примет на себя командование шхуной. Мне же оставалось только выслушать капитана, а поскольку я неоднократно перечитывал роман Эдгара По и знал его почти наизусть, мне было любопытно, что он скажет о нем. -- Выходит, мистер Джорлинг, -- заговорил капитан более резким голосом, дрожание которого выдавало раздражение, -- вы не знали семью Пимов и не встречались с ее членами ни в Хартфорде, ни на Нантакете... -- Ни в других местах, -- закончил я за него. -- Пусть так! Но остерегайтесь заявлять, что этой семьи не существовало, что Артур Гордон Пим -- всего лишь литературный герой, что все его путешествие-- плод вымысла!.. Да! Опасайтесь этого, подобно тому, как вы опасаетесь отрицать догмы нашей святой Церкви! Разве способен простой человек -- хотя бы даже ваш Эдгар По -- сотворить такое? По гневным ноткам, прозвучавшим в тоне капитана Лена Гая, я понял, что мне лучше воздержаться от спора. - А теперь запомните хорошенько... Речь пойдет о фактах, в которых не приходится сомневаться. Вы сами сделаете из них выводы и, надеюсь, не пожалеете, что взошли на борт "Халбрейн"! В 1838 году, когда появилась книга Эдгара По, я находился в Нью-Йорке. Я немедленно отправился в Балтимор, где проживала семья писателя, дед которого служил квартирмейстером {квартирмейстер - военнослужащий, ведающий расположением войск, лагерем или размещением их по квартирам} во время войны за Независимость. Надеюсь, вы не станете оспаривать существование семьи По, хотя и не признаете существование семьи Пимов? Я хранил молчание, предпочитая не прерывать его бреда. -- Я разузнал кое-что об Эдгаре По.-- продолжал он.-- Мне показали его дом. Я явился к нему... Но тут меня подстерегало первое разочарование: его в то время не оказалось в Америке, и я не смог с ним увидеться. Я подумал, что это было в высшей степени плачевно, ибо, учитывая непревзойденное внимание, которое проявляет Эдгар По к различным видам безумия, наш капитан наверняка привел бы его в полный восторг... -- К несчастью, -- продолжал капитан, -- не сумев повстречаться с Эдгаром По, я не смог узнать ничего нового и об Артуре Гордоне Пиме... Этот отважный пионер антарктических земель умер. Согласно заключительным строкам книги американского поэта, публика была осведомлена о его смерти, поскольку о ней сообщали газеты... Капитан Лен Гай говорил чистую правду; но я, как и все прочие читатели романа, полагал, что это сообщение также было вымыслом романиста. Не посмев предложить развязку столь блистательной игры своего воображения, автор решил убедить читателей в том, что Артур Пим не смог предоставить ему трех последних глав, ибо жизнь его прервалась при самых печальных обстоятельствах, неизвестных, впрочем, автору в необходимых подробностях. -- Итак, Эдгар По отсутствовал, Артура Пима уже не было в живых, поэтому мне оставалось одно: найти человека, сопровождавшего Артура Пима в его путешествии, -- Дирка Петерса, следовавшего за ним до самых высоких широт, откуда оба они вернулись неведомым способом. Проделали ли они обратный путь бок о бок? Книга не проясняет этого, как и многого другого. Однако Эдгар По сообщает, что Дирк Петерс мог бы поведать кое-что из того, что должно было составить сюжет неопубликованных глав, и что он проживает в Иллинойсе. Я направился в Спрингфилд и навел там справки об этом человеке -- индейце-полукровке. Оказалось, что искать его надо в местечке под названием Вандалия. Я добрался и туда... - Но его там не оказалось? -- не смог я сдержать улыбку. -- Второе разочарование: его там не оказалось, вернее, он там больше не жил. Уже много лет тому назад Дирк Петерс покинул Иллинойс и сами Соединенные Штаты, чтобы отправиться... неизвестно куда! Однако я побеседовал в Вандалии с людьми, знавшими его, у которых он жил до отъезда и которым рассказывал о своих приключениях, так и не обмолвившись, впрочем, об их развязке, оставшись единственным обладателем тайны. Как же так? Выходит, что Дирк Петерс существовал и жив по сию пору? Я чуть было не заразился уверенностью Лена Гая. Еще мгновение -- и я спятил бы так же, как и он... Так вот какая тайна мучила капитана Лена Гая, вот что расстроило его ум! Он вообразил, что и впрямь ездил в Иллинойс и видел в Вандалии людей, знавших Дирка Петерса! Я охотно верил в исчезновение Дирка: ведь он существовал только в воображении романиста! Однако я не перечил капитану, чтобы не усугубить его состояния. Я делал вид, будто верю ему, даже когда он сказал: -- Как вам известно, мистер Джорлинг, в книге говорится о бутылке с запечатанным в нее письмом, которую капитан шхуны, взявшей на борг Артура Пима, спрягал у подножия горы на Кергеленах. -- Да, там действительно рассказано об этом, -- согласился я. - Так вот, недавно я предпринял поиски места, где должна была находиться эта бутылка... И я нашел и ее, и само письмо, в котором сказано, что капитан и его пассажир Артур Пим предпримут все возможное, чтобы добраться до южного предела антарктических морей! - Вы нашли эту бутылку? -- с живостью вскричал я. - Да. -- И письмо? - Да. Я пристально посмотрел на капитана Лена Гая. Подобно всем одержимым, он верил в собственные фантазии. Я чуть было не воскликнул: "Дайте мне взглянуть на письмо!", но вовремя одумался: разве он не мог написать его сам? Поэтому мой ответ прозвучал осмотрительно: -- Как жаль, капитан, что вы не увиделись в Вандалии с Дирком Петерсом и не узнали, как ему и Артуру Пиму удалось возвратиться. Припомните-ка предпоследнюю главу! Оба путешественника сидят в шлюпке, подошедшей к завесе белых паров... Шлюпка приближается к бездне водопада, но туг перед ней возникает укутанная дымкой человеческая фигура... Дальше -- лишь две строчки точек... - О да, было бы замечательно тогда повстречаться с Дирком Петерсом и узнать о развязке его приключений. Но еще интереснее для меня было проследить судьбу остальных... - Остальных?..-- вскричал я.-- Что вы хотите этим сказать? -- Судьбу капитана и экипажа английской шхуны, подобравшей Артура Пима и Дирка Петерса после страшного кораблекрушения, постигшего "Дельфина", и пронесшей их через полярные льды до острова Тсалал... -- Мистер Лен Гай, -- заметил я, словно не ставил больше под сомнение реальность событий, описанных в романе Эдгара По, -- разве эти люди не погибли во время нападения на шхуну и при искусственном обвале, устроенном туземцами острова? -- Кто знает, мистер Джорлинг? -- прочувственно отозвался капитан.-- Кто знает, не пережил ли кто-нибудь резню и обвал, не вырвался ли кто-нибудь из рук туземцев? -- Но и в этом случае, -- упорствовал я, -- трудно надеяться, что спасшиеся смогли дожить до наших дней. -- Почему же? -- А потому, что события, о которых мы ведем речь, происходили более одиннадцати лет тому назад... -- Сэр, -- ответствовал капитан Лен Гай, -- раз Артур Пим и Дирк Петерс сумели подняться от острова Тсалал до самой восемьдесят третьей широты и даже дальше, раз они нашли способ выжить в антарктических широтах, то почему их спутникам, если они не погибли от рук туземцев, не могла улыбнуться удача, почему бы им не добраться до соседних островов, замеченных в пути, почему бы этим несчастным, моим соотечественникам, не начать там новую жизнь? Вдруг кто-нибудь из них до сих пор ждет спасения? -- Вы жертва вашей доброты, капитан, -- отвечал я, стараясь успокоить его.-- Это невозможно... -- Невозможно? А если все-таки возможно? Если обнаружится материальное доказательство существования этих несчастных, забытых на краю света? Я не смог ему ответить, ибо после этих слов грудь капитана Лена Гая содрогнулась от рыданий и он отвернулся, устремив взгляд на юг, словно пытаясь разглядеть что-то скрытое за горизонтом. Оставалось только недоумевать, какие обстоятельства жизни Лена Гая довели его до столь очевидного помешательства. Он сострадал потерпевшим кораблекрушение, с которыми этого на самом деле не происходило -- по той простой причине, что и их самих никогда не существовало?.. Капитан Лен Гай подошел ко мне вплотную, положил мне руку на плечо и прошептал в самое ухо: -- Нет, мистер Джорлинг, нет, об экипаже "Джейн" еще не сказано последнего слова! Сказав это, он удалился. Именем "Джейн" называлась в романе Эдгара По шхуна, подобравшая Артура Пима и Дирка Петерса среди обломков "Дельфина". Капитан Лен Гай впервые за весь разговор произнес это слово. А ведь Гаем звался и капитан "Джейн", которая тоже была английским судном, подумал я. Только что из этого следует? Капитан "Джейн" существовал лишь в воображении Эдгара По, в то время как капитан "Халбрейн" жив и как бы здоров... Единственное, что есть у них общего, -- это фамилия, весьма распространенная, впрочем, в Великобритании... Однако это сходство, продолжал я рассуждать, и стало, видимо, причиной помешательства несчастного капитана. Должно быть, он вбил себе в голову, что приходится родственником командиру "Джейн"! Вот и причина его состояния, вот почему он потерял покой, испытывая острую жалость к жертвам вымышленного кораблекрушения! Любопытно, что знает об этом Джэм Уэст. Однако вопрос был слишком деликатен, он касался состояния рассудка капитана, и я не решился его затронуть. Кроме того, со старшим помощником было затруднительно вести беседу на любую тему, тем более на столь опасную... Взвесив все, я решил проявить осмотрительность. В конце концов на Тристан-да-Кунья я сойду на берег -- значит, мое путешествие на шхуне завершится уже через несколько дней. Воистину никогда не поверил бы, что мне суждено столкнуться с человеком, уверовавшим в вымысел Эдгара По! Через день, 22 августа, как только забрезжила заря, мы оставили по левому борту остров Марион с его вулканом, южная вершина которого вздымается на четыре тысячи футов {Фут -- единица длины в различных странах до введения метрической системы мер; равен 30,4 см}, и впервые заметили вдали очертания острова Принс-Эдуард, лежащего на 46°53' южной широты и 37°46' восточной долготы. Но и этот остров исчез у нас за бортом; прошло часов двенадцать -- и его скалы растаяли в вечерних сумерках. Следующим утром "Халбрейн" взяла курс на северо-запад, устремившись к самой северной точке, какой ей предстояло достичь в этом плавании. Глава V РОМАН ЭДГАРА ПО Вот вкратце содержание знаменитого произведения американского романиста, увидевшего свет в Ричмонде под названием "Повесть о приключениях Артура Гордона Пима". Мне придется уделить время его пересказу, чтобы стало ясно, были ли основания усомниться в вымышленности его героев. Да и нашелся ли бы среди многочисленных читателей хоть один, кто бы уверовал, хоть на минуту, в их подлинность -- не считая, разумеется, капитана Лена Гая?.. Эдгар По ведет повествование от имени главного героя. Уже в предисловии Артур Пим говорит о том, что, вернувшись из путешествия по антарктическим морям, он повстречал среди виргинских джентльменов, проявляющих интерес к географическим открытиям, Эдгара По, в ту пору -- редактора журнала "Южный литературный вестник", печатавшегося в Ричмонде. По словам рассказчика, Эдгар По получил от него разрешение печатать в газете "под видом вымышленной повести" первую часть приключений. Публикация была благосклонно принята публикой, в результате чего вышел целый том, в котором повествовалось обо всем путешествии, на этот раз за подписью Эдгара По. Как явствует из моего разговора с капитаном Леном Гаем, Артур Гордон Пим родился на Нантакете, где он до шестнадцати лет учился в нью-бедфордской школе. Перейдя из этой школы в другую, которой заведовал мистер Е. Роналд, он подружился с Августом Барнардом, сыном капитана морского корабля, который был старше его на два года. Этот молодой человек уже ходил с отцом в южные моря на китобойном судне; он распалял и без того пылкое воображение Артура Пима, рассказывая о чудесах, которыми изобилуют морские путешествия. Тесная дружба двух молодых людей положила начало неодолимой тяге Артура Пима к рискованным приключениям, что и привело его в высокие широты Антарктики. Свою первую вылазку в море Август Барнард и Артур Пим предприняли на утлом шлюпе под названием "Ариэль", принадлежавшем семейству Артура. Как-то вечером друзья, будучи порядком навеселе, невзирая на холодную октябрьскую погоду, тайком проникли на шлюп, подняли паруса и устремились в открытое море, увлекаемые бодрым юго-западным ветром. Скоро начался шторм. "Ариэль" потерял из виду землю. Отчаянные юнцы были пьяны. Они забыли про штурвал и не подумали взять рифы. Порывы ветра оборвали паруса. Через некоторое время "Ариэль" столкнулся с большим судном, подмявшим его как пушинку. Далее Артур Пим подробно рассказывает об обстоятельствах их спасения. Благодаря старшему помощнику с судна "Пингвин" из Нью-Лондона, погубившего их посудину, друзей выловили полумертвыми из воды и доставили на Нантакет. Я вовсе не утверждаю, что уже этому эпизоду не присуще правдоподобие, более того, готов признать, что он правдив. Он умело готовит читателя к последующим главам. Все в книге, вплоть до того дня, когда Артур Пим пересекает Полярный круг, вполне достоверно. Читателю предлагается череда событий, которые он с легкостью принимает на веру. Но начиная с Полярного круга и южных паковых льдов все меняется, и я не я, если автор не пошел далее на поводу у своего неистощимого воображения... Но продолжим. Первое приключение не охладило рвения юнцов. Артур Пим все с большим пылом внимал морским рассказам, которыми его потчевал Август Барнард, хоть и подозревал, что они "полны преувеличений ". Спустя восемь месяцев после истории с "Ариэлем", в июне 1827 года, компания "Ллойд и Реденберг" отправляла в южные моря на промысел китов бриг "Дельфин". Это была старая калоша, на скорую руку отремонтированная, зато командовал ею Барнард, отец Августа. Сын капитана предложил Артуру Пиму присоединиться к ним, и того не пришлось упрашивать дважды; однако семья Артура, особенно матушка, ни за что не соглашалась отпустить его в море. Однако это не могло остановить порывистого юношу. Настойчивые призывы Августа не давали ему покоя. Он решил тайно проникнуть на "Дельфин", поскольку старший Барнард не позволил бы ему нарушить запрет, наложенный семьей. Сказав матери, что собирается провести несколько дней у приятеля в Нью-Бедфорде, он расстался с семьей и отправился в путь. За двое суток до отплытия брига он проник на борт и спрятался в укромном местечке, приготовленном для него августом втайне от отца и всего экипажа. Каюта Августа Барнарда соединялась люком с трюмом "Дельфина", заваленным бочками, тюками и всевозможным грузом. через этот люк Артур Пим и пробрался в свой тайник -- простой ящик со сдвигающейся вбок стенкой. В ящике для него были приготовлены матрас, одеяла, кувшин с водой, а также галеты, колбаса, кусок жареной баранины, несколько бутылок спиртного и даже письменный прибор. Артур Пим, захвативший с собой лампу, свечи и фосфорные спички, провел в ящике три дня и три ночи. Август Барнард мог навестить его лишь после того, как "Дельфин" снимется с якоря. Бриг устремился в море, и уже через час Артур Пим ощутил сильную качку. Не выдержав тесноты ящика, он выбрался на волю и, двигаясь в тменоте вдоль натянутой из конца в конец трюма веревки, добрался, спотыкаясь о разный хлам, до люка, ведущего в кабину друга. Затем он проделал обратный путь, залез в свой ящик и уснул. Прошло немало дней, а Август Барнард все не появлялся. Он то ли не мог, то ли не смел спускаться в трюм, опасаясь выдать Артура Пима, и, наверное, мечтал о том моменте, когда можно будет во всем сознаться папаше. Артур Пим страдал тем временем от духоты и зловония. Его мучили кошмары. Приступы бреда следовали один за другим. Напрасно искал он в хаосе трюма местечко, где бы легче дышалось. Как-то раз в очередном кошмаре ему привиделся лев, готовый растерзать его своими страшными когтями, и он, не в силах сдержать ужас, огласил трюм отчаянными криками, совершенно забыв об осторожности. То был, однако, не сон, только Артур Пим ощутил у себя на груди не львиные лапы, а лапы его ньюфаундленда Тигра, молодого пса, тоже тайком проведенного на борт Августом Барнардом, -- обстоятельство, вызывающее, надо сказать, большие сомнения. Верный пес, наконец-то нашедший хозяина, в величайшей радости лизал ему руки и лицо. Итак, у пленника появился друг. К несчастью, пока Артур валялся в беспамятстве, друг вылакал из кувшина всю воду, и Артур не смог утолить жажду. Лампа погасла, ибо беспамятство длилось не один день, и у пленника не было больше ни свечей, ни спичек. Оставалось одно -- призвать на помощь Августа Барнарда. Выбравшись из ящика, Артур стал все так же ощупью пробираться вдоль веревки к люку, едва не валясь с ног от удушья и истощения. Неожиданно один из многочисленных ящиков, сорвавшись с места от качки, преградил ему путь. Артуру стоило нечеловеческих трудов преодолеть все препятствия, однако усилия оказались тщетными, ибо, добравшись до люка, расположенного под каютой Августа Барнарда, он все равно не сумел его приподнять. Ухитрившись просунуть в щель нож, он понял, что люк придавлен чем-то железным, притом очень тяжелым, словно специально для того, чтобы обречь его на гибель. Ему ничего не оставалось, кроме как отказаться от намерения выбраться из трюма. Он вернулся к своему ящику и свалился в него бездыханным, к вящей радости Тигра, который принялся утешать его свой лад. Собака и хозяин умирали от жажды. Вдруг, поглаживая Тигра, Артур наткнулся на бечевку, которой оказалось обмотано туловище пса. Под его левой лапой бечевка удерживала клочок бумаги. Артур Пим умирал от слабости, последние проблески его рассудка уже готовы были померкнуть... Однако после безуспешных попыток высечь огонек он сообразил натереть бумагу фосфором, и только тогда -- тут не опишешь всех мельчайших деталей его мучений, которые живописует Эдгар По, -- его глазам предстали страшные слова, завершавшие жуткое послание, тускло засветившееся на какую-то долю секунды: "...кровью... Хочешь жить, не выходи из убежища". Представьте себе положение, в котором оказался Артур Пим, запертый в трюме, стиснутый стенками ящика, без света, без воды, с одними горячительными напитками, неспособными утолить жажду!.. А тут еще призыв продолжать таиться, которому предшествовало слово "кровь" -- страшное слово, пропитанное тайной, страданием, ужасом!.. Неужели на борту "Дельфина" разгорелось сражение? Может быть, на бриг напали пираты? Или взбунтовался экипаж? И как долго это длится? Можно было бы предположить, что, пощекотав читателю нервы такой беспредельно кошмарной ситуацией, поэт исчерпал возможности своего воображения. Но куда там! Его кипучий гений и не думал довольствоваться достигнутым! Артур Пим, простертый на матрасе и погрузившийся в беспокойное забытье, слышит странное хрипение. Это Тигр: он тяжело дышит, его глаза сверкают в темноте, зубы лязгают... Он взбесился ! Вне себя от ужаса Артур Пим собирает все оставшиеся силы и уворачивается от клыков бросившегося на него зверя. Замотавшись в одеяло, раздираемое обезумевшим псом, он умудряется выскользнуть из ящика и запереть там Тигра, которому остается в ярости кидаться на стенки... Артуру Пиму удается протиснуться между ящиков, загромоздивших трюм. Внезапно у него начинает кружиться голова, он цепляется ногой за сундук и падает, теряя нож. И в тот момент, когда ему осталось только испустить дух, он слышит, как кто-то произносит его имя... Чья-то рука подносит к его рту бутылку с водой. Он делает нескончаемый глоток, по его внутренностям растекается этот ни с чем не сравнимый напиток, ощущает высшее блаженство -- и возвращается к жизни. Проходит несколько минут -- и вот уже Август Барнард, забившись в угол трюма, рассказывает ему в неверном свете фонаря о событиях, происшедших на бриге после отплытия. Этому, повторяю, еще можно с грехом пополам поверить; далее же нас ожидает рассказ о событиях, выходящих своей совершенной невероятностью за пределы разумного. Экипаж "Дельфина" состоял из тридцати шести человек, включая отца и сына Барнардов. После того как 20 июня бриг распустил паруса, Август Барнард неоднократно пытался добраться до Артура Пима, но тщетно. Прошло три или четыре дня -- и на корабле вспыхнул мятеж. Предводителем был корабельный кок, такой же негр, как наш Эндикотт на "Халбрейн", только последнему, спешу оговориться, бунт не привидится и в страшном сне. Далее повествуется о множестве кровавых событий, стоивших жизни большинству моряков, которые сохранили верность капитану Барнарду; в конце концов капитана и еще четверых посадили вблизи Бермудов в китобойную шлюпку, и более читатель ничего о них не узнает. Август Барнард тоже пал бы жертвой бунтовщиков, если бы не заступничество лотового {Лот -- прибор для определения глубины моря; лоты бывают простые (гиря с веревкой лотмень и др. ), механические и акустические (эхолот)} "Дельфина" Дирка Петерса, метиса из племени упшароков, сына торговца пушниной и индианки со Скалистых гор, -- того самого, которого капитан Лен Гай собирался отыскать в Иллинойсе... "Дельфин" под командованием старшего помощника взял курс на юго-запад, чтобы пиратствовать в южных морях. Что до Августа Барнарда, то он только и думал о том, как бы добраться до Артура Пима, однако его бросили в кубрик с закованными в кандалы руками и ногами, под напутственные слова корабельного кока, что выйдет он оттуда только тогда, когда "бриг перестанет называться бригом". Тем не менее спустя несколько дней Августу Барнарду удалось избавиться от кандалов, пропилить тонкую перегородку, отделявшую кубрик от трюма, и двинуться в сопровождении Тигра к ящику, где томился его товарищ. Он не смог до него добраться, но пес, по счастью, учуял хозяина, и Августу Барнарду пришла в голову счастливая идея привязать к шее Тигра записку со словами: "Пишу кровью... Хочешь жить, не выходи из убежища". Как мы знаем, Артур Пим получил записку. Именно тогда ин умирая от голода и жажды, стал карабкаться по ящикам и выронил нож, звук падения которого привлек внимание его товарища и приблизил их встречу. Поведав Артуру Пиму эту историю, Август Барнард добавил, что среди бунтовщиков нет единства: одни хотят вести "Дельфин" к островам Зеленого Мыса, другие же, в том числе Дирк Петерс, -- в Тихий океан. Что до Тигра, то его хозяин ошибся -- он не взбесился. Просто он потерял терпение от жажды, и Август Барнард спас его, вытащив на бак. Тем временем проявились недостатки в креплении грузов, недопустимые на торговом корабле, ибо от прочности крепления зависит остойчивость судна. Ящики же, которыми был забит трюм "Дельфина", ездили с места на место при каждой волне, поэтому пребывание в трюме сделалось опасным. С помощью Августа Барнарда он добрался до нижней палубы и спрятался неподалеку от кубрика. Метис Петерс демонстрировал дружеское расположение к сыну капитана Барнарда, поэтому Август стал задумываться, нельзя ли, опираясь на помощь лотового, вновь овладеть судном. Ждать пришлось недолго. Спустя тринадцать дней после отплытия с Нантакета, а именно 4 июля, среди бунтовщиков вспыхнула ссора: одни хотели пуститься вдогонку за появившимся на горизонте небольшим бригом, другие предпочитали не отвлекаться по пустякам. Ссора привела к гибели матроса, принадлежавшего к партии кока, к которой примыкал и Дирк Петерс; ей противостояли сторонники старшего помощника. В результате на борту осталось всего тринадцать человек, считая Артура Пима. Следующим испытанием стал страшный шторм, изрядно потрепавший "Дельфина", который дал течь. Пришлось заняться откачиванием воды и прилаживать под носом судна запасной парус, чтобы трюм не заливало водой. Шторм прекратился 9 июля, тотчас Дирк Петерс захотел избавиться от старшего помощника. Август Барнард заверил его в своей поддержке, однако о присутствии на борту Артура Пима упоминать не стал. На следующий день один из матросов из партии кока, по имени Роджерс, умер в страшных судорогах. Никто не сомневался, что старший помощник отравил его. Теперь на стороне кока осталось всего четверо, в том числе Дирк Петерс. За старшего помощника стояло пятеро, и такой перевес мог сыграть решающую роль. Нельзя было терять ни часа. Как только метис сообщил Августу Барнарду, что настало время действовать, тот рассказал ему об Артуре Пиме. Пока они договаривались о том, как завладеть судном, на бриг обрушился могучий вал, заваливший его на бок. "Дельфин" кое-как выпрямился, зачерпнув воды, и лег в дрейф под зарифленными парусами фок-мачты. Это был удобный момент, чтобы нанести удар, хотя бунтовщики заключили между собой перемирие. В кубрике оставалось всего трое -- Дирк Петерс, Август Барнард и Артур Пим, а в общей каюте -- девять человек. Хорошо вооружен был лишь один из трех -- лотовой. У него было два пистолета и кортик. Действовать предстояло очень осторожно. Артур Пим, о присутствии которого на борту никто из бунтовщиков, за исключением Петерса, не имел понятия, предложил уловку, которая сулила шансы на успех. Поскольку труп отравленного все еще перекатывался по палубе, он сообразил, что, обрядившись в его одежду, внушит ужас суеверным матросам: у них опустятся руки и они подчинятся Дирку Петерсу... Когда спустилась ночь, метис двинулся к корме. Пользуясь своей гигантской силой, он перебросил рулевого через борт. Август Барнард и Артур Пим присоединились к нему, вооруженные рукоятками от помпы. Оставив Дирка Петерса за штурвалом, Артур Пим, напяливший на себя одежду погибшего, и его товарищ встали у двери каюты. Там собралась вся компания -- старший помощник, корабельный кок и прочие. Кто спал, кто пил, кто болтал, но пистолеты и ружья стояли неподалеку. В море бушевал шторм, и на палубе было невозможно удержаться на ногах. Старший помощник неожиданно приказал привести Августа Барнарда и Дирка Петерса. Приказ передали рулевому, но за штурвалом стоял Дирк. Он и Барнард-младший ворвались в каюту, а с ними и Артур Пим. Его появление произвело эффект разорвавшейся гранаты. При виде воскресшего моряка старший помощник в ужасе вскочил, взмахнул в воздухе руками и рухнул замертво. Дирк Петерс воспользовался этим и ринулся вперед, сопровождаемый Августом Барнардом, Артуром Пимом и псом Тигром. Через несколько мгновений все было кончено: одни лежали задушенные, другие -- с проломленными головами. Победители сохранили жизнь только матросу Ричарду Паркеру. Теперь их оставалось всего четверо, чтобы управлять бригом в сильнейший шторм, при том, что вода в трюме поднялась на семь футов. Пришлось рубить грот-мачту; поутру та же участь постигла и фок-мачту. Прошел неимоверно трудный день и еще более мучительная ночь. Если бы Дирк Петерс и его подручные не привязали себя к остаткам брашпиля, их смыло бы в море громадными волнами, которые захлестывали "Дельфин". Дальше в романе подробно описываются последствия шторма и события, происходившие между 14 июля и 7 августа: выуживание припасов из залитого водой трюма; появление загадочного брига, забитого трупами, который, наполнив воздух невыносимым смрадом, медленно уплывает прочь, как огромный склеп, подгоняемый издыхающим ветром, муки голода и жажды; невозможность добраться до погреба с провизией; жребий, в ходе которого судьбе было угодно, чтобы Ричард Паркер был принесен в жертву, дабы спаслись остальные; смерть несчастного, сраженного Дирком Петерсом, растерзание его трупа... Позднее из трюма удалось извлечь окорок, кувшин с маслинами, потом -- маленькую черепашку... Из-за перемещения груза в трюме "Дельфин" кренился все сильнее... Под палящим солнцем тропических широт муки жажды превосходят доступные человеку пределы... Первого августа умирает Август Барнард. В ночь с 3 на 4 августа происходит неизбежное: бриг опрокидывается. Артур Пим и метис, забравшись на перевернутое днище, питаются моллюсками, покрывающими киль, и в ужасе наблюдают за кружащими поблизости акулами... В конце концов их берет на борт своей шхуны "Джейн" капитан Уильям Гай из Ливерпуля. Это происходит на 25° северной широты {У Эдгара По даны другие координаты точки, где Пима и Петерса сняли с обломков брига: 20° северной широты и 13° западной долготы}. Безусловно, эти события вполне могли произойти на самом деле, хотя на долю героев выпали совсем уже нечеловеческие страдания, по посмотрим, насколько правдоподобны события, разворачивающиеся далее. Артур Пим и Дирк Петерс, нашедшие на английской шхуне избавление от гибели, быстро набирают силы благодаря хорошему уходу и уже через две недели полностью приходят в себя и не вспоминают более о недавних испытаниях -- "настолько сила забывчивости пропорциональна степени противоположности наших переживаний". Выдержав череду штилей и штормов, "Джейн" проходит 13 октября мимо острова Принс-Эдуард, затем, продвигаясь в направлении, обратном маршруту нашей "Халбрейн", оставляет позади острова Крозе и подходит к островам Кергелен, которые я покинул одиннадцать дней тому назад. Три недели ушло у экипажа "Джейн" на промысел тюленей. Во время этой остановки капитан "Джейн" и оставил на острове свою бутылку, в которой его однофамилец со шхуны "Халбрейн" нашел якобы письмо, написанное Уильямом Гаем и сообщающее о его намерении предпринять штурм южных морей. Двенадцатого ноября шхуна покинула Кергелены и устремилась на запад, к Тристан-да-Кунья, -- точно так же, как это делали сейчас мы. Достигнув этого острова две недели спустя, она простояла у его причала семь дней, после чего вышла 5 декабря в море, дабы достичь островов Авроры с координатами 53° 15' южной широты и 47°58' западной долготы -- загадочных островов, которые не удалось отыскать даже этому судну, хотя сперва ему сопутствовала удача. Двенадцатого декабря "Джейн" устремилась к Южному полюсу. 26 декабря на 73° южной широты были замечены первые айсберги, а чуть позже -- паковый {Пак -- многолетний дрейфующий морской лед, образующий прочные ледяные поля (толщиной 3--5 м) в полярных бассейнах} лед. С 1 по 14 января 1828 года шхуну ожидали сложные маневры и пересечение Полярного круга в море, забитом льдами; затем паковый лед остался позади и шхуна вышла в чистую воду -- знаменитое открытое море, обнаруженное на 81°21' южной широты и 42° западной долготы {На самом деле этот район моря Уэдделла занят шельфовым ледником Фильхнера}, где температура воздуха составляет 47° по Фаренгейту (плюс 8,33° Цельсия), а воды -- 34° (1,11° С). Как видите, здесь Эдгар По дал волю фантазии. Никогда ни один мореплаватель не забирался в столь высокие широты -- даже капитан британского флота Джеймс Уэдделл {Уэдделл Джеймс (1787--1834) -- английский капитан, открыл море у берегов Антарктиды, которое названо его именем}, который в 1822 году дошел до 74-й параллели. Но если трудно поверить уже в эти подвиги "Джейн", то что говорить о дальнейших событиях! О них Артур Пим -- иными словами, Эдгар По -- повествует так, словно не сомневается, что действительно добрался до Южного полюса! Прежде всего в этом фантастическом море нет айсбергов. Зато над водой носятся несчетные стаи птиц -- в том числе пеликанов, одного из которых удалось подстрелить из ружья!.. Путешественники замечают на льдине (выходит, там все же есть льдины!) медведя наподобие полярного, только совсем уж гигантских размеров... Наконец, справа по борту появляется земля -- островок окружностью в один лье, который нарекают именем Беннета, совместно с капитаном владеющего шхуной "Джейн". Островок расположен на 82°50' южной широты и 42°20' западной долготы, отмечает в своем дневнике Артур Пим. Призываю географов не наносить на карты антарктических морей этих фантастических координат! Естественно, что по мере продвижения шхуны к югу колебания стрелки компаса уменьшались, зато температура воздуха и воды неуклонно поднималась, небо же оставалось неизменно безоблачным, а с севера тянуло умеренным ветерком. К несчастью, среди членов экипажа появились симптомы цинги, и, если бы не настойчивые уговоры Артура Пима, капитан Уильям Гай лег бы на обратный курс. Само собой разумеется, что в январе в этих широтах властвует полярный день, и "Джейн" не напрасно продолжила рискованное плавание, ибо 18 января в точке с координатами 83°20' южной широты и 43°05' западной долготы показалась земля. Это был остров, часть какого-то архипелага, протянувшегося к западу. Шхуна приблизилась к острову и бросила якорь на глубине шести саженей. Артур Пим и Дирк Петерс поспешили усесться в шлюпку и устремиться к берегу, однако остановились при виде сразу четырех каноэ, забитых вооруженными людьми -- "новыми людьми", как названы они в повествовании. Действительно, это было что-то новенькое -- черные как смоль туземцы, облаченные в звериные шкуры и инстинктивно страшащиеся "белого цвета". Представляю, какой ужас должна была внушать им зима! Должно быть, снег, если он только выпадал там, был черным. Одним словом, чистый вымысел, да и только! Островитяне не проявляли враждебных намерений, а только кричали свое "анаму-му" и "лама-лама". Их каноэ подошли к шхуне, и вождь Ту-Уит поднялся на борт в сопровождении человек двадцати соплеменников. Здесь их ждало невиданное удивление, ибо они принимали корабль за живое существо и ласково гладили его снасти, мачты и релинги. Они провели шхуну среди рифов к гавани, дно которой было устлано черным песком. Капитан Уильям Гай бросил якорь в миле от берега и, предусмотрительно оставив на борту шхуны нескольких заложников, высадился на прибрежные скалы. Остров этот, звавшийся "Тсалал", был, если верить Артуру Пиму, полон чудес. Растущие там деревья не походили ни на один из видов, известных в каком-либо уголке планеты. Скалы являли собой напластования пород, которые привели бы в удивление современного геолога. По камням текла непрозрачная жидкость с четко видными прожилками, которые не растворялись и не сливались воедино. На расстоянии трех миль от места высадки располагалось основное поселение острова под названием "Клок-Клок". Оно состояло из жалких хижин, крытых звериными шкурами; возившиеся вокруг хижин домашние животные напоминали обыкновенных свиней и черношерстных овец; кроме того, путешественники насчитали двадцать видов птиц, в том числе уток и прирученных альбатросов, а также огромное количество галапагосских черепах. К моменту прибытия моряков Уильяма Гая в Клок-Клок его население, по мнению Артура Пима, исчислялось десятком тысяч душ -- мужчин, женщин и детей, которых не стоило опасаться, но от которых разумнее было держаться в сторонке, настолько крикливым и вызывающим было их поведение. Наконец после посещения жилища Ту-Уита путешественники вернулись на берег, где набрали немало трепангов -- моллюсков, столь любимых китайцами, которые водились здесь в огромных количествах. Это обстоятельство послужило темой переговоров с Ту-Уитом. Капитан Уильям Гай попросил у него разрешения построить сараи, где несколько человек с "Джейн" занялись бы приготовлением трепангов, покуда шхуна продолжит продвижение к полюсу. Ту-Уит охотно принял предложение и даже пошел на сделку, согласно условиям которой туземцы должны были собирать моллюсков. Не прошло и месяца, как все было готово. Трем членам экипажа было велено остаться на Тсалале. Подозревать местных жителей в коварных замыслах не было ни малейших оснований. Прежде чем отправиться в путь, капитан Уильям Гай решил посетить напоследок Клок-Клок и оставил на всякий случай на борту шесть человек при заряженных пушках, заготовленных абордажных сетках и поднятом якоре, наказав им отразить любое нападение туземцев. Ту-Уит и сотня его воинов замыкали шествие. Люди со шхуны стали подниматься по узкому ущелью, окруженному холмами из необыкновенных жирных камней, отдаленно напоминающих стеатиты {Стеатит -- плотная горная порода, содержащая обычно около 90% талька, одна из разновидностей талькита}, каких Артур Пим не видывал ни разу в жизни. Пришлось идти чрезвычайно извилистым маршрутом, огибая глыбы в шестьдесят - восемьдесят футов в высоту и сорок футов в ширину. Капитан Уильям Гай и его люди без опаски шагали вперед, почти касаясь друг друга, хотя это место самой природой было приготовлено для засады. Артур Пим, Дирк Петерс и матрос по имени Аллен держались чуть позади остальных. Оказавшись перед расселиной, ведущей в глубь холма, Артур Пим решил забраться туда, чтобы сорвать пригоршню орешков, гроздьями свисавших с чахлой лещины. Исполнив свое намерение, он собрался было возвращаться, но заметил, что метис и Аллен последовали его примеру и тоже рвут орехи. Все трое уже были готовы поспешить назад на тропу, как вдруг ощутили мощный толчок, от которого попадали с ног. В следующее мгновение мылообразная масса, из которой состояли окружающие холмы, рухнула в ущелье, и все трое решили, что останутся здесь похороненными заживо. Увы! Ошибкой было сказать -- все трое: Аллена завалило так сильно, что он перестал дышать. Передвигаясь на коленях и прокладывая себе путь ножами, Артур Пим и Дирк Петерс добрались до податливых глинистых сланцев, а затем до площадки на краю заросшего деревцами оврага, над которой уже виднелось голубое небо. Оттуда они сумели оглядеть окрестности. Туземцы устроили искусственный обвал. Капитан Уильям Гай и двадцать восемь его спутников были погребены под миллионами тонн земли и камней... Окрестности кишели островитянами, прибывшими со всех островов архипелага, чтобы разграбить "Джейн". К шхуне со всех сторон направлялись каноэ с гребцами. Шестеро моряков, оставшихся на судне, встретили их сначала залпом, не причинившим вреда, однако во второй раз прицелились лучше: их ядра и гранаты поубивали несчетное число нападающих. Несмотря на это, "Джейн" была захвачена и предана огню, а ее защитники -- смерти. Как только огонь добрался до пороха, прогремел оглушительный взрыв, уничтоживший добрую тысячу туземцев и не меньше покалечивший, после которого оставшиеся в живых пустились наутек, крича на бегу: "Текели-ли, текели-ли!" Всю следующую неделю Артур Пим и Дирк Петерс, питаясь орехами, мясом болотной выпи и листьями ложечника, скрывались от туземцев, не подозревавших об их присутствии на острове. Укрытием им служила черная бездна, не имевшая выхода, образовавшаяся в стеатите и мергеле {Мергель -- осадочная горная порода, состоящая из мелкозернистого кальцита (40--60%) с примесью доломита} с металлическими вкраплениями. Кружа по ней, они спускались в бесчисленные ямы. Эдгар По приводит геометрический план этой ловушки, смахивающий на слово, образованное от арабского корня, значащего "быть белым", а также египетское слово ПФUГРНС, обозначающее "юг". Итак, американский писатель доходит в этой части книги до совершенной мистики. К тому же я читал не только этот роман, но и другие произведения Эдгара По и полагал, что его гениальность распространяется скорее на сферу чувств, нежели на разум. Разве не прав был один из критиков, написавший: "Его воображение владычествует над его умственными способностями... оно само имеет почти божественную силу и проникает в самые глубины взаимосвязей, для него нет секретов, ему с легкостью даются любые аналогии..." Совершенно очевидно: никто и никогда не усматривал в этой книге ничего, кроме игры воображения! Что же тогда заставило капитана Лена Гая уверовать в истинность событий, не имеющих ничего общ