Какая здесь тишина! Славные дела совершим мы здесь. Мы увидели небольшой пологий овраг, осененный со всех сторон ивами и тополями, под которыми расстилался ковер свежей мягкой зелени. - Вот здесь и остановимся, - скомандовал я. - Погода чудесная, так что раздеваемся все донага. Будем веселиться как дикари. Потом я похотливо расцеловал Карлсона и сказал: - Приступай к делу, только запомни: ни одной капли спермы до тех пор, пока наши стервы не отдадут Богу душу. С этими словами я швырнул обеих женщин на траву и начал содомию с дочерью, жадно разглядывая зад жены, моей Клотильды, который так обожал когда-то и который до сих пор был очень соблазнительным; потом оставил младшую и занялся старшей. Член Карлсона вошел в мои потроха, в тот же миг я забыл о своем обещании и сбросил семя, но во время короткого акта настолько сильно искусал груди дочери, что кровь обильно струилась по ее телу. Потом воткнул неостывший еще член во влагалище Филогоны. - А ну-ка, - приговаривал я, целуя ягодицы ее матери, - распахни пошире свою куночку и прими семя, которое дало тебе жизнь. Но через минуту я уже ворвался во влагалище Клотильды, и она приняла очередной мой заряд, пока я жестоко терзал нежные полушария дочери, которые в результате оказались в таком же плачевном состоянии, как и ее груди. - Не спеши, Карлсон, - заметил я, извлекая свое копье, - тебе еще предстоит содомировать их обеих. Мой слуга оседлал Клотильду, я, опустившись на колени, начал целовать его яички - уж очень полюбился мне этот чудесный парень! Потом, пока он сбрасывал семя в потроха моей супруги, я целовал его в рот; после короткой передышки через такую же процедуру прошла и моя дочь, только на этот раз, когда Карлсон трудился в анусе несчастной девочки, я содомировал его. - А теперь пусть наши дамы позабавят нас, - сказал я, когда с плотскими утехами было покончено. Я поставил Карлсона в середине лужайки и заставил обеих потаскух облизывать каждую часть его тела, включая член, задний проход, промежность и впадины под мышками. Потом попросил его испражниться в колючий куст и приказал женщинам есть его экскременты, отчего они искололи себе лицо. Затем мы схватили их за волосы и головой вперед швырнули в тот же куст, вытащили и швырнули снова; так продолжалось до тех пор, пока они не изрезали себе кожу до самых костей. И все это время наш слух услаждали возбуждающие, раздирающие душу вопли... - Боже мой! За что такие мучения? - наконец взмолилась Филогона, падая на колени. - Вы называете себя моим отцом, и если это действительно так, докажите это - сжальтесь надо мной. А вы, моя матушка, несчастная матушка, скажите, как получилось, что одной рукой Небеса устроили нашу чудесную встречу, а другой столь жестоко карают нас? Отец! Отец мой, чем я заслужила эту участь! Пощадите меня... Она все еще продолжала вопить и рыдать, а мы с Карлсоном связали их и что было силы выпороли колючими прутьями. Скоро оба тела являли собой сплошную рану - большего и не требовалось, чтобы мой орган затвердел заново, - и я с восторженным криком припал к телу Филогоны и принялся слизывать горячую кровь. Это моя собственная кровь, повторял я про себя; у меня сладко замирало сердце, и от этой мысли эрекция моя возрастала. Я смаковал этот сладострастный рот, который открывался только за тем, чтобы глотнуть воздуха и молить меня о пощаде; я прижимался жаркими губами к этим глазам, из которых непрестанно лились слезы, вызванные моей яростью; я то и дело набрасывался на зад моей дорогой Клотильды и истязал его снова и снова; потом привлек к себе Карлсона, осыпал его ласками и долго сосал его восхитительный член. Через некоторое время мы развязали их и поставили на колени; поднятые руки привязали к деревьям, на лодыжки и икры положили тяжелые камни, чтобы они не могли пошевелиться. В таком положении хорошо вырисовывались их вызывающе соблазнительные груди: грудь Филогоны была выше всяческих похвал, да и грудь Клотильды увяла совсем немного и выглядела прекрасно. При этом зрелище мое бешенство достигло апогея. Какое это блаженство - перерезать узы, связывающие нас с другими! Я заставил обеих целовать мне ягодицы, потом, овладев Карлсоном, приподнял эти прекрасные груди и не спеша, одну за другой, отрезал их; потом нанизал кусочки нежной плоти на гибкий прутик и в виде ожерелья повесил женщинам на шею; их тела обливались кровью, и я сбросил на них последние брызги спермы, когда Карлсон прочищал мне задний проход. - Вот теперь все, - удовлетворенно произнес я. - Оставим их здесь, и дикие звери и птицы за один день покончат с ними. Это лучше, чем если бы мы убили их сразу и лишили возможности мучиться дольше. Карлсону, обладавшему невероятно жестоким сердцем, не терпелось покончить с этим делом там же, не сходя с места - чтобы насладиться, сказал он, предсмертной агонией этой парочки; но я убедил его, что в моем предложении больше смысла, он сдался, и мы начали прощаться с дамами. - Если есть Бог на свете, - слабо простонала Клотильда, - пусть он увидит, к чему привел первородный грех. Я виновата в том, что принадлежала этому чудовищу, и признаю свою вину, но скажи, Боже, неужели так жестоко ты должен карать меня? - Ого! Что я слышу? - повернулся я к Карлсону. - Это, кажется, настоящий бунт против Всевышнего; давай отомстим за Бога, которого мы оба с тобой глубоко уважаем. Обычно за богохульные речи вырывают язык, и справедливость должна восторжествовать немедленно. Пора лишить этих тварей возможности кощунствовать. Мы силой разжали им зубы и отрезали язык почти по самый корень. - Раз уж они больше не могут разговаривать, - предложил Карлсон, - какого черта нужны им глаза? Давайте вырвем эти прекрасные очи, которые когда-то бросали вас в дрожь... Обрадовавшись такому мудрому совету, я немедленно ослепил Филогону, а Карлсон выколол глаза Клотильде. - Вот теперь все в порядке, но... - я сделал паузу и закончил, - эти суки могут ведь и укусить диких зверей, которые придут полакомиться ими. Для удаления зубов мы воспользовались камнем и, не желая еще больше калечить свои жертвы, чтобы не сделать их совершенно бесчувственными к предстоящим последним страданиям, пошли обратно. Шагов через сто мы поднялись на невысокий холм, с которого прекрасно просматривалась вся сцена. На лужайке уже собрались всевозможные птицы и звери, кишмя кишевшие на острове, и скоро была видна только темная шевелившаяся масса. - Посмотри, мой храбрый Карлсон, на этот спектакль! Ты не знаешь, как приятно расправиться таким образом с собственной женой и дочерью. Я жалею, что нет у меня сотни других родственников - ни один не ускользнул бы от меня. Дай-ка мне свой несравненный зад, я позабавлюсь с ним. Мы еще раз удовлетворили друг друга, в последний раз сбросили сперму и пошли к берегу. Капитан выслушал нашу выдуманную историю с самым спокойным видом, получил еще несколько цехинов, и на третий день после экспедиции на совиный остров мы высадились в Неаполе. Мне сразу понравилась эта сказочная страна, и я приобрел вот это поместье, где живу до сих пор; хотя я очень богат, разбойничьи привычки не дают покоя: слишком дороги и приятны они мне, чтобы оставить их; грабежи и убийства сделались моими жизненными потребностями, и я скорее умру, чем откажусь от этих удовольствий. У меня есть небольшая армия; Карлсон - мой лейтенант, это он захватил вас там, на дороге, и он замещал меня, когда я ездил в Париж за сестрой, с которой мечтал соединиться всю жизнь. Несмотря на свое влияние, могущество и богатство, Клервиль, не задумываясь, бросила все, чтобы связать свою судьбу со мной, ибо она высоко ценит мою приверженность к злодейству. К тому же здесь у нее много больше возможностей удовлетворять свои жестокие страсти, которыми она всегда славилась. Пока она готовилась к отъезду, я три месяца жил в Париже; затем мы вместе вернулись в этот приют преступления и порока. Для того, чтобы по-настоящему скрепить наш союз, по дороге сюда мы поженились в Лионе и теперь надеемся, что никакая сила не разлучит двоих людей, которые так удивительно подходят друг другу и которые, независимо от своих извращенных наклонностей, всегда рады оказать теплый прием под своей крышей друзьям, столь же порочным, как они сами. - Ну и как, Жюльетга, - спросила Клервиль, когда ее брат закончил свой рассказ, - достоин ли меня такой человек? - Без сомнения, он самый достойный из всех, кто превыше всех законов ставит личное счастье и не оглядываетесь на чужое мнение. Началось всеобщее оживление; Боргезе заключила всех присутствующих в объятия, и все бросились целоваться друг с другом. Боршан - отныне будем называть его своим именем - и Сбригани почувствовали влечение друг к другу; Раймонда и Элиза радовались, как дети, столь счастливому завершению приключения, начало которого так встревожило их. Ликование было в самом разгаре, когда вошедший солдат доложил, что в замок доставили карету с целым семейством и с приличной добычей. - Отличные новости, - улыбнулся обаятельный братец Клервиль, - надеюсь, эти пленники годятся для сладострастных утех; что же касается денег, они как нельзя кстати, ведь, если вы не против, в скором времени мы все поедем отдыхать в Неаполь на несколько месяцев. - Мы согласны, - ответила за всех Клервиль, сжимая мою руку. - В таком случае, вся сегодняшняя добыча, до последнего гроша, пойдет на это путешествие. В этот момент появились пленники. - Капитан, - начал Карлсон, который возглавлял налет, - сегодня положительно счастливый день: я нашел свою семью. Позвольте представить вам мою жену, - и он указал на очень привлекательную женщину лет тридцати с лишним. - Эти девочки, - продолжал он, держа за руку младшую, тринадцатилетнего возраста, очень симпатичную на вид, и старшую - пятнадцатилетнее создание, при виде Которого Грации высохли бы от зависти, - вылупились из моего яйца. А вот это мой сын. - Карлсон положил руку на плечо шестнадцатилетнего юноши с исключительно красивым лицом. - Расскажу в двух словах предысторию этой встречи. А моя супруга может дополнить мой рассказ. Розина - датчанка; семнадцать лет назад я был в Копенгагене, встретил там ее и женился. Мне было в ту пору восемнадцать лет. Этот симпатичный парень, которого я назвал Франсиско, - первый плод нашей любви. За ним идет Кристина, последней была Эрнелинда. Вскоре после рождения младшей дочери я оказался в России и в результате политических интриг был сослан р Сибирь, откуда бежал еще до встречи с Боршаном в Тифлисе. И вот сегодня фортуна сделала мне царский подарок. Моя семья со мной. Вы можете делать с ними все, что пожелаете, и я хотел бы доказать капитану, что мне так же, как и ему, плевать на родственные узы. - Ну что ж, мадам, - обратился Боршан к Розине. - Соблаговолите удовлетворить наше любопытство насчет остального. - Увы, мой господин, - отвечала прекрасная Розина, - покинутая этим коварным человеком, я, как могла, перебивалась первый год его отсутствия; потом получила неплохое наследство и потратила часть денег на поиски своего мужа, сначала во Франции, а позже - в Италии, где получила обнадеживающие сведения; я надеялась вручить в его руки судьбу наших общих детей, но каково же было мое негодование, когда после многолетних поисков я узнала, что он возглавляет шайку грабителей с большой дороги! О чудовище! Вот каким недостойным ремеслом он занимался, пока я, верная родительскому долгу, из-за его бегства вынуждена была терпеть всевозможные лишения. - Да, это очень-очень трогательно, - пробормотала Олимпия. - Надеюсь, наш друг Боршан по достоинству оценит такое признание... - Сударыня, - обратилась Клервиль к несчастной матери, - к сожалению, все, что вы рассказали, не избавит вас от участи всех пленников моего мужа. Скажите, какой суммой вы нас осчастливите? - Сто тысяч крон, мадам, - смиренно ответила жена Карлсона. - Сто тысяч крон, - презрительно повторила Клервиль, - мизерная сумма. - Потом повернулась ко мне. - Даже не хватит на то, чтобы оплатить приличное жилище в Неаполе. - Друг мой, - снова заговорила Розина, обращаясь к своему супругу, - кроме того, я принесла тебе свое сердце и детей, которые ждут отеческой ласки. - Фи, - хмыкнул лейтенант, - стоит ли говорить о подобных мелочах: такие подарки не стоят и выкуренной трубки. - А вот я более щедра в оценках, - заметила я Карлсону, к которому я начала проявлять нешуточный интерес. - Не надо забывать об удовольствии, которое доставят нам эти прелестные предметы. - Скоро увидим, так ли это, - сказал Карлсон, - но пока я уверен только в том, мадам, что самые большие удовольствия можете дать мне вы. - Правда? - и я с радостью пожала руку лейтенанту. - Я так считаю, мадам, - сказал он и запечатлел на моих губах страстный поцелуй, выражавший все его чувства, - я так думаю и готов отплатить вам тем же. - Может быть, мы пообедаем для начала? - предложил капитан. - Вместе со всей семьей? - спросил капитан. - Непременно, - вставила мадам Клервиль, - я хочу видеть их рядом с нами, прежде чем они отправятся в другое место. За считанные минуты слуги накрыли великолепный стол. Сидя рядом, Карлсон сгорал от нетерпения овладеть мною, и, должна признать, что мысли мои также были направлены в эту сторону. Его дети притихли и сидели не шелохнувшись; его жена незаметно плакала и была очаровательна в слезах; остальные много веселились и дурачились. - Давайте не будем больше томить этих голубков, - кивнул Боршан в нашу с Карлсоном сторону, - они умирают от желания слиться в объятиях. - Да, - подхватила Боргезе, - но только пусть сделают это на наших глазах. - Она права, - сказала Клервиль. - Карлсон, собрание разрешает вам покинуть стол и совокупиться с Жюльеттой. Разумеется, в нашем присутствии. - А что подумают моя жена и дети? - Плевать, пусть думают, что хотят, - сказала я, хватая Карлсона за рукав и таща его на кушетку. - Даже если здесь соберутся все святые, дорогой, это не помешает нам сношаться. Достав из его панталон чудовищных размеров инструмент, я сказала Розине: - Простите, мадам, если я узурпирую наслаждение, которое по праву принадлежит вам, но, разрази меня гром, я так долго хотела вашего мужа, и вот теперь-то, наконец, он славно послужит мне. - Не успела я закончить, как дубина Карлсона вломилась в самую глубину моего чрева. - Ну, что скажете? - засуетился капитан, сбрасывая с себя панталоны. - Разве я не прав, утверждая, что у моего друга красивейший в мире зад? И содомит с ходу овладел моим лейтенантом; Клервиль прильнула к моим губам, прижав мне пальцами клитор, а Олимпия вставила мне в заднюю норку три пальца. - Послушайте, капитан, - крикнул Сбригани, взволнованный этой сценой, - вы не против, если я присоединюсь к вам? Думаю, мой шалун сумеет доставить вам удовольствие. - Скорее, сударь, скорее, моя задница ждет вас! Элиза и Раймонда с обеих сторон пришли на помощь Сбригани, а перед капитаном в непристойных позах расположили супругу и троих детей Карлсона. Прошло совсем немного времени - меньше, чем нужно, чтобы произнести эти слова, - и все мы испытали оргазм, после чего пришли к единодушному мнению, что не будем больше расходовать драгоценное семя на ребяческие шалости, и приступили к настоящим забавам. Но прежде позволю себе еще раз представить вам участников драмы. Итак, нас было двенадцать человек: Боршан, Сбригани, Карлсон, Клервиль, Боргезе и я - это были активные участники; в число предметов наслаждения входили: Элиза, Раймонда, Розина, Франсиско, Эрнелинда и Кристина. - Гляди-ка, Карлсон, - заметил Боршан, обнажая ягодицы юного Франсиско, - зад, который не уступит твоему, мой друг, и я чувствую, что окажу ему не меньше почестей, чем оказывал твоей заднице. Он опустился на колени и начал поглаживать, похлопывать и целовать самые прекрасные, самые белые и упругие полушария в мире. - А я не согласна с таким поворотом дела, - возразила Клервиль, - ведь это большой грех - лишить Карлсона права пробить первую брешь в крепости невинности собственного сына. Пусть его содомирует отец, а в это время мальчик будет сношать меня в зад, а его матушка будет целовать мне вагину. Элиза с Раймондой возьмут плети и будут подгонять их. Жюльетта и Боргезе будут пороть дочерей Карлсона. Что касается Боршана, он может любоваться экзекуцией и сам участвовать в ней, если захочет, пока Сбригани прочищает ему задний проход. Актеров расставили по местам; юный Франсиско, подгоняемый массивным детородным органом своего отца, исправно содомировал мою подругу, и ее страстные всхлипы подтвердили худшие опасения Розины, которая поняла, что такая жестокая и сластолюбивая женщина не удовлетворится столь невинными забавами. Между тем капитан посчитал, что его участие недостаточно активное, и, не выпуская член Сбригани из своего седалища, развратник грубо схватил младшую дочь Карлсона и без всякой подготовки овладел ею, изрыгая громкие проклятия. Бедняжка в тот же миг лишилась чувств; разъяренный капитан, уже не встретив сопротивления, вломился еще глубже, будто собираясь разорвать девочку пополам. Впрочем, он скоро потерял к ней всякий интерес и взялся за ее сестру; несмотря на то, что ей было уже пятнадцать, она была настолько изящной и хрупкой, что гигантский орган Боршана едва не разворотил ей внутренности. Однако это не остановило разбойника: он напряг все силы и погрузился до самого дна. - Эй, Карлсон, - с восторгом закричал он, - ты можешь гордиться этими жопками. А их влагалища я оставлю тебе. Тем временем внутренности Клервиль оросило семя Франсиско, и неистовая моя подруга содрогнулась всем телом, упругим кошачьим движением сбросила своего всадника, извернулась и насадила свою вагину на член мальчика, выполнив этот акробатический трюк с такой ловкостью, что ничуть не потревожила при этом отца, который самозабвенно содомировал своего ошалевшего сына. Наконец Карлсон выдавил из себя сперму, зад Франсиско опустел, и капитан, уставший от женского пола, тут же закупорил его, а я, подхваченная горячей волной сладострастия, упала на колени и жадными поцелуями покрыла ягодицы этого мужественного разбойника, о которых думала весь вечер. Карлсон заметил, что освободились обе его дочери, овладел одной, впившись губами и зубами в задницу второй; его осыпала хлесткими ударами Элиза; Элизу губами и руками ласкала Раймонда, ритмично двигая задом, в котором наслаждался Сбригани. Эта сцена увенчалась новыми излияниями. И вот наконец капитан забрался в мой анус, его сестрица массировала мой клитор, Карлсон, ласкаемый Сбригани, содомировал свою жену, целуя при этом аккуратные ягодицы дочерей, которых держали Элиза и Раймонда; куночки моих служанок также не оставались без внимания; Олимпия пальчиками раскрывала их и целовала по очереди. - Как прекрасен ваш член, Боршан! - вздыхала я, истаивая от блаженства. - Как сильно я жаждала его! - И все-таки пусть и другие получат свою долю, - ответил капитан, обхватывая Боргезе за талию. - Извините меня, Жюльетта, но именно этой роскошной заднице я обязан своей эрекцией; с того самого момента, как мы разделись, я неотступно думал о ней. Я исследую ее и тут же вернусь к вам. Я вздохнула и, оглядевшись по сторонам, увидела, что Франсиско изнывает от безделья; вкусы мои были слишком изощренны для неопытного юноши, и я стала пробовать разные средства. Я сосала ему член, облизывала анус, обхватив его голову своими бедрами; потом он сам изъявил желание совершить со мной содомию, и я повернулась к нему задом, прижавшись влагалищем к лицу Розины; в конце концов новые извержения смирили наши страсти, и капитан заявил, что поскольку мужчины удовлетворены сполна, пора дать вкусить блаженство и дамам. - Обычно женщинам трудно получить настоящее удовольствие от малолетних детей, - сказал он, - поэтому советую вам призвать на помощь все свое воображение. Начнем с вас, Жюльетта. Карлсон ляжет на софу, вы сядете на его торчащий кол, Клервиль и Боргезе будут ласкать вам клитор и нижние губки; но пусть они вам не завидуют, ибо также получат большое удовольствие, хотя чуть позже. Элиза с Раймондой пусть развлекают нас сладострастными позами. Жертвы должны подходить к вам на четвереньках: вначале верная супруга, которая из дальних стран привезла для нас золото, а для Карлсона - потомство, за нею - ее сынок, следом - обе дочери, и вы будете выносить им приговор, но для начала пытка должна быть мягкой: мы будем развлекаться долго, и пусть их страдания возрастают постепенно. Последний приговор вы увенчаете оргазмом, после чего займемся исполнением. Присутствующие заняли свои места, и мои опытные в разврате наперсники дождались, пока голова у меня закружится от удовольствия, прежде чем направить ко мне первую жертву. Первой приблизилась Розина; я велела ей подойти ближе, несколько мгновений рассматривала ее тело и, облюбовав груди, объявила, что их надлежит выпороть. За нею подполз Франсиско, и мой выбор пал на его красивые ягодицы, Кристине досталось съесть дерьмо первого среди нас, кому захочется испражниться. А самая юная, Эрнелинда, чей смиренный благообразный вид глубоко тронул меня, заслужила по две пощечины от каждого из нас. - Вы готовы к оргазму, Жюльетта? - спросил Боршан, которого возбудили сверх всякой меры мои лесбиянки своими бесстыдными упражнениями. - Ну конечно, черт меня побери! Я держусь из последних сил... Твой фаллос творит чудеса, Карлсон!.. - Итак, первый акт окончен, - удовлетворенно произнес капитан. - Сейчас приговоры приведем в исполнение; следующим судьей будет Боргезе. По общему решению экзекуцию поручили другой женщине - не той, что выносила приговоры. Первой эта роль выпала Клервиль; она сразу пожелала освободиться от спермы, сброшенной в ее зад, и Кристине пришлось проглотить ее вместе с экскрементами. Вслед за тем блудница с удовольствием отхлестала розгами нежную грудь Розины; с третьего удара из нее брызнула алая кровь, и Клервиль в порыве утонченной жестокости расцеловала кровавые следы порки; с еще большим вдохновением она выпорола бесподобные ягодицы Франсиско. - Теперь ваша очередь, Боргезе, - сказал капитан и добавил: - Надеюсь, Сбригани понимает, как нам нужна его мощная шпага, и побережет ее. - Можете убедиться сами, - подал голос Сбригани, извлекая из моего ануса свое несгибаемое оружие и насаживая на него по самый эфес роскошный зад Олимпии, - и не беспокойтесь: я буду извергаться только в случае крайней необходимости. Боргезе заняла место судьи, я стала экзекутором. - Не забывайте, - предупредил капитан, - жестокость увеличивается постепенно, смерть должна наступить в последнем акте. - Смерть?! - ахнула Розина. - О, Господи! Чем я заслужила ее? - Если бы ты заслуживала смерти, стерва, - заметил Карлсон, продолжая содомировать Боршана, который, казалось, сросся с задом Раймонды и сосредоточенно облизывал отверстие Элизы. - Да, мерзкая тварь, если бы ты ее заслуживала, мы приговорили бы тебя к чему-нибудь другому. Мы все здесь глубоко уважаем порок и испытываем сильнейшее отвращение ко всему, что напоминает добродетель; таковы наши незыблемые принципы, и с твоего позволения, дорогая женушка, мы от них никогда не отступим. - Довольно разговоров, прошу вас высказаться, Боргезе, - проворчал капитан, всем телом отвечая на ритмичные толчки своего фаворита. - Розина, - объявила темпераментная Олимпия, - получит от каждого из нас полдюжины уколов шилом; милому Франсиско его отец покусает ягодицы, а все присутствующие дамы - мужской атрибут; затем палач выдаст Кристине двадцать ударов палкой по спине и поломает два пальца на каждой руке Эрнелинды. Шесть раз глубоко воткнув остро заточенный инструмент в пышную грудь Розины, я передала его друзьям, которые с наслаждением кололи это восхитительное тело, выбирая самые уязвимые места, в чем особенно отличился ее преданный супруг: злодей нанес свои шесть уколов прямо в стенки ее влагалища. Остальное сделала я сама с присущим мне искусством и пылом и вызвала общий оргазм. - Побольше жестокости, сестра, - напомнил капитан Клервиль, когда княгиня Боргезе уступила ей свое место, - помни цель, к которой мы идем. - Не бойся, братец, - откликнулась гарпия, - сейчас ты узнаешь свою родную кровь. На софу лег Карлсон, на его вздыбившийся, как мачта, орган уселась сестра капитана и медленно опустилась, погрузив его целиком в свой необъятный анус; Боргезе и я принялись ласкать и возбуждать ее, и она начала выносить приговоры. - Я хочу, - сказала она звенящим от возбуждения голосом, - чтобы раскаленным железом прижгли обе груди жены этого содомита, который лежит подо мной; я хочу, - продолжала мегера, закатывая глаза и будто прислушиваясь к движению члена в своих потрохах, - чтобы шесть глубоких ран украсили обольстительные ягодицы юноши, который ожидает приговор, сидя на колу моего брата; я хочу, чтобы поджарили ягодицы Кристины, а в нежную жопку Эрнелинды влили хорошую порцию кипящего масла. Но в этот момент произошел забавный эпизод: охваченная паникой при мысли о предстоящем клистире, девочка непроизвольно сбросила все, что было в ее кишках, запачкав дерьмом весь пол. - Разрази меня гром! - взревел Боршан, награждая сильнейшим пинком виновницу, которая едва не вылетела из окна. - За такое оскорбление надо перерезать горло этой мерзавке. - Но что произошло такого особенного? - заступилась за бедняжку Клервиль. - Это всего-навсего дерьмо, и я знаю, что ты его любишь; чтобы ты сказал, если бы это сделала. Жюльетта? Мои пальцы уже чувствуют, как что-то вылезает из ее задницы, подставляй скорее свой рот. - Ну знаете, мы начинаем заходить слишком далеко, - проворчал капитан и тем не менее прижался губами к моему заднему проходу и начал смазывать слюной стенки. Я поднатужилась и облегчилась; вы не поверите, но он сделал то же самое, и прямо в рот Кристине, чью голову он зажал у себя между ног, развратник выдавил обильную порцию, одновременно глотая лакомство, которым угощала его я. - Ваши забавы до крайности непристойны, - заметила Клервиль за мгновение до того, как шумно испражниться на лицо Франсиско. - Эй, потаскуха, - окликнул ее брат, - кажется, ты сейчас будешь извергаться, я вижу это по твоим мерзостям. - Клянусь спермой, - зарычала она, - я хочу кататься по полу и вываляться в дерьме, которым все здесь забрызгала эта маленькая стерва. - Вы с ума сошли! - воскликнула Олимпия. - Нет, я просто хочу удовлетворить свои желания, и ничего больше. Она сделала все, что хотела, и с головы до ног измазанная нечистотами, содрогнулась в неистовом, похожем на припадок, оргазме. После этого Боргезе приступила к исполнению приговоров. - Погодите, - сказал капитан, увидев, что Олимпия берет из камина горячую кочергу, чтобы прижать ее к груди Розины, - я должен насладиться этой женщиной, пока вы ее пытаете. Он совершил акт содомии; Олимпия поставила клеймо. - Ах ты, лопни мои яйца! - кричал он. - Как приятно сношать человека, который корчится от боли! Несчастен тот, кто прожил всю жизнь и не изведал такого наслаждения! Природа не придумала ничего, что могло бы сравниться с ним. Обезумевшая от ужаса Эрнелинда, оказавшись в лапах родного отца, который прежде всего прочистил ей задний проход, приняла жуткое наказание, предписанное моей подругой; остальная часть программы была выполнена с такой же точностью и неукоснительностью; все мы испытали оргазм, который, впрочем, не успокоил наши чудовищные страсти. Карлсон, неистовый и разъяренный, как скандинавский воин - позже он признался мне, что его вдохновила на это моя задница, - устроил настоящую бойню своим детям: он бил, истязал, сношал их без разбору, а мы, трое женщин, хозяек этого страшного бала, ласкали друг друга, наслаждаясь зрелищем, которое напоминало загон для овец, куда ворвался голодный волк. - Вставай, сука! - эти слова капитана, который в эту минуту содомировал меня и тискал ягодицы Олимпии и Раймонды, были обращены к Розине. - Пришла твоя очередь, мерзкая тварь, теперь ты будешь пытать своих отпрысков. А ты, Карлсон, приставь свой кинжал к сердцу этого ничтожества, и если она посмеет ослушаться, коли ее насмерть. Розина ахнула и зашлась в рыданиях. - Держи себя в руках, - посоветовала ей Олимпия, - выражение горя и отчаяния еще больше возбуждает нашу жестокость. Перестань плакать, иначе будет еще хуже. - Возьми старшую дочь за волосы, - командовал Боршан, - и жди указаний Клервиль, за ней выскажется Боргезе, а слово Жюльетты будет последним. - Я повелеваю этой жалкой женщине, - сказала моя подруга, - пустить кровь из груди своей дочери. Розина застыла, будто застигнутая параличом; острие кинжала Карлсона впилось в ее кожу, и она повиновалась. - Каково ваше желание, Олимпия? - Пусть она зальет ягодицы дочери расплавленным воском. И снова минутное замешательство и упрямство, снова укол кинжала, и снова повиновалась несчастная Розина. - Ваше слово, Жюльетта. - О, я бы хотела, чтобы мать устроила хорошую порку этой девочке, чтобы кровь лилась ручьями. Вы не представляете себе, с какой неохотой исполнялось мое желание! Вначале удары были совсем слабые и не оставляли даже следов, но кинжал Карлсона сделал свое дело, Розина заработала хлыстом поживее и некоторое время спустя содрала кожу с ягодиц дочери. Еще более жестокие страдания выпали на долю остальных детей. По моему желанию Франсиско содомировал старшую сестру и терзал при этом свою мать; во время этой процедуры Боршан сбросил сперму в мой задний проход. - Лопни мои глаза, - выругался капитан, извлекая свой орган, все еще твердый и разбухший, - мне надоели детские забавы, не пора ли перейти к делу? Для начала свяжем всех четверых вместе так, чтобы они составили одно целое. - Хорошо, и что дальше? - Потом каждый из нас возьмет горячую кочергу и немного поворошит эту кучу падали... Целый час раздавались истошные вопли, шипела кожа, пахло паленой плотью, затем капитан строго произнес: - Возьми кинжал, Розина, и всади его в сердце сына, а его пусть поддержит отец. - Нет, злодей, ни за что! - простонала мать. - Я скорее всажу его в свое сердце... - И она покончила бы с собой, если бы я вовремя не перехватила ее руку. - Ты подчинишься, гнусная тварь! - взвизгнул Карлсон. Он схватил запястье жены и сам вонзил лезвие в грудь мальчика. Клервиль, ревнивая Клервиль, жившая только истреблением самцов, увидев, что ее отстранили от истязания юноши, взяла другой нож и нанесла ему раны в тысячу раз более жестокие. Потом Розину разложили на узкой скамье, крепко привязали, и Боршан приказал Эрнелинде вскрыть скальпелем материнский живот. Трясущаяся от страха, сломленная, окровавленная, поддерживаемая только надеждой спасти свою жизнь, подгоняемая Карлсоном, девочка выполнила чудовищный приказ. - Вот отсюда ты появилась на- свет, - зловеще сказал отец, указывая на зияющую полость, - и сюда же ты сейчас вернешься. Ее сложили калачиком, перевязали веревками и, едва дышавшую, засунули в чрево, в котором когда-то, давным-давно, она получила жизнь. - А эту, - кивнул капитан в сторону Кристины, - привяжем к материнской спине. Здорово придумано, не правда ли? - заметил он, когда это было сделано. - Посмотрите, как мало места могут занимать три женщины. - А Франсиско? - поинтересовалась Клервиль. - Он твой, - небрежно бросил Боршан. - Отведи его подальше и кончай с ним, как хочешь. - Пойдем со мной, Жюльетта, - кивнула мне Клервиль, уводя юношу в соседнюю комнату. Там две обезумевшие от крови вакханки долго истязали несчастного, подвергая самым жестоким и изощренным издевательствам, какие только способно придумать человеческое воображение. Когда мы вернулись в салон, разгоряченные и прекрасные, как никогда, Карлсон и Боршан не удержались и сразу набросились на нас, что вызвало ревнивые протесты Боргезе, которая досадливо заявила, что жертвы еще дышат, поэтому не следует терять драгоценного времени. Поскольку пора было ужинать, все решили продолжить пытки прямо за столом. - В таком случае, - сказала Олимпия, которой предоставили право выбрать последнюю пытку, тем более, что она не приложила руку к истязанию и умерщвлению Франсиско, - разложим жертвы перед собой на столе. Во-первых, мы полюбуемся состоянием, в каком они уже находятся, а это, смею думать, очень приятно; во-вторых, устроим кровавое пиршество, что достойно увенчает сегодняшнюю оргию. - Я согласна, - заявила Клервиль, - но перед ужином я хочу совокупиться. - Но с кем, дорогая? - развела я руками. - Наши рыцари выжаты до последней капли. - Братец, - обратилась моя ненасытная подруга к капитану, - сделай милость, вызови сюда десяток самых стойких своих солдат, а мы сыграем для них роль шлюх. Появились солдаты, и мы, не дрогнув перед угрожающе торчавшими перед нами членами, распластались на подушках, разбросанных на полу. Элиза и Раймонда пришли нам на помощь; Сбригани, Боршан и Карлсон принялись содомировать друг друга, и в продолжение четырех долгих часов под сладостные звуки отчаянных стонов наших жертв мы трое яростно совокуплялись почище самых отъявленных потаскух, после чего наши храбрецы удалились, измочаленные и побежденные. - На что еще годится самец, когда у него больше нет эрекции? - со злобой проговорила Клервиль. - А ну-ка, братец, приведи обратно этих лодырей, и пусть им перережут глотки на наших глазах. Капитан дал команду, два десятка его телохранителей схватили десятерых недавних наших ублажителей, и пока продолжалась резня, мы - Боргезе, Клервиль и я - продолжали мастурбировать и ласкать друг друга. Потом велели подать нам ужин. Мы восседали, обнаженные, измазанные кровью и спермой, пьяные от похоти, и довели свою дьявольскую жестокость до такой степени, что вместе с пищей поглощали кусочки плоти умирающих женщин, лежавших на столе. Наконец, насытившись по горло убийствами и развратом, мы уснули среди трупов, в лужах вина, дерьма, спермы и остатков человеческого мяса. Я не помню, что было дальше, но, открыв глаза, я увидела, что лежу между двух остывших трупов, уткнувшись носом в задницу Карлсона, а его член все еще покоится, забытый, в задней норке Боргезе. Пошевелившись, я ощутила в своем заду обмякший орган капитана, голова которого покоилась на загаженных ягодицах Раймонды, а Сбригани мирно похрапывал, спрятав голову под мышки Элизы... На столе валялись расчлененные жертвы. Вот какую картину увидело дневное светило поздним утром следующего дня, и мне показалось, что оно ничуть не оскорблено вчерашними излишествами, напротив, никогда, по-моему, оно не улыбалось так лучезарно со дня творения. Как видите, совершеннейшая неправда, что небо наказывает человеческие пороки, и нелепо думать, будто они его оскорбляют. Нет, друзья мои, оно оказывает благосклонность и негодяям и добронравным людям в одинаковой мере, не разбирая ни тех, ни других. - Нет, нет, - со страстью говорила я в то утро своим проснувшимся сообщникам, которые умиротворенно и расслабленно слушали меня, - мы никого и ничего не оскорбляем, предаваясь пороку. Может быть, Бога? Но как можно говорить о гневе, если он не существует? Природу? Природе вообще наплевать на наше поведение, - продолжала я, припоминая все постулаты морали и нравственности, на которых была воспитана. - Человек ни в чем не зависит от Природы; он даже не является ее сыном, он всего лишь пена на ее поверхности, отброс ее деятельности. Он подчиняется тому же закону, который управляет минеральной, растительной и животной материей, и когда он занимается воспроизводством в согласии с присущими его породе законами, он ни в коей мере не служит Природе и в еще меньшей степени исполняет ее желания. Разрушение намного выгоднее нашей великой матери, ибо возвращает ей права, которых ее лишила наша способность к размножению. Иными словами, наши злодейства угодны ей, друзья мои, а наши добродетели бросают ей вызов; таким образом, жестокие преступления - вот что отвечает ее самым страстным желаниям, поэтому тот, кто хочет верно служить ей, должен разрушать и крушить все на своем пути, должен уничтожить саму возможность воспроизводства во всех трех упомянутых мною царствах, которое только мешает Природе творить и созидать. Да, Клервиль, я была маленькой неразумной дурочкой, когда мы с тобой расстались, я была тогда слепой поклонницей Природы; но с тех пор я узнала и впитала в себя многое такое, что освободило меня от ее власти и подвинуло к простым законам естественных царств. Я поняла, что надо быть величайшим идиотом, чтобы пренебрегать страстями, которые являются движущими, живительными силами нашего существования; и остаться глухим к их зову так же невозможно, как невозможно родиться заново. Эти страсти настолько неотъемлемы от нас, настолько необходимы для функционирования нашего организма, что от их удовлетворения зависит наша жизнь. Знай, милая моя Клервиль, - при этом я с жаром прижала -ее руку к своей груди, - что я сделалась безропотной рабой своих страстей! Я готова принести им в жертву все, что угодно, какими бы отвратительными они ни были! Если, как гласит предрассудок, существовало бы нечто святое и неприкосновенное, я нашла бы еще большее наслаждение в том, чтобы бросить его под ноги моим страстям; острое предвкушение этого запретного удовольствия стало бы мощным толчком к действию, и рука моя не дрогнула бы перед самым чудовищным преступлением {Пусть же эти превосходные принципы, укоренившись в умах, навсегда покончат с пагубными предрассудками, которые заставляют нас считать страсти врагами человечества, между тем как только в них можно найти счастье на земле. (Прим. автора)}. Тогда и случилось событие, которое лишний раз показало, подтвердив мои аргументы, что фортуна неизменно и постоянно осыпает милостями великих преступников. Не успели мы остыть от ночных ужасов, как головорезы Боршана вернулись в замок с богатой добычей в виде шести тяжело груженных повозок с золотом, которое Венецианская республика посылала в дар императору. Этот бесценный груз сопровождала только сотня вооруженных людей, и в горном ущелье, в Тироле, их атаковали двести всадников нашего капитана и после недолгой схватки захватили в плен вместе с повозками. - Этого богатства мне хватит до конца жизни, - заявил удачливый брат Клервиль. - И обратите внимание, в какой момент выпала нам эта необыкновенная удача. Нам, запятнавшим себя убийством женщин и детей, содомией, проституцией и другими всевозможными преступлениями и непристойностями, небо посылает такие сокровища! Неужели еще можно сомневаться в том, что Природа вознаграждает преступников! После этого я с еще большим рвением буду творить зло, последствия которого настолько благодатны. Прежде чем считать добычу, Карлсон, возьми себе сто тысяч крон - это знак моей благодарности за твое мужество и целеустремленность, которые ты проявил этой ночью, и за то, что предоставил актеров для великолепного спектакля. Благодарный Карлсон, низко поклонившись, почтительно поцеловал колени своего атамана. - Я не хочу скрывать от вас, прекрасные дамы, - обратился к нам Боршан, - что влюблен в этого юношу, влюблен страстно, а любовь надо доказывать деньгами. Признаться, сначала я думал, что