если бы случай не привел меня на борт, -- ответила миссис Уэлдон, -- если бы кузен Бенедикт, Джек, Нан и я не плыли на "Пилигриме", если бы в море не подобрали Тома и его товарищей, то ведь тебе, мой мальчик, пришлось бы остаться с глазу на глаз с Негоро... А разве ты можешь питать доверие к этому злому человеку? Что бы ты тогда сделал? -- Прежде всего, -- решительно сказал юноша, -- я лишил бы Негоро возможности вредить... -- И один управился бы с судном? -- Да, один... с помощью божьей. Твердый и решительный тон юноши успокаивал миссис Уэлдон. И все же она не могла отделаться от тревожного чувства, когда смотрела на своего маленького сына. Мужественная женщина старалась ничем не проявлять своего беспокойства, но как щемило материнское сердце от тайной тоски! Если молодой капитан еще не обладал достаточными знаниями по гидрографии, чтобы определять место своего корабля в море, зато у него было чутье истого моряка и "чувство погоды". Вид неба и моря, во-первых, и показания барометра, во-вторых, подготавливали его наперед ко всем неожиданностям. Капитан Гуль, хороший метеоролог, научил его понимать показания барометра. Мы вкратце расскажем, как надо пользоваться этим замечательным прибором [40]. "I. Когда после долгого периода хорошей погоды барометр начинает резко и непрерывно падать -- это верный признак дождя. Однако если хорошая погода стояла очень долго, то ртутный столбик может опускаться два-три дня, и лишь после этого произойдут в атмосфере сколько-нибудь заметные изменения. В таких случаях чем больше времени прошло между началом падения ртутного столба и началом дождей, тем дольше будет стоять дождливая погода. 2. Напротив, если во время долгого периода дождей барометр начнет медленно, но непрерывно подниматься, можно с уверенностью предсказать наступление хорошей погоды. И хорошая погода удержится тем дольше, чем больше времени прошло между началом подъема ртутного столба и первым ясным днем. 3. В обоих случаях изменение погоды, происшедшее сразу после подъема или падения ртутного столба, удерживается весьма непродолжительное время. 4. Если барометр медленно, но беспрерывно поднимается в течение двух-трех дней и дольше, это предвещает хорошую погоду, хотя бы все эти дни и лил, не переставая, дождь, и vice versa [41]. Но если барометр медленно поднимается в дождливые дни, а с наступлением хорошей погоды тотчас же начинает падать, -- хорошая погода удержится очень недолго, и vice versa 5. Весной и осенью резкое падение барометра предвещает ветреную погоду. Летом, в сильную жару, оно предсказывает грозу. Зимой, особенно после продолжительных морозов, быстрое падение ртутного столба говорит о предстоящей перемене направления ветра, сопровождающейся оттепелью и дождем. Напротив, повышение ртутного стол- ба во время продолжительных морозов предвещает снегопад. 6. Частые колебания уровня ртутного столба, то поднимающегося, то падающего, ни в коем случае не следует рассматривать как признак приближения длительного; периода сухой либо дождливой погоды. Только постепенное и медленное падение или повышение ртутного столба предвещает наступление долгого периода устойчивой погоды. 7. Когда в конце осени, после долгого периода ветров и дождей, барометр начинает подниматься, это предвещает северный ветер в наступление морозов". Вот общие выводы, которые можно сделать из показаний этого ценного прибора. Дик Сэнд отлично умел разбираться в предсказаниях барометра и много раз убеждался, насколько они правильны. Каждый день он советовался со своим барометром, чтобы не быть застигнутым врасплох переменой погоды. Двадцатого февраля юношу обеспокоили показания барометра, и несколько раз в день он подходил к прибору, чтобы записать колебания ртутного столба. Барометр медленно и непрерывно падал. Это предсказывало дождь. Но так как дождь все не начинался, Дик Сэнд пришел к выводу, что дурная погода продержится долго. Так и должно было произойти. Но вместе с дождем в это время года должен был прийти и сильный ветер. В самом деле, через день ветер посвежел настолько, что скорость перемещения воздуха достигла шестидесяти футов в секунду, то есть тридцати одной мили в час [42]. Молодому капитану пришлось принять некоторые меры предосторожности, чтобы ветер не изорвал паруса "Пилигрима" и не сломал мачты. Он велел убрать бом-брамсель, топсель и кливер, но, сочтя это недостаточным, вскоре приказал еще опустить брамсель и взять два рифа на марселе. Этот последний маневр нелегко было выполнить с таким неопытным экипажем. Но нельзя было останавливаться перед трудностями, и действительно они никого не остановили. Дик Сэнд в сопровождении Бата и Остина взобрался на рей и, правда не без труда, убрал брамсель. Если бы падение барометра не было таким зловещим, он оставил бы на мачте оба рея. Но когда ветер переходит в ураган, нужно уменьшить не только площадь парусов, но и облегчить мачты: чем меньше они нагружены, тем лучше переносят сильную качку. Поэтому Дик спустил оба рея на палубу. Когда работа была закончена -- а она отняла около двух часов, -- Дик Сэнд и его помощники взяли два рифа на марселе. У "Пилигрима" не было двойного марселя, какой ставят теперь на большинстве судов. Экипажу пришлось, как в старину, бегать по пертам, ловить хлопающий по ветру конец паруса, притягивать его и затем уже накрепко привязывать линями [43]. Работа была трудная, долгая и опасная; но в конце концов площадь марселя была уменьшена, и шхуна-бриг пошла ровнее. Дик Сэнд, Бат и Остин спустились на палубу только тогда, когда "Пилигрим" был подготовлен к плаванию при очень свежем ветре, как называют моряки погоду, именуемую на суше бурей. В течение следующих трех дней--20, 21 и 22 февраля -- ни сила, ни направление ветра заметно не измени-- лись. Барометр неуклонно падал, и двадцать второго Дик отметил, что он стоит ниже двадцати восьми и семи десятых дюйма [44] Не было никакой надежды на то, что барометр начнет в ближайшие дни подниматься. Небо грозно хмурилось, пронзительно свистел ветер. Над морем все время стоял туман. Темные тучи так плотно затягивали небо, что почти невозможно было определить место восхода и захода солнца. Дик Сэнд начал тревожиться. Он не покидал палубы, он почти не спал. Но силой воли он заставлял себя хранить невозмутимый вид. Двадцать третьего февраля утром ветер как будто начал утихать, но Дик Сэнд не верил, что погода улучшится. И он оказался прав: после полудня задул крепкий ветер, и волнение на море усилилось. Около четырех часов пополудни Негоро, редко покидавший свой камбуз, вышел на палубу. Динго, очевидно, спал в каком-нибудь уголке: на этот раз он, против своего обыкновения, не залаял на судового кока. Молчаливый, как всегда, Негоро с полчаса простоял на палубе, пристально всматриваясь в горизонт. По океану катились длинные волны. Они сменяли одна другую, но еще не сталкивались. Волны были выше, чем обычно бывают при ветре такой силы. Отсюда следовало заключить, что неподалеку на западе свирепствовал сильнейший шторм и что он в самом скором времени догонит корабль. Негоро обвел глазами взбаламученную водную ширь вокруг "Пилигрима", а затем поднял к небу всегда спокойные холодные глаза. Вид неба внушал тревогу. Облака перемещались с неодинаковой скоростью -- верхние тучи бежали гораздо быстрее нижних. Нужно было ожидать, что в непродолжительном времени воздушные потоки, несущиеся в небе, опустятся к самой поверхности океана. Тогда вместо очень свежего ветра разыграется буря, то есть воздух будет перемещаться со скоростью сорок три мили в час. Негоро либо ничего не смыслил в морском деле, либо это был человек бесстрашный: на лице его не отразилось ни тени беспокойства. Больше того: злая улыбка скривила его губы. Можно было подумать, что такое состояние погоды скорее радует, чем огорчает его. Он влез верхом на бушприт и пополз к бом-утлегарю. Казалось, что он силится что-то разглядеть на горизонте. Затем он спокойно слез на палубу и, не вымолвив ни слова, скрылся в своей каюте. Среди всех этих тревожных предзнаменований одно обстоятельство оставалось неизменно благоприятным для "Пилигрима": ветер, как бы силен он ни был, оставался попутным. Все на борту знали, что, превратись он даже в ураган, "Пилигрим" только скорее приблизится к американскому берегу. Сама по себе буря еще ничем не угрожала такому надежному судну, как "Пилигрим", и действительные опасности начнутся лишь тогда, когда нужно будет пристать к незнакомому берегу. Эта мысль весьма беспокоила Дика Сэнда. Как поступить, если судно очутится в виду пустынной земли, где нельзя найти лоцмана или рыбака, знающего ее берега? Что делать, если непогода заставит искать убежище в каком-нибудь совершенно неизвестном уголке побережья? Без сомнения, сейчас еще не время было ломать себе голову над такими вопросами, но рано или поздно они могут возникнуть, и тогда нужно будет решать быстро. Что ж, когда настанет час, Дик Сэнд примет решение! В продолжение следующих тринадцати дней -- от 24 февраля до 9 марта -- погода почти не изменилась. Небо по-прежнему заволакивали тяжелые, темные тучи. Иногда ветер утихал, но через несколько часов снова начинал Дуть с прежней силой. Раза два-три ртутный столб в барометре начинал ползти вверх; но, поднявшись на несколько линий, снова падал. Колебания атмосферного давления были резкими, и это не предвещало перемены погоды к лучшему, по крайней мере на ближайшее время. Несколько раз разражались сильные грозы; они очень тревожили Дика Сайда. Молнии ударяли в воду в расстоянии всего лишь одного кабельтова от судна. Часто выпадали проливные дожди, и "Пилигрим" теперь почти все время был окружен густым клубившимся туманом. Случалось, вахтенный часами ничего не мог разглядеть, и судно шло наугад. Корабль хорошо держался на волнах, но его все-таки жестоко качало. К счастью, миссис Уэлдон прекрасно выносила и боковую и килевую качку. Но бедный Джек очень мучился, и мать заботливо ухаживала за ним. Кузен Бенедикт страдал от качки не больше, чем американские тараканы, в обществе которых он проводил все свое время. По целым дням энтомолог изучал свои коллекции, словно сидел в своем спокойном кабинете в Сан-Франциско. По счастью, и Том и остальные негры не были подвержены морской болезни: они по-прежнему исполняли все судовые работы по указанию молодого капитана. А уж он-то сам давно привык ко всякой качке на корабле гонимом буйным ветром. "Пилигрим" быстро несся вперед, несмотря на малую парусность, и Дик Сэнд предвидел, что скоро придете" еще уменьшить ее. Однако он не спешил с этим, пока не было непосредственной опасности. По расчетам Дика, земля была уже близко. Он приказал вахтенным быть настороже. Но молодой капитан не надеялся, что неопытные матросы заметят издалека появление земли. Ведь недостаточно обладать хорошим зрением, чтобы различить смутные контуры земли на горизонте, затянутом туманом. Поэтому Дик Сэнд часто сам взбирался на мачту и подолгу вглядывался в горизонт. Но берег Америки все не показывался. Молодой капитан недоумевал. По нескольким словам,! вырвавшимся у него, миссис Уэлдон догадалась об этом. Девятого марта Дик Сэнд стоял на носу. Он то смотрел на море и на небо, то переводил взгляд на мачты "Пилигрима", которые гнулись под сильными порывами ветра. -- Ничего не видно, Дик? -- спросила миссис Уэлдон, когда юноша отвел от глаз подзорную трубу. -- Ничего, миссис Уэлдон, решительно ничего... А между тем ветер--кстати, он как будто еще усиливается -- разогнал туман на горизонте... -- А ты по-прежнему считаешь, что теперь американский берег недалеко? -- Несомненно, миссис Уэлдон. Меня очень удивляет, что мы еще его не видим. -- Но корабль ведь все время шел правильным курсом? -- О да! Все время, с тех пор как подул северо-западный ветер, -- ответил Дик Сэнд. -- Если помните, это произошло десятого февраля, в тот злополучный день, когда погиб капитан Гуль и весь экипаж "Пилигрима". Сегодня девятое марта, значит, прошло двадцать семь дней! -- На каком расстоянии от материка мы были тогда? -- спросила миссис Уэлдон. -- Примерно в четырех тысячах пятистах милях, миссис Уэлдон. Если что-нибудь другое и может вызывать у меня сомнения, то уж в этой цифре я уверен. Ошибка не может превышать двадцать миль в ту или другую сторону. -- Ас какой скоростью шел корабль? -- С тех пор как ветер усилился, мы в среднем проходим по сто восемьдесят миль в день. Поэтому-то я и удивлен, что до сих пор не видно земли. Но еще удивительнее то, что мы за последние дни не встретили ни одного корабля, а между тем эти воды часто посещаются судами. -- Не ошибся ли ты в вычислении скорости хода? -- спросила миссис Уэлдон. -- Нет, миссис Уэлдон! На этот счет я совершенно спокоен. Никакой ошибки быть не может. Лаг бросали каждые полчаса, и я всякий раз сам записывал его показания. Хотите, я сейчас прикажу снова бросить лаг: вы увидите, что мы идем со скоростью десять миль в час, то есть с суточной скоростью свыше двухсот миль! Дик Сэнд позвал Тома и велел ему бросить лаг. Эту операцию старый негр проделывал теперь с большим искусством. Принесли лаг. Том проверил, прочно ли он привязав к линю, и бросил его за борт. Но едва он вытравил двадцать пять ярдов [45], как вдруг линь провис. -- Ах, капитан! -- воскликнул Том. -- Что случилось. Том? -- Линь лопнул! -- Лопнул линь? -- воскликнул Дик. -- Значит, лаг пропал! Старый негр вместо ответа показал обрывок линя. Несчастье действительно произошло. Лаг привязан был прочно, линь оборвался посредине. А между тем линь был скручен из прядей наилучшего качества. Он мог лопнуть только в том случае, если волокна на месте обрыва основа-, тельно перетерлись. Так оно и оказалось, Дик Сэнд убедился в этом, когда взял в руки конец линя. "Но почему | перетерлись волокна? Неужели от частого употребления лага? " -- недоверчиво думал юноша и не находил ответа на этот вопрос. Как бы там ни было, лаг пропал безвозвратно, и Дик Сэнд лишился возможности определять скорость движения судна. У него оставался только один прибор -- компас. Но Дик не знал, что показания этого компаса неверны! Видя, что Дик очень огорчен этим происшествием,: миссис Уэлдон не стала продолжать расспросы. С тяжелым сердцем она удалилась в каюту. Но хотя теперь уже нельзя было определять скорость хода "Пилигрима", а следовательно, и вычислять пройденный им путь, однако и без лага легко было заметить, что скорость судна не уменьшается. На следующий день, 10 марта, барометр упал до двадцати восьми и двух десятых дюйма [46] Это предвещало. приближение порывов ветра, несущегося со скоростью около шестидесяти миль в час. Безопасность судна требовала, чтобы площадь поднятых парусов была немедленно уменьшена, иначе судну грозила опасность. Дик Сэнд решил спустить фор-брам-стеньгу и грот-стеньгу, убрать основные паруса и следовать дальше только под стакселем и зарифленным марселем. Он вызвал Тома и всех его товарищей на палубу -- этот трудный маневр мог выполнить только весь экипаж сообща. К несчастью, уборка парусов требовала довольно продолжительного времени, а между тем буря с каждой минутой все усиливалась. Дик Сэнд, Остин, Актеон и Бат поднялись на реи. Том встал у штурвала, а Геркулес остался на палубе, чтобы травить шкоты, когда это понадобится. После долгих безуспешных попыток фор-брам-стеньгу и грот-стеньга были, наконец, спущены. Мачты так раскачивались и ветер задувал с такой бешеной силой, что этот маневр едва не стоил жизни смельчакам матросам -- сотни раз они рисковали полететь в воду. Затем взяли рифы на марселе, фок убрали, и шхуна-бриг не несла теперь других парусов, кроме стакселя и зарифленного марселя. Несмотря на малую парусность, "Пилигрим" продолжал быстро нестись по волнам. Двенадцатого марта погода стала еще хуже. В этот день, взглянув на барометр, Дик Сэнд похолодел от ужаса: ртутный столб упал до двадцати семи и девяти десятых дюйма [47]. Это предвещало сильнейший ураган. "Пилигрим" не мог нести даже немногих оставленных парусов. Видя, что ветер, того и гляди, изорвет марсель, Дик Сэнд приказал убрать парус. Но приказание его запоздало. Страшный шквал, налетевший в это время на судно, мигом сорвал и унес парус. Остина, находившегося на брам-рее, ударило свободным концом гордея. Он получил довольно легкий ушиб и мог сам спуститься на палубу. Дика Сэнда охватила страшная тревога: по его расчетам с минуты на минуту должен был показаться берег, и он боялся, что мчавшееся с огромной скоростью судно с разбегу налетит на прибрежные рифы. Он бросился на нос и стал вглядываться в даль. Однако впереди не было видно никаких признаков земли. Дик вернулся к штурвалу. Через минуту на палубу вышел Негоро. Словно против воли, он вытянул руку, указывая на какую-то точку на горизонте. Можно было подумать, что он видит знакомый берег в тумане... Снова злая усмешка мелькнула на лице португальца, и, не промолвив ни слова, он вернулся в камбуз. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Остров на горизонте В этот день разразился ураган -- самая ужасная форма бури. Воздушные потоки неслись теперь с юго-запада со скоростью девяносто миль в час. Это был настоящий ураган, один из тех, которые швыряют на берег суда, стоящие в порту на якорях, срывают с домов крыши и валят на землю прочные строения. Таков был ураган, разрушивший 23 июля 1825 года Гваделупу. Если ураганный ветер может сбросить с лафетов тяжелые орудия, то легко себе представить, как он швыряет судно, не имеющее другой точки опоры, кроме разбушевавшихся волн. Но в этой подвижности и заключается для корабля единственная надежда на спасение. Корабль не пытается противостоять страшным порывам ветра, он уступает и" и, если только его конструкция прочна, он может устоят перед любым неистовством бури. Так было и с "Пилигримом". Через несколько минут после того, как ветер унес марсель, новый порыв изодрал в клочья стаксель. Ди Сэнд не мог поставить даже трисель, хотя этот маленький| кусок прочной парусины значительно облегчил бы управление судном. Все паруса на "Пилигриме" были убраны, но ветер давил на корпус судна, на мачты, на такелаж, и корабль мчался с огромной скоростью. Порой казалось даже, что он выскакивает из волн и мчится, едва касаясь воды. Судне отчаянно подбрасывало на громадных валах, катившихся по океану, и эта килевая качка была страшна. Но волны угрожали судну и предательским ударов сзади, потому что целые горы воды неслись по морю, " скорее, чем шхуна-бриг. Когда корма недостаточно быстро поднималась на гребень набегавшего сзади вала, он грозил обрушиться на нее и утопить корабль. В этом-то и заключалась главная опасность для судов, убегающих от бури. Но как бороться с этой опасностью? Ускорить ход "Пилигрима" было нельзя -- ведь на судне все паруса были убраны, а поставить их -- не уцелел бы даже крошечные лоскутик. Единственное, что оставалось делать, -- это держать нос вразрез волне при посредстве руля, но судно часто не слушалось руля. Дик Сэнд не отходил от штурвала. Он привязал себя веревкой, чтобы какая-нибудь шальная волна не смыла его в море. Том и Бат, также привязанные, стояли рядом, готовые прийти на помощь своему капитану. На носу дежурили, ухватившись за битенг [48]. Геркулес и Актеон. Миссис Уэлдон, маленький Джек, старая Нан и кузен Бенедикт, повинуясь приказу Дика Сэнда, не покидали свои каюты. Миссис Уэлдон охотнее осталась бы на палубе, но Дик категорически воспротивился этому -- он не мог позволить ей без нужды рисковать жизнью. Все люки были наглухо задраены. Дик надеялся, что они выдержат даже в том случае, если, по несчастью, волна обрушится на судно. Но если они не выдержат тяжести воды, случится беда: корабль наполнится водой, потеряет плавучесть и пойдет ко дну. К счастью, "Пилигрим" был правильно нагружен, и, несмотря на страшную качку, груз в трюмах не сдвинулся с места. Дик еще больше сократил часы, отведенные им для сна. Миссис Уэлдон начала даже тревожиться, как бы он не заболел от переутомления. Она настояла, чтобы Дик хотя бы ненадолго лег спать. В ночь с 13 на 14 марта, в то время как Дик отдыхал, произошло следующее. Том и Бат находились на корме. Негоро -- он редко появлялся в этой части корабля -- неожиданно подошел к ним и даже попытался завести разговор. Но ни старин Том, ни его сын ничего не ответили ему. Вдруг судно резко накренилось на борт. Негоро упал и, наверное, был бы снесен в море, если бы не успел уцепиться за нактоуз. Том вскрикнул: он испугался за компас. Дик Сэнд, расслышав сквозь сон этот крин, мгновенно выбежал на палубу и бросился на корму. Но Негоро уже поднялся на ноги. В руках у него был железный брусок, который он вынул из-под нактоуза. Он выбросил этот брусок в воду, прежде чем Дик увидел его. Значит, Негоро хотел, чтобы стрелка компаса снова указывала правильное направление? По-видимому, юго-западный ветер, гнавший теперь судно вперед, служил его тайным целям. -- Что случилось? -- спросил юноша. -- Да вот проклятый кок упал на компас! -- ответил Том. В страшной тревоге Дик нагнулся к нактоузу -- он был невредим, и компас, освещенный лампочками, по-прежнему покоился на двух концентрических кругах своего подвеса. Молодой капитан вздохнул с облегчением. Если бы испортился единственный компас, это было бы непоправимым несчастьем. Но Дик Сенд не мог знать, что после того, как из-под нактоуза был убран железный брусок, стрелка компаса заняла вновь нормальное положение и указывала своим острием прямо на магнитный полюс. Негоро нельзя было винить за то, что он упал на компас (это могло быть простой случайностью), но все же Дик Сенд вправе был удивиться, застав его в такой поздний час на корме судна. -- Что вы делаете здесь? -- спросил он. -- То, что мне нравится, -- отвечал Негоро. -- Что вы сказали?.. -- сердито крикнул Дик. -- Я сказал, -- спокойно ответил судовой кок, -- что нет правила, которое запрещало бы гулять по корме. -- Такого правила не было, но с этого часа я его устанавливаю, -- сказал Дик Сенд. -- Я запрещаю вам ходить на корму! -- Вот как! -- насмешливо протянул Негоро. И этот человек, обычно так хорошо владевший собой, сделал угрожающее движение. Молодой капитан выхватил из кармана револьвер и прицелился в судового кока. -- Негоро, -- сказал он, -- знайте, что я никогда не расстаюсь с револьвером и что при первом же случае нарушения дисциплины я прострелю вам голову! Негоро вдруг почувствовал, что какая-то непреодолимая сила клонит его к палубе. Это Геркулес положил свою тяжелую руку ему на плечо. -- Капитан Сенд, -- сказал великан, -- разрешите мне выбросить этого негодяя за борт? Акулы будут довольны. Они ведь ничем не брезгуют. -- Нет, еще не время, Геркулес, -- ответил Дик Сенд. Негоро выпрямился, когда гигант снял руку с его плеча. Проходя мимо Геркулеса, он пробормотал сквозь зубы: -- Погоди, проклятый негр, ты дорого заплатишь мне за это! Направление ветра изменилось, по крайней мере так подумал Дик Сенд, посмотрев на компас, -- он перескочил сразу на четыре руьба. Юношу очень удивило, что такая резкая перемена никак не отразилась на море. Судно шло прежним курсом, но волны, вместо того чтобы ударять в корму, били теперь под углом в левый борт. Такое положение было опасным, и Дику Сенду пришлось, спасаясь от этих коварных ударов волн, изменить курс на четыре румба. Тревожные мысли не давали покоя молодому капитану. Он спрашивал себя, не существовало ли связи между сегодняшним нечаянным падением Негоро и поломкой первого компаса. Зачем пришел на корму судовой кок? Что ему было делать там? Может быть, он почему-либо заинтересован в том, чтобы и второй компас пришел в негодность? Для чего это могло ему понадобиться? Дик не мог найти объяснения этой загадке. Ведь Негоро не меньше, чем все остальные, должен был желать поскорее добраться до американского материка. Мисс Уэлдон, когда Дик Сенд рассказал ей об этом происшествии, заметила, что и она не доверяет Негоро, но не видит оснований подозревать его в предумышленной порче навигационных приборов. Все же осторожности ради Дик решил постоянно наблюдать за Негоро. Не довольствуясь этим, он переселил Динго на корму, зная что судовой кок избегает собаки. Но Негоро помнил запрет молодого капитана и больше не показывался на корме, где ему решительно нечего было делать по своим служебным обязанностям. Всю неделю буря свирепствовала с прежней силой. Барометр упал еще ниже. С14 по 26 марта ветер не спадал ни на минуту, так что нельзя было выбрать момента затишья, чтобы поставить паруса. "Пилигрим" несся на северо-восток со скоростью не менее двухсот миль в сутки, а земля все не показывалась! Между тем эта земля -- континент Америки -- огромным барьером протянулась более чем на сто двадцать градусов между Тихим и Атлантическим океанами. Дик Сенд спрашивал себя, не потерял ли он рассудка, не совершил ли он какой-нибудь ужасной ошибки в счислении -- ошибки, вследствие которой "Пилигрим" уже много дней идет по неправильному курсу. Но нет, он не мог так ошибиться. Солнце, хоть и пряталось за тучами, неизменно всходило перед носом корабля и закатывалось позади кормы. Что же в таком случае произошло с землей, о которую его корабль мог разбиться? Куда девалась эта Америка, если ее нет здесь? Северная или Южная Америка -- все было возможно в этом хаосе, -- но к одной из двух должен был пристать "Пилигрим". Что произошло с начала этой ужасной бури? Что происходит сейчас, если этот берег -- к счастью или несчастью путников -- все не появлялся перед их глазами? И не следовало ли предположить, что компас обманул их? Ведь Дик не мог проверять его показания после того, как был испорчен второй компас. Предположение это все крепло у Дика, потому что только оно одно могло объяснить, почему до сих пор не видно никакой земли. Все время, свободное от дежурства у штурвала, Дик внимательно изучал карту. Но сколько он ни вопрошал карту, он не находил объяснения непостижимой загадке. Около восьми часов утра 26 марта произошло событие величайшей важности. Вахтенный -- это был Геркулес -- вдруг закричал: -- Земля! Земля! Дик Сэнд ринулся на бак. Геркулес не был моряком. Может быть, глаза обманывали его? -- Где земля? -- крикнул Дик. -- Там! -- ответил Геркулес, указывая рукой на едва различимую точку в северо-восточной части горизонта. Голос его был едва слышен среди отчаянного рева ветра и моря. -- Вы видели землю? -- переспросил юноша. -- Да! -- ответил Геркулес, кивая головой. И он снова протянул руку, указывая на северо-восток юноша вперил глаза вдаль... и ничего не увидел. В эту минуту, нарушая обещание, данное Дику, на палубу вышла миссис Уэлдон -- она услышала восклицание Геркулеса. -- Миссис Уэлдон! -- крикнул Дик. Слов миссис Уэлдон нельзя было расслышать; она те же пыталась разглядеть землю, которую заметил Геркулес, и, казалось, вся жизнь ее сосредоточилась в этом взгляде. Но, очевидно, Геркулес указывал неверное направление -- ни миссис Уэлдон, ни Дик ничего не обнаружили на горизонте. Но вдруг Дик в свою очередь вытянул руку вперед. -- Да! Земля! Земля! -- крикнул он. В просвете между тучами показалось что-то похоже на горную вершину. Глаза моряка не могли ошибиться это была земля. -- Наконец-то, наконец-то! -- повторял он вне себя радости. Дик крепко ухватился за поручни; миссис Уэлдон поддерживал Геркулес, она не сводила глаз с земли, которую уже не чаяла увидеть. Берег находился в десяти милях с подветренной стороны, по левому борту. Просвет между тучами увеличился, показался кусок неба. И теперь уже явственно можно было различить высокую вершину горы. Без сомнения, это был какой-нибудь мыс па американском континенте. "Пилигрим", плывший с оголенными мачтами, не мог держать курс на этот мыс. Но судно неизбежно должно было подойти к земле -- это стало вопросом нескольких часов. Было уже восемь часов утра; значит, до наступления полудня "Пилигрим" подойдет к самому берегу. По знаку юного капитана Геркулес отвел в каюту миссис Уэлдон: в такую сильную качку она не могла бы сама пройти по палубе. Постояв еще минутку на носу, молодой капитан вернулся к штурвалу, у которого стоял Том. Наконец-то Дик увидел эту долгожданную и такую желанную землю! Почему же вместо радости он испытывал страх? Потому что появление земли под ураганным ветром перед быстро несущимся кораблем означало крушение со всеми его ужасными последствиями. Прошло два часа. Скалистый мыс был уже виден на траверсе [49]. В этот момент Негоро снова появился на палубе. Он пристально посмотрел на берег, кивнул головой с многозначительным видом человека, знающего то, чего не знают другие, и, пробормотав какое-то слово, которое никто не расслышал, тотчас же ушел на свой камбуз. Дик Сэнд тщетно старался разглядеть за мысом низкую линию побережья. На исходе второго часа мыс остался справа за кормой судна, но очертания берега все еще не обрисовались. Между тем горизонт прояснился, и высокий американский берег, окаймленный горной цепью Анд, должен был бы отчетливо виднеться даже на расстоянии двадцати миль. Дик Сэнд вооружился подзорной трубой и, медленно переводя ее, осмотрел всю восточную сторону горизонта. Земли в виду не было. В два часа пополудни замеченная утром земля исчезла бесследно позади "Пилигрима". Впереди подзорная труба не могла обнаружить ни высоких, ни низких берегов. Тогда Дик, громко вскрикнув, бросился вниз по трапу и вбежал в капоту, где находились миссис Уэлдон, маленький Джек, Нан и кузен Бенедикт. -- Остров! Это был остров! -- воскликнул он. -- Только остров! -- Остров, Дик? Но какой? -- спросила миссис Уэлдон. -- Сейчас посмотрим по карте! -- ответил юноша. и, сбегав в каюту, он принес корабельную карту. -- Вот, миссис Уэлдон, вот! -- сказал он, развернув карту. -- Земля, которую мы заметили, может быть только этой точкой, затерянной среди Тихого океана. Это остров Пасхи. Других островов в этих местах нет. -- Значит, земля осталась позади? -- спросила миссис Уэлдон. -- Да, нас уже далеко отнесло ветром... Миссис Уэлдон пристально всматривалась в едва заметную точку на карте -- остров Пасхи. -- На каком расстоянии от американского берега находится этот остров? -- В тридцати пяти градусах. -- Сколько это миль? -- Около двух тысяч. -- Но, значит, "Пилигрим" почти не сдвинулся с места! Как могло случиться, что мы все еще находимся так далеко от земли? -- Миссис Уэлдон... -- начал Дик Сэнд и несколько раз провел рукой по лбу, как бы для того чтобы собраться с мыслями. -- Я не знаю... Я не могу объяснить... Да, не могу... Разве что компас у нас неисправен... Но этот остров может быть только островом Пасхи -- ветер все время гнал нас к северо-востоку... Да, это остров Пасхи, и надо; бога благодарить, что мы, наконец, узнали, где мы находимся. Мы в двух тысячах миль от берега -- что ж!.. | Зато я теперь знаю, куда нас загнала буря! Когда она утихнет, мы высадимся на американском побережье. У нас есть надежда на спасение! По крайней мере теперь наш корабль не затерян в беспредельности Тихого океана. Уверенность молодого капитана передалась всем окружающим. Даже миссис Уэлдон повеселела. Несчастным путешественникам казалось, что уже все беды миновали и "Пилигрим" как будто находится близ надежной гавани и надо теперь только подождать прилива, чтобы войти в нее. Остров Пасхи -- его настоящее название Вай-Гу, или Рап-Нуи, -- был открыт Давидом в 1686 году; его посетили Кук и Лаперуз. Он расположен под 27В° южной широты и 112В° восточной долготы. Так выяснилось, что шхуна-бриг на пятнадцать градусов уклонилась на север от своего курса. Дик Сэнд приписал это буре, которая гнала корабль на северо-запад. Итак, "Пилигрим" все еще находился в двух тысячах миль от суши. Если ветер будет дуть с той же ураганной силой, судно пробежит это расстояние дней за десять и достигнет побережья Южной Америки. Но неужели за это время погода не улучшится? Неужели нельзя будет поднять паруса даже тогда, когда "Пилигрим" окажется в виду земли? Дик Сэнд надеялся на это, он говорил себе, что ураган, бушующий уже много дней подряд, в конце концов утихнет. Появление острова Пасхи юноша считал счастливым предзнаменованием: ведь теперь он точно знал, в каком месте океана находится "Пилигрим". Это вернуло ему веру в самого себя и надежду на благополучный исход путешествия. Да, словно по милости провидения, путники заметили средь беспредельного простора океана одинокий остров, малую точку, и это сразу подняло в них бодрость. Корабль их все еще был игрушкой ветра, но по крайней мере они плыли теперь не вслепую. Прочно построенный и хорошо оснащенный "Пилигрим" мало пострадал от неистовых натисков бури. Он лишился только марселя и стакселя, но этот ущерб нетрудно будет возместить. Ни одна капля воды не просочилась внутрь судна сквозь тщательно законопаченные швы корпуса и палубы. Помпы были в полной исправности. В этом отношении опасность не грозила "Пилигриму". Но ураган все еще продолжал бушевать, и казалось -- ничто не могло умерить ярость стихий. Молодой капитан в какой-то мере вооружил свое судно для борьбы с ними, но не в его силах было заставить ветер утихнуть, волны -- успокоиться, небо -- проясниться... На борту своего корабля он был первым после бога, а за бортом -- один лишь бог повелевал ветрами и волнами. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. "Земля! Земля! " Надеждам Дика как будто суждено было сбыться. Уже на другой день, 27 марта, ртутный столбик барометра поднялся, правда, всего на несколько делений. Увеличение атмосферного давления было незначительным, но, обещало быть стойким. Буря, очевидно, шла на убыль, и хотя волнение на море было очень велико, ветер начал Опадать и поворачивать к западу. Дик понимал, что еще рано думать о том, чтобы ставить паруса. Ветер сорвал бы даже самый малый клочок парусины. Все же молодой капитан надеялся, что не позже как через двадцать четыре часа можно будет поставить хотя бы один из стакселей. И верно: ночью ветер заметно ослабел, да и качка уже не так свирепо встряхивала корабль, а ведь накануне она грозила разнести его на куски. Утром на палубу начали выходить пассажиры. Они уже не опасались, что внезапно набежавшая волна смоет их за борт. Миссис Уэлдон первая покинула каюту, где она по требованию Дика просидела взаперти все время, пока длилась буря. Она подошла к Дику. Сверхчеловеческая сила воли этого юноши помогла ему преодолеть неслыханные трудности. Он стоял похудевший, побледневший, обветренный. Тяжелее всего в его возрасте были, может быть, бессонные ночи. Казалось, силы отважного юноши должны были ослабеть. Но нет, его мужественная натура устояла перед всеми испытаниями. Быть может, перенесенные лишения когда-нибудь и скажутся на нем. Но сейчас не время было сдаваться, говорил себе! Дик. И миссис Уэлдон видела, что он так же полон энергии, как и раньше. К тому же у смелого юноши появилась теперь уверенность в своих действиях -- ее насильно не внушишь, а сколько она прибавляет силы! -- Дорогой мой мальчик, мой дорогой капитан! -- сказала миссис Уэлдон, протягивая ему руку. -- Ах, миссис Уэлдон, -- улыбаясь, ответил Дик, -- вы не слушаетесь своего капитана. Ну зачем вы вышли на палубу? Я ведь просил вас... -- Да, я ослушалась тебя, -- призналась миссис Уэлдон, -- но что-то подсказало мне, что буря проходит. -- В самом деле, погода улучшается, миссис Уэлдон, -- ответил юноша. -- Вы не ошиблись. Со вчерашнего дня столбик ртути в барометре не понизился. Ветер утихает, и мне кажется, что самое тяжелое уже позади. -- Дай бог, дорогой мой, дай бог! Но сколько ты выстрадал, бедный мальчик! Знаешь, ты вел себя как... -- Я только выполнил свой долг, миссис Уэлдон. -- Теперь тебе необходимо отдохнуть. -- Отдохнуть? -- возразил юноша. -- Я нисколько не нуждаюсь в отдыхе, миссис Уэлдон. Я чувствую себя великолепно и надеюсь продержаться до конца. Вы назначили меня капитаном "Пилигрима", и я сохраню это звание до тех пор, пока все пассажиры моего корабля не окажутся в безопасности! -- Дик, -- сказала миссис Уэлдон, -- ни я, ни мой муж никогда не забудем того, что ты сделал! -- Ну что вы... миссис Уэлдон! -- пробормотал Дик. -- Господь бог нам помог. -- Милый мой мальчик, я повторяю, ты вел себя как настоящий мужчина. Ты проявил себя умелым и достойным командиром судна. И в недалеком будущем, как только ты закончишь свое образование, ты станешь капитаном судна, принадлежащего торговому дому Джемса Уэлдона. Я уверена, что мой муж скажет то же самое. -- Я... я... -- начал Дик, и глаза его наполнились слезами. -- Дик, -- продолжала миссис Уэлдон, -- ты был нашим приемным сыном, а теперь ты поистине родной мой сын. Ты спас свою мать и своего маленького брата Джека! Дорогой мой, дай я тебя поцелую за мужа и за себя! Миссис Уэлдон не могла сдержать свое волнение. Сердце этой мужественной женщины было переполнено, и слезы выступили у нее на глазах, когда она обнимала юношу. Что сказать о чувствах, которые испытывал Дик? Он рад был бы отдать жизнь за своих благодетелей, больше чем жизнь, и ради них он заранее принимал все испытания, которые готовит ему будущее. После этого разговора Дик почувствовал себя сильнее. Он не сомневался, что сумеет привести судно в безопасный порт и спасти пассажиров. Только бы утих ветер, хотя бы настолько, чтобы можно было поставить паруса! Двадцать девятого марта ветер стал слабее. Дик решил поставить фок и марсель, чтоб увеличить скорость хода своего судна и вести его по определенному направлению. -- Друзья мои, -- сказал он матросам, поднявшись на палубу на заре этого дня. -- Идите сюда. Мне нужна ваша помощь. -- Мы готовы, капитан Сэнд, -- ответил за всех старик Том. -- Конечно, готовы! -- добавил Геркулес. -- В бурю нам нечего было делать, и я начал уже покрываться ржавчиной. -- А ты дул бы в паруса своим большим ртом, -- сказал маленький Джек. -- Я уверен, ты можешь дуть так же сильно, как ветер. -- Вот замечательная мысль, Джек! -- рассмеялся Дик Сэнд. -- Как только наступит штиль, мы попросим Геркулеса надувать наши паруса. -- Прикажите только, капитан Сэнд, -- ответил великан, надувая щеки, как Борей. -- Начнем с того, друзья мои, -- сказал Дик, -- что поставим новый марсель на смену изодранному бурей. Работа нелегкая, но ее нужно сделать. -- Сделаем! -- ответил Актеон. -- А мне можно вам помогать? -- спросил маленький Джек, всегда готовый трудиться вместе с матросами. -- Разумеется, Джек, -- ответил Дик Сэнд. -- Ты станешь за штурвал с нашим другом Батом и будешь помогать ему править. Конечно, маленький Джек с гордостью принял свою новую должность помощника рулевого. -- А теперь, -- продолжал Дик Сэнд, -- за дело! Только помните, друзья: не рисковать собой без нужды! Негры энергично взялись за дело под