ились молодые люди. Она восхищалась их крепкими юными телами, с удовольствием ощущала на себе мускулистые руки, поддавалась обаянию беззаботной мужской личности. Но Гем Моралес коробил ее. Он был самоуверен, нагл и бесстыден, и на спасение к нему не приходили те качества, которых он был напрочь лишен: интеллигентность и чувство юмора. Он прибыл на свидание на назначенные двадцать минут и с важным видом пересек вестибюль, где Джин читала журнал. На нем был супермодный костюм из желтовато-коричневого плиона. Джин в тот вечер надела скромный наряд из темно-синего и белого. Бармен проводил ее к скоростной маленькой воздушной лодке, купленной не менее четырех-пяти лет назад, и лицо Джин вытянулось от изумления: это был маршалловский "Мунчейзер", модель, которую ей самой так хотелось. Проклятье! Первой вещью, которую она купит, когда вернется на Землю, будет сверкающая воздушная лодка. Зарычав, "Мунчейзер" пошел вверх с ускорением, которое вдавило Джин в пену сидения, затем выровнялся и помчалась в стальную ночь. Над головой висел единственный спутник Кодирона, маленький яркий Садирон. Внизу проплывали черные холмы, пустынные горы, тундра с комками оливково-серых медвежьих грибов. Один раз им попалось сумрачное небольшое поселение, обозначенное линией желтых огней. Несколькими минутами позже слабое свечение на юге показало им местонахождение Дельты, самого большого города на Кодироне. - Гем, - сказала Джин. - Вы родились в Ангел Сити? Бармен раздраженно фыркнул. - Я? Здесь? Черт возьми! Конечно, нет. Я с Брекстелла на Алнитаке-5. - А как вы оказались здесь? Гем легкомысленно дернул плечами. - Попал в небольшую переделку. Один тип посчитал, что я не такой крепкий парень, каким себя считаю. Он ошибался. Я оказался прав. - Ох! Парень протянул руку и обнял Джин. Она сказала: - Гем, мне нужна помощь. - Конечно. Все, что попросите. Но потом. Давайте поговорим о нас. - Нет, Гем, я серьезно. Он осторожно спросил: - Что вы имеете ввиду под помощью? Чем я могу помочь? Джин соткала ему рассказ, в котором подтекст недозволенного был столь силен, что не мог не вызвать его интереса. Она сказала, что старый владелец "Ацтека" Джо Парле владел долговыми расписками, которые считал бесполезными. В действительности они стоили целое состояние и должны быть где-то среди оставшегося от него имущества. Она искала возможность поглядеть на них. Удовольствие Гема было слегка отравлено мыслью, что свидание с Джин не было следствием его неотразимости. С угрюмым видом он рванул "Мунчейзер" к высокой горной вершине, украшенной синими, зелеными и красными огнями. - "Жаворонок Небес", - сказал он. - Исключительно красивое место, для Кодирона, конечно. Сюда прилетают отдыхать со всей планеты. "Жаворонок Небес" и в самом деле выглядел веселым и популярным местом. Шестиугольный пилон вознесся на пятьдесят футов, сверкая волнами света, следствием применения кристаллов "звук-свет", которыми был знаменит Кодирон. Бегущие огни отражались в куполах, корпусах и экранах воздушных лодок, припаркованных рядом. Гем схватил Джин за руку и зашагал через внешнюю террасу, гордо выставив вперед свой орлиный нос. Девушка семенила сбоку, полуизумленная, полураздраженная. Они вошли в здание сквозь арку из медвежьих грибов, приятно и остро пахнущих. Человек в черном напыщенным жестом пригласил их в небольшую круглую кабинку. Когда они разместились там, кабинка тихо, с шелковой плавностью, заскользила по длинному эллипсу вокруг залы, кружась и вращаясь по всем осям. Подъехала на силовых коньках официантка в прозрачно-черном. - Старомодный коктейль из виски, пива и лимонной корочки, - сказал Гем. - Лимонад, - сказала Джин. Гем поднял брови: - Вот те на! Возьмите что-нибудь покрепче. Иначе зачем вы сюда пришли! - Я не люблю спиртного. - Фу, - Гем состроил презрительную гримасу. Джин пожала плечами. Гем явно считал ее чем-то вроде синего чулка. Если бы он понравился ей, было бы забавным открыть ему иное. Но он не только высокомерен. Он зеленый юнец. Подошел служитель и предложил напрокат силовые коньки. Гем вызывающе поглядел на Джин. Она покачала головой: - Я не слишком ловка. Я сразу перевернулась вниз головой. - Это легко, - сказал Гем. - Поглядите на этих двух... - он указал в сторону пары, которая танцевала посреди зала, не тратя, казалось, никаких усилий, кружась, скользя по воздуху во всех направлениях. - Вы сразу схватите. Это легко. Лишь шевельните пальцем, если захотите тронуться с места, нажмите немного - и вы там. Чем сильнее жмете, тем быстрее двигаетесь. Чтобы остановиться, надо нажать пяткой. Джин покачала головой. - Я предпочла бы посидеть здесь и поговорить. - Об этих расписках? Она кивнула. - Если вы поможете, я уступлю вам треть. Гем сжал губы и прищурил глаза. Джин поняла, что он обдумывал, как бы получить три третьих части вместо одной. - Джо Парле погрузил на себя груду мусора, - сказала Джин с беззаботным видом. - Некоторые из его расписок украдены, а те, что остались, требуют разъяснений. Я знаю, какие из них имеют ценность. - М-м-м, - Гем отхлебнул коктейль. Джин сказала: - Я не знаю, кто сегодня владеет "Ацтеком", вещи Джо вполне могли сжечь. - Я могу провести вас туда, - задумчиво сказал Гем. - Мансарда полна старого хлама. Годфри говорит, что все это осталось от Парле. Он собирался очистить чердак, но так и не собрался. Чтобы скрыть возбуждение, Джин отпила глоток лимонада. - Когда открывается заведение? - В десять. Открываю я. Я работаю днем. - Завтра я буду там в девять. - Мы будем там вместе, - Гем, наклонился вперед и многозначительно взял руку Джин. - Вы слишком красивы, чтобы позволить вам скрыться с моих глаз даже для... Раздался резкий стук коньков о кабину. Кто-то закричал хриплым голосом: - Убери руки от моей девчонки! - и в кабинку просунулось разъяренное круглое лицо. Джин заметила космы черных кудрей, широкий крепкий торс. Гем в удивлении и ярости смотрел на него несколько мгновений, затем вскочил на ноги. - Не указывай мне, что делать, ты... Черноволосый юноша повернулся к Джин с горечью на лице: - Джейд, вы можете катиться к черту. Он повернулся и вышел. Гем сел, окаменелый, словно статуя. Он совсем забыл о Джин, он глядел теперь вслед черноволосому юноше. Его рот искривился нудной усмешкой, но веки не поникли, а пошли вверх и глаза словно остекленели. Он неторопливо поднялся на ноги. Джин сказала будничным тоном: - Не будьте ребенком. Сядьте и сидите спокойно. Он не обратил внимания. Джин подалась слегка назад. Гем был опасен. - Сядьте, - сказала она резко. Усмешка Гема превратилась в гримасу. Он перемахнул ограждение кабинки и мягким шагом, крадучись, пошел за черноволосым юношей. Джин ерзала, сжимая в руках бокал. Позволить им подраться... Молодые бычки, молодые кабанчики... Она надеялась, что черноволосый парень подотрет землю Гемом. Конечно, он сам поднял бучу. Что он имел ввиду, называя ее Джейд? Она никогда не видела его раньше. Можно ли в этом случае возлагать ответственность на вездесущую Марту Колвелл? Казалось, она всюду предшествовала ей. Джин с интересом огляделась вокруг. Пятнадцать минут прошло прежде, чем Гем вернулся к столу. Безумие слетело у него с лица. Молодой бармен был в синяках, одежда порвана и испачкана, но он явно остался победителем. Джин увидела это потому, как он важничает, как клонит свою красивую темно-коричневую голову... "Глупое молодое животное", - подумала Джин без всяких эмоций. Гем подтянул ноги, они были как деревянные. - Зафиксировал слегка этого парня, - сказал он приятным голосом. Словарь Джин был не особенно богат, и слово "катарсис" в нем не значилось. Она подумала про себя: "Он выместил свою незначительность на черноволосом парне и чувствует себя от этого лучше. Шаг к приличному человеку". И в самом деле, Гем успокоился и остаток вечера держался в тени. В полночь он предложил уйти. Джин не протестовала. Она не заметила нигде ни черноволосого парня, ни девушки, которую можно было отождествить с племянницей Колвелла. В воздушной лодке Гем привлек ее к себе и страстно поцеловал. Джин посопротивлялась немного, потом расслабилась. "Почему бы и нет", - подумала она. Это легче, чем бороться с ним. Хотя она некоторым образом ненавидела себя за то, что делает вклад в его самооценку. 6 Восход солнца на Кодироне сопровождался уникальным во всей Вселенной явлением: занавес сине-белого света, словно веко, падал вниз, на западную сторону горизонта, будто спускался затвор, изгоняющий мрак и дающий дорогу ледяному свету кодиронского дня. Эффект приписывался флюоресцирующей компоненте воздуха, которая активизировалась радиацией Минтаки Суб-30, а резкая линия раздела объяснялась маленькими угловыми размерами диска Минтаки Суб-30 - почти что точечного источника света. Джин тихо выскользнула из комнаты, как раз вовремя, чтобы успеть к представлению. Длинная и пустынная Мейн стрит потонула в синей тьме. Ветер ударил Джин в лицо. Она сердито облизнула губы и задумалась о том, где позавтракать. Когда-то припозднившихся пьяниц, игроков и пресытившихся клиентов обоих городских борделей обслуживали неряшливые кофейни на Райской Аллее. Возможно, они еще существовали. Джин дрожала от ветра, хлеставшего с голых скал Кодирона. Она подтянула свой темно-синий жакет на шее. Девушка ощущала, что кожа ее стала грязной, липкой, но в ранний час в ванных отеля горячей воды не было - при помощи таких вот экономических мер "Сунхауз" достигал показного великолепия фасада. Поверхностный блеск и внутренние пороки, точно так же, как у некоторых людей. Джин припомнила Гема Моралеса. Рот ее растянулся в ледяной улыбке. Самонадеянное своевольное существо. Он так важно удалился от "Сунхауза", так собой доволен... Джин выбросила его из головы. В огромной Вселенной он был атомом, пусть наслаждается собой, продвигая ее расследование. Девушка дрожала. Было и в самом деле очень холодно и очень рано для каких-либо дел. Чердак, наверное, все еще в клубах свежего табачного дыма, в запахе пива и парах виски. Под ее пальцами въевшаяся грязь, многолетняя пыль будут казаться липкими, но она и не ожидала, что поиск окажется сплошным наслаждением. Сортировать старые вещи Джо Парле будет куда менее хлопотно без Гема Моралеса. Джин привычно свернула на Райскую Аллею у здания суда и увидела впереди желтые огоньки кафе "Нью-Йорк". Она скользнула внутрь и села у стойки рядом с сопящим рабочим фермы, все еще тупым после ночной пирушки. Она тихо пила кофе и ела торт, поглядывая на себя в зеркало за стойкой - очень красивая девушка с коротко остриженными густыми черными волосами, кожей как матовое оконное стекло с желтой подсветкой, широким бледно-розовым ртом и изящным подбородком, черными глазами, которые могли становиться огромными от возбуждения, а могли быть длинными и узкими под густыми ресницами... "Я буду красивой очень долго, - подумала Джин, - если не позволю себе выдохнуться. Мне очень много дает моя жизненная сила. Я надеюсь на это не потому, что мне только семнадцать, девичий возраст, так сказать. Это больше". Она покончила с кофе и вышла обратно на Райскую Аллею. На Мейн стрит сияли бело-голубые утренние лучи, все углы, все выступы ловили свет и светились сами, словно в огнях Святого Эльма. Впереди, темный и облезлый, вырос фасад таверны "Старый Ацтек". Таверны Джо Парле, первого дома в ее памяти. Джин обошла вокруг и последовала хорошо запомнившимся путем: залезть на крышу сарайчика-пристройки для продуктов, затем дернуть за жалюзи, казавшиеся вроде бы прочными - и открывался проход внутрь. Протиснуться, извиваясь, тяжело дыша, спрыгнуть на лестницу, перевести дыхание и, царапаясь о стены, по узеньким ступенькам взобраться на чердак. Джин вслушалась. Ни звука. Не колеблясь, она взбежала по ступенькам и толкнула запыленную дверь. Остановилась в проеме, и воспоминания одолели ее, перехватывая дыхание и переполняя жалостью к черноглазой маленькой негоднице, которая когда-то спала здесь. Девушка заморгала, затем отодвинула эмоции в сторону. Огляделась. Сквозь грязное окно сочился свет. Груда грязных коробок - вот что осталось от злобного Джо Парле. Как и опасалась Джин, все было пыльное, сырое и липкое, и пахло эманациями бара. В первой коробке она нашла счета, расписки, оплаченные чеки. Во второй лежал фотоальбом, который она отложила в сторону, а также множество магнитофонных лент. Третий хранил... Она подняла голову в тревоге. Вкрадчивый скрип пола. Джин набрала воздуха и повернулась. В дверях, глядя на нее, стоял Гем Моралес. Он слегка улыбался, скаля зубы. Очень неприятное выражение. - Так я и думал, что найду вас здесь, - сказал он тихо. - И я думала, что найду здесь вас. Гем сделал шаг в комнату. - Вы занялись немножечко воровством... Джин увидела, что лицо его проходит последовательность выражений прошлой ночи. Она напряглась. Еще минуту... Она сказала: - Гем! - Да? - Вы боитесь смерти? Он не ответил, но стоял наготове, как кот перед прыжком. Джин сказала: - Если будете вести себя неосторожно, вам придется умереть. Он беспечно шагнул вперед. - Не подходите ближе... Тело бармена еще приблизилось. Он слегка наклонился вперед и потянулся к ней. - Еще два шага, Гем... Джин показала ему то, что держала в руках - маленький брусочек, не более спичечного коробка. Из крошечной дырочки в передней грани вылетала игла, способная вонзиться на шесть дюймов в человеческую плоть, где тончайшая нить из митрокса взрывалась. Гем замер. - Вы не осмелитесь. Вы не осмелитесь меня убить! У него не хватало умственных способностей постичь, что Вселенная может существовать без него, Гема Моралеса. Дернув плечами, он шагнул вперед. Игла щелкнула в воздухе, всколыхнула материю рубашки. Джин услышала, как внутри его тела что-то глухо хлопнуло, затем оно шлепнулось на пол, который от удара слегка задрожал. Девушка поморщилась и не спеша засунула брусочек обратно в рукав. Потом вернулась к коробкам. Возможно, ей не следовало подстрекать Гема болтовней о спрятанном богатстве, искушать того, кто так пуст, так слаб, не было честным поступком. Она вздохнула и открыла третью коробку. В ней, как и в четвертой, лежали календари. Джо Парле хранил календари, отмечая красным карандашом день за днем. Джин видела, как он покрывал каракулями пустые места. Памятные записки, что ли - Джин тогда не умела читать. Она перелистала назад семнадцать лет, затем стала отмеривать цепочку дней. Январь, февраль, март - ее глаз поймал каракули, выцветшие черные чернила: "Сказать Молли в последний раз, чтобы забрала свое чертово отродье". Молли. Имя ее матери было неизвестно. А кто такая Молли? Любовница Джо? Возможно ли, что сам Джо Парле был ее отцом? Джин подумала и решила, что нет. Слишком много раз Джо поносил судьбу, которая заставила его заботиться о девочке. И еще она вспомнила, как однажды Джо напился до белой горячки, до кошмаров. Она тогда уронила на пол кастрюлю, звон заставил нестройно зазвучать диссонирующую паутину его нервов. Джо закричал голосом тонким, как корнет-а-пистон. Он проклинал то, что она здесь, ее лицо, зубы, сам воздух, которым она дышала. Он безрассудно и дико кричал, что скорее убьет эту девчонку, чем посмотрит на нее, что он будет держать ее только до тех пор, пока не подрастет, а потом продаст. Это разрешало вопрос. Если она частица его тела, он бы нянчился с ней, показывал бы самое лучшее, что в нем было. Она могла бы стать для него началом новой жизни. Джо не был ее отцом. Но кто такая Молли? Джин подняла альбом с фотографиями и замерла. Шаги на улице затихли. Она услышала, как загремела входная дверь, как позвали кого-то, но не поняла кого. Затем снова дребезжание, шаги удалились. Тишина. Джин села на коробку и открыла альбом. На первых двух картинках было детство Джона Парле. Дюжина снимков венерианского дома на сваях, очевидно на Бренди-Бич. Маленький мальчик в рваных розовых шортах, в котором она узнала Джо, стоял рядом с пышногрудой женщиной с суровым лицом. Через несколько страниц Джо стал молодым человеком. Он позировал у старого воздушного вагона "Дюрафлайт". На заднем плане виднелись корявые коричнево-белые кисточные деревья, местом действия все еще была Венера. На следующей странице только одна картинка: миловидная девушка с пустоватым выражением лица. Зелеными чернилами было накарябано: "Слишком плохо, Джо". Действие переместилось на Землю. Бар, ресторан, большой групповой снимок, где Джо, безмятежный и помпезный, стоял среди дюжины мужчин и женщин, явно его служащих. Дальше в альбоме было только несколько фотографий. Очевидно, по мере того, как таяло состояние Джо, он лишался энтузиазма сниматься. На двух фотографиях, профессионально выполненных, была женщина, блондинка с медным отливом, явно хозяйка приема. Подпись гласила: "Славному малому. Вирли." Оставалась только одна фотография, с таверной "Ацтек" двадцатилетней давности, - так рассудила Джин по облику Джо. Он стоял в дверях, с одной стороны от него были два бармена в безрукавках и швейцар, человек, которого Джин помнила как азартного игрока, а с другой - четыре нахальных женщины в вызывающих позах. Подписано было: "Джо и компания". Под каждой фигурой стояло имя: "Вирли, Мей, Тата, Молли, Джо, Батч, Карл, Хофам". Молли! С пересохшим горлом Джин изучала лицо. Ее мать? Большая тучная женщина с грубым обликом. Черты лица мелкие, рыхлые, словно тесто, словно трепетная свинячья нога. Молли. Какая она, Молли? Трудно было не угадать ее профессию, а значит, мало надежды на то, что она все еще живет по соседству. Джин раздраженно вернулась к календарю, перелистала еще несколько месяцев назад... За два года до ее рождения она нашла заметку: "Внес залог за Молли и Мэй". Больше ничего. Джин на мгновение задумалась, взвешивая все. Если эта отвратительная Молли была ее матерью, кто мог быть ее отцом? Джин фыркнула. Сомнительно, что Молли сама знала это. Сделав усилие, Джин вернулась к лицу цвета свиного жира, к маленьким свинячьим глазкам. Они ранили ее. Значит, это ее Мама. Глаза внезапно наполнились слезами, рот скривился. Джин продолжала смотреть, словно отбывая покаяние. А что она в своем высокомерии ожидала? Баронесса Понтеммы со своей леди в беломраморном замке... "Плохо быть такой пронырливой, - сказала Джин печально. Она вздохнула. - Может быть, у меня выдающийся отец?" Идея ошеломила ее: "Должно быть, он очень здорово напился". Она оторвала фото, сунула в карман и нерешительно поднялась на ноги. Пора идти. Джин упаковала коробки и нерешительно посмотрела на тело Гема. Не слишком хорошо оставлять его здесь, на чердаке... Ничто, связанное с Гемом, не могло быть слишком хорошим. Он может проваляться здесь неделю, месяц... Она почувствовала тошноту, которую сердито подавила: "Будь разумной, ты, дура". Надо бы вытереть отпечатки пальцев... Раздался грохот в наружную дверь. Хриплый голос позвал: "Гем!... Гем!.." Джин побежала к двери. Пора уходить. Кто-то, наверное, видел, как Гем входил сюда. Она соскользнула вниз по лестнице, вылезла меж деревяшек жалюзи на крышу сарайчика, поставила их на место, соскользнула на землю и поднырнула под покосившуюся ограду, выходившую в тупик Алоха. Через десять минут Джин оказалась в своей комнате в "Сунхаузе". Сбросив одежду, она стала под душ. Лоснящийся ленивый клерк в здании суда заворчал, когда Джин скромно обратилась к нему со своей просьбой. - О, прошу вас, - сказала Джин, улыбаясь чуть в сторону: эта старая уловка придавала ей вид мечтательного очарования, магической дерзости и немыслимой, невообразимой красоты. Клерк облизнул багровые отвислые губы: - Ладно, ладно... Такая маленькая девушка, как вы, должна сидеть со своей мамочкой. Ну? Джин не считала умным сообщать ему, что именно мать-то она и искала. Они стали вместе просматривать записи, пропуская ленту за лентой на экране. - В тот год мы трудились как пчелы, - пожаловался клерк. - Но мы должны найти это имя, если... ну, вот Молли. Молли Саломон. Это она? Арестована за бродяжничество и употребление наркотиков двенадцатого января, пребывала в Доме Реабилитации до первого февраля. Залог внес Джо Парле, человек, который владел салуном на Райской Аллее. - Это она, - сказала взволнованно Джин. - Когда ее освободили? - У нас таких сведений нет. Наверное, когда подавили ее пристрастие к наркотикам, через год или два. Джин принялась вычислять, пожевывая губу маленькими острыми зубками и хмурясь. Молли должна была вернуться к активной жизни где-то очень незадолго до ее рождения. Клерк смотрел на нее как старый серый кот, но молчал. Джин неуверенно спросила: - Я думаю, что эта... Молли Саломон живет сейчас где-нибудь рядом? Клерк, вертя пальцами декоративную эмблему на лацкане, обнаружил признаки смущения. - Ну, молодая леди, в том месте вам едва ли стоит показываться. - Где она живет? Клерк поднял голову и встретился с ней взглядом. Он тихо сказал: - Это за городом, на дороге Меридианов, за Эль Панатело. Трактир "Десятая Миля". Дорога Меридианов вела в верхние земли, она кружила вокруг трех вулканических конусов, которые формировали профиль окрестностей Ангел Сити, затем ныряла как колибри в каждую из старых шахт и оканчивалась в конце в долине Плагханк. Десять миль по дороге - это шесть миль по воздуху, и через несколько минут после "Сунхауза" кэб посадил Джин рядом с ветхим домом. Когда люди работали в суровой враждебной глуши, производили продукцию, делали деньги, появились дома Десятой Мили. Когда были построены города, когда явилась цивилизация со своим комфортом и умеренностью, дома Десятой Мили стали тихой заводью, утопавшей в янтарном полумраке. Раньше здесь могли заметить только человека, который оставался молчаливым, теперь же комнаты покрылись пылью и даже шаги казались громом. Джин бодро взбежала по ступенькам из каменной пены. Салун был пуст. Вдоль черной стены с зеркалом располагалась стойка бара, на полках разместились сотни сувениров прошлых лет: отборные кристаллы "звук-свет", окаменевшие останки Троттеров и других вымерших обитателей Кодирона, буры, композиция из шести шахтерских касок с надписанными на них именами. Чей-то голос, полный подозрительности, проскрежетал: - Что вы хотите, девушка? Джин обернулась и увидела старого человека с орлиным носом, сидящего в углу. Глаза у него были голубые и пронзительные, гребень седых волос придавал ему сходство со старым белым попугаем, которого внезапно разбудили. - Я ищу Молли, - сказала Джин. - Молли Саломон. - Здесь нет никого, кого бы так звали. Что вы от нее хотите? - Я хочу поговорить с ней. Челюсть старика сначала пошла вверх, затем вниз, словно он жевал что-то очень горячее. - О чем? - Если она захочет, чтобы вы узнали, она скажет вам сама. Подбородок старика сморщился. - Девушка, а вы прекрасная нахалка, не так ли? Сзади прозвучали мягкие шаги. В комнату вошла женщина в неряшливом вечернем платье и встала, глядя на Джин с очевидным выражением голода и зависти. Старик рявкнул: - Где Молли? Женщина указала на Джин. - Она пришла работать? Я этого не вынесу. Я устрою скандал. В ту же минуту, когда такая молодая шлюха как эта разместится здесь. - Я всего лишь хочу поговорить с Молли. - Она наверху... чистит ковер, - женщина повернулась к старику. - Пейсли сделал это снова. Если вы выгоните раз и навсегда отсюда этого старого пьянчугу, я искренне буду вам благодарна. - Деньги есть деньги, - сказал старик. 7 Джин осторожно начала взбираться по лестнице, но проход загородила массивная женская фигура. Женщина несла ведро и щетку. Когда она появилась на светлом месте, Джин узнала в ней женщину с фотографии Джо Парле. Правда, облик ее несколько изменили двадцать лет плохого здоровья, отвратительный характер и сотня фунтов прокисшей плоти. - Молли? - Отважилась спросить Джин. - Вы Молли Саломон? - Я. Ну и что? - Я хотела бы поговорить с вами. Наедине. Молли резко взглянула на нее и бросила злой взгляд в сторону салуна, где старик и женщина прислушивались к ним с нескрываемым интересом. - Ладно, пошли отсюда. Она толкнула расшатанную дверь и заковыляла наружу, на боковую веранду в унылом крошечном садике из черных гремучих кустов, странствующей лозы, ржавых грибов. Она плюхнулась в плетеное кресло, которое чуть не развалилось под ее весом. - В чем дело? Воображение Джин никогда не рисовало ей именно такую картину встречи. Что говорить? Глядя в пухлое белое лицо, ощущая кислую женскую вонь, Джин почувствовала, как слова застревают у нее в горле... В ней внезапно возгорелась злость. - Семнадцать лет назад вы оставили ребенка у Джо Парле в Ангел Сити. Я хочу знать, кто был отец той девочки. Лицо Молли Саломон совершенно не изменилось. Она сказала низким грубым голосом: - Я часто гадала, кем стал этот ребенок... Джин спросила со внезапной надеждой: - Это был не ваш ребенок? Молли горько рассмеялась: - Не убегайте от себя. Это мое отродье, я в этом не сомневаюсь, ну как можно в этом сомневаться... Откуда вы узнали? - Джо вел что-то вроде дневника... Кто был отец? Джо? Женщина нелепо-величественно выпрямилась: - Джо Парле? Гм... должна сказать, нет. - Тогда кто? Молли изучающе оглядела Джин лукавыми глазами. - Похоже, у вас в жизни все идет хорошо. Джин кивнула. - Я знала, что к этому подойдет. Сколько? Цена Молли оказалась удивительно скромной - возможно, это определялось тем, какое значение она придавала разговору. - Ну, десять... двадцать долларов. Чтобы оплатить мое время, и только. Джин дала бы ей сотню, тысячу. - Вот. - Благодарю вас, - сказала Молли Саломон с чопорной претензией на элегантность. - Теперь я расскажу вам что знаю о деле, которое, как я думаю, одно из самых странных, о которых я слышала. Джин сказала нетерпеливо: - Не берите в голову. Кто мой отец? Молли ответила: - Никто. - Никто? - Никто. Джин помолчала с минуту, затем проговорила: - Должен же быть кто-то. Молли произнесла величественно: - Никто не может это знать лучше меня, я заявляю вам это с полной уверенностью. - Может быть, вы тогда выпили? - предположила с надеждой Джин. Молли критически на нее посмотрела: - Очень умно для такой маленькой мозглячки... А, ладно, смутно все... Я была тогда ненамного старше вас, и была более чем привлекательной... Поглядите на меня сейчас, вы никогда не подумаете этого обо мне, о той, которая двадцать лет в трактире "Десятая Миля" выносит помои... - Кто мой отец? - Никто. - Это невозможно! Молли покачала головой: - Тем не менее, это так. А почему я знаю? Потому что я была там, за решеткой, в Доме Реабилитации, и была за решеткой два года. Затем, когда я поглядела на себя, я сказала: "Молли, ты толстеешь". Потом я сказала: "Наверное, газы". А на следующий день я сказала: "Молли, если бы эта чертова тюрьма не была как аквариум для золотых рыбок, где каждую минуту на тебе чьи-нибудь глаза, и знаешь притом, что фактически ты не видела ни одного мужчину за исключением старика Колвелла и директора..." - Колвелл! - Старый доктор Колвелл был медиком там, холодный как рыба... Бог видит, холоднющая рыба... В любом случае, я сказала себе... - А не могло быть так, что Колвелл?.. Молли фыркнула: - Старик Колвелл? Более вероятно повесить это на Архангела Гавриила. Этот старый... - она разразилась непристойным бормотанием. - До сих пор мне хочется поймать этого слюнтяя, неженку, типа этого, который не дал мне выйти, когда истек мой срок! Он объявил, что я больна, что нужно подождать! И сам ничего не делал, чтобы лечить. Я сама вышла оттуда. Я уехала на грузовике, который оказался там внутри, и он ничего не мог поделать, потому что вышел мой срок, и задерживал он меня незаконно. И затем я пошла к врачу, старому доктору Уэлшу, и он сказал: "Молли, единственное беспокойство с вами это то, что вы чертовски беременны". А дальше вы уже знаете. Есть ребенок, а я без средств к существованию и без хахаля, нуждаюсь в свободе, так что пришлось отнести ее к моему хорошему другу Джо. А то, что он изредка поднимал шум... - А как насчет директора? - Что насчет директора? - Мог он?.. Молли скептически фыркнула: - Только не старый суетливый Ричард. Он никогда даже не показывался. Кроме того, его дурила молодая мозглячка в офисе. Раздался гудящий звук мотора. Джин выскочила в сад и вытянула шею в сторону удаляющейся воздушной лодки. "Какого черта... я сказала ему ждать. Как я вернусь в Ангел Сити?" - Ну-ну, - раздался в трактире пронзительный голос. - Ну-ну, это в самом деле оригинальный реликт прошлых дней. Молли Саломон тяжело встала на ноги. - Этот голос! - лицо ее налилось нездоровой краснотой. - Этот голос, я никогда не избавлюсь от него. Это старый Колвелл. Джин последовала за ней в салун. - Эй, вы, уродец с маринованным лицом, что вас сюда привело? Вы знаете, я поклялась давным-давно, что если я поймаю вас за пределами вашего отвратительного дома, я вылью на вас помои, и вы знаете, что сейчас я сделаю именно это... только подождите, пока я возьму ведро, - Молли повернулась и, тяжело дыша, удалилась по коридору. Джин сказала: - Это вы отослали мой кэб, мистер Колвелл? Колвелл поклонился: - Да, мисс Парле. Я хочу показать вам свое цыплячье ранчо и думаю, именно сегодня вы можете принять мое предложение. - Предположим, я не захочу. Как я тогда вернусь в Ангел Сити? Колвелл сделал элегантный жест. - Естественно, я доставлю вас туда, куда вы захотите. - Предположим, я не захочу с вами лететь? Колвелл покраснел: - В этом случае я, конечно, виновен в том, что навязываю вам себя и могу предложить только свои извинения. В комнату, пыхтя и рыдая от ярости, вбежала Молли Саломон с ведром. Колвелл со значительной живостью, ничуть не пожертвовав своим величием, попятился на веранду. Молли выскочила вслед за ним. Колвелл отступил дальше во двор. Молли сделала еще несколько шагов и выплеснула содержимое ведра в его направлении. Колвелл избежал помоев, потому что успел отскочить на целые двадцать футов. Молли взмахнула кулаками. - И больше не появляйтесь на Десятой Миле, а то вам плохо будет, очень плохо, вы, отвратительная маленькая свинья, - и она добавила несколько непристойностей. Квадратная, с лицом как тесто, женщина, которая гоняется за утонченным Колвеллом с ведром, полным помоев - этого оказалось слишком много для Джин. Она разразилась искренним смехом. Но из глаз полились слезы. Ее отец и ее мать. Несмотря на бурные протесты Молли, Джин помнила, что у Колвелла была дочь, похожая на нее: Марта, Санни, Джейд, как бы ее ни звали. Не взглянув на Джин, Молли триумфально удалилась в салун. Подошел Колвелл, сердито вытирая лоб. - Я не пожалею двух центов, я подам на нее в суд, и ее приговорят... - Вы мой отец? - спросила Джин. Колвелл бросил на нее яркий изучающий взгляд. - Почему вы это спрашиваете? Это очень любопытный вопрос. - Молли моя мать. Она говорит, что забеременела, когда поблизости был только один мужчина. Колвелл решительно покачал головой: - Нет, миссис Парле. Если даже отбросить вопросы морали, я могу уверить вас, что я человек утонченных вкусов и умею разбираться в людях. Джин призналась себе, что сочетание в любовных делах Молли и Колвелла труднопостижимо. "Но кто тогда мой отец?" Колвелл поднял брови, словно осознавая обязанность, выполняя которую он может причинить боль, но которую должен тем не менее исполнить. - Кажется что... извините меня, я буду груб. Я чувствую, что вы, хотя и молоды, но реалистка. Отношения вашей матери с мужчинами были таковы, что ответственность за отцовство ни на кого конкретно возложить нельзя. - Но она была в Доме Реабилитации. Она говорит, что не видела ни одного мужчины, кроме вас. Колвелл покачал головой с сомнением: - Наверное, вам лучше всего посетить старый дом. Он примыкает к моему... Джин отрезала: - Раз и навсегда. Я не интересуюсь вашими цыплятами. Я хочу вернуться в Ангел Сити. Колвелл склонил голову в знак поражения: - Ну, пускай Ангел Сити. Я приношу извинения за свою самонадеянность. Джин спросила резко: - Где ваша лодка? - Здесь, обойдите эту берлогу, - он провел ее вокруг ржаво-белой массы грибов. Воздушная лодка была старой и величавой. Слова "Кодиронский Дом Реабилитации" были закрашены, но контуры букв вполне читались. Колвелл откинул дверцу. Джин заколебалась и посмотрела задумчиво на трактир "Десятая Миля". - Что нибудь забыли? - вежливо спросил Колвелл. - Нет... думаю, нет. Колвелл терпеливо ждал. Джин сердито сказала: - Да, еще одно, мистер Колвелл. Может быть, я молода и много чего не знаю, но... - Да? - Я страшно вспыльчива. Так что давайте стартуем в Ангел Сити. - В Ангел Сити... - сказал Колвелл задумчиво. Джин прыгнула в лодку. Колвелл захлопнул дверцу, обошел кругом. Затем, словно его что-то ударило, откинул панель моторного отсека. Джин настороженно наблюдала. Похоже было, он что-то подсоединял, не особо обязательное. Внутри кэба был плохой воздух, лак и озон. Джин услышала, как включилась вентиляционная система, наверное, именно с ней возился Колвелл. Воздух стал холодным и свежим. Очень свежим. Запахло сосновыми иголками и сеном. Джин глубоко вздохнула. В носу защипало... Она нахмурилась. Странно. Она решила... Но Колвелл кончил и снова обошел вокруг лодки. Он приблизился к дверце и заглянул. Джин видела его лицо только краешком глаза и не могла заметить, какое на нем выражение. Ей показалось, что он кивнул ей и улыбнулся. Колвелл не стал влезать в лодку. Стоя рядом, он смотрел вдаль, в долину, на три вулканических конуса, три черных пня на фоне тусклого неба. Аромат сосновых иголок и сена проник в легкие Джин, пронизал, казалось, все ее тело. Она почувствовала легкое раздражение... Наконец Колвелл открыл дверцу и подержал ее широко распахнутой. Ветер долины Плагханк устремился в лодку, неся с собой привычный запах выветренных скал и пыли. Колвелл осторожно понюхал воздух и в конце концов влез в лодку и закрыл дверцу. Лодка задрожала. Трактир "Десятая Миля" превратился внизу в миниатюрный макет. Они летели на север. Ангел Сити был на юге. Джин протестовала своим тяжелым дыханием. Колвелл самодовольно улыбнулся: - В былые дни мы перевозили иногда буйных пациентов. Очень хлопотно было, пока мы не установили бак с умиротворяющим средством и не связали его с вентиляцией. Джин тяжело дышала. Колвелл произнес снисходительно: - Через два часа вы будете как новенькая, - он начал жужжать под нос какую-то песенку, сентиментальную старую балладу. Лодка перевалила через гребень и закачалась в мощных воздушных потоках, затем спустилась в долину. Впереди вырос огромный черный эскарп. Яркий синеватый свет солнца, отражаясь от контрфорсов утеса, бил в лицо. Лодка летела высоко над землей. Утес возвышался над ними. Лодка дрожала и вибрировала. Вскоре показалась кучка розовых зданий, гнездо под скалой. - Видите, куда мы летим? - спросил заботливо Колвелл. - В течение некоторого времени это место будет вашим домом, но не позволяйте мне вас пугать, будут и компенсации, - он напевал еще чуть-чуть. - И ваши деньги будут вложены в хорошее дело, - он стрельнул в нее взглядом. - Вы проявляете скептицизм? Вам не нравится идея? Но я продолжаю настаивать на этом - будут компенсации, потому что вы станете одним из моих маленьких цыпленочков, - идея восхитила его, - одним из моего маленького выводка... Но я буду вежливым, я не хочу волновать вас... Лодка направилась к сверкающему на солнце пучку розовых зданий. - Это одно из поселений Троттеров, - сказал Колвелл благоговейным тоном. - Настолько древнее, что человек не может себе даже вообразить это. Здесь прямо-таки концентрируется солнце. Видите, я говорю вам одну только правду. Должен сознаться, что мое предприятие в запустении, в прискорбном запустении в эти дни. О выводке забочусь только я и мой маленький штат... Теперь, когда мы станем богатыми, мы, возможно, произведем кое-какие изменения, - он пробежал взглядом группу зданий, и ноздри его раздулись. - Отвратительно! Худшее из наследства столетий - Рококо Ренессанса. Розовая штукатурка по добротной здоровой каменной стене... Но там, где терпят неудачу желания и надежды, помогут деньги, - он прищелкнул языком. - Возможно, мы переедем на какую-нибудь более теплую планету: земля Кодирона слишком унылая и суровая, а кости мои начинает морозить лихорадка, - он засмеялся. - Я несу вздор... Если вам наскучило, прервите меня... А вот мы и сели. Мы дома. Поле зрения Джин ограничивали ярко-розовые стены. Она почувствовала толчок. Дверца открылась. Краешком глаза она заметила усмехающееся желтое лицо худощавой крепкой женщины. Чьи-то руки помогли ей спуститься на землю, другие руки обыскали ее. У нее забрали брусочек с дротиками и скрученный в кольцо пластмассовый нож. Она услышала, как удовлетворенно закудахтал Колвелл. Какие-то руки потянули ее в полумрак здания. Они прошли через пустой гулкий зал, освещаемый через ряд высоко расположенных узких окон. Колвелл остановился у тяжелой двери, повернулся - и лицо его оказалось в поле зрения Джин. - Когда мой маленький выводок становится слишком уж беспокойным, его приходится запирать... Но доверие рождает доверие, и... - его голос затерялся в грохоте дверных петель. Джин вошла внутрь. Лицо за лицом оказывались в поле ее зрения. Взволнованное лицо за взволнованным лицом. Словно она смотрела на последовательность зеркал. Снова и снова на нее глядело ее собственное лицо. Она почувствовала под собой что-то мягкое и теперь у нее перед глазами оказался потолок. Она услышала голос Колвелла. - Это ваша давно потерянная сестра, она наконец к нам вернулась. Я думаю, скоро вы все услышите хорошие новости. Что-то горячее, причиняющее сильнейшую боль, тронуло ее запястье. Она лежала, глядела в потолок и тяжело дышала. Боль слегка стихла. Ее веки захлопнулись. ...Джин скрытно, из-под век изучала девушек. Их было шесть. Стройные темноволосые девушки с беспокойными умными лицами. Волосы у них были длиннее, чем у нее. Наверное, они сами были мягче и до некоторой степени красивее. Но самое главное, что они были не такие, как она. У них была одинаковая одежда, как униформа - белые, по колено бриджи, свободные желтые блузки, черные сандалии. По лицам было видно, что они скучали здесь и были угрюмы, если не злы. Джин села на свою койку, зевнула, словно до сих пор не назевалась в жизни. Чувства ее обострились, к ней возвратилась память. Девушки сидели полувраждебным кругом. Надо их понять, - сказала себе Джин, - попробовать поставить себя на их место. - Ну, - сказала Джин, - ну что вы просто так сидите? Девушки слегка зашевелились, каждая чуть изменила позу, словно повинуясь общему импульсу. - Меня зовут Джин, - она встала, потянулась, пригладила волосы и оглядела комнату. Спальное помещение в старом Доме Реабилитации. - Чертова крысиная нора.