не произойдет каких-нибудь новых инцидентов, мы должны проявить полное безразличие. - Пусть будет безразличие! - воскликнул Господин не очень-то одобрительно. - Вопрос еще, как наши остальные товарищи примирятся с этим... Предупреждаю тебя, Иван, они взбешены... - По твоей вине, Господин. - Не по моей, Иван. Достаточно одного лишь пренебрежительного взгляда, одного резкого слова, чтобы произошел взрыв! - Ладно! - с улыбкой воскликнул Иван. - Взрыва не произойдет, дружище, мы примем меры и смочим порох в шампанском! Сам здравый смысл подсказывал этот ответ наиболее мудрому из юношей. Но остальные были сильно взвинчены... Внемлют ли они этим призывам к осторожности?.. Как еще кончится день?.. Не выльется ли празднество в столкновение?.. Если даже со стороны славян и не последует вызова, не бросят ли вызов немцы?.. Всего можно было опасаться. Не удивительно поэтому, что ректор университета испытывал серьезное беспокойство. Как ему было известно, с некоторых пор политическая борьба, или во всяком случае борьба между славянами и германцами, весьма обострилась среди студентов. Значительное большинство из них отстаивало старые традиции университета, сохранившиеся со времен его основания. Правительство знало, что здесь имеется сильный очаг сопротивления попыткам русификации Прибалтийских областей. Разве мог ректор предвидеть последствия волнений, которые вспыхнули бы в связи с этим?.. Следовало быть настороже. Ведь как ни древен, как ни почитаем. Дерптский университет - и его не пощадит императорский указ, если он превратится в центр возмущения против прославянских преобразований. Поэтому ректор очень внимательно следил за настроениями студентов. Да и преподаватели, в большинстве своем приверженцы немцев, тоже опасливо поглядывали на них... Разве можно заранее предвидеть, до чего дойдет молодежь, если увлечется политической борьбой?.. По правде говоря, в этот день влияние одного человека оказалось сильнее влияния ректора. Этим человеком был Иван Николев. Если ректору не удалось добиться, чтобы Карл Иохаузен и его друзья отказались от своей затеи не допускать Ивана и его товарищей на банкет, то Николев добился от Господина и остальных, чтобы они не нарушали празднества. Они не войдут в зал, где состоится банкет, и не будут отвечать русскими песнями на немецкие - при одном условии: немцы не должны их ни задирать, ни оскорблять. Но разве можно было ручаться за эти возбужденные вином головы?.. Поэтому Иван Николев и его товарищи решили собраться вне стен университета, по-своему отпраздновать его юбилей и сохранять спокойствие, если никто не осмелится его нарушить. Между тем время шло. Толпа студентов собралась на большом университетском дворе. Занятий в этот день не было. Ничего другого не оставалось делать, как разгуливать группами по двору, косясь друг на друга и избегая нежелательных встреч. Можно было опасаться, что еще до банкета какая-нибудь случайность послужит поводом к вызову, а затем и к открытой стычке. При таком возбуждении умов, вероятно, было бы разумнее вообще запретить празднество?.. Однако такой запрет мог вызвать протест корпораций и послужить поводом к волнениям, которые как раз и хотели предотвратить?.. Университет ведь не коллеж, где можно ограничиться выговором или добавочным заданием. Здесь придется прибегнуть к исключению, изгнать зачинщиков, а это уже серьезная мера. До четырех часов пополудни - часа, в который должен был состояться банкет, - Карл Иохаузен, Зигфрид и их друзья оставались во дворе. Многие студенты подходили к ним как бы за распоряжениями начальства и перекидывались с ними несколькими словами. Был пущен слух, что банкет будет запрещен, - впрочем, ложный слух: как уже сказано, такой запрет мог привести к вспышке. Но слуха этого оказалось достаточно, чтобы вызвать волнение и совещания в группах. Иван Николев с друзьями как ни в чем не бывало прогуливался по двору. По своему обыкновению, они держались в стороне, изредка встречая на своем пути студентов из других групп. Тогда они мерили друг друга взглядами, в которых можно было прочесть едва сдерживаемый вызов. Иван сохранял спокойствие и старался казаться безразличным. Но какого труда стоило ему удерживать Господина! Последний никогда не отворачивался, не опускал глаз, и взгляды его и Карла скрещивались, как две рапиры. Достаточно было самой малости, чтобы вызвать столкновение, которое, конечно, не ограничилось бы схваткой между ними двумя. Наконец пробил колокол, возвещавший о начале банкета, и Карл Иохаузен, во главе нескольких сот товарищей, направился в отведенный им просторный зал. Вскоре во дворе не осталось никого, кроме Ивана Николева, Господина и около пятидесяти славянских студентов, которые все медлили вернуться домой к своим домочадцам или в приютившие их семьи. Поскольку ничего их здесь не удерживало, разумнее всего было бы тотчас же уйти. Таково было и мнение Ивана Николева. Однако напрасно старался он убедить в этом своих товарищей. Казалось, что Господина и других удерживали здесь какие-то цепи, их как магнитом тянуло в зал торжественного собрания. Так продолжалось минут двадцать. Студенты молча шагали по двору, время от времени приближаясь к выходившим на двор открытым окнам зала. Чего же они ждали? Чего хотели? Услышать шумные голоса, доносившиеся до них, ответить на обидные слова, обращенные к ним?.. Так или иначе, собравшиеся в зале не стали дожидаться конца банкета, чтобы петь и произносить тосты. Они разгорячились от первых же бокалов вина. Увидев через открытые окна, что Иван Николев и его друзья находятся достаточно близко, они воспользовались этим для личных выпадов. Иван сделал еще одну последнюю попытку уговорить товарищей. - Уйдемте отсюда... - сказал он. - Нет! - ответил Господин. - Нет! - в один голос поддержали остальные. - Значит, вы отказываетесь меня слушать и следовать за мной?.. - Мы хотим услышать, какие дерзости позволят себе эти пьяные германцы. И если нам не понравятся их слова, - ты сам, Иван, последуешь за нами! - Идем, Господня, - сказал Иван, - я настаиваю. - Подожди, - возразил Господин, - через несколько минут ты сам не захочешь уйти! Возбуждение в зале все усиливалось: шум голосов вперемежку со звоном стаканов, возгласы, крики "хох" громыхали, как выстрелы. Собравшиеся затянули хором во весь голос протяжную песню. Это была однообразная, в ритме на три четверти, песня, широко распространенная в немецких университетах: Gaudeamus igitur, Juvenes dum sumus! Post jucundam juventutem, Post molestam senectutem Nos habebit humus! [Будем же радоваться, Пока мы молоды! После радостной юности, После тягостной старости Нас поглотит земля! (лат.)] Читатель согласится, что эти слова звучат довольно уныло и больше подходят для похоронного напева. Все равно что петь на десерт "De profundis" [Из бездны (взывал я к тебе, господи) - начало одного из псалмов (лат.)]. В общем, эта песня совершенно в характере германцев. Вдруг на дворе раздался голос, который запел: "О Рига, кто сделал тебя столь прекрасной?.. Это сделали порабощенные латыши! Да грядет день, когда мы сможем откупить у немцев твой замок и заставить их плясать на раскаленных камнях!" Это Господин затянул могучую широкую русскую песню. Затем он и его товарищи хором запели "Боже царя храни", величественный и торжественный русский национальный гимн. Внезапно двери зала распахнулись, и около сотни студентов устремились во двор. Они окружили кучку славян, в центре которых стоял Иван Николев. Последний уже не был в состоянии сдерживать товарищей; крики и выходки противников выводили их из себя. Хотя Карла Иохаузена и не было еще здесь, чтобы подстрекать германцев, - он задержался в зале, - но те орали во все горло, прямо ревели свой "Gaudeamus igitur", стараясь заглушить русский гимн, мощная мелодия которого, несмотря на все их старания, все же пробивалась через этот шум и гам. В это время два студента, Зигфрид и Господин, готовые вот-вот броситься друг на друга, столкнулись лицом к лицу. Уж не они ли двое решат национальный спор?.. Не ввяжутся ли в ссору вслед за ними оба враждующих лагеря?.. Не превратится ли эта стычка в общую свалку, ответственность за которую будет нести весь университет?.. Услышав, с каким шумом и криком выбежали из зала студенты, ректор поспешил вмешаться. Вместе с несколькими преподавателями он переходил во дворе от группы к группе, стараясь успокоить готовых ринуться в драку юношей. Безуспешно. Ему не повиновались... Да и что мог он предпринять среди этих "истых германцев", число которых, по мере того как пустел зал, все росло и росло?.. Несмотря на то, что они были в меньшинстве, Иван Николев с товарищами стойко выдерживали сыпавшиеся на них угрозы и ругательства, не отступая ни на шаг. Вдруг Зигфрид, подойдя со стаканом в руке к Господину, плеснул ему вином в лицо. Это был первый удар, нанесенный в схватке, за ним последовало множество других. Однако лишь только Карл Иохаузен появился на ступеньках крыльца, как наступило затишье. Ряды расступились, и сын банкира приблизился к группе студентов, в которой находился сын учителя. Невозможно передать словами, как держал себя в эту минуту Карл Иохаузен. Его лицо выражало не гнев, а холодное высокомерие, переходящее, по мере того как он приближался к своему противнику, в презрение. У товарищей Ивана не могло быть сомнений: Карл направлялся сюда лишь для того, чтобы бросить в лицо их другу какое-нибудь новое оскорбление. На смену шуму и гаму наступила жуткая тишина. Все почувствовали, что спор двух враждующих корпораций университета разрешится столкновением между Иваном Никелевым и Карлом Иохаузеном. В это время Господин, забыв о Зигфриде, выждал, чтобы Карл приблизился еще на несколько шагов, и сделал попытку преградить ему путь. Однако Иван удержал его. - Это касается только меня! - сказал он просто. Да и в сущности он был прав, говоря, что это касается лично его. Поэтому, сохраняя полное хладнокровие, он отстранил рукой тех из своих друзей, которые намеревались вступиться. - Не мешай мне!.. - вне себя от ярости воскликнул Господин. - Я настаиваю! - произнес Иван Николев таким решительным тоном, что оставалось лишь подчиниться. Тогда, обращаясь к толпе студентов и стараясь быть услышанным всеми, он сказал: - Вас здесь сотни, а нас всего лишь пятьдесят!.. Нападайте же на нас!.. Мы будем защищаться, и вы нас раздавите!.. Но так могут поступать лишь трусы и подлецы!.. Крик ярости был ему ответом. Карл знаком показал, что хочет говорить. Снова водворилась тишина. - Да, - произнес он, - мы были бы подлецами!.. Но, может быть, кто-нибудь из славян согласен решить дело поединком?.. - Мы все к твоим услугам! - воскликнули товарищи Ивана. Но последний выступил вперед и заявил: - Этим славянином буду я. И если Карл добивается личного вызова, то я вызываю его... - Ты?.. - презрительным тоном воскликнул Карл. - Да, я! - отвечал Иван. - Выбери двух из твоих друзей... Я уже выбрал себе секундантов... - И это ты... ты собираешься драться со мной?.. - Да, я... завтра, если ты сейчас не готов... Немедленно, если ты согласен! Такие дуэли - не редкость среди студентов. И лучшее, что могут сделать власти, - закрывать на это глаза, так как чаще всего они кончаются благополучно. Правда, в данном случае противников обуревала такая ненависть, что можно было опасаться смертельного исхода. Карл скрестил руки, смерив Ивана с ног до головы презрительным взглядом. - Ах, вот как! - произнес он. - Ты даже выбрал секундантов?.. - Вот они, - ответил Иван, указывая на Господина и еще одного студента. - И ты думаешь, что они согласятся?.. - Еще как согласятся!.. - воскликнул Господин. - Ну, так вот, что касается меня, - оказал Карл, - есть вещь, на которую я никогда не соглашусь, - это драться с тобой, Иван Николев!.. - А почему бы это. Карл?.. - Потому что не дерутся на дуэли с сыном убийцы!.. 9. ОБВИНЕНИЕ Накануне в Риге, куда следователь Керсдорф, майор Вердер, доктор Гамин и г-н Франк Иохаузен вернулись в ночь с 15 на 16 апреля, произошли следующие события. Еще за двенадцать часов до их возвращения по городу разнесся слух, что в трактире "Сломанный крест" совершено убийство. Стало известно также и то, что жертва преступления - банковский артельщик Пох. Несчастного хорошо знали в городе. Его можно было ежедневно встретить на улице, когда с сумкой через плечо, держа под мышкой портфель, прикрепленный медной цепочкой к поясу, он шел по делам банка братьев Иохаузенов. Добрый и услужливый, со счастливым характером, всегда в хорошем расположении духа, всеми любимый и уважаемый, он имел лишь друзей - ни одного врага. Благодаря своему трудолюбию, примерному поведению, размеренному образу жизни и расположению, с которым к нему относились, он сделал кое-какие сбережения и после столь долгого ожидания должен был вот-вот жениться на Зинаиде Паренцовой. Его сбережения и сбережения жены могли обеспечить им счастливое будущее. Как раз через день нареченные супруги должны были предстать перед протестантским пастором, который благословил бы их брак. За этим последовало бы семейное торжество, на которое были приглашены коллеги Поха из других банков, чтобы повеселиться на их свадьбе. К тому же все были уверены, что братья Иохаузены почтут своим присутствием это торжество. Приготовления к нему были уже начаты, даже закончены... И вот Пох пал жертвой убийцы в каком-то трактире на одной из дорог Лифляндии!.. Известие это произвело потрясающее впечатление! И, к сожалению, не удалось избежать, чтобы Зинаида узнала о случившемся внезапно, без подготовки, из газеты, которая опубликовала одно лишь сообщение без всяких подробностей! Несчастную просто сразило это известие. Сначала соседи, потом г-жа Иохаузен выражали ей сочувствие и всячески поддерживали ее. Вряд ли бедная женщина придет в себя после такого жестокого удара! Между тем если жертву опознали, то убийца оставался неизвестен. За два дня, 14-е и 15-е, пока выехавшими на место судебными властями велось расследование, в публику не просочилось на этот счет никаких сведений. Оставалось лишь ждать возвращения следователя и полицейских, да и они, возможно, не открыли еще злодея. Что касается убийцы, кто бы он ни был, - он вызывал всеобщее омерзение. Самые строгие кары казались недостаточными за такое злодейство. Многие сожалели о времени, когда смертной казни предшествовали ужаснейшие пытки. Не следует забывать, что эта уголовная драма произошла в Прибалтийском крае, где, не говоря уже об отдаленных временах, еще совсем недавно правосудие прибегало к варварским приемам в отношении убийц. Сначала их жгли раскаленным докрасна железом, затем били плетьми, нанося тысячу, иногда до шести тысяч ударов, которые сыпались уже на труп. Некоторых заключенных замуровывали в стене, где они и умирали в муках голода. Если же от них хотели добиться каких-либо признаний, тогда их кормили исключительно солониной и соленой рыбой, не давая ни капли воды, - способ "допроса", который вырывал не одно признание. В настоящее время нравы значительно смягчились, настолько, что если для политических преступников и сохранена смертная казнь, то для уголовных она заменена каторжными работами в сибирских копях и рудниках. Но такое наказание для убийцы из трактира "Сломанный крест" не могло удовлетворить население Риги. Как сказано выше, уже были даны распоряжения о перевозке праха убитого в город. Дело не в том, что требовалось произвести новое освидетельствование трупа в Риге, - доктор Гамин тщательно отметил в составленном им протоколе освидетельствования характер и форму раны, а также отпечаток защелки ножа по ее краям, - но г-н Франк Иохаузен пожелал, чтобы похороны состоялись в городе, причем все расходы из жалости и расположения к банковскому артельщику он всецело взял на себя. Утром 16 апреля майор Вердер явился к своему начальнику полковнику Рагенову. Последний с нетерпением ожидал, чтобы майор доложил ему о ходе расследования, решив, если только обнаружен какой-нибудь след, пустить по нему своих лучших сыщиков. В дальнейшем будет видно, нужно ли ставить об этом в известность губернатора края. До получения более подробных сведений казалось, что здесь имело место самое заурядное уголовное преступление - убийство с целью грабежа. Майор доложил полковнику Рагенову о всех подробностях дела: об обстоятельствах, при которых совершено убийство, о различных найденных полицией уликах, о результатах освидетельствования трупа доктором Гаминым. - Вижу, - заметил полковник, - что ваши подозрения падают главным образом на неизвестного путешественника, проведшего ночь в корчме... - Главным образом, господин полковник. - А трактирщик Кроф не держал себя подозрительно во время следствия?.. - И нам, вполне естественно, приходило на ум, что убийцей может быть он, - ответил майор, - хотя в его прошлом и не к чему придраться. Однако после того, как мы обнаружили различные следы на подоконнике спальни незнакомца, который ушел из корчмы в такую рань, после того как в его комнате мы нашли кочергу, послужившую для взлома ставень, у нас не осталось больше сомнений в том, чьих это рук дело. - И все же надо последить за этим Крофом... - Само собой разумеется, господин полковник. Поэтому двое моих людей остались "а страже в доме, а Крофу приказано находиться в распоряжении судебных властей. - Итак, - настойчиво повторил полковник Рагенов, - вы не думаете приписать это убийство какому-нибудь злоумышленнику с большой дороги, который мог проникнуть в комнату своей жертвы?.. - Не могу утверждать решительно, - ответил майор, - но трудно допустить такую возможность, настолько догадки превращаются в уверенность при мысли о спутнике Поха. - Вижу, что у вас составилось определенное мнение, майор... - И мнение мое совпадает с мнением следователя Керсдорфа, доктора Гамина и господина Иохаузена... Заметьте, что этот путешественник все время старался не быть узнанным как по прибытии в трактир, так и когда уходил из него... - Он не сказал, куда он направляется по выходе из корчмы "Сломанный крест"?.. - Нет, не сказал, господин полковник. - Нельзя ли предположить, что, покидая Ригу, он намеревался поехать в Пернов?.. - Догадка эта вполне вероятна, господин полковник, хотя билет-то он взял до Ревеля. - Ни одного приезжего не замечено в Пернове четырнадцатого и пятнадцатого апреля?.. - Ни одного, - уверенно заявил майор Вердер. - А между тем полиция была начеку, ее в тот же день оповестили об убийстве... Куда направился неизвестный?.. Заходил ли он вообще в Пернов?.. Не бежал ли он скорее с награбленными деньгами из Прибалтийского края?.. - Действительно, майор, надо думать, что близость портов предоставила ему случай ускользнуть... - Вернее, предоставит случай, господин полковник, - возразил майор, - так как пока еще плаванье по Балтийскому морю и Финскому заливу едва ли возможно... По полученным мною сведениям до сих пор ни одно судно еще не вышло в море... Поэтому, если незнакомец хочет сесть на борт корабля, то он должен выждать несколько дней: либо где-нибудь в поселке внутри страны, либо в каком-нибудь порту побережья - Пернове, Ревеле... - Или Риге, - подхватил полковник Рагенов. - Почему бы ему не вернуться сюда?.. Пожалуй, здесь еще больше возможностей сбить полицию со следа?.. - Мне это кажется мало вероятным, господин полковник. Однако надо все предвидеть! Дадим указание нашим людям обыскать все корабли, готовящиеся к отплытию. Так или иначе, до конца недели море еще не освободится ото льда, а пока что я дам приказ, чтобы в городе и в порту установили строгий надзор. Полковник одобрил мероприятия, намеченные его подчиненным, приказав распространить их на всю территорию Прибалтийского края. Майор Вердер обещал все время держать его в курсе дела. Что касается следствия, то оно поручено следователю Керсдорфу, а на него можно положиться: он не упустит ничего, имеющего какое-нибудь отношение к делу. Впрочем, после разговора с майором Вердером у полковника Рагенова не оставалось никаких сомнений, что убийца - путешественник, сопровождавший банковского артельщика в трактир Крофа. Против него имелись тяжкие улики. Но кто он, этот путешественник?.. Как установить его личность, когда ни кондуктор Брокс, посадивший его в карету в Риге, ни трактирщик Кроф, пустивший его переночевать в корчме, ничего о нем не знали?.. Ни тот, ни другой не видели его лица и даже не могли сказать, молод ли он, или стар. В таком случае, по какому следу пустить полицейских?.. В какую сторону направить поиски?.. Каких еще свидетелей привлечь, чтобы получить сведения, дающие хоть некоторую надежду на успех?.. Все это было покрыто мраком. Читатель скоро узнает, как этот мрак внезапно озарился светом, как ночь стала днем. В то же утро, составив свой судебно-медицинский отчет по делу об убийстве в "Сломанном кресте", доктор Гамин отнес его в кабинет г-на Керсдорфа. - Никаких новых данных?.. - спросил он следователя. - Никаких, доктор. Выйдя из кабинета следователя, доктор Гамин встретил французского консула г-на Делапорта. По дороге они заговорили о загадочном деле и о трудностях, связанных с ним. - Действительно, - согласился консул, - если ясно, что преступление совершено неизвестным путешественником, то по меньшей мере сомнительно, что его найдут... Вы, доктор, придаете как будто большое значение тому, что удар нанесен ножом и защелка оставила след вокруг раны... Допустим!.. Ну, а как найти этот нож?.. - Как знать?.. - ответил доктор Гамин. - Что ж, увидим, - сказал г-н Делапорт. - Кстати, у вас есть известия о господине Николеве? - Известия о Дмитрие?.. - удивился доктор. - А откуда бы я мог их иметь, если он до сих пор путешествует?.. - Да, действительно, - ответил консул, - вот уже три дня!.. Чем больше я об этом думаю, тем больше нахожу это странным... - Да... - заметил доктор Гамин. - Вчера еще мадемуазель Николева не имела от него никаких известий... - Пойдем проведать Ильку, - предложил доктор. - Быть может, почтальон доставил ей сегодня утром письмо от отца, а может быть, и сам Николев уже вернулся домой?.. Господин Делапорт и доктор Гамин направились на окраину предместья, где стоял дом учителя. Взойдя на крыльцо, они спросили, может ли барышня принять их. Служанка доложила о них и тотчас же ввела в столовую, где находилась Илька. - Твой отец еще не вернулся, дорогая Илька?.. - прежде всего спросил доктор. - Нет, не вернулся... - ответила девушка. По ее бледному и озабоченному лицу было видно, что она очень встревожена. - А получили ли вы от него известия, мадемуазель? - спросил консул. Илька отрицательно покачала головой. - Отсутствие Дмитрия, как и причина его поездки, совершенно непонятны... - заметил доктор. - Не случилось ли чего-нибудь с отцом!.. - в волнении пробормотала девушка. - За последнее время в Лифляндии так участились преступления... Доктор Гамин, скорее удивленный, чем встревоженный этим отсутствием, захотел ее успокоить. - Не надо преувеличивать, - сказал он, - пока что путешествовать еще довольно безопасно!.. Правда, около Пернова совершено убийство... хотя убийца и неизвестен. Но жертва известна... несчастный-банковский артельщик... - Вот видите, милый доктор, - заметила Илька, - дороги вовсе не безопасны, а вот уже скоро четыре дня, как отец уехал... Увы! Я не в силах отогнать от себя предчувствие какого-то несчастья... - Успокойтесь, дорогая детка, - сказал доктор, взяв ее руку в свои, - не надо расстраиваться!.. Вы такая мужественная, такая энергичная... не узнаю вас!.. Ведь Дмитрий предупредил, что он пробудет в отсутствии дня два, три... опоздание еще не так велико, чтобы тревожиться. - Вы действительно так думаете, доктор?.. - спросила, глядя на него, Илька. - Безусловно, Илька, безусловно. И я был бы совсем спокоен, если бы знал причину этой поездки... У вас письмо, оставленное вам отцом перед отъездом? - Вот оно! - ответила Илька, вынимая из кармана небольшую записку и передавая ее доктору. Господин Делапорт внимательно прочел записку. Из единственной лаконической фразы, которую дочь Дмитрия читала и перечитывала уже сотни раз, ничего нового нельзя было извлечь. - Итак, - снова заговорил доктор, - он даже не поцеловал вас перед отъездом?.. - Нет, не поцеловал, дорогой доктор, - ответила Илька. - И уже накануне, когда, как обычно, он прощался со мной перед сном, мне показалось, что мысли его заняты совсем другим... - Может быть, - заметил консул, - господин Николев был чем-то озабочен?.. - Он в тот вечер вернулся домой позже обычного... Помните, доктор?.. Задержался на каком-то уроке... так он сказал... - В самом деле, - ответил доктор Гамин, - он показался мне более задумчивым, чем обычно!.. Но мне важно знать следующее, милая Илька: что делал Дмитрий после нашего ухода?.. - Он пожелал мне спокойной ночи, я пошла к себе, а он поднялся в свою комнату... - А не мог ли после этого зайти к нему кто-нибудь, что и вызвало поездку?.. - Вряд ли, - ответила девушка. - Думаю, что он тотчас же лег спать, так как за весь вечер я не слышала больше ни звука... - Не приносила ли ему служанка какого-нибудь письма после того, как вы расстались?.. - Нет, доктор, двери дома закрылись за вами и больше не открывались. - Очевидно, решение было принято еще с вечера... - В этом нет никакого сомнения, - поддержал доктора г-н Делапорт. - Никакого сомнения! - подхватил доктор. - А на следующее утро, прочитав записку отца, вы не пытались выяснить, дорогая детка, куда он направился, выйдя из дома?.. - Как я могла это узнать, - ответила Илька, - и зачем бы я это сделала?.. У отца, видно, были причины, которые он не хотел никому сообщать, даже своей дочери... И если я встревожена, то не отъездом, а задержкой отца... - Нет, Илька, нет! - воскликнул доктор Гамин, желая во что бы то ни стало успокоить девушку. - Еще не истек срок, намеченный Дмитрием, этой ночью или самое позднее завтра утром он будет уже дома! В сущности доктора тревожили скорее причины, вызвавшие эту поездку, чем сама поездка. Затем они с г-ном Делапортом попрощались с девушкой и обещали зайти вечером, чтобы узнать, нет ли известий от Дмитрия Николева. Молодая девушка стояла на пороге дома, глядя им вслед, пока они не скрылись за поворотом улицы. Задумчивая, встревоженная мрачными предчувствиями, она вернулась затем в свою комнату. Почти в то же время в кабинете майора Вердера стал известен факт, относящийся к преступлению, совершенному в "Сломанном кресте"; он должен был навести правосудие на след убийцы. В этот дань утром Эк возвратился со своим отрядом в Ригу. Читатель помнит, что полицейские были посланы в северную часть области, где с некоторых пор участились нападения на отдельных лиц и грабежи в имениях. Следует также напомнить, что за неделю до того в окрестностях Чудского озера Эк преследовал одного беглого каторжника из сибирских копей и что ему пришлось гнаться за ним до самого Пернова. Но беглец бросился на несущиеся по реке Пернове льдины и исчез среди ледяных глыб. Погиб ли этот преступник?.. Вероятно, погиб. Но полной уверенности все же не было. Унтер-офицер Эк тем более сомневался в этом, что трупа беглеца не нашли ни в порту, ни в устье Перновы. Короче говоря, вернувшись в Ригу и спеша с донесением к майору Вердеру, унтер-офицер шел к нему в кабинет, когда ему сообщили об убийстве в "Сломанном кресте"; никто не подозревал, что в руках Эка находится ключ к раскрытию этого таинственного дела. Поэтому велики были удивление и радость майора Вердера, когда он узнал, что унтер-офицер может сообщить ему сведения о преступлении и о преступнике, которого безуспешно разыскивали. - Ты видел убийцу банковского артельщика?.. - Его самого, господин майор. - Ты знал Поха?.. - Как же, знал и видел его в последний раз тринадцатого числа вечером. - Где?.. - В трактире Крофа. - Ты был там? - Да, господин майор, перед возвращением в Пернов с одним из моих людей. - И ты разговаривал с несчастным артельщиком?.. - Как же, несколько минут. Могу добавить, что если убийца, по всей вероятности, тот самый незнакомец, который сопровождал Поха, путешественник, проведший ночь в корчме... то его я тоже знаю... - Ты знаешь его?.. - Да, если только убийца тот самый путешественник... - По данным расследования, в этом не может быть сомнения. - Что ж, господин майор, я вам его назову... Только вряд ли вы поверите мне! - Поверю, раз ты утверждаешь... - Я утверждаю следующее, - ответил Эк, - хотя я и не разговаривал в трактире с этим путешественником, но я прекрасно узнал его, несмотря на то, что лицо его было скрыто капюшоном... Это учитель Дмитрий Николев... - Дмитрий Николев?!. - воскликнул пораженный майор. - Он?.. Не может быть... - Говорил ведь я, что вы мне не поверите, - заметил унтер-офицер. Майор Вердер поднялся и большими шагами стал расхаживать по кабинету, бормоча: - Дмитрий Николев!.. Дмитрий Николев!.. Как! Этот человек, которого выставили кандидатом на предстоящих выборах в городскую думу, соперник влиятельнейшей семьи Иохаузенов, этот русский - выразитель всех надежд и притязаний славянской партии, направленных против германцев, этот человек, которому покровительствовало московское правительство, - он и есть убийца несчастного Поха!.. - Ты утверждаешь это?.. - повторил он, остановившись перед Эком. - Утверждаю. - Значит, Дмитрий Николев уезжал из Риги?.. - Да... по крайней мере в ту ночь... Впрочем, это нетрудно проверить... - Я пошлю к нему на дом полицейского, - сказал майор, - и велю передать господину Франку Иохаузену, чтобы он зашел ко мне в кабинет... Ты ожидай здесь... - Слушаюсь, господин майор! Майор отдал распоряжения двум полицейским из участка, и они тотчас же ушли. Десять минут спустя г-н Франк Иохаузен был у майора, и Эк повторял перед ним свои показания. Можно без труда представить себе чувства, переполнявшие душу злопамятного банкира. Наконец-то самый неожиданный случай - преступление, убийство - предавал в его руки соперника, которого он преследовал своей ненавистью!.. Дмитрий. Николев... убийца Поха!.. - Ты утверждаешь это?.. - в последний раз спросил майор, обращаясь к унтер-офицеру. - Утверждаю! - голосом, в котором звучала непоколебимая уверенность, ответил Эк. - Но... если он не уезжал из Риги?.. - в свою очередь спросил г-н Франк Иохаузен. - Он уезжал, - заявил Эк. - Его не было дома в ночь с тринадцатого на четырнадцатое... раз я его видел... собственными глазами видел... и узнал... - Подождем возвращения полицейского, которого я послал к нему на дом, - сказал майор Вердер, - через несколько минут он будет здесь. Сидя у окна, г-н Франк Иохаузен предался нахлынувшим на него чувствам. Ему хотелось верить, что унтер-офицер не ошибся, и вместе с тем инстинкт справедливости восставал в нем против столь невероятного обвинения. Вернулся полицейский и доложил, что г-н Дмитрий Николев 13-го рано утром выехал из Риги и еще не возвращался. Это подтверждало сообщение Эка. - Видите, я был прав, господин майор, - сказал он. - Дмитрий Николев покинул дом тринадцатого на заре... Он и Пох сели в почтовую карету... Несчастный случай с каретой произошел около семи часов вечера, и оба пассажира в восемь пришли в трактир "Сломанный крест", где и остались на ночь... Значит, если один из путешественников убил другого, то этот убийца - Дмитрий Николев! Господин Франк Иохаузен ушел ошеломленный и торжествующий. Ужасное известие должно было сразу же распространиться. И действительно, подобно вспышке пороха, зажженного искрой, новость облетела весь город!.. Убийство в "Сломанном кресте" - дело рук Дмитрия Николева! К счастью, Илька Николева еще ничего об этом не знала. В их дом не проникали слухи. Об этом позаботился доктор Гамин. И вечером, когда г-н Делапорт и он встретились в столовой Никелевых, не было произнесено ни слова о происшедшем. Впрочем, узнав новость, они только пожали плечами... Николев - убийца!.. Они отказывались этому верить. Но телеграф действовал своим чередом. Полицейским отрядам края передали приказ арестовать Дмитрия Николева, как только его найдут. Вот каким образом шестнадцатого после полудня известие это прибыло в Дерпт. Карла Иохаузена одним из первых осведомили об этом. Читатель уже знает, какой ответ в присутствии товарищей по университету он дал Ивану Николеву, вызвавшему его на дуэль. 10. ДОПРОС Никем в дороге не узнанный, Дмитрий Николев возвратился в Ригу в ночь с 16 на 17 апреля. Илька не спала - тревога одолевала ее. Но в каком состоянии была бы несчастная девушка, знай она о тяготевшем над отцом обвинении... Была у нее и еще одна причина для беспокойства: вечером, после ухода г-на Делапорта и доктора Гамина, телеграмма из Дерпта уведомила ее, что Иван Николев прибудет на следующий день. Никаких причин своего внезапного приезда он не сообщал. Какая тяжесть спала с души Ильки, когда около трех часов утра она услышала шаги отца, подымавшегося к себе по лестнице! Он не постучался к ней, и она решила, что лучше дать ему выспаться и отдохнуть с дороги. Наутро, как только он встанет, она зайдет поздороваться и поцеловать его. Возможно, он скажет ей, почему так внезапно, без предупреждения, вынужден был уехать. И действительно, на следующий день, когда рано утром отец и дочь встретились, Дмитрий Николев сразу же сказал: - Вот я и вернулся, дорогая детка... Я запоздал больше, чем думал... О! только на одни сутки... - У тебя усталый вид, отец, - заметила Илька. - Я немного устал, но за утро я отдохну, а после обеда пойду давать уроки. - Быть может, подождать до завтра, отец?.. Твои ученики предупреждены... - Нет, Илька, нет... Не могу я их дольше заставлять ждать. В мое отсутствие никто не приходил?.. - Никто, кроме доктора и господина Делапорта, которые были весьма удивлены твоим отъездом. - Да... - с некоторым колебанием ответил Николев, - я никому не говорил об этом... О! такая короткая поездка... думаю, никто меня даже не узнал в дороге... Учитель ничего не добавил, а его дочь, как всегда сдержанная, лишь спросила, не из Дерпта ли он вернулся? - Из Дерпта?.. - несколько удивился Николев. - Почему такой вопрос?.. - Потому что я не нахожу объяснения телеграмме, которую получила вчера вечером... - Телеграмма? - с живостью воскликнул Николев. - От кого?.. - От брата, он уведомляет меня, что приедет сегодня. - Иван приезжает?.. Действительно странно. Зачем бы это?.. Что ж, мой сын может быть всегда уверен в том, что дома ему будут рады. И все же, чувствуя по поведению дочери, что она как бы ожидает от него разъяснения причин его поездки, он добавил: - Важные дела... заставили меня уехать так внезапно... - Если ты доволен поездкой, отец... - Доволен... да... детка, - ответил он, бросая украдкой взгляд на дочь, - и надеюсь, что это не вызовет неприятных последствий. Затем, как будто решив больше к этому не возвращаться, он переменил тему разговора. После первого утреннего чая Дмитрий Николев поднялся к себе в кабинет, привел в порядок разные бумаги и снова засел за работу. В доме воцарилась обычная тишина, и Илька была далека от мысли, что скоро над ними грянет гром. Пробило четверть первого, когда в дом Дмитрия Николева явился полицейский. Он принес письмо и, вручив его служанке, наказал немедленно передать барину. Он даже не спросил, дома ли сейчас учитель. Хотя ничего и не было заметно, но дом уже с вечера находился под наблюдением. Дмитрию Николеву вручили послание, и он тотчас же прочел его. Содержание письма было краткое: "Следователь Керсдорф просит учителя Дмитрия Николева незамедлительно явиться к нему в кабинет, где он будет его ожидать. Дело срочное". При чтении письма Дмитрий Николев не мог удержаться от жеста, который выражал больше чем удивление. Он побледнел, и на лице его отразилось живейшее беспокойство. Затем, должно быть решив, что лучше сразу выполнить требование, выраженное следователем Керсдорфом в столь настойчивой форме, он набросил плащ и спустился в столовую к дочери. - Илька, - сказал он, - я только что получил записку от следователя Керсдорфа, который просит меня зайти к нему в кабинет... - Следователь Керсдорф?.. - воскликнула молодая девушка. - Что ему нужно от тебя?.. - Не знаю... - ответил Николев, отворачиваясь. - Не идет ли речь о каком-нибудь деле, в которое замешан Иван и которое заставило его покинуть Дерпт?.. - Не знаю, Илька... Да... возможно... Так или иначе, мы вскоре узнаем, в чем дело. Учитель вышел, но Илька все же успела заметить, что он был сильно взволнован. Он шел неуверенным шагом в сопровождении полицейского, как бы машинально, и не замечал, что является предметом всеобщего любопытства. Некоторые прохожие даже шли за ним следом или провожали его недружелюбными взглядами. Они пришли в судейскую палату, и учителя ввели в кабинет, где его уже поджидали следователь Керсдорф, майор Вердер и секретарь суда. Поздоровавшись со всеми, Дмитрий Николев стал ждать, чтобы с ним заговорили. - Господин Николев, - обратился к нему следователь Керсдорф, - я пригласил вас, чтобы получить некоторые сведения об одном порученном мне деле. - О каком деле идет речь? - спросил Дмитрий Николев. - Садитесь, пожалуйста, и выслушайте, что я вам скажу. Учитель сел на стул против письменного стола, за которым сидел в кресле следователь, майор остался стоять у окна. Беседа тотчас же превратилась в допрос. - Господин Николев, - сказал следователь, - не удивляйтесь, если вопросы, которые я вам поставлю, будут касаться вас лично, затрагивать вашу личную жизнь... В интересах дела, как и в ваших личных, вы должны отвечать без обиняков. Господин Николев не столько слушал следователя, сколько внимательно следил за выражением его лица. Он сидел скрестив руки и продолжал молчать, лишь изредка кивая головой. Перед г-ном Керсдорфом лежали протоколы расследования. Он разложил их на столе и спокойным строгим голосом продолжал: - Господин Николев, вы несколько дней отсутствовали?.. - Да, это так, господин следователь. - Когда уехали вы из Риги?.. - Тринадцатого рано утром. - А вернулись? - Нынче ночью в первом часу. - Вас никто не сопровождал?.. - Никто. - И вы вернулись один?.. - Один. - Вы выехали с ревельской почтовой каретой?.. - Да... - после некоторого колебания ответил Николев. - А возвратились?.. - Я приехал на телеге. - Где вы сели на эту телегу?.. - В пятидесяти верстах отсюда на рижском тракте. - Итак, вы уехали тринадцатого с восходом солнца?.. - Да, господин следователь. - Кроме вас, никого не было в почтовой карете?.. - Нет... в карете был еще один пассажир. - Вы были с ним знакомы? - Совершенно не знаком. - Но вскоре вы узнали, что это Пох, артельщик банка братьев Иохаузенов?.. - Да, действительно, этот артельщик был очень болтлив и все время разговаривал с кондуктором. - Он говорил о своих личных делах?.. - Только о них. - А что он говорил? - Он говорил, что едет в Ревель по поручению господ Иохаузенов. - Не заметили ли вы, что он очень торопится вернуться в Ригу... чтобы сыграть там свадьбу?.. - Да, господин следователь... если память мне не изменяет, - ведь я обращал очень мало внимания на их беседу, не представлявшую