н заметила совершающуюся в ее муже перемену, и в ней шевельнулось предчувствие близкой беды. Почувствовав одновременно, что взгляд мужа остановился на ней, она едва не лишилась сознания. Несчастная женщина поняла, что происходило в душе этого человека, способного совершить все преступления, лишь бы обеспечить за собой состояние Брэникенов. И действительно, Лен Боркер думал теперь о том, что, удайся Джону и Долли снова встретиться, все его будущее должно было неминуемо рухнуть. Рано или поздно последует усыновление Годфрея. Тайна эта должна была в конце концов быть открытой, если только он лично не помешает этому. Но тайну Годфрея может открыть Джейн, и для Лена стало необходимым разлучить ее с Долли, после чего нужно было опередить прибытие каравана к индасам и погубить Джона. Осуществление этого плана представлялось вполне возможным для человека столь бессовестного и вместе с тем решительного, каким был Лен Боркер, да к тому же и сами обстоятельства должны были вскоре благоприятно сложиться для него. Выступление каравана последовало в этот день по сигналу Тома Марикса в четыре часа пополудни. Порядок сохранялся обычный. Все перенесенные тяготы были позабыты. Энергия, воодушевлявшая Долли, передалась всему каравану. Цель была на виду, и к ней приближались. Успех казался уже несомненным. Туземцы охранной стражи проявляли теперь большее подчинение, и Том Марикс управился бы с ними, если бы только не было Лена Боркера, который постоянно возбуждал в них недовольство. Караван следовал по маршруту полковника Варбуртона. Зной усиливался, и ночи были чрезвычайно душные. Недостаток воды снова начинал чувствоваться и грозил муками жажды. Приходилось разыскивать колодцы на далеких расстояниях, а это отвлекало экспедицию от пути, который неизбежно удлинялся вследствие этих отклонений. Чаще всего жертвовали собой всегда готовый на это Годфрей и вечно неутомимый Том Марикс. Сердце каждый раз сжималось у миссис Брэ-никен, когда она видела их отъезжавшими на разведку. Надежды на грозу было очень мало, так как грозы в это время года весьма редки. На небосклоне не видно было ни малейшего облачка. Возможно было надеяться исключительно лишь на почвенную воду. С открытием какого-нибудь колодца Томом Мариксом или Годфреем караван направлялся в ту сторону. Снова двигались, понукали верблюдов и находили тинистую жидкость в яме, в которой кишели крысы. Черные и белые охранной стражи не колеблясь утоляли жажду, но Долли, Джейн, Годфрей, Зах Френ и Лен Боркер были настолько брезгливы, что терпеливо выжидали, когда наступит возможность получить уже очищенную воду. Тогда только решались напиться и они. После этого наполнялись бочонки водой, которой должно было хватить до следующего колодца. Таким образом пришлось двигаться вперед в продолжение почти восьми дней - с 10 по 17 марта - без особых приключений, но с возрастающим утомлением, которое дошло наконец до крайних пределов. Состояние здоровья обоих больных не только не улучшалось, но грозило смертью. Лишившись уже пяти верблюдов, Том Марикс затруднялся в размещении поклажи. Не менее его беспокоилась и сама миссис Брэникен, хотя ничем не выказывала этого. Всегда впереди всех и последней уходившая на покой, она подавала пример необычной энергии, соединенной с верой, которую ничто не в состоянии было поколебать. И на какие жертвы ни согласилась бы она для того, чтобы избежать постоянных задержек и сократить это нескончаемое путешествие! Однажды она спросила Тома Марикса, почему тот не желал держать путь прямо к верхнему течению реки Фицрой, где должна была находиться стоянка индасов? - Я думал об этом, - отвечал Том Марикс, - но этот вечный вопрос о воде удерживает и тревожит меня. Направляясь к Иоанна-Спрингс, мы обеспечены водой колодцев, о которых упоминал полковник Варбуртон. - А разве нет подобных же колодцев в местностях на севере? - спросила тогда Долли. - Быть может, и есть, но я в этом не уверен, - отвечал Том Марикс. - Да кроме того, можно предполагать колодцы эти высохшими, тогда как, продолжая наш путь к западу, мы уверены в том, что дойдем до реки Оксовер, у которой стоял полковник Варбуртон. А река эта даст нам возможность легко возобновлять наши запасы до самого вступления в долину Фицроя. - Хорошо, Том, - ответила миссис Брэникеи, - если это необходимо, будем направляться к Иоанна-Спрингс! Последнее и было приведено в исполнение, причем те трудности, которые пришлось испытать, превысили все те, которые одолели до сих пор. Температура все время в среднем была не ниже 40o по Цельсию в тени, подразумевая под словом "тень" ночь. И, действительно, тщетны были бы поиски какого-нибудь облачка на небосклоне или дерева на этой равнине. Продвигались вперед среди удушливой атмосферы. В колодцах не было достаточно воды. Едва удавалось проходить по десяти миль в один переход. Невзирая на ухаживания самой Долли, состояние здоровья двух больных не улучшалось. Необходимо было бы иметь более продолжительную остановку, в какой-либо деревне и выждать понижения температуры. А ничего подобного нельзя было сделать. В продолжение 17 марта пали еще два вьючных верблюда, из них один, на котором навьючены были все предметы, предназначенные в качестве выкупа Джона. Груз с этих верблюдов по распоряжению Тома Марикса перенесен был на двух верховых, благодаря чему еще двум людям пришлось следовать пешком. Эти достойные люди приняли без возражений такое решение. Между тем туземцы продолжали волноваться и выражать недовольства по поводу каждого случая, так что Том Марикс начал опасаться, что в один скверный день они оставят караван и уйдут, предварительно ограбив его. Наконец, к вечеру 19 марта, караван остановился на расстоянии пяти миль от Иоанна-Спрингс, у колодца, вода в котором скрывалась под песком, на глубине шести футов. Не представлялось никакой возможности продолжать переход до указанного пункта. Было чрезвычайно душно. Раскаленный воздух, проникая в легкие, жег их огнем. Небо, чистое, темно-лазуревое, как в некоторых местностях на берегах Средиземного моря, когда бушует мистраль, имело странный и угрожающий вид. Том Марикс смотрел на небо с такой тревогой, что это не укрылось от Заха Френа. - Вы что-то чуете, - сказал он, - и что-то вам не совсем по сердцу? - Да, Зах, - отвечал Том Марикс, - я предвижу самум, вроде тех, которые свирепствуют в пустынях Африки. - Если будет ветер, то будет, вероятно, и вода? - заметил на это Зах Френ. - Нет, Зах, наступит еще более страшная сушь; этот ветер в Центральной Австралии, Боже упаси, что может натворить!.. Это замечание опытного человека способно было вызвать опасения во всем караване. Поэтому приняты были все предосторожности на случай быстрой перемены в состоянии погоды. Было девять часов вечера. Палатки не были разбиты; это представлялось излишним в эти горячие ночи, посреди песчаных дюн. Утолив жажду, каждый получил свою порцию на ужин. Однако пища не шла никому. Необходим был чистый воздух; желудок менее страдал, чем органы дыхания. Более пользы принесли бы этим бедным людям несколько часов сна, чем несколько глотков пищи, но не было возможности заснуть в этой тяжелой атмосфере. До самой полуночи не произошло ничего особенного. Том Марикс, Зах Френ и Годфрей бодрствовали поочередно; то тот, то другой из них приподнимались со своего места для наблюдения горизонта по направлению к северу. Он был настолько светел и даже ясен, что вызывал невольно какой-то суеверный страх. Закатившееся одновременно с луной, солнце скрылось за дюнами, расположенными на западе. Сотни звезд блестели у Южного Креста. И вдруг, около трех часов ночи, небо померкло и наступила непроглядная тьма. - Скорей!.. Скорей!.. - закричал Том Марикс. - Что случилось? - спросила миссис Брэникен, быстро поднявшись со своего места. Бывшие около нее Джейн, Гарриет, Годфрей и Зах Френ старались разглядеть друг друга среди этой темноты. Лежавшие на земле животные приподымали головы, и, объятые страхом, испускали пронзительные, отрывистые крики. - Что случилось? - переспросила миссис Брэникен. - Самум! - отвечал Том Марикс. Это были последние слова, которые можно было еще расслышать. Поднялся такой шум в воздухе, что ухо не могло уловить ни малейшего звука, в то же время глаз не был в состоянии что-либо различить. Это был самум, один из тех внезапно наступавших ураганов, которые опустошают австралийские равнины на огромных пространствах. С юга показалось огромное облако, которое опускалось на равнину, облако, заключавшее в себе песок и воду, захваченные с поверхности этой пустыни, обугленной солнцем. Дюны, около которых расположен был привал, пришли в движение, как морские волны, и разлетались во все стороны не в виде жидкой пены, а в виде неосязаемой пыли, которая ослепляла, оглушала, душила. Все чувствовали, что над ними пролетал поток воздуха и песка непреодолимой силы со свистом картечи. Годфрей держал Долли обеими руками, опасаясь, что страшный ураган разметет весь караван и разлучит их. Так именно и произошло, и никакое сопротивление было немыслимо. В продолжение часа, пока свирепствовала буря, миссис Брэникен и ее спутников, в том числе и двух больных, бросало, как щепки, по пространству в четыре-пять миль; они приподнимались, чтобы снова свалиться на землю. Они не могли ни видеть, ни слышать друг друга. Таким образом донесло их до окрестностей Иоанна* Спрингс, как раз к тому времени, когда над горизонтом всходило солнце. Все ли оказались налицо при перекличке? Миссис Брэникен, Гарриет, Годфрей Джоз Мерит, Джин Ги, Зах Френ, Том Марикс, оставшиеся на постах своих белые, - все оказались налицо вместе с четырьмя верховыми верблюдами. Но туземцы все исчезли с двадцатью остальными верблюдами, припасами и выкупом капитана Джона! И когда Долли позвала Джейн, та не откликнулась Лен и Джейн Боркер тоже исчезли... ^TГлава двенадцатая - ПОСЛЕДНИЕ УСИЛИЯ^U Исчезновение туземцев, верховых и вьючных животных ставило миссис Брэникен и оставшихся ей верными спутников в почти безвыходное положение. Зах Френ первым произнес слово "измена"; за ним повторил его Годфрей. При сопоставлении всех обстоятельств, сопровождавших исчезновение части каравана, измена становилась вполне очевидной. К этому мнению присоединился и Том Марикс, которому известно было пагубное влияние Лена Боркера на туземцев охраны. Долли еще сомневалась. Она не могла предполагать такого вероломства и подлости. Разве Лен Боркер не мог быть обманут и уведен? - Уведен-то уведен, но вместе с черными, - заметил на это Зах Френ, - и одновременно с теми верблюдами, на которых съестные припасы! - А бедная моя Джейн! - тихо сказала Долли. - Она разлучена со мной, и я даже не могла заметить этого! - Лен Боркер не пожелал даже, чтобы и она осталась при вас, - сказал Зах Френ. - Негодяй же он после этого! - Негодяй?.. Хорошо!.. О!.. Очень хорошо! - добавил, в свою очередь, Джоз Мерит. - Если все это не измена, я согласен никогда не напасть на след этой шляпы... исторической... которая... И обращаясь затем к китайцу, он спросил: - И что вы думаете об этом, Джин Ги? - Ай, ай, мой господин Джоз! Я думаю, что я тысяча и десять тысяч раз лучше сделал бы, если бы никогда не вступал ногой в эту столь мало комфортабельную страну. - Быть может! - ответил на это Джоз Мерит. Измена, в сущности, была настолько очевидна, что и миссис Брэникен должна была наконец сдаться перед фактами. "Но зачем было обманывать? - спрашивала она себя. - Что такое сделала я Лену Боркеру? Разве я не позабыла о прошлом? Разве я не приняла их как родственников, несчастную его жену и его лично? А он покидает нас, оставляет нас беспомощных и похищает у меня цену свободы Джона! Зачем же все это сделано им?" Никто не знал тайны Лена Боркера, и никто не мог бы ответить миссис Брэникен. Одна лишь Джейн могла бы поведать о том, о чем известно было ей из гнусных проектов ее мужа, но Джейн уже не было. Между тем все предположения соответствовали истине. Лен Боркер привел в исполнение давно уже задуманный план, который, казалось, должен был несомненно сопровождаться удачей. Чернокожие из охраны легко поддались его уговорам, подкрепленными обещанием щедрой награды. В самый разгар урагана, в то время как двое черных увлекли Джейн, крики о помощи которой не могли быть услышаны, остальные погнали верблюдов, которые разбрелись вокруг лагерной стоянки по направлению к северу. Никто не заметил их среди окутывавшей все кругом темени, еще более сгущенной облаками пыли, и еще до наступления рассвета Лен Боркер вместе со всеми сообщниками находился уже на расстоянии нескольких миль к востоку от Иоанна-Спрингс. Джейн была разлучена с Долли, ее мужу нечего было более опасаться, что она под давлением угрызений совести откроет тайну рождения Годфрея. Да кроме того, он имел все основания рассчитывать, что лишенным съестных припасов и средств передвижения, миссис Брэникен и ее спутникам предстоит неминуемая гибель в этих пустынях. И действительно, будучи в Иоанна-Спрингс, караван еще был удален от Фицроя приблизительно на триста миль. Каким образом мог бы обеспечить Том Марикс необходимые потребности, хотя и в значительной мере убавившегося теперь персонала экспедиции, в продолжение предстоящего еще столь долгого путешествия? Оксовер-Крик - главный приток реки Грей, впадающей в Индийский океан в области земли Уайта. Том Марикс нашел здесь, на берегах той реки, которая никогда не пересыхает, даже при самом знойном лете, те же тенистые места, то же местоположение, о которых с таким радостным чувством упоминает полковник Варбуртон. Какое счастье видеть зелень, проточную воду после бесконечных песчаных равнин, покрытых дюнами и колючкой! Но если, прибыв сюда, полковник Варбуртон был почти уверен в том, что он дойдет до поставленной цели, ибо ему оставалось лишь спуститься по ручейку Рокбон для того, чтобы добраться до морского берега, то далеко не в таком положении находилась миссис Брэникен. Положение ее, наоборот, должно было значительно ухудшиться при предстоящем переходе по бесплодным местностям, отделяющим Оксовер от реки Фицрой. Весь караван состоял теперь из двадцати двух человек вместо сорока трех, бывших при отправлении со станции Алис-Спрингс. Долли и женщина-туземка Гарриет, Зах Френ, Том Марикс, Годфрей, Джоз Мерит, Джин Ги и с ними еще пятнадцать человек белых из состава охранной стражи, в числе которых двое были тяжело больны; из средств передвижения только четыре верблюда, так как остальные были уведены Леном Боркером, в том числе и тот самец, который был вожаком, а также и тот, на котором погружена была палатка. Равным образом исчезло и то животное, качества которого были оценены Джозом Меритом по достоинству, что поставило англичанина в необходимость продолжать путешествие пешком, наравне со слугой. Что касается съестных припасов, то осталось лишь незначительное число жестянок с консервами, которые были найдены в ящике, упавшем с одной из верблюдиц. Не было более муки, кофе, чая, сахара, соли, спиртных напитков, лекарств, без которых Долли была лишена возможности лечить двух людей, бывших в сильнейшей лихорадке. Словом, ощущался полный недостаток во всем. С рассветом миссис Брэникен созвала всех своих спутников. Эта доблестная женщина нисколько не потеряла присущей ей энергии, и ей удалось своими словами, призывающими к мужеству, подкрепить силы товарищей. Она главным образом указывала им на близость цели и возможность добраться до нее. Путешествие снова было возобновлено, но при таких тяжелых условиях, что самый верующий в возможность успеха должен был признать последний едва ли осуществимым. Пришлось предоставить двух верблюдов из числа четырех больным, ибо нельзя было оставлять их в Иоанна-Спрингс, одной из необитаемых станций, из числа тех, на которые полковник Варбуртон указывает в своем маршруте. Хватит ли, однако, сил у этих несчастных людей, чтобы выдержать дорогу до Фицроя, где, быть может, откроется возможность переправить их в какую-нибудь больницу, расположенную по берегам этой реки? Это представлялось сомнительным, и сердце миссис Брэникен болезненно сжималось при мысли, что еще новые жертвы увеличат собой число жертв, которое насчитывали уже с катастрофы "Франклина". И тем не менее Долли не отказывалась от своих проектов. Нет! Она не прекратит розысков! Ничто не в состоянии удержать ее от исполнения долга, хотя бы ей пришлось остаться совсем одной! Покинув Оксовер-Крик, который перешли вброд на одну милю выше Иоанна-Спрингс, караван направился на северо-восток. Взяв это направление, Том Марикс надеялся добраться до Фицроя в ближайшем пункте неправильной дуги, описываемой этой рекой, до впадения ее в залив Короля. Зной был не так силен. Потребовались самые настоятельные уговоры, почти насилие со стороны Тома Марикса и Заха Френа, для того чтобы Долли согласилась взять одного из верблюдов для себя лично. Годфрей и Зах Френ шли бодрым шагом впереди, равно как и Джоз Мерит, длинные ноги которого походили по своей несгибаемости на пару ходуль. А когда миссис Брэникен предлагала ему временно занять ее место, он отклонял это предложение, говоря: - Хорошо!.. О, очень хорошо!.. Англичанин всегда англичанин, китаец всегда только китаец. И я не вижу никакого неудобства в том, чтобы вы сделали то же предложение Джину Ги, но только я воспрещаю ему принимать такое предложение. А посему Джин Ги и шел пешком, не без того, чтобы не жаловаться, помышляя о далеких прелестях Су-Чеу, города лодок-цветов, обожаемого жителями Поднебесной империи. Четвертый верблюд служил либо Тому Мариксу, либо Годфрею, когда требовалось несколько опередить караван. Запас воды, взятый из Оксовер-Крик, подходил к концу, и тогда снова вопрос о колодцах должен был выступить на первый план. Покинув берега реки, двинулись к северу по равнине несколько волнистой, с едва намеченными контурами песчаных дюн, которые тянулись вплоть до крайних пределов видимого горизонта. Пучки колючек попадались чаще, а также кое-какие кустарники с пожелтевшей листвой, что придавало менее унылый вид всей местности. Быть может, представится какой-нибудь счастливый случай и встретится какая-нибудь дичь. Том Марикс, Годфрей и Зах Френ, никогда не расстававшиеся со своим оружием, сохранили, к счастью, ружья и револьверы и при случае сумели бы воспользоваться ими. Правда, небольшой запас патронов требовал крайне расчетливого расходования. Продвигались таким образом в продолжение нескольких дней, делая один переход утром и один вечером. Русла ручейков, которыми была покрыта эта местность, состояли лишь из камней, лежавших среди выгоревшей от солнца травы. В песке не было заметно и следов влажности. Необходимо было во что бы то ни стало отыскивать колодцы, хотя бы по одному каждые сутки. Годфрей занимался этими поисками. - Дитя мое, - уговаривала его миссис Брэникен, - будь осторожен! Не подвергай себя опасности. Благодаря его преданности, а также как бы инстинкту, руководившему им, были найдены колодцы, хотя и совсем в стороне, подчас на несколько миль на севере или юге. Таким образом, если караван и не был вовсе избавлен от мук жажды, то по крайней мере они не были чрезмерными в той части земли Тасмана, которая заключена между Оксовер-Крик и Фицроем. Наибольшие лишения были сопряжены с недостатком перевозочных средств, крайне скудной пищей, ограниченной лишь весьма небольшим запасом консервов, недостатком чая, кофе, табака, столь тяжелым для людей охранной стражи; очень давал себя чувствовать и недостаток спирта, которым можно было бы подправлять вкус почти негодной для питья воды. Самые сильные люди изнемогали от усталости и лишений после перехода, продолжавшегося не более двух часов. Кроме того, не было почти никакого подножного корма для верблюдов, кроме сухих кустарников, на которых не было ни ветки, ни листа, годного в пищу. Не было и тех акаций-карликов, довольно питательная смола которых употребляется туземцами в пищу во время голода. Верблюды еле тащились, опустив головы, с подгибающимися задними ногами, падали, и не без труда удавалось снова поставить их на ноги. Двадцать пятого числа Тому Мариксу, Годфрею и Заху Френу удалось раздобыть немного свежей пищи. Появилось стадо диких голубей. Быстрый их полет чрезвычайно затруднял подход к ним. В конце концов, удалось убить несколько штук. Они показались очень вкусными, но и не будь они таковыми в действительности, несчастные голодающие все равно признали бы их самой лакомой дичью. Их поджарили на огне, разведенном из высохших корней, и Том Марикс мог сберечь часть консервов в продолжение двух дней. Но что достаточно было для пропитания людей, не годилось для пропитания животных. Утром 26-го числа верблюд, на котором помещался один из больных, пал. Тому Мариксу пришлось прикончить его, пустив ему пулю в голову. Не желая вместе с тем ничего терять из этой туши, которая могла служить для пропитания каравана в продолжение нескольких суток, невзирая на чрезвычайную худобу животного, он разделил ее на куски, придерживаясь австралийского способа. Тому Мариксу известно было, что все части верблюда могут быть употребляемы в пищу. Из костей и части верхнего покрова, сваренных в единственной оставшейся посуде, получился бульон, который показался весьма вкусным проголодавшимся желудкам. Что же касается мозга, языка, щек животного, то куски эти, надлежаще приготовленные, были более питательной пищей. Все остальное мясо, разрезанное тонкими длинными полосами, быстро высушенными на солнце, было сохранено впрок, равно как и ноги - самая лучшая часть животного. Весьма прискорбно было, что не было соли, так как солонина сохранялась бы лучше. Путешествие продолжалось при подобных условиях не более как по нескольку миль в день. К несчастью, состояние больных не улучшалось, за недостатком средств, но никак не от недостатка ухода за ними. Видно было, что не удастся всем добраться до той цели, куда устремлены были все усилия миссис Брэникен. Действительно, на следующий день больные скончались от слишком продолжительного истощения. Они оба были уроженцы Аделаиды, одному из них было всего двадцать пять лет от роду, другому около сорока лет. Бедные люди! Они первые изнемогли от непосильных трудов, и товарищи их были чрезвычайно удручены их кончиной. Разве не всех их ожидала подобная же участь с тех пор, как благодаря измене Лена Боркера все они очутились в такой местности, где даже животные не могут отыскать корм для себя? Что мог ответить Зах Френ, когда Марикс сказал ему: - Два человека погибли, чтобы спасти одного, не считая тех, которые еще погибнут вслед за ними! Миссис Брэникен сотворила молитву над телами умерших, и над могилой их был водружен небольшой крестик, которому суждено было вскоре обратиться в прах благодаря разрушительным свойствам климата. Караван снова пустился в путь. Все люди из числа наиболее утомленных попеременно ехали на оставшихся в живых трех верблюдах для временного восстановления своих сил, ибо миссис Брэникен отказалась от исключительного пользования одним из этих животных. Во время остановок на этих же животных Годфрей или Том Марикс производили разведки; но не попадался ни один туземец, у которого можно было бы навести справки. Это как бы указывало на перекочевку туземцев к северо-востоку от земли Тасмана. В подобном случае пришлось бы идти по следам индасов, углубляясь в долину Фицроя. Это обстоятельство представлялось крайне прискорбным, ибо удлиняло весь путь на несколько сотен миль. В начале апреля Марикс заметил, что запас консервов приходит к концу. Пришлось пожертвовать одним из трех верблюдов. Получался, таким образом, запас провизии на несколько дней, в продолжение которых возможно было надеяться добраться до Фицроя, от которого караван должен был находиться не далее как на расстоянии пятнадцати переходов. Необходимо было пожертвовать верблюдом и примириться с этим. Выбрано было наиболее истощенное животное. Оно было убито, разделено, разрезано на длинные полосы, которые, высушенные на солнце, сохраняют еще питательные свойства. Что же касается остальных частей животного, в том числе сердца и печени, то они оставлены были про запас. Годфреем было убито несколько пар голубей, слабое подспорье, когда необходимо было обеспечивать прокорм двадцати человек. Томом Мариксом вновь отмечено было появление пучков акаций, и можно было употреблять в пищу их зерна, предварительно изжарив на огне. Случись задержка на несколько дней, и большинство этих несчастных людей не будет иметь уже достаточно сил добраться до Фицроя. 5 апреля совсем не оставалось консервов в запасе, равно и верблюжьего мяса. Миссис Брэникен и ее товарищи вынуждены были довольствоваться одними семенами акации, потому что осторожный Том Марикс колебался пожертвовать последними двумя верблюдами. Он не мог решиться на это, помня о том пути, который предстоял им еще. Он вынужден был, однако, прибегнуть к этому средству в тот же вечер, ибо никто не ел в продолжение уже пятнадцати часов. Но как раз перед остановкой человек из охранной стражи подбежал к нему, крича: - Том Марикс, Том Марикс, оба верблюда пали! - Попробуйте поднять их! - Невозможно. - Убить немедленно! - Убить их? - переспросил охранник. - Они сами сейчас сдохнут, если уже не сдохли. - Сдохли! - воскликнул Том Марикс. И он не мог удержаться от жеста отчаяния, ибо, раз животное сдохло, мясо его уже не годится в пищу. Том Марикс направился к тому месту, где только что пали оба животных. Распростертые на земле, с судорожно сведенными членами, с пеной у рта, с тяжело подымающейся грудью, животные неминуемо должны были сдохнуть, да притом неестественной смертью. - Что случилось с ними? - спросила Долли. - Это не от утомления, не от истощения. - Нет, не от этого, - отвечал Том Марикс. - Я опасаюсь, не действие ли это какого-нибудь вредного растения! - Мне известно, что это, - отвечал Джоз Мерит. - Я видел это в восточных провинциях, в Квинсленде! Эти верблюды отравлены. - Отравлены? - повторила Долли. - Да, - сказал Джоз Мерит, - это отрава. - Ну, и так, - продолжал Джоз Мерит, - раз у нас нет более других средств, нам остается лишь брать пример с людоедов, разве только предпочесть умереть с голоду!.. Что делать? Каждая страна имеет свои обычаи, и всего лучше приноравливаться к ним. Джентльмен говорил это все с такой иронией, что страшно было глядеть на него, более чем когда-либо худого и с выпученными от голода глазами. Итак, оба верблюда сдохли. И отрава эта, Джоз Мерит не ошибался, была вызвана ядовитой крапивой, довольно, впрочем, редкой на этих северо-западных равнинах. Это так называемая "Maroides laportea", которая дает плод вроде малины и обладает листьями с колючими остриями. Одно прикосновение к ним вызывает сильную и продолжительную боль. Что же касается самого плода, то он сильно ядовит; единственное противоядие против него - сок "colocasia macrorhizu", другого растения, произрастающего обычно там же, где растет ядовитая крапива. Инстинкт, предохраняющий обыкновенно животных от прикосновения к вредным для них растениям, на этот раз был побежден, и оба животных, не воздержавшиеся от искушения съесть этой крапивы, издохли в страшных мучениях. Ни миссис Брэникен, ни ее спутники не сохранили в памяти, как проведены были последующие два дня. Пришлось оставить на месте, где они пали, обоих животных, ибо час спустя их трупы уже разлагались, - настолько быстро действует этот растительный яд. Караван тащился по направлению к Фицрою. Ищется ли им всем добраться туда?.. Нет, и некоторые из них молили уже о том, чтобы их поскорее прикончили на месте, чтобы избежать более страшной агонии*. Миссис Брэникен переходила от одного к другому. Она пыталась подбодрить их. Она умоляла их сделать еще одно последнее усилие. Цель была близка. Оставалось еще несколько переходов. Там спасение!.. Но чего могла она добиться от этих несчастных. Вечером 8 апреля ни у кого уже не было сил разбить лагерь. Несчастные ползали около колючих кустов, чтобы пожевать их покрытые пылью листья. Они не могли более говорить; все их силы были исчерпаны до конца! Все свалились на этом последнем привале. Миссис Брэникен еще сопротивлялась. Стоя на коленях перед ней, Годфрей глядел на нее с мольбой во взгляде. Он называл ее "мама, мама!", как ребенок, умоляющий ту, которая родила его на свет, не дать ему умереть. А Долли, одна на ногах среди всех своих спутников, окидывала взглядом весь расстилавшийся перед ней горизонт, крича: - Джон!.. Джон!.. Как будто последняя помощь могла ей прийти от капитана Джона! ^TГлава тринадцатая - У ИНДАСОВ^U Племя индасов, состоявшее в то время из нескольких сотен туземцев-мужчин, женщин и детей, занимало берега Фицроя приблизительно в ста сорока милях от истока реки. Туземцы эти возвращались из местностей, расположенных в земле Тасмана, по которым протекает верхняя часть реки. Как раз в то время, когда караван закончил последний свой привал, испытав предварительно такие лишения, которые превосходят всякие человеческие силы, это племя перекочевало в местность, расположенную на расстоянии двадцати пяти миль от того самого места, где капитан Джон и помощник его Гарри Фельтон провели девять лет среди племени индасов. Благодаря последующим событиям можно было восстановить всю жизнь их в продолжение этого долгого периода времени, восполняя этим рассказ Гарри Фельтона на смертном одре. Как уже сказано выше, экипаж "Франклина" нашел убежище после крушения судна на острове Браус, лежащем приблизительно в двухстах пятидесяти милях от ближайшего берега Австралийского материка. Потерпевшие крушение проживали на этом острове в продолжение шести лет, то есть с 1875 по 1881 год. Так как два матроса погибли во время крушения судна, то весь состав экипажа последнего, которому удалось спастись, состоял из двенадцати человек, лишенных возможности вернуться на родину в продолжение всего указанного времени, и за совершенным отсутствием каких-либо для этого средств. Средство это наконец представилось им в виде прибитой к берегу острова шлюпки. Предполагая воспользоваться этой шлюпкой для общего спасения, капитан Джон распорядился привести ее в такое состояние, чтобы можно было на ней добраться до австралийского берега; на шлюпку взяли запас провизии, рассчитанный на несколько недель. Так как шлюпка могла вместить в себя только семь человек, то в ней отправились капитан Джон и Гарри Фельтон с пятью матросами, а на острове осталось пятеро, спасшихся с "Франклина", временно, до прихода корабля, который предполагалось выслать за ними, как только представится к тому возможность. Известно уже, как эти несчастные погибли, не дождавшись своего спасения, а также при каких обстоятельствах были найдены их останки капитаном Эллисом при второй экспедиции "Долли Хоуп" в 1883 году. Шлюпка пристала к берегу около мыса Левек. После крайне опасного перехода по этим бурным водам Индийского океана ей удалось войти в тот же залив, в который вливается река Фицрой. Но злому року угодно было, чтобы на них напали туземцы, причем убиты были четверо из команды. Туземцы, принадлежавшие к племени индасов, увлекли капитана Джона, Гарри Фельтона и последнего матроса, оставшегося в живых, в глубь страны. Матрос был ранен, не мог вылечиться, и несколько недель спустя капитан Джон и Гарри Фельтон оказались единственными, пережившими всех потерпевших крушение. На первых порах начавшейся для них новой жизни им грозила опасность быть убитыми, ибо, как было сказано выше, индасы, как и все без исключения оседлые и кочевые племена Северной Австралии, свирепы и кровожадны. Людоедство - наиболее глубоко укоренившийся обычай среди этих туземцев, настоящих диких зверей. Почему же пощажены были капитан Джон и Гарри Фельтон? Это произошло по следующим причинам. Как известно, междоусобные войны туземцев, кочующих внутри материка, и тех, которые располагаются по морскому берегу, постоянны и передаются от одного поколения другому. Оседлые нападают населением одной деревни на население другой и взаимно уничтожают друг друга, как во время самой схватки, так и потом, после победы, пожирая своих пленников. Таков же обычай и племен кочующих; они преследуют друг друга от становища до становища, и каждая победа заканчивается страшными сценами людоедства. Эти кровавые распри приведут к окончательному истреблению австралийской расы с такой же неизбежностью, как и практикуемые англосаксонцами для той же цели приемы. Почему нельзя не признать эти приемы в некоторых случаях в высшей степени варварскими и ничем не оправданными. Возможно ли, например, отнестись иначе как с полным возмущением к таким мерам, как организация охот на черных с облавами и гоном, словно на дичь. Завоеватели прибегали даже к массовому отравлению дикарей стрихнином как средству, дающему наиболее быстрые результаты. Уместно будет поэтому привести здесь фразу, сорвавшуюся с пера одного австралийского колониста: "Я стреляю и убиваю каждого туземца, когда встречаю его на своих пастбищах, потому что они убивают скотину; всякую женщину-туземку, потому что она производит на свет тех, которые убивают скот, и всех детей, потому что они сделаются впоследствии убийцами скота". Понятной делается и ненависть австралийцев к их палачам, ненависть, сохраняющаяся из поколения в поколение по закону атавизма. Весьма редки случаи, чтобы не были убиты ими те белые, которые попадают им в руки. Почему же индасы пощадили спасшихся с "Франклина"? Весьма вероятно, что только вскоре наступившая смерть матроса спасла последнего от неизбежно ожидавшей его участи. Старейшина племени, туземец по имени Вилли, приобрел, благодаря своим сношениям с береговыми колонистами, достаточно опытности, для того чтобы распознать двух офицеров в лице капитана Джона и Гарри Фельтона, от которых он мог получить двоякую пользу. В качестве военачальника Вилли открывалась возможность использовать их способности и знание в борьбе с враждебными племенами; в качестве же негоцианта он предвидел выгодное дело, иначе говоря, богатый выкуп за этих двух пленников. В силу этих соображений их жизнь была пощажена, но им пришлось испытывать на себе все тяготы кочевого образа жизни, усугубляемые непрестанным наблюдением за ними со стороны индасов. Их стерегли денно и нощно; тщетно пытались они дважды бежать и за это едва не поплатились жизнью. Между тем им представилась возможность во время непрестанных столкновений племен оказывать ценную помощь индасам своими советами, каковыми Вилли сумел воспользоваться, чтобы обеспечить за собой постоянную победу над своими врагами. Благодаря своим успехам это племя сделалось самым могущественным из всех, кочующих в различных местностях Западной Австралии. Северо-западные племена принадлежат, вероятно, к смешанной расе австралийцев и папуасов. Как и их единоплеменники, индасы носят длинные и вьющиеся волосы; цвет лица их не так темен, как у туземцев южных провинций, которые принадлежат, по-видимому, к более сильной расе; они не так высоки ростом: в среднем от одного метра тринадцати сантиметров до одного метра тридцати сантиметров. Мужчины лучше сложены, чем женщины; хотя лоб у них несколько покат, но он выступает над выпуклыми бровными дугами, что, как известно, считается признаком умственных способностей, если верить выводам этнологов. Глаза их, очень темные, со зрачками, светящимися ярким огнем; волосы темного цвета, волнистые, но не курчавые, как у африканских негров; объем черепа, однако, невелик, и природа не особенно щедро наделила их мозговым веществом. Их зовут "черными", хотя они не столь черны, как нубийцы; они шоколадного цвета, если дозволено употребить это слово, благодаря которому дается совершенно точное определение окраски их кожи. Австралийский негр обладает чрезвычайным чутьем, которое успешно может выдерживать сравнение с чутьем наилучших охотничьих собак. Ему достаточно понюхать землю, траву и кустарники, чтобы распознать тотчас же следы человека или животного. Равным образом весьма чувствителен у него и слух, и благодаря этому ему удается будто бы распознавать шум муравьев, работающих в муравьиной куче. Что же касается причисления этих туземцев к породе ползунов, то это определение очень метко, ибо не существует в природе такого высокого и гладкоствольного дерева, на которое они не в состоянии оказались бы влезть до самой вершины, пользуясь для этого упругой камышиной, которую они называют "камин", а главным образом благодаря особому устройству большого пальца на ноге. Как уже было ранее отмечено, по отношению к туземцам Финк-Ривер австралийская женщина скоро старится и никогда не доживает до сорока лет, тогда как мужчины в некоторых местностях обычно достигают пятидесятилетнего возраста. Их несчастные женщины обречены на самые тяжелые домашние работы; они рабыни под гнетом самых жестоких владельцев, вьючные животные для переноски на себе тяжестей, домашних принадлежностей, оружия; на их обязанности лежит отыскивать годные для пищи растения, ящериц, червей и змей, которыми питаются эти племена. Все это сказано было уже ранее, и если повторяется снова, то ради того, чтобы добавить к приведенному, что они нежно и заботливо относятся к своим детям, тогда как их отцы проявляют мало интереса к ним, усматривая в каждом ребенке помеху его матери предаваться исключительно лишь одним заботам кочевой жизни. А потому у некоторых племен замечено было, что негры заставляют своих жен отрезать груди, чтоб лишать их возможности кормить детей. С другой стороны, однако, наблюдались такие факты, которые явно противоречат целесообразности этой, направленной против размножения, меры; бывают случаи, что во время голодовок у некоторых племен, где процветает людоедство, детей пожирают и, значит, нет расчета их истреблять зря. У австралийских негров весь смысл существования заключен в одном лишь акте: "аммери". Слово это постоянно встречается в туземном обиходе и означает голод. Самый обычный жест у этих дикарей - похлопывание себя по животу, ибо последний в большинстве случаев пуст. В этих странах, лишенных дичи и обрабатываемых земель, принимают пищу во все часы дня и ночи, тогда, когда представляется к тому случай, с преобладающим над всем и всегда опасением грядущего и продолжительного голодания. И в самом деле, чем могут питаться эти туземцы, несомненно самые убогие из дикарей, какие рассеяны природой на поверхности всех материков? Пищу их составляют: род грубой лепешки, "дампер", испеченной из небольшого количества ржи, без дрожжей, не в печи, а на горячих углях; мед, для добычи которого иногда приходится валить то дерево, на верхушке которого пчелы соорудили свой улей; "каджера", род белой кашицы, получаемой из протертых плодов определенного вида пальм; яйца куропаток, водящихся в джунглях, голубей особой австралийской породы. Наконец, они употребляют в пищу еще личинки некоторых пород жуков, которые находят либо среди веток акации, либо в древесном перегное, на поверхности земли, в лесных чащах. Вот и