. Эта мода, доставлявшая столько удобств для любовных интриг, пришлась всем по вкусу. Вскоре повсюду в пустынных кварталах, сохранивших деревенский вид, появились "Folies" ("Безумства"). Их называли так по созвучию с латинским выражением "sud folliis" (под листьями), так как эти домики скрывались в тени деревьев, а вернее, потому, что по роскоши, с которой они были построены, украшены и меблированы, они были действительно "безумствами", разорившими многих из их владельцев. Позднее они получили название "маленьких домиков". "Маленькие домики" строились и приобретались как для свидания с мимолетными любовницами - с целью оградить парочку от нескромного любопытства ревнивого мужа, так часто и из тщеславия, и в последнем случае они далеко не были окружены таинственностью. Служившие дорогостоящим порокам знатных лиц, многие из этих домиков, на вид деревенских, скромных, внутри были чудом роскоши и комфорта. Снаружи вы видели чистенькую ферму состоятельного крестьянина, но стоило войти внутрь, чтобы быть перенесенным в фантастический дворец, созданный жезлом волшебника. Эти маленькие дворцы были построены самыми знаменитыми архитекторами. Для их украшения приглашались лучшие художники, которые разрисовывали плафоны нимфами и амурами. Комнаты были маленькие, но очаровательно уютные. Они манили к неге, страсти и любви. Они были созданы для таинственных свиданий и страстных увлечений, продолжительных и сладостных. Картины, статуи и группы из бронзы и фарфора эротического содержания служили украшением "маленьких домиков", стены которых были обиты шелковой материей разных цветов - от лилового, голубого до еще более ярких. Из столовой большие окна обыкновенно выходили в сад, а стены этой комнаты украшались рисунками плодов, цветов и охотничьих сцен. Она была ограждена от нескромных взоров слуг, обеденный стол при помощи особых приспособлений спускался в отверстие пола вниз, в кухню, и подымался снова, сервированный серебром и фарфором и изысканными яствами. Будуар с паркетом из розового дерева имел зеркальные стены с золотым бордюром. Мраморная отделка стен увеличивала свежесть ванной комнаты, сами ванны были украшены драгоценными камнями, краны в виде лебединых голов лили душистую воду. Золоченые кресла, столы из авантюрина или же лакированные Мартином и мозаичные, консоли из бронзы Кафьери, клавесины, разрисованные Ватто, хрустальные или бронзовые люстры, стенные часы с изображением резвящихся сатиров и дриад, играющие веселые и игривые пьески, - словом, вся обстановка веселила глаз и вселяла радость в сердце. Маленький сад с беседками и гротами, мраморными статуями - нимфами и купидонами, выглядывающими из зеленя, - окружал домик. Водяные каскады, фонтаны, ручейки своим журчанием аккомпанировали звукам поцелуев. Маркиз де Сад даже после своей женитьбы не был настолько богат, чтобы украсить свое убежище мимолетных увлечений с такой роскошью. Обстановка его "маленького домика" нам неизвестна. Есть лишь сведения, что он находился в Аркюэле и носил прозвище "Аббатство". Ничего, кроме этого названия, не выделяло его. Он был, вероятно, очень скромен и скрыт от людских взоров, так как, несмотря на устраиваемые в нем оргии, повода обращать на него внимание не представлялось. Со свойственной ему неразборчивостью маркиз де Сад приводил туда светских женщин, актрис и простых публичных женщин, случайно встреченных им на панелях Парижа. Он любил быстроту в развязке, и потому его победы были в большинстве не в избранном обществе; от тех, на кого обращал внимание, он требовал только молодости, красоты и покладистого характера. Всякая дичь была достойна этого охотника, который большую часть своего времени тратил на преследование - имея при себе вместо ружья полный кошелек - какой-нибудь гризетки со стройной талией и миловидным личиком. 3 апреля 1768 года он проходил вечером по площади Викторий. Женщина попросила у него милостыню. Она была молода и хороша. Он стал расспрашивать и узнал, что ее зовут Роза Келлер и что она вдова пирожника Валентина, который оставил ее без копейки. История была обыкновенная, но женщина - восхитительна. Ее волнение, ее нежный, несколько жалобный голос представляли для сластолюбивого развратника, каким был маркиз де Сад, много пикантного. Надо предполагать, что ее скромность, подверженная таким тяжким испытаниям, была слишком слаба, чтобы остановить ее от постыдного, но прибыльного занятия. Исключительно нищета толкнула ее на путь порока, по которому идут так спокойно многие, и, вынужденная крайностью, она выбрала продажную любовь как средство добывать себе хлеб. Все это быстро сообразил маркиз де Сад, и приключение ему понравилось. Он выразил удивление, что женщина с такими прекрасными глазами, которой остается только пожелать, чтобы быть счастливой, просит милостыню. Он говорил ласково и нежно. Она его слушала, побежденная заранее. Он намекнул ей о своем маленьком домике, где она найдет хороший ужин, немножко любви и несколько луидоров, и предложил проводить ее туда; она согласилась без отговорок. Маркиз позвал фиакр, и они поехали... Что произошло дальше? Выслушаем маркизу де Дефан. Она в письме от 12 апреля к Горацию Вальполю рассказывает по-своему скандальную историю Розы Келлер, облетевшую в то время все великосветские гостиные: "Он (маркиз де Сад) провел ее по всем комнатам домика и наконец привел на чердак. Там он заперся с ней и, приставив пистолет к груди, приказал раздеться голой, связал руки и начал жестоко сечь. Когда она была вся в крови, он перевязал ей раны и ушел... Женщина в отчаянии разорвала связывавшие ее бинты и выбросилась в окно, выходящее на улицу. Толпа окружила ее. Начальник полиции был уведомлен. Маркиза де Сада арестовали. Он находится, как говорят, в Сомюрской тюрьме. Неизвестно, что выйдет из этого дела, быть может, этим наказанием ограничатся. Это весьма возможно, так как он принадлежит к числу людей, имеющих влияние". В другом письме, написанном на следующий день, маркиза де Дефан передает Горацию Вальполю новые сведения: "Со вчерашнего дня я узнала кое-что о маркизе де Саде. Местность, где находится его "маленький домик", называется Аркюэль; он сек и резал несчастную в тот же день (3 апреля), а затем полил бальзамом ее раны и ссадины; он ей развязал руки, обернул ее в несколько простынь и положил на хорошую постель. Как только она осталась одна, она тотчас воспользовалась простынями, чтобы спастись бегством через окно; аркюэльский судья посоветовал ей принести жалобу генеральному прокурору и начальнику полиции. Последний распорядился разыскать маркиза де Сада..." Ретиф де ла Бретон, один из свидетелей против маркиза де Сада в этом деле, был его личный враг. Он показал все, что могло повредить маркизу. Его рассказ полон ужасов, большинство которых, весьма вероятно, выдумано. Он повествует, что маркиз предложил Розе Келлер место консьержки в аркюэльском доме. Она приняла охотно это предложение. Для бедной женщины подобное место сулило покойную, обеспеченную жизнь. Как только они приехали в "маленький домик", де Сад провел свою жертву в "анатомический театр" - такие театры существовали во многих "маленьких домиках". Там находилось много лиц, видимо, ожидавших маркиза. Он им представил молодую женщину, восхваляя ее красоту, тонкие черты, прелесть форм, и, совершенно серьезно, во имя науки, для которой он без колебания жертвует любовью, объявил свое намерение анатомировать ее живой. Присутствующие одобрили это намерение. Роза Келлер, испуганная стоявшим посреди комнаты мраморным столом, разложенными перед ее глазами хирургическими инструментами, дрожала, как осенний лист. По счастью, маркиз де Сад, видимо, хотел ее только напугать. Он ограничился тем, что изрезал ее перочинным ножом. Другой рассказ, воспроизведенный и обработанный позднее Бриером де Буашоном, но без указания источников, чрезвычайно драматичен. "За несколько лет до революции, - рассказывает анонимный автор, - прохожие одной из отдаленных улиц Парижа услышали страшные крики, раздававшиеся в одном "маленьком домике". Вопли отчаяния, стоны, всхлипывания привлекли внимание любопытных. Как раз в это время дня рабочие находившихся вблизи мастерских возвращались домой. Им было достаточно известно, что эти так называемые "маленькие домики" посещаются высокопоставленными сластолюбцами и что опасно помешать жаждущим наслаждений развратникам в их "невинном" времяпрепровождении. Но крики и вопли все усиливались, и жалость к, быть может, погибающему человеку взяла верх над всякими прочими соображениями: они подошли и, обойдя дом, нашли маленькую дверь, которая после нескольких усилий была отворена. Они прошли богато убранные комнаты и, войдя в последнюю, увидали на столе, стоявшем посредине комнаты, распростертую, совершенно голую молодую женщину, с восковой бледностью лица, могущую едва слышно произнести несколько слов. Ее тело было перевязано бинтами, из двух разрезов на ее руках текла кровь; из легкораненых грудей тоже сочилась кровь, наконец, половые части, тоже израненные, были перепачканы кровью. Когда ей была подана первая помощь и она пришла в себя, освободители услыхали от нее, что она была приведена в этот дом знаменитым маркизом де Садом. Маркиз угощал ее на славу. Чудные пулярды, начиненные вкусными специями, доброе вино, преподносимое в избытке "гостеприимным" хозяином, произвели свое действие. - Вы прелестны, - говорил он, - как роза. Но роза должна открыть свои страстные лепестки и не прятать свои прелести. Так уговаривал ее раздеться маркиз де Сад. Ужин продолжался. Маркиз был уже немного раздражен неожиданным упорством. Нежная предупредительность вдруг исчезла, и маркиз, только что изображавший столь рыцарски воспитанного феодала, изменил этому топу и впал в другую крайность. После ужина он велел слугам раздеть женщину, положить на стол и привязать. Приказание было исполнено, и один из мужчин ланцетом вскрыл ей вены и произвел много порезов на теле. Затем все удалились, а маркиз, раздевшись, бросился на нее и стал удовлетворять на ней свою страсть. В порыве страсти он вдруг снова прибег к нежности. Он уверял ее, что не имеет намерения причинить ей зло, но так как она не переставала кричать и около дома послышался шум, то маркиз быстро встал, оделся и исчез вместе со своими людьми". Мы закончим наши изыскания статьей де Дюлора, в которой маркиз де Сад изображен настоящим вампиром. "Злодей, после совершения своего гнусного преступления оставив эту женщину (Розу Келлер) умирающей, стал сам копать в саду ей могилу; но несчастная, собрав все свои силы, успела спастись, обнаженная, окровавленная, через окно. Добросердечные люди расспросили ее и вырвали жертву из власти разъяренного тигра". Из всех этих преувеличений, из всех этих легенд довольно трудно вывести истину. Попробуем сделать это. Маркиз де Сад был одновременно развратником, искавшим сильных, редких ощущений, мистификатором, склонным к грубым шуткам. Когда Роза Келлер прибыла в "маленький домик", ему пришла мысль вызвать у этой несколько глупой бабенки трагикомический ужас. Ему пришла фантазия вместо нежного любовника, которого она ожидала встретить, представиться ей палачом. Он стал ей грозить. Он показал ей хирургические инструменты, длинные ножи с острыми и тонкими лезвиями. Ими он потрясал со злобным видом. Несчастное создание подумало, что оно имеет дело с сумасшедшим, - и до некоторой степени не ошиблось. Этот сумасшедший, с хирургическим ножом в руках, говорил, что зарежет ее, как птицу. Она защищалась, кричала, звала на помощь. В припадке ярости, а быть может, и садизма маркиз бросился на нее. Хирургическим ножом, а по многим другим показаниям современников перочинным ножом, он ее сильно ранил. Кровь брызнула. Но так как обезумевшая от страха несчастная кричала все сильнее и сильнее, он завязал ей рот и уехал, отнеся ее на кровать, приложив к ее ранам один из тех чудодейственных бальзамов, рецепты которых сохранялись, как драгоценность, в семье маркиза, переходя от поколения к поколению... Ночь привела его к здравым решениям. Он понял, что попал в скверную историю и что его хирургический эротизм может завести его далеко. Он возвратился поневоле на другой день в "маленький домик" в Аркюэле, где Роза Келлер в постели все еще плакала, металась и, по рассказам маркиза, в то же время рассчитывала в уме выгоды, которые ей удастся, при умелом ведении дела, извлечь в вознаграждение сделанных на ее теле порезов. Отпустить ее? Де Сад, быть может, думал об этом, но он мог бояться, что, вырвавшись на свободу, она побежит к сельскому судье и принесет жалобу. Лучше задержать ее на день, на два, чтобы усмирить гнев и заживить раны. Он пришел к этому решению. Он только хотел выиграть время, которое устраивает в жизни многое. Отдалить скандал - часто значит избежать его, думал де Сад. Роза Келлер, со своей стороны, не имела другого желания, как покинуть возможно скорее этот проклятый дом, где ее жизнь была в опасности, избавиться во что бы то ни стало от рук опасного маньяка. Инстинкт самосохранения удвоил ее силы, и она освободилась от связывавших ее бинтов. Она подбежала к окну и с риском сломать себе шею прыгнула на улицу. Со слезами, с криками отчаяния и гнева, прерывая свои слова рыданиями, она рассказала свою печальную историю. Для того же, чтобы показаться более интересной или же чтобы увеличить себе вознаграждение, она не пожалела мрачных красок, описывая ту опасность, которой она подверглась, и мучения, которые она перенесла. Она указала дом, а дом открыл виновного. Двадцать лет должно было еще пройти, прежде чем вспыхнула революция; но ненависть против дворян уже давно росла и сделала свое дело и в данном случае. Все аркюэльские крестьяне, жившие под гнетом нужды, терпеть не могли этих знатных господчиков, надменных и богатых, бесполезная жизнь которых была одним сплошным праздником. Несчастные хижины, переполненные кучами оборванных, подчас голодных детей, были, не без основания, проникнуты ненавистью к "маленьким домикам", в которых тратилось столько денег рядом с вопиющей нищетой народа. Представился случай для аркюэльских крестьян выразить свою злобу и ненависть, не рискуя ничем. Все селение мгновенно заволновалось. Произошел почти мятеж. Особенно казались возбужденными женщины. Даже самые некрасивые и старые представляли себя в положении Розы Келлер, привязанными к кровати перед лицом человека, вооруженного ножом, и дрожали от ужаса. Сельские власти переходили от толпы к толпе, просили успокоиться и обещали, не будучи в этом уверенными, что правосудие совершится. Но им не верили. "Жертву" проводили к судье, жалоба была принесена и поддержана самим народом. Люди, не видавшие ничего, предлагали себя в свидетели, и судья должен был выслушать кроме заявления потерпевшей до двадцати самых разноречивых, но полных драматизма показаний... Жалобы Розы Келлер, которая, конечно, за свои царапины хотела получить хорошее вознаграждение, доставили ей уважаемых и влиятельных покровителей и между ними президента Пикона, имевшего дом в Аркюэле, который стал действовать энергично. Следствие повели серьезно. Процесс казался неизбежным. Мы не будем пытаться оправдывать человека, который резал перочинным ножом своих любовниц, но дело Розы Келлер для всех тех, кто его внимательно изучал, имеет признаки шантажа. Несомненно, что в интересах вдовы Валентина было преувеличить свои страдания, чтобы иметь возможность требовать солидного вознаграждения, которое она и получила. С таким же правом можно положительно утверждать, что много лиц воспользовались этим скандалом, чтобы выместить свою злобу на дворянском сословии или на семействе маркиза. Не для того, чтобы обелить маркиза де Сада, по чтобы лучше понять и объяснить его заблуждения, жестокости его разврата, столько печальных доказательств которых он дал, надо вспомнить, что этот сластолюбец, человек наслаждений, от всей души презирал публичных женщин. Ни одна из них не казалась ему достойной увлечения, симпатии. Он отказывался понимать, как таких женщин можно было считать людьми и унизиться до того, чтобы им покровительствовать. Он писал в "Алине и Валькуре", видимо, не без намека на жалобы Розы Келлер, принятые во внимание судом: "Только в Париже и Лондоне эти презренные твари находят поддержку. В Риме, Венеции, Неаполе, Варшаве и в Петербурге их спрашивают, когда они обращаются к суду, заплатили ли им? Если пет.., то требуют, чтобы им было уплачено: это справедливо. Жалобы на дурное с ними обращение не принимаются, а если они вздумают докучать суду со всякими сальностями, их заключают в тюрьму. Перемените ремесло, говорят им, а если оно вам нравится, терпите его шипы. Публичная женщина - это презренная рабыня любви. Ее тело, созданное для наслаждения, принадлежит тому, кто за него заплатил. С ней, раз ей заплачено, все дозволено и законно". Понятно, к чему может, привести такая теория. Известно, куда она привела маркиза де Сада. Де Сад придавал "увеселительной прогулке" 3 апреля 1768 года, так хорошо начатой и так плохо окончившейся, очень мало значения. Семейство де Сад и де Монтрель поспешило привлечь на свою сторону жалобщицу. За сто луидоров они получили ее отказ от жалобы, и с этими деньгами она вышла замуж. Таким образом, после приключения, которое должно было надолго отвратить ее от порока, Роза Келлер, вдова Валентина, была обращена на путь добродетели. Маркиз де Сад избег процесса, который мог иметь для него самые неприятные последствия, но он не вышел совершенно оправданным из этой печальной истории. По приказу Людовика XV он был заключен сперва в Самюрскую тюрьму, а затем в тюрьму в Лионе. Снова мать, тесть, теща и жена захлопотали, поставили на ноги всех друзей, имевших вес и влияние. Король и его министры стали осаждаться неутомимыми просителями. После отказа они являлись снова. Настойчивость достигла цели, и после шестинедельного заключения маркиз был возвращен в лоно своей семьи.  В публичном доме Марселя - Конфекты со шпанскими мушками  На свободе и в заключении этот любитель запрещенных ощущений был одинаково всем в тягость. После нескольких месяцев изгнания в замке де ла Коста ему предписали ехать в армию. Его бывшие товарищи, осведомленные об образе жизни, который он вел во время отпусков, встретили его далеко не радушно. Употребили все средства, ставили все препятствия, чтобы лишить его возможности продолжать службу, которую он бесчестил. В конце июля или в начале августа 1770 года он только что возвратился из отпуска в Камниен, где стоял его гарнизон, и представился по начальству, чтобы вступить в отправление своих служебных обязанностей... Начальство, поддержанное, очевидно, всеми офицерами, воспрепятствовало этому... Он пожаловался полковнику г. де Сен и письмом от 23 ноября получил полное удовлетворение. Презираемый в полном смысле этого слова товарищами, маркиз де Сад, несмотря на свои скандальные истории, пользовался симпатиями могущественных покровителей. Им он обязан производством 13 марта 1771 года в полковники, хотя и без содержания, но с причислением к кавалерийскому корпусу. В следующем году новая проделанная им гнусность опять обратила на него внимание. Вот что сообщают об этом "Секретные мемуары": "Нам пишут из Марселя, что маркиз де Сад, наделавший столько шуму в 1768 г. по поводу безумных зверств, проделанных им над девушкой, под предлогом опытов с лекарством, только что устроил здесь зрелище, с одной стороны, довольно забавное, но имевшее ужасные последствия. Он дал бал, на который пригласил много гостей, а на десерт были поданы шоколадные конфекты, такие вкусные, что все приглашенные ели их с удовольствием. Их было большое количество и хватило всем, но оказалось, что это - засахаренные и облитые шоколадом шпанские мушки. Известно свойство этого снадобья. Действие его было так сильно, что все те, кто ел эти конфекты, воспылали бесстыдной страстью и стали предаваться с яростью всевозможным любовным излишествам. Бал превратился в одно из непристойных сборищ времен Римской империи: самые строгие женщины не были в состоянии преодолеть страсть, которая их обуяла. По имеющимся данным, маркиз де Сад овладел своей свояченицей при помощи этого ужасного возбудительного средства и бежал, чтобы избавиться от грозившего наказания. Бал закончился трагически. Все залы являли собой сплошное ложе разврата. И эта "афинекая ночь" продолжалась, к немалому удовольствию де Сада, до самого утра, когда изнеможенные страстью гости заснули на коврах в самых смелых позах. Много лиц умерло от излишеств, к которым их побудила яростная похотливость; другие до сих пор совершенно больны". Скандальная история имела место в Марселе 21 июня; последствия были совсем не так ужасны. Следует заметить, что в этом веке не останавливались ни перед какими формами разврата, и для пресыщенных любовными наслаждениями "конфекты Афродиты" были обычным и распространенным средством. Они служили, смотря по надобности, для укрепления сил любовника, желавшего всецело удовлетворить требовательную любовницу, или же зажечь в холодных женщинах огонь страсти, тем более сильный, что он был искусственный. В публичных домах как Парижа, так и Марселя, где маркиз де Сад предавался чересчур часто своим эротическим фантазиям, конфекты со шпанскими мушками играли доминирующую роль. "Английский шпион" рассказывает с большими подробностями о посещении иностранцем сераля де ла Гордон. Президент де ла Турнель служил ему любезным и опытным проводником. Проводив посетителя в комнату, где были собраны все возбуждающие средства, употребляющиеся в эту эпоху, он вынул из маленького шкафчика коробочку, в которой были разноцветные лепешки. - Достаточно, - сказал он, - съесть одну, чтобы почувствовать себя другим человеком. На коробочке была надпись: "Конфекты а ля Ришелье"... Этот сановник часто прибегал к конфектам, не для себя, но чтобы расположить к себе женщин, на которых он имел виды, но боялся с их стороны сопротивления. Заставив их съесть этих конфект, он овладевал ими без хлопот; они имеют свойство возбуждать самых добродетельных и делать их страстными до сумасшествия в течение нескольких часов. Вернемся к маркизу де Саду. 21 июня 1772 года он уехал из замка де ла Коста, где жил с женой и тремя детьми, и отправился в Марсель. Его сопровождал лакей-наперсник, достойный своего господина. Неразлучный с ним, маркиз, окончив свои дела, отправился провести вечер в публичном доме. "Пансионерки" притона видели в посетителе прибыльного, серьезного гостя и высыпали к нему навстречу. В светлых, прозрачных костюмах они были похожи на нимф, во нимф марсельских - несколько тяжеловесных и жирных. Они стали занимать гостя, улыбаться, строить ему глазки. Они наперебой старались быть любезными, как умели, чтобы обратить на себя внимание знатного господина и побудить его сделать между ними выбор. Почтенная "хозяйка", распоряжавшаяся их судьбой, поощряла столь выгодное ей старание "пансионерок" благосклонным взглядом. В зале с выцветшими обоями и полустертой позолотой, с картинами на стенах, сюжетами которых было голое женское тело в вызывающих и скабрезных позах, сидел маркиз де Сад, самодовольный и пресыщенный. По его приказанию были поданы вино и ликеры, и в то время, когда женщины чокались и пили, он небрежно вынул из кармана коробочку с анисовыми копфектами и стал ими угощать красавиц. Эффект, на который он рассчитывал и для которого он явился, не заставил себя долго ждать, но проявился с такой силой, которая превзошла даже его ожидания. Бедные "жрицы продажных наслаждений", слишком привыкшие к "любви", чтобы она могла вызвать в них волнение, крайне удивились, ощутив давно исчезнувший пыл в крови. Под двойным влиянием дорогих вин и "страшного" снадобья зал переполнился вакханками, требовавшими объятий бесстыдными жестами и дикими криками. Одни, у которых жажда сладострастия подействовала на нервы, помутила разум, заливались горючими слезами. Другие демонически хохотали, а некоторые катались по полу и рычали, как собаки. Произошла отвратительная оргия, не поддающаяся описанию. Из дома, охваченного безумием, слышались дикие крики, продолжительные вопли, как бы вой затравленных зверей. Прохожие в ужасе останавливались. В щели неплотно прикрытых ставен сквозь густые занавески видны были мелькающие тени. Раздавались взрывы безумного хохота, рыдания и шум борьбы. Сбежался народ с соседних улиц. Пришедшие ранее, сами ничего не зная, разъясняли другим. Что происходило в этом доме, полном ужаса? Без сомнения, нечто страшное. Это было общее мнение, но никто не смел войти. И среди этой вакханалии маркиз де Сад чувствовал себя в прекрасном настроении духа. Он смеялся до упаду и впоследствии рассказывал об этом событии с особым удовольствием. Мало-помалу воцарилась тишина. Ранним утром маркиз де Сад, с осунувшимся лицом, беспорядочно одетый, появился на крыльце, поддерживаемый своим лакеем; толпа расступилась перед ним и пропустила его. На другой день в Марселе разнеслась молва, что какие-то вооруженные негодяи ворвались в публичный дом, силой заставили несчастных женщин съесть отравленные конфекты, что одна из этих женщин в горячечном припадке выбросилась в окно и сильно разбилась, две другие умерли или умирают. Истина была, конечно, менее драматична... Однако три дня спустя после отъезда из Марселя (30 июня) перед судом этого города маркизу было предъявлено обвинение в отравлении. Обвинение в таком тяжелом преступлении, лишенное всякой правдоподобности, было возведено лицом, не заслуживающим ни малейшего доверия: хозяйкой проституток, сообщницей их беспутства. Она заявила, что у одной из женщин уже несколько дней продолжается тошнота со рвотой и что она заболела после того, как съела довольно много конфект, предложенных ей посетившим ее иностранцем. Королевский прокурор предписал сделать осмотр и опрос свидетелей на месте. Другая женщина той же профессии показала, что мужчина, которого ей назвали маркизом де Садом, пристал к ней и предложил ей и ее подругам анисовые лепешки. Одна не пожелала их есть и бросила на пол, а отведавшие почувствовали себя дурно. Королевский прокурор приказал произвести обыск и отыскать анисовые лепешки. Две из них были найдены - они случайно сохранились после уборки, которую, по словам жалобщицы, произвели в тот же день. Судья вызвал экспертов, поручив им определить свойства этих находок и исследовать содержимое рвоты, собранной в герметически закупоренный стеклянный сосуд, опечатанный судебной печатью (1 июля). Были приняты, таким образом, все возможные меры для установления истины. Два аптекаря-химика после самого тщательного исследования, применив все способы, требуемые наукой, удостоверили отсутствие в конфектах мышьяка и других ядовитых веществ. Казалось бы, не осталось ни малейших намеков на преступление, судебное преследование потеряло почву. Нет, несмотря ни на что, оно продолжалось. Во время следствия другая женщина, из числа находящихся в публичном доме, обвинила маркиза де Сада и его лакея в противоестественном преступлении, жертвой которого была не она. Это новое обвинение, согласно закону, не могло вызвать судебного следствия без предварительной жалобы потерпевшей, но королевский прокурор не принял этого во внимание. Марсельский суд присудил маркиза к тяжелому наказанию, признав его виновным в двух преступлениях. Приговор был вынесен в отсутствие подсудимого. Его даже ни разу не допросили. Высшая судебная инстанция с необычайной быстротой утвердила приговор. На другой день после возмутительного приключения в публичном доме в Марселе, взволновавшем весь Прованс, маркиз де Сад счел за лучшее скрыться. Его жена, всепрощающая, преданная до героизма, сообщала беглецу о ходе процесса. Но "важные причины" заставили маркиза де Сада покинуть убежище, где он скрывался. Он решился на это, мало исправленный своими злоключениями, единственно для того, чтобы удовлетворить свою безумную страсть, которая была целью всей его жизни. Возмущенный преследованиями, заставлявшими его скрываться, он задумал отомстить судейским крючкотворам, совершив преступление, быть может, более возмутительное, чем все предшествовавшие. Маркиз не смирился с мыслью, что его свояченица, Луиза де Монтрель, ускользает из его сластолюбивых объятий. Имя Луиза фигурирует у него во многих пьесах "в качестве идеального образа любимой женщины; героинь с этим именем он наделял всеми добродетелями и высшими качествами. Его похотливое или, вернее, психически ненормальное воображение всегда ему рисовало в обворожительных красках блаженство обладания этой красивой и чистой девушкой. Теперь к блаженству обладания прибавился еще соблазн громкой бравадой проявить свое презрение и к общественному мнению, и к судьям. Луиза де Монтрель жила одна с несколькими слугами в Соманском замке, так как ее старшая сестра была в Париже, занятая великодушными и неутомимыми хлопотами за своего мужа. Образ жизни Луизы в имении был самый патриархальный. Замок был окружен садами и лесами, его украшали ручеек и маленькое живописное озеро - словом, в течение восьми месяцев в году этот уголок можно было назвать земным раем. Луиза де Монтрель вставала рано, интересовалась хозяйством, как добрая провансалька, читала роман под тенью любимого дуба и все-таки изредка вспоминала о клятвах и обещаниях своего маркиза, с которым уже давно прервала всякую корреспонденцию. В последнее время под влиянием скуки она перечитывала его страстные письма и мысленно переживала испытанные ею жгучие поцелуи. В жаркий июльский день на границах Прованса появилась обыкновенная почтовая повозка на высоких колесах. Закат солнца ярко освещал характерные черты лица с красивым профилем. Луиза уже легла в постель, когда услыхала осторожные шаги по коридору, ведущему в ее комнату. Испуганная, она вскочила с кровати. Дверь отворилось, на пороге появился муж ее сестры. Она не сразу узнала его, несмотря на то, что часто во время отсутствия его образ восставал в ее воображении и в сердце, которое не переставало принадлежать ему. Он упал к ее ногам. Сначала горе и угрызение совести, казалось, не позволяли ему произнести ни слова - он молчал, простирая к ней свои дрожащие руки. Затем он заговорил со слезами в голосе. Приготовившись заранее, он передал ей с деланным пафосом, не без эффектных фраз свое приключение в Марселе. Перед молодой девушкой, которая содрогалась - было ли это от отвращения или от любви? - он исповедовался в мельчайших подробностях своей скандальной жизни. Он обвинял себя во всем, он раскаивался и заявлял, что никого так не презирает, как самого себя. По счастью, день возмездия настал! Через несколько дней его постигнет жестокое наказание, но он считает его слишком легким. Один он не задумался бы подчиниться ему, так как заслужил его, но может ли он решиться обесчестить свою фамилию - с ним вместе взойдут на эшафот пять доблестных славных веков - и отдать палачу голову маркиза де Сада?! Нет, он сумеет избегнуть бесчестья, сам исполнит над собой приговор, который заслужил. При жизни он был в тягость всем своим близким, когда он умрет, о нем, быть может, поплачут. Луиза де Монтрель, взволнованная, с глазами, полными слез, молча слушала его. Она слушала также и свое сердце, которое защищало виновного. Конечно, он совершал ошибки, даже преступления, но делал это из-за нее, чтобы отомстить за насильственную разлуку с ней. Каждое из его преступлений - доказательство его любви, думала Луиза. Она одна имеет право, даже обязанность ему простить их. И она любит его больше, чем когда-нибудь. Она любит его за кроткую и печальную исповедь перед нею, за опасности, которым он подвергался, и за те плотские желания, которые он разбудил в ней своими рассказами. Зачем он говорит о смерти? - Надо бежать, бежать без промедления, - наконец произнесла она дрожащим голосом. - Да! - воскликнул он, как бы опьяненный. - Бежать, но вместе, так как жизнь без вас для меня невозможна. Я застрелюсь, если вы меня покинете. Спасите меня! Она пробовала сопротивляться, но так как любила, то была побеждена. Он увел ее, дрожащую, потрясенную волнением, страхом, в спальню. Все его намерения осуществились... Маркиз, осыпая Луизу поцелуями, одел ее. Она сопротивлялась лишь для самооправдания, не более... У дверей замка их ожидала почтовая карета. Подхватив стройную женщину, маркиз усадил ее в карету и велел трогать. Сильные лошади увезли любовников. "Похищенная" была почти без чувств <Поль Лекруа прибавляет следующие подробности. Бедная девушка сидела молча в глубине кареты; темнота ночи, озаряемая лишь несколькими факелами, скрывала краску стыда на ее лице. - Прощайте, господа, - весело сказал маркиз свидетелям похищения. - Следуйте моему примеру в покаянии: я устрою себе пустыню в Италии и буду поклоняться высшему богу - любви.>.  В Миоланском замке  Любовники бежали в Италию. В течение нескольких месяцев, останавливаясь в небольших городах, они объехали Пьемонт. Маркиз де Сад достиг полноты своих желаний и счастья, которое ему доставило обладание чистой девушкой. Луиза де Монтрель старалась волнением страсти и бродячей жизнью заглушить угрызения своей совести. Она не достигла этого. Она не переставала думать беспрестанно о своей матери, пораженной ее бегством, о своей доверчивой сестре, в отношении которой она сделалась предательницей. Среди удовольствий на каждом шагу, в стране, где прелесть видов и яркая синева неба - все говорит о любви, она не могла изгнать из воспоминаний прошлого, и горечь его отравляла лучшие часы увлечения. Каприз пли, быть может, бессознательное желание приблизиться к Франции привели любовников в ноябре в Шамоери. Они поселились сначала в гостинице "Золотое яблоко", а затем, чтобы избежать любопытства местных жителей, в сельском домике в окрестности. Они редко выходили из дому. Маркиз де Сад, без сомнения, был предупрежден, что сардинская полиция с некоторого времени напала на его след и будет довольно трудно скрыться от нее. В первых числах декабря маркиз де Сад был арестован плац-майором Шамбери. Луиза де Монтрель получила приказ вернуться во Францию <Поль Лекруа утверждал, что она умерла в Италии, двадцати одного года, на руках у маркиза. В действительности же она вернулась в Прованс, провела некоторое время в монастыре, и семья кончила тем, что простила ее.>, а маркиз отправлен в замок Миолан. Для любителя живописных мест - но маркиз де Сад, вероятно, не был им: в его время любоваться природой было не в моде - Миоланский замок представлял в 1772 году особую прелесть. Замок был построен в долине Изера, между Монмельаном и Койфланом, на уступе горы. С этого горного уступа, как бы предназначенного природой сторожить всю страну, виднелись зеленые леса, лента полей и виноградников, окаймленная серебряным поясом реки Изер, а далее на горизонте возвышалась та часть Альп, которая отделяет Мориену от Дофине. Маркиз де Сад был заключен 8 декабря 1772 года. На другой же день комендант замка г. де Лонай предложил ему подписать следующее обязательство: "Я обещаю и даю честное слово, что, арестованный сего числа в замке Миолан, буду исполнять все приказания, которые мне будут отданы господином комендантом, и ничем не нарушу его запрещений, не сделаю никаких покушений к побегу, не выйду из сторожевой башни замка и не позволю делать этого моему слуге, разве буду иметь на это особое разрешение, в чем и подписуюсь. Миолан, 9 декабря 1772 г. Маркиз де Сад". Во время его прогулок караульный солдат не должен был выпускать его из виду, когда же он входил в башню, тот же караульный обязан был следовать за ним и запирать дверь на ключ. На ночь его помещение тоже запиралось. Родственники маркиза, его жена, теща (последнюю нисколько не трогало его заключение, да она, как кажется, его и устроила) жаловались, что к нему относятся с недостаточным вниманием, и послали к графу де ла Мрамора, сардинскому посланнику в Париже, для передачи графу де ла Тур, генерал-губернатору Савойского герцогства, памятную записку, из которой мы приведем самые интересные места: "Семейство маркиза и маркизы де Сад, узнав о задержании маркиза де Сада в Миоланской крепости, умоляет его превосходительство графа де ла Тур, чтобы этому дворянину оказывали должное внимание и чтобы ему было доставлено по возможности все, что может пожелать человек его происхождения в том положении, в каком он находится, конечно, не в ущерб его здоровью и не для облегчения побега, если бы он на него покусился. Желательно было бы также, чтобы его настоящее имя не было никому известно, кроме его превосходительства графа де ла Тур. Несчастное дело, обстоятельства которого были сильно преувеличены, наделало шуму и породило досадные предубеждения, сгладить которые может только время. Это и заставляет желать, чтобы место его убежища не было известно и чтобы он значился в крепости под именем графа де Мазан..." На эту памятную записку генерал-губернатор Савойского герцогства ответил запиской, в которой, в пределах полученных им инструкций, обещает удовлетворить желание влиятельной фамилии. Комендант отвел узнику помещение вполне удобное в это время года и вместе с тем вполне гарантирующее невозможность побега. Обойщик из Шамбери доставил кровати, матрацы, столовое и постельное белье, столы, стулья и другие необходимые вещи. Лакей маркиза тоже находился в башне и не имел права из нее выходить; солдатам было строго запрещено исполнять какие-либо поручения для барина и для лакея без согласия коменданта, который не позволял заключенному ни получать, ни отсылать ни одного письма, которые бы он раньше не прочел... Маркиза де Сад удалилась в монастырь кармелиток в предместье Св. Якова. Оттуда она писала письмо за письмом с ходатайством в пользу заключенного. Она узнала, что 8 января он заболел, страдая почти беспрерывными бессонницами, и что к нему был призван врач. 21 января она жалуется коменданту замка, что необходимые льготы для больного - кстати сказать, вероятно, он был мнимым больным - не были ему предоставлены, и грозит сообщить об этом французскому посланнику в Сардинии. В то время, как жена старалась защитить его, маркиз де Сад вел в Миолане жизнь хотя и лишенную некоторых удобств, но далеко не скучную. С первого момента своего заключения он только и думал о том, как бы освободиться, пусть и без согласия своих тюремщиков. "Я испытывал и изучил этого господина, - писал г. де Лонай графу де ла Тур 5 февраля 1773 года, - и не нашел в нем ничего серьезного - все его мысли направлены на возможность бегства; кроме предложений, которые он мне делал, он распорядился ра