не достичь ни воздушному шару, ни другому аппарату легче воздуха. Дядюшка Прудент и Фил Эванс хранили полное молчание. Но это нисколько не обескуражило инженера. Он лишь легонько усмехнулся и продолжал: - Вы, вероятно, спрашиваете себя, может ли "Альбатрос" перемещаться не только в горизонтальном, но и в вертикальном направлении, словом, может ли он соперничать с воздушным шаром даже тогда, когда речь идет о достижении верхних слоев атмосферы? Так вот, я бы вам не советовал состязаться на своем аэростате "Вперед" с моим "Альбатросом". Коллеги лишь пожали плечами. Именно тут они, пожалуй, и ожидали поражения инженера. Робур подал знак. Тотчас же гребные винты воздушного корабля остановились. Затем, пролетев в силу инерции еще около мили, "Альбатрос" неподвижно застыл в воздухе. По второму знаку Робура подъемные винты стали вращаться с такой быстротой, которую можно сравнить лишь со скоростью вращения звуковых сирен во время акустических опытов. Производимый этими винтами звук "фрррр" поднялся приблизительно на октаву по звуковой шкале, однако сила его уменьшилась вследствие того, что винты вращались теперь в разреженном воздухе. Летательный аппарат взмыл прямо ввысь, точно жаворонок, который оглашает своим пронзительным криком окружающие просторы. - Господин!.. Господин!.. - твердил Фриколлин. - Только бы эта штука не разбилась! Робур лишь презрительно улыбнулся в ответ. За несколько минут "Альбатрос" достиг высоты в две тысячи семьсот метров, что расширяло поле зрения его пассажиров до семидесяти миль, а затем он поднялся до четырех тысяч метров, на что указал барометр, упавший до 480 миллиметров. Совершив этот опыт, "Альбатрос" снова снизился. В верхних слоях атмосферы давление падает, что приводит к уменьшению кислорода в воздухе, а вследствие этого и в крови. Вот в чем кроется причина несчастных случаев, происходивших с некоторыми воздухоплавателями. Робур не хотел без нужды подвергать своих людей такой опасности. Поэтому "Альбатрос" вновь опустился на высоту, лететь на которой ему было всего удобнее, и гребные винты еще быстрее помчали его на юго-запад. - Теперь, господа, вы, надеюсь, получили ответ на вопрос, который себе задавали? - проговорил инженер. Затем, опершись на перила здесь же, в носовой части воздушного корабля, он погрузился в раздумье. Когда Робур поднял голову, он увидел возле себя председателя и секретаря Уэлдонского ученого общества. - Инженер Робур, - начал дядюшка Прудент, который тщетно пытался овладеть собой, - напрасно вы полагаете, что нас занимают вопросы, которые вы сами задаете! Но мы и в самом деле хотим задать вам вопрос, на который, надеемся, вы соблаговолите ответить. - Спрашивайте. - По какому праву вы напали на нас в Фэрмонт-парке, в Филадельфии? По какому праву вы заперли нас в этой темнице? По какому праву вы увозите нас, вопреки нашему желанию, на борту своей летательной машины? - А по какому праву, господа любители воздушных шаров, - перебил Робур, - по какому праву вы меня оскорбили, освистали и угрожали мне в своем клубе с такой яростью, что я удивляюсь, как ушел оттуда живым? - Спрашивать - не значит отвечать, - вмешался Фил Эванс, - и я тоже требую ответа: по какому праву?.. - Вам угодно знать?.. - Да, пожалуйста. - По праву более сильного! - Какой цинизм! - И все же это именно так! - А как долго, гражданин инженер, - спросил дядюшка Прудент, который в конце концов вышел из себя, - как долго намерены вы пользоваться этим правом? - Как можете вы, господа, - с иронией спросил Робур, - задавать мне подобный вопрос, когда вам достаточно опустить взор, чтобы насладиться зрелищем, равного которому нет на свете? В ту минуту "Альбатрос" словно гляделся в необозримую зеркальную гладь озера Онтарио. Он только что пролетел над страною, так поэтично воспетой Купером, и парил теперь над южным берегом этого обширного водоема, направляясь к прославленной реке, которая несет в него воды озера Эри, разбивая их о свои пороги. На мгновение величавый гул, напоминавший раскаты грома, донесся до воздушного корабля. Казалось, влажный туман внезапно поднялся в воздух, - так заметно посвежело вокруг. Прямо под "Альбатросом" с порогов полукружьем низвергались огромные потоки воды. Казалось, струи расплавленного хрусталя, преломляя солнечные лучи, переливаются тысячью радуг. Величественная картина! Переброшенный перед водопадами мостик, точно нить, соединял один берег с другим. Тремя милями ниже виднелся висячий мост, по которому медленно двигался поезд, переправляясь с канадского берега на американский. - Ниагарские водопады! Эти слова невольно вырвались у Фила Эванса, между тем как дядюшка Прудент делал над собой величайшие усилия, чтобы не восхищаться всеми этими чудесами. Еще минута - и "Альбатрос" уже оставил позади реку, которая отделяет Соединенные Штаты от канадской территории, и устремил свой полет над обширными пространствами Северной Америки. ГЛАВА ВОСЬМАЯ, из которой видно, как Робур решил ответить на поставленный ему важный вопрос В одной из кают кормовой рубки дядюшку Прудента и Фила Эванса ожидали две великолепные кушетки, несколько перемен белья и платья, плащи и пледы. Даже на трансатлантическом пароходе они не пользовались бы большими удобствами. И если наши воздухоплаватели спали дурно, то лишь потому, что им мешали забыться вполне понятные тревоги. В какое опасное приключение были они вовлечены? Какие еще испытания ожидали их по воле Робура и против их собственной воли (да простит нам читатель невольный каламбур)? Чем закончится вся эта авантюра и чего, собственно, добивается инженер? Вот что занимало их мысли в ту бессонную ночь. Слуга Фриколлин был помещен в носовой части "Альбатроса", в каюте рядом с той, которую занимал повар воздушного корабля. Это соседство было ему по душе: Фриколлин любил общество великих мира сего! В конце концов он заснул, но сон его был полон кошмаров - ужасных полетов в пространстве и головокружительных падений с высоты. А между тем что могло быть покойнее этого плавного движения в атмосфере, особенно ночью, когда прекратилось всякое дуновение ветерка. Окружающую тишину нарушал лишь шум вращающихся винтов. Порою с земли доносился свисток одинокого паровоза, бежавшего по рельсам, да голоса домашних животных. Какой удивительный инстинкт! Эти земные твари чувствовали приближение летательной машины и в испуге жалобно кричали при ее появлении. На следующий день, 14 июня, в пять часов утра дядюшка Прудент и Фил Эванс уже прогуливались по настилу, служившему палубой воздушного корабля. За ночь ничего не изменилось: на носу по-прежнему стоял вахтенный, на корме - рулевой. Однако зачем нужен был вахтенный? Разве им угрожала опасность столкновения с другим летательным аппаратом? Разумеется, нет. У Робура еще не было подражателей. Что же касается встречи с каким-нибудь воздушным шаром, то она была так мало вероятна, что ею смело можно было пренебречь. Во всяком случае, "Альбатросу" не приходилось опасаться такого столкновения. Зато оно весьма печально окончилось бы для воздушного шара: припомните басню о чугунном котле и глиняном горшке! Но могло ли все-таки произойти какое-либо столкновение? Да! Воздушный корабль, как и всякое другое судно, мог потерпеть крушение, если бы путь ему преградила гора, которую не удалось бы обогнуть или преодолеть. Горы были рифами-воздушного океана, и "Альбатросу" следовало избегать их, подобно тому, как корабль избегает рифов на море. Правда, как и положено капитану, инженер заранее наметил для своего корабля кратчайший путь, пролегавший над самыми высокими хребтами. Итак, "Альбатросу" предстояло лететь над горным краем, и благоразумие требовало, чтобы экипаж был начеку на случай, если воздушный корабль слегка отклонится от заданного курса. Рассматривая местность, расстилавшуюся под ними, дядюшка Прудент и Фил Эванс увидели огромное озеро, к южному берегу которого приближался "Альбатрос". Они поняли, что за ночь воздушный корабль пролетел над озером Эри из конца в конец. А так как он мчался прямо на запад, то замеченное ими озеро могло быть только озером Мичиган. - Нет никакого сомнения! - вскричал Фил Эванс. - Это скопление крыш на горизонте - Чикаго? Он был прав: перед ними действительно был "Владыка Запада", город, где пересекаются семнадцать железнодорожных линий, - громадное вместилище, куда стекаются товары из Индианы, Огайо, Висконсина, Миссури - штатов, образующих западную часть Американской Федерации. Вооружившись великолепным морским биноклем, который он отыскал в своей каюте, дядюшка Прудент легко различая главные городские строения. Фил Эванс называл ему церкви, общественные здания, многочисленные "элеваторы", или механизированные склады, и, наконец, указал на огромную гостиницу Шерман, похожую на гигантскую игральную кость; очками ей служили сотни окон, блестевших на фасадах этого здания. - Если мы над Чикаго, - заметил дядюшка Прудент, - это доказывает, что нас занесло на запад, значительно дальше, чем требуется для быстрого возвращения домой. И в самом деле, "Альбатрос" все больше удалялся по прямой линии от столицы Пенсильвании. Однако, если бы дядюшка Прудент вздумал убеждать Робура повернуть обратно на восток, - он все равно не мог бы этого сделать: то ли инженер был занят каким-либо делом, то ли еще спал, но в то утро он не спешил выходить из каюты. И обоим воздухоплавателям пришлось отправиться завтракать так и не повидавшись с ним. Со вчерашнего дня скорость воздушного корабля не изменилась. Он летел на запад по ветру, и поэтому его быстрое перемещение не беспокоило пассажиров, а так как температура воздуха падает всего на один градус на каждые сто семьдесят метров высоты, то на палубе было не особенно холодно. В ожидании инженера дядюшка Прудент и Фил Эванс неторопливо беседовали, прогуливаясь, можно сказать, под сенью винтов, которые вращались так стремительно, что их сверкавшие лопасти сливались в полупрозрачный диск. За каких-нибудь два с половиной часа "Альбатрос" пролетел вдоль всей северной границы штата Иллинойс. Он пронесся над берегами "Отца вод" - Миссисипи, причем плывшие по реке двухпалубные пароходы казались сверху простыми челноками. Затем "Альбатрос" промчался над штатом Айова, и в одиннадцать часов утра под ним промелькнул город Айова-Сити. Извилистые гряды холмов, так называемых "bluffs", пересекают эту территорию с юга на северо-запад. Высота их незначительна, и воздушному кораблю не пришлось подниматься ни на один фут. Впрочем, холмы эти вскоре начали понижаться и сменились просторными равнинами Айовы; всю западную половину этого штата, а также часть штата Небраска, занимают бесконечные прерии, которые простираются вплоть до подножья Скалистых гор. Внизу со всех сторон бежали многочисленные речки - притоки и притоки притоков Миссури. На их берегах виднелись города и селения, но они попадались все реже и реже, ибо "Альбатрос" быстро приближался к районам Дальнего Запада. Ничего примечательного в тот день не произошло. Дядюшка Прудент и Фил Эванс были полностью предоставлены самим себе. Едва ли они заметили растянувшегося в носовой части палубы Фриколлина, который закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. Однако негр не страдал от головокружения, как можно было предположить. Находясь на борту воздушного корабля, человек не имеет ориентиров и потому не испытывает головокружения, которое охватывает его на кровле высокого здания. Бездна не влечет к себе, когда смотришь вниз из гондолы аэростата или с палубы воздушного корабля, вернее, под ногами воздухоплавателя открывается не бездна, а безбрежный горизонт, который, словно поднимаясь вместе с ним, окружает его со всех сторон. В два часа "Альбатрос" пролетал над Омахой. Находящийся у границы штата Небраска, город Омаха-Сити - подлинное сердце Тихоокеанской железной дороги, гигантского рельсового пути, длиной в полторы тысячи лье, соединяющего Нью-Йорк и Сан-Франциско. На мгновение внизу тускло блеснули желтоватые воды Миссури, а затем показались деревянные и кирпичные постройки города, расположенного в центре этого богатейшего бассейна, словно пряжка на железном поясе, который стягивает талию Северной Америки. Нет сомнения, что, пока пассажиры воздушного корабля внимательно рассматривали город, жители Омахи в свою очередь обратили внимание на странный летательный аппарат. И все же их удивление при виде парящего в небе "Альбатроса" вряд ли могло сравниться с удивлением председателя и секретаря Уэлдонского ученого общества, когда они впервые обнаружили, что находятся на борту воздушного корабля. Так или иначе, но появление "Альбатроса" должно было вскоре сделаться достоянием газет Соединенных Штатов и послужить объяснением загадочному явлению, которое столько времени занимало, и тревожило весь мир. Час спустя Омаха уже скрылась из виду. И вскоре не осталось сомнений, что воздушный корабль взял курс на север, оставляя в стороне русло Платт-ривер, по долине которой Тихоокеанская железная дорога следует через прерии. Это никак не могло прийтись по вкусу дядюшке Пруденту и Филу Эвансу. - Неужели он собирается всерьез осуществить свой нелепый план и увезти нас на другую сторону земного шара? - спросил один из них. - И к тому же против нашей воли? - подхватил другой. - Ну, Робур, берегись же! Я не такой человек, чтобы позволить делать с собой, что кому вздумается!.. - И я тоже! - подхватил Фил Эванс. - Но, поверьте, дядюшка Прудент, вам надо умерить свой пыл... - Умерить пыл!.. - И сдержать гнев до поры до времени... Часов в пять вечера, миновав Черные горы, поросшие елями и кедрами, "Альбатрос" летел над территорией, которую метко назвали Дикими Землями штата Небраска. Взору открылось беспорядочное нагромождение холмов цвета охры - обломков гор, которые словно рухнули на землю и при падении раскололись на множество кусков. Издали эти глыбы принимали самые причудливые очертания. То тут, то там посреди этого гигантского каменного кегельбана, казалось, поднимались руины средневековых городов с замками, фортами и башнями и развалины крепостей с бойницами и сторожевыми будками. На самом же деле Дикие Земли - всего лишь грандиозное кладбище, где белеют мириады костей допотопных толстокожих и панцирных животных и, говорят, даже ископаемых людей, занесенные в эти места какой-то неведомой геологической катастрофой в глубокой древности. К ночи весь бассейн Платт-ривер остался позади. Теперь вплоть до самого горизонта, сильно раздвинувшегося благодаря высоте, на которой летел "Альбатрос", простиралась гладкая равнина. Этой ночью пронзительные свистки паровозов и низкие гудки пароходов уже не нарушали покоя звездного небосклона. Порою до ушей пассажиров воздушного корабля, летевшего в то время на значительно меньшей высоте, доносилось протяжное мычание: это ревели стада бизонов, бродившие по прерии в поисках водопоя и пастбищ. А когда они замолкали, слышался хруст травы под их копытами, напоминавший глухой рокот волн; и на этом фоне отчетливо выделялся непрерывный, вибрирующий звук винтов "Альбатроса". Время от времени внизу раздавался вой волка или лисицы, крик дикой кошки да завывание койота, этого canis latrans [буквально: лающая собака (лат.)], чье латинское название вполне оправдывается его звонким лаем. Ночной воздух был напоен острым запахом мяты, шалфея и полыни, перемешанным с сильным ароматом хвойных деревьев. Наконец, чтобы перечислить все звуки, доносившиеся с земли, надо упомянуть и о зловещем вое, который издавал уже не койот: то был крик краснокожего, и ни один житель прерий не спутал бы его с голосами хищников. На следующее утро, 15 июня, часов в пять, Фил Эванс вышел на палубу из своей каюты, надеясь, что ему, наконец, посчастливится встретить Робура. Желая узнать, почему инженер не показывался накануне, он обратился к боцману Тому Тэрнеру. То был англичанин лет сорока пяти, могучего сложения, коренастый, широкоплечий, с непомерно крупной головой: такие некрасивые головы любил рисовать Гогарт, запечатлевший своей кистью эту характерную особенность представителей англосаксонской расы. Пусть читатель внимательно вглядится в четвертую гравюру, помещенную в "Harlots Progress", и он не только обнаружит там голову Тома Тэрнера на плечах у тюремщика, но и убедится, что лицо его отнюдь не производит приятного впечатления. - Увидим ли мы сегодня инженера Робура? - спросил Фил Эванс. - Не знаю, - ответил Том Тэрнер. - Я не спрашиваю вас, отлучился, ли он... - Возможно. - Ни когда он возвратится... - Как только закончит свои дела? Сказав это, Том Тэрнер вошел в рубку. Пришлось удовольствоваться этим ответом, в котором не было ничего утешительного, ибо, сверившись с буссолью, Фил Эванс установил, что "Альбатрос" продолжает двигаться на северо-запад. Как непохож был пейзаж, возникший теперь перед глазами пассажиров воздушного корабля, на оставленную накануне бесплодную территорию Диких Земель! Удалившись на тысячу километров от Омахи, "Альбатрос" летел над местностью, которую Фил Эванс не мог узнать по той причине, что никогда здесь не бывал. Немногочисленные форты, воздвигнутые для того, чтобы сдерживать индейцев, высились на холмах, расчерченных правильными геометрическими линиями палисадов, которыми были обнесены строения. Деревни редко попадались в этом малонаселенном крае, столь непохожем на золотоносные земли Колорадо, расположенные несколькими градусами южнее. Вдалеке, пока еще очень смутно, начали вырисовываться очертания горной цепи; лучи встающего солнца окрашивали ее вершины в розовые тона. Это были Скалистые горы. В то утро дядюшка Прудент и Фил Эванс сразу же почувствовали резкий холод. Однако понижение температуры не объяснялось переменой погоды: солнце по-прежнему заливало небо ослепительным светом. - Как видно, "Альбатрос" поднялся в верхние слои атмосферы, - заметил Фил Эванс. И в самом деле, барометр, висевший на наружной стене центральной рубки, упал до пятисот сорока миллиметров, что соответствовало примерно высоте в три тысячи метров. Необходимость вести воздушный корабль на такой значительной высоте была вызвана горным рельефом местности. Впрочем, часом раньше он, вероятно, летел на высоте не меньше четырех тысяч метров, ибо оставил за собой горные вершины, покрытые вечными снегами. Ничто не могло помочь дядюшке Пруденту и его спутнику определить, что это был за край. Ночью "Альбатрос", летевший с большой скоростью, мог отклониться к северу или к югу, и этого было достаточно, чтобы сбить их с толку. И все же, обсудив различные, более или менее правдоподобные гипотезы, они остановились на следующей: лежавшая под ними местность, окруженная со всех сторон горами, была, должно быть, той областью, которую конгресс в марте 1872 года провозгласил Национальным парком Соединенных Штатов. "Альбатрос" и в самом деле летел над этим единственным в своем роде краем. Он вполне заслуживал имени парка, но парка, где вместо холмов были горы, вместо прудов - озера, вместо ручьев - реки, вместо лабиринтов - горные цирки, а вместо фонтанов - гейзеры необыкновенной силы. За несколько минут воздушный корабль пронесся над берегами Йеллоустон-ривер, оставив справа гору Стивенсона, и достиг границ большого озера, носящего название только что упомянутой реки. Как живописны были очертания этого природного водоема, песчаные берега которого, усеянные обсидианом и осколками хрусталя, сверкали, отражая солнечные лучи тысячами тончайших граней! Как причудливо были разбросаны островки, покрывавшие поверхность озера! Как ясно отражалось лазурное небо в этом огромном зеркале! К берегам озера йеллоустон, одного из самых высокогорных на земном шаре, тысячами слетались обитатели пернатого царства - пеликаны, лебеди, чайки, гуси, казарки, гагары! Его обрывистые берега местами густо поросли зеленым руном деревьев - сосен и лиственниц. У подножья откосов виднелись бесчисленные трещины, над которыми клубился пар: он вырывался из недр земли, как из громадного котла, в котором подземное пламя всегда поддерживало воду в состоянии кипения. Повару представлялся здесь редкий случай надолго запастись форелью - единственной рыбой, которая мириадами плодится в водах озера йеллоустон. Но "Альбатрос" все время летел на такой высоте, что заняться рыбной ловлей так и не удалось, хотя добыча, вне всякого сомнения, была бы великолепной. К тому же через три четверти часа воздушный корабль уже пересек озеро и приблизился к области, богатой гейзерами, не уступающими по красоте самым замечательным гейзерам Исландии. Перегнувшись через борт, дядюшка Прудент и Фил Эванс с восхищением наблюдали за струями горячей воды, которые взлетали вверх, словно стараясь обдать брызгами "Альбатрос". Особенно хороши были несколько гейзеров: "Веер", чьи струи расходятся в воздухе сверкающими пластинками, "Укрепленный замок", который как будто обороняется ударами водяных столбов, "Старый друг" с его фонтаном, увенчанным радугой, и "Гигант", из недр которого бьет в небо мощный поток воды окружностью в двадцать я высотою в двести футов! Это ни с чем не сравнимое, можно сказать, единственное в мире зрелище было, очевидно, хорошо знакомо Робуру, ибо он даже не показался на палубе. Неужели он повел "Альбатрос" над национальным заповедником только ради того, чтобы доставить удовольствие своим гостям? Во всяком случае, инженер не искал их благодарности. Не покинул он своей каюты и позднее, когда часов в семь утра воздушный корабль начал свой смелый перелет через Скалистые горы. Известно, что этот горный массив тянется, точно гигантский спинной хребет, от крестца до затылка Северной Америки, продолжая собою Мексиканские Анды. Эту могучую горную гряду протяженностью в три с половиной тысячи километров венчает пик Джемс, высота которого достигает почти двенадцати тысяч футов. Нет сомнения, что, учащая взмахи своих крыльев-винтов, "Альбатрос", подобно птице, взмывающей в поднебесье, мог бы пролететь над самыми высокими точками этой горной системы и одним прыжком достигнуть штатов Орегон и Юта. Однако в таком маневре не было необходимости, ибо существуют перевалы, которые позволяют преодолевать горный барьер, не взбираясь на его гребень. В Скалистых горах известно несколько "каньонов" - более или менее узких ущелий, пригодных для этой цели. Таков, например, Бриджерский перевал, по которому вьется Тихоокеанская железная дорога, выходящая затем на территорию мормонов; другие проходы лежат севернее или южнее. Именно в один из таких каньонов и устремился "Альбатрос", умерив при этом свою скорость, чтобы не наткнуться на стенки ущелья. Искусный кормчий, твердая рука которого уверенно сжимала послушный руль, вел воздушный корабль, как ведут первоклассное судно на состязаниях Королевского яхт-клуба. Это было поистине необыкновенное зрелище. И, несмотря на всю свою досаду, оба противника "аппаратов тяжелее воздуха" невольно восхищались совершенством воздушного корабля. Меньше чем за два с половиной часа колоссальный горный хребет был преодолен, и "Альбатрос" вновь помчался с прежней скоростью - сто километров в час. Спустившись ниже, он летел теперь к юго-западу, готовясь пересечь наискось территорию штата Юта. Воздушный корабль уже снизился на несколько сот метров, когда внимание дядюшки Прудента и Фила Эванса привлекли какие-то свистки. Их издавал поезд Тихоокеанской железной дороги, направлявшийся к городу Большого Соленого озера. В это мгновение, послушный тайному приказу, "Альбатрос" снизился еще больше и полетел над мчавшимся на всех парах составом. Его тотчас же заметили. Несколько человек показались в дверцах вагонов. Затем многочисленные пассажиры высыпали на площадки, соединяющие вагоны в американских поездах. Некоторые даже не побоялись вскарабкаться на крыши, чтобы лучше разглядеть летательную машину. Воздух огласился криками "гип-гип, ура!"; но даже эти приветствия не заставили Робура показаться на палубе. "Альбатрос" еще больше приблизился к земле, умерив скорость вращения подъемных винтов и замедлив свой полет, чтобы не опередить поезда, который ему ничего не стоило обогнать. Он летел над составом, точно гигантский жук, но мог в любую минуту превратиться в огромную хищную птицу. Воздушный корабль отклонялся то вправо, то влево, устремлялся вперед, возвращался назад, а над ним гордо реяло черное полотнище с золотым солнечным диском посредине. Начальник поезда развернул в ответ украшенный тридцатью семью звездами флаг Американской Федерации. Напрасно узники пытались воспользоваться удобным случаем и сообщить о том, что с ними произошло. Напрасно председатель Уэлдонского ученого общества кричал во все горло: - Я - дядюшка Прудент из Филадельфии! А секретарь общества вторил ему: - Я - Фил Эванс, его коллега! Их голоса тонули в громких криках "ура", которыми пассажиры поезда приветствовали полет "Альбатроса". Но вот три или четыре члена экипажа воздушного корабля показались на палубе. Один из них, по примеру моряков, обгоняющих другое судно, показал поезду конец каната, в насмешку предлагая взять его на буксир. И "Альбатрос" понесся вперед со своей обычной скоростью; в каких-нибудь полчаса он оставил экспресс далеко позади, и вскоре последний дымок паровоза растаял на горизонте. В час пополудни вдали показался огромный диск, который отбрасывал солнечные лучи, точно гигантский рефлектор. - Это, должно быть, столица мормонов Солт-Лейк-Сити! - воскликнул дядюшка Прудент. И в самом деле, под ними лежал город Большого Соленого озера, а сверкающий диск был круглым куполом храма, в котором с удобством располагались около десяти тысяч "святых" - мормонов. Подобно выпуклому зеркалу, купол отбрасывал солнечные лучи во всех направлениях. Этот большой город, раскинувшийся у подножья Уосатчских гор, склоны которых до половины одеты кедрами и елями, стоит на берегу нового Иордана, несущего воды Юты в Большое Соленое озеро. С воздушного корабля он казался шашечной доской, на которую действительно походят многие американские города; но об этой шашечной доске можно было, пожалуй, сказать, что на ней "больше дамок, чем клеток", ибо, как известно, у мормонов процветает многоженство. Вокруг простирался хорошо обработанный, зеленеющий, богатый шерстью край, в котором стада овец насчитываются тысячами. Но и самый город и окружающая местность промелькнули как тень, и "Альбатрос" стремительно понесся к юго-западу. Теперь быстрота его полета была весьма ощутима, ибо превышала скорость ветра. Вскоре воздушный корабль уже летел над Невадой. Богатая серебром территория этого штата отделена от золотоносных земель Калифорнии только горами Сьерры. - Бьюсь об заклад, - заявил Фил Эванс, - что мы еще до наступления ночи увидим огни Сан-Франциско! - А что дальше?.. - спросил дядюшка Прудент. В шесть часов вечера воздушный корабль пересек хребет Сьерры-Невады через ущелье Траки, по которому проходит полотно железной дороги. Оставалось преодолеть всего лишь триста километров, чтобы достичь если не Сан-Франциско, то уж во всяком случае столицы штата Калифорния - Сакраменто. И такова была в то время скорость "Альбатроса", что не пробило еще и восьми часов, как на западе показался купол Капитолия, который вскоре исчез на противоположной стороне, небосклона. В эту минуту на палубе показался Робур. Коллеги направились к нему. - Инженер Робур, - начал дядюшка Прудент, - мы уже достигли западных пределов Америки! Не пора ли положить предел и вашей шутке?.. - Я никогда не шучу, - возразил Робур. Он подал знак. "Альбатрос" устремился вниз с такой скоростью, что пассажирам пришлось спешно укрыться в рубках. Не успела дверь каюты, захлопнуться, как дядюшка Прудент воскликнул: - Еще секунда, и я бы его придушил! - Нам надо бежать! - отозвался Фил Эванс. - Да!.. Во что бы то ни стало! Внезапно до них докатился протяжный гул. Это был рокот морских валов, дробившихся о прибрежные скалы. Внизу лежал Тихий океан. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой "Альбатрос" преодолевает расстояние в десять тысяч километров и заканчивает перелет великолепным прыжком Дядюшка Прудент и Фил Эванс окончательно решили бежать. Но почему они не отважились на открытую борьбу? Ведь смелое нападение могло бы сделать их господами положения на борту "Альбатроса" и позволило бы им вновь опуститься на землю в каком-нибудь пункте Соединенных Штатов. Нельзя, однако, забывать, что экипаж воздушного корабля состоял из восьми здоровенных мужчин, и надеяться одолеть их вдвоем - на Фриколлина рассчитывать не приходилось - было бы чистейшим безумием! Итак, поскольку силу применить было невозможно, оставалось действовать хитростью, как только "Альбатрос" возвратится на землю. Именно это Фил Эванс и старался втолковать своему вспыльчивому спутнику, ибо все время опасался, как бы тот необдуманным поступком не осложнил их и без того трудного положения. Но, так или иначе, время действовать еще не пришло. Воздушный корабль с огромной скоростью несся над северной частью Тихого океана. На следующее утро, 16 июня, земля совсем скрылась из виду. И так как американское побережье, начиная с острова Ванкувер и вплоть до группы Алеутских островов (части Северной Америки, которую Россия уступила Соединенным Штатам в 1867 году), образует вытянутую на северо-запад дугу, то было вполне вероятно, что "Альбатрос" вновь пересечет западный выступ этого побережья, если только направление его полета до тех пор не изменится. Какими долгими казались теперь ночи обоим коллегам! Вот почему по утрам они торопились покинуть свою каюту. Однако, когда они в то утро вышли на палубу, оказалось, что заря давно уже позолотила восточную часть небосклона. Приближалось июньское солнцестояние - самый длинный день в году для всего Северного полушария, и на шестидесятой параллели в эту пору ночь почти не спускается на землю. По своему обыкновению, а быть может, и намеренно, инженер Робур не спешил в тот день выйти из рубки. Появившись, наконец, на палубе, он ограничился тем, что молча поклонился своим гостям, повстречав их на корме воздушного корабля. Тем временем отважился покинуть каюту и Фриколлин. Он нерешительно подвигался вперед, как человек, ступающий по зыбкой почве. Глаза его покраснели от бессонницы, взор блуждал, ноги подкашивались. Прежде всего он торопливо посмотрел вверх и вздохнул с облегчением: подъемные винты вращались равномерно и безостановочно. Вслед за тем негр неверной походкой подошел к перилам и, чтобы не потерять равновесия, вцепился в них обеими руками. По всей видимости, ему тоже хотелось взглянуть на страну, над которой "Альбатрос" парил на высоте не более двухсот метров. Фриколлин, должно быть, сильно осмелел, коль скоро решился подвергнуть такому риску свою особу. И, надо полагать, он весьма гордился собственной отвагой. Сначала негр откинулся всем телом подальше от перил; затем потряс поручни, чтобы убедиться в их прочности; затем выпрямился; затем наклонился вперед и слегка перегнулся за борт. Нечего и говорить, что все эти гимнастические упражнения он проделывал зажмурившись. Наконец он открыл глаза. Какой вопль вырвался из его груди! Как стремительно отпрянул он от перил! И как глубоко втянул при этом голову в плечи! Далеко внизу Фриколлин увидел безбрежный океан. Не будь волосы негра такими курчавыми, они, наверно, встали бы дыбом. - Море!.. Море!.. - завопил он и грохнулся бы на палубу, если бы подоспевший повар не подхватил его. Повар "Альбатроса" Франсуа Тапаж был француз, быть может гасконец. Если же он и не был гасконцем, то, должно быть, в детстве вдыхал воздух Гаронны. Каким образом Франсуа Тапаж оказался на службе у инженера? Какой случайности был он обязан тем, что стал членом экипажа воздушного корабля? Об этом ничего неизвестно. Так или иначе, этот весельчак болтал по-английски, как прирожденный янки. - Эй, держись, держись! - воскликнул он, угощая негра сильным пинком в поясницу. - Мистер Тапаж!.. - только и мог пролепетать бедняга, бросая отчаянные взгляды на винты. - Что тебе, Фриколлин? - Эта штука еще никогда не разбивалась? - Нет! Но рано или поздно разобьется. - Почему?.. Почему?.. - Потому что все приедается, все разбивается, все кончается, как говорят в наших краях. - Но ведь под нами море!.. - Ну, коли падать, так уж лучше в море. - Но тогда мы потонем!.. - Лучше уж потонуть, чем разлететься вдребезги! - отвечал Франсуа Тапаж, скандируя каждый слог. Минуту спустя Фриколлин, извиваясь, как ящерица, проскользнул в свою каюту. Весь этот день, 16 июня, воздушный корабль летел со средней скоростью. Держась лишь в сотне футов от воды, он плавно скользил над залитой солнцем поверхностью словно дремавшего океана. Дядюшка Прудент и его спутник оставались в каюте, не желая встречаться с Робуром, который, покуривая трубку, прогуливался по палубе то в одиночестве, то в обществе своего боцмана Тома Тэрнера. Подъемные винты вращались почти в два раза медленнее обычного, но и этого было достаточно, чтобы удерживать летательный аппарат в нижних слоях атмосферы. Поэтому, если бы в той части Тихого океана водилось много рыбы, экипаж "Альбатроса" охотно занялся бы рыбной ловлей, которая не только нарушила бы однообразие путешествия, но и внесла разнообразие в ежедневный рацион. Однако на поверхности океана время от времени показывались лишь киты с желтым брюхом, достигающие двадцати пяти метров в длину. Это наиболее грозные представители породы китообразных, встречающиеся в северных морях. Китобои и те остерегаются нападать на них - так велика сила этих морских исполинов. Однако, применив обычный гарпун или снаряд Флетчера, называемый также "бомба-дротик", которых имелось немало на борту воздушного корабля, можно было, не подвергаясь серьезной опасности, заняться охотой на кита. Но кому нужно такое бесполезное убийство? И все же, видимо желая дать членам Уэлдонского ученого общества наглядное представление о великолепных качествах "Альбатроса", Робур разрешил начать охоту на одно из этих громадных животных. Заслышав возглас: "Кит! Кит!", дядюшка Прудент и Фил Эванс выбежали из каюты. Не показалось ли какое-нибудь китобойное судно?.. Они так жаждали вырваться из своей летающей тюрьмы, что, появись на море корабль, готовы были кинуться в воду в надежде, что их подберет посланная за ними шлюпка. Экипаж "Альбатроса" в полном составе уже построился на палубе. Все ждали. - Ну что ж, приступим, мистер Робур? - спросил боцман Тэрнер. - Хорошо, Том, - ответил инженер. Механик и оба его помощника уже находились на своих постах в машинном отделении; по первому знаку Робура они готовы были повернуть воздушный корабль в любом направлении. Тем временем "Альбатрос" еще снизился и замер футах в пятидесяти над поверхностью океана. Дядюшка Прудент и Фил Эванс отметили про себя, что на морской глади не видно никаких признаков корабля и никакой земли, куда они могли бы добраться вплавь, если даже допустить, что Робур не стал бы их преследовать. Несколько фонтанов пара и воды, выпущенных через дыхала китов, выдали присутствие животных, всплывших подышать на поверхность моря. Том Тэрнер и его помощник стали на носу "Альбатроса". Рядом уже лежал наготове снаряд, состоявший из бомбы с дротиком; этими снарядами, изготовляемыми в Калифорнии, стреляют из аркебузы. Они представляют собою металлический цилиндр, заканчивающийся небольшой бомбой, также цилиндрической формы, с гарпуном на конце. Робур тоже расположился в носовой части. С того места, где обычно стоял вахтенный, он правой рукой подавал команду механикам, а левой - рулевому. Это позволяло инженеру управлять движением воздушного корабля в обеих плоскостях - горизонтальной и вертикальной - и во всех направлениях. Просто удивительно, с какой быстротой, с какой точностью летательный аппарат подчинялся его воле. Могло показаться, что "Альбатрос" - живое существо, душою которого является Робур. - Кит!.. Кит!.. - вновь послышался возглас Тома Тэрнера. В самом деле - в четырех кабельтовых от "Альбатроса" - на поверхности моря показалась спина кита. Воздушный корабль понесся вперед, в погоню за гигантским животным, и остановился футах в шестидесяти от него. Том Тэрнер приложил к плечу аркебузу, покоившуюся на специальной сошке, укрепленной в носовой части "Альбатроса". Раздался выстрел, и снаряд на длинном канате, прочно привязанном к палубе, вонзился в кита. Наполненная взрывчатым веществом бомба разлетелась на куски, а заключенный в ней небольшой гарпун с двумя зубцами глубоко впился в тело животного. - Внимание! - крикнул Том Тэрнер. Как ни дурно были настроены дядюшка Прудент и Фил Эванс, они все же невольно заинтересовались этой охотой. Тяжело раненный кит с такой силой ударил хвостом по поверхности моря, что вода фонтаном взметнулась вверх и обдала брызгами воздушный корабль. Затем он нырнул глубоко в воду, таща за собой канат, который быстро и ловко разматывал Том Тэрнер. Бухта каната была уложена в кадку с водой, чтобы не дать ему воспламениться от трения. Вскоре кит вновь показался на поверхности океана и с невероятной быстротой устремился к северу. "Альбатрос", оказавшись таким образом на буксире, понесся вслед за китом, стараясь держаться с ним на одной линии. Гребные винты были остановлены, и животному до поры до времени не мешали делать, что оно хочет. Том Тэрнер готов был немедленно обрубить канат, если бы кит вновь нырнул в море, что было опасно для воздушного корабля. За полчаса исполинское животное протащило "Альбатрос" на целых шесть миль, но чувствовалось, что кит начинает слабеть. Тогда по знаку Робура помощники механика дали задний ход, и гребные винты стали оказывать сопротивление киту, который был вынужден мало-помалу приблизиться к "Альбатросу". Теперь воздушный корабль парил всего лишь в двадцати пяти футах над животным. Кит все еще неистово бил хвостом по воде. Переворачиваясь со спины на брюхо, он поднимал огромную волну. Вдруг кит принял почти вертикальное положение и так стремительно стал уходить под воду, что Том Тэрнер с трудом поспевал разматывать канат. В одно мгновение воздушный корабль оказался над самой поверхностью океана. Там, где исчезло животное, возник настоящий водоворот. Мощный вал морской воды обрушился на носовую часть "Альбатроса", как бывает, когда корабль движется против ветра и волн. По счастью, Том Тэрнер ударом топора тут же перерубил канат. Освободившись от буксира, "Альбатрос", подъемные винты которого работали в полную силу, взмыл метров на двести вверх. Надо заметить, что все это время Робур с редким хладнокровием управлял летательным аппаратом. Через несколько минут кит вновь показался на поверхности - на этот раз уже мертвый. Морские птицы, слетевшись со всех сторон, набросились на его труп, испуская крики, способные оглушить даже парламент. "Альбатрос", которому его добыча была ни к чему, продолжал свой полет на запад. На следующий день, 17 июня, часов в шесть утра, на горизонте появились очертания какой-то земли. Перед воздушным кораблем лежали полуостров Аляска и растянутая цепь скалистых Алеутских островов. "Альбатрос" быстро оставил за собой "этот сухопутный барьер, который кишмя кишит моржами; здесь их бьют алеуты для Русско-Американской компании. Что за великолепный промысел - охота на этих животных с рыжей шерстью, достигающих шести-семи футов в длину, при весе от трехсот до пятисот