возможно ли быть уродливым, имея умное лицо и обладая при этом неистощимым запасом добродушия! Будучи ниже ростом, чем его товарищ, он обладал железным здоровьем и сложением, которое могло выдержать какие угодно испытания. Неутомимый ходок, не знающий устали, он обладал одним из тех желудков, которые переваривают булыжники, и никогда не жаловался, если обед плох или запоздает. Узнав, какое поручение дано Жаку Хелло, он предложил себя в качестве его помощника. Какого другого, лучшего, более полезного и более надежного товарища мог найти Жак Хелло, знавший его долгие годы? Что касается их путешествия, то оно могло продолжаться, сколько бы ни понадобилось. Никаких сроков для него установлено не было. Оно должно было совершаться не только по течению Ориноко, но и по малоисследованным его притокам, едва нанесенным на карту, - главным образом по среднему течению до Сан-Фернандо, где был намечен крайний пункт путешествия. Остается сказать, при каких условиях, изучив Ориноко от многочисленных рукавов его устья до Боливара и от Боливара до Урбаны, оба друга захотели обследовать восточный берег реки. Оставив свою пирогу и багаж в Урбане, один из них взял с собой инструменты для наблюдений и превосходный карабин системы Гаммерлесса, другой вооружился ящиком натуралиста и ружьем. Кроме того, каждый взял с собой по паре револьверов в кожаных кобурах. Оставив Урбану, Жак Хелло и Герман Патерн направились к горам Сьерра-Матапея, до тех пор мало исследованным. Их сопровождала охрана из мапойосов, несших разный материал, необходимый для лагерной жизни. Когда они очутились у цели своей экспедиции, их отделяло от берегов Ориноко 300 километров. Изучив течение Суапура, в южном направлении, и течение Тортуги, или реки Шаффаньона, в северном направлении, сняв план местности и собрав нужные растения, они решили возвращаться. Вот тут-то и случились с ними неожиданные события. Прежде всего, молодых людей атаковал отряд индейцев, которые бродят в глубине страны. Когда они, не без опасности для себя, отразили это нападение, им пришлось отступить со своей охраной к подножию Сьерра-Матапея, где проводник и его люди предательски покинули их. Оставшись на расстоянии 20 лье от Урбаны без провизии, которая оказалась украденной, имея только инструменты и оружие, они решили идти к этому городу, питаясь дичью. Ночи они проводили под деревьями: один спал, другой был настороже. Таким-то образом 48 часов назад их застала врасплох на. отдыхе, после землетрясения, масса черепах. Отступить они не могли, потому что отступление им было отрезано хищниками, которых теснили черепахи. Тогда они не задумались взобраться на эту массу, которая двигалась по правому берегу Ориноко, что было и благоразумно, и по пути. До сих пор их примеру последовали только обезьяны, но за несколько лье до реки в этот самый день еще ряд испуганных животных последовал за обезьянами. Тогда положение стало очень опасным. Приходилось защищаться против хищников: пум и ягуаров. Несколько штук их было убито, пока масса черепах продолжала продвигаться к Ориноко. Однако Жак Хелло и Герман Патерн расстреливали уже последние свои патроны, когда заметили вдали первые дома Урбаны за линией огня, который защищал город. Дальнейшее уже известно. Так кончилась экспедиция этих двух французов. И так как оба они были живы и здоровы, а город избежал опасности быть раздавленным этой движущейся массой-лавиной, то все оказалось к лучшему. Так окончил свой рассказ Жак Хелло. Что касается дальнейшего путешествия, то он намерен был продолжать его по-прежнему. Герман Патерн и он должны были продолжить исследование реки до Сан-Фернандо на Атабапо. - До Сан-Фернандо? - спросил Мартьяль, сдвигая брови. - Но не дальше, - ответил Жак Хелло. - А! Вероятно, в устах сержанта Мартьяля это "а" должно было означать скорее удовольствие, чем неудовольствие. Очевидно, нареченый дядюшка Жана Кермора становился все более и более антиобщественным человеком. Жан вынужден был в свою очередь рассказать свою историю, и нет ничего удивительного, что Жак Хелло проникся живым участием к этому юноше 17 лет, который не отступал перед опасностями подобного путешествия. Его товарищ и он сам не знали лично полковника Кермора, но в Бретани они слышали о его исчезновении. И вот теперь они встретили этого полуребенка, отправившегося на поиски отца, Герман Патерн, который сохранил некоторые воспоминания о семье Кермора, старался припомнить все, что он знал... - Жан, - сказал Жак Хелло, когда тот окончил свой рассказ, - мы счастливы, что встретились с вами. И так как мы все равно намерены были ехать в Сан-Фернандо, то отправимся вместе. Там, я надеюсь, вы получите новые данные, касающиеся полковника Кермора, и если мы сможем быть вам полезными, рассчитывайте на нас. Молодой человек поблагодарил своих соотечественников, сержант же Мартьяль пробормотал про себя: "С одной стороны три географа, а с другой стороны эти два француза!.. Тысяча громов!.. Это слишком много... слишком уж их много, этих людей, желающих оказать нам услуги!.. Внимание!.. Надо быть настороже!" В этот день к полудню приготовления к путешествию были окончены, поскольку они относились к третьей лодке, так как обе другие были уже готовы с утра. Третья лодка называлась "Мориша". Ее рулевым был банивас, по имени Паршаль, а гребцами девять индейцев. Возобновив провизию, Жак Хелло жалел лишь о лагерных принадлежностях, которые были украдены у него во время экспедиции к Сьерра-Матапею. Что касается Германа Патерна, спасшего свой ящик натуралиста, то ему жаловаться было не на что. На другой день, 28 августа, с восходом солнца пассажиры всех трех лодок распростились с губернатором, Маршалем и жителями, которые оказали им такой радушный прием. Лодки отчалили одна за другой. Поднимавшийся ветер благоприятствовал плаванию, и, так как он свежел, можно было рассчитывать на благоприятное путешествие. После прощального привета Урбане подняли паруса и поплыли вверх вдоль правого берега, где течение слабее. Начиная от Урбаны Ориноко течет почти по прямой линии, с севера на юг, до Сан-Фернандо. Оба этих города занимают углы двух главных поворотов реки и лежат почти на одном и том же меридиане. Таким образом, при благоприятном ветре путешествие оказалось бы недлинным. Все три фальки шли вместе с одинаковой скоростью, то гуськом, как шаланды на Луаре, когда этого требовала узость фарватера, то вытянувшись в одну линию, фронтом, когда фарватер был достаточно широк. Нельзя сказать, чтобы русло Ориноко было узко между берегами, но выше Урбаны река загромождена обширными песками. В то время пески, нанесенные разливами, образовывали множество островов, центральная часть которых представляла собой зеленеющие холмы. Поэтому необходимо было лавировать между ними. Когда лодки сближались до нескольких метров, пассажиры разговаривали друг с другом. Жан не мог не отвечать на обращенные к нему вопросы, так как разговор касался главным образом поисков полковника Кермора и шансов их успеха. Жак Хелло не переставал подбадривать юношу. Время от времени Герман Патерн, поставив свой фотографический аппарат на носу "Мориши", делал снимки с тех пейзажей, которые того стоили. Разговоры не ограничивались обменом мыслями между "Галлинеттой" и "Моришей". Оба француза интересовались также географической экспедицией Мигуэля, Фелипе и Варинаса. Часто можно было услышать, как они с воодушевлением спорили, когда сделанные на пути наблюдения давали почву для каких-нибудь выводов. Французы сразу ухватили различие характеров трех ученых. Как и следовало ожидать, более всего доверия и симпатии внушал им Мигуэль. В общем, этот маленький мирок уживался как нельзя лучше; Жак Хелло извинял даже сержанту Мартьялю его ворчливость старого солдата. Между прочим, ему пришла в голову мысль, которая, по-видимому, не приходила в голову Мигуэлю и его друзьям, и он сообщил ее Герману Патерну: - Ты не находишь странным, что этот ворчун - дядюшка молодого Кермора? - Почему же странно, если полковник и он - зятья?.. - Конечно, но в таком случае, признайся, они шли по службе далеко не ровно... Один полковник, а другой так и остался сержантом... - Что же такого, Жак? Это бывает... Вероятно, будет и в будущем много раз... - Ну, пусть будет по-твоему, Герман... В конце концов, если им пристало быть дядюшкой и племянником, то это их дело. Действительно, Жак Хелло имел некоторые основания находить это странным. Он считал, что родство их только фиктивное, придуманное для облегчения путешествия. В течение утра маленькая флотилия прошла мимо устья Капанапаро, затем мимо устья Индабаро, который является рукавом первого. Нечего и говорить, что главные охотники пирог - с одной стороны Мигуэль, с другой - Жак Хелло - охотно стреляли дичь, которая попадала под выстрелы. Утки и вяхири, приготовленные под разными соусами, вносили приятное разнообразие в пищу путешественников, состоявшую из сушеного мяса и консервов. Любопытную картину представлял левый берег с его остроконечными скалами, первыми отрогами холмов Барагуана, у подошвы которого река все еще достигает ширины 1800 метров. Дальше она сужается к устью Мины, и течение, которое становится здесь гораздо более быстрым, могло грозить задержкой для лодок. К счастью, ветер был довольно свежий, так что мачты, сделанные из простых древесных стволов, частью только очищенных от коры, гнулись под парусами. Впрочем, никаких поломок не произошло, и около трех часов пополудни лодки были перед домом в Тигре, имением Маршаля. Если бы гостеприимный старик был дома, то, конечно, волей или неволей - без сомнения, "волей" - пришлось бы здесь остановиться, по крайней мере на один день. Маршаль никогда не позволил бы Жаку Хелло и Герману Патерну миновать его жилище, не говоря уж о том, что они обещали ему быть у него при возвращении. Начиная с этого пункта плавание сделалось более трудным; оно было бы еще труднее, если бы ветер не сохранил своего направления и достаточной силы, которая позволяла фалькам преодолевать силу течения. В одном месте ширина Ориноко уменьшается здесь до 1200 метров и его русло загромождает множество рифов. Все эти препятствия были побеждены благодаря искусству гребцов. К половине шестого вечера фальки, пройдя мимо реки Карино, остановились на ночевку у устья Рио-Синаруко. На небольшом расстоянии отсюда лежал остров Макьюпайн, покрытый густым лесом, заросли которого почти непроходимы. Этот лес состоит отчасти из пальм "льянера", листья которых достигают длины от четырех до пяти метров. Из этих листьев делаются крыши индейских хижин на время рыбной ловли. На острове находилось несколько семейств мапойосов, с которыми Мигуэль и Жак Хелло вступили в разговоры. Сначала при виде иностранцев женщины, по местному обычаю, убежали и вернулись одетые в длинные рубашки. До этого же на них ничего не было надето, кроме пояса, как у мужчин; их единственным прикрытием были длинные распущенные волосы. Эти индейцы заслуживают быть отмеченными среди других племен Центральной Венесуэлы как крепкие, высокие, мускулистые и здоровые люди. С их помощью охотникам удалось проникнуть через густой лес, который покрывает устье Синаруко. Двумя выстрелами были убиты два пекари огромного роста. Множество выстрелов было тщетно выпущено в группы капуцинов - обезьян, достойных, конечно, этого монашеского наименования. - К этим четвероруким очень трудно подойти близко, - сказал Мигуэль. - Что касается меня, то, сколько я ни тратил пороха и свинца, мне никогда не удавалось убить хоть одного из них. - А жаль, потому что эти звери, хорошо изжаренные, представляют собой великолепное кушанье. Таково было и мнение Шаффаньона, как объявил об этом Жан. - Выпотрошенная обезьяна, изжаренная на медленном огне, - это первоклассное кушанье. В этот вечер пришлось удовольствоваться пекари, которые были разделены между тремя лодками. Конечно, сержанту Мартьялю невозможно было отказаться от предложенной ему Жаком Хелло части пекари. Это внимание было оценено Жаном, который поблагодарил охотника, сказав: - Если наш соотечественник хвалит жареную обезьяну, он с не меньшей похвалой отзывается и о достоинствах пекари; в одном месте он даже говорит, что ничего лучшего не ел за все время своего путешествия. - И он прав, - ответил Жак Хелло. - Но за недостатком обезьян... - ...приходится есть дроздов! - вставил свое слово сержант Мартьяль, думая, вероятно, что его ответ может сойти за благодарность. В самом деле, пекари были превосходны, и сержант Мартьяль должен был с этим согласиться. Однако он объявил все же Жану, что в дальнейшем намерен есть только тех пекари, которых убьет сам. - Однако, дядюшка, трудно отказать... Хеллc очень любезен... возьми!.. Пусть только попадется мне на хороший выстрел пекари, я застрелю его так же хорошо, как и этот Хеллс! Юноша протянул сержанту руку с улыбкой, от которой не мог удержаться. - К счастью, - пробормотал сержант, - все эти любезности окончатся в Сан-Фернандо, и я думаю, что это не будет слишком рано. На следующее утро лодки отплыли еще тогда, когда пассажиры спали в своих каютах. Ветер, казалось, установился северный, и рулевые Вальдес, Мартов и Паршаль, пускаясь в дорогу так рано, надеялись в тот же вечер прибыть в Карибен, лежащий на 40 километров выше Меты. День прошел без всяких приключений. Вода в реке была довольно высока, и лодки без особого труда перевалили узкие проходы между рифами, особенно капризные у верхней оконечности острова Паргуацы, названного так по имени реки, впадающей в Ориноко с правой стороны. Правый берег реки представлял собой совершенно иную картину. Это уже не были бесконечные равнины, тянущиеся до горизонта, на котором вырисовывались горы. Колебания почвы, весьма чувствительные и близкие к поверхности, образовали отдельные вершины и холмы странной формы. Это орографическое строение дальше к востоку переходило в настоящую горную цепь. Береговые горы странно контрастировали с льяносами левого берега. После полудня, когда правый берег опять стал пологим, лодки должны были подняться к левому берегу, чтобы пройти узкий фарватер Карибена, единственный судоходный в этом месте реки. К востоку расстилались обширные пески, черепашьи "поля", когда-то столь богатые черепахами и не уступавшие пескам Урбаны. Беспорядочная их эксплуатация, ничем не регулируемая, предоставленная неблагоразумной жадности предпринимателей, должна была привести в конце концов к полнейшему исчезновению черепах в этих местах. Уже и теперь количество черепах здесь страшно уменьшилось. Благодаря этому Карибен, удачно расположенный вблизи устья Меты, одного из больших притоков Ориноко, потерял все свое прежнее значение. Вместо того чтобы сделаться городом, он превратился в жалкую деревушку, а кончит тем, что обратится в простой поселок, каких много на среднем течении Ориноко. Проходя мимо гранитных берегов одного из островов, который носит название Тигровый камень, пассажиры могли наблюдать в этих скалах, знаменитых в Венесуэле, любопытное явление. Они услышали целую гамму отчетливых звуков, которые сливались в довольно явственную гармонию. Так как лодки шли все это время вместе, то можно было услышать, как стоявший на носу "Галлинетты" сержант Мартьяль закричал: - Вот штука! Кто же этот капельмейстер, который исполняет такую серенаду?.. Никакой серенады не было, хотя эта местность по своим обычаям мало чем отличается от испанских провинций - Кастилии или Андалузии. Но путешественники могли думать, что они в Фивах, у подножия статуи Мемнона. Мигуэль поспешил дать объяснение этого акустического явления. - При восходе солнца, - сказал он, - эта музыка была бы еще более явственной, и вот почему: эти скалы содержат в большом количестве пластинки слюды; под лучами солнца разреженный воздух выходит из расщелин этих скал и заставляет вибрировать эти пластинки. - Солнце - недурной музыкант! - заметил Жак Хелло. - Ну, это не может сравниться... - начал было сержант Мартьяль. - Конечно, нет, - поспешил заметить Герман Патерн, - но все же на фоне пейзажа такой естественный орган вещь хорошая... - Слишком много народу его слушает! - проворчал Мартьяль. ^TГлава десятая - У УСТЬЯ МЕТЫ^U Перевалив на левую сторону реки, лодки благополучно миновали проход Карибена, и выгружать для этого багаж не пришлось. Около шести часов вечера они, одна за другой, пристали к набережной маленького порта. В прежние годы путешественники нашли бы в этом месте городок, населенный энергичным торговым народом и находящийся на пути к процветанию. В настоящее же время город этот по причинам, уже объясненным выше, совершенно захирел. Карибен насчитывал всего пять индейских хижин - одной меньше против того времени, когда здесь высаживался с генералом Ублионом Шаффаньон. Просить гостеприимства у нескольких яруросов, которые жили в этих хижинах, не стоило. Точно так же фальки не могли пополнить здесь и своих запасов. Впрочем, последнее было сделано в Урбане, поэтому лодки могли свободно дойти без возобновления запасов до Атура. Кроме того, охотники не оставили бы пассажиров без дичи. На другой день, 31 августа, лодки отчалили еще до восхода солнца. При постоянном северном ветре плавание обещало быть удачным, так как приходилось идти почти на юг, по тому общему направлению, которое имеет Ориноко от Урбаны до Сен-Фернандо. Карибен находится на середине этого расстояния. Однако, хотя ветер и дул с севера, но порывами, и рассчитывать на паруса не приходилось, так как, надуваясь на две-три минуты, они затем повисали вдоль мачт. Пришлось прибегнуть к шестам, так как в этом месте течение, усиленное Метой, было очень быстрым. Ориноко здесь не было пустынно. По реке то поднимались вверх по течению, то спускались индейские лодки. Ни одна из них, впрочем, не подошла к фалькам. Эти туземные лодки принадлежали квивасам, которые охотно посещают реку у ее главного притока. Около одиннадцати часов ветер упал совершенно. Вальдес и оба других рулевых велели убрать паруса. Пришлось опять двигаться при помощи шестов, выбирая спокойные заводи у берегов. Лодки, таким образом, не много прошли в этот день - дождливый и пасмурный - вверх по течению и в пять часов пополудни остановились у устья Меты, за мысом, у ее правого берега, где не было течения. С приближением ночи небо прояснилось. Дождь перестал. В воздухе стало тихо. Сквозь просветы среди облаков заходящее солнце освещало лучами воды Меты, которые, казалось, сливались с Ориноко в одном блестящем потоке. Фальки стали борт о борт. "Галлинетта" - между двумя другими. Образовалось таким образом нечто вроде одного общего дома с тремя комнатами. При таких условиях, после стольких неприятных часов, проведенных под шум непогоды, которая заставила всех сидеть по своим каютам, - почему было не подышать вместе вечерним воздухом, почему не поужинать сообща, почему не завести общей дружеской беседы за одним столом?.. Как ни был нелюдим сержант Мартьяль, ему трудно было бы протестовать против этого. Все четыре француза и трое венесуэльцев собрались поэтому вместе. Завязалась общая беседа, начатая Жаком Хелло по географическому вопросу, который не мог не вызвать споров. Может быть, и не без хитрого умысла он начал: - Вот мы теперь находимся у устья Меты... - Да, - поддержал его Мигуэль. - Это ведь приток Ориноко?.. - Да, и притом один из наиболее важных, так как он вливает ежесекундно в реку четыре тысячи пятьсот кубических метров воды. - Он течет с вершин Кордильер Колумбийской республики?.. - Вот именно, - ответил Мигуэль, который не совсем понимал, куда клонятся вопросы Жака Хелло. - ...и на своем протяжении он принимает множество притоков? - Очень много, - ответил Мигуэль. - Из них самые значительные - Упия и Хумадея; при соединении этих рек он и получает свое имя. Затем он имеет еще приток Казанаре, именем которого назван большой участок льяносов. - Мой дорогой Жан, - сказал Жак Хелло, - если вы мне позволите называть вас так... Юноша слегка покраснел, а сержант Мартьяль даже привстал, точно поднятый пружиной. - Что с вами, сержант? - спросил Мигуэль. - Ничего! - ответил старый солдат, усаживаясь вновь. Жак Хелло продолжал: - Мой дорогой Жан, я думаю, что мы никогда не найдем более удобного случая поговорить о Мете, которая сейчас течет перед нашими глазами. - Ты можешь прибавить, - заметил Герман Патерн, обращаясь к Мигуэлю и его двум коллегам, - что мы никогда не будем иметь лучших профессоров для нашего обучения. - Вы очень любезны, - заметил Варннас, - но мы совсем не знаем Мету так хорошо, как вы могли бы думать... Вот если бы дело шло о Гуавьяре. - ...или об Атабапо! - вставил Фелипе. - Мы скоро будем на их берегах, - сказал Жак Хелло. - Тем не менее, уверенный, что Мигуэль - знаток гидрографии Меты, я поясню свои вопросы, спросив его, не достигает ли этот приток Ориноко временами большой ширины... - Да, его ширина достигает двух тысяч метров, - ответил Мигуэль. - А глубина?.. - Обыкновенно после постановки бакенов суда, сидящие на два метра, поднимаются вверх по его течению до притока Упии во время сезона дождей и на треть этого расстояния в период засухи. - Отсюда следует, - заключил Жак Хелло, - что Мета - один из естественных путей сообщения между Атлантическим океаном и Колумбией... - Это неоспоримо, - ответил Мигуэль. - Несколько географов справедливо утверждали, что Мета - самый короткий путь от Боготы в Париж. - В таком случае почему бы Мете, вместо того чтобы быть простым притоком Ориноко, не быть самой Ориноко и почему бы Фелипе и Варинасу не отказаться в ее пользу от своих недостаточно оправдывающихся предположений относительно Гуавьяре и Атабапо? Вот куда, оказывается, вел этот француз! Легко себе представить, что не успел он кончить своей фразы, как оба защитника Атабапо и Гуавьяре замахали на него руками. Тотчас начался спор, и аргументы, точно стрелы, посыпались на дерзкого, который поднял этот вопрос, касающийся течения Ориноко. Он сделал это, однако, не потому, что имел свое особое мнение, так как ему казалось, что правда на стороне Мигуэля и большинства географов, а потому, что ему нравилось слушать, как спорили соперники. Действительно, его аргументы стоили доказательств Варинаса и Фелипе, если не больше их, потому что в гидрографическом отношении река Мета, несомненно, важнее Атабапо и Гуавьяре. Впрочем, ни тот, ни другой ученый не хотели уступать, и спор затянулся бы до глубокой ночи, если бы Жан Кермор не направил разговор в другую сторону, задав Мигуэлю вопрос, очень важный в другом отношении. По указанию путеводителя Жана берега Меты посещаются опасными индейцами. Поэтому он спросил Мигуэля, не знает ли он чего-нибудь по этому поводу. - Это для нас гораздо важнее, - отметил Мигуэль, который с удовольствием готов был переменить тему разговора. В самом деле, его коллеги "закусили удила"; до чего только они должны были дойти, оказавшись у слияния трех рек!.. - Дело, очевидно, идет о квивасах, - сказал он, - этом племени, жестокость которого хорошо известна путешественникам, которые ездили до Сан-Фернандо. Говорят даже, что шайка этих индейцев перешла реку Ориноко и занимается грабежами и убийствами на восточной территории. - Разве начальник этой шайки не умер?.. - спросил Жак Хелло, который кое-что слышал об этом. - Да, он умер, - ответил ему Мигуэль. - Умер года два назад. - И кто это был? - Негр, по имени Саррапиа, которого шайка избрала своим предводителем, а теперь заменила каким-то беглым каторжником... - А те квивасы, которые остались на берегах Ориноко?.. - спросил Жан. - Они не менее опасны, - сказал Мигуэль. - Большинство лодок, которые мы встретили от Карибена, принадлежат им, и с нашей стороны было бы благоразумно держаться настороже, пока мы не минуем этой территории, где индейцы еще довольно многочисленны. Такое предположение находило себе подтверждение в недавнем факте нападения на нескольких купцов из Сан-Фернандо. Президент Венесуэлы и конгресс, как говорили, предполагали организовать экспедицию, которая должна была истребить этих партизан Ориноко. Выгнанные из Колумбии, квивасы должны были бы покинуть и Венесуэлу. Если бы не удалось истребить их окончательно, то местом их нападений сделалась бы Бразилия. До этой же экспедиции квивасы были очень опасны для путешественников, в особенности с тех пор, как во главе их стал беглый из Кайенны. Таким образом, пассажиры трех пирог должны были соблюдать в этой части своего пути величайшую осторожность. - Правда, нас довольно много, считая наших гребцов, на которых можно положиться, - сказал Жак Хелло, - и у нас достаточно оружия и боевых припасов... Мой дорогой Жан, вы можете спать эту ночь в своей каюте спокойно... Мы будем стеречь вас... - Это, кажется, мое дело! - сухо заметил сержант Мартьяль. - Это касается нас всех, сержант! - ответил Жак Хелло. - Самое главное -чтобы ваш племянник, в его возрасте, не был лишен сна... - Благодарю вас, Хелло, - ответил юноша, улыбаясь, - но лучше, если мы будем сторожить по очереди... - У каждого свои обязанности! - прибавил сержант Мартьяль. Он мысленно обещал себе, что если Жан будет спать, когда настанет его очередь, то он не станет будить юношу, а вместо него сам будет сторожить лагерь. Приняв решение нести поочередно дозор, пассажиры поручили первые часы стражи, от 8 до 11 часов, обоим французам. Мигуэль и его товарищи должны были стать на часы от 11 до 2 часов утра. А с 2 часов утра до рассвета очередь должна была перейти к Жану Кермору и сержанту Мартьялю. Пассажиры "Галлинетты" и "Марипара" легли спать, так же, как и экипажи лодок, утомленные трудной работой предшествовавшего дня. Жак Хелло и Герман Патерн стали на часы на корме пироги. Отсюда они могли наблюдать реку и к верховью и к низу, вплоть до самого устья Меты. Со стороны берега опасаться было нечего, так как он в этом месте граничил с непроходимыми болотами. Оба друга, сидя рядом, вели беседу. Один из них курил сигару, другой - свою трубку, которой он был верен не меньше, чем сержант Мартьяль своей. На безоблачном небе сияли звезды. Почти совсем затихший ветер еле-еле чувствовался. Южный Крест сиял на несколько градусов выше горизонта, в его южной части. Благодаря тишине малейший шум - прорезанная лодкой вода, плеск весел - был бы слышен издали. Чтобы предупредить чье-либо подозрительное приближение, достаточно было следить за крутым берегом. Туда и смотрели молодые люди, не переставая в то же время разговаривать. Без сомнения, Жан Кермор внушал большую симпатию Жаку Хелло. Последний с удивлением останавливался перед этим юношей, который в такие ранние годы пустился в полное опасностей путешествие. Восторгаясь благородной и самоотверженной целью его поисков, он вместе с тем со страхом думал о тех опасностях, которым подвергала юношу его цель: идти... куда?.. - он не знал этого... По этому поводу он уже не раз говорил о семье полковника Кермора с Германом Патерном, и последний старался припомнить все, что знал о ней лет пятнадцать назад. - Видишь ли, Герман, - говорил ему в этот вечер Жак Хелло, - я не могу никак допустить, чтобы этот ребенок - потому что он только ребенок, - мог так отправиться в верховья Ориноко!.. И под чьим руководством?.. Этого старого храбреца. Согласен, что у него великолепное сердце, но все же он далеко не является тем проводником, какой нужен будет его племяннику, если обстоятельства сделаются серьезными... - Действительно ли он его дядя? - прервал Герман Патерн. - Это мне кажется сомнительным... - Дядя или не дядя Жану Кермору сержант Мартьяль, это было бы не важно, если бы этот солдат не был стариком и имел бы привычку к опасным экспедициям!.. Я часто себя спрашиваю: как мог он согласиться?.. - Согласиться... Ты прав, Жак! - повторил за ним Герман Патерн, сбрасывая пепел со своей трубки. - Да, согласиться, так как не подлежит сомнению, что идея этого путешествия принадлежит мальчику... Это он увлек своего дядюшку... - Нет... решительно этот ворчун не дядя ему. Мне помнится даже, что, когда полковник Кермор уехал из Нанта, у него не было семьи. - Куда же он уехал?.. - Этого никто не мог узнать. - Однако то, что сообщил нам его сын о его последнем письме из Сан-Фернандо, наводит на размышления. Правда, надо сознаться, что, если они поехали на основании только таких довольно скудных данных... - Они надеются получить более полные сведения в Сан-Фернандо, Жак, где, без сомнения, был полковник Кермор лет тринадцать-четырнадцать назад... - Вот это-то меня и беспокоит, Герман! Если юноша получит в Сан-Фернандо новые данные, кто знает, не захочет ли он идти дальше... гораздо дальше... в Колумбию, через территории, лежащие на Атабапо и Гуавьяре, или же к истокам Ориноко!.. А ведь такая попытка привела бы его почти неминуемо к гибели... В этот момент Герман Патерн, прервав своего товарища, сказал вполголоса: - Ты ничего не слышишь, Жак?.. Тот поднялся, прополз на нос пироги, прислушался и оглядел поверхность реки от противоположного берега до устья Меты. - Я ничего не вижу, - сказал он Герману Патерну, который последовал за ним. - Впрочем... Да... - прибавил он, внимательно прислушавшись, - на воде слышится какой-то шум... - Не благоразумнее ли будет разбудить наш экипаж?.. - Подожди... Это не звук приближающейся лодки... Может быть, это воды Меты и Ориноко шумят, сшибаясь при слиянии. - Смотри... смотри... там! - сказал Герман Патерн. И он указывал на большие черные точки, которые двигались на расстоянии сотни шагов выше лодок. Жак Хелло взял свой карабин, лежавший у каюты, и наклонился через борт. - Это не лодка, - сказал он. - И однако... Он хотел уже приложиться, но Герман Патерн остановил его жестом. - Не стреляй... не стреляй! - повторил он. - Это не квивасы, подстерегающие добычу!.. Это животные, выплывшие на поверхность реки подышать воздухом... - Животные? - Да... трое или четверо этих обычных обитателей Ориноко... Герман Патери не ошибся. Это действительно были морские коровы и морские свиньи, которые часто встречаются в реках Венесуэлы. Эти безобидные твари медленно приближались к пирогам; но, по-видимому испугавшись, почти тотчас исчезли. Оба молодых человека вернулись на корму, и на минуту прерванный разговор продолжался в том же духе после того, как Герман Патерн вновь набил табаком и зажег свою трубку. - Ты говорил недавно, - сказал Жак Хелло, - что, если твои воспоминания тебя не обманывают, полковник Кермор не имел семьи? - Я даже могу, пожалуй, утверждать это, Жак!.. Постой... вот какую подробность я вспоминаю: у полковника Кермора был процесс с родственниками его жены, процесс, который полковник выиграл в реннском суде после того, как он его проиграл в нантском суде первой инстанции... Да... да... я вспоминаю все это... Пять или шесть лет спустя госпожа Кермор, которая была креолкой с острова Мартиника, погибла во время кораблекрушения при возвращении в колонию из Франции... погибла вместе со своей единственной дочерью... Это было ужасным ударом для полковника... После продолжительной болезни, убитый горем, без семьи - так как он потерял самое для него драгоценное в жизни: жену и ребенка, - он подал в отставку... Через некоторое время распространился слух, что он покинул Францию. Кажется, никто так и не знал, в какие страны он отправился, пока не пришло это его последнее письмо из Сан-Фернандо к одному из его друзей... Да... это именно так, и я удивляюсь, что память мне изменила в этом. Если мы расспросим по этому поводу сержанта Мартьяля и молодого Кермора, я уверен, они подтвердят все, мною сказанное. - Не будем их расспрашивать, - ответил Жак Хелло. - Это их частное дело, и было бы неделикатностью с нашей стороны вмешиваться в него. - Пусть так, Жак, но ты видишь, я был прав, предполагая, что сержант Мартьяль не мог быть дядей Жана Кермора, так как полковник Кермор после потери жены и дочери не имел никого из близких родственников... Жак Хелло, скрестив руки и наклонив голову, размышлял над тем, что сообщил ему его товарищ. Не ошибался ли последний?.. Нет! Он жил в Ренне, когда там шел процесс полковника Кермора, и факты эти были подтверждены на суде... Тогда ему пришла в голову естественная мысль, которая пришла бы и всякому другому: - Если сержант Мартьяль не родственник, то тем более не может быть сыном полковника Кермора Жан, так как у полковника никогда не было других детей, кроме единственной дочери, а она погибла еще маленькой... - Это очевидно, - заявил Герман Патерн, - невозможно, чтобы этот мальчик был сыном полковника... - А между тем... он называет себя его сыном, - заметил Жак Хелло. Очевидно, тут было что-то темное, даже таинственное. Можно было предположить, чтобы этот юноша оказался жертвой ошибки, - ошибки, которая могла бы заставить его предпринять такое опасное путешествие? Конечно, нет! Сержант Мартьяль и его предполагаемый племянник должны были, поскольку это касалось вопроса о связи, соединяющей Жана с полковником Кермором, опираться на какой-нибудь факт, прямо противоположный тому, что сообщил Герман Патерн. В итоге интерес, который возбудил в Жаке Хелло юноша, только усилился вследствие этой таинственности. Оба друга продолжали свою беседу все на ту же тему до того времени, когда около одиннадцати часов Мигуэль и Фелипе, оставив спать свирепого чемпиона Гуавьяре, вышли сменить их на часах. - Вы ничего не видели подозрительного? - спросил Мигуэль, стоя на корме "Марипара". - Решительно ничего, - ответил Жак Хелло. - И берега, и сама река спокойны... Очень возможно, что и ваша смена пройдет так же спокойно, как наша. - В таком случае спокойной ночи! - ответил Фелипе, пожимая им через борт руки. Мигуэль и его товарищ беседовали в течение тех часов, в которые им была доверена стража, но эта беседа не имела никакого отношения к той, которую вели между собой Жак Хелло и Герман Патерн. Конечно, Фелипе должен был воспользоваться отсутствием Варинаса, чтобы напасть на него всей силой своих аргументов, и, вероятно, Мигуэль слушал его со своей обычной вежливостью. Во всяком случае, ничего не случилось особенного в их дежурство, и в два часа ночи они вернулись в каюту "Марипара", в то самое время, когда сержант Мартьяль вышел сменить их. Сержант Мартьяль уселся на корме пироги, положив около себя карабин, и задумался. Никогда еще он не испытывал такого беспокойства - не за себя, а за этого дорогого ему ребенка, который спал под плетенкой. Сержант припоминал все подробности предпринятого Жаном путешествия, на которое он должен был согласиться, отъезд из Европы, переезд через Атлантический океан, различные приключения со времени отъезда из Боливара... Куда заведет их случай? До каких пор будут продолжаться их поиски? Какие сведения получат они в Сан-Фернандо? В каком городке отдаленной территории оканчивает полковник Кермор свои дни, такие счастливые когда-то и так быстро разбитые этой ужасной катастрофой?.. Каким только опасностям не будет подвергнуто в поисках полковника единственное существо, которое осталось у него на свете?.. И потом, все шло до сих пор совсем не так, как того хотел сержант Мартьяль... Он хотел совершить это путешествие так, чтобы не встретить в пути ни одного иностранца. А между тем "Марипар" и "Галлинетта" плыли вместе. Ее пассажиры сблизились с его племянником. Да и могло ли быть иначе между людьми, которые путешествуют в одних и тех же условиях?.. Во-вторых, - и это, может быть, было самым важным в его глазах по причинам, ему одному известным, - несчастный случай заставил их встретить этих двух французов... Как мог он помешать возникновению близких отношений между соотечественниками, тем более что цель которую преследовал Жан, усиливала интерес к нему и вызывала предложение услуг, от которых невозможно было отказаться... В довершение всего это были бретонцы, из той же Бретани, что и Жан с сержантом. Поистине, случайность удивительно нескромна и слишком охотно вмешивается в дела, которые ее совсем не касаются!.. В это время на восточной стороне тишина нарушилась каким-то легким, ритмичным шумом, который мало-помалу стал усиливаться. Погруженный в свои мысли, сержант Мартьяль не слышал этого, правда слабого, шума. Он не заметил также четырех небольших лодок, которые спускались по течению Меты вдоль правого берега. На лодках сидели около 20 квивасов, и они находились от пирог на расстоянии не больше 200 метров. Если бы пассажиры были застигнуты во время сна, то их зарезали бы раньше, чем они успели подумать о самозащите, так как сержант Мартьяль, занятый своими мыслями, ничего не видел и ничего не слышал... Когда лодки индейцев и фальки находились друг от друга на расстоянии 60 шагов, раздался ружейный выстрел. И почти тотчас же на ближайшей из индейских лодок поднялся крик. Этот выстрел сделал Жак Хелло. Вслед за ним раздался второй выстрел, сделанный Германом Патерном. Было около пяти часов утра. Молодые люди только что проснулись, когда до их слуха донесся шум приближающихся лодок. Скользнув на корму "Мориши", они поняли, что нападение индейцев неизбежно, и выстрелили в них. Тревога, произведенная этими выстрелами, в тот же миг подняла на ноги и пассажиров, и гребцов. Мигуэль, Варинас и Фелипе с ружьями в руках выскочили из каюты "Марипара". Жан бросился к Мартьялю, который, в свою очередь, только что выстрелил по направлению лодок и восклицал с отчаянием: - Несчастье!.. Несчастье!.. Я позволил застать себя врасплох! Квивасы ответили выстрелами из луков, и около 20 стрел перелетело через лодки. Некоторые из них вонзились в крышу кают, но никого не задели. Мигуэль и его товарищи дали второй залп, и пули, лучше направленные, чем стрелы, произвели среди квивасов смятение. - Войдите в каюту, Жан, войдите в каюту! - кричал Жак Хелло, находя бесполезным, чтобы юноша подвергал себя опасности во время этой атаки. Новая туча стрел полетела в пироги, и одна из них ранила сержанта Мартьяля в плечо. - Так и надо!.. Так и надо! - воскликнул он. - Я... солдат... во время караула!.. Я получил только то, чего заслужил! Третий залп карабинов и револьверов был направлен на лодки индейцев, которые в это время несло вниз по течению мимо пирог. Квивасы были лишены возможности захватить врасплох экипаж и пассажиров, и им оставалось только бежать. Многие из них были убиты, другие получили тяжкие ранения. Потерпев неудачу, лодки индейцев исчезли, спустившись по течению Ориноко. ^TГлава одиннадцатая - СТОЯНКА У ДЕРЕВНИ АТУР^U В этот день, 1 сентября, сейчас же после шести часов утра фальки покинули опасные места. - Я получил то, что заслужил! - воскликнул снова сержант Мартьяль, вытаскивая вонзавшуюся в его плечо стрелу. Угрызения совести, которые он испытывал за свою оплошность во время вахты, были сильнее, чем боль от раны. Впрочем, эта оплошность не стоила жизни человека, который позволил застать себя