человека. Это прелестная Ратина, и можно расслышать, как она воркует на ухо своему жениху, помахивая крылышками: - Я тебя люблю, мой Ратин, я люблю тебя! ^TГЛАВА ДЕВЯТАЯ^U На чем мы остановились, дорогие мои? Ах да, мы все еще в одной из тех стран, которых я не знаю и имени которой я не мог бы вам назвать! Но данная страна - это страна обширных пейзажей, окаймленных тропическими деревьями, страна храмов, несколько резко обрисовывающихся на слишком ярко-голубом небе, очень похожа на Индию, а жители ее на индусов. Зайдем в этот караван-сарай - род огромной гостиницы, открытой для всех. Здесь собралась семья Ратон в полном своем составе. По совету феи Фирменты, она уже давно отправилась в путь. Действительно, самое безопасное было покинуть Ратополис, чтобы избежать мщения принца, пока не все будут достаточно сильными, чтобы защититься против его козней. Ратонна, Ратана, Рата и Ратэ все еще - простые беззащитные птицы. Пусть они только обратятся в хищных зверей, и с ними труднее будет справиться. Да, все они простые птицы, и из них меньше всех посчастливилось Ратане. Она теперь прогуливается совершенно одна по двору караван-сарая. - Увы! Увы! - восклицает она. - Просуществовав в образе элегантной форели, затем крысы, умевшей понравиться кому следует, и обратиться в гусыню, в простую домашнюю гусыню, в одну из этих несчастных жирных гусынь, которую любой повар сумеет нафаршировать каштанами! При этом она вздыхала, добавляя печально: - Кто может поручиться, что эта мысль не придет в голову даже моему мужу! Ведь в настоящее время он относится ко мне с полным пренебрежением! Может ли быть, чтобы такой величественный павлин относился сколько-нибудь почтительно к такой вульгарной гусыне! Будь я хотя бы индейкой! Но нет! И Рата находит, что я теперь вовсе не в его вкусе! Это действительно, было уж очень заметно, когда тщеславный Рата вошел во двор. Но, надо сознаться, он действительно был великолепным павлином! Он взмахивал своим легким и подвижным хохолком, раскрашенным самыми яркими цветами. Он нахохливал свои перья, которые кажутся вышитыми цветными шелками и усыпанными драгоценными каменьями. Он широко распускал величественный веер своего хвоста. Как может восхитительный представитель пернатого царства опуститься до этой гусыни, такой невзрачной под своим серым пухом и коричневатым оперением?!.. - Дорогой мой Рата! - говорит она. - Кто смеет произносить мое имя? - отзывается павлин. - Я! - Гусыня! Кто такая эта гусыня? - Я ваша Ратана! - Ах, фи! какой ужас! Идите своей дорогой, прошу вас. Право, тщеславие часто заставляет говорить глупости! Дело в том, что этот гордец брал примеры свыше! Разве его хозяйка Ратонна выказывала больше благоразумия? Разве она не обращалась столь же пренебрежительно с собственным мужем? Вот как раз идет и она, в сопровождении мужа, дочери, Ратина и Ратэ. Ратина очаровательна в виде горлинки, со своим серо-голубоватым оперением, с нижней частью шейки золотисто-зеленого оттенка, нежно переливающегося из одной тени в другую, и нежным белым пятнышком, отмечающим каждое крыло. И как мелодично воркует она, порхая вокруг прекрасного юноши! Отец Ратон, опираясь на костыль, с восторгом любуется своей дочерью. Какой красивой она ему кажется! Но можно быть вполне уверенным, что госпожа Ратонна находит, что сама она еще прекрасней своей дочери! Ах, как хорошо сделала природа, обратив ее в попугая! Она болтала, болтала без конца! Она распускала хвост так пышно, что сам дон Рата готов был ей позавидовать. Если бы вы ее видели, когда она располагалась под солнечным лучом, чтобы заставить ярче блестеть желтый пушок шеи, когда она нахохливала свои зеленые перья и голубоватые мелкие перышки! Она действительно была одним из лучших экземпляров восточного попугая. - Ну что, ты довольна своей судьбой, душечка? - спросил у нее Ратон. - Здесь для вас нет никакой душечки! - ответила она сухо. - Прошу вас быть осторожнее в выражениях и не забывать расстояния, существующего теперь между нами. - Между нами! Между мужем и женой? - Крыса и попугай - муж и жена! Да вы с ума сошли, дорогой мой! И госпожа Ратонна начала охорашиваться, в то время как Рата величественно выступал возле нее. Ратон тогда дружественно посмотрел на свою служанку, которая ничуть не потеряла в его глазах. Потом он сказал сам себе: - Ах, женщины, женщины! Что только с ними делается, когда тщеславие кружит им голову... и даже, когда оно им ее не кружит! Но будем относиться ко всему философски! Но что же делал во время этой семейной сцены кузен Ратэ с придатком, не принадлежащим даже виду животных, к которым он теперь относился! Просуществовать в образе крысы с рыбьим хвостом, обратиться затем в цаплю с хвостом крысы! Но если все будет продолжаться так, по мере того как он будет подниматься вверх по лестнице творения, - будет прямо-таки ужасно! Погруженный в подобное раздумье, он скрывался в угол двора, стоя на одной лапе, как обыкновенно делают погруженные в раздумье цапли, вытягивая грудь, белизна которой оттенялась маленькими черточками, свои пепельные перья, и хохолок, печально откинутый назад. В это время возник вопрос о продолжении путешествия с целью полюбоваться страной во всем ее великолепии. Но госпожа Ратонна любовалась только собственной особой, и дон Рата - тоже собственной. Ни тот, ни другая не смотрели на восхитительные виды природы, развертывавшиеся вокруг них, предпочитая им города и местечки, где они могли найти, перед кем почваниться. Как бы то ни было, этот вопрос обсуждался, когда новое лицо показалось у дверей караван-сарая. Это был один из туземцев-проводников, одетый по индусской моде, который пришел предложить свои услуги путешественникам. - Друг мой, - спросил у него Ратон, - что здесь можно видеть интересного? - Здесь можно видеть несравненное чудо, - ответил проводник, - это чудо - великий сфинкс пустыни. - Пустыни! - презрительно протянула госпожа Ратонна. - Мы приехали сюда вовсе не для того, чтобы посещать пустыни! - добавил дон Рата. - О! - ответил проводник, - эта пустыня сегодня вовсе не будет пустыней, так как сегодня праздник сфинкса, и люди стекаются к нему на поклонение со всех концов земли! Этих слов было вполне достаточно, чтобы побудить наших тщеславных пернатых посетить сфинкса. Ратине и ее жениху, впрочем, было совершенно безразлично, куда бы их ни повели, лишь бы их туда повели вместе! Что касается кузена Ратэ и доброй Ратаны, - эти двое именно и хотели бы скрыться в глубине какой-нибудь пустыни. - В путь! - сказала госпожа Ратонна. - В путь! - повторил проводник. Минуту спустя все они уже покинули караван-сарай, нисколько не подозревая, что этот проводник был волшебник Гордафур, неузнаваемый в своем новом костюме и увлекающий их в новую ловушку. ^TГЛАВА ДЕСЯТАЯ^U Как великолепен был этот сфинкс! Он был гораздо красивей египетских сфинксов, стяжавших, однако, такую громкую славу. Этот сфинкс назывался сфинксом Ромирадура и представлял собой восьмое чудо света. Семья Ратон добралась до опушки широкой равнины, окруженной густыми лесами, над которыми с противоположной стороны господствовала цепь гор, покрытых вечными снегами. Представьте себе среди этой равнины животное, высеченное из мрамора. Оно лежит на траве, держа голову совершенно прямо, скрестив перед собой передние лапы, с длинным телом, похожим на небольшой холм. Оно имеет по крайней мере пятьсот футов длины на сто футов ширины, и голова его поднимается на восемьдесят футов над землей. Этот сфинкс имеет тот же загадочный вид, который отличает всех, ему подобных. Никому не выдавал он тайны, которую хранит уже тысячи столетий. И, однако, его обширный мозг раскрыт для всякого, кто только пожелает осмотреть его. К нему можно проникнуть через дверь, проделанную между двумя лапами. Внутренние лестницы дают доступ к его глазам, ушам, носу, к его рту и даже к лесу волос, вздымающихся над его лбом. Для того чтобы вы легче могли судить об огромных размерах этого чудовища, знайте, что десять человек могут свободно поместиться в орбите его глаз, тридцать - в углублении его уха, сорок - между ноздрями, шестьдесят - во рту, где можно было бы дать бал, и сотня - в его волосах, густых, как девственный лес тропической Америки. Путешественники стекаются отовсюду не для того, чтобы посоветоваться с ним, потому что он не хочет отвечать ни на какие вопросы, боясь ошибиться, но просто посетить его, как посещают статую святого Карла на одном из островов озера Лагомаджиоре. Вы, надеюсь, позволите мне, дорогие дети, не останавливаться дольше на описании этого чуда, которое делает честь человеческому гению. Ни египетские пирамиды, ни висячие сады Вавилона, ни колосс родосский, ни александрийский маяк, ни Эйфелева башня не могут сравняться с ним. Когда географы, наконец, установят, в какой стране находится большой сфинкс Ромирадура, я твердо рассчитываю, что вы отправитесь посмотреть на него во время каникул. Но Гордафур отлично знал, где находится этот сфинкс, и вел туда семью Ратон. Но сказав Ратонам, что в пустыне будет огромное стечение народа, он бессовестно обманул всех. Вот обман, который, наверное, сильно раздосадует попугая и павлина! Красота сфинкса имела весьма мало интереса для них! Как вы, наверное, уже угадали, волшебник и принц Киссадор уже давно составили план действий. Принц уже находился на опушке соседнего леса, с сотней своих телохранителей. Как только семья Ратон проникнет во внутренность сфинкса, ее должны были поймать там, точно в крысоловке. Если сотне человек не удастся овладеть пятью птицами, одной крысой и молодым человеком, - значит, им покровительствует какая-нибудь сверхъестественная сила. Поджидая их, принц бродит взад и вперед. Он выказывает все признаки живейшего нетерпения. Быть побежденным при всех попытках овладеть прекрасной Ратиной! Эта мысль страшно бесила его. Ах, если бы Гордафур снова приобрел былую власть, как страшно отомстил бы он всей этой семье! Но волшебник еще на несколько недель был лишен власти. Однако все меры предосторожности были так тщательно приняты на этот раз, что, казалось совершенно невероятным, чтобы Ратина или кто-нибудь из ее близких могли бы избежать козней своих преследователей. В эту минуту показался Гордафур во главе своего маленького каравана, и принц, окруженный своими телохранителями, приготовился вмешаться в дело. ^TГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ^U Отец Ратон шел довольно быстро, несмотря на свою подагру. Горлинка, описывая широкие круги в пространстве, время от времени присаживалась на плечо Ратина. Попугай, перелетая с дерева на дерево, старался рассмотреть обещанную толпу. Павлин держал свой хвост тщательно сложенным, чтобы не изорвать его о придорожные колючки, в то время как Ратана переваливалась на своих широких лапах. За ними цапля, с уныло опущенной головой, яростно бичевала воздух своим крысиным хвостом. Она, правда, пыталась засунуть его в карман, - я хочу сказать - под крыло, но должна была отказаться от этой мысли, так как хвост был слишком короток. Наконец, путешественники добрались до подножия сфинкса. Ни разу в жизни не видели они более прекрасного произведения искусства. Однако госпожа Ратонна и дон Рата принялись расспрашивать проводника: - А где же огромное стечение народа, которое вы нам обещали? - Как только вы достигнете головы чудовища, - ответил волшебник, - вы будете господствовать над толпой, и вас будут видеть на несколько верст в окружности! - В таком случае войдем скорее! - Войдем. Все проникли внутрь сфинкса, не подозревая никакого предательства. Наши путешественники даже не заметили, что их проводник остался снаружи, прикрыв за ними дверь, проделанную между лапами огромного животного. Внутри господствовал полумрак. Свет проникал сквозь отверстия, пробитые в лице сфинкса, и разливался сверху вниз по внутренним лестницам. Несколько мгновений спустя можно было видеть Ратона, прогуливающегося между губами сфинкса; госпожу Ратонну, порхающую на конце носа и самым кокетливым образом вертящую головкой и помахивающую крыльями; дона Рата, распустившего веером хвост, способный затмить своим блеском солнце. Ратин и Ратина поместились в раковине правого уха. В левом ухе стояла Ратана, скромный цвет перьев которой делал ее совершенно печальной; в левом глазу стоял кузен Ратэ, позорного хвоста которого нельзя было заметить на таком расстоянии. В этих различных частях лица сфинкса семья Ратон поместилась очень удачно, чтобы рассмотреть великолепную панораму, развертывающуюся у них перед глазами до самых дальних пределов горизонта. Погода стояла великолепная. На небе не виднелось ни одного облачка, на поверхности земли - ни клочка тумана. Внезапно какая-то масса обрисовывается на опушке леса. Она все приближается. Не толпа ли это обожателей сфинкса Ромирадура? Нет, это люди, вооруженные копьями, мечами, луками, арбалетами, идущие тесным строем. У них, наверное, могут быть лишь злые намерения. И действительно, во главе их виднеется принц Киссадор в сопровождении волшебника, который сбросил с себя костюм проводника. Семья Ратон чувствует себя погибшей, если только те из ее членов, у кого есть крылья, не сумеют спастись, перелетев через пустыню. - Беги, моя дорогая Ратина, - кричит ей ее жених. - Беги! - оставь меня в руках у этих негодяев! - Покинуть тебя?.. Никогда! - отвечает Ратина. Кроме того, лететь тоже было бы крайне опасно. Стрела могла бы нагнать даже быструю горлинку, не говоря уж о попугае, павлине, гусыне и цапле. Лучше уж было спрятаться в глубине сфинкса. Может быть, при наступлении ночи и удастся как-нибудь убежать, скрыться через какой-нибудь потайной выход, не опасаясь стрелков принца. Ах, как жаль, что фея Фирмента не сопровождала своих любимцев во время этого путешествия! Однако молодому Ратину пришла в голову мысль; она была проста, как все хорошие мысли: он решил, что дверь следует забаррикадировать изнутри, что и было немедленно исполнено. Сделано это было как раз вовремя, потому что принц Киссадор, Гордафур и телохранители, остановившиеся в нескольких шагах от сфинкса, предлагали пленникам сдаться. Очень решительно произнесенное "нет!", вырвавшееся из уст чудовища, было единственным ответом, которого им удалось дождаться. Тогда телохранители бросились на двери и, так как они напали на них, вооружившись огромными камнями, было очевидно, что двери долго не выдержат. Но вдруг легкая дымка тумана окутывает волосы сфинкса, и фея Фирмента появляется на голове Ромирадура. При этом чудесном появлении телохранители в ужасе отступают. Но Гордафуру удается снова повести их на приступ, и створки двери начинают трещать под их ударами. В это мгновение фея опускает к земле палочку, которая дрожит у нее в руках... Какая неожиданная развязка! Тигрица, медведь, пантера бросаются на телохранителей. Тигрица - это Ратонна, со своей полосатой шкуркой. Медведь - Рата; у него шерсть поднялась на хребте от ярости и когти грозно выпущены. Пантера - Ратана, делающая ужасные скачки. Эта последняя метаморфоза превратила безобидных птиц в хищных, свирепых животных. В то же время Ратина превратилась в элегантную газель, а кузен Ратэ принял образ осла, кричащего ужасным голосом. Но, обратите внимание, как бедняге не везет! Он сохранил хвост цапли, и этот птичий хвост висит на конце его крупа. Положительно нельзя уйти от своей судьбы! Однако при виде трех страшных хищников телохранители ни на минуту не задумались: они все принялись удирать, точно огонь преследовал их по пятам. Ничто не могло бы удержать их, тем более что принц Киссадор и Гордафур первые же показали им пример. Как видно, мысль быть заживо съеденными вовсе им не улыбалась. Но, хотя принцу и волшебнику и удалось достигнуть леса, не всем выпала на долю подобная удача. Тигрице, медведю и пантере удалось преградить путь некоторым из беглецов. Тогда беднягам осталось лишь искать убежища внутри сфинкса, и вскоре можно было увидеть, как они в полном отчаянье бродили взад и вперед между его губами. Это была крайне неудачная мысль, и, когда они в этом убедились, было уже слишком поздно. Действительно, фея Фирмента снова протягивает свою палочку, и страшный рев раскатывается по пустыне, точно сильные раскаты грома. Сфинкс мгновенно обратился в льва! И в какого еще льва! Грива его вздымается, глаза мечут пламя, его чудовищные скулы открываются, закрываются и начинают жевать... Не прошло и минуты, как телохранители принца Киссадора были раздавлены зубами огромного животного. Тогда фея Фирмента легко спрыгивает на землю. К ее ногам подползают, ласкаясь, тигрица, медведь и пантера, как подползают хищные животные к ногам укротительницы, гипнотизирующей их своим взглядом. ^TГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ^U Прошло еще некоторое время. Семья Ратон уже окончательно приобрела человеческий образ, кроме, однако, отца, который, - все еще настолько же подагрик, насколько и философ, - остался крысой. На его месте другие возмутились бы, стали бы кричать о несправедливости судьбы, проклинать собственную жизнь. Он же продолжал спокойно улыбаться, довольный, как он сам говорил, что не приходилось менять старых привычек. Как бы то ни было, он, хотя и оставался крысой, все же занимал положение богатого и знатного вельможи. Так как жена его ни за что не согласилась бы продолжать жить в своем старом сыре в Ратополисе, он занял великолепный дворец в большом городе, столице еще неизвестного государства, хотя от этого не стал более гордым. Гордость, или, вернее, тщеславие он предоставил госпоже Ратонне, сделавшейся герцогиней. Надо было видеть, как она прогуливалась по своим апартаментам, зеркала которых, наверное, скоро износятся, - так часто смотрится она в них. Впрочем, в тот день, о котором мы рассказываем, Ратон пригладил шерсть щеткой с самой большой тщательностью и сделал весь туалет, который только можно было ожидать от него. Что касается герцогини, - она разоделась в свой самый роскошный костюм: платье с разводами, отделанное тисненым бархатом, сюра, плюшем, атласом и парчой; корсаж в стиле Генриха II; шлейф, вышитый гранатами, рубинами и жемчугом, длиною в несколько аршин, заменявший ей различные хвосты, которые украшали ее, прежде чем она стала женщиной; бриллианты, бросающие разноцветные огни; тонкие кружева; шляпа "Рембрандт", на которой красовался целый цветник; наконец, все, что существует самого модного. Но спросите вы меня, к чему ей такой роскошный наряд? Дело вот в чем. Сегодня будет отпразднована в часовне дворца свадьба очаровательной Ратины с принцем Ратином. Да, прекрасный юноша сделался принцем, чтобы угодить своей будущей теще. Каким образом? Да попросту купив княжество. Отлично! Но ведь княжества, хотя они теперь и упали в цене, все же должны стоить довольно дорого?.. Конечно! Ратину пришлось пожертвовать на эту покупку часть стоимости жемчужины, - ведь вы не забыли знаменитой жемчужины, найденной в раковине Ратины, которая стоит несколько миллионов! Итак, он был богат. Однако не думайте, что богатство изменило его вкусы или его невесты, которая сделается принцессой, выйдя за него замуж. Нет! Хотя ее мать и стала герцогиней, Ратина продолжает оставаться той же скромной девушкой, которую вы знали раньше, и принц Ратин любит ее больше, чем когда-либо. Как она прекрасна в своем белом подвенечном платье, украшенном гирляндами флердоранжа! Само собой понятно, что фея Фирмента присутствует на этой свадьбе, которая отчасти - дело ее рук. Итак, это великий день для всей семьи. Конечно, и дон Рата великолепен. В качестве бывшего повара он стал заниматься политикой. Ничто не может быть роскошнее его костюма пэра, который, наверное, стоил ему порядочную сумму. Ратана, к своему огромному удовольствию, уже не гусыня, - это отличная статсдама. Ее муж выпросил себе у нее прощение за былое пренебрежение. Он всецело вернулся к ней. Что касается кузена Ратэ... Но он сейчас войдет, и вы будете иметь возможность любоваться им, сколько вам угодно. Все приглашенные собрались в большой гостиной, сияющей многочисленными огнями, надушенной ароматами разных цветов, украшенной самой драгоценной мебелью, задрапированной тканями такого великолепия, какого в наши дни уже не встретишь. Все, как ближние, так и дальние соседи съехались, чтобы присутствовать на свадьбе принца Ратина. Знатные вельможи, знатные дамы все пожелали принять участие в свадебном поезде этой очаровательной парочки. Мажордом объявляет, что все готово для церемонии. Тогда начинается самое великолепное шествие, которое когда-либо можно было видеть в свете; оно направляется к часовне, под звуки восхитительной музыки. На шествие этих важных особ понадобилось не меньше часа. Наконец, в одной из последних групп показался и кузен Ратэ. Он, право, очень красивый молодой кавалер, одетый по самой последней моде; придворный плащ, шляпа, украшенная таким длинным пером, что оно подметает землю при каждом поклоне. Кузен-маркиз, - не во гнев будь вам сказано, - он не портит престижа всей семьи. Он очень интересен и грациозно выступает в своем наряде. Благодаря всему этому ему выпадает на долю немало комплиментов, которые он принимает с подобающей скромностью. Однако на лице его все же замечается некоторая грусть; в его манерах видно некоторое смущение. Он опускает глаза и отводит взгляд от тех, кто приближаются к нему. В чем кроется причина подобной застенчивости? Разве он не человек теперь? Разве он не равен любому герцогу или принцу при дворе? Итак, вот и он приближается к своему месту в шествии, выступая мерным, церемониальным шагом, и дойдя до угла салона, он поворачивается, чтобы идти дальше... О ужас! Между полами его фрака, из-под его придворного плаща висит хвост, настоящий ослиный хвост! Тщетно старается он скрыть этот постыдный остаток его предыдущей формы!.. Ему суждено навсегда остаться с ним! Заметьте, мои дорогие, всегда так бывает: когда плохо начинаешь жизнь, очень трудно снова вернуться на добрый путь. Теперь уже кузен - человек. Он достиг последней ступени творения. Он уже не может рассчитывать на новое превращение, которое освободило бы его от хвоста. Он сохранит его до последнего вздоха... Бедный кузен Ратэ! ^TГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ^U Таким-то образом была отпразднована свадьба принца Ратина и принцессы Ратины; великолепие брачной церемонии было вполне достойно этого прекрасного юноши и этой очаровательной молодой девушки, точно созданных друг для друга! Из часовни шествие вернулось в том же порядке, все с той же изящностью, великосветскостью и корректностью в малейших подробностях - словом, с тем благородством, которое, как говорят, присуще исключительно высшим классам. Если, однако, кто-нибудь возразит мне, что все эти вельможи лишь выскочки, что в силу законов метампсихозы, они прошли через самые скромные фазы; что они были моллюсками, не имеющими разума, птицами, не имеющими мозгов, четвероногими, не имеющими рассудка, я ответил бы, что никто бы этого не заподозрил, видя их такими корректными. Впрочем, изящным манерам можно научиться, как истории или географии. А все же, думая о том, что у него было в прошлом, человеку следовало бы быть более скромным, и все человечество от этого выиграло бы. После брачной церемонии в большом зале дворца состоялся великолепный обед. Если бы даже кто-нибудь сказал, что там ели амброзию, приготовленную лучшими поварами века, что там пили нектар, взятый из лучших погребов Олимпа, - то и того было бы недостаточно. Наконец, праздник закончился балом, на котором грациозные танцовщицы, одетые в восточные костюмы, ослепили своей красотой и изяществом все благородное собрание. Как и подобает, принц Ратин открыл бал с принцессой Ратиной в кадрили, в которой герцогиня Ратонна фигурировала в паре с принцем королевской крови. Дон Рата танцевал с посланницей, а Ратана была избрана дамой собственным племянником Великого Электора. Что касается Ратэ, то он довольно долго колебался, - следует ли ему принять участие в танцах или нет. Хотя ему и тяжело было держаться в стороне, он не отваживался пригласить на танцы кого-нибудь из очаровательных дам, которым он с такой радостью предложил бы руку, хотя бы и без сердца. Наконец, он решился протанцевать с очаровательной графиней, отличавшейся необычайным изяществом. Эта любезная дама согласилась... быть может, несколько легкомысленно, и вот новая пара завертелась под звуки модного вальса. Боже! какой эффект! Все зрители не знали, куда деваться, чтобы не рассмеяться танцующим прямо в лицо! Тщетно пытался кузен Ратэ подобрать под мышку свой ослиный хвост, как делают дамы со своими шлейфами. Хвост этот, увлекаемый центробежной силой, вырывался у него. Вот он вытянулся, точно ремень, хлещет группы танцующих, обвивается вокруг их ног и в конце концов заставляет упасть самого кузена Ратэ... Этот комичный эпизод закончил праздник, и все стали расходиться, в то время как огромный букет фейерверка развертывал свой ослепительный сноп среди ночного мрака. ^TГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ^U Комнаты принца Ратина и принцессы Ратины, где они должны были поселиться, несомненно одни из самых прекрасных комнат дворца. Но прежде чем они дошли до своих апартаментов, два человека уже успели незаметно проникнуть в первую комнату. Вы, конечно, уже догадались, что эти два человека были принц Киссадор и волшебник Гордафур. Вот слова, которыми они обмениваются: - Ты помнишь, что ты мне обещал, Гордафур? - Да, мой принц, и на этот раз ничто не может помешать мне похитить Ратину для вашего высочества. - А когда она сделается принцессой Киссадор, я думаю, она вряд ли пожалеет о том, что мы ее похитили! - Я глубоко уверен в этом! - ответил льстец Гордафур. - А ты уверен, что тебе сегодня удастся выполнить свое намерение? - спросил принц. - Судите сами! - ответил Гордафур, вытаскивая часы. - Через три минуты срок, на который я был лишен своей волшебной власти, истечет. Через три минуты палочка моя будет равна по силе палочке феи Фирменты. Если Фирмента смогла поднять членов этой семьи Ратон до ступени человеческих существ, - я со своей стороны могу заставить их спуститься до ступени самых низших животных! - А сколько еще осталось минут до срока? - Две минуты!.. - Вот они! - воскликнул принц. - Я спрячусь вот в этом чулане, - ответил Гордафур, - и выйду оттуда, как только настанет время. Вы же, мой принц, удалитесь отсюда, но останетесь за этой большой дверью и не открывайте ее до того момента, как я закричу: "Теперь ты, Ратин!" - Решено и, смотри, не щади моего соперника! - Будете довольны! Из этого видно, какая опасность еще грозила этой честной семье, уже испытавшей столько горя, и которая никак не может подозревать, что принц и волшебник находятся так близко! ^TГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ^U Ратин и Ратина только что торжественно вошли к себе. Герцог и герцогиня Ратон сопровождают их вместе с феей Фирментой, не пожелавшей покинуть прекрасного юношу и очаровательную девушку, которым она все время покровительствовала. Им, однако, нечего больше бояться ни принца Киссадора, ни волшебника Гордафура, которых никто никогда не видел в этой стране. И все же фея испытывает известную тревогу... какое-то тайное предчувствие опасности. Она знает, что Гордафур в самом скором времени снова приобретет свою власть волшебника, и это невольно заставляет ее чего-то опасаться. Само собой понятно, что и Ратана здесь, и предлагает свои услуги молодой хозяйке так же, как дон Рата, который больше ни на шаг не покидает своей супруги; кузен Ратэ тоже присутствует. Однако фея Фирмента, все еще встревоженная, торопится поскорее убедиться, не спрятался ли где-нибудь Гордафур, за какой-нибудь занавеской, под какой-нибудь мебелью... Она смотрит везде... Никого!.. И вдруг боковая дверв неожиданно раскрывается в ту самую минуту, когда фея говорит молодой паре: - Будьте счастливы! - Пока еще нет! - гремит ужасный голос. На пороге появляется Гордафур, в руке которого дрожит волшебная палочка. Фирмента теперь уже бессильна помочь несчастному семейству! Страх парализовал всех присутствующих. Сперва они несколько секунд стоят точно окаменелые, потом отступают все вместе, толпясь возле феи, чтобы найти защиту от ужасного Гордафура. - Добрая фея, - повторяют они, - разве вы нас покинете!.. Добрая фея, защитите нас! - Фирмента, - говорит Гордафур, - ты истощила свою власть, чтобы спасти их, я же снова приобрел все мое могущество, чтобы их погубить! Теперь твоя палочка уже ничего не может сделать для них, тогда как моя... Говоря это, Гордафур потрясает палочкой; она описывает быстрые крути, свистит в воздухе, точно одаренная сверхъестественной жизнью. Ратон и его близкие поняли, что фея обезоружена, так как она уже не может защитить их при помощи превращения в более высшие существа. - Фея Фирмента! - объявляет Гордафур, - ты сделала из них людей! Теперь я сделаю из них скотов! - Пощадите, пощадите! - шепчет Ратина, протягивая с мольбою руки к волшебнику. - Никакой пощады! - отвечает Гордафур. - Первый из вас, до которого дотронется моя палочка, будет обращен в обезьяну! Сказав это, Гордафур идет к группе несчастных, которая рассеивается при его приближении. Если бы вы видели, как они бегали по комнате, откуда они не могут выбраться, так как все двери затворены. Ратин защищает Ратину, вовсе не думая об опасности, угрожающей лично ему. Да! - опасность грозит ему самому, потому что волшебник только что воскликнул: - Что касается тебя, прекрасный юноша, - Ратина вскоре не будет в состоянии смотреть на тебя без отвращения! При этих словах Ратина падает без чувств в объятия своей матери, а Ратин бежит по направлению к главной двери, в то время как Гордафур бросается к нему. - Теперь ты, Ратин! - восклицает он. И он изо всех сил наносит ему удар палочкой, точно у него в руках меч... В это же самое мгновение главная дверь раскрывается, на пороге появляется принц... предназначенный Ратину удар задевает его... Волшебная палочка коснулась принца Киссадора... теперь это уже не принц, а ужасный шимпанзе! Какая ярость овладевает им! Он, так гордившийся своей красотой, он, полный самоуверенности и тщеславия, теперь - отвратительная обезьяна с гримасничающей мордой, с длинными ушами, с выдающейся пастью, с руками, доходящими до колен, с расплющенным носом и желтой кожей, покрытой щетинистой шерстью. На одной из стен комнаты висит зеркало! Он смотрится в него!.. И у него вырывается ужасный крик!.. Он бросается на Гордафура, пораженного собственной неловкостью!.. Он хватает его за шею и начинает душить своими сильными обезьяньими руками. Тогда пол раскрывается, как по традиции случается во всех феериях, - оттуда вырываются клубы пара, и злой Гордафур исчезает среди огненных языков. Затем принц Киссадор раскрывает окно, одним скачком вылетает в него и отправляется в соседний лес к своим собратьям. ^TГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ^U Теперь, конечно, я никого не удивлю, рассказав, что все окончилось апофеозом, среди ослепительной декорации, способной вполне удовлетворить зрение, слух, обоняние и даже вкус.. Глаз любуется самыми прекрасными пейзажами под восточным солнцем. Слух ласкают райские мелодии. Обоняние услаждается опьяняющими ароматами, льющимися из миллиардов цветов. Уста ощущают воздух, насыщенный запахом самых удивительных плодов. Одним словом, все счастливое семейство в восторге до такой степени, что Ратон, сам отец Ратон, не чувствует больше своей подагры. Он излечен и швыряет в сторону свой костыль! - А-а! - восклицает герцогиня Ратонна, - так вы уже не больны подагрой, друг мой? - По-видимому, - отвечает Ратон, - вот я и избавлен... - Отец мой! - радуется принцесса Ратина. - Ах, господин Ратон!.. - добавляют Рата и Ратана. В это же мгновение подходит фея Фирмента со словами: - Действительно, Ратон, теперь исключительно от вас зависит сделаться ли человеком, и, если вы хотите, я могу... - Человеком, госпожа фея?.. - Ну конечно! - отвечает герцогиня Ратонна,человеком и герцогом, так же, как я - герцогиня и женщина!.. - Ну, нет; очень вам благодарен! - ответил наш философ-крыса. - Я - крыса и останусь крысой. По-моему, это гораздо лучше и, как сказал много столетий назад Менандр: "Собака, лошадь, бык, осел, - все лучше, чем "быть человеком", не во гнев вам будь сказано". ^TГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ^U Вот, дорогие мои, какова развязка всей этой сказки. Семье Ратон впредь уже нечего бояться ни Гордафура, задушенного принцем Киссадором, ни принца Киссадора, который уже не имеет возможности восторгаться собственной особой. Из этого следует, что теперь они будут очень счастливы и будут испытывать то, что называется полным блаженством. Кроме того, фея Фирмента искренне привязана к ним и будет продолжать осыпать их своими милостями. Один только кузен Ратэ имеет некоторое право жаловаться на судьбу, так как он не достиг полной метаморфозы. Он никак не может примириться со своим положением, и его ослиный хвост приводит его в отчаяние. Тщетно пытается Ратэ скрыть его: хвост высовывается отовсюду. Что касается честного Ратона, - он останется крысой до конца дней своих, к великой ярости герцогини Ратонны, которая вечно упрекает его за неприличный отказ подняться до ступени человека. Что касается принца Ратина и принцессы Ратины, - они были очень счастливы и имели много детей. Так обыкновенно кончаются все волшебные сказки, и я тоже придерживаюсь этой манеры, потому что она - наилучшая.