и обе подруги вышли на станции Спринг-Валли, то вслед за ними вышли и эти неизвестные личности. Но Джовита Фолей ничего этого не видела, так как или наблюдала за Максом Реалем и Лисси Вэг, или любовалась в окно вагона живописной местностью. Надо сказать, что, очевидно боясь быть замеченными, эти неизвестные действовали с некоторой осторожностью и, выйдя из вокзала, направились в разные стороны. Макс Реаль, Лисси Вэг и Джовита Фолей пошли по тропинке, которая должна была привести к берегу реки Уайт-Ривер. Могли ли они в этих местах заблудиться? Разумеется, нет. Так они шли в течение часа по этой плодородной местности, орошаемой небольшой речкой. Здесь расстилались хорошо обработанные поля, там виднелись тенистые рощи, остатки прежних дремучих лесов, которые вырубил топор дровосека, орудие цивилизации. Эта прогулка оказалась в высшей степени приятной благодаря прекрасной, мягкой погоде. Джовита Фолей, оживленная и веселая, то отставала, то шла впереди, не упуская из виду молодую парочку, которая о ней совершенно не думала. Но разве она претендовала на внимание, которое оказывают матери или даже бабушке, роль которых она в этот день исполняла? Было три часа пополудни, когда паром перевез их на другой берег Уайт-Ривер. Впереди под сводом зеленых рощ виднелась дорога, которая вела на станцию одной из многочисленных железнодорожных веток, протянутых к Индианаполису. Макс Реаль и его спутницы строили планы о целом ряде новых прогулок по окрестностям столицы вплоть до 28-го числа, так как 27-го вечером, к большому огорчению Макса Реаля и обеих подруг, молодой художник намеревался сесть в поезд, который должен был отвезти его в Филадельфию. А дальше... Но лучше было об этом не думать. Сделав полмили по дороге, окаймленной красивыми деревьями и очень пустынной в этот час, когда работа кипит на полях, Джовита Фолей, почувствовав усталость, предложила остановиться и несколько минут отдохнуть. Времени у них еще было достаточно, чтобы вернуться в "Шерман-Отель" до обеда. А дорожка, по которой они теперь шли, заманчиво извивалась между деревьями, тенистая и прохладная. И как раз в эту минуту на них набросились пять человек, те самые, которые вышли на станции Спринг-Валли. Что было нужно эти субъектам? Им было нужно - так как это не были профессиональные воры или разбойники - захватить Лисси Вэг и, утащив ее в какое-нибудь уединенное место, задержать там, для того чтобы она не могла попасть в почтовое бюро Индианаполиса 4 июля, в день прибытия туда депеши. В результате она была бы исключена из партии, она, которая была впереди остальных шестерых участников партии и, может быть, находилась накануне блестящего окончания ее! Вот куда привела страсть этих игроков, этих держателей пари, вложивших в матч громадные состояния, целые сотни тысяч долларов! Да, эти злодеи - можно ли их назвать иначе: - не отступали и перед такими поступками! Трое из этих субъектов набросились на Макса Реаля, чтобы он не смог защищать своих спутниц. Четвертый схватил Джовиту Фолей, в то время как пятый пытался увлечь Лисси Вэг в глубину леса, где найти ее следы было бы, конечно, невозможно. Макс Реаль энергично отбивался и, выхватив револьвер, с которым американец никогда не расстается, выстрелил. Один из нападавших упал раненый. Джовита Фолей и Лисси Вэг громко звали на помощь, не надеясь, однако, что их крики будут услышаны. Но их услышали, и слева из-за кущи деревьев раздались голоса. Несколько местных фермеров охотились в лесу, и судьба привела их к месту нападения злоумышленников. Пятеро негодяев сделали последнюю попытку. Макс Реаль вновь навел револьвер и выстрелил в того, который схватил Лисси Вэг. Негодяй оставил молодую девушку, но в эту минуту его товарищ ударил Макса Реаля ножом в грудь. Тот вскрикнул и без чувств упал на траву. Из-за деревьев показались охотники, и злоумышленники, из которых двое были ранены, поняв, что дело их проиграно, кинулись бежать вглубь леса. Преследовать их не имело смысла. Важнее всего было перенести Макса Реаля на ближайшую станцию, потом послать за доктором и, если состояние раненого это позволит, перевезти его в Индианаполис. Лисси Вэг в отчаянии, в слезах опустилась на колени около молодого человека. Макс Реаль дышал, веки его поднялись, и он смог произнести несколько слов: - Лисси, дорогая Лисси, это пройдет... пустяки... Но вы... вы?.. Веки его снова сомнулись. Но он был жив. Он узнал молодую девушку. Он сказал ей несколько слов. Через полчаса охотники принесли его на станцию, куда почти одновременно с ними явился и доктор. Внимательно осмотрев рану, доктор заверил, что она не смертельна, и, сделав первую перевязку, категорически заявил, что раненый сможет перенести переезд в Индианаполис без вреда для здоровья. Макса Реаля поместили в один из вагонов поезда, отходившего со станции в половине шестого. Лисси Вэг и Джовита Фолей поместились около него. Он больше уже не терял сознания, а в шесть часов вечера лежал уже в своей комнате в "Шерман-Отеле". Увы! Сколько же времени он будет не в состоянии ее покинуть? И разве не было ясно, что 28-го он не сможет быть в почтовом бюро Филадельфии! Ну что ж! Лисси Вэг не оставит того, кто был ранен, защищая ее. Нет! Она будет около него, будет окружать его своими заботами. И, надо признаться, к чести Джовиты Фолей, что хотя это и означало крушение всех ее надежд, она одобрила поведение своей бедной подруги. Второй врач, который пришел к Максу Реалю, мог только подтвердить заключение своего коллеги. Легкое было только чуть затронуто острием ножа, но не много нужно было, чтобы рана оказалась смертельной. По словам врача, Макс Реаль не должен был подняться с постели раньше чем через пятнадцать дней. Но что из того? Богатство Уильяма Гиппербона его так мало теперь интересовало, а Лисси Вэг не была огорчена необходимостью пожертвовать шансами, которые у нее, может быть, были, - шансами сделаться наследницей покойного члена "Клуба Чудаков". Оба теперь мечтали о другом будущем, о счастливом будущем, которое обойдется и без миллионов этого матча! Тем не менее после долгих и зрелых размышлений Джовита Фолей сказала себе: "В конце концов, если бедному мистеру Реалю придется остаться в Индианаполисе еще две недели, то Лисси еще будет там четвертого июля, в день следующего тиража, и если ей посчастливится и кости выбросят семь очков, - Боже, сделай, чтобы они их выбросили!.. - она выиграет партию!" Рассуждать так Джовита имела полное основание, а за последние испытания, посланные судьбой, пятая партнерша имела все права на такую награду. Надо прибавить, что Макс Реаль просил ничего не писать его матери о случившемся. Как обычно, он не назвал в отеле своего имени, и когда газеты сообщили о произведенном злоумышленниками нападении и о причине, которая его вызвала, то упоминалось имя одной только Лисси Вэг. Когда это известие распространилось, можно себе представить, какое впечатление оно произвело в мире дельцов и спекулянтов, и нельзя удивляться тому, что желтый флаг был на устах у всех американцев. Но, как читатель сейчас увидит, все пришло к развязке гораздо скорее, и она оказалась совершенно иного рода, чем этого ожидало огромное большинство публики. На следующий день, 24 июня, в половине девятого утра продавцы газет носились по улицам Индианаполиса с пачками экстренных телеграмм в руках и во весь голос выкрикивали результат последнего тиража, имевшего место в это утро в Чикаго для седьмого партнера. Игральные кости выбросили ему двенадцать очков, из шести и шести, и так как этот партнер занимал в это время пятьдесят первую клетку, штат Миннесота, то партия была выиграна им! Этот выигравший был не кто иной, как таинственная личность под инициалами X. К. 2! И теперь красный флаг развевался над штатом Иллинойс, четырнадцать раз повторенным на карте благородной игры Соединенных Штатов Америки. ^TГлава четырнадцатая - ОКСВУДССКИЙ КОЛОКОЛ^U Улар грома, настолько сильный, что был бы слышен во всех частях земного шара, не произвел бы большего впечатления, чем удар игральных костей, выброшенных нотариусом Торнброком 24 июня ровно в восемь часов утра в зале Аудиториума. Тысячи граждан, присутствовавших на этом тираже с мыслью, что он, может быть, последний в матче Гиппербона, оповестили о нем по всем кварталам города Чикаго, и тысячи телеграмм разнесли эту весть по четырем концам Старого и Нового Света. Так это "Человек в маске", партнер последнего часа, словом, это X. К. 2. выиграл партию и вместе с партией шестьдесят миллионов долларов! Невольно хотелось припомнить, как совершалось победное шествие этого любимца фортуны. В то время когда столько несчастий обрушилось на его шестерых конкурентов: один был заключен в "гостиницу", другой был вынужден заплатить большой штраф на Ниагарском мосту, третий блуждал в "лабиринте", четвертый задыхался в "колодце", трое были приговорены к "тюрьме", а все шестеро к штрафами, - в это самое время X. К. 2. двигался вперед уверенными шагами, переходя из штата Иллинойс в штат Висконсин, оттуда в округ Колумбия, оттуда - в штат Миннесота, а из штата Миннесота - к цели всего путешествия, не заплатив нигде ни единого штрафа, неотсылаемый в далекие районы, и за время этих легких переездов у него получилась большая экономия сил и средств. Не свидетельствовало ли все это о том, что этот человек пользовался исключительным счастьем редких избранников судьбы, которым всегда везет в жизни? Оставалось только узнать, кто же был этот X. К. Ъ. Без сомнения, он должен будет скоро назвать себя, хотя бы только для того, чтобы получить колоссальное наследство. Несомненно, что во все указанные дни тиражей, всякий раз, когда он появлялся в почтовых бюро: в Милуоки, штат Висконсин, в Вашингтоне, округ Колумбия, и в Миннеаполисе, штат Миннесота, туда толпой сбегались любопытные, и глазам их представлялся то человек среднего возраста, то лет шестидесяти. Он недолго оставался в почтовом бюро и бесследно затем исчезал. Вот в каком положении находились остальные шесть партнеров 3 июля, через девять дней после заключительного тиража. Прежде всего надо сказать, что все они вернулись в Чикаго. Да, все. Одни - в полном отчаянии, другие - в неистовом гневе, кто именно, читатели, конечно, догадываются; двое же были совершенно равнодушны к такому результату матча, но называть этих последних также излишне. Прошла неделя с того дня, когда, почти окончательно выздоровев от полученной раны, Макс Реаль вернулся в свой родной город в обществе Лисси Вэг и Джовиты Фолей. Он приехал к себе, на улицу Саут-Холстед-стрит, а обе подруги - в свою квартиру на Шеридан-стрит. И только тогда миссис Реаль, знавшая о покушении на Лисси Вэг, узнала имя человека, которому молодая девушка была обязана своим спасением. - О дитя мое... дитя мое!.. - вскричала она, сжимая Макса в объятиях. - Так это был ты!.. Ты! - Но раз я совсем уже поправился, мамочка, не плачь, пожалуйста! То, что я сделал, я сделал для нее, понимаешь, для нее, которую ты скоро узнаешь и полюбишь так же, как она тебя уже любит и как я ее люблю! В этот самый день Лисси Вэг вместе с Джовитой Фолей пришли к миссис Реаль. Молодая девушка чрезвычайно понравилась милейшей особе, так же как и та понравилась ей. Миссис Реаль осыпала ее ласками, не забывая и Джовиту Фолей, так непохожую на свою подругу и в то же время такую очаровательную в своем роде. Так совершилось знакомство трех женщин, а чтобы узнать о результате этого знакомства, необходимо подождать несколько дней. После отъезда Макса Реаля из Сент-Луиса туда явился Том Крабб. Говорить о том, в каком состоянии стыда и гнева находился Джон Мильнер, излишне. Столько зря потраченных денег, не считая стоимости путешествия, тройной штраф, который он должен был уплатить в "тюрьме", в штате Миссури... А потом эта скомпрометированная репутация чемпиона Нового Света при встрече с не менее его известным Кавэнэфом, встреча, в которой настоящим победителем оказался досточтимый Гуго Хюнтер из города Эрондала! Что же касается Тома Крабба, то он, как и раньше, ничего не понимал в той роли, которую исполнял, послушный воле своего тренера. Разве это животное не чувствовало себя вполне удовлетворенным, когда ему были гарантированы шесть кормежек в день? И сколько еще недель Джону Мильнеру предстояло оставаться запертым в "тюрьме" Сент-Луиса! Но на следующий же день выяснилось, что партия окочена, и ему оставалось только вернуться в свой дом на Калюмет-стрит, в Чикаго. То же самое сделал и Герман Титбюри. Вот уже две недели, как эта чета занимала комнаты, оставленные для партнера матча в "Эксельсиор-Отеле", в Новом Орлеане, две недели, во время которых супруги Титбюри хорошо ели, хорошо пили, имели в своем распоряжении экипаж и яхту, ложу в театре - одним словом, вели образ жизни богатых людей, умеющих тратить свое богатство. Правда, эта жизнь обходилась им в двести долларов ежедневно, и когда им подали отельный счет, они почувствовали точно удар дубинкой по голове. Этот счет вырос за две недели в колоссальную сумму, в две тысячи восемьсот долларов, а если прибавить к нему штраф в штате Луизиана, денежное взыскание в штате Мэн, ограбление в штате Юта и все необходимые расходы, связанные с долгими и дорогими переездами, то в итоге получалась сумма около восьми тысяч долларов! Раненные в самое сердце, другими словами, в свой кошелек, мистер и миссис Титбюри сразу отрезвились, и по возвращении домой на Робей-стрит, между ними происходили бурные сцены, во время которых жена укоряла мужа в том, что он пустился в такую разорительную авантюру, якобы не послушавшись ее предостережений, и доказывала ему, что во всем виноват он. Мистер Титбюри кончил тем, что, по обыкновению, скоро и сам в этом убедился, тем более что их, ужасная служанка взяла, как всегда, сторону своей госпожи. Было решено, что с этого дня расходы по хозяйству будут еще сокращены. Но супругов долго еще преследовали воспоминания о восхитительной жизни в "Эксель-сиор-Отеле", и какое разочарование испытали они, когда попали из заоблачной сферы этих воспоминаний в мрачную пропасть окружавшей их действительности! - Чудовище этот Гиппербон, отвратительное чудовище!.. - восклицала по временам миссис Титбюри. - Нужно было или выиграть его миллионы, или уж в это дело не вмешиваться, - прибавляла служанка. - Да, в это не вмешиваться! - кричала матрона. - Это именно то самое, что я постоянно повторяла мистеру Титбюри! Но попробуйте убедить в чем-нибудь такого... Никто никогда не узнает, какими эпитетами был награжден в этот день супруг миссис Титбюри. А Гарри Кембэл? Что же, Гарри Кембэл благополучно выкарабкался из этого преднамеренного столкновения поездов в честь открытия железнодорожного сообщения между Медари и Сиу-Фолс-Сити. Он успел выпрыгнуть на дорогу и так сильно ударился о насыпь, что отскочил, точно был сделан из каучука, и, потеряв сознание, остался лежать под одним из кустов, что спасло его при взрыве двух паровозов. Разумеется, даже и в Америке происходят столкновения поездов, разрушающие целые составы, но очень редко случается, чтобы об этом предупреждали заранее. На этот раз зрители, помещавшиеся на очень большом расстоянии от железнодорожного пути, могли доставить себе это ни с чем не сравнимое удовольствие. К несчастью, Гарри Кембэл в том состоянии, в каком он в это время находился, насладиться этим зрелищем не мог. Только через три часа, когда железнодорожные рабочие пришли очистить путь, они нашли у одного из кустов человека, лежавшего на земле без сознания. Его подняли, перенесли в ближайший дом и послали за врачом, который констатировал, что этот неизвестный ранен не смертельно. Когда его привели в чувство и стали расспрашивать, то узнали, что это был четвертый партнер матча Гиппербона, узнали, как он проник в этот поезд, заранее обреченный на верную гибель, сделали ему вполне заслуженный выговор и заставили уплатить стоимость проездного билета (на американских железных дорогах можно оплачивать билеты во время пути или по прибытии в тот или другой пункт). Потом телеграфировали об этом случае директору газеты "Трибюн" и отправили неосторожного репортера с первым прямым поездом в Чикаго, куда он прибыл 25-го числа в дом на Милуоки-авеню и по приезде тотчас объявил - это вполне соответствовало его бесстрашному характеру, - что готов снова отправиться путешествовать и даже по воле игральных костей перенестись с одной окраины Соединенных Штатов на другую. Когда же он узнал, что партия накануне закончилась в пользу X. К. 2., то ему не оставалось ничего другого, как успокоиться и писать интересные заметки о последних приключениях, в которых он сам принимал участие. Во всяком случае, он не потерял зря ни времени, ни сил, а какие неизгладимые впечатления сохранил он о своих переездах через Нью-Мексико, Южную Каролину, штаты Небраска, Вашингтон, Южная Дакота и о том оригинальном способе, которым он отпраздновал открытие железнодорожной ветки между Медари и Сиу-Фолс-Сити! С самолюбием хорошо осведомленного репортера он почувствовал себя, однако, уязвленным, когда обнаружилось (и это дало пищу насмешкам мелкой прессы), что черный гризли, осенивший себя крестом. "Урсус Кристианус", которому он придумал такое подходящее название, был просто-напросто одним из местных жителей, который нес от меховщика шкуру великолепного зверя, и так как в это время полил сильнейший дождь, то он этой шкурой укрылся. Испугавшись же страшной грозы, он в качестве доброго христианина при каждом блеске молнии осенял себя крестом. В общем, Гарри Кембэл кончил тем, что сам стал смеяться над этим приключением, но смех его скорее соответствовал ощущениям Джовиты Фолей, которой так и не удалось победно водрузить желтый флаг в шестьдесят третьей клетке. Что касается пятой партнерши, то известно, при каких обстоятельствах она вернулась в Чикаго вместе со своей подругой, Максом Реалем и Томми, не менее удрученным неудачей, постигшей его хозяина, чем Джовита Фолей огорчалась неудачей Лисси Вэг. - Но примирись же с этим, наконец, бедная моя Джовита! - повторяла Лисси Вэг. - Ты ведь прекрасно знаешь, что я никогда не рассчитывала... - Но я рассчитывала! - И совершенно напрасно. - В конце концов, тебя жалеть нечего. - Да я себя и не жалею... - ответила, улыбаясь, Лисси Вэг. - Если наследство Гиппербона тебе не досталось, то, во всяком случае, ты теперь уже не бедная бесприданница. - Но почему? - Ну конечно же, Лисси! Ведь после X. К. 2., который первым прибыл к цели, ты была к ней ближе всех других, и потому вся сумма, составленная из штрафов, принадлежит всецело тебе. - Даю тебе слово, Джовита, что я об этом совсем не подумала. - Зато я думала за тебя, моя беззаботная Лисси, и знаю, что из этих штрафов составилась порядочная сумма и ты являешься ее законной владелицей. Действительно, тысяча долларов - уплата за Ниагару, две тысячи - за пребывание в "гостинице" Нового Орлеана, две тысячи - в "лабиринте" Небраски, три тысячи - в Долине Смерти в Калифорнии и девять тысяч, последовательно внесенные в "тюрьму" Миссури, - все это составило семнадцать тысяч долларов, принадлежавших, согласно воле завещателя, второму прибывшему, то есть пятой партнерше. Существовал, однако, один человек, к которому Макс Реаль ревновать не мог, но о котором часто думала его невеста (излишне говорить, что свадьба молодого художника и молодой двушки была решена), и этот человек, как вы, вероятно, догадываетесь, был не кто иной, как почтенный Гемфри Уэлдон, который навестил больную Лисси Вэг в ее квартире на Шеридан-стрит, а потом послал ей три тысячи долларов в уплату тройного штрафа в "тюрьме" Миссури. Если это было поступком держателя пари, который заботился о своем собственном кармане, как это говорили, все равно, он оказал ценную услугу заключенной, которая со своей стороны надеялась когда-нибудь с ним расплатиться. Чтобы покончить с обзором создавшегося положения вещей, надо будет сказать еще о Годже Уррикане. Двадцать второго июня имел место тираж в его пользу, и это было в тот день, когда он сам находился в Висконсине. Читатель, может быть, помнит, что пять очков, из одного и четырех, отослали его в тридцать первую клетку, штат Невада. Таким образом, ему предстояло новое путешествие в тысячу двести миль, но туда его должен был доставить поезд Центральной Тихоокеанской железной дороги, так как штат Невада, один из наименее населенных во всей конфедерации, занимает, однако, по размерам своей площади шестое место в Союзе, находясь в числе штатов Орегон, Айдахо, Юта, Аризона и Калифорния. Но к довершению преследовавших его несчастий как раз в этот штат Уильям Гиппербон поместил клетку с "колодцем", в глубину которого злополучному игроку приходилось ринуться вниз головой. Негодование коммодора не знало предела. Он решил, что за это должен будет ответить нотариус Торнброк, - по окончании партии он воздаст ему должное. А Тюрк, в свою очередь, заявил, что он схватит нотариуса за горло, задушит его, разрежет ему живот и съест его печенку! Со свойственной ему во всех делах поспешностью Годж Уррикан 22-го числа покинул Милуоки, вскочил в поезд вместе со своим неразлучным компаньоном, послав нотариусу три тысячи долларов, сумму, в которую ему обошелся этот последний удар игральных костей, и на всех парах помчался в штат Невада. В Карсон-Сити, столицу этого штата, оранжевый флаг должен был прибыть к 6 июля. Нужно заметить, что если покойный избрал именно этот штат, чтобы поместить в нем "колодец", то это потому, что штат Невада вообще изобилует колодцами - шахтными колодцами, конечно. По добыче серебра и золота он занимает четвертое место в Союзе. Неправильно названный по имени горной цепи Невада, так как эта последняя находится вне его территории, он насчитывает среди своих городов три главных: Вирджиния-Сити, Голд-Хилл (Золотой холм) и Сильвер-Сити (Серебряный город), названия которых легко объяснимы. Эти города построены над сереброносными жилами, и в них есть шахты, углубленные более чем на две тысячи семьсот футов. Колодцы серебра, если хотите, но, во всяком случае, это были колодцы, которые оправдывают выбор завещателя, а также справедливое негодование того, кто был направлен туда судьбой. Но он туда не доехал! В Грэйт-Солт-Лейк-Сити утром 24 июня до него дошла потрясающая новость: партия закончена в пользу X. К. 2., победителя матча Гиппербона! И коммодор Уррикан вернулся в Чикаго - в каком состоянии, - это легче себе представить, чем описать! Не будет преувеличением сказать, что как по эту, так и по ту сторону Атлантики все вздохнули наконец свободно. В агентствах наступило спокойствие. Биржевые маклеры могли перевести дух. Что касается пари, точность урегулирования их делала честь всем участникам спекулятивной игры. Но для всех, кто интересовался этой национальной партией хотя бы только платонически, известная доля любопытства оставалась все еще не удовлетворенной. Кто же, наконец, был этот X. К. 2. и откроет ли он свое инкогнито? Никаких сомнений по этому поводу быть не могло. Когда дело идет о том, чтобы положить в свой портфель шестьдесят миллионов долларов, сохранять свое инкогнито нельзя. Нельзя прятать свое имя под инициалами!.. Тот, кому посчастливилось выиграть, должен будет себя назвать, и он это сделает. Но когда и при каких условиях? Никакого срока в завещании не было указано. Во всяком случае, долго это тянуться не могло, несколько дней самое большее. Неизвестный X. К. 2. находился в штате Миннесота, в городе Миннеаполисе, когда он получил телеграмму, извещавшую о результате последнего тиража, и одного дня было достаточно, чтобы приехать оттуда в Чикаго. А между тем прошла неделя, потом другая, и никаких вестей об этом неизвестном! Одной из самых нетерпеливых в этом случае была, разумеется, Джовита Фолей. Эта нервная особа хотела, чтобы Макс Реаль по десять раз в день отправлялся за сведениями и чтобы он не выходил из зала Аудиториума, куда самый счастливый из "семи" должен был, без сомнения, явиться прежде всего. Но ум Макса Реаля был занят вопросами совершенно другого рода. - О, если бы только он мне попался, этот победитель! - восклицала Джовита Фолей. - Успокойся же, моя дорогая! - говорила Лисси Вэг. - Нет, я и не подумаю успокоиться, Лисси, и если бы он мне попался, я спросила бы его, по какому праву он позволил себе выиграть партию! Субъект, которого не знают даже по имени... - Но, милая Джовита, - ответил Макс Реаль, - если бы вы это у него спросили, это означало бы, что он сюда явился. И ему уже не надо было бы объявлять, кто он. Никого не должно удивлять, что обе подруги еще не вернулись в магазин Маршалла Филда. Лисси Вэг должна была найти себе заместительницу, а что касается Джовиты Фолей, то она ждала, чтобы вся история была окончательно ликвидирована, прежде чем она возвратится к своим обязанностям главной продавщицы; голова ее была занята теперь совсем другим. В общем, нетерпение, которое она испытывала, вполне точно выражало общественное настроение как в Соединенных Штатах, так и в других странах. По мере того как время шло, воображение разыгрывалось, и пресса, в особенности спортивная пресса, обезумела. Масса народу являлась в контору нотариуса Торнброка, и все получали один и тот же ответ. Нотариус утверждал, что он ничего не знает о владельце красного флага. Он его никогда не видел... Он не мог сказать, куда он уехал из Миннеаполиса, где телеграмма была доставлена ему в собственные руки... И когда к нему приставали, когда настаивали: - Он приедет, когда ему этого захочется, - кратко отвечал нотариус Торнброк. Тогда все партнеры, за исключением Лисси Вэг и Макса Реаля, нашли нужным вмешаться в эту историю, и не без некоторого основания. Действительно, если победитель не желал появляться, разве им не могло прийти в голову утверждать, что партия не должна считаться выигранной, что ее нужно начать сызнова и продолжать? Коммодор Уррикан, Герман Титбюри и Джон Мильнер, доверенный Тома Крабба, объявили, что они подают в суд на исполнителя завещания покойного Уильяма Гиппербона. Газеты, которые поддерживали их во время матча, держали их сторону и теперь. В "Трибюн" Гарри Кембэл поместил резкую статью против X. К. 2., в самом существовании которого начинали уже сомневаться. "Чикаго Геральд", "Чикаго Интер-Ошен", "Дейли Нью-Рекорд", "Чикаго Мэйл" и "Фрейе Прессе" - все с невероятной горячностью заступались за партнеров. Вся Америка пришла в волнение. К тому же невозможно было урегулировать пари, пока не была судом установлена личность выигравшего, и до тех пор, пока не было полной уверенности в том, что матч действительно закончен. Не могло быть двух мнений, и был поднят вопрос об организации митинга в зале Аудиториума и о грандиозной манифестации. Если бы X. К. 2. не открыл своего инкогнито в течение такого-то срока, то... к нотариусу Торнброку обратились бы с требованием исполнить возложенные на него обязанности возобновить партию. Том Крабб, Герман Титбюри, Гарри Кембэл, коммодор Уррикан, даже Джовита Фолей, если бы ей разрешили заменить Лисси Вэг, были готовы отправиться безразлично в какие штаты Союза, куда бы их ни послала судьба. В конце концов возбуждение публики достигло такого предела, что власти начали беспокоиться, особенно в Чикаго, где приходилось защищать членов "Клуба Чудаков" и нотариуса, которых считали ответственными за все, что случилось. Но 15 июля, три недели спустя после последнего удара игральных костей, сделавшего "Человека в маске" победителем в матче, произошел совершенно исключительный по своей неожиданности случай. В этот день в десять часов семнадцать минут утра распространился слух, что на Оксвудсском кладбище в мавзолее Уильяма Гиппербона беспрерывно звонит колокол! ^TГлава пятнадцатая - ПОСЛЕДНЕЕ ЧУДАЧЕСТВО^U Нельзя себе представить, с какой быстротой распространилась эта новость! Если бы все дома в Чикаго были снабжены телефонными звонками и находились в постоянном соприкосновении с аппаратом, поставленным у оксвудсского сторожа, жители крупнейшего города штата Иллинойс не могли бы узнать ее быстрее. Началось с того, что за несколько минут все кладбище переполнилось обитателями соседних кварталов. Но постепенно публика стала прибывать из всех других частей города, и через полчаса экипажное движение было абсолютно прервано, начиная с Вашингтонского парка. Спешно извещенный об этом, губернатор штата сэр Гамильтон послал сильные отряды полиции, которые не без труда проникли на кладбище и выпроводили оттуда множество любопытных, чтобы оставить вход свободным. А колокол все звонил и звонил на колоколенке великолепного мавзолея Уильяма Гиппербона! Понятно, что Джордж Хиггинботам, председатель "Клуба Чудаков", со своими коллегами и с нотариусом Тс&рнброком первыми проникли за ограду кладбища. Но как могли они пройти через колоссальную шумную толпу, если только они не были предупреждены заранее? Факт тот, что все они были там, едва только раздались первые удары колокола, приведенного в движение оксвудсским сторожем. Через полчаса туда явились и шестеро партнеров матча Гиппербона. Не было, конечно, ничего удивительного в том, что туда поспешили коммодор Уррикан, Том Крабб с Джоном Мильнером, Герман Титбюри с мисс Титбюри и Гарри Кембэл. Появление же Макса Реаля, Лисси Вэг и Джовиты Фолей объясняется тем, что эта последняя так энергично настаивала, что пришлось ей подчиниться. Все партнеры находились, таким образом, перед мавзолеем, охраняемым тройным рядом солдат полиции штата. Наконец колокол замолк, и двери мавзолея широко раскрылись. Внутренний холл сверкал ослепительным светом электрических ламп и люстр. Окруженный зажженными канделябрами, стоял великолепный катафалк, точь-в-точь такой, каким он был три с половиной месяца назад, когда эти двери закрылись по окончании погребального обряда с участием всего города. Члены "Клуба Чудаков" с председателем во главе проникли в холл. Нотариус Торнброк, в черном фраке и белом галстуке и, как всегда, в очках в алюминиевой оправе, вошел после них. За ним прошли шесть партнеров и те из находившихся па кладбище, кто только мог поместиться в холле мавзолея. Глубокое молчание как внутри, так и вне здания свидетельствовало об охватившем всех волнении. Джовита Фолей была взволнованна не менее других. Все смутно чувствовали, что загадка, отгадать которую тщетно старались после тиража 24-го числа, будет наконец разгадана и что для этого достаточно будет одного только слова, и словом этим будет имя победителя матча Гиппербона. Было тридцать три минуты двенадцатого, когда в глубине холла послышался какой-то шум. Этот шум исходил из катафалка, с которого погребальный покров соскользнул на пол, точно сдернутый чьей-то невидимой рукой. И тогда - о, чудо! - в то время как Лисси Вэг прижималась к плечу Макса Реаля, крышка гроба медленно приподнялась и лежавшее в нем тело привстало... А в следующую минуту все присутствующие увидели перед собой не мертвеца - нет, но человека живого, вполне живого, и человек этот был не кто иной, как покойный Уильям Гиппербон! - Великий Боже! - воскликнула Джовита Фолей сдавленным от волнения голосом, но слова эти среди гула, изумления, стоявшего в холле, были услышаны только Максом Реалем и Лисси Вэг. И, протянув руки, она прибавила: - Да ведь это почтенный мистер Гемфри Уэлдон! - Да, почтенный Гемфри Уэлдон, но не такой пожилой, каким он был, когда навещал Лисси Вэг. И этот джентльмен и Уильям Гиппербон были одним и тем же лицом... Вот переданный в нескольких словах рассказ, который был напечатан в газетах всего мира и объяснил то, что казалось необъяснимым в этом изумительном приключении. Первого апреля в особняке на Мохаук-стрит во время партии в благородную игру "гусек" Уильям Гиппербон внезапно потерял сознание от кровоизлияния в мозг. Принесенный в свой дом на Ла-Саль-стрит, он умер спустя несколько минут, или, правильнее сказать, о его смерти объявили явившиеся к нему доктора. Но, несмотря на этот приговор докторов, несмотря на знаменитые лучи профессора Фридриха Эльбинта, которые подтвердили сделанное врачами заключение, Уильям Гиппербон не умер. Он находился в состоянии каталепсии {Каталепсия - состояние полной неподвижности с характерным застыванием человека в принятой или искусственно приданной ему позе. Может возникнуть при внезапном сильном волнении, при истерии, во время сеанса гипноза и т. п.}, но со всеми внешними признаками умершего человека. Действительно, он был счастлив, что в своем завещании не выразил желания быть после смерти набальзамированным, так как, без всякого сомнения, после такой операции он в живых не остался бы. Но ведь ему так всегда везло! Как всем известно, похороны были очень торжественные, а затем 3 апреля двери его мавзолея закрылись, и самый почтенный из членов "Клуба Чудаков" остался лежать в своей гробнице. И вот вечером 3 апреля кладбищенский сторож, гасивший в это время в холле мавзолея последние лампы и свечи, услышал какой-то шорох внутри катафалка. Оттуда вырывались слабые стоны, сдавленный голос кого-то звал... Но сторож не потерял головы. Он побежал за своими инструментами, приподнял крышку гроба, и первыми словами, произнесенными Уильямом Гиппербоном, проснувшимся от своего летаргического сна, были: - Никому ни слова, и богатство тебе обеспечено! Потом он прибавил с присутствием духа, необыкновенным у человека, возвратившегося из такой дали: - Ты один будешь знать, что я жив... Ты и еще мой нотариус Торнброк, к которому ты сейчас же пойдешь и позовешь его сюда... Сторож, не говоря ни слова, выскочил из холла и побежал как только мог быстро к нотариусу. И каково же было изумление - о, самое приятное, разумеется! - нотариуса Торнброка, когда через каких-нибудь полчаса он очутился в обществе своего клиента, такого же здоровяка, каким он привык всегда его видеть! И вот к каким соображениям пришел Уильям Гиппербон после своего воскрешения и на каком решении, неудивительном для такого человека, он остановился. Так как в своем завещании он дал подробные указания, касающиеся организованной им знаменитой партии, которая должна была вызвать столько волнений, разочарований и неожиданностей, то он желал, чтобы в этой партии участвовали те партнеры, которые были уже выбраны по жребию, и со своей стороны готов был нести за это всю ответственность. - В таком случае, - возразил нотариус Торнброк, - вы же совершенно разоритесь, - так как один из шести несомненно выиграет и получит все ваше состояние. Но дело в том, что, раз вы не умерли, с чем я вас самым искренним образом поздравляю, то ваше завещание теряет силу и все его параграфы сводятся к нулю. А потому, для чего хотеть, чтобы эта партия состоялась? - Потому что я тоже приму в ней участие. - Вы? - Да. - Но каким образом? - Я сделаю приписку к моему завещанию и введу в партию седьмого партнера который будет Уильямом Гиппербоном под инициалами X. К. 2. - И вы будете играть? - Я буду играть так же, как и все остальные. - Но вам придется подчиняться установленным правилам. - Я буду подчиняться. - А если вы проиграете? - Я проиграю, и все мое состояние получит выигравший. - Это ваше окончательное решение? - Окончательное... Так как я до сих пор не сделал ни одного эксцентричного поступка, то по крайней мере теперь сделаюсь наконец достойным членом моего клуба, воспользовавшись своей мнимой смертью. Что за этим последовало, угадать нетрудно. Оксвудсский сторож, щедро вознагражденный и получивший обещание еще большей награды, если он до развязки всей истории будет о ней молчать, свято сохранял эту тайну. Уильям Гиппербон, покинув кладбище до дня "страшного суда", отправился, сохраняя полное инкогнито, к нотариусу Торнброку, прибавил к своему завещанию известную всем приписку и сообщил, куда он собирался на это время удалиться, для того чтобы нотариус мог, если бы это понадобилось, с ним сообщаться. Потом он простился с этим достойным человеком и ушел, преисполненный уверенности в той счастливой звезде, которая никогда не покидала его в течение всей жизни и которая, по всей вероятности, не изменит ему, если так можно выразиться, и после его смерти. Дальнейшее ясно. Партия началась при известных уже условиях, и Уильям Гиппербон мог составить себе ясное представление о каждом из "шестерых". Ни бешеный Годж Уррикан, с которым никакого дела иметь было нельзя, ни скряга Герман Титбюри, ни это животное Том Крабб его не интересовали и интересовать не могли. Некоторую долю симпатии он чувствовал к Гарри Кембэлу; но в том случае, если бы, помимо себя, он пожелал выиграть еще кому-нибудь, то это были бы Макс Реаль, Лисси Вэг и ее верная Джовита Фолей. Вот чем объясняется его появление под вымышленным именем Гемфри Уэлдона у пятой партнерши во время ее болезни и посылка ей трех тысяч долларов в "тюрьму" Миссури. И какое удовлетворение испытал этот щедрый человек, когда молодая девушка была освобождена Максом Реалем, а тот в свою очередь Томом Краббом! Что касается его самого, то он следовал уверенно к цели по мере хода матча под покровительством своей счастливой звезды, своей неистощимой удачи, на которую он имел полное основание рассчитывать и которая никогда ему не изменяла и не изменила теперь. Он первым прибыл к финишу, он, этот добавочный партнер последней минуты, победив всех фаворитов на этом национальном ипподроме! Вот что произошло, вот что говорила и повторяла публика. И вот почему коллеги этого члена "Клуба Чудаков" приветливо жали ему руки, почему Макс Реаль горячо его приветствовал и почему он получил благодарность от Лисси Вэг и Джовиты Фолей, которая попросила у него разрешения - которое, конечно, ей было дано - его поцеловать. После этого, окруженный приветствовавшей его толпой чикагских граждан, он совершил шествие по главным улицам города в такой же торжественной обстановке, в какой три месяца перед тем был препровожден на Оксвудсское кладбище, Теперь не оставалось ни одного человека во всем Чикаго, которому не была бы известна развязка всей этой волнующей истории. Но сами партнеры? Покорились ли они необходимости? Да, некоторые из них, не все, конечно, но в конце концов нужно ведь было примириться с этой неожиданной развязкой! Герман Титбюри всячески старался возместить потерянное. С согласия миссис Титбюри он решил снова приняться за свое прежнее ремесло, другими словами, снова сделаться отвратительнейшим ростовщиком, и плохо же приходилось всем тем несчастным существам, которые попадались в когти этого хищного коршуна! Что касается Тома Крабба, то он так и не понял ничего во всем происходившем, за исключением того, что ему нужно отомстить за последнее поражение, и Джон Мильнер надеялся, что в следующем же состязании он снова займет место в первом ряду кулачных бойцов и заставит себя забыть тяжеловесные удары досточтимого Гуго Хюнтера. Гарри Кембэл философски отнесся к своей неудаче и хранил воспоминания о всех своих интересных путешествиях. Но он не установил рекорда на дальность переезда, проехав в