ел себя как нытик, а ведь клялся никогда не бить на жалость, говоря о войне. ------------------------------------------------------------------------ Если бы я мог сейчас заказать себе любой напиток, я бы заказал "Сладкий Роб Рой" со льдом: это манхэттен, только со скотч-виски. Еще один вид спиртного, который мне предложила женщина, и от него я хохотал, а не плакался, и влюбился в женщину, которая посоветовала мне его попробовать. Это было в Маниле, после того, как экскременты влетели в вентилятор в Сайгоне. Эта женщина была Гарриет Гаммер, военный корреспондент из Айовы. Она родила от меня сына, а мне не сообщила. Как его звали? Роб Рой. ------------------------------------------------------------------------ Когда мы кончили заниматься любовью, Памела задала мне тот же вопрос, что и Гарриет в Маниле, 15 лет назад. Им обеим было обязательно нужно это знать. Обе спросили, убивал ли я на войне. Памеле я сказал то же, что сказал Гарриет: "Будь я истребителем, я был бы весь в маленьких человечках". Надо бы мне пойти прямо домой после того, как я это сказал. А я пошел в Павильон, Для столь великих слов мне нужна была толпа слушателей. Поэтому я пошел и затесался в компанию студентов, которые сидели перед громадным камином в большой гостиной. После побега заключенных из тюрьмы в этом камине будут жарить мясо лошадей и собак. Я встал между студентами и огнем, так что не заметить меня они не могли. И я им сказал: - Если бы я был самолетом-истребителем, а не живым человеком, я был бы весь в маленьких человечках. Но это было только начало. ------------------------------------------------------------------------ Я упивался жалостью к себе! Вот что было совершенно невыносимо, когда я слушал собственные слова, записанные на пленку. Я так надрался, что строил из себя жертву! ------------------------------------------------------------------------ Зрелища неслыханной жестокости, идиотизма и опустошения, которые я им описывал в тот вечер, были нисколько не ужаснее тех постановочно- показушных фильмов о Вьетнаме, которые заполонили экраны телевизоров. Когда я поведал студентам про оторванную человеческую голову, уложенную на кучу кишок домашнего буйвола, для них, я уверен, голова вполне могла быть сделана из воска, а кишки могли принадлежать любому крупному животному, было оно или не было настоящим домашним буйволом. Какая разница, из воска голова или нет, и чьи там кишки - буйвола или другой скотины? Без разницы. ------------------------------------------------------------------------ - Профессор Хартке, - сказал Джейсон Уайлдер негромко и прочувствованно, проиграв мне эту пленку, - скажите-ка нам, что заставило вас рассказывать такие небылицы молодым людям, которые должны любить свою родину? Я так хотел, чтобы меня оставили на работе, и чтобы у меня остался дом, в котором я жил, что отвечал, как осел. - Я рассказывал исторические события, - сказал я. - Просто хватил лишнего. Обычно я так много не пью. - Верю, - сказал он. - Мне говорили, что у вас много проблем, но систематический алкоголизм среди них не значился. Давайте будем считать, что ваша выходка в Павильоне была просто лекцией по истории, которую вы начали с самыми благими намерениями, но случайно потеряли контроль над собой. - Вы правы, так оно и было, сэр, - сказал я. Его руки, как у балерины, трепетали в ритме его мыслей, пока он не заговорил. Он казался мне собратом-пианистом. Потом он сказал: - Вас нанимали не для того, чтобы вы учили истории. Это первое. Второе: студентам, поступающим в Таркингтон, не стоит объяснять, что значит потерпеть поражение. Они бы здесь не были, если бы их прежняя жизнь не состояла из сплошных поражений. Чудо озера Мохига, длящееся уже больше века, на мой взгляд, заключается в том, что дети, не знавшие ничего, кроме поражений, начинают верить в победу, их не преследует сознание полной безнадежности. - Так это же был 1-единственный раз, - сказал я. - И я больше не буду. ------------------------------------------------------------------------ Кхе. Кхе, и больше ничего. ------------------------------------------------------------------------ Уайлдер сказал, что учитель, для которого нет ничего святого, вообще не учитель. - Я бы назвал эту личность "Разучителем". Разучитель вышибает мысли из голов, вместо того, чтобы их туда вкладывать. - Мне кажется, нельзя сказать, что для меня нет ничего святого, - сказал я. - А на что падает взгляд студента, как только он вступает в библиотеку? - На книги? - сказал я. - На все эти вечные двигатели, - сказал он. - Я видел эту экспозицию, и читал надпись, которая над ней висит. Я тогда не знал, что надпись - дело ваших рук. Он имел в виду надпись: ПУСТОПОРОЖНЕЕ ХИТРОУМИЕ НЕВЕЖЕСТВА. - Я знаю только одно: я не хотел, чтобы моя дочь или еще чей-то ребенок каждый раз, переступая порог библиотеки, читал слова, полные черной безнадежности, - сказал он. - А потом я узнал, что это сочинили вы. - Что в них такого уж безнадежного? - сказал я. - Что может быть безнадежнее слова "пустопорожнее"? - сказал он. - "Невежество", - сказал я. - Вот видите, - сказал он. Я как-то умудрился сыграть ему на руку. - Не понял, - сказал я. - Вот именно, - сказал он. - Вы явно не отдаете себе отчета в том, как легко подорвать веру в себя у типичного студента Таркингтона, как ранят намеки на то, что он или она все равно ничего не добьются, как ни бейся. Вот что означает слово "пустопорожнее": "бросай вес, бросай, бросай!" - А что значит "невежество"? - сказал я. - Если вы пишете это слово крупными буквами и вешаете на стену, как вы и сделали, - сказал он, - это злорадное эхо тех слов, которые многие таркингтонцы слышали, пока не попали сюда: "ты тупица, ты тупица, ты тупица". А они на самом деле вовсе не тупицы. - Я этого никогда не говорил, - сказал я. - Вы поддерживаете их низкую самооценку, не ведая, что творите, - сказал он. - Вы еще и нарушаете их душевное равновесие своими солдатскими шуточками, годными для казарм, а не для высшего учебного заведения. - Вы имеете в виду - про Иены и минет? - сказал я. - Да я бы ни за что этого не сказал, если бы думал, что кто-то из учеников может меня услышать. - Я говорю все о том же вестибюле библиотеки, - сказал он. - Не могу себе представить, что еще могло вас обидеть, - сказал я. - Обида нанесена не мне, - сказал он. - Она нанесена моей дочери. - Сдаюсь, - сказал я. Я не сопротивлялся. Я был морально уничтожен. - В тот же день, когда Кимберли слышала ваши слова про Иены и минет, - сказал он, - один из старшекурсников привел ее и другую девочку в библиотеку и на полном серьезе сказал, что языки колоколов, подвешенные на стене, - это окаменевшие пенисы. Истинный казарменный юмор, которому студент, конечно, научился от вас. На этот раз мне не пришлось оправдываться. Несколько членов Совета заверили Уайлдера: традиция - говорить новичкам, что языки - окаменевшие пенисы, - возникла лет за 20 до моего появления в колледже. Но они вступились за меня только 1 раз, хотя одна из них была моей студенткой, ее звали Мадлен Астор, урожденная Пибоди, а 5 из них были родителями моих учеников. Мадлен впоследствии продиктовала письмо ко мне, в котором объясняла, что Джейсон Уайлдер пригрозил разнести колледж в пух и прах, если меня не выгонят, - ив своих обзорах, и в ТВ-шоу. Так что они и пикнуть не смели. ------------------------------------------------------------------------ Она говорила в письме и о том, что, будучи католичкой, как и Уайлдер, она была шокирована моим утверждением, что Гитлер принадлежал к римско- католической церкви и что нацисты рисовали кресты на своих танках и самолетах, потому что считали себя христианской армией. Уайлдер поставил эту пленку сразу же после того, как с меня сняли вину за утверждение, что языки от колоколов - окаменелые пенисы. И снова я угодил в переделку, повторив чужие слова. На этот раз слова не принадлежали ни моему дедушке, ни другому лицу, недосягаемому для членов Совета, как Полу Шлезингеру. Эти слова мой лучший друг, Дэмон Стерн, сказал на лекции по истории месяца 2 назад. Если Джейсон Уайлдер считал, что я "разучитель", послушал бы он Дэмона Стерна! Напомню, что Стерн никогда не сообщал ужасную правду о "благородных" человеческих деяниях, совершенных сравнительно недавно. Он громил и разоблачал дела, с которыми было покончено году этак в 1950. Я просто оказался на лекции и слышал, как он говорил, что Гитлер был набожным католиком. Он сказал еще нечто, над чем я раньше не задумывался, а позднее понял, что христиане в большинстве своем и слышать об этом не хотят: что нацисткая свастика по первоначальному замыслу была видоизмененным христианским крестом, крестом, составленным из боевых топоров. По словам Стерна, христиане не щадя сил спорили, что свастика не имеет ничего общего с крестом, утверждая, что это всего лишь примитивный символ, дикое наследие языческого прошлого. А самым почетным орденом в армии нацистов был Железный Крест. И нацисты малевали самые настоящие кресты на всех своих танках и самолетах. Я вышел из аудитории с довольно ошарашенным видом, надо полагать. И с кем же я столкнулся нос к носу, как не с Кимберли Уайлдер? - Что он сегодня говорил? - спросила она. - Гитлер был христианином, - сказал я. - Свастика была христанским крестом. И она все это записала на пленку. ------------------------------------------------------------------------ Я не настучал на Дэмона Стерна Попечительскому Совету. Таркингтон - не Уэст-Пойнт, где донос был делом чести. ------------------------------------------------------------------------ Мадлен была согласна с Уайлдером, как говорилось в письме, и в том, что я не должен был говорить своим ученикам на лекции по физике, будто вовсе не Американцы, а Русские первыми сделали водородную бомбу достаточно малых габаритов, чтобы она годилась в дело. "Даже если это правда, - писала она, - а я в это не верю, - вы не имели права говорить об этом студентам". Более того, она писала, что вечный двигатель можно построить, только ученые не хотят работать как следует. Она явно стала еще более умственно отсталой с тех пор, как сдала устные экзамены и получила справку, что прослушала курс Гуманитарных и Естественных наук. ------------------------------------------------------------------------ Я не раз говорил своим ученикам, что каждого, кто верит в возможность вечного двигателя, следует сварить живьем, как омара. Я был к тому же ярым приверженцем метрической системы мер. Было широко известно, что я терпеть не могу студентов, которые упоминают при мне футы, фунты или мили. Это им было не понутру. ------------------------------------------------------------------------ Вместо того, чтобы оговорить Дэмона Стерна перед членами Попечительского Совета, я им сказал, что слышал все это по Национальному Радиовещанию. Глубоко сожалею, что сообщил это студентке. Я готов откусить собственный язык, - сказал я. - Какое отношение имеет Гитлер к Физике или к Слушанию Музыки? - сказал Уайлдер. Я мог бы ответить, что Гитлер, вероятно, разбирался в Физике не лучше, чем Попечительский Совет, но музыку он любил. Каждый раз, как Концертный зал подвергался бомбежке, он его заново отстраивал, как объект первостепенного назначения. Это я, кажется, и вправду -слышал по Национальному Радиовещанию. Вместо этого я сказал: - Если бы я знал, что огорчил Кимберли, что я ее обидел, как вы выразились, я бы непременно извинился. Мне это и в голову не приходило, сэр. Она виду не подала. ------------------------------------------------------------------------ Но что меня окончательно подкосило - это когда я понял, что ошибался, думая, что я здесь в своей семье и члены Попечительского Совета, и все родители и опекуны таркингтонцев, как и сами они, давно смотрят на меня, как на доброго дядю. Господи - сколько семейных секретов я узнал за эти годы и сохранил, не выдавая! Я был нем, как могила. Я был верный старый служака. Но ничем другим я не был ни для членов Совета, ни для студентов. Я не был добрым дядей. Я был представитель класса услужающих. И они отказывали мне от места. Солдат демобилизуют. Рабочих выгоняют с работы. А прислуге отказывают от места. - Значит, меня выгоняют? - спросил я у Председателя Совета, еще не веря в это. - Весьма сожалею, Джин, - сказал он, - но мы вынуждены отказать вам от места. ------------------------------------------------------------------------ Президент колледжа, Текс Джонсон, сидел недалеко от меня и даже не пикнул. Вид у него был совсем больной. Я было подумал - ему досталось за то, что он продержал меня на факультете так долго, что я получил постоянную должность. А он был не в своей тарелке, потому что дело касалось его лично, хотя все же имело непосредственное отношение к Юджину Дебсу Хартке. На должность Президента он перешел из Роллинз-Колледжа, в Зимнем Парке, что во Флориде, где он был Проректором, после того, как Сэм Уэйкфилд выкинул штуку - застрелился. Генри "Текс" Джонсон получил степень бакалавра Технических Наук в Техасском Технологическом институте в Лаббоке и всем говорил, что он прямой потомок того Джонсона, что погиб при Аламо. Дэмон Стерн, который вечно раскапывал какие-то малоизвестные исторические факты, сказал мне, между прочим, что Битва при Аламо разыгралась из-за рабовладения. Храбрецы, павшие в этой битве, хотели отделиться от Мексики, потому что в Мексике рабовладение было запрещено законом. Они сражались за право быть рабовладельцами. Благодаря роману с женой Текса я узнал, что предки его были вовсе не из Техаса, они были литовцами. Его отец - разумеется, никакой не Джонсон - был вторым помощником на русском грузовом судне, и он удрал, когда судно стояло на срочном ремонте в Корпус-Кристи. Зузу мне сказала, что отец Текса был не просто нелегальный иммигрант - он был родной племянник бывшего коммунистического правителя Литвы. Вот вам и Аламо. ------------------------------------------------------------------------ На заседании Совета я обернулся к нему и сказал: - Текс, ради всего святого - скажи хоть что-нибудь! Ты же знаешь меня, как облупленного, знаешь, что я лучший учитель, какой у тебя есть! И это не мое мнение. Студенты так говорят! Может, сюда вызовут всех учителей, или я должен один отдуваться? Текс?! Он смотрел прямо перед собой. Можно было подумать, что он застыл, как цемент. "Текс?" Да, вот оно начальство, ничего не скажешь. Я задал тот же вопрос председателю, которого Космический Телемаркет сделал нищим, только он об этом пока не знал. - Боб... - начал я. Его передернуло. Я начал снова, верно истолковав этот красноречивый жест (какой я родственник, я просто слуга!). - Мистер Мелленкамп, сэр, - сказал я, - вы отлично знаете, как и все присутствующие, что если целый год ходить с магнитофоном по пятам за самым горячим патриотом, глубоко религиозным, самым истинным американцем, какого только можно найти, то легче легкого доказать, что он предатель родины, хуже Бенедикта Арнольда*, и вдобавок Прислужник Сатаны. Покажите мне человека, который бы в запальчивости или по рассеянности не ляпнул что-нибудь, что готов потом взять назад. И я вас еще раз спрашиваю, вы производили этот опыт над каждым или только надо мной, и если так, то почему? /* Бенедикт Арнольд (1741-1801), американский генерал, предатель./ Он заледенел. - Мадлен? - сказал я Мадлен Астор, той самой, что потом прислала мне дурацкое письмо. Ей, оказывается, не понравилось, что я сказал студентам, будто близится новая Эпоха Оледенения, даже если я и прочел это в "Нью-Йорк Тайме". Это тоже было записано на пленке Уайлдера. Но эти слова по крайней мере имели хоть какое-то отношение к науке, и по крайней мере я не повторил их за Шлезингером, или Дедушкой Уиллсом, или Дэмоном Стерном. По крайней мере это были мои собственные слова. - У здешних студентов и без того забот хватает, - сказала она. - По себе знаю. Еще она сказала, что всегда находились люди, которые пытались прославиться, возвещая Конец Света, но Конец Света так и не настал. Все дружно закивали. Среди сидящих за столом не было ни одного человека, близкого к науке. Я знаю. - Когда я тут училась, вы предсказывали Конец Света, - сказала она, - только в тот раз нас должны были убить радиоактивные отходы и кислотные дожди. Но мы живехоньки. И в добром здравии. И все тут в добром здравии. Вот вам! Она пожала плечами. - А что касается всего прочего, - добавила она, - мне жаль, что я это слышала. Это отвратительно. Если вы будете еще раз слушать эти гадости, я, скорее всего, встану и уйду. Господи, пронеси! Что она имела в виду, говоря "все прочее"? Что это они уже слушали без меня и собираются слушать снова в моем присутствии? Неужели я еще не слышал самое ужасное? Оказывается, нет. 16 ------------------------------------------------------------------------ "Все прочее" хранилось в папке из манильского картона, лежавшей на столе перед Джейсоном Уайлдером. Так Манила снова сыграла важную роль в моей жизни. На этот раз, однако, обошлось без "Сладкого Роб Роя" со льдом. В папке хранились рапорты частного детектива, которого Уайлдер нанял следить за моей личной жизнью. Они касались только второго семестра, так что эпизода в скульптурной студии там не было. Легавый донес о 3 из 7 встреч с Приглашенной Художницей, о 2 с женщиной от ювелирной компании, принимавшей заказы на кольца классов, и о 30 или около того - с Зузу Джонсон, женой Президента. Он не пропустил ничего из наших с Зузу выходок за весь второй семестр. Только 1 эпизод он истолковал неправильно: когда я поднялся на чердак конюшни, где покоились Лютцевы колокола до постройки башни и где 2 года назад был распят Текс Джонсон Я пошел туда с теткой студента. Она хотела посмотреть на старинные соединения балок с центральным брусом - по профессии она была архитектор. Оперативник решил, что мы с ней занимались там любовью. Ничего подобного. Любовью мы занимались поближе к вечеру, в каптерке при конюшне, в тени Мушкет-горы на закате. ------------------------------------------------------------------------ Ознакомиться с содержимым уайлдеровской папки мне предстояло только через 10 минут. Уайлдер и еще кое-кто из присутствующих хотели разобраться, обсудить, что их так беспокоит в моем поведении - а именно, тот вред, который я, по их соображениям, причиняю юным умам. Мои сексуальные подвиги с женщинами старше меня Попечителей не особенно интересовали - о Президенте Колледжа я не говорю, - разве что в качестве подручного средства, которое очень пригодится, чтобы не пришлось возиться с выяснением щекотливого вопроса - нарушены мои права в свете Первой поправки к Конституции или нет. Прелюбодеяние оставили напоследок, как пулю в лоб, после того, как расстрельная команда изрешетит меня, как швейцарский сыр. ------------------------------------------------------------------------ Для Текса Джонсона, тайного литовца, содержание папки было куда серьезнее, чем для тех, кто просто собирался с ее помощью сковырнуть меня с места. Для него это было унижение похуже, чем для меня. Хорошо еще, что они ему сказали, что мой роман с его женой - дело прошлое. Он встал и попросил разрешения покинуть собрание. Он сказал, что предпочел бы не присутствовать, когда Совет вторично будет рассматривать "все прочее", по выражению Мадлен. Ему разрешили выйти, и он собирался, судя по всему, уйти молча. Но когда он уже взялся за ручку двери, у него вырвались два слова, словно они его душили. Это было название романа Постава Флобера. Флобер написал про жену, которой надоел ее муж и она впуталась в неописуемо глупую интрижку, а потом покончила с собой. - "Мадам Бовари", - сказал Текс. И вышел. ------------------------------------------------------------------------ Он уже был рогоносцем, а впереди его ждало распятие. Интересно, сбежал бы его отец с корабля в Корпус-Кристи, знай он, какой уготован конец его единственному сы' ну в условиях Американского Свободного Предпринимательства. ------------------------------------------------------------------------ Я читал "Мадам Бовари" в Уэст-Пойнте. Роман был в списке обязательного чтения для студентов, на тот случай, если нам придется общаться с культурными людьми, чтобы мы не ударили в грязь лицом. Конечно, если такой случай представится. Мы с Джеком Паттоном читали "Мадам Бовари" одновременно, в одном классе. Я потом спросил, какого он мнения о романе. Как вы догадываетесь, он сказал, что чуть не лопнул со смеху. Точно так же он отозвался и об "Отелло", и о "Гамлете", и о "Ромео и Джульетте". ------------------------------------------------------------------------ Скажу вам как на духу: я до сих пор так и не решил, был Джек Паттон умный или тупой как пробка. До сих пор не могу понять, зачем он прислал мне ко дню рождения, незадолго до того, как снайпер достал его великолепным выстрелом в Хюе, (произносится как Уэй), завернутый в подарочную обертку номер порно-журиала "Черный поясок". Но вот чего ради он прислал этот номер - чтобы я разлакомился, глядя на девочек, одетых только в черные пояски для подвязок, или чтобы я прочел потрясный научно- фантастический рассказ, который назывался "Протоколы Тральфамадорских Мудрецов"? Но к этому я еще вернусь. ------------------------------------------------------------------------ Понятия не имею, читал ли кто-нибудь из членов Совета "Мадам Бовари". Двоим из них пришлось бы заставить кого-то читать книгу вслух. Так что не я один был озадачен последними словами Текса Джонсона под занавес. Я бы на месте Текса, пожалуй, постарался как можно быстрее исчезнуть из студенческого городка - может быть, утопить свои горести в компании неученых типов в "Черном Коте". Я сам оказался там к концу дня. Вот было бы забавно, если бы мы с ним встретились там - пара пьяных вдрызг неразлучных друзей в кафе "Черный Кот". Было бы что вспомнить. ------------------------------------------------------------------------ Представьте себе, как я ему говорю - или он мне говорит, - и оба мы лыка не вяжем: - Я тя люблю, фукин ты фын... Ты мя поммаешь? ------------------------------------------------------------------------ У одного из членов Совета был на меня зуб, по личным причинам. Это был Сидней Стоун, который, по слухам, сколотил состояньице в 1 000 000 000 долларов всего за 10 лет, главным образом за счет комиссионных при распродаже движимой и недвижимой собственности Америки иностранцам. Его коронным номером оказалась перепродажа И,Г. Фарбениндустри в Германии, так сказать, собственности прежнего хозяина моего отца, И. Ай. Дюпона и Компании. - Я многое мог бы простить под дулом пистолета, так сказать, Профессор Хартке, - сказал он. - Но только не то, что вы сделали моему сыну. Сам он не учился в Таркингтоне. Он одолел школу бизнеса в Гарварде и экономический факультет Лондонского Университета. - Фреду? - сказал я. - На случай, если вы этого не заметили, - сказал он, - у меня только 1 сын в Таркингтоне. У меня вообще 1 сын, где бы то ни было. Значит, этот 1-ственный сын, пальцем не пошевельнув, в 1 прекрасный день будет тоже стоить 1 000 000 000. - Что я сделал Фреду? - сказал я. А вот что я сделал Фреду: я видел, как он украл в Таркингтоне пивную кружку из нашего книжного магазина. Но то, что сделал Фред Стоун, было хуже, чем кража. Он взял кружку, выпил несколько воображаемых тостов за меня и кассира - кроме нас там никого не было - и вышел. Я только что пришел с педагогического совета, где проблема воровства в студенческом городке обсуждалась в энный раз. Директор книжной лавки сказал нам, что есть только одно заведение, где процент похищаемого товара выше, чем в его лавке: это Гарвардский Кооперативный книжный ларек, в Кембридже. Поэтому я вышел следом за парнем на Центральную Лужайку. Он шел к своему мотоциклу "Кавасаки" на студенческой стоянке. Я подошел к нему сзади и сказал спокойно, очень вежливо: - Я думаю, тебе лучше пойти и поставить эту кружку на место, Фред. Или заплатить за нее. - Ах, неужели? - сказал он. - Вы так думаете? И он швырнул кружку о парапет Воннегутовского Мемориального Фонтана. Она разлетелась на мелкие кусочки. - Если вы так думаете, - сказал он, - можете сами поставить ее на место. Я доложил об этом случае Тексу Джонсону, который посоветовал мне не брать в голову. Но меня это задело за живое. И я написал письмо отцу парня, но никакого ответа, до сегодняшнего дня, не получил. - Я никогда не прощу вам того, что вы обвинили моего сына в воровстве, - сказал его отец на собрании Совета. Он привел мне цитату из Шекспира как бы от лица Фреда. Мне, очевидно, следовало вообразить, будто со мной говорит сам Фред. - "Кто тащит деньги - похищает тлен, - сказал он. - Что деньги? Были деньги, сплыли деньги. Они прошли чрез много тысяч рук. Иное - незапятнанное имя. Кто нас его лишает, предает нас нищете, не сделавшись богаче*". /* "Отелло". Акт 3, сцена 3. Перевод Б. Пастернака./ - Виноват, сэр, прошу прощения, - сказал я. - Поздно, - сказал он. 17 ------------------------------------------------------------------------ Среди членов Совета был 1, которого я считал своим надежным другом. Мои слова, записанные на пленку, показались бы ему забавными и не лишенными интереса. Но его как раз и не было. Его звали Эд Бержерон, и мы с ним много раз вели откровенные разговоры о загрязнении окружающей среды, и о нечестных махинациях на бирже и в банковском деле, и так далее. По пессимизму он мне мог дать сто очков вперед. Свое состояние, такое же старинное, как у Мелленкампов, и заключенное в наследственных нефтяных скважинах, угольных шахтах и железных дорогах, он превратил в деньги, распродав все иностранцам, чтобы всецело посвятить себя изучению и охране природы. Он был Президентом Федерации охраны живой природы, и его фотографии природы и диких животных Галапагосских островов печатались в "Нешнл Джеографик". Журнал даже поместил на обложке его фотографию, изображавшую морскую ящерицу, игуану, которая грелась на солнышке, жуя водоросли, а рядом с ней отощавший пингвин явно подумывал о других злободневных событиях, каковы бы они ни были в тот день. Эд Бержерон был не просто моим закадычным другом. Он был ветераном нескольких ТВ-шоу Джейсона Уайлдера, посвященных борьбе за сохранение окружающей среды. В библиотеке я не нашел ни одной видеопленки с записью этих страстных перепалок, но в тюрьме 1 была. Она возникала откуда ни возьмись примерно каждые 6 месяцев на телеэкранах, которые никогда не выключались. Помню, на этой встрече Уайлдер сказал, что у "зеленых" есть один недостаток - они никогда не оценивают, какие затраты труда и снижение уровня жизни потребуются, чтобы отказаться от ископаемого топлива или перерабатывать отбросы, вместо того, чтобы просто сбрасывать их в океан, и так далее. Эд Бержерон ему сказал: - Хорошо! Тогда мне остается только сочинить эпитафию для этого некогда благодатного зелено-голубого небесного тела. Он имел в виду нашу планету. Уайлдер ответил ему заносчивой, покровительственной, коварной лицемерной улыбкой заядлого спорщика. - Большинство ученых в нашем обществе, если я не ошибаюсь, - сказал он, - сочли бы эту эпитафию не сколько преждевременной - она не понадобится еще несколько тысяч лет, как минимум. Это обсуждение произошло лет за 6 до того, как меня выгнали, значит, еще в 1985, и я не понимаю, каких ученых он цитировал. Все ученые, вплоть до костоправов и педикюрщиков, в один голос утверждали, что мы убиваем планету в бешеном темпе. - Хотите послушать эпитафию? - сказал Эд Бержерон. - Если это так необходимо, - сказал Уайлдер, с тем же лисьим оскалом. - Должен вам, однако, напомнить, что вы не первый из тех, кто кричит, что человечество вот-вот погибнет. Уверен, что даже в Египте, еще до того, как возвели первую пирамиду, нашлись люди, которые добивались дешевой популярности, вопя: "Все кончено". - Есть некоторая разница между нашим временем и Египтом до того, как там возвели первую пирамиду... - начал Эд. - ...И до того, как китайцы изобрели книгопечатание, и до того, как Колумб открыл Америку, - вставил Джейсон Уайлдер. - Точно, - сказал Бержерон. - Разница заключается в одном: мы, на свое несчастье, знаем, что происходит, - сказал Бержерон, - и тут уж не до шуток. И это послужило поводом для таких самовлюбленных, кокетничающих шарлатанов, как вы, в угоду богатеям, без стыда и совести пакостящим все вокруг, делать вид, что состояние атмосферы, воды и почвы, - вопрос жизни и смерти! - можно так же спокойно обсуждать, как и то, сколько ангелов могут танцевать на шерстинке теннисного мяча. Он разозлился. Когда эту старую пленку запустили в Афинах незадолго до великого исхода, она вызвала живой интерес. Я смотрел передачу с несколькими своими учениками. После один из них меня спросил: - Кто прав, Профессор, - борода или усы? Уайлдер носил усы. У Бержерона была бородка. - Борода, - сказал я. Вполне вероятно, что это было едва ли не последнее слово, которое я сказал заключенному перед побегом из тюрьмы, до того, как моя теща решила, наконец, заговорить о своей громадной щуке. ------------------------------------------------------------------------ Эпитафия на смерть нашей планеты, которую сочинил Бержерон и которую, по его словам, следовало высечь огромными буквами на обрыве Большого Каньона, чтобы экипажи летающих тарелок увидели ее издали, звучала, помнится, так: МЫ МОГЛИ БЫ ЕЕ СПАСТИ, ЕСЛИ БЫ НЕ БЫЛИ ПОСЛЕДНИМИ СКУПЕРДЯЯМИ. Только вместо "последними" он употребил словцо позабористей. ------------------------------------------------------------------------ Я больше никогда не увижу Эда. Бержерона, не получу от него вестей. Он вышел из Совета вскоре после того, как меня выгнали, и все равно не попал бы в число заложников. Интересно было бы послушать, что он скажет своим захватчикам и что он скажет о них. Он любил повторять мне то, что сказал моему классу в своей лекции: человек превратился в стихийное бедствие. Человек стал смерчем, ураганом и градобитием, человек стал потопом. Так что он мог бы сказать, что наш Сципион - это Помпеи, а толпа беглых преступников - поток лавы. Из Совета он вышел вовсе не потому, что они меня выставили. Его постигли по меньшей мере две личные трагедии, сразу, одна за другой. Компания, перешедшая к нему по наследству, производила самые разнообразные материалы из асбеста, а асбестовая пыль оказалась одним из сильнейших канцерогенов, уступая разве что эпоксидным смолам и кое-каким радиоактивным веществам, попадающим в атмосферу в виде случайных выбросов, да водоносным источникам поблизости от атомных электростанций и заводов, производящих ядерное оружие. Он сам мне сказал, что чувствовал себя преступником, хотя в глаза не видал ни одной фабрики, производящей эти материалы. Он и продал их за бесценок, потому что Сингапурская компания, получившая их почти задаром, получила в придачу к машинам и строениям все штрафные санкции и длинный список материалов, громадные запасы которых в нашей стране продавать было запрещено. Эти сингапурцы пошли на то, что Эд никак не решался сделать: они сбыли с рук весь "раковый" кафель и черепицу и все прочее развивающимся африканским странам. А потом его сын Брюс, кончивший Таркингтон в 85м, гомосексуалист, поступил в кордебалет ревю "Карнавал На Льду". Это бы еще ничего - Эд понимал, что некоторые люди рождаются гомосексуалистами, тут уж ничего не попишешь. И Брюсу было так хорошо в этом айс-ревю. Он не только прекрасно катался на коньках, но и был непревзойденным танцором, может быть, лучшим в Таркингтоне танцовщиком или танцовщицей. Брюс иногда заглядывал к нам и танцевал с моей тещей, просто ради того, чтобы потанцевать. Он говорил, что она - лучшая партнерша, какая у него была, и она о нем говорила то же самое. Я ей ничего не сказал, когда он, через 4 года после окончания колледжа, был найден задушенным собственным ремнем, в мотеле в Дюбеке, и на трупе насчитывалось около 100 колотых ран. Вот вам снова Дюбек. 18 ------------------------------------------------------------------------ ШЕКСПИР ------------------------------------------------------------------------ Я считаю, что Уильям Шекспир - самый мудрый человек из всех, о ком я слышал. Впрочем если говорить начистоту, то ничего тут особенного нет. Мы - невыносимо самодовольные животные, а на самом-то деле просто недоумки. Спросите любого учителя. Да нет, учителя можете не спрашивать. Спросите первого встречного. Собаки и кошки куда умнее нас. Если я и говорю, что члены Таркингтоновского Попечительского Совета - болваны, и те, кто втравил нас во Вьетнамскую войну, - болваны, то вы, надеюсь, поймете, что себя я считаю первейшим болваном из всех. Ну посмотрите, до чего я докатился, и как я из кожи лез, чтобы оказаться именно здесь, и нигде больше. Бац! И в яблочко. И если я знаю, что мой отец был лошадиной задницей, и мать моя была лошадиной задницей, то сам я - нечто иное, как лошадинная задница, так? Можете спросить моих отпрысков, как законных, так и незаконных. Они-то знают. ------------------------------------------------------------------------ На том заседании Совета шансов у меня было не больше, чем у китайца - на хорошую работу (прошу простить мне эту расистскую пословицу), в основном из-за тех сексуальных откровений, которые Уайлдер держал в папочке. Когда я пытался отбиться от его обвинений, я понятия не имел, что он вооружен до зубов, - а это старинный сюжет самых потешных балаганных комедий. Я возражал ему, что долг учителя - откровенно беседовать со студентами высшего учебного заведения обо всех проблемах и заботах человечества, а не только учить их предмету, как предусмотрено в программе. - Только так мы можем завоевать их доверие, чтобы им тоже захотелось высказаться, - добавил я, - и чтобы они поняли, что знания не разложены по полочкам, а неразрывно связаны между собой, что одно вытекает из дру- гого и неотделимо от единственной великой науки, которую мы должны изучать, раз уж нас послали на Землю, - от самой жизни. Я сказал, что сомнения, которые я посеял в умах студентов, рассказыая о Системе Свободного Предпринимательства и о том, как к ней относился мой дедушка, в конце концов только укрепят их уверенность в этой системе. Я заставил их самостоятельно искать доводы в пользу того, что Свободное Предпринимательство - единственная стоящая система в мире. - Люди сильнее всего, - сказал я, - когда они опираются на собственные принципы, заставляющие их верить в то, во что они верят. Таким образом они учатся стоять на собственных 2х ногах. - А вы не говорили, что Соединенные Штаты - куча отбросов? - сказал Уайлдер. Я на минуту задумался. Кажется, это Кимберли записать не успела. - Я мог сказать, но иначе, - ответил я, - я говорил, что все страны крупнее Дании - кучи отбросов, но это же шутка, сами понимаете. ------------------------------------------------------------------------ Я и теперь готов на 100 процентов поддержать это мнение. Все страны крупнее Дании - просто кучи отбросов. ------------------------------------------------------------------------ С Джейсона Уайлдера было достаточно того, что он слышал. Он попросил передать папку мне, и она пошла по рукам членов Совета. Он сказал: - Прежде чем вы ознакомитесь с материалом, я хочу вам сказать, что Совет дал обещание не разглашать содержание этой папки вне стен этого зала. Она поступает в ваше полное распоряжение, при условии, что вы немедленно покинете колледж по собственному желанию. - Господи... - сказал я, - что же там такое? И почему Текс Джонсон выскочил отсюда, как ошпаренный? - Один документ, в самом низу, - сказал Уайлдер, - очень его огорчил. - Что это может быть? - сказал я. Положа руку на сердце, я не мог себе представить, чем я так огорчил Текса. Когда я занимался любовью с его женой, я просто хотел сделать нас 2х немного счастливее. Я не думал о том, что она чья-то жена. Когда я с женщиной, у меня на уме совсем другое, и мне совершенно не важно, за кем она замужем. Не могу говорить от имени Зузу, но сам-то я не хотел причинить Тексу ни малейшего огорчения. Когда Зузу говорила о нем пренебрежительно, я сначала должен был вспомнить, кого она имеет в виду, и сразу же вставал на его защиту. ------------------------------------------------------------------------ На первый взгляд этот документ, лежавший "в самом низу", показался мне каким-то расписанием - может, рейсов автобуса из Сципиона в Рочестср, и я было принял его за не слишком тонкий намек на то, что мне надо убираться из городка как можно скорее. Но тут до меня дошло, что все сроки прибытия и отправления относились лично ко мне, а депо, так сказать, представлял собой дом Президента Колледжа. Точность дат и цифр была завизирована Терренсом У. Стилом, которого я знал просто как Терри. Его полного имени я не знал - я думал, что он новый садовник, работающий в городке, он сам так сказал. Выяснилось, что он - частный детектив, которого Текс нанял, чтобы собрать на меня компромат. То немногое, что он мне рассказал о себе, могло быть целиком выдумано ГРИО(тм), а может, почти все было правдой. Кто знает? Кому это интересно? Помню, он мне рассказывал, что его жена вдруг сделала открытие, что она лесбиянка, и влюбилась в женщину, диетолога старших классов. Обе женщины скрылись вместе с 3 его детьми. Эту историю запросто мог сочинить ГРИО(тм). ------------------------------------------------------------------------ Эта таблица, относящаяся ко мне и Зузу, была подписана детективом и заверена нотариусом. Нотариуса я знал. Его все знали. Это был Лайл Хупер, брандмайор и владелец кафе "Черный Кот". Его убьют вскоре после массового побега из тюрьмы. Этот документ, с подписями и печатями, окончательно убедил меня в том, что моя постоянная должность полетела ко всем чертям. Уайлдер сказал, что остальные документы в папке - свидетельства, собранные детективом по его поручению. Они подтверждали тот факт, что я вел себя как бесстыдный прелюбодей, с того самого момента, как прибыл со своей семьей в Сципион. - Я полагаю, вы со мной согласитесь, - сказал он, - что ваше поведение в этой долине может служить образцом распущенности и аморальности. Я положил папку на стол, не раскрывая, чтобы подчеркнуть, что мне ни к чему заглядывать внутрь. Я как будто бросил на стол свои карты, играя в покер. При этом я прикрыл папкой экземпляр ежегодного отчета Казначея, размноженного перед заседанием и разложенного напротив каждого кресла. Уходя, я незаметно прихвачу с собой этот отчет и узнаю из него нечто, до того мне не известное. Колледж продал всю свою собственность в городке под холмом, в том числе развалины пивоварни и фургонной фабрики и ковроткацкой мастерской, и землю, на которой стояло кафе "Черный Кот", продал той же японской корпорации, которая владела тюрьмой. ------------------------------------------------------------------------ А затем Казначей поместил все деньги, полученные от продажи, за вычетом налогов на продажу недвижимости и гонораров юристам, в модные акции Космического Телемаркета. ------------------------------------------------------------------------ - Это не самые счастливые минуты в моей жизни, - сказал Уайлдер. - Да и в моей тоже, - сказал я. - К нашему общему сожалению, - сказал он, - рука на небесах расписывает судьбы...* /* "Рука на небесах расписывает судьбы, Изящен почерк, безупречен слог; Поститесь, умничайте, Лейте слезы - Перечеркнуть не сможете тех строк". Омар Хайям. Пер. с англ./ - Хорошо сказано, - заметил я. Наконец заговорил Председатель Совета, Роберт Мелленкамп. Он был неграмотен, но прославился среди Таркингтонцев, и, несомненно, в родных местах, своей феноменальной памятью. Как и отец основателя колледжа, его предок, он мог выучить наизусть любой текст, если ему прочтут его вслух раза 3. Я познакомился с несколькими заключенными в Афинах, тоже неграмотными, которые ему бы не уступили. Он решил процитировать на этот случай Шекспира. - Я прошу занести в протокол, - сказал он, - что и для меня это был крайне мучительный эпизод. А затем он произнес монолог из "Ромео и Джульетты", в котором умирающий Меркуцио, остроумный и храбрый друг Ромео, описывает полученную на дуэли рану: - "Ну, конечно, колодцы глубже и церковные двери шире. Но довольно и этой. Кликни меня завтра, и тебе скажут, что я отбегался. Для этого света я переперчен, дело ясное. Чума возьми семейства ваши оба!"* /* Перевод Б. Пастернака./ Оба семейства, естественно, были Монтекки и Капулетти, враждующие семьи Ромео и Джульетты, из-за бесмысленной распри которых Меркуцио и отправ