- Мою шляпу?.. Нет!.. Это шляпа... особая... Вы засвидетельствуете мое почтение миссис Брэникен?.. Хорошо!.. Да!.. Очень хорошо!.. После этого, плотно сжав губы, Джоз Мерит не проронил более ни одного слова. "Он вроде помешанного", - - решил про себя Зах Френ. И ему показалось пустым делом продолжать заниматься этим джентльменом. При появлении Долли на палубе боцман подошел к ней, и они оба уселись против англичанина. Последний оставался неподвижным, наподобие каменного бога Терма. Поручив Заху Френу засвидетельствовать свое почтение миссис Брэникен, он признавал, вероятно, излишним выполнить это лично. Впрочем, Долли не замечала присутствия этого странного пассажира. Она вела продолжительную беседу со своим верным спутником по поводу всех приготовлений к предстоящему путешествию, чтобы заняться ими по прибытий в Аделаиду; она обращала его внимание на необходимость не терять ни часа, дабы экспедиция могла достаточно заблаговременно дойти и перейти, если последнее представится возможным, ту область центральной части страны, которая превратится несколько позднее в совершенно выгоревшую пустыню под действием невыносимого зноя тропических лучей. Помня крепкое сложение Джона, его несокрушимую энергию, Долли выражала уверенность, что ему удалось выдержать все ужасы плена. Так как она в течение этого разговора совсем не упоминала о Годфрее, то Зах Френ начал уже надеяться, что она забыла о мальчике, как вдруг Долли сказала: - А я еще не видела сегодня этого юнгу. Вы, Зах, видели его? - Нет, сударыня, - отвечал боцман, которому вопрос этот, видимо, был неприятен. - Не могу ли я сделать что-нибудь для этого ребенка? - продолжала Долли. Она говорила все это, как бы прикрываясь равнодушием, но Зах Френ не дал себя ввести этим в обман. - Этого малого? - отвечал он. - Он на хорошем пути. Он выберется на дорогу. Я уверен, он займет место квартирмейстера уже через несколько лет. С усердием и при хорошем поведении... - Все это так, - продолжала Долли, - но он интересует меня... Он интересует меня до такой степени... Да, притом, Зах, сходство... да!., столь разительное сходство его с моим Джоном... Кроме того, он ровесник моего Уайта... Долли побледнела при последних словах; ее голос прервался, она глядела так пристально и вопрошающе на Заха Френа, что боцман невольно опустил глаза под ее взглядом. После этого она добавила: - Вы приведите его ко мне сегодня после полудня, Зах. Не забудьте этого... Я желаю говорить с ним... Завтра мы прибудем в Аделаиду. Мы никогда более не свидимся, а я желаю знать... прежде чем покинуть "Брисбен". Да, я желаю знать... Зах Френ вынужден был обещать Долли, что приведет к ней Годфрея, после чего она удалилась к себе. Вплоть до колокола, призывающего к завтраку, боцман продолжал свою прогулку по палубе, задумчивый и весьма встревоженный. Англичанин, идя в рубку при первых звуках колокола, столкнулся с ним нос к носу. - Хорошо! Очень хорошо! - сказал Джоз Мерит. - Засвидетельствовали ли вы по моей просьбе мое почтение?.. Ее муж исчез... Хорошо!.. Очень хорошо!.. И он направился в столовую занимать выбранное им за обеденным столом место - само собой разумеется, наиболее удобное, ближе к буфету, что давало ему возможность первым выбирать лучшие куски с обносимых вокруг стола блюд с кушаньями. К трем часам пополудни "Брисбен" показался у входа в Портленд, главный порт округа Нормандия, в который упирается железная дорога из Мельбурна; обогнув затем мыс Нельсона, пароход прошел мимо бухты Дискавери и почти прямо, поднимаясь к северу, проходил на очень близком расстоянии от берега Южной Австралии. Как раз в это время Зах Френ предупредил Годфрея о желании миссис Брэникен переговорить с ним. - Переговорить со мной? - воскликнул юнга. Сердце так сильно забилось у него, что он едва удержался за ванты, чтобы не упасть. Затем в сопровождении боцмана направился в каюту, где его поджидала миссис Брэникен. Долли молча глядела на него в продолжение некоторого времени. Он стоял перед ней, держа шапку в руке. Она сидела на диване. У притолоки двери Зах Френ с волнением наблюдал за ними обоими. Он знал, о чем будет Долли спрашивать Годфрея, но не знал того, что юнга будет отвечать. - Дитя мое, - сказала миссис Брэникен, - я желала бы иметь сведения о вас и вашем семействе. Если я спрашиваю вас, то исключительно потому, что интересуюсь вашим положением. Желаете ли вы отвечать на мои вопросы? - Весьма охотно, - отвечал Годфрей дрожащим от волнения голосом. - Который вам год? - спросила Долли. - Точно не знаю, но полагаю, что четырнадцать или пятнадцать лет. - Да... четырнадцать или пятнадцать лет! Когда вы начали плавать? - Я начал плавать, когда мне было приблизительно восемь лет, в качестве юнги; и вот уже два года, как плаваю на этом корабле. - Делали ли вы дальние переходы? - Да, сударыня, по Тихому океану вплоть до Азии, и по Атлантическому океану вплоть до Европы, - Вы англичанин? - Нет, сударыня, я американец. - Но вы на службе на английском пароходе? - Недавно продано в Сидней то судно, на котором я служил ранее. Тогда я и перешел на "Брисбен" до получения места на американском корабле. - Хорошо, дитя мое, - отвечала Долли, жестом приглашая Годфрея подойти ближе к ней. Годфрей повиновался. - Я желала бы узнать теперь, где вы родились? - В Сан-Диего. - Да!.. В Сан-Диего! - повторила за ним Долли, не выказав при этом удивления, как будто предчувствуя подобный ответ. Что же касается Заха Френа, то последний был весьма взволнован всем тем, что пришлось ему выслушать. - Да, в Сан-Диего, - продолжал Годфрей. - О, я хорошо знаю вас!... Да, я знаю вас! Мне доставило большое удовольствие, когда я узнал о вашем приезде в Сидней... Если бы вы только знали, насколько я интересуюсь всем, что касается капитана Джона Брэникена!.. Долли взяла юнгу за руку и держала ее несколько минут в своих руках, не говоря ни слова. Потом она продолжила: - Как вас зовут? - Годфрей. - Годфрей? А как ваша фамилия? - У меня нет другого имени. - Кто ваши родители? - У меня нет родных. - Нет родных! - отвечала миссис Брэникен. - Где же вы воспитывались? - В Уайт-Хауз, - отвечал Годфрей, - благодаря вашим заботам. Я часто видел вас, когда вы навещали детей в приюте. Вы не замечали меня среди самых маленьких, но я-то хорошо помню вас. Так как я выказывал способности к морскому делу, то, когда подрос, отправился юнгой, так же как и другие сироты Уайт-Хауз, и все мы никогда не забудем того, чем обязаны миссис Брэникен, нашей матери. - Вашей матери! - воскликнула Долли, которая вздрогнула, как будто слово это потрясло ее до глубины души. Она притянула к себе Годфрея... Она целовала его... Он целовал ее, в свою очередь. Он плакал. Между ними сразу установилась душевная связь, которая ничуть не удивляла их, настолько она представлялась им обоим вполне естественной. Зах Френ между тем, прижавшись в углу, бормотал про себя: "Бедная женщина!.. Бедная женщина!.. Куда дает она увлечь себя!" Приподнимаясь со своего места, миссис Брэникен сказала: - Идите, Годфрей, дитя мое. Я еще увижусь с вами!.. Мне необходимо остаться одной! Взглянув еще раз на нее, юнга медленно удалился. Зах Френ намеревался последовать за ним, но Долли удержала. - Постойте, Зах. Продолжая говорить отрывистыми фразами, что указывало на чрезвычайное ее возбуждение, она сказала: - Зах, этот ребенок воспитан вместе с найденными детьми в Уайт-Хауз. Он родился в Сан-Диего... Ему четырнадцать или пятнадцать лет... Он живой портрет Джона... Это его открытое лицо, его решительное выражение. Подобно ему, он любит море. Это сын моряка... Это сын Джона... Это мой сын! Предполагали, что малютка погиб в бухте Сан-Диего... Он не погиб, его спасли! Те, которые спасли его, не знали его матери. А мать его - это я, я, безумная... Дитя это - не Годфрей, это Уайт, сын мой. Господу угодно вернуть мне его ранее, чем соединить меня с его отцом! Зах Френ слушал миссис Брэникен, не решаясь прерывать ее. Он понимал, что несчастная не могла говорить иначе. Все обстоятельства сложились так, что ей представлялись правильными ее заключения. И благородный моряк чувствовал, как сердце его сжималось, потому что считал своим долгом разбить ее мечтания. Необходимо было безотлагательно удержать Долли на покатой плоскости, на которую она ступила и которая неминуемо должна была привести ее в новую бездну. Он исполнил это, не колеблясь и почти грубо. - Вы ошибаетесь, миссис Брэникен, - сказал он. - Я не желаю и не вправе допускать, чтобы вы думали то, чего не существует в действительности. Сходство это - просто случайность. Ваш маленький Уайт умер, да, он умер, и Годфрей не ваш сын. - Уайт умер? - воскликнула миссис Брэникен. - Откуда вы знаете это? Кто может это утверждать? - Я, сударыня! - Вы? - Восемь дней спустя после катастрофы у стрелки Лома всплыл труп ребенка и был выброшен на берег. Я нашел его, предупредил Уильяма Эндру. И он признал маленького Уайта, который и покоится на кладбище в Сан-Диего, куда мы часто носили цветы на его могилу. - Уайт, мой маленький Уайт, там, на кладбище! И никто не говорил мне никогда об этом! - Нет! - отвечал Зах Френ. - Вы не владели тогда своим рассудком, а четыре года спустя, когда рассудок вернулся к вам, опасались сказать вам это. Уильям Эндру имел основания опасаться снова напоминать вам о ваших горестях, и он предпочел молчать! Сын ваш погиб, и Годфрей не может быть им. Долли упала на диван. Глаза ее закрылись. Ей показалось, что глубокая тьма окутала ее внезапно и скрыла яркий свет. Повинуясь жесту, Зах Френ удалился, оставив ее в одиночестве, погруженной в скорбь и поглощенной воспоминаниями о прошлом. На следующий день, 26 августа, миссис Брэникен не выходила еще из своей каюты, как "Брисбен", пройдя против Бекстерс, между островом Кенгуру и мысом Жервис, вошел в залив Св. Викентия и бросил якорь в порту Аделаиды. ^TГлава третья - ИСТОРИЧЕСКАЯ ШЛЯПА^U Из трех столичных городов Австралии Сидней самый старый, Мельбурн следует за ним, а Аделаида самый молодой. Но хотя последний из этих городов и самый младший, он все же наиболее красивый из всех трех. Город этот появился на свет Божий в 1853 году; родительница его, Южная Австралия, существует политически начиная лишь с 1837 года, а признается официально независимой лишь с 1856 года. Весьма возможно также, что Аделаида бесконечно долго будет юной благодаря своему несравненному климату, самому здоровому на материке, в местности, где неизвестны ни чахотка, ни лихорадки, ни какие-либо иные заразные, эпидемические болезни. Изредка и там умирают, но последнее, по остроумному замечанию Д. Шарнея, может быть признано исключением. Почва Южной Австралии отличается от почвы соседней области тем, что в недрах ее нет месторождений золота, зато в ней есть богатые медные рудники. Открытые лет сорок тому назад, медные рудники в Канунда, Бурра, Валлару и Мунта привели в эту местность тысячи иммигрантов и обогатили весь округ. Аделаида находится не на берегу залива Св. Викен-тия. Город этот, как и Мельбурн, расположен на расстоянии приблизительно двенадцати миль от берега, на материке, и между городом и портом пролегает рельсовый путь. Ботанический сад в Аделаиде может с успехом выдержать сравнение с садом в Мельбурне. В этом саду есть такие оранжереи, подобных которым не найти во всем свете, плантации роз, которые можно сравнить с парками, чудные тенистые места под сенью самых красивых экземпляров растительного царства умеренного пояса вперемежку с разнообразнейшими древесными породами, свойственными полутропическому поясу. Ни Сидней, ни Мельбурн не могут сравниться с Аделаидой и по внешней красоте. Удачно разбитые, широкие улицы города превосходно содержатся. На некоторых из них возвышаются прекрасные памятники, как, например, на Кинг-Уильям-стрит. С архитектурной стороны замечательны здания почтамта и городского совета. Миссис Брэникен остановилась в гостинице на Кинг-Уильям-стрит, куда ее проводил Зах Френ. Материнское чувство в ней только что пережило тяжелое испытание, в продолжение которого она вынуждена была отказаться от последних своих мечтаний. Существовало, по-видимому, столько предположений, что Годфрей мог быть ее сыном, что она тотчас же дала себя увлечь этой мечте. Но с того момента, как вся надежда ее была разбита, казалось, бесповоротно, она не пожелала более видеться с юнгой и не говорила с ним. В памяти ее сохранилось лишь поразительное сходство, которое так живо воскрешало перед ней образ Джона. Отныне Долли решила исключительно отдаться задуманному ей делу и без проволочек организовать все необходимое для предстоящей экспедиции. Она была намерена обратиться к общему сочувствию. Она сумеет, если потребуется, употребить все свое состояние для этих новых поисков и деньгами возбудить сочувствие тех, которые присоединятся к ней. Она не должна была ощущать недостатка в смельчаках. Эта область Южной Австралии - родина по преимуществу смелых исследователей. Отсюда направились самые знаменитые пионеры через неведомые центральные местности. Отсюда родом Варбуртон, Джон Форрест, Джильс, Стурт, Линдсей, которые обследовали вдоль и поперек обширный этот край; пройденные ими пути нанесены на географические карты. Путь, который предстояло совершить миссис Брэникен, должен был пересечь все уже пройденные наискось. В 1784 году подполковник Варбуртон пересек Австралию по 20o с востока на северо-запад; Джон Форрест в том же году прошел в противоположном направлении от Перта до порта Августа; Жиль в 1876 году, отправившись, в свою очередь, из Перта, дошел до залива Спенсера. Решено было собрать и личный, и подвижной составы не в самой Аделаиде, а на крайнем пункте железной дороги, которая тянется к северу, к озеру Эйр. Пройденные при этом пятьсот миль давали значительный выигрыш во времени и сбережение сил. Возможно было собрать необходимое количество повозок и животных, лошадей для охранной стражи, волов для перевозки съестных припасов и лагерных принадлежностей среди местности, прилегающей к горной области Флиндерс. Нужно было запастись всем необходимым для экспедиции, считая в ней сорок человек кроме прислуги и небольшого конвоя. Что же касается набора участников экспедиции, то Долли намеревалась закончить все хлопоты по этой части в Аделаиде. Ей оказывал в этом постоянное и весьма энергичное содействие губернатор Южной Австралии, который предложил свои услуги. Благодаря ему приняли предложение миссис Брэникен тридцать человек с прекрасными верховыми лошадьми, хорошо вооруженные, некоторые из них были туземного происхождения, другие из европейских колонистов. Она обеспечила им очень крупное денежное вознаграждение на все время экспедиции и премию в размере ста фунтов стерлингов каждому из них по окончании экспедиции, независимо от ее исхода. Они должны были находиться под начальством бывшего офицера окружной стражи Тома Марикса, сильного и решительного человека, за которого губернатор вполне ручался. Том Марикс лично тщательно выбирал среди людей, предлагавших наперебой свои услуги, самых сильных и надежных кандидатов. Таким образом, возможно было надеяться на преданность этой стражи. Весь служебный персонал поступал под начальство Заха Френа. В сущности же, и над Томом Мариксом, и Захом Френом настоящим, несомненным начальником была миссис Брэникен, душа экспедиции. Корреспонденты Уильяма Эндру перевели в распоряжение миссис Брэникен значительные денежные суммы, и она могла не стесняться в расходах. Закончив приготовления, было решено, что Зах Френ выедет сам не позднее ЗО-го числа в Фарина-Таун, конечную железнодорожную станцию, где и будет ожидать миссис Брэникен со всеми остальными членами экспедиции; отъезд миссис Брэникен из Аделаиды должен был последовать тоже немедля. - Зах, - сказала она ему. - Вы примете все меры к тому, чтобы наш караван был готов к выступлению к концу первой же недели сентября. Припасы будут доставлены вам отсюда по железной дороге, и вы распорядитесь погрузить их на повозки в Фарина-Таун. Мы должны обо всем позаботиться заблаговременно, чтобы обеспечить успех нашей экспедиции. - Все будет готово, миссис Брэникен, - отвечал боцман. - Когда вы приедете, вам придется лишь дать сигнал к отправлению. Нетрудно представить себе, как был занят Зах Френ в последние дни пребывания в Аделаиде. Но он так усердно работал, что мог взять железнодорожный билет для переезда в Фарина-Таун уже 29 августа. Двенадцать часов спустя по приезде на эту станцию он уже телеграфировал миссис Брэникен о приобретении предметов, необходимых для экспедиции. Со своей стороны миссис Брэникен, при содействии Тома Марикса, выполняла принятую на себя задачу, относящуюся к вооружению, снаряжению и обмундированию людей охраны. Необходим был тщательный подбор лошадей, что, впрочем, не представляло затруднений, потому что австралийские животные отличаются своей выносливостью. Не было причин беспокоиться об их корме во все время передвижения экспедиции по лесам и лугам, так как там всегда можно найти и корм, и воду. При переходе же по песчаной пустыне их надо было заменить верблюдами. Начиная с пункта Алис-Спрингс миссис Брэникен и ее товарищам предстояло вступить в упорную борьбу с теми естественными затруднениями, благодаря которым всякая экспедиция в Центральной Австралии подвергается таким опасностям. Усиленные занятия несколько рассеяли эту энергичную женщину и отчасти изгладили из ее памяти последние происшествия на "Брисбене". Она как бы забылась благодаря кипучей деятельности, не оставлявшей ей свободной ни одной минуты. Оставалось лишь воспоминание о той мечте, которую она лелеяла, окончательно убитой одним словом Заха Френа. Ей было известно теперь, что ребенок ее лежит на кладбище в Сан-Диего и ей возможно будет посещать его могилу. А между тем сходство этого юнги!.. И образы Джона и Годфрея сливались вместе в ее воображении. Со времени приезда своего в Аделаиду миссис Брэникен не видела мальчика. Ей было даже неизвестно, искал ли он случая повстречаться с ней. Так или иначе Годфрей не появлялся в гостинице на Кинг-Уильям-стрит. И для чего, в сущности, пришел бы он туда? Долли уединилась в своем номере и не призывала его более к себе после того разговора. Впрочем, ей известно было, что "Брисбен" ушел в Мельбурн и вернется обратно в Аделаиду, когда она уже докинет этот город. Одновременно с миссис Брэникен и другое лицо с не меньшей настойчивостью готовилось к такому же путешествию. Личность эта занимала помещение в одной из гостиниц на Хиндлей-стрит, состоящее из комнаты с окнами на улицу и другой комнаты, с окнами во двор. В этом помещении находились странные представители арийской и желтой рас, - англичанин Джоз Мерит и китаец Джин Ги. Откуда прибыли эти оба типа, выходцы из дальней Азии и дальней Европы? Куда направлялись они? Что делали они в Мельбурне и для чего прибыли в Аделаиду? И, наконец, при каких обстоятельствах сошлись эти господин и слуга: один - наниматель, другой - служащий, с тем чтобы вместе бродить по свету? Это выяснится из разговора, происходившего вечером 5 сентября, между Джозом Меритом и Джином Ги. Теперь необходимо познакомить читателя также и с жителем Поднебесной империи. Китаец сохранил свой национальный костюм - сорочку "ханшаоль", куртку "макуаль", халат "хаоль", с боковыми застежками и широкие шаровары с цветным поясом. Он вполне подходил к имени своему Джин Ги, что означает в буквальном переводе "ленивый человек". И действительно, он был на редкость ленив и беспечен как в отношении дела, так равно и к опасностям. Он не сделал бы десяти шагов, чтобы исполнить приказание, и двадцати шагов, чтобы избежать опасности. Несомненно было, что Джоз Мерит должен был обладать чрезвычайным запасом терпения для того, чтобы держать у себя подобного человека в качестве слуги. В сущности говоря, это обусловлено было привычкой, так как они путешествовали вместе в продолжение уже пяти-шести лет. Они повстречались в Сан-Франциско, и господин пригласил слугу на испытание, как он сначала объявил ему, но, видимо, испытанию этому суждено было продолжаться вплоть до неизбежной для всех смертных разлуки. Следует упомянуть при этом, что Джин Ги, выросший в Гонконге, говорил по-английски как уроженец Манчестера. Впрочем, Джоз Мерит никогда не раздражался. Хотя он и грозил иногда подвергнуть Джина Ги самым страшным пыткам, обычным в Поднебесной империи, где судебному ведомству присвоено наиболее соответствующее название министерства пыток, тем не менее он не в состоянии был бы лично дать ему даже щелчок в нос. Когда приказания его оказывались неисполненными, он ограничивался тем, что исполнял самолично нужное для себя. Этим упрощалось каждое дело. Быть может, недалек был уже тот день, когда он лично будет служить китайцу, и, весьма вероятно, последний склонялся к тому, чтобы признавать, со своей точки зрения, подобный порядок вещей наиболее соответствующим принципам справедливости. Тем не менее пока что в ожидании подобной, счастливой для него, перемены судьбы, Джину Ги приходилось следовать за своим господином всюду, куда заносила последнего его бродячая фантазия. В этом Джоз Мерит не допускал никаких уступок. Добровольно или по принуждению, а слуга обязан был следовать за ним неукоснительно, хотя мог потом по желанию предаваться полной беспечности в пути. Таким именно образом совершалось передвижение этих двух существ на протяжении нескольких тысяч миль по Старому и Новому Свету, и результатом этого постоянного передвижения было пребывание их обоих в столице Южной Австралии. - Хорошо! О! Очень хорошо! - сказал в этот вечер Джоз Мерит. - Я полагаю, что мы приготовились? Совершенно непонятно было, почему обращался он к Джину Ги с подобным вопросом, имея в виду, что он должен был сам лично все приготовить. Тем не менее он никогда не забывал задать этот вопрос ради принципа. - Все готово десять тысяч раз! - неизменно имел обыкновение отвечать на подобный вопрос китаец, который никак не мог отвыкнуть от оборотов речи, принятых среди обитателей Поднебесной. - Чемоданы?.. - Завязаны. - Оружие?.. - В исправном состоянии. - Запасы провизии? - Вы сами, господин мой Джоз, поместили их на хранение на железнодорожной станции. Да к тому же, необходимо ли запасаться провизией, когда рано или поздно придется быть самому съеденным. - Быть съеденным, Джин Ги! Хорошо!.. Да!.. Очень хорошо!.. Вы все по-прежнему рассчитываете быть съеденным? - Это произойдет рано или поздно, и немного недоставало полгода тому назад, чтобы мы закончили наше путешествие в брюхе людоеда, а в особенности мне лично грозила подобная участь. - Вам лично, Джин Ги? - Да, мне лично, и по той простой причине,, что я жирный, тогда как вы, господин мой Джоз, вы тощи, и, несомненно, люди эти предпочтут меня вам. - Предпочтут вас?.. Хорошо!.. О! Очень хорошо. - Да притом, как известно, австралийцы явно предпочитают желтое мясо китайцев, гораздо более нежное, так как они питаются исключительно рисом и овощами. - А потому-то я усердно курил и уговаривал вас, Джин Ги, курить, - отвечал на это флегматичный Джоз Мерит. - Вам известно ведь, что людоеды не одобряют мяса курильщиков табака. Последняя рекомендация давно уже была принята осторожным жителем Поднебесной империи, который хотя и воздерживался от курения опиума, но зато неукоснительно уничтожал тот запас табака, который предоставлял в его полное распоряжение Джоз Мерит. Есть основания считать, что австралийцы, равно как и все собратья их по людоедству в других странах, питают непреодолимое отвращение к человеческому мясу, насыщенному никотином. На основании этого Джин Ги добросовестно принимал все меры к тому, чтобы постепенно сделаться несъедобным. Был ли, однако, такой случай, когда господину и слуге грозило уже выступить в качестве лакомого блюда в трапезе людоедов, но отнюдь не в качестве приглашенных? Да, такой случай в действительности был, и Джозу Мериту и его слуге не раз грозило закончить таким образом их бродячее существование. Десять месяцев тому назад в Квинсленде, к западу от Рокгамптона и Грасемэра, в нескольких сотнях миль от Брисбена, забрели они в местность, населенную племенами самых хищных людоедов. Можно сказать, что людоедство в этой местности явление постоянное. Не вступись за них местная вооруженная сила, пришлось бы Джозу Мериту и Джину Ги, попавшим в руки этих дикарей, неизбежно погибнуть. Вовремя освобожденные, они благополучно вернулись обратно в столицу Квинсленда, а оттуда в Сидней, откуда и прибыли на пароходе непосредственно в Аделаиду. Тем не менее все происшедшее не отвело англичанина от страсти подвергать опасностям собственную свою особу, а также и своего слугу, ибо он намеревался, по словам Джина Ги, посетить центральную часть Австралийского материка. - И все это ради какой-то шляпы! - воскликнул китаец. - Ай, ай! Когда подумаю только об этом, слезы капают у меня из глаз, наподобие дождевых капель, падающих на желтые хризантемы! - Когда же прекратится, наконец, это капание слез ваших, Джин Ги? - возразил на это Джоз Мерит, сдвигая брови, - Если вам удастся даже, господин мой Джоз, отыскать эту шляпу, то она будет уже вся в лохмотьях. - Довольно, Джин Ги!.. Слишком даже довольно!.. Воспрещаю вам выражаться так об этой шляпе, и безразлично о какой-либо иной!.. Слышите вы меня?.. Хорошо! Да! Очень хорошо! Если это будет продолжаться, я распоряжусь, чтобы вам дали от сорока до пятидесяти ударов камышовкой по пяткам ваших ног. - Мы не в Китае, - возразил на это Джин Ги. - И лишу вас пищи! - Я похудею. - Я отрежу косу вашу у самого черепа. - Отрезать мою косу? - Я лишу вас табака! - Бог Фо сохранит меня! - Он не сохранит вас! Угроза эта совсем смирила Джина Ги. О какой же шляпе шла речь и почему употреблял Джоз Мерит всю свою жизнь в поисках этой шляпы? Этот оригинал, как уже сказано было выше, был англичанином из Ливерпуля. Разве не встречаются подобные же субъекты и на берегах Луары, Эльбы, Дуная и Шельды, равно как и в местностях, по которым протекают Темза, Клайд или Твид? Джоз Мерит был очень богат и известен в Ланкастере и соседних графствах своей страстью собирателя. Он не собирал ни картин, ни книг, ни предметов искусства, ни даже безделушек. Отнюдь нет! Он собирал шляпы - целый музей головных уборов, имеющих историческое значение, служивших когда-либо мужчинам и женщинам, как-то треуголки, двууголки, каретки, клаки, цилиндры, каски, шапки с наушниками, береты, ермолки, тюрбаны, токи, митры, пуфы, представительские ступки, илантусы инков, средневековые хеннены, клобуки духовных лиц, головные украшения венецианских дожей и прочее и прочее - словом, сотни и сотни экземпляров в более или менее плачевном состоянии, ветхих, без тульи и полей. По его словам, в коллекции были замечательные исторические экземпляры: каска Патрокла, которая была на голове этого героя, когда последний был убит Гектором при осаде Трои, и берет Фемистокла, украшавший его голову в битве при Саламине, головные уборы Гальена и Гиппократа, шляпа Цезаря, унесенная ветром с его головы при переходе Рубикона, головные уборы Лукреции Борджиа во время трех ее свадеб со Сфорцею, Альфонсом д'Эсте и Альфонсом Арагонским, шапка Тамерлана, в которой он переправлялся через Синд, Чингис-хана, когда завоеватель этот разрушал Бухару и Самарканд, головной убор Елизаветы во время ее коронования и Марии Стюарт при побеге из Лоелевен-ского замка, Екатерины II во время ее коронования в Москве, Петра Великого, когда государь этот работал на Саардамской верфи, Мальбрука в битве при Рамили, Олая, короля Датского, убитого в Стеклестаде, Гесслера, которому не пожелал поклониться Вильгельм Телль, Уильяма Питта, ношенную в двадцатитрехлетнем возрасте, когда он стал главой кабинета министров, треуголку Наполеона I, ношенную им в битве при Ваграме, и еще сотни других, не менее замечательных. Более всего сокрушался он о том, что в его коллекции недоставало ермолки, украшавшей голову Ноя в тот день, когда ковчег остановился на вершине горы Арарат, равно как и шапки Авраама, когда этот патриарх готовился принести в жертву Исаака. Однако Джоз Мерит не отчаивался, веря, что когда-нибудь приобретет и эти сокровища. Что же касается головных уборов, которые, вероятно, носили Адам и Ева при изгнании из рая, то он уже отчаялся достать когда-либо таковые, ибо достойные доверия историки неопровержимо установили, что прародители наши имели обычай ходить с непокрытыми головами. Из приведенного перечня достопримечательностей музея Джоза Мерита можно судить о том, в каких чисто детских занятиях протекала жизнь этого оригинала. Это был вполне убежденный человек, нисколько не сомневавшийся в подлинности своих находок. Сколько потребовалось посетить стран, городов и деревень, перерыть лавок и ларей, посетить старьевщиков и скупщиков, израсходовать времени и денег, прежде чем добиться после розысков, длившихся в продолжение нескольких месяцев подряд, приобретения на вес золота какой-либо рваной тряпки! Он собирал дань со всей вселенной, лишь бы только завладеть каким-нибудь недоступным для других предметом. Исчерпав до дна все запасы Европы, Африки, Азии, Америки и Океании как непосредственно, так и с помощью своих доверенных лиц и агентов, он собирался исследовать Австралийский материк во всех сокровеннейших его тайниках. Для этого подвига существовала у него одна причина, которая, несомненно, не была бы признана достаточной для других, но которая представлялась лично ему чрезвычайно веской. Осведомленный о том, что бродячие племена Австралии охотно украшают свои головы мужскими и женскими шляпами - легко вообразить себе, в каком ужасном состоянии были эти шляпы, а с другой стороны, что целые транспорты этой рвани регулярно доставлялись в береговые порты, - он вывел из всего этого заключение о возможности напасть на какое-нибудь особо выгодное дело, придерживаясь выражений, усвоенных любителями древностей. Как раз в то время Джоз Мерит был во власти одной идеи, охвачен одним желанием, которое грозило совершенно лишить его рассудка, - да он наполовину уже и лишен был его: дело шло о том, чтобы отыскать одну шляпу, которая, по его словам, должна была увенчать всю его коллекцию. ^TГлава четвертая - ПОЕЗД В АДЕЛАИДУ^U Что же представляло собой это чудо? Каким мастером древних или настоящего веков оно было сооружено? Чью королевскую, благородную, гражданскую или простонародную голову украшала она, и при каких обстоятельствах? Джоз Мерит никому еще не поведал пока этой тайны. Как бы то ни было, получив драгоценные указания и следуя им с рвением, достойным какого-нибудь Чингачгука или Чуткой Лисицы, он был непоколебимо убежден в том, что эта пресловутая шляпа после целого ряда предшествовавших злоключений заканчивала ныне жизненное свое поприще на голове какого-нибудь главы австралийского племени и, таким образом, вдвойне удовлетворяла своему назначению служить "покрышкой главы". Джоз Мерит решил, что только ему удастся добыть эту драгоценную покрышку, - дать за нее любую цену, какую ни потребуют, и даже похитить ее при отказе продать. Она должна была быть трофеем его компании, завлекшей его первоначально на юг материка. Но так как он потерпел неудачу при первой своей попытке, то ныне решил храбро подвергнуть себя настоящим опасностям экспедиции по Центральной Австралии. Вот по каким причинам приходилось Джину Ги подвергаться снова опасностям закончить свои дни в пасти людоедов, да каких еще людоедов! Самых лютых из всех тех, в пасть которых он мог попасть до того времени. В сущности говоря, надо признать, что слуга был сильно привязан к своему господину - привязанность двух уток, породы мандаринов, - столько же по расчету, сколько и по привычке. - Мы выезжаем завтра из Аделаиды с курьерским, - сказал Джоз Мерит. - На второй страже ночи? - Ну, на второй страже, коли хотите, это все равно, только примите меры к тому, чтобы все было приготовлено к отъезду. - Постараюсь, господин мой Джоз, но покорнейше прошу вас обратить внимание ваше на то, что я не владею десятью тысячами рук богини Куан-Ин! - Мне неизвестно - десять ли тысяч рук у богини Куан-Ин, - отвечал на это Джоз Мерит, - но я знаю, что вы лично владеете двумя руками, и прошу вас употребить их для моей службы. Несомненно, что и на этот раз Джин Ги не прибегал к помощи своих рук более энергично, чем имел обыкновение, предпочитая рассчитывать на вмешательство самого господина. Таким образом, оба оригинала покинули Аделаиду на следующий день, уносимые на всех парах по железной дороге к этим неведомым странам, в которых Джоз Мерит надеялся-таки отыскать наконец ту шляпу, которой недоставало в его коллекции. Несколько дней спустя после Заха Френа миссис Брэникен, в свою очередь, покинула столицу Южной Австралии. Том Марикс собрал отряд, состоявший из пятнадцати человек белых, служивших прежде в местных полициях, и пятнадцати туземцев, также служивших до того времени в полиции. Стража эта предназначалась для того, чтобы охранять караван от нападения бродяг, но не для того, чтобы воевать с племенем индасов. Не следует забывать, что было сказано Гарри Фельтоном: необходимо было найти средства выкупить капитана Джона, и напрасно было бы пытаться вырвать его силой из рук туземцев. В двух багажных вагонах были нагружены съестные припасы в количестве достаточном для пропитания более сорока человек в продолжение целого года. Ежедневно Долли получала письма от Заха Френа, в которых тот сообщал ей о каждом своем шаге. Купленные по распоряжению боцмана животные уже были собраны, так же как и проводники. Повозки стояли в станционных сараях, в ожидании ящиков со съестными припасами и тюков с платьем, посудой, платками, патронами - словом, со всем необходимым для экспедиции. Караван мог выступить два дня спустя по прибытии миссис Брэникен, которая назначила днем своего отъезда 9 сентября. Губернатор не скрыл от нее тех опасностей, которые придется ей испытать. - Опасности эти двоякого рода, миссис Брэникен; одни из них от свирепых племен, кочующих в этих местностях, которыми мы не владеем, а вторые - от естественных условий путешествия. В совершенно пустынной, безводной местности вам придется испытать ужасные страдания. И я думаю, что было бы предпочтительно выступить попозже, к концу знойного периода. - Я все это знаю, - отвечала на это миссис Брэникен, - и ко всему подготовлена. Со времени своего отъезда из Сан-Диего я изучала Австралийский материк, прочла и несколько раз перечитала описания всех путешествий по исследованию этого материка, отчеты Бурка, Стюарта, Джильса, Форреста, Стурга, Грегори и Варбуртона. Я читала также отчет смелого Дэвида Линдсея, которому удалось с сентября 1887 по апрель 1888 года пройти по Австралии с севера - от порта Дарвина, на юг - до Аделаиды. О, мне очень хорошо известно, какие предстоят трудности и опасности. Но я иду туда, куда призывает меня долг. - Исследователь Дэвид Линдсей, - отвечал губернатор, - ограничился тем, что прошел по исследованным местностям, вдоль которых была проведена уже телеграфная линия, пересекающая материк. И поэтому им взяты были с собой только один молодой туземец и четыре вьючные лошади. Вам же, миссис Брэникен, разыскивающей бродячие племена, придется направлять караван в сторону от этой телеграфной линии и углубиться внутрь материка. - Я пойду до места, где находится Джон. То, что совершено было Дэвидом Линдсеем и его предшественниками ради интересов культуры, науки и торговли, я совершу ради освобождения моего мужа. Со времени его исчезновения, вопреки всеобщему мнению, я утверждала, что Джон Брэникен жив, и оказалась права. Я употреблю полгода, быть может, год, если это потребуется, и исследую эти местности, твердо убежденная, что найду его. Я рассчитываю на преданность моих товарищей, господин губернатор, и наш девиз будет: никогда не отступать! - Девиз этот принадлежит дому Дугласов, и я не сомневаюсь в том, что он приведет вас к цели. - Да... с Божьей помощью! Миссис Брэникен попрощалась с губернатором, выразив ему признательность за оказанное ей содействие. Вечером того же дня, 9 сентября, она покинула столицу Южной Австралии. Австралийские железные дороги превосходно оборудованы: комфортабельные вагоны бесшумно и без всяких толчков катятся по рельсам благодаря прекрасному содержанию пути. Поезд состоял из шести вагонов, включая и два багажных. Миссис Брэникен занимала особое купе вместе с женщиной, по имени Гарриет, по происхождению наполовину англичанкой, наполовину туземкой, которую она приняла к себе на службу. Том Марикс и остальные люди охранного отряда размещались в других отделениях. Поезд останавливался только на главных станциях. Выйдя из Аделаиды, он направился в Гоулберн. С правой стороны пути возвышались горы, покрытые лесом, которые находятся в этой части территории. Австралийские горы вообще невысокие, не более двух тысяч метров над поверхностью моря, и расположены большей частью по окружности материка. Они весьма давнего геологического образования, так как состоят из гранитов и силлурийских напластований. Железнодорожный путь благодаря неровностям почвы извивался змеей и проходил то по длинным ущельям, то среди густых лесов, в которых произрастает поразительно большое количество разновидностей эвкалиптового дерева. Начиная с Гоулберн, узловой станции, от которой идет ветка к Грит-Бенд, река Муррей образует излом по направлению к югу. Пройдя его и идя вдоль границы округа Лэйт, поезд очутился в округе Стенли, на 34 параллели. Так как наступила уже ночь, то нельзя было увидеть последней вершины горы Брайант, наиболее возвышенной в горной цепи, которая тянется к востоку от железнодорожной колеи. Начиная с этого пункта горный кряж остается на западе и рельсовый путь пролегает у подошвы этой цепи. Отроги их заканчиваются у берегов озера Торренс, имеющего, вероятно, сообщение с заливом Спенсера, глубоко врезающегося в австралийский берег. На следующий день с восходом солнца поезд прошел мимо отрогов Флиндерс-Ренжес, среди которых возвышается гора Серл. Миссис Брэникен разглядывала все эти новые для нее места из окна своего вагона. Так вот какова она, эта Австралия, "земля парадоксов", центральная часть которой - обширная котловина, расположенная ниже уровня моря, где водные потоки, получающие свое начало большей частью из песков, мало-помалу заволакиваются песком до впадения в море, где ощущается недостаток влаги как в воздухе, так и в почве, где живут самые странные в мире животные, где кочуют свирепые племена в местностях, расположенных в центральных и западных частях страны. Там далее, на севере и западе, расположены эти бесконечные пустыни земли Александра и Западной Австралии, где экспедиция намеревалась искать следы капитана Джона. Куда предстояло направить путь экспедиции с того момента, как она оставит за собой последние населенные пункты? Возникало сомнение, жив ли Джон и не съеден ли он дикарями, но миссис Брэникен отвергала эту мысль на о