюри. В ту же минуту плотные шторы окон механически поднялись, наружные ставни опустились, и снопы солнечных лучей ворвались в комнату. Мистер и миссис Титбюри молча взглянули друг на друга. Они не осмелились произнести ни единого слова, боясь, как бы оно не обошлось им в несколько пиастров. Роскошь обстановки этой комнаты была исключительная, безумная; все здесь было самое дорогое - мебель, портьеры, ковры, шелковые, штофные очень дорогие обои. Встав с постели, чета прошла в соседний будуар, где царил необыкновенный комфорт: умывальники с кранами холодной, горячей и теплой воды, пульверизаторы, готовые наполнить воздух своими нежно пахнущими брызгами, мыло всех цветов и запахов, губки исключительной мягкости, белоснежные полотенца. Одевшись, супруги Титбюри направились в смежные комнаты. Им была предоставлена целая квартира: столовая, в которой стол сверкал серебром; гостиная, обставленная с неслыханной роскошью: драгоценная люстра, картины больших мастеров, художественная бронза, портьеры, тисненные золотом; дальше кабинет хозяйки, в котором стояло пианино с лежавшими на нем нотами, стол с модными романами и альбомами фотографий штата Луизиана, а рядом - кабинет хозяина, где красовались целые груды новейших журналов, газет, наиболее распространенных в Союзе, шкатулка с письменными принадлежностями и даже маленькая пишущая машинка, готовая прийти в движение под пальцами путешественников. - Но ведь это точно пещера Али-Бабы! - вскричала миссис Титбюри, совершенно потрясенная тем, что видела. - И нужно полагать, что сорок разбойников здесь тоже где-нибудь поблизости, - прибавил мистер Титбюри, а вернее, даже целая сотня! В эту минуту взгляд его упал на висевшую на стене карточку в золоченой рамке с расписанием часов завтраков, обедов и ужинов для тех, кто предпочел бы требовать еду в свои комнаты. Комнаты, предназначенные для третьего партнера, были помечены номером первым, и под этим номером стояло: "...предоставляемые партнерам матча Гиппербона управления "Эксельсиор-Отеля". - Позвони, Герман, - могла только произнести миссис Титбюри. Кнопка была нажата, и джентльмен во фраке и белом галстуке появился в дверях гостиной.. В изысканных выражениях он передал супругам приветствие от управления "Эксельсиор-Отеля" и его директора, польщенных тем, что их гостем являлся один из симпатичнейших участников великой национальной игры. Так как мистер Титбюри располагал свободным временем и решил провести его в штате Луизиана, в Новом Орлеане, в обществе своей почтенной супруги, то будут приняты все меры, чтобы окружить их всевозможным комфортом и разнообразить их развлечения. Что касается режима отеля, то, если они ничего не имеют против того, чтобы следовать ему, утренний чай - в восемь часов, первый завтрак - в одиннадцать, ленч - в четыре, обед - в семь, вечерний чай - в десять часов. Кухня английская, американская или французская - по желанию; вина лучших заморских погребов. Ежедневно в распоряжение известного чикагского богача предоставлялся экипаж; элегантная яхта была всегда под парами, готовая для всяких экскурсий по реке Миссисипи вплоть до ее устья или для прогулок по озерам Борнье и Пое-Шартрен, Им ежедневно предоставлялась ложа в опере, где в это время гастролировала французская труппа, пользовавшаяся громкой известностью. - Сколько? - резко спросила миссис Титбюри. - Сто долларов. - В месяц? - В день. - И с каждого человека, не правда ли? - прибавила миссис Титбюри голосом, в котором звучали ирония и злоба. Да, сударыня. Эти цены, исключительно приемлемые, были установлены, как только мы узнали, что третий партнер и миссис Титбюри собираются провести некоторое время в "Эксельсиор-Отеле". Вот куда привела эту чету их несчастливая звезда! И ни в какое другое место они отправиться не могли. Миссис Титбюри не имела даже возможности перебраться в более скромную гостиницу... Это был отель, назначенный волей Уильяма Дж. Гиппербона, причем особенно этому удивляться нечего: ведь покойный был одним из главных его акционеров. Да, двести дол