ки, то достаточно было поставить непреодолимую преграду лисицам на узкой части побережья, между рекой и гранитной стеной. Все понимали это и, по приказанию Сайреса Смита, направились к тому месту, где стая лисиц металась в темноте. Сайрес Смит, Гедеон Спилет, Харберт, Пенкроф и Наб выстроились рядом, образовав неприступную линию. Топ, разинув свою пасть, шел впереди, за ним следовал Юп, вооруженный суковатой дубиной, которой он потрясал, точно палицей. Ночь была исключительно темная: нападающих можно было заметить только при свете выстрелов. Лисиц было не меньше сотни; глаза их сверкали, как угли. - Они не должны пройти! - закричал Пенкроф. - Они не пройдут! - ответил инженер. Но если лисицы не прошли, то не потому, что не стремились этого сделать. Задние напирали на передних, и колонистам приходилось все время отбиваться револьверными выстрелами и ударами топоров. Вероятно, немало убитых лисиц валялось уже на снегу, но стая на вид не уменьшалась; казалось, что по мосту прибывают все новые и новые подкрепления. Вскоре колонистам пришлось драться врукопашную, и даже не обошлось без ранений, к счастью, неопасных. Харберт выстрелом из револьвера выручил Наба, которому лисица, как тигр, прыгнула на спину. Топ сражался с дикой яростью: он хватал лисиц за горло и сразу душил их. Юп нещадно лупил своей дубиной направо и налево, и колонисты напрасно пытались оттеснить его назад. Острое зрение позволяло обезьяне видеть во тьме; она всегда была в самой гуще схватки и изредка издавала резкий свист, служивший признаком ликования. Был момент, когда Юп далеко отделился от остальных бойцов; при вспышке револьверного выстрела те увидели, что храбрую обезьяну окружили пять или шесть больших лисиц, с которыми она яростно сражалась, сохраняя удивительное хладнокровие. В конце концов исход борьбы был в пользу колонистов, но для этого потребовался не один час! Первые лучи зари, очевидно, спугнули нападающих: они врассыпную побежали на север обратно через мостик, который Наб не замедлил поднять. Когда лучи солнца осветили поле битвы, колонистам удалось насчитать трупов пятьдесят, разбросанных по берегу. - А Юп? взволновался Пенкроф,- Где же Юп? Юп исчез. Наб окликнул его, и Юп в первый раз не ответил на зов своего друга. Все бросились на поиски Юпа, дрожа при мысли, что найдут его мертвым. Когда с берега убрали трупы, покрывавшие снег пятнами крови, Юп был обнаружен. Он лежал, буквально заваленный грудой убитых лисиц. Раздробленные челюсти хищников, их поломанные ребра свидетельствовали о том, что им пришлось-таки отведать страшной дубинки отважной обезьяны. Бедняга Юп сжимал еще в руках обломок своей палки, но, лишенный оружия, он уступил своим многочисленным противникам, и грудь его была покрыта глубокими ранами. - Он жив! - вскричал Наб, склонившись над обезьяной. - Мы его спасем! - воскликнул моряк. Мы будем ходить за ним, как ходили бы за кем-нибудь из нас. Казалось, Юп понимал слова Пенкрофа, потому что он положил голову на плечо моряка, словно благодаря его. Пенкроф сам был ранен, но его раны, как и раны его товарищей, оказались, к счастью, легкими, ибо благодаря огнестрельному оружию колонисты имели возможность держать нападающих на расстоянии. Один только Юп был в тяжелом положении. Пенкроф с Набом донесли Юпа до подъемника; обезьяна только раза два слабо застонала. Юпа осторожно подняли в Гранитный Дворец, уложили на матрац, снятый с одной из постелей, и тщательно промыли ему ракы. Ни один важный орган, видимо, не был задет, но Юп очень ослабел от потери крови, и у него появился довольно сильный жар. После перевязки Юпа уложили и обрекли его на строжайшую диету. "Совсем как настоящего человека", говорил Наб. Его заставили выпить несколько чашек освежающего настоя, приготовленного из средств, хранившихся в аптеке. Юп уснул. Сначала он спал довольно беспокойно, но потом дыхание стало ровней, и его оставили спать в тишине Топ иногда подходил к своему другу, стараясь ступать, так сказать, на цыпочках, и с видимым одобрением смотрел на то, как за ним ухаживают. Одна рука Юпа свешивалась с постели, и Топ с грустным видом лизал ее. В то же утро колонисты похоронили убитых лисиц. Их стащили в лес Дальнего Запада и глубоко закопали в землю. Нападение лисиц, которое могло бы иметь столь серьезные последствия, послужило уроком для колонистов. Отныне они уже не ложились спать, не удостоверившись, что все мосты подняты и никакое нападение невозможно. Между тем Юп, состояние которого внушало серьезные опасения, энергично боролся с болезнью. Могучий организм обезьяны оказался сильнее, и вскоре Гедеон Спилет, который немного понимав в медицине, мог считать ее вне опасности. 16 августа Юп начал есть. Наб готовил для него вкусные блюда, которые Юп поглощал с большим удовольствием У нашей обезьяны был маленький недостаток: она любила полакомиться, и Наб ничего не предпринимал, чтобы исправить этот порок. - Что поделаешь! - говорил он Гедеону Спилету, который иногда укорял его, что он слишком балует обезьяну. - У бедного Юпа только и есть удовольствие - вкусно покушать И я рад, что могу таким образом отблагодарить его за услуги. 21 августа, десять дней спустя после своего заболевания, дядюшка Юп встал с постели Его раны зажили, и было ясно, что он вскоре поправится и будет таким же ловким и сильным, как прежде. Подобно всем выздоравливающим, он чувствовав неутолимый голод, и журналист не мешал ему есть, сколько тот хотел, доверяя инстинкту, который должен был удержать орангутанга от излишеств, - инстинкту, которого слишком часто не хватает даже разумным существам. Видя, что аппетит возвращается к его ученику, Наб был в восторге. - Кушай, Юп,- говорил он.- Не отказывай себе ни в чем. Ты проливал за нас свою кровь, и я, во всяком случае, должен помочь тебе поправиться. 25 августа услышали голос Наба, который громко звал своих товарищей: - Мистер Сайрес, мистер Гедеон, мистер Харберт, Пенкроф, идите сюда' Колонисты, собравшиеся в большом зале, поспешили на зов Наба, который находился в комнате Юпа. - Что случилось? - спросил журналист. - Посмотрите,- сказал Наб и громко захохотал. Что же они увидели? Дядюшку Юпа, который спокойно и важно курил, сидя по-турецки у дверей Гранитного Дворца. - Моя трубка! закричал Пенкроф.- Он взял мою трубку! Молодчина, Юп! Я ее тебе подарю. Кури, мой друг, кури! Юп торжественно пускал густые клубы дыма, что, по-видимому, доставляло ему огромное удовольствие. Сайрес Смит не проявил никакого удивления и рассказал о нескольких ручных обезьянах, которые научились курить табак Начиная с этого дня у Юпа появилась своя собственная трубка, которую повесили в комнате, возле его мешочка с табаком Юп сам набивал ее и зажигал горящим угольком и казался самым счастливым из четвероруких. Как понятно всякому, общность вкусов лишь укрепила дружбу, связывавшую обезьяну с бравым моряком. А может быть, это человек,- часто говорил Пенкроф Набу. - Разве ты бы удивился, если б он заговорил? - Нисколько бы не удивился, - отвечал Наб - Меня больше удивляет, что он не говорит. Ведь ему не хватает только слов - Вот было бы забавно, сказал Пенкроф, - если бы Юп в один прекрасный день предложил мне: "Не обменяться ли нам трубочками, Пенкроф?" - Да, - ответил Наб.- Какое несчастье, что он немой от рождения1 В сентябре зима окончилась, и работы были возобновлены с тем же рвением. Постройка корабля быстро двигалась вперед. Он был уже совершенно обшит, и его крепили изнутри деревянными креплениями, размягченными и изогнутыми при помощи пара так, чтобы они соответствовали всем выгибам корабля Так как в дереве недостатка не было, то Пенкроф предложил инженеру сделать еще одну водонепроницаемую внутреннюю обшивку, которая придаст судну еще большую устойчивость. Сайрес Смит, не зная, что сулит им будущее, поддержал желание моряка сделать судно как можно более крепким. Внутренняя обшивка и палуба были готовы к 15 сентября. Чтобы законопатить швы, строители изготовили паклю из сухой морской травы, которую забили молотком в расщелины наружной и внутренней обшивок остова и палубы; затем швы были залиты кипящей смолой, в изобилии подученной из сосен. Корабль был оборудован как нельзя проще. Балластом служили тяжелые глыбы гранита, обработанные известью. Судно нагрузили двенадцатью тысячами фунтов. Поверх балласта была настлана нижняя палуба; внутренность судна разделили на две комнаты, во всю длину которых тянулись две скамьи, служившие и рундуками. Подножие мачты должно было служить опорой для междукомнатной перегородки. Комнаты соединялись с палубой люками с откидными крышками. Пенкрофу не стоило никакого труда найти подходящее дерево для мачты. Он выбрал молодую ель, прямую и без сучков, которую оставалось только обтесать у подножия и закруглить у вершины. Железные части мачты, руля и остова, грубые, но крепкие, были изготовлены в кузнице, в Трубах. Реи, флагшток, багры и весла - все было готово в первую неделю октября. Колонисты решили испытать корабль у самых берегов острова, чтобы посмотреть, как он держится на воде и в какой степени на него можно положиться. За это время не были забыты и другие необходимые работы. Кораль был расширен, так как в стадах муфлонов и коз насчитывалось некоторое количество молодняка, который нужно было расселить и прокормить. Колонисты посещали также устричную отмель, крольчатник, залежи каменного угля и железа и даже некоторые части лесов Дальнего Запада, кишевшие дичью. При этом были открыты новые туземные растения, быть может, не очень полезные, но пополнившие овощные запасы Гранитного Дворца. Это были полуденники разных видов; некоторые были снабжены мясистыми съедобными листьями, в других были семена, содержащие нечто вроде муки. 10 октября корабль спустили на воду. Пенкроф был в восторге. Спуск превосходно удался. Судно с полной оснасткой подкатили на катках к самому краю берега; его подхватило приливом, и оно поплыло под рукоплескания колонистов и особенно Пенкрофа, который не проявил при этом ни малейшей скромности. Впрочем, его тщеславие нашло себе пищу и в дальнейшем. Завершив постройку, он был назначен командиром корабля. Колонисты единогласно присудили Пенкрофу звание капитана. Чтобы удовлетворить капитана Пенкрофа, пришлось первым делом дать кораблю какое-нибудь название. После многих предложений, которые тщательно обсуждались, все сошлись на названии "Бонавентур", ибо таково было имя бравого моряка. Как только "Бонавентур" поднялся на волнах прилива, все убедились, что судно прекрасно держится на воде и, очевидно, будет хорошо идти любым ходом. Впрочем, его должны были испытать в тот же день, выйдя на нем в открытое море. Погода стояла прекрасная, дул свежий ветер, и море было спокойно, особенно у южного берега. Уже в течение часа ветер дул с северо-запада. - На корабль, на корабль! - кричал капитан Пенкроф. Но перед отъездом необходимо было позавтракать, и колонисты решили даже захватить кое-какие припасы с собой, на случай, если плавание продлится до вечера. Сайресу Смиту тоже не терпелось испытать судно, которое было построено по его плану, хотя он и менял некоторые детали, следуя советам моряка. Но он не так верил в него, как Пенкроф. Последний не говорил больше о путешествии на остров Табор, и Сайрес Смит надеялся, что Пенкроф отказался от этой мысли. Инженеру было бы неприятно, если бы двое или трое из его товарищей отправились в дальний путь на этом суденышке, таком маленьком, в общем, водоизмещением не более пятнадцати тонн. В половине одиннадцатого вся компания была на борту, даже Юп и Топ. Наб с Харбертом подняли якорь, увязший в песке возле устья реки Благодарности; контрбизань была поднята, линкольнский флаг взвился на мачте, и "Бонавентур" под управлением Пенкрофа вышел в море. Чтобы покинуть бухту Союза, пришлось сначала идти под фордевиндом, и колонисты могли убедиться, что при таком ветре скорость судна вполне удовлетворительна. Обогнув мыс Находки и мыс Когтя, Пенкрофу пришлось держать круто к ветру, чтобы не отдаляться от южного берега. Несколько раз изменив галс, Пенкроф убедился, что "Бонавентур" мог идти примерно пятью румбами и прилично сопротивлялся дрейфу Он прекрасно поворачивал на бейдевинд и даже выигрывал при повороте. Пассажиры "Бонавентура" были в полном восторге В их распоряжении оказалось хорошее судно, которое в случае необходимости могло оказать им большие услуги. Прогулка в хорошую погоду, при свежем ветре оказалась очень приятной. Пенкроф вышел в открытое море, удалившись на три-четыре мили от берега, на траверсе гавани Воздушного Шара Колонисты увидели остров на всем его протяжении; он предстал перед ними по-новому, во всем разнообразии береговых очертаний, от мыса Когтя до мыса Пресмыкающегося, с рядами деревьев; среди них выделялись своей зеленью на фоне молодой листвы остальных хвойные, на которых лишь недавно показались побеги Гора Франклина господствовала над пейзажем; вершина ее белела, покрытая снегом. - Как красиво! - воскликнул Харберт - Да, наш остров - красивый, прекрасный остров, - сказал Пенкроф - Я его люблю, как любил мою милую мать. Он принял нас, бедных и лишенных всего. А разве теперь чего-нибудь не хватает пяти сыновьям, упавшим на него с неба? - Нет, капитан, нет,- ответил Наб. И оба храбрых человека трижды прокричали громкое "ура" в честь острова. Между тем Гедеон Спилет, прислонившись к мачте, зарисовывал пейзаж. Сайрес Смит молча смотрел перед собой. - Ну что же, мистер Сайрес? - спросил Пенкроф. - Кажется, он ведет себя недурно,- ответил инженер. Думаете ли вы теперь, что на нем можно предпринять далекое путешествие? - спросил Пенкроф - Какое путешествие, Пенкроф? - Ну, хотя бы путешествие на остров Табор"? Друг мой,- ответил Сайрес Смит,- мне кажется, что в случае нужды можно было бы, не колеблясь, положиться на "Бонавентур" даже и для более отдаленного путешествия Но, как вы знаете, мне грустно будет видеть, что вы отправляетесь на остров Табор, поскольку ничто не заставляет вас плыть туда. Приятно знать, кто твои соседи,- ответил Пенкроф, который не отступал от своего плана.- Остров Табор - наш сосед, и притом единственный. Вежливость требует, чтобы мы, по крайней мере, сделали ему визит - Черт возьми, - сказал Гедеон Спилет, - приличия - конек нашего друга Пенкрофа! - Никакого у меня нет конька, - возразил моряк. Противодействие инженера было ему несколько неприятно, но он не хотел ничем огорчить Сайреса Смита - Подумайте, Пенкроф, - продолжал тот - Вы ведь не можете отправиться на остров Табор в одиночку? - Одного помощника мне будет достаточно. - Хорошо,- сказал инженер.- Значит, вы рискуете лишить колонию острова Линкольна двух колонистов из пяти - Из шести, - возразил Пенкроф. - Вы забываете про Юпа. - Из семи,- поправил Наб.- Топ стоит человека. - Но ведь никакого риска нет, мистер Сайрес, продолжал Пенкроф. - Возможно, Пенкроф, но, повторяю, не стоит же подвергать себя опасности без нужды Упрямый моряк ничего не ответил и прекратил этот разговор, твердо рассчитывая когда-нибудь возобновить его. Он был совершенно уверен, что какое-нибудь обстоятельство придет ему на помощь и превратит его каприз, против которого на самом деле можно было возражать, в человеколюбивый поступок. Проплавав некоторое время в открытом море, "Бонавентур" подошел к берегу и направился к гавани Воздушного Шара Необходимо было установить ширину проходов между песчаными отмелями и рифами, чтобы в случае надобности расчистить их, так как в этой маленькой бухте предполагалось устроить пристань для корабля. До берега было всего полмили, и приходилось лавировать, чтобы идти против ветра "Бонавентур" шел с очень небольшой скоростью, так как бриз, отчасти ослабленный горами, едва раздувал паруса. Только редкие порывы ветра бороздили воду, гладкую, как зеркало. Харберт стоял на носу и указывал дорогу между отмелями. Вдруг он закричал: - Держи к ветру, Пенкроф! К ветру! - Что там такое? - спросил моряк, поднимаясь.- Риф? - Нет... еще к ветру!.. Я плохо вижу... Немного к берегу! Хорошо. Говоря это, Харберт лег на палубу, быстро опустил руку в воду, потом поднялся и крикнул: - Бутылка! В руке у него была закупоренная бутылка, которую он только что вытащил в нескольких кабельтовых от берега. Сайрес Смит взял у него бутылку. Не говоря ни слова, он откупорил ее и вытащил влажную бумагу, на которой можно было разобрать такие слова: "Потерпел крушение... остров Табор... 153° восточной долготы... 37°1Г южной широты". ГЛАВА XIII Отъезд решен. - Разные гипотезы. - Приготовления к отъезду. - Состав экипажа. - Первая ночь. - Вторая ночь. - Остров Табор. - Поиски на берегу. - Поиски в лесу. - Никого. - Животные. - Овощи. - Хижина. - Она пуста. - Потерпевший крушение! Покинутый в ста пятидесяти милях от нас, на острове Табор! - закричал Пенкроф.- Ну, мистер Сайрес, теперь вы уже не будете возражать против моей поездки? - Нет, Пенкроф,- ответил Сайрес Смит.- Вы отправитесь как можно скорее. - Завтра же! - Да, завтра. Инженер задумчиво держал в руке бумажку, вынутую из бутылки. После нескольких минут размышления он заговорил: - Судя по самой форме этого документа, друзья мои, мы можем сделать следующий вывод: во-первых, человек, потерпевший крушение у острова Табор, обладает довольно обширными сведениями в морском деле: его данные о широте и долготе острова совпадают с точностью до одной минуты с теми, которые мы определили; во-вторых, он англичанин или американец: ведь этот документ написан по-английски. - Все это совершенно логично,- ответил Гедеон Спилет,- и присутствие этого человека объясняет, как попал на остров наш ящик. Раз кто-то потерпел крушение, значит кораблекрушение действительно произошло. Что же касается потерпевшего, то кто бы он ни был, ему очень повезло, что Пенкрофу пришла мысль построить этот корабль и как раз сегодня испытать его. Опоздай мы на один день, и эта бутылка могла бы разбиться о прибрежные скалы. - Действительно, это очень счастливое совпадение, что "Бонавентур" прошел здесь, когда эта бутылка еще плавала, - сказал Харберт. - Это не кажется вам странным? - спросил Сайрес Пенкрофа. - Это кажется мне удачей, вот и все, - ответил моряк. - Неужели вы видите в этом что-нибудь удивительное, мистер Сайрес? Ведь должна же была эта бутылка куда-нибудь приплыть! А если так, то почему же ей было не приплыть сюда? - Может быть, вы и правы, Пенкроф,- ответил инженер.- Но все же... - Однако,- заметил Харберт,- ничто не доказывает, что эта бутылка уже давно плавает по морским волнам. - Это верно,- отозвался Гедеон Спилет.- И к тому же документ, кажется, написан недавно. Как вы думаете, Сайрес? - Трудно проверить, но мы это узнаем, - ответил Сайрес Смит. Во время этого разговора Пенкроф не сидел сложа руки. Он повернул к берегу, и "Бонавентур" на всех парусах помчался к мысу Когтя. Все думали о потерпевшем крушение с острова Табор. Есть ли еще время его спасти? Это было очень значительным событием в жизни колонистов! Они сами тоже были потерпевшими крушение; но можно было опасаться, что другому не так повезло, и им следовало предупредить беду. "Бонавентур" обогнул мыс Когтя и около четырех часов стал на якорь у устья реки Благодарности. В тот же вечер был намечен приблизительный план предстоящей экспедиции. В ней должны были участвовать только Пенкроф и Харберт, который умел управлять кораблем. Выехав на следующий день, 11 октября, они могли прибыть на остров Табор 13-го днем, так как, если не переменится ветер, переход в сто пятьдесят миль можно будет совершить не больше чем в сорок восемь часов День на острове, три-четыре дня на обратный путь, и 17 го мореходов можно будет ожидать на острове Линкольна Барометр непрерывно подымался, погода стояла хорошая и казалась устойчивой. Все благоприятствовало отважным людям, которых долг человеколюбия заставлял покинуть остров. Итак, было решено, что Сайрес Смит, Наб и Гедеон Спилет останутся в Гранитном Дворце. Но это решение было опротестовано. Гедеон Спилет, который не забывал, что он является сотрудником "Нью-Йорк Геральд", заявил, что он скорее пустится за кораблем вплавь, чем пропустит такой интересный случай. Поэтому ему разрешили участвовать в путешествии Весь вечер колонисты переправляли на борт "Бона-вентура" постельные принадлежности, утварь, ружья, снаряды, провизию на неделю и, наконец, компас. Быстро окончив погрузку корабля, они вернулись в Гранитный Дворец. На следующий день, в пять часов утра, после прощания, немало взволновавшего и отъезжающих и остающихся, Пенкроф поднял паруса и направился к мысу Когтя, который он должен был обогнуть, чтобы плыть на юго-запад. "Бонавентур" удалился уже на четверть мили от берега, когда его пассажиры заметили возле Гранитного Дворца двух человек, которые посылали им прощальные приветствия. Это были Сайрес Смит и Наб - Вот наши друзья,- сказал Гедеон Спилет.- Вот и наше первое расставание за пятнадцать месяцев! Пенкроф, журналист и Харберт послали остающимся прощальный привет, и вскоре Гранитный Дворец скрылся за высокими скалами мыса. В первые часы этого дня "Бонавентур" мог быть виден с южного берега острова Линкольна, казавшегося издали зеленой корзиной, из которой торчала гора Франклина. Пригорки и возвышенности, уменьшенные расстоянием, придавали острову вид пристанища, мало пригодного для проходящих кораблей. Путешественники прошли мыс Пресмыкающегося, держась в десяти милях от берега На этом расстоянии уже почти нельзя было видеть западного берега, простиравшегося до горы Франклина Три часа спустя остров Линкольна окончательно скрылся за горизонтом. "Бонавентур" легко резал волну и шел с большой скоростью Пенкроф поднял все паруса и вел корабль по прямому направлению, проверяя его по компасу. Время от времени Харберт сменял его у руля; юноша управлял так уверенно, что Пенкрофу не пришлось отметить ни одного рывка в сторону Гедеон Спилет разговаривал то с одним, то с другим и в случае нужды помогал им в работе. Капитан Пенкроф был весьма доволен своим экипажем и обещал даже выдать по чарке на человека Вечером серп луны, который должен был достигнуть первой четверти только 16-го, обрисовался в лучах заходящего солнца и вскоре скрылся. Ночь была темная, но звездная, и все предвещало назавтра прекрасную погоду. Пенкроф из осторожности спустил верхний парус, опасаясь, что неожиданный порыв ветра захватит корабль с поднятым парусом. В такую спокойную ночь это была, пожалуй, излишняя предосторожность, но Пенкроф был моряк предусмотрительный, и его нельзя было упрекнуть за это. Журналист проспал часть ночи. Пенкроф и Харберт сменялись на вахте каждые два часа. Моряк доверял Харберту, как самому себе, и его доверие вполне оправдывалось хладнокровием и рассудительностью юноши. Пенкроф указывал ему направление, как капитан своему штурману, и Харберт не позволял "Бонавентуру" уклониться ни на один дюйм. Ночь прошла спокойно, день 12 октября - тоже. В течение всего этого дня корабль неукоснительно держался юго-западного направления, и, если по дороге не встретится какое-нибудь незнакомое течение, "Бонавен-тур" должен был пристать прямо к острову Табор. Море, по которому плыл корабль, было совершенно пустынно. Время от времени какая-нибудь большая птица, альбатрос или фрегат, пролетала на расстоянии ружейного выстрела от судна, и Гедеон Спилет спрашивал себя, не это ли мощное пернатое унесло с собой его последнюю корреспонденцию в "Нью-Йорк Геральд". За исключением этих птиц, никто, видимо, не посещал часть океана между островом Табор и островом Линкольна. - А между тем,- заметил Харберт,- сейчас такое время, когда китоловные суда обычно направляются в южные области Тихого океана. Я думаю, это самое пустынное море на свете! - Оно вовсе не так пустынно, ответил Пенкроф. - Что вы этим хотите сказать? - спросил журналист. - Но мы-то разве не люди? Или вы принимаете наш корабль за обломок и его команду за моржей? - И Пенкроф громко расхохотался над своей шуткой. К вечеру, как можно было приблизительно подсчитать, "Бонавентур" прошел расстояние в сто двадцать миль с момента отплытия от острова Линкольна, то есть за тридцать шесть часов. Таким образом, его скорость составляла 3 '/з мили в час. Ветер был слабый и постепенно стихал. Все же можно было надеяться, что если расчет был правилен и направление выбрано верно, то на заре следующего дня корабль будет в виду острова Табор. Поэтому ни Гедеон Спилет, ни Харберт, ни Пенкроф не сомкнули глаз в ночь на 13 октября. Ожидая наступления утра, они сильно волновались. В том, что они предприняли, было столько риска! Далеко ли они еще от острова? Живет ли еще там потерпевший крушение, на помощь которому они идут? Что это за человек? Не внесет ли его присутствие смуту в жизнь колонии, столь безмятежную до сих пор? Да и захочет ли он обменять одну тюрьму на другую? Все эти вопросы, которые, очевидно, должны были разрешиться на следующий день, не давали путникам спать. С первыми проблесками зари они начали всматриваться в западный горизонт. - Земля! - закричал Пенкроф около шести часов. Нельзя было допустить, что Пенкроф ошибся: значит, земля была в виду. Можно себе представить, как обрадовался экипаж "Бонавентура"! Еще несколько часов. и они будут на берегу острова. Остров Табор - низкая полоска суши, едва выступавшая из воды - находился не больше чем в пятнадцати милях расстояния. Нос "Бонавентура", несколько повернутый на юг, был направлен прямо на остров. По мере того как светало, кое-где вырисовывались небольшие возвышенности. - Это всего-навсего маленький островок. Он гораздо меньше острова Линкольна, - заметил Харберт, - и, по-видимому, тоже вулканического происхождения. В одиннадцать часов утра "Бонавентур" был всего в двух милях от острова. Пенкроф начал искать удобный проход, чтобы пристать к берегу, лавируя в этих незнакомых водах с большой осторожностью. Остров был виден на всем протяжении. Его покрывали заросли зеленеющих камедных и других деревьев, которые росли и на острове Линкольна. Но, как это ни странно, не видно было ни одной струйки дыма, которая бы указывала, что остров обитаем. Нигде не виднелось никакого сигнала. А между тем документ не оставлял места для сомнения: на острове находился потерпевший крушение, и этот человек должен был быть начеку. "Бонавентур" медленно плыл извилистыми проходами между скал; Пенкроф внимательным взором наблюдал их малейшие изгибы. Он поставил Харберта у руля, а сам стал на носу и смотрел на воду, держа наготове фал, чтобы спустить паруса. Гедеон Спилет обозревал берег в подзорную трубу, но не заметил ничего интересного. Наконец около полудня "Бонавентур" ударился форштевнем о песчаный берег. Экипаж маленького судна бросил якорь, спустил паруса и высадился на сушу. Можно было не сомневаться, что это именно остров Табор, так как, согласно новейшим картам, в этой части Тихого океана, между Новой Зеландией и Америкой, не было никакого другого острова. Судно основательно пришвартовали, чтобы его не унесло отливом. Затем Пенкроф и его товарищи хорошо вооружились и направились вверх по берегу, намереваясь дойти до конуса высотой от двухсот пятидесяти до трехсот футов, который виднелся в полумиле от них. - С вершины этого холма мы сможем приблизительно осмотреть остров, и нам легче будет производить поиски,- сказал Гедеон Спилет. - Значит, мы сделаем то же самое, что сделал мистер Сайрес на острове Линкольна, когда поднялся на гору Франклина, - сказал Харберт. - Именно, - ответил журналист. - Это лучшее, что мы можем сделать. Оживленно разговаривая, исследователи шли к берегу, краем луга, который заканчивался у самого подножия холма. Стаи скалистых голубей и морских ласточек, похожих на тех, что водились на острове Линкольна, взлетали перед ними. По левому краю луга тянулся лес. Треск сучьев и движение травы указывали на присутствие каких-то очень пугливых животных, но ничто до сих пор не указывало на то, что здесь живут люди. Достигнув подножия холма, Харберт, Пенкроф и Гедеон Спилет в несколько минут взошли на его вершину и оглядели окружающий горизонт. Они действительно были на острове, площадь которого не превышала шести миль в окружности. Периметр его, мало изрезанный мысами, выступал бухтами и заливами, представляя собой удлиненный овал. Всюду вокруг - море, совершенно пустынное до самого горизонта. Ни одной полоски земли, ни одного паруса в виду! Островок порос лесом на всем своем протяжении. Природа его была не так разнообразна, как на острове Линкольна, где дикие и пустынные места сменялись плодородными. Здесь перед колонистами расстилалась сплошная масса зелени, из которой виднелось несколько невысоких пригорков. Овал был наискось пересечен ручьем, который протекал по обширному лугу и впадал в море с западной стороны, через неширокое устье. - Этот островок невелик, - сказал Харберт. - Да, - ответил Пенкроф, - нам здесь было бы тесновато. - К тому же он, кажется, необитаем, - заметил журналист. - Действительно,- заметил Харберт,- ничто не указывает на присутствие здесь человека. - Спустимся вниз и будем искать, - решил Пенкроф. Моряк и его друзья вернулись на берег к тому месту, где они оставили "Бонавентур". Они решили обойти вокруг острова и уже после этого углубиться в лес. Таким образом, ни один пункт острова не останется неисследованным. Идти по берегу было легко, и лишь в нескольких местах путь преграждали огромные глыбы скал, которые было нетрудно обойти кругом. Исследователи спустились к югу, обращая в бегство множество водяных птиц и стада тюленей, которые бросались в море, едва завидев приближающихся людей. - Эти животные,- заметил журналист, - встречают человека не в первый раз. Они его боятся, значит знают. Через час после выхода исследователи подошли к южной части островка, заканчивающейся острым выступом, и повернули к северу вдоль западного берега, покрытого песком и испещренного скалами; на заднем плане его тянулся густой лес. Через четыре часа обход острова был закончен. Нигде никакого следа жилища, ни одного отпечатка человеческой ноги не нашли исследователи на всем своем пути. Это было по меньшей мере удивительно. Приходилось сделать вывод, что остров Табор, во всяком случае в настоящее время, необитаем. В конце концов, можно было допустить, что документ был написан несколько месяцев или даже лет назад. Если так, то потерпевший крушение мог вернуться на родину или умереть от лишений. Пенкроф, Гедеон Спилет и Харберт строили всякие более или менее правдоподобные предположения. Они наскоро пообедали на "Бонавентуре", с тем чтобы возобновить свою экспедицию и продолжать ее до самой ночи. Так они и сделали. В пять часов дня маленький отряд углубился в лес. Животные по-прежнему убегали при их приближении. Это были главным образом - можно сказать, почти исключительно - козы и свиньи. Легко было заметить, что они принадлежали к европейским породам. Очевидно, какое-нибудь китоловное судно доставило их на этот остров, и они быстро расплодились. Харберт твердо решил захватить живьем одну или две пары самцов и самок и отвезти их на остров Линкольна. Итак, нельзя было сомневаться, что на острове некогда побывали люди. Это стало еще более очевидным, когда исследователи увидели в лесу тропинки и стволы деревьев, срубленные топором. Все это указывало на деятельность человека. Но деревья уже начали гнить и были, очевидно, повалены много лет назад: зарубки топора покрылись мхом, а на тропинках выросла густая трава, так что их трудно было даже заметить. - Все это означает, однако,- сказал Гедеон Спилет, - что люди не только высадились на острове, но и прожили здесь некоторое время. Но что же это были за люди? Сколько их было? Сколько их осталось на острове? - В документе говорится только об одном человеке, - сказал Харберт. - Не может быть, чтобы мы его не нашли, если он еще на острове. Экспедиция продолжалась. Моряк и его товарищи шли по дороге, пересекавшей остров наискосок. Они вышли к ручью, который тек к морю. Если животные европейского происхождения и следы деятельности человеческих рук неоспоримо доказывали, что люди уже побывали на острове Табор, то некоторые представители растительного царства служили подтверждением этому. Кое-где на полянках, видимо, были когда-то давно посажены овощи. Велика была радость Харберта, когда он увидел картофель, цикорий, щавель, морковь, капусту, репу! Достаточно было собрать их семена, чтобы развести эти овощи на острове Линкольна Прекрасно' - сказал Пенкроф. Вот-то обрадуются Наб и вся наша компания! Если мы и не разыщем этого несчастного, все-таки мы ездили не напрасно и, судьба нас вознаградила. Конечно, ответил Гедеон Спилет - Но, судя по тому, в каком виде находятся эти огороды, можно думать, что на острове уже давно никого нет. - Действительно, - подтвердил Харберт. - Человек, кто бы он ни был, не пренебрег бы такими ценными продуктами. Да, - сказал Пенкроф. - Потерпевший крушение удалился Это весьма вероятно. - Следует, значит, думать, что бумага была написана уже давно. Очевидно - И что бутылка подплыла к острову Линкольна после долгого путешествия по морю А почему бы и нет"? - сказал Пенкроф - Однако темнеет, и, мне кажется, будет лучше прервать наши поиски. - Вернемся на корабль, а завтра будем их продол жать,- сказал журналист. Это было самое разумное, и товарищи Спилета собрались последовать его совету, как вдруг Харберт закричал, указывая рукой на какую-то темную массу, видневшуюся среди деревьев: Хижина! Все трое бросились в указанном направлении. В сумерках им удалось рассмотреть, что хижина построена из досок, покрытых толстой просмоленной парусиной Пенкроф толкнул полузакрытую дверь и быстро вошел в хижину Она была пуста. ГЛАВА XIV Что было в хижине. Ночь. - Несколько букв. Поиски продолжают ся. - Животные и растения. Харберту грозит большая опасность. На борту корабля. - Отплытие. - Ненастная погода. - Проблеск инстинкта. Заблудились в море. - Огонь, зажженный вовремя. Пенкроф, Харберт и Гедеон Спилет молча стояли в темноте. Пенкроф позвал громким голосом. Он не услышал никакого ответа. Моряк зажег тоненькую веточку. На минуту осветилась небольшая комнатка, казавшаяся покинутой. В глубине ее стоял грубо сложенный камин, на остывшей золе лежала вязанка хвороста. Пенкроф бросил туда горящую ветку; хворост затрещал и вспыхнул ярким огнем. Моряк и его товарищи увидели тогда смятую постель, покрытую влажным, пожелтевшим одеялом, которым, видимо, уже давно не пользовались. У камина валялись два заржавленных котла и опрокинутая кастрюля. В комнате стоял шкаф, и в нем висела покрытая плесенью матросская одежда. На столе находился оловянный прибор и Библия, изъеденная сыростью. В углу были брошены инструменты и оружие: лопата, кирка, заступ, два охотничьих ружья, из которых одно было сломано. На доске, заменявшей полку, стоял нетронутый бочонок пороху, запас дроби и несколько коробок патронов. Все это было покрыто густым слоем пыли, очевидно, скопившейся за много лет. - Никого, - сказал журналист. - Никого, - откликнулся Пенкроф. - В этой комнате уже давно никто не живет, - заметил Харберт. - Да, давненько,- сказал журналист. - Мистер Спилет, - проговорил Пенкроф, - я думаю, что нам лучше переночевать здесь, чем возвращаться на борт корабля. - Вы правы, Пенкроф,- ответил Гедеон Спилет.- А если хозяин этой хижины возвратится, ему, быть может, приятно будет увидеть, что место занято. - Он не возвратится,- сказал моряк, качая головой. - Вы думаете, он покинул остров? - спросил журналист. - Если бы он покинул остров, то унес бы с собой оружие и инструменты, - ответил Пенкроф Вы знаете, как ценны для потерпевших крушение эти предметы - все, что остается от погибшего корабля. Нет, нет, - продолжал моряк убежденным тоном, он не покинул остров. Если бы он построил лодку и уплыл на ней, то тем более не оставил бы здесь этих столь необходимых ему предметов Нет, он на острове И он жив? - спросил Харберт. Живой или мертвый, но он здесь. Однако если он умер, то ведь не мог же он сам себя похоронить, и мы, во всяком случае, найдем его кости Пенкроф и его товарищи решили переночевать в хижине. Запас хвороста, сложенный в углу. позволял хорошо ее натопить Закрыв дверь, моряк, Харберт и Гедеон Спилет сели на скамью. Они мало говорили, но много размышляли В их положении можно было ожидать всего и все казалось возможным" каждый шорох снаружи заставлял их настораживаться. Если бы внезапно распахнулась дверь и вошел человек, наши мореходы нисколько бы не удивились, хотя хижина казалась совершенно заброшенной Они были готовы пожать руку несчастному, потерпевшему крушение, - этому неизвестному другу, которого ожидали друзья Но они ничего не услышали, дверь не распахнулась Так прошло много времени. Какой длинной показалась эта ночь моряку и его товарищам' Только Харберт заснул часа на два в его возрасте сон необходим. Всем не терпелось возобновить поход и обыскать самые дальние уголки острова Выводы Пенкрофа казались совершенно правильными, и было почти несомненно, что если дом покинут и хозяин его не взял с собой оружия, посуды и инструментов, то, значит, он погиб Надо было, по крайней мере, найти его останки н похоронить. Наступил рассвет Пенкроф и его товарищи немедленно принялись осматривать хижину Место для нее было выбрано очень удачно: она стояла на откосе маленького пригорка, который осеняло несколько развесистых камедных деревьев. Перед ее фасадом была прорублена широкая просека, сквозь которую было видно море. Небольшой лужок, обнесенный развалившейся изгородью, тянулся до берега; на его левой стороне открывалось устье ручья. Хижина была сколочена из досок, без сомнения взятых с палубы или с остова корабля. Можно было предположить, что какое-то разбитое судно было выброшено на берег, что, по крайней мере, один матрос из его команды спасся и, имея при себе инструменты, построил домик из обломков корабля. Это сделалось еще более очевидным, когда Гедеон Спилет, который ходил вокруг хижины, увидел на одной из досок, вероятно взятой с борта корабля, полустертую надпись: Бр... тан... я "Британия"! - вскричал Пенкроф, которого журналист тотчас же подозвал к себе. - Так называется много судов, и я не могу сказать, английский это корабль или американский. Это не важно, Пенкроф. - Действительно, это не имеет значения,- согласился моряк, - и кто бы ни был его уцелевший пассажир, мы его спасем, если только он еще жив. Но прежде, чем продолжать нашу экспедицию, возвратимся на "Бонавентур". Пенкроф беспокоился о своем корабле. А что, если остров обитаем и его жители захватили