часто мешает гордость. (Прим. автора)}. Разве мы не видели, разве не чувствовали, что жестокость в преступлении нравится Природе, коль скоро только таким путем она регулирует количество наслаждения, которое доставляет нам преступление. Чем оно ужаснее, тем больше им наслаждаешься; чем оно чернее и отвратительнее, тем больше нас возбуждает. Вот так непостижимая Природа требует порочности, гнусности, жестокости в поступках, к которым нас подталкивает; она хочет, чтобы мы украсили их всеми теми атрибутами, которыми она сопровождает великие бедствия и эпидемии, поэтому оставьте все сомнения, презрите нелепые законы человечности и идиотские установления, которые сковывают нас, и бесстрашно творите то, к чему зовет вас священный голос Природы, зная, что он всегда противоречит абсурдным принципам человеческой морали и гнусной цивилизации. Неужели вы полагаете, будто цивилизация или мораль сделали людей лучше? Отнюдь: и та и другая только испортили человека, подавили в нем зов Природы, который делал его свободным и жестоким; отчужденный от нее, весь род человеческий погрузился в болото разложения, его врожденная жестокость превратилась в подлую хитрость, и от этого зло, которое творит человек, сделалось еще опаснее для его собратьев. Коль скоро должен он творить его, коль скоро оно необходимо и угодно Природе, дайте человеку эту возможность, дайте ему право поступать так, как ему больше нравится, и пусть он предпочтет жестокость подлости, ибо в этом больше естественности и, если угодно, благородства. Я не устану повторять: никогда ни один умный народ не возводил убийство в категорию преступлений, ведь чтобы признать его преступлением, в нем должен присутствовать факт разрушения, чего на самом деле нет, как мы уже убедились. Кроме того, убийство - это не более, чем изменение формы, которое не приводит к нарушению ни закона трех царств, ни закона Природы, но напротив того, служит им {Изменение, которое мы наблюдаем в материи, лучше назвать восстановлением или трансформацией, т. к. материя, принимая различные формы, не уменьшается, не расходуется, не портится и не разлагается; возможно, одна из главных причин ее стойкости заключается в кажущихся разрушительных эффектах, которые на деле делают ее более гибкой и предоставляют ей большую свободу образовывать новые, еще более изощренные формы. В конце концов материя не разрушается, претерпевая изменения, так же, как восковой кубик, который вы расплавляете в круглую форму, не разрушается, а лишь меняет свою форму. (Кстати, этот пример приводит Вольтер.) Нет ничего более естественного, чем эти бесконечные возрождения, как нет ничего удивительного в повторном рождении. Куда бы вы ни обратили свой взгляд, вы всюду встретитесь с возрождением: гусеница возрождается в виде бабочки, апельсиновое зернышко, брошенное в землю, - в виде апельсинового дерева, погибшие животные - в виде травы, овощей, червей, иными словами, в виде корма для других животных и тем самым становятся частью их субстанции и т. д. и т. п. (Прим. автора)}. Так разве можно наказывать человека за то, что он несколько преждевременно разлагает на составные части кусочек материи, который, в сущности, для того и предназначен и который из тех же самых элементов образует новые соединения: чем скорее вы убьете муху, тем скорее появится на свете какой-нибудь турецкий паша, а если пощадите таракана, одним архиепископом на земле будет меньше. Следовательно, нет ничего дурного или злодейского в том, чтобы разложить на элементы чью-нибудь плоть и получить средство для создания тысячи насекомых за счет пролития крови в более крупном животном, именуемом человеком. Короче говоря, убийца - такое же естественное явление, как война, голод или холера; это - средство, которое имеет в своем распоряжении Природа и которое ничем не хуже других враждебных нам сил. Таким образом, когда кто-то осмеливается заявлять, что убийца оскорбляет Природу, я считаю это такой же нелепостью, как, скажем, утверждать, что холера, голод или война оскорбляют Природу или совершают преступление, ибо разницы здесь я не вижу. Но мы же не можем выпороть или сжечь, или заклеймить каленым железом, или повесить ни холеру, ни голод, между тем как это можно сделать с человеком: именно поэтому его признают виновным. Вообще сплошь и рядом мы видим, что вина определяется не серьезностью проступка, а степенью уязвимости преступника, вот почему богатство и высокое положение всегда правы, а нищета всегда оказывается виновной. Что же касается до жестокости, ведущей к убийству, можно с уверенностью сказать, что это одна из самых естественных наклонностей человека, к тому же одна из самых усладительных и приятных, которые он получил от Природы; жестокость в человеке - не что иное, как выражение его желания проявить свою силу. Она сквозит во всех его делах и словах, во всем его образе жизни; порою она маскируется воспитанием, но очень быстро эта маска спадает, и тогда она проявляется с новой силой в самых разных формах. Сильный трепет, который мы ощущаем при мысли о жестоком преступлении и во время его свершения, является убедительнейшим доказательством того, что мы рождены служить слепыми орудиями законов трех царств и промысла Природы и что, как только отдаемся своему порыву, сладострастие проникает в наш организм через все поры. Поэтому надобно награждать убийцу, а не наказывать: запомните, что ни одно преступление на свете не требует такой силы и энергии, такого мужества и ума, как великое дело убийства. Существуют тысячи ситуаций, когда умному правительству следовало бы использовать только наемных убийц... Тот, кто знает, как подавить вопли своей совести и играючи обращаться с чужой жизнью, уже готов к самым великим деяниям. Одному небу известно, сколько в мире людей, которые добровольно становятся преступниками просто потому, что недальновидное правительство игнорирует их дар и не употребляет его в дело; в результате несчастные погибают, на колесе за поступки, которые могли бы принести им почет и уважение. Все эти Александры Великие, все эти маршалы - и Тюренн и Саксонский {Знаменитые полководцы.} и прочие - могли бы сделаться разбойниками с большой дороги, если бы высокое происхождение и улыбка фортуны не устелили им лаврами путь к славе. И, конечно же, все эти Картуши, Мандрены и Дерю {Знаменитые воры и разбойники во Франции того времени.} стали бы великими людьми, если бы правительство знало, как использовать их талант. Это же верх самой вопиющей несправедливости! Существует множество хищных зверей - лев, волк, тигр, - которые живут только убийством и не признают никаких законов, кроме своих собственных; в то же время в мире встречаются и другие животные, которые занимаются таким же делом, удовлетворяя не голод, а другую страсть, и их называют преступниками! Мы часто жалуемся на тех или иных диких зверей, которые кажутся нам опасными или приносят нам вред, но мы со вздохом приговариваем, исходя из здравого смысла: "Да, это ужасное и опасное создание, но оно полезное: Природа ничего не создает без надобности, возможно, этот зверь вдыхает какой-то воздух, который в противном случае мог отравить нас, или поедает насекомых, представляющих для нас еще большую угрозу". Давайте же рассуждать так же здраво и в отношении других животных и видеть в убийстве только руку, направляемую непреложными законами, руку, которая служит Природе и через преступления, какими бы чудовищными их ни считали, действует ради каких-то неизвестных нам целей или же предотвращает несчастья, в тысячу раз более ужасные, нежели те, что она творит. "Софистика! Голая софистика! - завопят глупцы, услышав мои слова. - На самом деле убийство оскорбляет Природу, и тот, кто его совершил, будет терзаться до конца своих дней". Так могут рассуждать только круглые идиоты. Убийца терзается совсем не потому, что поступок его плох сам по себе, и в тех странах, где убийство пользуется почетом, он не терзается - будьте уверены в этом... Разве воин рыдает над поверженным врагом? Единственное неприятное чувство, которое мы испытываем при убийстве, вызвано его запретностью; у каждого человека в жизни бывают моменты, когда сердце его сжимается от страха перед вполне обычным поступком, если в силу каких-то обстоятельств он подпадает под запрет. Например, прибитый к дверям знак, запрещающий вход, кого угодно заставит ощутить неприятный холодок в спине, хотя человек и не видит ничего дурного в том, чтобы переступить порог. То есть страх этот порождается только фактом запрета, а не самим поступком, в котором может и не быть ничего преступного. Малодушие - кратковременное чувство вины и страха, сопровождающее убийство, - проистекает только из предрассудка и никоим образом не связано с реальностью. Но представим на минуту, что ветер подул в другую сторону, что меч правосудия поражает то, что совсем недавно называлось добродетелью, а закон вознаграждает преступление, и вы увидите, как добродетельные будут трястись от страха, а злодеи вздохнут спокойно, хотя и те и другие будут продолжать заниматься своим любимым делом. В таких случаях Природа безмолвствует, возмущенный голос, грохочущий в нашей душе, принадлежит предрассудку, с которым легко справиться, если приложить немного усилий и иметь желание. Однако существует некий священный орган, чей проникновенный шепот мы слышим прежде, чем раздадутся голоса заблуждения или воспитания; этот таинственный голос напоминает нам о нашей связи с первичными элементами и подталкивает нас к гармоничному слиянию этих элементов и их сочетаний в новую форму, которую выбирают сами эти элементы. Этот голос - негромкий и неназойливый - не вдалбливает в нас божественные проповеди, не напоминает нам о кровных узах или общественных обязанностях, которые насквозь фальшивы, но изрекает одну только правду. Между прочим, тот голос не внушает нам поступать с другими так, как мы хотим, чтобы поступали с нами, и если мы внимательно прислушаемся к нему, окажется, что он говорит нам нечто противоположное. "Помните, - говорит нам Природа, - всегда помните: все зло, которое вы наносите ближнему, воздается вам добром и сделает вас счастливым; законы мои гласят, что вы должны истреблять друг друга и без конца и без раздумий вредить ближнему своему. Поэтому я вложила в вас неистребимую потребность творить зло, ибо я желаю вам добра. Пусть ваши близкие - отец, мать, сын, дочь, племянница, жена, сестра, муж, друзья ваши - будут для вас не дороже, чем самый последний червь, ползающий по земле; все эти связи, обязанности, привязанности придуманы не мною, но порождены слабостью, воспитанием и безумием, ко мне они не имеют никакого отношения; вы можете нарушать и попирать их, презирать и отменять их - меня это не касается. Вы - такое же творение мое, как бык, осел, артишок или вошь; всем вам я дала способности - одним больше, другим меньше, - и каждый из вас должен сполна использовать свои собственные. Однажды покинув мое чрево, вы больше мне не принадлежите, и я не отвечаю за ваши поступки. Если вы пребываете в добром здравии и размножаетесь - меня это не волнует, если вы истребляете и себя и себе подобных, если вы, употребляя ваши способности, сметете с лица земли все три царства и опустошите ее, и ничего на ней не останется, я буду безмерно рада, ибо в свою очередь смогу использовать атрибуты своего могущества и свою способность созидать, плодить новых существ, которой лишило меня ваше проклятое потомство. Прекратите творить, уничтожьте все сущее - вы ни в малейшей степени не нарушите мой замысел и мой промысел. Но что бы вы ни делали - уничтожали или созидали - в моих владениях ничего от этого не убудет; лист, упавший с дерева, так же полезен для меня, как и могучие кедры, растущие в лесах ливанских, и питающийся падалью червь ничуть не хуже в моих глазах, нежели самый могущественный король на земле. Поэтому крушите или созидайте по мере сил и возможностей ваших: завтрашнее солнце взойдет на прежнем месте, миры, которые я бросила в бесконечное пространство, будут продолжать свой бег по своим орбитам, а если вы разрушите все, если все три царства будут уничтожены вашей порочностью и не смогут восстать из праха, утратив свою способность к взаимному воспроизводству, ну что ж - уничтоженные предательской рукой, они будут заново воссозданы мною, я вновь сотворю их, и будет на земле так же, как было до сих пор. Таким образом, мне по душе самые грандиозные, самые чудовищные и самые жестокие злодеяния. Вот каковы законы Природы, Жюльетта; это единственные законы, которые она продиктовала, единственные, угодные ей законы, и нарушать их мы не имеем права. Если же люди придумывают свои, остается лишь посмеяться над их глупостью, но даже если приходится подчиняться им, мы не должны становиться жертвой человеческой глупости - мы должны освободиться от предрассудков и не упускать ни единой возможности мстить за вынужденное унижение самым изощренным надругательством над придуманными законами. Жалеть следует лишь о том, что Природа не дала нам столько талантов и столько способностей к злодейству, сколько нам бы хотелось. Вместо того, чтобы благодарить нашу неразумную праматерь за то, что она предоставила нам такую куцую свободу для осуществления необъятных желаний, внушенных ею же, мы должны проклинать ее в глубине души за то, что она ограничила наши возможности исполнять ее волю. Мы должны обратиться к ней с такими словами: "О Ты, неразумная и тупая сила, случайно породившая меня, Ты, которая швырнула меня в этот мир с тем, чтобы я оскорблял Тебя, зачем Ты вдохнула в мою огненную душу страсть к безграничным преступлениям и наделила меня такими скудными средствами и возможностями? Я с радостью готов повиноваться Тебе, ибо Ты требуешь от меня ужасов - и ужасов жаждет моя душа, - если только я буду иметь силы, которых Ты, по собственному неразумию, дала мне недостаточно. Даже уничтожив все создания, населяющие землю, все равно я не выполню своего предназначения, потому что этим послужу только Тебе, жестокая Мать, между тем как я жажду отмщения - жажду отомстить Тебе за то, что Ты, движимая глупостью или коварством, никогда не позволяешь людям воплотить в дела ужасающие желания, которые Ты в них пробудила". - А теперь, Жюльетта, - продолжал первосвященник, - я хочу привести вам несколько примеров, которые покажут, что всюду и во все времена человек наслаждался разрушением, а Природа - тем, что позволяла ему делать это. В области Каподимонте существовал такой обычай: если женщина рожала двойню, муж сразу душил одного из детей. Всем известно, как обращаются со своими детьми арабы и китайцы: в живых оставляют примерно половину, остальных убивают, сжигают или топят - главным образом девочек. Такая же страшная участь уготована новорожденным на Формозе. Мексиканцы никогда не отправляются в военный поход, не принеся перед этим в жертву детей обоего пола. Японским женщинам позволяется делать аборты, когда они захотят, и никто не требует от них отчета за их потомство {Наказание матерей за детоубийство - это беспримерная жестокость. Кто же волен распоряжаться детьми, как не та, что носила их в своем чреве? Если на земле и существует неоспоримая собственность, она заключается именно в этом, и в высшей степени неразумен закон, который запрещает женщине реализовать свое право. В самом деле, как можно наказывать несчастное создание просто за нежелание продлить свое существование в потомстве? Но еще более нелепым является обычай казнить мать за убийство своего ребенка: когда преступление совершается, на свете одним существом становится меньше, когда оно наказывается - мы лишаемся сразу двоих. Неужели нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это? Ах, как мудры наши законодатели! И мы до сих пор оставляем эти законы в силе! (Прим. автора)}. Во дворце калькуттского короля есть железное кресло, в которое по праздникам усаживают ребенка, под ним разводят большой костер, и жертва сгорает дотла. Римляне никогда не карали смертью за убийство, и императоры долгое время следовали закону Суллы, который приговаривал убийц всего лишь к штрафу. На острове Минданао {Один из Филиппинских островов.} такое преступление возводится в дело чести; если человек предоставляет доказательство своего преступления, его зачисляют в категорию мужественных и дают право носить почетную красную ленту. У жителей Никарагуа такое право можно было заслужить несколькими убийствами: требовалось уничтожить семерых, чтобы получить красный тюрбан. На берегах Ориноко матери топят своих детей в реке, едва те появляются на свет. В королевстве Зопит и Трапабания {Древние государства в Африке.} отцы перерезают горло детям любого пола, когда они им надоедают или начинают приобретать уважение окружающих. На Мадагаскаре родители бросают на съедение диким зверям своих детей, родившихся во вторник, четверг и пятницу. В Восточной Римской империи отец мог убить ребенка любого возраста, если тот вызывал его недовольство. Из некоторых глав Пятикнижия мы узнаем, что отец обладал правом на жизнь и смерть своих детей. Законы у парфян и армян позволяли отцу убивать своего сына и даже дочь, когда они достигали брачного возраста. Такой же обычай Цезарь обнаружил у галлов. Царь Петр обратился к своим подданным с воззванием, суть которого заключалась в том, что согласно всем законам - человеческим и небесным - отец имеет беспрекословное право на жизнь и смерть своих детей и может осуществлять его без разрешения и в любое время. Как только этот декрет был обнародован, Петр сразу начал проводить его в жизнь. Вновь избираемый вождь галласов {Африканское племя, жившее на территории нынешних Судана и Эфиопии.} должен был доказать свою доблесть набегом на Абиссинию и, только совершив множество преступлений, получал право на свой пост. Он должен был грабить, насиловать, калечить, истреблять, жечь; чем ужаснее были его подвиги, тем больше была его слава. Каждый год египтяне приносили в жертву Нилу юную девственницу. Когда же их сердца охватила жалость и они решили покончить с этим обычаем, благотворные разливы реки прекратились, и Египет столкнулся с голодом. Воинственный народ не должен отказываться от принесения в жертву людей, если оно представляет собой яркое зрелище. Рим был владыкой мира, пока римляне любили такие спектакли, и погрузился в упадок, а затем в рабство, когда вошла в моду христианская мораль, согласно которой грешно любоваться убийством людей. Однако за аргументом последователей Христа стояла не гуманность, а страх того, что звезда идолопоклонничества вновь воссияет над Европой и они сами могут оказаться жертвами своих противников. Вот почему эти мошенники проповедовали милосердие, вот почему они сочинили нелепый миф о братстве. Нашлись и другие народы, которые приняли эту мораль и которых иначе как трусливыми или сумасшедшими не назовешь. Почти все дикари Америки истребляли своих стариков, когда те становились беспомощными; кстати, это был настоящий акт добросердечия со стороны сына, и больной и немощный отец проклинал его, если тот не осмеливался сделать это. В далеких южных морях есть остров, где женщин убивают, когда они уже не могут рожать, как бесполезных созданий, и в самом деле, на что они еще годятся? Народы варварских стран не знают законов, карающих за убийство жен и рабов. Ни в одном восточном гареме не возбраняется убивать женщин, ибо всегда можно купить свежих. На острове Борнео существует поверье, что все, кого вы истребите, будут вашими рабами в следующем мире, поэтому если вы хотите, чтобы вам лучше прислуживали после вашей смерти, вы должны совершить больше убийств при жизни. Когда жители Караскана в Тартарии встречали чужестранца, обладавшего умом, богатством и благородным обликом, они убивали его, чтобы завладеть его качествами и передать их своему потомству. В королевстве тангутов {Тангуты - одна из народностей Тибета.} есть такой обычай: юноша берет кинжал и на несколько дней удаляется из родных мест для того, чтобы убивать любого встречного, без разбору и жалости; считается, что павшим от его руки гарантируется величайшее счастье в другой жизни. В княжестве Кахао {Город в Бирме.} есть профессиональные убийцы, которых всегда можно нанять: если вы хотите свести с кем-нибудь счеты, вы выкладываете определенную сумму и можете больше ни о чем не беспокоиться. Это напоминает мне историю Великого Старца, жившего в горах, которая, может быть, вам неизвестна. Этот принц держал в своих руках жизнь всех мелких соседних суверенов, ему было достаточно отправить убийцу к любому из них. и посланец неукоснительно выполнял его поручение. Будьте уверены, что профессиональные убийцы есть и в Италии, и мудрое правительство смотрит на них сквозь пальцы, потому что не претендует на исключительное право распоряжаться человеческой жизнью. В давние времена в Зеландии {Провинция в Голландии.} каждый год девяносто девять мужчин приносились в жертву местному божеству. Когда карфагеняне видели у стен города врага, они умертвляли две сотни детей, выбранных из самых знатных семейств, ибо один из законов гласил, что Сатурн принимает только представителей высшей касты. Штрафом облагались матери, которые во время этой церемонии обнаруживали хотя бы малейшие признаки жалости, и убийство совершалось на их глазах. Вот вам пример мудрого народа, который заклеймил позором сентиментальность! Один северный король, чье имя я запамятовал, уничтожил девятерых своих детей с единственным намерением продлить таким способом свою жизнь. И не надо осуждать этот каприз - он заслуживает лишь снисходительной улыбки, так как предрассудки простительны, когда они доставляют удовольствие. Шу-Ум-Чи, отец последнего китайского императора, приказал убить тридцать мужчин на могиле своей любовницы, чтобы она с миром перенеслась в рай. Во время своего последнего путешествия на Таити Кук обнаружил останки человеческих жертвоприношений, которых не заметили предыдущие путешественники. Когда Ирод, царь иудейский, лежал на предсмертном одре, он повелел созвать на ристалище в Иерихоне всех еврейских вельмож, и его сестра Саломея должна была умертвить их всех до единого в тот момент, когда он испустит дух, чтобы скорбь была всеобщей и чтобы евреи, оплакивая своих друзей и родственников, проливали слезы и над его прахом. Как сильна должна была быть эта страсть, продленная за пределы жизни! Правда, приказ Ирода не был выполнен. Собственной рукой Магомет II отрубил голову своей любовнице, желая показать солдатам, что его сердце невозможно смягчить даже любовью, а перед тем он провел ночь в объятиях Ирины и удовлетворил свои желания {Вот теперь эта история становится объяснимой. (Прим. автора)}. Этот же властелин, заподозрив, что одна из его наложниц стащила огурец в его огороде, выстроих их и одной за другой вспарывал животы до тех пор, пока не обнаружил пропажу в потрохах виновницы... Когда он заметил какие-то ошибки в картине, изображавшей усекновение главы Иоанна Крестителя, Магомет приказал обезглавить раба, чтобы доказать Беллини, венецианскому художнику, автору картины, что тот неверно изображает натуру, и сказал ему. "Смотри, как выглядит отрубленная голова". Этот великий человек и философ, убежденный, что подданные существуют только для утоления страстей властелина, приказал привязать к фашинам сто тысяч обнаженных рабов и рабынь и бросить их в крепостной ров перед стенами Константинополя, когда осаждал этот город. Абдулькар, генерал короля Визапура, имел гарем с двенадцатью сотнями жен; когда он получил приказ отправиться с войском на поле битвы, опасаясь, что в его отсутствие женщины не будут хранить ему верность, он велел перерезать им горло накануне отъезда. Проскрипции Мариуса и Суллы - шедевры жестокости; Сулла, истребивший добрую половину Рима, умер спокойной смертью в своем доме в окружении преданных людей. Попробуйте теперь сказать, что Бог все видит и наказывает злодеев! Нерон приказал предать смерти десять или двенадцать тысяч душ на арене цирка за то, что кто-то из горожан - так и не узнали, кто именно - оскорбил одного из его возничих. Именно во время его царствования обрушился амфитеатр в Пранесте, что вызвало гибель еще двадцати тысяч человек; нет никаких сомнений в том, что сам император устроил эту дьявольскую шутку. Коммод жестоко расправлялся с римлянами, которые интересовались историей жизни Калигулы; он бросал их на съедение хищным зверям. Во время своих ночных прогулок он забавлялся тем, что убивал прохожих или же приказывал схватить десятка два несчастных, затем, вооружившись жезлом или дубинкой, убивал их ради развлечения. Восемьдесят тысяч римских пленников, которых истребил Митридат, Сицилийская Вечерня {Восстание в Сицилии в 1282 г., жестоко подавленное.}, кровавая Варфоломеевская ночь, не менее кровавые крестовые походы, восемнадцать тысяч обезглавленных герцогом Альба ради утверждения в Нидерландах религии, которая осуждает кровопролитие, - и сколько еще можно привести примеров, доказывающих, что преступлениями всегда движут страсти. Константин, этот суровый римский император, так любимый христианами, казнил своего зятя, племянников, свою жену и своего сына. Туземцы Флориды разрывают своих пленников на куски и к этой пытке иногда добавляют другую, очень изощренную, заключающуюся в том, что в задний проход жертвы вонзают стрелу, которая выходит из плеча. Никто не сравнится в жестокости с индейцами: все племя должно участвовать в жестоких развлечениях и забивать осужденных до смерти, при этом всех заставляют петь. Еще одна утонченная жестокость - лишать людей права оплакивать своих близких. Так же жестоко дикари поступают с пленниками: у них вырывают ногти и груди, ломают пальцы, сдирают кожу, протыкают гениталии, причем этими пытками, как правило, занимаются женщины, и они делают все возможное, чтобы превратить последние минуты несчастных в ужасные страдания, и наслаждаются этим. Да разве любой ребенок не являет собой пример жестокости, которая порой удивляет взрослых? Его поведение показывает, что жестокость - естественное свойство; посмотрите, как он истязает птенцов и еще радостно смеется, видя конвульсии бедной птички. Аборигены Маори - не единственные, кто поедает своих врагов; другие дикари кормят ими собак. Некоторые вымещают злобу на беременных женщинах, распарывают им животы, вытаскивают оттуда младенцев и вышибают им мозги о материнскую голову. Герулы - одно из древнегерманских племен - приносили в жертву всех пленников, захваченных в бою; скифы довольствовались тем, что убивали каждого десятого. А как давно перестали французы истреблять своих пленных? После битвы при Ажинкуре - которая стала черным днем для Франции - Эдуард истребил всех пленников поголовно. Когда Чингисхан захватил Китай, он приказал уничтожить на своих глазах два миллиона детей. Почитайте жизнеописания двенадцати Цезарей у Светония, и вы узнаете о тысячах жестокостей такого рода. В Малабаре настолько сильно презирают касту Пули, что могут безнаказанно убить первого встреченного представителя этой касты. Если малабарец желает поупражняться в стрельбе из лука, он выбирает мишенью любого пулийца независимо от пола и возраста. Русские, датские и польские дворяне имели право убивать своих крепостных при условии, что оставят на мертвом теле монету: вот истинная цена человеческой жизни, жизни любого человека; кроме того, деньги хоть как-то возмещают ущерб, между тем как кровавая месть ничего не дает, и закон "lex talionis" {"Закон возмездия" (лат.).} - отвратительный закон, ибо убийца иногда имеет причину для своего преступления, а недалекие служители Фемиды не имеют никакого мотива для жестокого наказания. Пусть они ответят на такой вопрос: - Какое преступление вы усматриваете в убийстве? В том, что кого-то лишили жизни? Только и всего? Да, я отнял жизнь у человека, но что если он сам совершил множество преступлений, и, убив его, я выполнил волю закона, а если я и совершил неправедное дело, то разве не то же самое делает закон? Так что выбирайте: либо невиновен тот, кто убивает преступника, либо безнравственен закон, убивающий того же преступника. В самых разных странах и во все века истребляли рабов на могилах хозяев. Неужели, на ваш взгляд, эти народы видели нечто преступное в убийстве? Кто подсчитает число индейцев, которых уничтожили испанцы в эпоху завоевания Нового Света? Только перетаскивая грузы завоевателей, за один год погибли двести тысяч. Октавиан истребил триста человек невинных в Перудже по случаю празднования годовщины смерти Цезаря. Один калькуттский пират захватил португальскую бригантину; он взял ее на абордаж, когда вся команда спала, и всем перерезал горло за то, что они осмелились вздремнуть, как он пошутил, во время налета. Фаларис {Тиран Агридженте (6 век до н. э.).} обыкновенно заточал людей в бронзового быка, устроенного таким образом, что вопли узников усиливались многократно. Весьма своеобразная пытка, и каким воображением должен был обладать тиран, который придумал ее! Франки могли свободно распоряжаться жизнью своих жен. Король Авы {Древняя столица Бирмы, один из самых богатых городов Востока в XVIII веке.} как-то раз узнал, что кучка его подданных отказалась платить налоги; он приказал арестовать несколько тысяч и сжечь их на огромном костре, поэтому в государстве сталь просвещенного монарха никогда не было никаких революций. Властителю Романьи доложили, что город Падуя восстал против него, тогда он заковал в цепи одиннадцать тысяч строптивых горожан и на общественной площади предал их самой мучительной смерти. Одна из многих жен короля Ахема3 вскрикнула во сне и разбудила остальных; в гареме началась суматоха, монарх захотел узнать причину шума, но никто не мог дать удовлетворительного ответа, тогда он велел пытать все три тысячи женщин; он подверг их мучительным испытаниям и снова не получил ответа; после этого им отрубили обе руки и обе ноги и бросили тела в пруд. Подобная жестокость, несомненно, высекает яркие искры похоти в душе тех, кто этим занимается {Древнее малайское королевство.}. Одним словом, убийство есть страсть, такая же страсть, как карточная игра, вино, мальчики и женщины, и когда она превращается в привычку, обойтись без нее уже невозможно {Однако довольно таких ребяческих примеров, дорогой Браски, представьте нам более широкое полотно. Подумайте только: проскрипции иудеев, христиан, Митридата, Мариуса, Суллы, триумвиров, жуткие злодеяния Феодосия и Теодоры, ужасы крестоносцев и инквизиторов, бесчинства тамшшеров, Сицилийская бойня, резня в ночь Святого Варфоломея, резня в Ирландии, в Пьемонте, в Севеннах, в Новом Свете - всего двадцать три миллиона трупов, из них двадцать миллионов погибших только из-за своих убеждений! Люди, влюбленные в убийство, всегда найдут повод для истребления других людей. (Прим. автора)}. Ничто не возбуждает нас так, как она, ничто не сулит столько наслаждений, и никогда она не надоедает; препятствия только придают ей дополнительный аромат, а вкус к ней доходит до фанатизма. Вы хорошо знаете, Жюльетта, каким чудесным образом жестокость сочетается с распутством и какой терпкий привкус она придает ему. Она оказывает мощное воздействие на разум и на тело одновременно, она воспламеняет все чувства, возносит душу в небеса. Она производит смятение в нервной системе, более сильное, нежели любой другой сладострастный предмет, мы наслаждаемся ею неистово и безгранично, и наслаждение это переходит в экстаз. Мысль о ней щекочет наше воображение, ее свершение электризует нас, воспоминание о ней вдохновляет, и мы постоянно испытываем огромное, всепоглощающее желание повторить ее. Чем больше мы знаем будущую жертву, тем больший интерес она в нас вызывает, чем ближе она нам, чем священнее узы, соединяющие нас, тем сильнее наше искушение уничтожить ее. Здесь появляется утонченность, как это случается со всеми удовольствиями; если здесь присутствует личный момент, исчезают все границы, жестокость возводится в самую высокую степень, ибо чувство, вызываемое ею, возрастает по мере того, как пытка становится более изощренной, и с этого момента все, что вы ни творите, меркнет по сравнению с тем, что рождает ваше воображение. Теперь предсмертная агония должна быть медленной, долгой и ужасной, чтобы вся душа была потрясена ею, и мы хотим, чтобы жертва имела тысячу жизней, чтобы мы испытали тысячекратное удовольствие, убивая ее. Каждое убийство есть восхождение на более высокую ступень, каждое требует усовершенствования в следующем; очень скоро обнаруживается, что убивать - недостаточно, что надо убивать так, чтобы кровь застывала в жилах; кстати, хотя мы и не осознаем это, непристойность почти всегда приводит к такому ощущению. Давайте теперь рассмотрим примеры, где слиты воедино оба чувства - сладострастие и жестокость. Я уверен что вы получите от них удовольствие, ибо всегда можно найти что-то новое и интересное для себя в проявлении возвышенных страстей. Ирландцы обыкновенно помещали жертву под тяжелый - предмет и раздавливали ее. Норвежцы проламывали жертвам череп... Галлы ломали спину... Кельты вонзали саблю между ребер... Ютландцы {Древние обитатели Дании; они постепенно переселились на юг, дошли до Италии и растворились среди местных племен.} вынимали из них внутренности или поджаривали в печах. Римские императоры получали удовольствие, созерцая экзекуции юных девственниц-христианок, которым раскаленными докрасна щипцами рвали груди и ягодицы, заливали в раны кипящее масло или смолу, вливали эти жидкости во все отверстия. Иногда они сами исполняли роль палача, и тогда истязание становилось гораздо мучительнее; Нерон редко упускал возможность истязать эти несчастные создания. Сирийцы сбрасывали свои жертвы с высокой горы. Марсельцы забивали их дубинкой до смерти, при этом особое предпочтение оказывали бедным и обездоленным, чей вид всегда вдохновляет на жестокость. Чернокожие жители долины реки Калагар отдают маленьких детей на съедение птицам и очень любят такие зрелища. Историки пишут, что в Мексике четыре жреца держат пациента за ноги и за руки, а верховный жрец вспарывает ему грудь от горла до пупка, вытаскивает еще бьющееся сердце и обмазывает его горячей кровью идола. В огромной толпе народов, населяющих землю, вряд ли отыщется один, который придавал бы хоть какое-то значение человеческой жизни, и в самом деле, в мире нет ничего, менее ценного. Американские индейцы вставляют в мочеиспускательный канал жертвы тонкую тростинку с мелкими колючками и, зажав ее в ладонях, вращают в разные стороны; пытка длится довольно долго и доставляет жертве невыносимые страдания. Ирокезы привязывают кончики нервов жертвы к палочкам, которые вращают и наматывают на них нервы; в продолжение этой операции тело дергается, извивается и в конце концов буквально распадается на глазах восхищенных зрителей - по крайней мере так рассказывают очевидцы. - Это действительно так, - подхватила Жюльетта и поведала его святейшеству о том, как сама участвовала в аналогичной пытке. - Зрелище это незабываемое, и вы, друг мой, могли бы плавать в потоке спермы, которую я извергала в это время. - На Филиппинах, - продолжал удовлетворенный папа, - обнаженную жертву привязывают к столбу лицом к солнцу, которое медленно убивает ее. В другой восточной стране жертве распарывают живот, вытаскивают кишки, засыпают туда соль и тело вывешивают на рыночной площади. У одного американского племени до сих пор существует такое наказание: виновника закалывают копьями, разрывают на части, и вдову заставляют есть мясо убитого. Прежде чем отправиться собирать ареку {Разновидность орехов, употребляемых в пишу в Юго-Восточной Азии.}, жители Тонкинского залива дают ребенку съесть один отравленный орешек, и его смерть, по их мнению, служит залогом хорошего урожая. В этом случае убийство представляет собой религиозный акт. Гуроны подвешивают над связанной жертвой труп таким образом, чтобы вся мерзость, вытекающая из мертвого разлагающегося тела, попадала на ее лицо, и жертва испускает дух после долгих страданий. Свирепые казаки далекой России привязывают жертву к хвосту лошади и пускают ее в галоп по неровной местности; если помните, таким же образом погибла королева Брунгильда. В той же стране человеку втыкают в ребра крюки и подвешивают его. Турки до сих пор сажают жертву на кол. Во время своих путешествий по Сибири один европеец видел женщину, по самую шею закопанную в землю; в таком положении ее кормили, и она скончалась только на тринадцатый день. Весталок замуровывали в узкие тесные ниши, где стоял стол, на котором оставляли свечу, хлеб и бутылку с маслом. Совсем недавно в Риме обнаружили подземный ход, ведущий из императорского дворца в "катакомбы весталок" {Девственницы, служительницы древнеримского культа богини Весты.}. Это доказывает, что императоры либо ходили любоваться этим возбуждающим зрелищем, либо обреченных девушек доставляли во дворец, где властители наслаждались ими, после чего убивали сообразно своим вкусам и прихотям. В Марокко и Швейцарии осужденного зажимали между двух досок и распиливали пополам. Один африканский царек по имени Гиппомен отдал своих детей - сына и дочь - на съедение лошадям, которых долгое время не кормили, очевидно, по этой причине он и получил свое имя {Hippo (лат.) означает "лошадь".}. Галлы в течение пяти лет держали своих жертв в тюрьме, затем насаживали их на вертел и сжигали; это делалось в честь высшего божества, на которого можно было списать всю человеческую несправедливость. Древние германцы топили людей в болоте. Египтяне вставляли сухие камышинки во все части тела жертвы и поджигали их. Персы - самый изобретательный в мире народ по части пыток - помещали жертву в круглую долбленную лодку с отверстиями для рук, ног и головы, накрывали сверху такой же и заставляли несчастного есть и пить; если он отказывался, ему выкалывали глаза; иногда лицо его обмазывали медом, чтобы привлечь диких ос, в конечном счете его заживо поедали черви. Кто может поверить, что в таком состоянии человек может прожить более двух недель? Какое искусство и какая изобретательность! Ведь только большое искусство позволяет умертвлять человека день за днем и растянуть смерть на долгие дни. Те же персы растирали жертву между жерновами или сдирали кожу с живого человека и втирали в освежеванную плоть колючки, что вызывало неслыханные страдания. В наше время непослушным или провинившимся обитательницам гарема надрезают тело в самых нежных местах и в открытые раны по капле закапывают расплавленный свинец; свинец также заливают во влагалище или делают из ее тела подушечку для булавок, только вместо булавок используют пропитанные серой деревянные гвозди, поджигают их, и пламя поддерживается за счет подкожного жира жертвы. Здесь Жюльетта опять уверила его святейшество в том, что знакома и с этой пыткой. - Даниэль, - продолжал тот, - сообщает, что вавилоняне бросали осужденных в пылающие печи. Македонцы распинали их вниз головой. Афиняне вскрывали жертвам вены и помещали их в ванну, куда добавляли яд. Римляне вешали мужчин за гениталии; им же принадлежит честь изобретения пытки на колесе. Обычный их метод четвертования заключался в том, что все четы