ка. Вскоре появился и тридцать второй, -- но на нем следует остановиться особо. Накануне отплытия к капитану Лену Гаю подошел в порту незнакомец -- моряк, судя по одежде, походке и манере говорить. Он сказал капитану грубовато и невнятно: -- Капитан, у меня есть предложение... -- Какое? -- Наймите меня. У вас осталось место на борту? -- Для матроса? -- Для матроса. -- И да, и нет, -- отвечал капитан Лен Гай. -- В каком случае "да"? -- В случае, если предлагающий свои услуги подойдет мне. -- Я вам подхожу? -- Ты моряк? -- Я проплавал двадцать пять лет. -- Где? -- В южных морях. -- Далеко? --- Да... как бы это сказать? Далеко... -- Сколько тебе лет? -- Сорок четыре. -- И давно ты сидишь в Порт-Эгмонте? -- На Рождество исполнится уже три года. -- Ты собирался устроиться на китобойный корабль? -- Нет. -- Чем же ты тут занимался? -- Ничем. Я не собирался больше выходить в море... -- Зачем же тебе наниматься теперь? -- Так, просто взбрело в голову... До меня дошли слухи об экспедиции, в которую собралась ваша шхуна. Вот мне и захотелось... да, захотелось принять в ней участие... С вашего согласия, конечно! -- Тебя знают в Порт-Эгмонте? -- Знают. За все время, что я пробыл здесь, никто не смог меня ни в чем упрекнуть. -- Ладно, -- отвечал капитан Лен Гай, -- я наведу о тебе справки. -- Наводите, капитан. Если вы скажете "да", то сегодня же вечером мои пожитки будут на корабле. -- Как тебя зовут? -- Хант. -- Откуда ты родом? -- Американец. Хант был низкоросл, крупноголов и колченог. С лицом, обожженным солнцем до цвета каленого кирпича (незагоревшая кожа тела была желтоватой, как у индейца), с могучим торсом, он обладал, как видно, невероятной силой -- бросались в глаза ручищи с широченными ладонями. Его седеющие волосы напоминали скорее меховую шапку. На его физиономии сразу обращали на себя внимание маленькие колючие глазки, безгубый рот, протянувшийся почти от уха до уха, и длинные зубы с совершенно неповрежденной эмалью, избежавшие цинги, подстерегающей любого матроса в высоких широтах. Хант прожил на Фолклендах уже три года -- сперва в одном из портов Соледада -- Французской гавани, а потом в Порт-Эгмонте. Он не отличался общительностью и жил одиноко, на пенсию, о происхождении которой никто ничего не знал. Он ни от кого не зависел и занимался рыбной ловлей, довольствуясь дарами моря, которые он либо ел, либо продавал. Сведения о Ханте, которые удалось раздобыть капитану, были скудны, зато его поведение во время проживания в Порт-Эгмонте не вызвало никаких нареканий. Он не дрался, не пил и много раз демонстрировал свою гигантскую силу. О его прошлом известно было лишь, что он большую часть жизни провел на море. Он упрямо отмалчивался, когда его спрашивали о семье и месте рождения. Однако что за важность, лишь бы матрос пришелся кстати на борту. Словом, ничто не наводило на мысль, что предложение Ханта следовало бы отклонить. Более того, можно было бы только желать, чтобы и об остальных членах команды из Порт-Эгмонта люди отзывались столь же благосклонно. Итак, Хант получил на свое предложение утвердительный ответ и вечером поднялся на борт. Теперь все было готово к отплытию. "Халбрейн" загрузилась припасами, которых хватило бы года на два: солониной, овощами, кореньями, сельдереем и ложечницей -- отличным средством против цинги. Трюм был забит бочками с водкой, виски, пивом, джином, вином, предназначавшимися для ежедневного употребления а также мукой и сухарями, приобретенными в порту. Добавлю, что по указанию губернатора нас снабдили порохом, пулями, ядрами и гранатами. Капитан Лен Гай приобрел даже абордажные сети, снятые с корабля, недавно потерпевшего крушение недалеко от гавани. Утром 27 октября в присутствии властей архипелага были закончены последние приготовления. Получив сердечные напутствия, шхуна снялась с якоря и вышла в море. Дул несильный северо-западный ветер, и "Халбрейн", распустив паруса, устремилась к выходу из гавани. Оказавшись в открытом океане, она повернула на восток, чтобы обогнуть мыс Тамар-Харт и войти в пролив, разделяющий два острова. К вечеру остался за кормой остров Соледад, а вскоре за горизонтом исчезли и мысы Долфин и Пемброк. Экспедиция началась. Один Бог знает, суждено ли добиться успеха этим храбрым людям, ведомым чувством гуманности и отважившимся проникнуть в самые недоступные области Антарктики! Глава X НАЧАЛО ПУТЕШЕСТВИЯ Именно от Фолклендских островов 27 сентября 1830 года корабли "Туба" и "Лайвли" под командованием капитана Биско отплыли к Южным Сандвичевым островам, южную оконечность которых они обогнули 1 января. Правда, шесть недель спустя бриг "Лайвли" потерпел крушение. Оставалось надеяться, что нас ждет иная судьба. Лен Гай вышел из того же пункта, что и Биско, которому потребовалось пятинедельное путешествие, чтобы достигнуть Южных Сандвичевых островов. Однако последний, с первых дней столкнувшийся со льдами гораздо севернее Полярного круга, вынужден был сильно отклониться к юго-востоку и оказался на 45° восточной долготы. Таковы были обстоятельства, предшествовавшие открытию Земли Эндерби. Показывая по карте маршрут предшественника Джэму Уэсту и мне, капитан Лен Гай сказал: -- Нам же следует повторить не маршрут Биско, а маршрут Уэдделла, вышедшего на завоевание южных морей в тысяча восемьсот двадцать втором году на кораблях "Бьюфой" и "Джейн". "Джейн"-- знаменательное совпадение, не правда ли, мистер Джорлинг? Однако "Джейн" Уэдделла была счастливее шхуны моего брата -- она не пропала за ледяными полями {В 1838 году, опять-таки на Фолклендах, Дюмон-Дюрвиль, командовавший "Астролябией", назначил встречу сопровождавшему его корвету "Зеле" -- на случай, если их разлучил дурная погода или льды. Встреча должна была состояться в бухте Соледад. Эта экспедиция, продолжавшаяся с 1837 по 1840 год, несмотря на страшные бури, открыла двадцать тысяч миль неизвестных доселе берегов на 63--64° южной широты между 58 и 62° долготы к западу от Парижа, назвав их Землями Луи-Филиппа и Жуанвиля. Экспедиция 1840 года, доставившая путешественников в январе к противоположной оконечности полярного континента -- если таковой существует, -- увенчалась открытием под 64°3' южной широты и 132°21' западной долготы Земли Адели, а затем под 64°30' южной широты и 129°54' восточной долготы -- Берега Клари. Однако, покидая Фолкленды, мистер Джорлинг еще не мог знать о столь важных географических открытиях. Добавим от себя, что с тех пор было предпринято еще несколько попыток достигнуть высоких широт в антарктических морях. Упомянем, помимо Джеймса Росса, молодого норвежского моряка Борхгревинха, забравшегося выше, чем любой из его предшественников англичан, а также путешествие капитана Ларсена. командира норвежского китобойного судна "Ясон", который, обнаружив в 1893 году свободное ото льдов море между Землями Луи-Филиппа и Жуанвиля, поднялся выше шестьдесят восьмой широты. (Примеч. авт.)}. -- Поплывем же вперед, -- отвечал я, -- если не за Биско, так за Уэдделлом. Этот простой охотник на тюленей подошел к полюсу ближе, чем любой из его предшественников. Он указывает нам верное направление... -- Мы так и поступим, мистер Джорлинг. Если не случится задержек и "Халбрейн" повстречает ледяные поля уже к середине декабря, то мы появимся там даже раньше времени. Уэдделл достиг шестьдесят второй параллели только в первых числах февраля, когда, говоря его же словами, "не было видно ни кусочка льда". Затем, двадцатого февраля, он остановился на семьдесят четвертом градусе тридцать шестой минуте и дальше уже не двинулся. Ми один корабль не заходил южнее его -- ни один, кроме "Джейн", которая так и не вернулась назад. Значит, здесь, между тридцатым и сороковым меридианами, в полярном континенте существует глубокая выемка, раз Уильям Гай, идя следом за Уэдделлом, сумел подняться к полюсу еще на семь градусов. Джэм Уэст, подчиняясь привычке, слушал капитана, не раскрывая рта, и только измерял глазами расстояние, наблюдая за стрелками компаса в руках у Лена Гая. Да, это был человек, беспрекословно выполняющий любой приказ и идущий туда, куда его пошлет командир. -- Капитан, -- снова заговорил я, -- вы, без сомнения, намерены следовать маршрутом "Джейн"? -- Настолько, насколько это будет возможным. -- Так вот, ваш брат Уильям сперва поплыл на юг от Тристан-да-Кунья, намереваясь открыть острова Авроры, однако так и не нашел ни их, ни того островка, которому горделивый губернатор Гласе, точнее, отставной капрал, мечтает присвоить свое имя... Вот тогда он и решил исполнить план, о котором ему твердил Артур Пим, и пересек Полярный круг между сорок первым и сорок вторым градусом западной долготы первого января... -- Знаю, знаю, -- отвечал Лен Гай, -- именно таким путем пойдет и "Халбрейн", чтобы достичь острова Беннета, а потом и острова Тсалал... Лишь бы Небу было угодно, чтобы она, подобно "Джейн" и кораблям Уэдделла, повстречала свободные ото льда воды! -- Если же, подойдя к ледяным полям, мы убедимся, что море еще не очистилось, то нам придется ждать, когда это произойдет... -- Таковы и мои планы, мистер Джорлинг, только я предпочитаю оказаться там заранее. Припай -- это стена, в которой внезапно распахивается дверца, норовящая быстро захлопнуться. Достаточно оказаться неподалеку и в полной готовности -- и не заботиться об обратном пути! Никто из нас и не помышлял об этом! "Вперед!" -- только этот клич срывался у каждого с губ. -- Благодаря сведениям из рассказа Артура Пима, нам не придется сожалеть об отсутствии Дирка Петерса, -- сказал доселе молчавший Джэм Уэст. -- Хорошо, что есть хоть они, -- отвечал Лен Гай, -- мне не удалось отыскать метиса. Но нам хватит координат острова Тсалал, приведенных в дневнике Артура Пима. -- Если только нам не придется пересекать восемьдесят четвертую параллель...-- заметил я. -- Зачем же, мистер Джорлинг, раз люди с "Джейн" не покидали острова Тсалал? Разве об этом не говорится в заметках Паттерсона? Что ж, "Халбрейн" сможет достичь цели, даже не имея на борту Дирка Петерса, -- в последнем никто не сомневался. Оставалось помнить три главные заповеди моряка: бдительность, смелость, настойчивость. Итак, я пустился в авантюру, которой, по всей видимости, предстояло затмить все мои предшествующие путешествия. Кто бы мог предположить, что я способен на это? Однако стечение обстоятельств влекло меня в неведомые дали, в полярные льды. В их тайны тщетно стремились проникнуть неустрашимые пионеры южных морей. Кто знает, может быть, на этот раз человеческое ухо впервые различит глас антарктического сфинкса?.. Однако я ни на минуту не забывал, что нас влечет вперед в первую очередь сострадание. Задача "Халбрейн" -- прежде всего спасти капитана Уильяма Гая и пятерых его спутников. Именно с этой целью наша шхуна собиралась повторить маршрут "Джейн". Сделав это, мы вернемся в более теплые воды. Первые дни новые члены экипажа привыкали к своим обязанностям, в чем им охотно помогали старожилы, и тут оказавшиеся выше всяких похвал. Капитану, казалось, сопутствовала удача. Матросы всех национальностей проявляли достаточное рвение. Кроме того, они быстро сообразили, что старший помощник не склонен шутить. Харлигерли не стал от них скрывать, что Джэм Уэст проломит голову любому, кто посмеет ослушаться. В этом капитан предоставлял ему полную свободу действий. -- Его кулак свободно дотянется до любого глаза, -- пояснял боцман. Ничего не скрывать от подопечных -- о, в этом был весь боцман! Новенькие предпочитали верить ему на слово, поэтому наказывать не приходилось никого. Что до Ханта, то он выказывал сноровку настоящего моряка, однако держался особняком, ни с кем не разговаривал и даже ночевать устраивался где-нибудь на палубе, оставляя свободным свое место в кубрике. Погода оставалась холодной. Матросы пока не снимали теплых курток и шерстяных рубах с нижним бельем, штанов из толстого сукна и непромокаемых плащей с капюшонами из толстой парусины, отлично защищающих от снега, дождя и волн. Капитан Лен Гай собирался начать двигаться на юг с Южных Сандвичевых островов, посетив сперва Южную Георгию, расположенную в восьмистах милях от Фолклендов. Шхуна уже вышла на маршрут, проделанный до нее "Джейн", оставалось идти и идти, чтобы добраться до восемьдесят четвертой параллели. Второго ноября мы достигли района, где, по утверждениям некоторых мореплавателей, должны были располагаться острова Авроры -- 53°15' южной широты и 47°33' западной долготы. Однако, несмотря на сомнительные, на мой взгляд, сообщения капитанов "Авроры" в 1762 году, "Сан-Мигэля" в 1769-м, "Жемчужины" в 1779-м, "Приникуса" и "Долорес" в 1790-м и "Антревиды" в 1794-м, якобы заметивших тут целых три острова, мы не обнаружили никакой земли, чем подтвердили наблюдения, проделанные Уэдделлом и Уильямом Гаем в 1820 и 1827 годах. Точно так же обстояло дело и с островами тщеславного Гласса. На том месте, где им якобы следовало находиться, мы не заметили ни одного, даже самого мелкого островка, хотя марсовым было велено глядеть в оба. Существует опасение, что имени его превосходительства губернатора островов Тристан-да-Кунья так и не придется красоваться на географических картах... Наступило 6 ноября. Погода все так же благоприятствовала нам, и плавание обещало оказаться менее продолжительным, чем путешествие "Джейн". Впрочем, нам и не следовало торопиться: как я уже говорил, наша шхуна должна была прибыть к воротам паковых льдов еще до того, как они растворятся перед нами. Затем "Халбрейн" на два дня угодила в полосу шквалов, заставивших Джэма Уэста оставить распущенными только нижние паруса; он приказал свернуть марсель, грот-брамсель, топсель и стаксель. Оставшись без верхних парусов, шхуна устремилась вперед, едва касаясь воды и легко взлетая на гребни волн. Новые члены экипажа получили при этом возможность показать, на что они способны, чем вызвали похвалу боцмана. Харлигерли отметил между прочим, что Хант, при его кажущейся неуклюжести, работает за троих. -- Вот это приобретение! -- поделился он со мною. -- И то правда, -- согласился я, -- хоть и сделанное в последнюю минуту... -- Верно, мистер Джорлинг! А каков он на ваш взгляд? -- Я частенько встречал американцев такого телосложения на Дальнем Западе, так что не удивлюсь, если окажется, что в его жилах течет индейская кровь. -- У нас в Ланкашире и в графстве Кент встречаются молодцы под стать ему. -- Охотно вам верю, боцман. Да хотя бы вы сами, к примеру... -- Уж какой есть, такой есть... -- Приходилось ли вам беседовать с Хаитом? -- осведомился я. -- Очень немного, мистер Джорлинг. Да и что выудишь у такого просоленного моряка, который держится в стороне и никому не говорит ни словечка? Разве у него нет рта? Наоборот, я не видывал такой огромной пасти: ровнехонько от одного борта до другого! Если даже с таким ртом ему недосуг разжать зубы... А ручищи!.. Видели вы его ладони? Я бы вам не позавидовал, мистер Джорлинг, если бы он вздумал пожать вам руку! Уверен, что после такого пожатия у вас останется всего пять пальцев вместо десяти. -- К счастью, боцман, Хант вовсе не ищет ссоры. Судя по всему, он смирный малый и не стремится хвастаться своей силищей. -- Да... За исключением случаев, когда он виснет на фале. Бог мой, мистер Джорлинг! Мне всегда кажется, что он вот-вот сорвет блок и рею в придачу... Хант и вправду, если к нему присмотреться, был странным созданием, заслуживающим внимательного изучения. Я с большим любопытством наблюдал за ним, когда он прислонялся к подпоркам брашпиля или крутил на корме колесо штурвала. Мне казалось, что и он глядит на меня с интересом. Он знал, должно быть, что я нахожусь на борту в роли пассажира, а также об условиях, на которых я пустился в это рискованное путешествие. Однако нельзя было допустить и мысли, чтобы он ставил перед собой иную цель, кроме как достичь острова Тсалал и спасти потерпевших бедствие. Ведь капитан Лен Гай не уставал повторять: -- Наша задача-- спасти соотечественников! Остров Тсалал -- единственная наша цель. Корабль не пойдет дальше к югу! Десятого ноября в два часа дня раздался крик марсового: -- Земля впереди по правому борту! Мы находились на 55°7' южной широты и 41°13' западной долготы. Перед нами лежал остров Св. Петра, именуемый британцами Южной Георгией, Новой Георгией и островом Короля Георга. Еще в 1675 году, до Кука, его открыл француз Барб. Однако, невзирая на то что первенство принадлежало отнюдь не ему, знаменитый английский мореплаватель нарек остров этими именами, которые он носит и поныне. Шхуна устремилась к острову, заснеженные вершины которого, -- гигантские нагромождения гнейсов {Гнейс -- горная порода, образовавшаяся при метаморфизме осадочных пород; состоит и основном из полевых шпатов, слюд, гранатов, кварца и др} и глинистых сланцев, взметнувшиеся на 1200 саженей, -- тонули в желтоватом тумане. Капитан Лен Гай намеревался простоять сутки в Королевской гавани, чтобы сменить запасы воды, легко нагревающейся в глубине трюма. Позднее, когда "Халбрейн" поплывет среди льдов, в пресной воде не будет недостатка. Обогнув мыс Буллер, которым увенчан северный берег острова, и оставив по правому борту бухты Поссесьон и Камберленд, наш корабль вошел в Королевскую гавань, где ему пришлось уворачиваться от осколков, сползших с ледника Росса. В шесть часов вечера мы встали на якорь, однако ввиду наступления темноты высадка была отложена до утра. В длину Южная Георгия составляет сорок миль, а в ширину -- двадцать. Располагаясь в пятистах лье от Магелланова пролива, этот остров принадлежит к группе Фолклендских островов {Ошибка автора: Ю. Георгия принадлежат на самом деле к Южно-Антильским островам}. Британская администрация не представлена здесь ни единым человеком, поскольку на острове нет жителей, хотя его нельзя назвать необитаемым: летом здесь все же появляются люди. На следующий день матросы отправились за пресной водой, а я - на прогулку по окрестностям гавани. Я не встретил ни души, ибо до сезона охоты на тюленей оставался еще целый месяц. Южную Георгию, омываемую антарктическим течением {Сейчас течение называется Прибрежным Антарктическим}, охотно посещают морские млекопитающие. Сейчас их многочисленные стада отдыхали на берегу, вдоль скал и в глубине прибрежных пещер. Пингвины, застывшие на скалах длинными цепочками, встретили появление чужака -- то есть меня -- гневными криками. Над водой и над омываемым прибоем песком носились тучи жаворонков, напомнивших мне, что на свете бывают уголки с более ласковым климатом. Правда, эти птицы строят здесь свои гнезда не на ветках деревьев, поскольку на всей Южной Георгии нет ни единого деревца. Здешняя растительность исчерпывается немногими явнобрачными растениями, бесцветными мхами и в изобилии растущей здесь травой "туесок", поднимающейся вверх по склонам гор до высоты пятисот саженей, которой смогли бы кормиться тучные стада. Двенадцатого ноября "Халбрейн" подняла паруса. Обогнув мыс Шарлотт, мы вышли из Королевской гавани и легли курсом зюйд-зюйд-ост, в направлении Южных Сандвичевых островов, от которых нас отделяло четыреста миль. До сих пор нам ни разу не встречались плавучие льды. Объяснялось это тем, что летнее солнце еще не пригрело настолько, чтобы они начали отделяться от припая или сползать в море с берегов южного континента. Позже течения вынесут их в пятидесятые широты, то есть туда, где в северном полушарии располагаются Париж и Квебек. Небо, остававшееся до сих пор безоблачным, с востока стало затягиваться облаками. Ледяной ветер, обрушивший на нас дождь с градом, крепчал с каждой минутой. Однако он оставался попутным, так что жаловаться не было резона. Пришлось поплотнее запахнуться в плащи и поднять капюшоны. Помехой были разве что туманы. Однако плавание в этих широтах не представляло опасности, ибо наш путь был свободен от дрейфующих льдов, и "Халбрейн" продолжала плыть на юго-восток, к Южным Сандвичевым островам. Из тумана время от времени выныривали стаи птиц -- качурок, гагар, крачек и альбатросов, -- оглашавших море пронзительными криками, словно указывая нам направление. Густой туман помешал капитану Лену Гаю рассмотреть на юго-западе, между Южной Георгией и Южными Сандвичевыми островами, остров Траверси, открытый Беллинсгаузеном, и еще четыре островка -- Уэлли, Полкер, Принс-Айленд и Кристмас, местоположение которых было, по свидетельству Фаннинга, указано американцем Джеймсом Брауном со шхуны "Пасифик". Однако мы не хотели подходить к ним близко, ибо видимость ограничивалась всего двумя-тремя кабельтовыми. Наблюдение было усилено, а марсовые старательно всматривались в море, как только туман хоть немного рассеивался. В ночь с 14 на 15 ноября небо на западе озарилось непонятными вспышками. Капитан Лен Гай предположил, что это сполохи вулкана, извергающегося на острове Траверси, кратер которого часто бывает объят пламенем. Однако наши уши не улавливали глухих раскатов, обычно сопровождающих вулканические извержения, то есть мы достаточно далеко от рифов, окружающих этот остров. Следовательно, менять курс не было причин, и мы продолжили путь к Южным Сандвичевым островам. Утром 16 ноября ветер утих, а потом задул с северо-запада. Мы воспрянули духом, ибо при таком ветре туман должен быстро рассеяться. Матрос Стерн, стоявший на вахте, как будто приметил на северо-востоке паруса большого трехмачтового корабля, но он скрылся из виду раньше, чем нам удалось разглядеть его флаг. Возможно, то был один из кораблей экспедиции Уилкса или китобойное судно, спешившее начать охоту. Семнадцатого ноября в десять часов утра показался архипелаг, который Кук сперва окрестил Южным Туле, -- самая южная земля из всех, что были открыты к тому времени. Позднее она стала называться Сандвичевой Землей {Современное название этой островной группы Саутерн-Туле}. В 1820 году здесь высадился капитан Моррел, надеясь пополнить запас дров. К счастью, у Лена Гая не было подобного намерения, иначе его ждало бы разочарование: климат островов таков, что деревья на них не растут. Однако шхуна все равно бросила здесь якорь на двое суток -- предусмотрительность требовала посетить все острова на нашем пути. Вдруг нам встретится какая-нибудь надпись, знак, отпечаток? Паттерсона унесла льдина -- разве то же самое не могло произойти с кем-нибудь из его товарищей? Итак, мы старались не пренебрегать ни малейшей возможностью, тем более что времени было достаточно. После Южной Георгии "Халбрейн" ждали Южные Сандвичевы острова. Оттуда она уйдет на Южные Оркнейские, а потом, пройдя Полярный круг, -- на штурм вечных льдов. Мы высадились на берег в тот же день. Шхуна встала под защитой скал у восточного берега острова Бристоль, в крохотном порту, устроенном природой. Архипелаг, расположенный на 59° южной широты и 30° западной долготы, состоит из нескольких островов, из которых наиболее крупные -- Бристоль и Туле. Остальные заслуживают именоваться лишь островками. Джэму Уэсту выпало отправиться в большой шлюпке на Туле, дабы изучить подходы к его берегам, а мы с Леном Гаем сошли на берег острова Бристоль. Перед нами расстилался унылый ландшафт, единственными обитателями которого были антарктические пернатые. Голую бесплодную почву покрывали лишь мхи да лишайники. В глубине острова по голым склонам карабкались тоненькие сосенки. От этой картины веяло невыносимым одиночеством. Никаких следов хоть одной живой души, тем более кораблекрушения. Вылазки, отнявшие два дня, оказались безрезультатными. Ничего не нашел и Джэм Уэст. Несколько выстрелов из пушек шхуны лишь подняли в воздух бесчисленных качурок и крачек и переполошили пингвинов, усеявших прибрежную полосу. Бродя по острову, мы с капитаном беседовали: -- Вы, конечно, знаете, что Кук, открыв Южные Сандвичевы острова, решил, что ступил на континент, откуда приплывают в низкие широты ледяные горы. Позднее он признал, что "Сандвичева Земля" -- всего лишь архипелаг, но был уверен в существовании полярного континента на юге. -- Знаю, мистер Джорлинг, -- отвечал капитан, -- но коли этот континент существует, то в нем есть проход, по которому Уэдделл и мой брат сумели продвинуться далеко на юг. Что с того, что Кук не смог обнаружить этот проход и остановился на семьдесят первой параллели... Зато его последователи прошли дальше, за ними последуют другие... -- Среди них будем и мы, капитан!.. -- Да... с Божьей помощью! Почему Кук так самонадеянно заявил, что никто не пройдет дальше, чем он, и не откроет новых земель? Земли уже открыты на восемьдесят третьей параллели... -- А может быть, Артур Пим зашел еще дальше? -- подхватил я. -- Возможно, мистер Джорлинг. Но нам не нужно его искать: он и Дирк Петерс вернулись в Америку. -- Но... А если не вернулись? -- Об этом нам не стоит думать, -- последовал простой ответ. Глава XI ОТ ЮЖНЫХ САНДВИЧЕВЫХ ОСТРОВОВ К ПОЛЯРНОМУ КРУГУ Через шесть дней перед нами предстали Южные Оркнейские острова. В этом архипелаге два главных острова: Коронейшен, гигантская вершина которого вознеслась на две тысячи пятьсот футов, и лежащий к востоку от него остров Лори, чей длинный мыс Дундас устремлен на запад. Вокруг немало мелких островков -- Сэддл, Поуэлл, остров Недоступности, остров Отчаяния. Так назвал их, вероятно, мореплаватель, отчаявшийся пристать к одному из них и знавший, что уже не доберется до другого. Архипелаг открыли один за другим американец Палмер и англичанин Поуэлл в 1821 и 1822 годах. Он лежит на шестьдесят первой параллели между сорок четвертым и сорок седьмым меридианом. Подойдя поближе, мы заметили по северным берегам островов нагромождения, становившиеся более пологими по мере приближения к полосе прибоя: это беспорядочно теснились чудовищные ледяные глыбы, которым месяца через два предстояло пуститься в плавание к более теплым морям. И тогда в этих водах появятся китобойные суда, которые, прежде чем заняться своим основным делом, высадят на берег небольшую часть команды для охоты на тюленей и морских слонов. Капитан Лен Гай отправился сперва к юго-восточной оконечности острова Лори, где мы и провели весь день 24 ноября; затем, обойдя мыс Дундас, шхуна заскользила вдоль южного берега острова Коронейшен, чтобы встать там на якорь 25 ноября. Поиски следов, оставленных моряками с "Джейн", ничего не дали и здесь. Если в 1822 году -- правда, то был сентябрь -- Уэдделл, пожелавший поохотиться на этих островах на тюленей, напрасно потратил время и силы, это объяснялось только тем, что тогда еще стояла зима. "Халбрейн" могла бы заполнить тушами ластоногих весь трюм. Острова и островки дают приют тысячам птиц. Кроме пингвинов, устлавших прибрежные склоны пометом, здесь водятся белые голуби, которых мне приходилось наблюдать и раньше. Это голенастые птицы с коротким коническим клювом и с красным ободком вокруг глаз; охота на них не представляет никакого труда. Флора Южных Оркнейских островов скупа: серые лишайники и немногочисленные морские водоросли, родственные ламинарии. Пляж усеян морскими блюдцами, а под скалами можно собирать мидий {Мидии -- род двустворчатых моллюсков. Раковина мидии клиновидно-овальная, длиной до 20 см}. Надо сказать, что боцман и его люди не упустили случая накинуться с дубинками на пингвинов и уничтожить несколько десятков -- однако не следуя достойному осуждения инстинкту убивать, а с законной целью обеспечить команду свежим мясом. - Ничем не хуже цыпленка, мистер Джорлинг, -- заверил меня Харлигерли.-- Разве вы не пробовали такого кушанья на Кергеленах? - Пробовал, боцман, но там поваром был Аткинс. -- Что с того! Здесь поваром Эндикотт: вы не почувствуете разницы! И действительно, и в кают-компании, и в кубрике не могли нахвалиться на пингвинье мясо и на искусство корабельного кока. "Халбрейн" подняла паруса 26 ноября в шесть часов утра и взяла курс на юг. Ее маршрут пролегал по сорок третьему меридиану. Точно так же был проложен маршрут Уэдделла, а потом Уильяма Гая, поэтому шхуне было достаточно не отклоняться ни на восток, ни на запад -- и остров Тсалал не мог оставаться в стороне. Однако море всегда таит сюрпризы... Постоянный восточный ветер благоприятствовал нашему плаванию. Шхуна шла под всеми парусами и покрывала за час не менее одиннадцати-двенадцати миль. При столь высокой скорости переход от Южных Оркнейских островов до Полярного крута займет немного времени. Но дальше нам придется пробиваться сквозь сплошные льды или, что практичнее, искать в ледяной преграде брешь. Мы с Леном Гаем нередко заводили примерно такой разговор: - Пока что, -- говорил я, -- "Халбрейн" балует попутный ветерок, и, если он сохранится, мы достигнем ледяных полей еще до вскрытия льда... -- Может, так, а может, и нет, мистер Джорлинг, -- отвечал капитан, -- нынче очень ранняя весна. На острове Коронейшен льды уже сползают в море на шесть недель раньше обычного. -- Это хорошо, капитан. Наша шхуна сможет преодолеть паковые льды уже в первые недели декабря, тогда как обычно это удается лишь к концу января. -- Да, теплая погода нам на руку, -- отвечал Лен Гай. -- Кстати, -- продолжал я, -- во время второй своей экспедиции Биско только к середине февраля достиг земли, над которой возвышаются горы Уильяма и Стоуэрби на семьдесят четвертой параллели. Именно об этом говорят путевые дневники, которые вы предоставили мне... -- Да, мистер Джорлинг! -- Следовательно, капитан, пройдет целый месяц, прежде чем... -- За месяц я надеюсь разыскать за ледяными полями свободное море, о котором столь настойчиво пишут Уэдделл и Артур Пим, после чего мы сможем спокойно достичь сперва острова Беннета, а потом и острова Тсалал. -- Вы правы, капитан. Главное -- преодолеть паковые льды. Об этом нам и нужно беспокоиться... Однако, если восточный ветер не утихнет... -- Не утихнет, мистер Джорлинг: мореплаватели, знакомые с южными морями, отмечают постоянство этих ветров. Уж я-то знаю: между тридцатой и шестидесятой параллелью бури чаще всего налетают с запада. Однако южнее все наоборот: преобладают ветры, дующие с востока. Вы и сами могли подметить, что стоило нам пересечь эту воображаемую границу, как направление ветра изменилось... -- Верно, и остается только радоваться этому, капитан. Но должен признаться, что я становлюсь суеверным... -- Почему бы и нет, мистер Джорлинг? Согласитесь, даже в обыкновенных жизненных обстоятельствах мы чувствуем вмешательство сверхъестественных сил... Нам ли, морякам "Халбрейн", сомневаться в этом? Вспомните хотя бы о встрече с останками Паттерсона, с этой льдиной, оказавшейся на нашем пути и растаявшей после этого в считанные минуты... Подумайте мистер Джорлинг, разве подобные события не указывают на вмешательство Провидения? Более того, я готов утверждать, что Господь, сделавший так много для того, чтобы отправить нас на поиски соотечественников, теперь нас не оставит. -- И я того же мнения, капитан. О нет. Его присутствия никто не оспаривает! Ошибается тот, кто суеверно приписывает слепому случаю решающую роль. Все события скреплены сверхъестественной связью, напоминающей цепочку. -- О да, цепочку, мистер Джорлинг, и первым звеном в нашей цепочке была льдина с останками Паттерсона, а последним должен стать остров Тсалал! О мой брат, мой бедный брат! Заброшенный в такую даль одиннадцать лет назад... вместе с товарищами по несчастью... не имея ни малейшей надежды на спасение! .. Паттерсона отнесло на невообразимое расстояние от них, а мы даже не знаем, как это случилось и что с ним произошло!.. У меня сжимается сердце, когда я думаю обо всех этих ужасах, но оно не дрогнет до той минуты, когда я смогу раскрыть объятия своему брату. Лен Гай так расчувствовался, что у меня увлажнились глаза. Нет, я не осмелился сказать ему, что прийти несчастным на помощь будет нелегко. Конечно, шесть месяцев назад Уильям Гай и пятеро матросов с "Джейн" еще оставались на острове Тсалал -- так сказано в дневнике Паттерсона... Но в каком положении? Не находятся ли они во власти островитян, численность которых Артур Пим оценивал в несколько тысяч, не говоря о жителях островов, лежащих к западу? Если это так, то нам нужно опасаться нападения дикарей под предводительством вождя Ту-Уита, перед которым мы можем оказаться столь же беззащитными, как "Джейн"? Да, лучше положиться на Провидение!.. Его присутствие уже давало о себе знать самым чудесным образом. Должен сказать, что экипаж шхуны вдохновляли те же чувства, те же надежды -- во всяком случае, тех, кто находился на корабле с самого начала и был предан своему капитану душой и телом. Пополнение относилось к цели экспедиции более равнодушно и помышляло только о барыше, который ожидал каждого по завершении плавания. Так по крайней мере считал боцман, исключая, однако, из общего числа Ханта. Этот человек вряд ли поступил на корабль, клюнув на денежную приманку. Во всяком случае, он ни разу не заговаривал об этом, как, впрочем, и ни о чем другом -- и ни с кем. -- Он и не помышляет о деньгах, -- сказал Харлигерли.-- Вот бы услышать звук его голоса! По части разговора мы с ним продвинулись не дальше судна, прочно вставшего на якорь. -- Не сочтите, что он говорит со мною больше, чем с вами, боцман. -- Хотите знать, мистер Джорлинг, что я о нем думаю? -- Выкладывайте! -- Я думаю, что он уже заходил далеко на юг, хотя и молчит об этом, как запеченный карп с укропом во рту. Но пусть меня смоет с палубы первой же волной, если этот морской волк не бывал уже за Полярным кругом и ледяными полями и не поднимался еще на десяток градусов!.. -- С чего вы это взяли, боцман? - Я вижу это в его глазах-- да, в глазах! И любую минуту, каким бы курсом мы ни шли, они неизменно устремлены на юг! И никогда не мигают, как сигнальные фонари на корме... Харлигерли не преувеличивал: я тоже успел заметить эту особенность взгляда Ханта. Пользуясь выражением Эдгара По, можно было сравнить его взгляд с пылающим взглядом зоркого сокола. -- Когда этот дикарь свободен от вахты, -- продолжал боцман, -- он неподвижно стоит у борта и молчит. Ему самое место на краю нашего форштевня -- славное бы вышло украшение для носа шхуны! Ну и субъект, скажу я вам!.. А вы посмотрите на него, когда он стоит у штурвала, мистер Джорлинг! Его лапищи так обхватывают рукоятки, словно их прибили к ним гвоздями! Когда он глядит на нактоуз, то можно подумать, что его взгляд намагничен, как стрелка компаса. Я неплохой рулевой, но куда мне до Ханта!.. Когда Хант у штурвала, стрелка ни за что не отклонится от курса, каким бы сильным ни оказался порыв ветра. Если ночью погаснет лампа, освещающая нактоуз, то я уверен, что Ханту не понадобится ее зажигать. Он осветит шкалу компаса огнем своего взора и не собьется с курса! По всей видимости, боцман восполнял в моей компании то, что оставалось недоговоренным в присутствии Лена Гая и Джэма Уэста, не обращавших никакого внимания на его болтовню. Как бы там ни было, если Харлигерли и отзывался о Ханте с некоторой запальчивостью, то необычное поведение матроса более чем располагало к этому. Его можно было отнести к категории полуфантастических существ. Эдгар По, будь он знаком с Хантом, создал бы на основе такого знакомства какой-нибудь в высшей степени странный персонаж. На протяжении многих дней наше путешествие продолжалось без единого происшествия. Ничто не нарушало монотонности плавания. Погода оставалась безупречной. Шхуна, подгоняемая свежим восточным ветерком, набрала максимальную скорость. Тем временем весна вступала в свои права. Начали встречаться стада китов. В этих водах даже большому кораблю хватило бы всего недели, чтобы набить трюм бесценным жиром. Многие матросы, особенно американцы, не скрывали разочарования, видя, с каким безразличием относится капитан к животным, ценящимся буквально на вес золота, да еще в количествах, прежде невиданных в это время года. Активнее всех проявлял неудовольствие гарпунщик Хирн, к которому охотно прислушивались остальные члены команды. Это был неотесанный англичанин лет сорока четырех от роду, от всего облика которого веяло бесстрашием. Он сумел подчинить себе остальных матросов. Я представлял себе, как он смело поднимается во весь рост на носу китобойной шлюпки и, размахнувшись, вонзает гарпун в бок кита, который уходит под воду, волоча за собой длинный линь... Захватывающее, должно быть, зрелище! Учитывая страстную любовь гарпунщика к своему ремеслу, я не сомневался, что наступит день, когда его недовольство вырвется наружу. Между тем наша шхуна не была оснащена для китового промысла, ведь, став капитаном "Халбрейн", Лен Гай занимался исключительно торговой навигацией между островами в южных водах Атлантического и Тихого океана. А количество усатых китов, которых мы то и дело замечали в нескольких кабельтовых от шхуны, поражало воображение. Как-то раз часа в три дня я вышел на бак, чтобы полюбоваться играми нескольких пар морских гигантов. Хирн указывал собравшимся матросам на китов, сбивчиво выкрикивая: - Вон, видите? Полосатик! А теперь двое, нет, трое! Экий спинной плавник-- в пять-шесть футов высотой! Глядите, как они плывут -- спокойно, без единого прыжка... О, будь у меня гарпун, то, ручаюсь головой, я бы воткнул его в одно из четырех желтых пятен у него на спине! Но разве на торговой посудине такое возможно?! Нет, здесь нечем потренировать руку! Тысяча чертей! Когда выходишь в эти моря, то надо добывать китов, а не...-- Он осекся и, выругавшись, заорал: -- Вон еще один, совсем другой! -- Тот, с горбом как у верблюда? -- спросил кто-то из матросов. -- Да. Это горбач {Горбач тоже относится к семейству полосатиков, иное его название - длиннорукий полосатик; в XIX веке на него действительно мало охотились, но по чисто экономическим причинам: он был менее выгоден, чем кашалот или гренландский кит.}, -- отвечал Хирн.-- Видишь, у него все брюхо в складках и длинный спинной плавник? Горбач -- редкая добыча, потому что он сразу ныряет на большую глубину и утаскивает за собой многие сажени линя!.. Мы и вправду заслужили, чтобы он огрел нас хвостом, коли не собираемся его загарпунить! -- Осторожно! -- раздался крик боцмана. Шхуне не грозил, разумеется, сокрушительный удар хвостом. Просто у самого борта всплыл огромный кит, и из его дыхал с шумом взметнулся фонтан воды. Весь бак окатило водой. -- Славная работка! -- небрежно выговорил Хирн, пока остальные матросы, вымокшие до нитки, осыпали кита проклятиями. Нам попадались также гладкие киты, чаще всего встречающиеся в южных морях. У них нет плавников, а под кожей -- огромные запасы жира. Охота на них не сопряжена с большой опасностью, поэтому они -- излюбленная добыча китобоев в антарктических водах. Мельчайшие ракообразные, называемые "китовой едой", составляют их единственный рацион. Сейчас менее чем в грех кабельтовых от шхуны плыл гладкий кит длиною футов в шестьдесят, из которого можно было бы наготовить добрую сотню бочонков жира. Троих таких китов хватило бы. чтобы заполнить трюм корабля средних размеров. -- Да, это и есть гладкий кит!-- воскликнул Хирн.-- Его узнают по мощному, низко