терзали Берана в течение всего полета. Если они оправдаются - тогда встречать корабль будет гвардия мамаронов. Вот как тогда будет выглядеть возвращение Берана на родину: взгляд-другой на родные пейзажи, а потом его поднимут на воздух, последует бросок, воздух засвистит у него в ушах, в глазах смешаются небо, земля и облака, затем его примут влажные объятья океана, и он будет погружаться все глубже и глубже, пока... Идея эта казалась ему не только вполне логичной, но и правдоподобной. Лихтер снижался. Беран вышел на палубу. Другие лингвисты болтали на старопаонитском, тут же шутливо переводя свои слова на Пастич. Лихтер приземлился на поле, люки открылись. Лингвисты счастливой гурьбой высыпали из него. Беран заставил себя подняться на ноги и осторожно последовал за ними. На поле не было никого, кроме обычных в таком случае служащих. Он глубоко вздохнул и огляделся. Было около полудня: пушистые облака плыли в ярко-голубом небе. Солнце согревало лицо Берана. Его переполняло чувство нечеловеческого счастья. Никогда больше не покинет он Пао - ни живым, ни мертвым. И даже если его здесь утопят, он предпочтет это жизни на Брейкнессе. Лингвисты потянулись с поля в простенький старый аэровокзал. Никто не встречал их, что удивило, впрочем, лишь Берана, привыкшего к автоматической расторопности служащих на Брейкнессе. Оглядывая своих спутников, он вдруг подумал: "Я изменился. Палафокс сделал со мной самое худшее, что только мог. Я люблю Пао, но я больше не паонит. Дыхание Брейкнесса отравило меня, я никогда уже не смогу стать полностью и безраздельно частью этого мира - или любого другого. Я лишен родины, я - космополит, мой язык - Пастич". Беран отделился от товарищей, подошел к главному входу и взглянул на затененную деревьями дорогу, ведущую к Эйльянре. Он мог сделать шаг - и никто бы не заметил этого... Но куда он пойдет? Если он появится во дворце, ему окажут самый короткий прием в истории Пао. Также Беран не чувствовал желания становиться фермером, рыбаком или грузчиком. Задумчиво он присоединился к толпе лингвистов. Прибыла официальная комиссия, один из сановников произнес торжественную речь - лингвисты церемонно поблагодарили. Затем они были препровождены в машину, которая отвезла их в одну из бесчисленных гостиниц Эйльянре. Беран, внимательно изучая жизнь улиц, был озадачен: он видел лишь обычную для Пао непринужденность. Конечно, это был Эйльянре, а не новые области Шрайманда и Видаманда; и все же должен быть хоть какой-то отпечаток жестокой тирании Бустамонте! Но... лица всех идущих по проспекту были безмятежны. Машина въехала в Кантатрино, огромный парк с тремя искусственными горами и озером - мемориальный парк, сооруженный древним Панархом в память о его почившей дочери, легендарной Кэн. Машина миновала поросшую мхом арку, неподалеку от которой директор парка соорудил портрет Бустамонте из цветов. Кто-то уже успел выразить свое отношение к Панарху при помощи пригоршни какой-то черной дряни. Маленький, чуть заметный след - но говорил он о многом, если учесть, сколь редко паониты вообще имеют политические пристрастия и антипатии. Эрколе Парайо получил назначение в Школу Прогрессоров в Клеоптере, на побережье Желамбре, что на севере Видаманда. Эта территория по решению Бустамонте должна была стать промышленным центром Пао. Школа находилась в древнем скальном монастыре, построенном первыми поселенцами, никто уже не помнил, зачем. В огромных холодных залах, полных солнечного света, что сочился сквозь зеленую листву, ученики школы проводили время в атмосфере, где царил текникант, и овладевали (в соответствии с особой доктриной причинной связи) использованием энергетических устройств, математикой, инженерным делом и различными производствами. Занятия проходили в хорошо оборудованных классах и лабораториях, но студенты тем временем жили во второпях выстроенных общежитиях из холста и жердей, по одному в двух противоположных концах монастыря. Мальчики и девочки носили одинаковые темно-красные комбинезоны и клеенчатые шапочки, учились и работали с энергией взрослых. После положенных часов занятий ничто не сдерживало их активности на территории школы. Студентов кормили, одевали, обеспечивали жильем и мебелью только в пределах первой необходимости. Если они хотели чего-то большего - приспособлений для игр, специальных инструментов, персональных комнат, - то могли заработать, производя предметы для продажи, и потому почти все свободное время студенты занимались производством. Они делали игрушки, посуду, простейшие электрические устройства, выплавляли слитки алюминия из сырья, которое брали на ближайшем руднике. Даже выпускали периодические издания, отпечатанные на текниканте. Группа студентов восьмого года обучения занималась более сложным производством: работала на заводе по экстрагированию минералов из океанской воды и использовала все свои фонды для приобретения необходимого оборудования. Учителя большей частью были с Брейкнесса - молодые преподаватели Института. Беран сразу же был поражен каким-то их общим свойством, но он не мог уловить ни в чем оно состоит, ни, тем более, понять его суть. Только прожив на Клеоптере два месяца, он понял эту их странность. Дело было в том, что между всеми брейкнесскими преподавателями было нечто общее. Все эти юноши были сыновьями Палафокса. По традициям Брейкнесса им полагалось совершенствоваться в избранных областях науки в Институте Брейкнесса и готовиться к получению степени, заслуживая право на модификации. Берану такое отступление от традиции показалось таинственным. Его собственные обязанности были достаточно просты, а должность по паонитским представлениям - весьма престижной. Директор школы, протеже Бустамонте, являлся номинальным ее главой. Беран работал в качестве переводчика при нем, переводя на текникант те руководящие указания, которые директор в состоянии был сделать. В награду за эту службу Берана поселили в уютном коттедже, выстроенном из булыжников и вручную обтесанных бревен - бывшем жилище фермера. Ему платили хорошее жалованье, также ему было разрешено носить особую форму серо-зеленого цвета с белой и черной отделкой. Прошел год. Беран постепенно обнаружил хоть и слабый, но все же интерес к работе, и со временем даже ощутил причастность к планам и чаяниям студентов. Он пытался противиться этому, вызывая в памяти идиллические картинки прежней жизни Пао и описывая их своим ученикам, но наталкивался на равнодушие и полное отсутствие интереса. Их гораздо больше интересовали чудеса техники, которые он видел в лабораториях Брейкнесса. В один из выходных Беран предпринял печальное путешествие в старый дом Гитан Нецко, в нескольких милях вглубь от побережья. Преодолев некоторые трудности, он все-таки нашел старую ферму около озера Мерван. Сейчас она была заброшена: бревна рассохлись, поле тысячелистника заполонили плевелы. Беран опустился на шаткую скамью под низеньким деревом и предался грустным воспоминаниям... Затем он поднялся на вершину Голубой Горы и оглядел равнину. Безлюдье и запустение поразили его. До самого горизонта расстилались плодородные земли, прежде густозаселенные - и невооруженный глаз, кроме полета птиц, не мог заметить иного проявления жизни. Миллионы были выселены, в основном на другие континенты, остальные предпочли остаться в земле предков - лечь в нее навеки. А цвет страны - самые красивые и умные девушки - были отправлены на Брейкнесс - в счет уплаты долгов Бустамонте. Беран, подавленный, вернулся на побережье Желамбре. Теоретически в его власти было восстановить утраченную справедливость - но если бы он мог найти средства... Если бы он мог восстановиться в положении, принадлежащем ему по праву рождения! Трудности казались непреодолимыми. Он чувствовал себя бессильным, ни на что не годным... Движимый этими мыслями, он намеренно кинулся навстречу опасности и направился на север, в Эйльянре. Он снял номер в старой гостинице Морави, что на берегу Канала Прилива, как раз напротив стен Великого Дворца. Его рука замерла над журналом регистрации: он подавил безрассудное, совершенно безумное желание вывести "Беран Панаспер" и, наконец, записался как Эрколе Парайо. В столице, казалось, царило беззаботное веселье. Может быть, лишь в воображении Берана слышался гул подспудного эха злобы, неуверенности? Возможно: ведь паониты жили лишь сегодняшним днем, что диктовалось особенностями синтаксиса их языка, и ритм их дня из века в век оставался неизменным. С циничным любопытством он просмотрел архивы Библиотеки Правительственных Актов. Последний раз его имя упоминалось девять лет тому назад: "Ночью неизвестными убийцами отравлен всеми любимый юный Наследник. Так трагически прерывается прямая линия династии Панасперов, и ее сменяет боковая ветвь, представителем которой является Панарх Бустамонте - при самых добрых предзнаменованиях, обещающих славное продолжение династии". Нерешительный, неуверенный - и не чувствующий в себе сил обрести решительность и уверенность, Беран вернулся в школу на берегу Желамбре. Прошел еще год. Текниканты подросли, их стало больше, и они сильно продвинулись в своем образовании. Были запущены четыре маленьких производственных мощности - они производили инструменты, пластиковую пленку, промышленные химикаты, мерные приборы и шаблоны. Планировалось запустить еще дюжину заводов, и казалось, что, по крайней мере, эта часть мечты Бустамонте успешно осуществлялась. По истечении двух лет Беран был переведен в Пон, что на Нонаманде, суровом небольшом континенте в южном полушарии. Перевод этот был неприятным сюрпризом, так как Беран уже привык к своему образу жизни на берегу Желамбре. Еще более печальным было открытие: оказывается, Беран предпочитал рутину переменам. Неужели он уже обессилел - и это в двадцать один год! Куда канули его чаяния и надежды - неужели он уже отказался от них? Злясь на самого себя и приходя в ярость при мысли о Бустамонте, он летел на юго-восток над холмистыми равнинами Южного Видаманда, над плато Пларт, над фруктовыми садами и виноградниками полуострова Кураи на Мидаманде, над длинной извилистой бухтой, получившей имя Змеиной, над зеленым островом Фреварт с бесчисленными чистенькими и беленькими деревушками и через Великое Южное Море. Скалы Нонаманда появились вдали, проплыли внизу и остались позади - Беран летел прямо в бесплодное сердце континента. Никогда прежде он не бывал на Нонаманде - может быть поэтому исхлестанные ветрами скалы и "чертовы пальцы" с пучками черных трав, изогнутыми кипарисами казались ему совершенно непаонитскими, чужими... Впереди показалась Гора Сголаф - высочайшая вершина Пао. И вдруг, перевалив через покрытые льдом базальтовые скалы, машина оказалась над страной ледников, бесплодных долин и ревущих холодных рек. Транспорт описал круг над горой Дрогхэд, быстро приземлился на голое плато - так Беран прибыл в Пон. Селение было двойником (если не вполне по облику, то по духу) Института Брейкнесса. Множество построек, как бы случайно прилепившихся к скалам, окружали центральные, более массивные здания. В них, как знал Беран, располагались лаборатории, классные комнаты, библиотеки, общежития, административные корпуса и столовые. Почти сразу же Беран испытал отвращение к селению. Когитант, язык паонитских интеллектуалов, был слегка упрощенным языком Брейкнесса, лишенным некоторых свойственных ему условных слов-приказов и с более свободным употреблением местоимений. Тем не менее сама атмосфера селения была такой же, как на Брейкнессе, даже обычаи были теми же: все вполне и безраздельно подчинялись Учителям - действительно, Магистрам высокого ранга. Природа - конечно, не столь суровая, как на Брейкнессе, была тем не менее мрачной и отталкивающей. Несколько раз Беран собирался писать прошение о переводе - но всякий раз одергивал себя. Он не хотел привлекать внимания к своей персоне, что могло бы в конце концов обнаружить, кто он таков на самом деле. Учительский состав, такой же, как в школе Желамбре, набрали в основном из молодых преподавателей с Брейкнесса - вновь все они оказались сыновьями Палафокса. В резиденциях находилась дюжина министров-паонитов низшего ранга, ставленников Бустамонте, и функция Берана состояла в поддержании связи между двумя этими группами. Но вот что вызывало у Берана особое беспокойство - Финистерл, молодой брейкнесский преподаватель, знавший, кто такой на самом деле Беран, также работал здесь, в Поне. Трижды Берану с колотящимся сердцем удавалось проскользнуть мимо Финистерла так, чтобы тот его не заметил, но на четвертый раз встречи избежать не удалось. Финистерл лишь сухо поприветствовал Берана - и удалился, оставив его в недоумении. В течение следующих четырех недель Беран множество раз встречал Финистерла и наконец решился заговорить первым. Ответы Финистерла рассеяли всяческую неопределенность. Беран выяснил, что горячим желанием Финистерла было продолжать образование в Институте Брейкнесса, но оказался он в Поне по трем причинам. Первая: такова была воля его отца, Лорда Палафокса. Вторая: Финистерл хорошо понимал, что иметь сыновей гораздо проще на Пао, нежели на Брейкнессе. Он был достаточно честен, и о третьей причине красноречивее всяких слов говорило его молчание. Он считал Пао миром, который все время претерпевал изменения, миром огромных потенциальных возможностей, где человек достаточно предприимчивый и решительный может завоевать величайшую власть и престиж. А что же Палафокс? Беран был в недоумении. Но Финистерл переменил тему и, глядя на него, задумчиво произнес: - Странно думать, что даже эти скалы, и гора Сголаф когда-нибудь под напором ветра сравняются с землей. А, с другой стороны, самый безобидный холмик может превратиться в вулкан. - Да, без сомнения, это так, - сказал Беран. Финистерл упомянул также одно парадоксальное свойство человеческой натуры: чем более мощен и силен мозг Магистра, тем более яростны и дики его импульсы, когда начинается неизбежный склероз и его владелец обращается в Эмеритуса. Несколько месяцев спустя Беран, выходя из административного корпуса, столкнулся лицом к лицу с Палафоксом. Беран похолодел: Палафокс глядел на него с высоты своего огромного роста. Собрав в кулак всю свою силу воли, Беран сделал принятый на Пао приветственный жест. Палафокс отвечал сардоническим кивком: - Я удивлен тем, что вижу тебя здесь. Я предполагал, что ты прилежно учишься на Брейкнессе. - Я многому научился, - отвечал Беран, - и в моем сердце не осталось желания продолжать образование. Глаза Палафокса сверкнули: - Образование приобретается не посредством сердца. Это - систематизация ментальных процессов. - Но я сам - это далеко не только ментальные процессы, - ответил Беран. - Я - человек. Я должен считаться со всем своим существом. Вначале Палафокс, казалось, размышлял, пристально рассматривая Берана, затем взгляд его заскользил по скалам Сголафа. Когда он снова заговорил, голос его был дружелюбным. - Во Вселенной нет абсолютных истин. Назначение человека, его цель - кнутом вколотить порядок в визжащий поток вероятностей. Постоянное и непрерывное движение вперед немыслимо. Беран понял, какое значение скрыто в этих на первый взгляд довольно общих замечаниях Палафокса. - Поскольку вы уверили меня в том, что мое будущее вас более не интересует, я ощутил потребность в самостоятельных действиях. Я так и сделал - и возвратился на Пао. Палафокс кивнул: - Нет сомнения, что события вышли у меня из-под контроля. Но все же иногда можно извлечь большую выгоду из причуды судьбы, чем из тщательно взлелеянного плана. - Прошу вас и впредь не принимать меня в расчет, строя ваши планы, - раздельно проговорил Беран бесстрастным тоном. - Я обрел вкус к личной свободе. Палафокс рассмеялся с необычной для него искренностью: - Хорошо сказано! Ну и что ты думаешь об обновленном Пао? - Я озадачен. Не могу сделать однозначного вывода. - Что вполне объяснимо. Ведь для этого нужно оценить и согласовать между собой миллион фактов на тысяче различных уровней. И если человеком не движет амбиция, как мною или Панархом Бустамонте, ошибка неминуема. Для нас эти факты делятся на две категории: благоприятные и неблагоприятные. Отступив на шаг, Магистр оглядел Берана с ног до головы: - Так значит, ты занимаешься лингвистикой. Беран неохотно согласился. - Даже за одно это, - сказал Палафокс, - ты должен быть благодарен мне и Институту Брейкнесса. - Благодарность - примитив, только вводящий в заблуждение. - Возможно, это и так, - согласился Палафокс. - А сейчас извини меня - я тороплюсь на встречу с директором. - Одну минуту, - остановил его Беран, - я сбит с толку. Вас, похоже, совершенно не волнует то, что я нахожусь на Пао. Вы собираетесь информировать об этом Бустамонте? Палафокс кротко и прямо ответил на этот прямой вопрос, до чего Магистр Брейкнесса ранее никогда не снисходил: - Я не планирую вмешиваться в твои дела. - Он помедлил секунду, затем заговорил в совершенно новой, доверительной манере: - Может быть, ты знаешь, что обстоятельства переменились. Панарх Бустамонте с течением времени становится все большим интеллектуалом, и твое присутствие может оказаться весьма полезным. Беран начал было злобно возражать, но видя, что Палафоксу это весьма по сердцу, прикусил язык. - Я должен идти по своему делу, - сказал Палафокс. - События развиваются все стремительнее. В последующие год или два последние неопределенности исчезнут. Через три недели после этой встречи Беран был переведен в Деиромбону на Шрайманде, где множество детей - отпрыски пяти тысяч мирных паонитов - обучались искусству воинских состязаний. Многим из них до совершеннолетия оставалось уже немного. Деиромбона - старейшее поселение на всей планете, обширный город из коралловых плит, расположенный в лесу. По какой-то причине город не совсем опустел. Из него было выселено около двух миллионов жителей. Гавань Деиромбоны продолжала функционировать, и несколько административных зданий было отведено для координации событий в валиантских поселениях. Старые дома стояли будто окоченевшие скелеты, смутно белея под высокими древесными кронами. В Колониальном Секторе несколько бродяг скрывались в брошенных домах, делая редкие ночные вылазки, чтобы подобрать отбросы и что-нибудь стащить. Они рисковали жизнью, но поскольку власти вряд ли стали бы прочесывать лабиринты улиц, аллей, подвалов, магазинов, пакгаузов, квартир и общественных зданий, бродяги чувствовали себя в относительной безопасности. Военные поселения валиантов тянулись вдоль побережья, в каждом из них была штаб-квартира легиона мирмидонов, как воины-валианты именовали себя. Беран получил назначение в легион Деиромбоны, и в его распоряжении был целый заброшенный город, где он мог выбрать себе подходящее жилье. Он отыскал просторный коттедж в старом Лидо, где и разместился с комфортом. Во многих отношениях валианты были самым интересным из всех новых паонитских сообществ. По крайней мере, наиболее ярким. Как и текниканты с побережья Желамбре, и когитанты из Пона, валианты были молодой расой - старший из них не достиг еще возраста Берана. Когда они маршировали под паонитским солнцем, бряцая оружием, с глазами, устремленными вперед в какой-то фанатичной экзальтации - это было странное и яркое зрелище. Их одежды были очень сложны и многоцветны, но каждый носил персональную эмблему на груди и знак легиона на спине. В течение дня молодые мужчины и женщины тренировались врозь, осваивая новые виды вооружения, но ели и спали по ночам все вместе - различия обуславливались лишь рангом. Вообще какое-либо значение придавалось лишь служебным взаимоотношениям, борьбе за звание и честь. В первый же вечер по прибытии Берана в Деиромбону в военном поселении состоялась церемония. В центре площади-плаца на платформе пылал огромный костер. Позади возвышалась стела Деиромбоны - призма из черного металла, усеянная эмблемами. По обе стороны от нее стояли взводы молодых мирмидонов, этим вечером облаченных в простую одинаковую форму темно-серого цвета. В руках у каждого было церемониальное копье, на месте наконечника вспыхивало неяркое пламя. Зазвучали фанфары. Вперед выступила девушка в белом, неся в руках знак отличия из меди, серебра и латуни. Пока мирмидоны опускались на колени и склоняли головы, она обнесла знак трижды вокруг огня и прикрепила его на стелу - среди прочих. Огонь взметнулся к небу. Мирмидоны выпрямились и подняли свои копья вверх. Они построились в отряды и, чеканя шаг, ушли с плаца. На следующий день непосредственный начальник Берана, Суб-Стратег Жиан Фирану, наемный вояка из отдаленного мира, дал Берану необходимые пояснения. - Вы видели церемонию похорон героя. На прошлой неделе был проведен учебный бой между гарнизонами Деиромбоны и Тараи - ближайшего на побережье лагеря. Подводная лодка Тараи протаранила наше сетевое заграждение и приближалась к базе. Все воины Деиромбоны отважны, но Лемоден был первым. Он нырнул на пятьсот футов с газовой горелкой и срезал балласт. Подводная лодка всплыла и была захвачена. Но Лемоден утонул - вероятно, просто несчастный случай... - Вероятно? А как иначе? Я уверен, что Тараи... - Нет, не Тараи. Но это мог быть преднамеренный акт. Эти парни спят и видят свои эмблемы на Стеле героев - и они сделают что угодно, лишь бы войти в легенду. Беран подошел к окну. По Деиромбонской эспланаде расхаживали группы молодцеватых вояк. И это - Пао? Или какой-то фантастический мир, удаленный на сотни световых лет? Жиан Фирану продолжал говорить, но его слова не сразу дошли до сознания Берана: - Распространился слух, что Бустамонте - не настоящий Панарх, а лишь Старший Аюдор. Говорят также, что Беран Панаспер жив и вот-вот достигнет совершеннолетия, набираясь сил подобно мифическому герою. И когда пробьет час - есть такое предположение - он придет, чтобы сбросить Бустамонте в океан. Беран подозрительно поглядел на него, затем рассмеялся: - Я не слыхал подобного. Но, может быть, это и правда, кто знает? - Бустамонте не понравится эта история. Беран снова рассмеялся, на сей раз совершенно искренне: - Лучше, чем кто-либо другой, он знает, что в слухах сокрыта правда. Хотел бы я знать, кто их распространяет. Фирану пожал плечами: - А кто вообще распространяет слухи? Конкретно - никто. Они происходят от пустой болтовни и непонимания. - Тогда впереди крупные неприятности. И я возвращаюсь домой. Беран услыхал этот слух позже, в тот же день, но с подробностями. Оказывается, якобы убитый Наследник жил на необитаемом острове - у него в распоряжении был отряд железных воинов, неуязвимых для стали и огня. Делом всей его жизни было отомстить за смерть отца - и Бустамонте дрожал от страха. Разговор иссяк сам собой, затем, три месяца спустя, пополз новый слух. На сей раз поговаривали, будто тайная полиция Бустамонте прочесывает планету, будто тысячи молодых людей отправляли в Эйльянре для опознания, а затем казнили, чтобы тревога Панарха не стала достоянием гласности. Беран долго был уверен, что под именем Эрколе Парайо он в полной безопасности, но сейчас всякая уверенность покинула его. Он стал рассеянным и допускал промахи в работе. Коллеги с удивлением следили за ним, и наконец Жиан Фирану поинтересовался причиной его озабоченности. Беран пробормотал что-то о женщине в Эйльянре, которая беременна от него. Фирану грубовато посоветовал ему выкинуть из головы такую пустяковину или уж взять отпуск на некоторое время, пока он не почувствует себя достаточно свободным, чтобы сосредоточиться на работе. Беран поспешно выбрал отпуск. Он вернулся в свой коттедж и просидел несколько часов на залитой солнцем веранде, надеясь выработать какой-нибудь разумный план действий. Лингвисты, по-видимому, не будут в первых рядах подозреваемых, но не будут и в последних. Он мог, отказавшись от своих планов, полностью превратиться в Эрколе Парайо. Подумал он и о том, чтобы покинуть планету - но куда он отправится, даже если допустить, что ему удастся проникнуть на борт какого-нибудь корабля? Он не находил себе места. Даже в воздухе чувствовалось напряжение. Он поднялся на ноги и оглядел все вокруг: пустынные улицы, морскую гладь. Он побежал к берегу, в единственную все еще работающую гостиницу Деиромбоны. В таверне он заказал холодного вина и, сидя на затененной пальмами террасе, пил гораздо больше и поспешнее, чем обычно. Воздух сгущался. Он заметил, что вниз по улице по направлению к таверне движется группа людей: несколько человек в пурпурном и коричневом. Беран поднялся со стула, вглядываясь. Затем медленно сел и обмяк. Задумчиво он потягивал вино. Вдруг свет заслонила темная тень. Он вскинул глаза: прямо перед ним стояла высокая фигура Палафокса. Палафокс кивнул и сел рядом. - Оказывается, история современного Пао еще в развитии. Беран промычал что-то невнятное. Палафокс кивнул в ответ очень серьезно, как будто Беран изрек нечто бесконечно мудрое. Он обратил внимание на троих в коричневом и пурпурном, которые, войдя в гостиницу, беседовали с мажордомом. - Очень полезный в практическом отношении аспект паонитской культуры - это стиль одежды. Можно с одного взгляда определить род занятий человека по его костюму. Ведь пурпурный и коричневый - это цвета тайной полиции? - Да, - проговорил Беран. Внезапно его беспокойство улетучилось. Случилось самое худшее - и напряженность спала: невозможно ужасаться тому, что уже произошло. Задумчиво он произнес: - Я полагаю, они разыскивают меня. - В этом случае, - сказал Палафокс, - самым мудрым с твоей стороны будет исчезнуть. - Исчезнуть? Куда? - Туда, куда я укажу. - Нет, - сказал Беран. - Вашим орудием я больше не буду. Палафокс поднял брови: - Что ты теряешь? Я предлагаю спасти твою жизнь. - Но не из заботы о моем благополучии. - Разумеется, нет, - зубы Палафокса на мгновение сверкнули в ухмылке. - Только простофилю можно было бы так провести. Я окажу услугу прежде всего себе самому, а заодно и тебе. Если ты понимаешь это, я предлагаю сейчас же покинуть гостиницу. Я не хочу слишком явно обнаруживать себя во всей этой истории. - Нет. Палафокс начинал злиться: - Чего ты хочешь, в конце концов? - Я хочу стать Панархом. - Да, конечно! - воскликнул Палафокс. - С какой же, думаешь, стати я здесь? Пойдем, надо поскорее убираться отсюда - в противном случае ничем, кроме падали, ты не станешь. Беран встал, и они покинули гостиницу. 13 Вдвоем они летели на юг над паонитскими поселками со множеством старинных усадеб, потом над морями, испещренными белыми точками - парусами рыбацких судов. Они летели все вперед и вперед, и ни один не проронил ни слова - каждый был погружен в свои мысли. Наконец Беран прервал молчание: - Каков же тот процесс, в результате которого я стану Панархом? Палафокс ответил коротко: - Он начался месяц назад. - Слухи? - Необходимо, чтобы до людей Пао дошло, что ты существуешь. - А чем я лучше Бустамонте? Палафокс сухо рассмеялся: - Ну, если в общих чертах - определенные планы Бустамонте не в моих интересах. - И вы надеетесь, что я буду снисходительнее к вам? - Во всяком случае, упрямее Бустамонте ты не будешь. - В чем же состоит упрямство Бустамонте? Он отказывается выполнять любые ваши желания? Палафокс гулко фыркнул: - Ах ты, юный негодяй! Да ты лишишь меня всех моих привилегий! Беран молчал, отчетливо сознавая, что если он действительно станет Панархом, в первую очередь сделает именно это. Палафокс продолжал говорить более примирительно: - Но это все в будущем и не должно сейчас нас беспокоить. Сейчас мы союзники. И в ознаменование этого союза я подготовил все для проведения твоей первой модификации, как только мы вернемся в Пон. Беран был потрясен: модификация? Секунду он размышлял, сомневаясь. - И какого рода? - Какую ты предпочитаешь? - ласково поинтересовался Палафокс. Беран скользнул взглядом по твердому профилю. Палафокс, казалось, был вполне серьезен. - Использование всех ресурсов мозга. - О, эта модификация - самая сложная и тонкая из всех прочих, и потребовались бы годы сложнейшей работы - даже в условиях Брейкнесса. В Поне это невозможно. Выбирай другую. - Вне сомнения, моя жизнь будет полна непредвиденных случайностей, - сказал Беран. - Способность испускать энергию из руки может очень пригодиться. - Правда, - согласился Палафокс, - но, с другой стороны, что может внести большее замешательство в ряды врагов, чем зрелище того, как ты поднимаешься в воздух и улетаешь? И поскольку разрушительная энергия твоей руки устрашила бы не только врагов, но и друзей, нам лучше избрать в качестве первой модификации способность к левитации. В иллюминаторе показались исхлестанные прибоем утесы Нонаманда. Путники миновали прокопченную рыбацкую деревушку, пролетели над отрогами Сголафа, скользнули над самыми скалами к главному хребту континента. Гора Дрогхэд оскалила свои страшные клыки. Они проплыли вокруг ледяных склонов и скользнули вниз, на плато Пон. Машина приземлилась неподалеку от низкого длинного здания с базальтовыми стенами и крышей из стекла. Двери отворились: Палафокс загнал машину внутрь здания. Они опустились на пол из белой плитки. Палафокс открыл ворота и вывел Берана. Тот замялся, подозрительно изучая четверых, идущих им навстречу. Они различались ростом, сложением, цветом кожи и волос, но все-таки были похожи. - Мои сыновья, - сказал Палафокс. - Везде на Пао ты встретишь моих сыновей... Но время дорого, мы должны приступить к модификации. Юноша вышел из машины и последовал за сыновьями Палафокса. Усыпив Берана, они уложили тело на кушетку, ввели тонизирующие и кондиционирующие средства. Затем, отступив назад, включили генератор. Послышался пронзительный вой, вспышка фиолетового цвета осветила все вокруг, пространство исказилось - создавалось впечатление, что вся картина видна сквозь постоянно движущиеся пластины некачественного стекла. Вой затих. Четыре фигуры снова шагнули вперед, к телу, теперь окоченевшему, затвердевшему, на вид мертвому. Плоть была жесткой, но эластичной, кровь свернулась, суставы утратили подвижность. Сыновья Палафокса работали быстро, с невероятной ловкостью. Использовали ножи с лезвиями толщиной лишь в шесть молекул. Ножи резали практически без давления, разделяя ткани на слои, прозрачные как стекло. Вскоре тело было распластано до середины спины, разрезы шли также вдоль ягодиц, бедер, икр. Легкими прикосновениями другого резака, странно жужжавшего, были срезаны подошвы ног. Плоть была твердой, как резина - не показалось ни капли крови, мышцы были совершенно обездвижены. Была удалена одна из секций легкого и на ее место вживлен яйцевидный энергоблок. В плоть также были вживлены проводники, связывающие энергоблок с гибкими преобразователями энергии, находящимися в ягодицах и с процессорами в икрах. Антигравитационная сетка была вживлена в подошвы ног и соединена с процессорами в икрах гибкими трубками, идущими вдоль ноги. Таким образом, цепь замкнулась. Ее проверили, проведя тесты. Выключатель был помещен под кожу левого бедра. И вот уже началась утомительная работа по регенерации рассеченных тканей тела. Срезанные подошвы ног были помещены в жидкий стимулятор и затем возвращены на прежнее место с точностью, позволяющей восстановить клетку из двух рассеченных половинок, встык соединить срезы артерий и нервных волокон. Разрезы на теле были тщательно сжаты, энергоблок аккуратно покрыт плотью. Прошло восемнадцать часов. Сыновья Палафокса удалились, чтобы отдохнуть, оставив неподвижное тело в темноте и одиночестве. Они возвратились лишь на следующий день. Генератор вновь взревел, и фиолетовые вспышки снова заметались по лаборатории. Поле, под воздействием которого находилось все это время тело Берана, понижало температуру его тела теоретически до абсолютного нуля. Сейчас оно ослабло, и молекулы постепенно возобновили свое движение. Тело вновь начинало жить. Целую неделю Беран провел в коматозном состоянии, и теперь постепенно выздоравливал. Когда сознание вернулось к нему, он сразу же увидел Палафокса, стоящего напротив кровати. - Поднимись, - сказал Палафокс, - встань на ноги! Беран с минуту лежал не двигаясь - что-то неуловимо подсказывало ему, что прошло довольно много времени. Палафокс, казалось, был в нетерпении и куда-то спешил. Его глаза сверкали, он сделал повелительный жест своей худой, но сильной рукой: - Поднимись! Встань! Беран медленно поднялся на ноги. - Иди! Беран прошелся по комнате. Он чувствовал смутное тянущее ощущение в ногах, энергоблок слегка давил на мышцы диафрагмы и ребра. Палафокс пристально наблюдал за движениями его ног. - Хорошо! - воскликнул он. - Я не вижу ни хромоты, ни нарушения координации. Пойдем со мной. Магистр провел Берана в комнату с очень высоким потолком, надел ему на плечи странную ременную упряжь и вдел шнур в кольцо на спине. - Прикоснись вот сюда, - он положил руку Берана на левое бедро. - Нажми слегка. Беран нащупал небольшое затвердение под кожей и нажал на него. Он перестал чувствовать ногами пол, желудок сжался в спазме, голова стала легкой, как воздушный шарик. - Это малая мощность, - сказал Палафокс. - Подъемной силы недостаточно, чтобы преодолеть гравитацию, которая компенсирует центробежную силу от вращения планеты. Он прикрепил конец шнура к рейке. - Нажми снова! Беран дотронулся до подкожной пластинки - и вдруг ему показалось, что все вокруг перевернулось вниз головой: Палафокс стоял, приклеившись к потолку, а он сам падал вниз головой на пол с тридцатифутовой высоты. Беран судорожно вздохнул, замолотил руками по воздуху, и только шнур удержал его от падения. Беран беспомощно глядел на улыбающегося Палафокса. - Для того, чтобы усилить антигравитационное поле, нажми нижнюю часть пластинки, - объяснил Палафокс, - чтобы ослабить - нажми верхнюю. Если нажать дважды, поле исчезнет. Беран, наконец, добрался до пола. Комната обрела прежний вид, но все плыло перед глазами, как во время приступа морской болезни. - Пройдет еще немало дней, пока ты привыкнешь, - сказал Палафокс. - Так как у нас мало времени, я предлагаю тебе осваивать это искусство старательно и прилежно. Беран глядел в спину уходящему Палафоксу, замерев от изумления. - Почему мало времени? - крикнул он вслед. Палафокс обернулся: - День Икс - это четвертый день третьей недели восьмого месяца. В День Канестид ты должен стать Панархом Пао. - Почему? - А почему ты все время требуешь, чтобы я раскрыл все свои тайны? - Я спрашиваю не из пустого любопытства, а для того, чтобы понять, как я должен действовать. Вы собираетесь сделать меня Панархом. И хотите сотрудничать со мной? Блеск в глазах Палафокса стал еще ярче. Беран продолжал: - Может быть, мне следовало сказать, вы хотите сделать меня вашим орудием и действовать в своих собственных интересах. Поэтому у меня возникает естественный вопрос: каковы ваши интересы? Палафокс с минуту изучал его, затем отвечал холодно: - Твои извилины ворочаются с изяществом червей в грязи. Естественно, я хочу, чтобы ты послужил моим целям. Ты планируешь, или, по крайней мере, надеешься, что я, в свою очередь, послужу твоим. В твоем понимании любой процесс познается по его плодам. Я прилагаю усилия, чтобы защитить права, принадлежащие тебе по рождению. И если я своего добьюсь, ты станешь Панархом Пао. А когда ты пытаешься докопаться до мотивов моих действий, то становится явным, что твой образ мысли - несовершенный, назойливый, поверхностный, неопределенный и бесстыдный. Беран уже хотел было с жаром опровергнуть его, но Палафокс жестом заставил его замолчать. - Естественно, что ты принимаешь мою помощь - а почему бы нет? Это только похвально - бороться за свою цель. Но, приняв мою помощь, ты должен сделать выбор: служить мне или бороться против меня. Либо действовать в соответствии с моими планами, либо пытаться воспрепятствовать мне. Существуют лишь два пути. Но ожидать, что я буду служить тебе жертвенно и бескорыстно - абсурд. - Но горе огромного народа - это далеко не абсурд, - сказал Беран резко. - Мои цели... Палафокс поднял руку. - Более не о чем говорить. О моих планах догадывайся сам. Делай умозаключения. Подчиниться или воспротивиться - все в твоей воле. Мне до этого дела нет, так как ты все равно бессилен что-либо изменить. День за днем Беран совершенствовался в практике полетов и постепенно стал привыкать к ощущению падения вверх головой, прочь от земли. Он научился двигаться в воздухе, наклоняясь в том направлении, в котором он хотел двигаться. Он научился спускаться так быстро, что воздух свистел в ушах, при этом успевая затормозить и приземлиться без малейшего толчка. На одиннадцатый день мальчик в ловко сидящем сером плаще, на вид не более восьми лет от роду - типичный сын Палафокса - пригласил Берана в апартаменты Магистра. Пересекая четкие четырехугольники панелей пола, Беран вооружал свою мысль и обуздывал чувства в преддверии беседы. Он решительно вошел в дверь. Палафокс сидел за рабочим столом, задумчиво перебирая кристаллы горного хрусталя. Он почти любезно предложил Берану сесть. Беран осторожно присел. - Завтра, - сказал Палафокс, - мы приступаем ко второй части программы. В народе царит чувство ожидания, эмоции весьма напряжены. И вот завтра - последний удар! Приличествующим случаю способом мы восстановим династию истинных Панархов Пао. А потом - кто знает? Бустамонте может покориться обстоятельствам, а может и воспротивиться. Мы должны быть готовы к любому повороту дела. Решимость Берана не смягчила неожиданная сердечность Палафокса. - Я лучше понял бы вас, если бы мы обсудили эти планы чуть позднее, - проговорил юноша. Палафокс добродушно фыркнул: - Невозможно, досточтимый Панарх. Вы должны четко осознавать, что здесь, в Поне, как бы генеральный штаб. Мы подготовили и детально разработали дюжины программ разной степени сложности. И сейчас происходят некие события, которые станут толчком для проведения в жизнь одного из этих планов. - Какие события? - Завтра три миллиона паонитов соберутся на певческом поле в Памалистене. И там ты объявишь о своем существовании. Телевидение разнесет твои слова по всей планете, везде увидят твое лицо! Беран прикусил губу, досадуя на собственную неловкость и неистощимую любезность Палафокса. - И каковы подробности программы? - Все невероятно просто. Песнопения начинаются через час после рассвета и продолжаются до полудня. В это время наступает перерыв. По толпе поползет слух, все будут ждать тебя. Ты появишься в черных одеждах. Ты будешь говорить, - Палафокс вручил Берану листок бумаги. - Этих нескольких фраз будет достаточно. Беран с сомнением пробежал глазами строчки. - Надеюсь, что события пойдут по вашему плану. Я не хочу ни насилия, ни кровопролития. Палафокс пожал плечами: - Предсказать будущее невозможно. Если все пойдет хорошо, то никто, кроме Бустамонте, не пострадает. - А если плохо? Палафокс засмеялся: - Те, кто плохо планируют, встречаются на дне