черного произвел на него потрясающее действие: он вскочил и принялся пороть негритянок, пока шоколадного цвета кожа не окрасилась кровью, а я в это время сосала его. Затем настала очередь негритянок: они обработали беднягу многохвостой плетью с железными наконечниками и бичом из воловьей кожи, приведя его в исступление; он овладел моим задом, одна негритянка вставила ему в потроха массивный искусственный член, а вторая подставила ягодицы, которые он кусал в продолжение всего акта. У этого субъекта я украла превосходный бриллиант, пока сосала ему орган, и еще получила тысячу цехинов за приятный вечер. Был еще один необычный клиент. Он велел привязать себя к раздвижной лесенке, какой пользуются художники, наши служанки вооружились розгами и принялись избивать его самым немилосердным образом, а Дюран сосала ему член. Я, взобравшись на верхнюю ступеньку, испражнялась на его поднятое вверх лицо. Когда наконец его пенис также поднялся, мы поставили клиента на колени, разыграли роль безжалостных судей и приговорили его к жуткой казни, которую и совершили посредством картонных орудий - только хлыст, которым я его била при этом, был настоящий; от моих ударов он испытал оргазм, дал нам пятьсот цехинов и быстро ретировался, от стыда не смея даже взглянуть на нас. Наших новых служанок мы также выпустили на арену: девственность Розальбы продали не менее восемнадцати раз, за дефлорацию ее задней норки получили плату с тридцати клиентов; двадцать два раза было продано право пробить брешь во влагалище Лилы, а в ее заднем проходе - тридцать шесть раз. Словом, эти четыре виноградника принесли нам богатый урожай - шестьсот тысяч франков. Однажды я получила письмо от французского посланника, он просил меня явиться в его резиденцию вместе с девушкой - самой красивой, какую я смогу найти. Я привела с собой шестнадцатилетнюю прелестницу, прекрасную, как весенний день, которая была украдена из семьи и стоила мне целое состояние. Его превосходительство раздел нас в маленькой комнате на самом верхнем этаже своего дома; в середине комнаты, в полу, была большая дыра, очень глубокая, похожая на колодец. Посланник заставил нас лечь на край и заглянуть в глубину, а сам разглядывал наши зады, соблазнительно торчащие перед ним. - А что, если я вас столкну туда? - спросил развратный дипломат. - Как вы думаете, что случится? - Ничего страшного, если там постелены мягкие матрацы. - Ха! Ха! Там внизу ад, суки, а не матрацы; это вход в Тартар. Сразу после этих слов снизу выплеснулись языки пламени, и мы отпрянули в сторону. - Значит это наша могила, ваша светлость? - Несомненно, ибо ваша участь написана на ваших задницах. - И он начал жадно целовать и щипать их, в особенности приглянулся ему зад моей юной спутницы, который он кусал и колол длинной иглой. Несмотря на это, он не обнаруживал никаких признаков эрекции, даже после того, как по его команде я стала изо всех сил дергать и массировать его фаллос. - Черт побери! - услышала я и увидела, как распутник обхватил девочку за талию и приподнял ее. - Черт побери! Какое наслаждение - бросить эту тварь в огонь. Угроза тут же была приведена в исполнение, и в этот самый момент я почувствовала дрожь его члена. - Ласкай! - заорал он. - Ласкай! Ласкай меня, подлая шлюха! - Он, как заведенный, выкрикивал эти слова, не спуская обезумевших глаз с пламени, бушевавшего внизу. Потом, почувствовав приближавшееся извержение, схватил кинжал и полез в яму прикончить жертву, чей истошный вопль скоро возвестил о ее смерти. Больше я посланника не видела; со мной расплатилась старая женщина, которая посоветовала мне держать язык за зубами, и на этом моя миссия закончилась. Как-то раз мы с Дюран выразили удивление по поводу того, что среди наших посетителей до сих пор нет женщин, и на следующий же день получили приглашение синьоры Дзанетти, одной из самых богатых и развратных дам в Венеции. Эта величественная женщина тридцати пяти лет от роду являла собой средоточие плоти, увековеченной римлянами в классических скульптурах. Это была живая Венера, вобравшая в себя все прелести великой богини. - Я видела вас в церкви Санта Мария делла Салюте, - начала красавица, ласково глядя на меня. - Вы, конечно, зашли туда в поисках предметов вожделения, ибо умные люди ходят в такие места только с распутными намерениями. У нас таков обычай: церкви служат чем-то вроде публичных домов... А вы очень прелестны, мой ангел; скажите, вы любите женщин? - Разве можно быть равнодушной к созданиям, подобным вам? - Ну, это говорит ваша французская галантность: за десять лет, прожитых в Париже, я достаточно изучила этот жаргон. А теперь ответьте честно: любите вы женщин или нет и желаете ли побаловаться со мной? - Как вы можете в этом сомневаться? - укоризненно заметила я и, чтобы придать больше веса своим словам, обхватила за шею прекрасную венецианку, проникла языком в ее свежий ротик и несколько минут щекотала его. - Ах, мой ангел, вы просто прелесть, - проговорила она, нежно поглаживая мне грудь, - я проведу восхитительные мгновения в ваших объятиях, Мы поужинали, и наше первое свидание увенчали самые сладострастные и самые пикантные утехи. Будучи невероятно распутной, Дзанетти обладала особым даром доставлять удовольствие женщине: мало кто ласкал меня за всю мою жизнь с таким несравненным искусством и с таким результатом. Когда мы изверглись по пять или шесть раз, когда обменялись всевозможными ласками, которые имеются в арсенале изысканного сафизма, моя наперсница заявила, что пришло время сношаться, и дернула за сонетку. - Готовы ли наши мужчины? - спросила она вошедшую камеристку, очаровательное создание лет восемнадцати с блудливым взглядом. - Да, госпожа; они уже начали думать, что не понадобятся синьоре нынче вечером, и очень огорчились, так как все находятся в прекрасном состоянии. - А ты, случаем, не побаловалась с ними, распутница? - лукаво спросила венецианка. - Да, госпожа, я поласкала двоих, но никаких оргазмов не было; синьора может проверить сама. - Веди их сюда, негодница, я хочу предложить своей новой подруге роскошное угощение. Розетта - так звали служанку - впустила десятерых юношей, лица и фигуры которых произвели на меня самое благоприятное впечатление. Субретка {Субретка (фр.) - исполнительница мелких ролей в театре.} и ее госпожа в мгновение ока обнажили их, и я оказалась в окружении десяти угрожающе торчащих копий, да таких внушительных, что вряд ли я смогла бы обхватить рукой самый тонкий из них. - Ну вот, - сказала Дзанетти, которая была прекрасна: нагая, с развевающимися волосами и с покрасневшим от возбуждения лицом, - все это к вашим услугам; с какой стороны вы желаете принять эти орудия? - Гром и молния! - воскликнула я, воодушевленная такой перспективой. - Да пусть они забираются куда угодно... - Нет, дорогая, приятные вещи в жизни требуется заслужить, то есть по-настоящему возжелать их, поэтому для начала примите их в вагину - это возбудит вас, и только после этого вы получите остальное; впрочем, предоставьте это мне. Розетта также разделась к этому времени; вместе с хозяйкой они привели наших атлетов в неописуемое состояние, и моя любезная подруга один за другим стала вводить члены в мое влагалище. Она делала это, прижимаясь к моим губам своим клитором, ее по очереди содомировали двое юношей, а субретка направляла член третьего в задницу того, кто совокуплялся со мной. Ах, друзья мои, как мне описать удовольствие, полученное мною во время этой первой сцены! Когда все десятеро продемонстрировали мне мощь своих инструментов, я встала на четвереньки и подставила им зад: содомия началась без всякой подготовки; влагалище мне сосала Дзанетти, она же в каждой руке разогревала по одному члену, готовя их к проникновению. Моего содомита также содомировали, я лизала клитор Розетти, которая тем временем втирала головку очередного фаллоса в свою пушистую клумбу; таким образом я могла поочередно сосать ее вагину или орган, который она ласкала. Когда все члены побывали в моих потрохах, мы сменили позы и образовали один живой клубок: я уселась на кол одного юноши, второй овладел моим влагалищем, правой рукой я вводила третий член в зад Дзанетти, которая лежала на ком-то и принимала пятый орган в вагину. Левой рукой я оказывала такую же услугу Розетти, которую также сношали в оба отверстия; восьмой юноша содомировал моего содомита, девятый орган был во рту у Розетти, последний совершал оральный акт со мной. - Здесь есть место еще для двоих, - сказала Дзанетти, - эти двое, что прочищают задницу мне и моей горничной, вполне могли бы принять в себя по одному члену. В следующий раз надо собрать пятнадцать человек. Но я, обалдевшая от удовольствия, смогла ответить лишь неистовыми движениями тела, и мгновение спустя мы все, вся чертова дюжина, изверглись одновременно и потоком спермы погасили - а лучше сказать, потушили на время - сжиравшую нас похоть. Вслед за тем в середину уложили Дзанетти и еще раз повторили всю процедуру, где я исполняла второстепенную роль и с огромным наслаждением наблюдала фантастические курбеты венецианской блудницы; она превзошла и Сафо и Мессалину: это было настоящее безумие, это был неистовый праздник сластолюбия, сопровождаемый беспрерывным потоком грязных ругательств, страстных вздохов, громогласных стонов, которые сменились в момент кризиса пронзительным воплем. Повторяю: никогда не было у Венеры столь верной служительницы, никогда ни одна блудница на свете не извергалась с таким остервенением. Но представьте, друзья, она этим не удовлетворилась: после плотских наслаждений мы сели за стол и с такой же невоздержанностью начали пить; измученных мужчин отпустили, и когда мы, все трое, накачали себя невероятным количеством вина, мы снова бросились ласкать друг друга как самые последние шлюхи; это продолжалось до тех пор, пока утреннее солнце не увидело наши сатурналии и не напомнило нам о том, что человеческому организму необходим отдых. Несколько дней спустя эта необыкновенная женщина нанесла мне ответный визит. Как она призналась, я произвела на нее незабываемое впечатление, и она никак не может избавиться от этого дьявольского наваждения. - Теперь, когда мы познакомились ближе, милая моя, я должна поведать вам о своих наклонностях, - заявила она. - Я вся пропитана пороком, а вы, насколько я слышала, отличаетесь поистине философским образом мыслей, поэтому надеюсь, что вы меня поймете. - Продолжайте, любовь моя, скажите, какие грехи вам больше всего по душе. Какие доставляют вам наибольшее удовольствие? - Воровство. Ничто так не возбуждает меня, как воровство. Хотя я имею доход больше ста тысяч ливров в год, не проходит и дня без того, чтобы я чего-нибудь не украла ради удовольствия. - Утешьтесь, дорогая, - и я крепко сжала руку своей наперсницы, - вы видите перед собой самую яркую последовательницу такой же страсти . Как и вы, я не могу обходиться без воровства, как и вы, я получаю от него удовольствие и вижу в нем смысл всей моей жизни. Воровать - это естественно, это не только не порок - это свойство следует считать добродетелью. Осмелюсь добавить, любовь моя, - продолжала я, пылко целуя Дзанетти, - что я безумно рада видеть в вас женщину, свободную от угрызений совести. В этом смысле, пожалуй, нет мне равной, - заявила очаровательная венецианка. - В моей голове ежеминутно рождаются тысячи самых отвратительных и непристойных мыслей, и когда говорят мои страсти, я ни в чем себе не отказываю. - О небо! - простонала я. - Так вы способны и на убийство? - Я готова убить и отца и мать, готова совершить самое чудовищное злодейство, в сущности для меня вообще не существует такого понятия. Вы откровенны со мной, и я отвечу вам тем же, только пусть вас не пугает то, что я вам скажу. И поклянитесь, что никто не узнает того, что вы от меня услышите. Я поклялась молчать, и моя новая подруга продолжала: - Вам известно, Жюльетта, что я - вдова, поэтому ни перед кем не обязана отчитываться в своих поступках. Прошу вас не спрашивать, как я обрела свою свободу, скажу лишь, что я обязана ею преступлению. - Вы сами его совершили? - Нет. Мой супруг, злейший враг моих наслаждений, пал от руки убийцы: в Венеции за несколько цехинов можно разделаться с кем угодно. - Однако лучше сделать это самой, - заметила я, - но в любом случае у нас с вами очень много общего. - Как я вас люблю, радость моя! Достойны похвалы женщины, когда они освобождаются от своих тиранов и мучителей; по какому праву мужчины отбирают у нас свободу? Пусть они чаще дают женам развод, тогда убийств будет меньше. - Скажу по секрету, что в Венеции есть одна организация, которая занимается исключительно воровством, грабежом, вымогательством, а при необходимости и убийствами. Это очень многочисленная банда, ее влияние распространяется на всю округу, ее глава - некий Моберти. Он - мой любовник, и я безумно люблю его: ни один мужчина никогда не внушал мне таких чувств, как он. Когда ты его увидишь, моя голубка, тебя, наверное, удивит моя страсть, но узнав его поближе, ты поймешь, что можно любить человека за его вкусы, его страсти, темперамент и образ мыслей, а не за внешние достоинства. Ему сорок четыре года, у него рыжие волосы, как у Иуды, маленькие слезящиеся глаза, очень близко посаженные, большой рот и гнилые зубы; нос. и губы у него, как у негра, а сам он маленький, приземистый, уродливый, но при всем этом обладает настолько громадным инструментом, что, несмотря на всю мою привычку к содомии, во время совокупления у меня разрываются все внутренности... Вот, милая Жюльетта, полный портрет человека, которого я обожаю, хотя каждый день наставляю ему рога; но он не возражает против моих шалостей, понимая, что я не могу без них жить; со своей стороны я спокойно отношусь к его неверности и даже способствую ему, потакая его прихотям. Словом, он лишен чувства ревности, а нашу связь можно назвать идеальным духовным союзом. Особенно я восхищаюсь его характером, его необыкновенно богатым воображением, его редкой жестокостью, отсутствием всяческих принципов, глубочайшим атеизмом и безграничной развращенностью - все эти качества бросают меня в жар, вот почему я боготворю этого злодея, подобного которому не найти на земле, а такую любовь, как у нас, не встретишь в книгах всех ваших поэтов вместе взятых. У Моберти много своих людей в Венеции; они постоянно связаны с членами этой организации и дают ценные сведения. Я - главное связующее звено, я собираю и сортирую эти сведения, я же планирую все основные кражи и грабежи. Наши дела начались только три года тому назад, но за это время, - согласитесь, что это не такой большой срок, - с моей помощью он загубил не меньше четырех сотен душ, и я горжусь этим. Всякий раз, дорогая, после того, как я совершаю или планирую преступления, меня три дня и три ночи подряд сотрясает оргазм. Моберти до такой степени любит убивать, что по примеру того знаменитого сибирского разбойника во время налета он предоставляет товарищам забирать добычу, чтобы освободить свои руки и резать горло жертвам. Я уверена, что он самый жестокий преступник из всех живущих ныне на земле, и моя преданность этому человеку основана на полном сходстве наших пороков и характеров. Сама жизнь доказывает, что судьба злодея много счастливее, чем судьба добродетельного человека, если, конечно, он неисправимый и отъявленный злодей; провидение благоволит к моему любовнику, который двадцать пять лет творит ужасное зло, и до сих пор никто ни в чем его не заподозрил. Несколько близких его сподвижников были колесованы, повешены, сожжены на костре, но ни один из них не выдал атамана. Это человек редкого мужества и необыкновенно развратный; недавно он купил прекрасное поместье в Далмации, куда собирается удалиться на покой вместе со мной; там мы проживем остаток своей жизни, которая по своей порочности не имеет прецедентов в исторических анналах. Это все, что я хотела сказать тебе, дорогая, теперь решай сама, согласна ли ты связать с нами свою судьбу. Если согласна, в самое ближайшее время мы пригласим тебя на обед, и ты увидишь наши забавы, а если хочешь, можешь принять в них участие; там мы и обговорим подробности нашей будущей дружбы. - Мне никогда не делали более заманчивого предложения, - горячо заговорила я, - и я его принимаю, но у меня есть два условия: во-первых, если вашему любовнику вздумается забавляться со мной, он должен мне платить; кроме того, за свое участие в ваших делах я буду получать соответствующую долю добычи. Второе условие заключается в том, что начиная с этой минуты мы делим поровну все расходы, связанные с нашими плотскими утехами: я хочу быть вашей подругой, а не содержанкой. За этим разговором последовал изысканный ужин, и мы расстались с обещанием встретиться в самом скором времени. Я не знала, к чему приведет эта дружба, поэтому, пока ситуация не прояснится, благоразумно решила ничего не говорить Дюран. Кроме того, наши отношения, остававшиеся очень близкими, предоставляли обеим свободу действий, достаточную для того, чтобы мы могли поступать, как нам захочется, без ведома друг друга. Через несколько дней синьора Дзанетти уведомила меня о том, что уже имела разговор со своим другом, который изъявил горячее желание познакомиться со мной, поэтому она приглашает меня отобедать вместе с ними на следующей неделе. Она вместе с Моберти будет ждать меня в его прекрасном доме на острове Сан-Джорджо, в нескольких минутах езды от города. - Этот необыкновенный человек оказался именно таким, каким мне его расписали: невозможно было быть уродливее, чем он, и в то же время трудно было найти столь мужественное лицо. - Вот она, - представила меня Дзанетти, поцеловав в губы, - вот та прелестница, о которой я тебе говорила; надеюсь, она понравится тебе во всех отношениях. Разбойник взял меня за руку и, не говоря ни слова, повел в другую комнату, в которой я увидела двух мальчиков лет пятнадцати необыкновенной красоты. - Не смущайтесь, - заявил коротышка, - сейчас мы займемся содомией. Покажите-ка мне свой зад, только соблаговолите как следует прикрыть влагалище. Мне не очень понравилась такая бесцеремонность, и поначалу я не нашла в Моберти ничего привлекательного, хотя инстинктивно чувствовала, что в нем есть нечто неординарное. Он долго разглядывал мой зад, не упуская ни одной детали, потом, похлопав по ягодицам, произнес: - Отлично: это то, что надо. Теперь раздевайтесь. - А ваша подруга, синьор? - Она также придет, без нее мы не начнем. Пока я снимала с себя одежду, Моберти ласкал обоих подростков. - Ты все приготовила? - спросил разбойник вошедшую Дзанетти. - Все ли двери заперты? Кстати, не забыла ли ты про обед? - Ты же знаешь, что я очень пунктуальна. - Моберти удовлетворенно кивнул, и она добавила: - Ничто не помешает тебе, друг мой, и никто нас не увидит, кроме Всевышнего. - Фи, мне наплевать на этого свидетеля, - хмыкнул распутник. - Мне только очень жаль, что его не существует, и я лишен удовольствия оскорбить его по-настоящему. Но можем ли мы не церемониться в присутствии этой молодой дамы? - Она - нашего поля ягодка, дорогой, я же тебе о ней рассказывала. Объясни ей ее обязанности, и я уверена, что она тебе понравится. - Мне уже понравился ее зад, это, пожалуй, самый прекрасный женский зад в мире, А теперь, дорогая, приступим к делу. Дзанетти быстро и ловко раздела мальчиков и подвела их к своему любовнику, который лежал на софе и неторопливо мастурбировал. - Иди к нему, - прошептала она, - видишь, как он жаждет увидеть твою попку. Тщательно прикрыв пушистый треугольник, я быстро встала рядом с мальчиками спиной к Моберти, и он некоторое время сравнивал наши предметы. Однако первым он почтил мой зад, запечатлев на нем горячий поцелуй и проникнув языком в отверстие; потом велел одному из своих педерастов вырвать волоски на моем лобке; я тихонько вскрикивала и подергивалась, он еще сильнее ласкал мне анус, его любовница целовала ему член, второй мальчик облизывал ее. - Теперь слушайте меня внимательно, - наконец сказал разбойник. - Вы должны пускать мне в рот газы всякий раз, когда мальчишка будет вырывать очередной волосок; когда он вырвет шестой, вы помочитесь на его лицо и будете ругать его самыми последними словами. Мне удалось в точности исполнить эти необычные распоряжения, и когда я залила мальчика мочой, сопроводив это грязными ругательствами в его адрес, Моберти вскочил, схватил розги и четверть часа осыпал меня хлесткими ударами. - Что вы делаете? О, небо, что же вы делаете? - вскричала Дзанетти, искусно разыгрывая свою роль. - Чем провинилась эта бедняжка? - Эта тварь осмелилась пустить газы, да еще залила своей мерзкой мочой моего ганимеда и осквернила его очаровательную мордашку - вот, что она сделала, и я даже не знаю наказания, которого она заслуживает. - Ну что ж, негодяй, - ответила Дзанетти, и это также было частью обычной ее роли, - тогда я буду пороть тебя до тех пор, пока ты не прекратишь мучить мою подругу. После экзекуции итальянец продемонстрировал свой член, распухший до невероятных размеров. - Ты когда-нибудь видела такое? - грубо спросил он, поднося его к моему лицу. - О, Господи! Да я же умру, если вы проткнете меня таким копьем! - Так оно и должно быть, - пообещал он, - хотя в сущности тебе будет не больнее, чем этим детям, тем более, что они еще девственники. - Я не знаю, что будет с ними, но умирать не хочу. Между тем наш разговор прервала прекрасная венецианка; она прижалась голым задом к лицу своего любовника, один из мальчиков, опустившись на колени, принялся зубами вырывать волоски на ее промежности, и в тот же миг послышался такой громкий утробный звук, что распутник разъярился, выругался и тут же овладел ее седалищем. По его команде остальные расположились так, чтобы он мог дотянуться губами до наших ягодиц и по очереди целовать их. Признаться, меня восхитило, с каким спокойствием Дзанетти выдерживает натиск гигантского органа, вломившегося в ее зад; блудница даже глазом не моргнула, а итальянец, выкрикивая невнятные ругательства и впиваясь зубами в наши ягодицы, яростно двигал тазом взад-вперед. Скоро он успокоился, группа распалась; он обвел нас взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, потом лег на софу, уткнувшись лицом между ягодиц своей любовницы, и приказал нам подходить по одному, целовать его орган, облизывать яички и щекотать пальцем анус. Эта процедура оказала на него необыкновенно сильное воздействие, и мне показалось, что он вот-вот извергнется; однако он сдержался, встал с ложа и, взявши розги, выпорол нас всех весьма ощутимо: каждый из нас получил не меньше двухсот ударов. После экзекуции он схватил меня за плечи, и в его глазах я прочитала ярость. - Я намерен убить тебя, стерва, - объявил он. Хотя я была привычна к подобным театральным сценам, меня обуял страх, который усилился еще больше, когда я заметила растерянность во взгляде Дзанетти. - Да, разрази гром твою преподлейшую душу, - прибавил итальянец. - Да, грязная свинья, мне очень хочется расправиться с тобой. С этими словами он взял меня за горло и едва не задушил; затем схватил кинжал и начал водить лезвием по моей груди, в то время, как его любовница ласкала его, не обращая на меня никакого внимания и не сделав ни одного жеста, чтобы успокоить. Продержав меня несколько долгих минут в ужасном напряжении, он повалил меня на софу, прижал свой член ко входу в мой задний проход и без всякого предупреждения с силой втолкнул его внутрь; мой лоб покрылся холодным потом, и я оказалась на пороге обморока. Между тем меня крепко держала Дзанетти, так что я не могла даже пошевелиться, когда мои внутренности пропахивала и выворачивала наизнанку чудовищная машина. В это время Моберти обеими руками месил ягодицы своих юных педерастов и целовал в губы мою подругу. Через некоторое время он велел мне, оставаясь на софе, опереться руками в пол, как можно выше поднять задницу и как можно дальше отогнуть назад голову; один из юношей уселся мне на шею, и Моберти впился языком в его рот; потом то же самое сделал второй, после чего его сменила Дзанетти, только она умудрилась подставить для поцелуев свой анус. И снова распутник удержался от извержения и неожиданно и резко вырвал свой член, причинив мне почти такую же острую боль, какую я испытала в момент проникновения. - У нее миленькая жопка, - заметил он, выбравшись из нее, - она довольно горячая и хорошо сжимается; но сама шлюха постоянно дергается, а ты знаешь, Дзанетти, что я этого не терплю: только полная неподвижность дает мне возможность кончить. Вслед за тем венецианка недолго обрабатывала его розгами, я лежала на полу, и юные помощники массировали ему член, прижимая его к моим ягодицам. Потом меня положили на софу, дети легли рядом, и перед разбойником предстали три соблазнительно торчавших зада; он пытался вломиться в одно из детских отверстий, встретил яростное сопротивление и со злобой выкрикнул: - А ну-ка свяжите этого выродка! С моей помощью Дзанетти скрутила и связала младшего так, что его голова оказалась между его ног, чтобы Моберти мог поочередно совокупляться и в рот и в зад, а в довершение всего Дзанетти уселась на мальчика верхом. Когда были устранены все помехи, Моберти вновь начал приступ: три мощных толчка, и колоссальный член исчез в анусе несчастного ребенка; я усердно ласкала задницу распутника, а он сам терзал второго мальчика. В продолжение сладострастного акта злодей изрыгал из себя ужасные проклятия. Он непрестанно вопил что-то о преступлениях, о злодеяниях, об истреблении всего человечества. И при всем этом не сбросил ни капли спермы. Второго педераста связали тем же образом, что и первого, и Моберти насладился им тем же способом; только на этот раз уже измученного ребенка подвесили вниз головой рядом с Дзанетти, сидевшей верхом на втором; благодаря такому расположению итальянец, которого я порола в это время, мог целовать три предмета по выбору: юношеский зад, рот и влагалище. Ругательства его сделались еще ужаснее и громче, и в следующий момент на пол ручейками полилась кровь: в момент оргазма негодяй несколькими ударами стилета прикончил обоих - того, кого содомировал, и того, кто висел перед ним. - Подлец! - воскликнула я, с новыми силами обрушиваясь на седалище итальянца. - Ты совершил гнусное убийство, и можешь поздравить себя с тем, что ты - чудовище. Извержение его было невероятным, больше похожим на извержение вулкана, а сам он в эти мгновения напоминал дикого зверя, но никак не человека. Когда буря стихла, оба трупа вынесли и сбросили в яму, заранее выкопанную в саду рядом с залом, где происходила оргия; потом трое оставшихся в живых участника оделись, и Моберти заснул, не дождавшись обеда. - В самом деле - он необыкновенный человек, - поздравила я Дзанетти. - Ты еще не все видела, сегодня он был кротким, - сказала она и добавила, что в доме приготовлены еще две жертвы, две девочки, поэтому страдания их будут много ужаснее. - Выходит, он предпочитает наш пол? - Разумеется. Это отличительная черта всех, кто жесток в своих удовольствиях: слабость, нежность и деликатность женщин сильнее возбуждают их, ведь жестокость больше питается беспомощностью жертвы, нежели ее сопротивлением; чем беззащитнее предмет наслаждения, тем сильнее его истязают, так как при этом злодей чувствует себя более порочным, отчего его удовольствие возрастает многократно. А тебе действительно было очень больно? - Да, он едва меня не изувечил. Я встречалась с мощными членами в своей жизни, но ни один из них не причинял мне такой боли. Моберти проснулся очень скоро; открыв глаза, он сразу потребовал есть, и в ту же минуту был подан обед. Обедали мы в прохладной уютной комнате, где все было под рукой, так что мы обходились без прислуги. За столом разбойник объяснил обязанности, которые он намеревался поручить мне в своей преступной организации: я должна была служить прикрытием его преступлений и подыскивать жертвы; мне предстояло уйти от Дюран, снять отдельный дом, где я буду принимать людей, которых он собирался грабить и убивать. Я сразу сообразила, что на этом пути меня поджидает гораздо больше опасностей, нежели прибылей, к тому же при богатствах своих я могла обойтись и без дополнительного заработка и внутренне отвергла предложение разбойника без лишних колебаний. Но я искусно скрыла свои истинные чувства и, чтобы не дать повода к подозрениям, с восторгом согласилась, даже захлопав в ладоши, и обещала сделать все, что от меня потребуется. Мы отметили наш договор такой роскошной трапезой, какой я давно не вкушала. Когда мы поднялись из-за стола, Моберти увел меня в маленькую комнату. - Жюльетта, - так начал он, тщательно закрыв за собой дверь, - ты достаточно близко познакомилась с моими вкусами, чтобы понять, что свое главное наслаждение я черпаю в убийстве. Но могу ли я рассчитывать на твое рвение и твою помощь? Не осталось ли в тебе предрассудков и угрызений совести? - Уверяю вас, дорогой, что у вас не будет никаких оснований для недовольства, - поспешила ответить я. - Очень скоро мое поведение покажет вам, что я согласилась с радостью, а не из простого желания угодить вам. И в тот самый момент в моем порочном мозгу сверкнула необыкновенно коварная мысль. Я, конечно, не жаждала сделаться любовницей этого человека, как и не собиралась участвовать в его преступлениях, и все-таки, из духа порока и коварства, я разыграла сцену ревности. - Однако меня сдерживает один факт, - добавила я. - Мне вовсе не улыбается играть вторую скрипку в ваших делах. Могу ли я быть уверена в беспрекословном доверии и нежной привязанности сообщника, которого я готова полюбить? Я согласилась на ваше предложение, но предпочла бы стать вашим единственным доверенным лицом, нежели постоянно иметь рядом столь опасную соперницу, как Дзанетти... Собеседник слушал меня с возрастающим удивлением и интересом. После недолгого молчания он задал мне вопрос: - Ты и вправду могла бы полюбить меня? - Я бы обожала человека, чьи вкусы так близки моим. - Чудесно, больше ни слова об этом, я все устрою сам. Ты гораздо красивее, чем Дзанетти, ты мне больше нравишься, и я намерен сделать тебя единственной властительницей моего сердца. - А что будет с ней, когда она об этом узнает? Да и я никогда не прощу себе этого вероломства. Вы думаете, она не станет моим злейшим врагом после этого? - Если только она будет всерьез беспокоить нас... - Боже мой, что за мысль пришла вам в голову! Ведь она любила вас когда-то... и до сих пор любит безумно. Неужели вы способны на такое злодейство? - Злодейство? Такого понятия вообще не существует, все наши поступки вполне естественны, все они диктуются Природой, и меня удивляет, что ты до сих пор сомневаешься в этом. - Я давным давно избавилась от подобных сомнений... Но знайте, пока эта женщина жива, я не буду чувствовать себя спокойно: во-первых, я буду бояться ее, во-вторых, меня будет постоянно преследовать страх потерять вас. Мне кажется, раз уж мы об этом заговорили, лучше всего прямо сейчас решить этот вопрос. Эта женщина отличается необыкновенным коварством; если бы вы только знали, какие вещи она говорила мне про вас... Поверьте мне, она никогда не оставит вас в покое. - Я тебя обожаю, прелестное создание, - заявил итальянец, привлекая меня к своей груди, - и участь твоей соперницы решена, осталось лишь придумать, каким способом она будет умирать. При этом Моберти, так же, как и я, вдохновленный злодейской идеей, без лишних слов внедрился в мои потроха; его гигантский член в любое время непременно заставил бы меня закричать от боли, но в тот момент, вместо того, чтобы сжаться от удара мощного копья, я извергнулась, как только тяжелые яички Моберти заплясали на моих ягодицах. - Что будем с ней делать? - спросил злодей, когда я в изнеможении откинулась на диван. - С ней надо расправиться в самый разгар утех. Так мы и сделали, и я подробно опишу вам эту жуткую и сладострастную сцену. Моберти, желая сохранить силы, воздержался от оргазма. Наше долгое отсутствие начало беспокоить Дзанетти, и когда мы возвратились, я прочла в ее глазах, что в ее сердце зашевелился демон ревности. Она предложила перейти в комнату, где происходили утренние развлечения, и там представила своему любовнику новые предметы для послеобеденных удовольствий. Нас ожидали трое: молодая женщина на седьмом месяце беременности и две очаровательные девочки - девяти и одиннадцати лет, - которых она держала за руку. Моберти, будучи уже знаком с этим приобретением, так как сам заплатил за товар, с восторгом шепнул мне на ухо: - Они вызовут у меня страшную эрекцию. Эту женщину жестоко обманули: она думает, что я окажу ей важные услуги в одном деле, и даже не подозревает о пытках, которые ее ожидают. Ну что ж, Дзанетти, - продолжал он уже громче, - закрывай опять все двери, и мы приступим к спектаклю; я хочу, чтобы вокруг царила полная тишина, когда будет торжествовать мой фаллос. Моберти сел и приказал своей любовнице раздеть мать, которую звали Анжелика, а старшей, Мирдзе, и младшей, Мариетте, было ведено ждать своей очереди. Дзанетти оголила зад Анжелики и подвела ее к разбойнику, который, осмотрев его, объявил, что не пройдет и часа, как эта прекрасная часть ее тела будет изуродована до неузнаваемости. Потом он потрогал ее живот и прибавил, что он также не избежит печальной участи. - Ах, синьор, - встрепенулась Анжелика, - вы жестоко обманули меня; теперь я вижу, что меня ожидает, но пощадите хотя бы дитя, которого я ношу в себе... Эти слова вызвали громоподобный хохот злодея: - Запомни, наглая тварь, - заорал он, награждая бедняжку увесистыми ударами, - что я отнесусь к тебе с должным уважением; на мой взгляд, никто так не заслуживает почтения, как беременная самка, ты, надеюсь, уже чувствуешь, как я тронут твоим состоянием. Теперь раздень своих дочерей и тащи их ко мне. Обследовав девочек, Моберти пробормотал: - Какая досада, что я не имею возможности разворотить все три задницы одновременно. Он грубо дернул мать за руку, повалил ее на спину, потом, подняв вверх ее ноги, ловко привязал их к свисавшим с потолка веревкам и овладел ее задом. Следуя его указаниям, я прижала Анжелику своим телом, приняв такое положение, чтобы распутник мог целовать мои ягодицы; меня оседлала его любовница, также предоставив в его распоряжение свои прелести. Обеими руками он терзал несчастных девочек и вгрызался зубами в наши ягодицы. - А ну-ка, Жюльетта, потопчись коленями на животе этой шлюхи, - приказал он некоторое время спустя, - поглядим, сможешь ли ты выдавить из ее чрева мерзкий плод. Мне помогала Дзанетти, и мы едва не выпустили дух из бедной Анжелики, которая пронзительно кричала не переставая. Через четверть часа Маберти выдернул свой ненасытный инструмент и принялся за старшую девочку. Ценой невероятных усилий нам с Дзанетти удалось вставить огромный набалдашник в крохотное отверстие, ставшее объектом ярости нашего содомита. Заметив, что первый шаг сделан, Моберти совершил настолько мощный толчок, что его оружие до самого конца погрузилось в детское тело, и несчастная потеряла сознание. - Это как раз то, что я хотел, - спокойно объяснил нам безжалостный негодяй. - Я не смогу насладиться по-настоящему, пока не доведу их до бесчувственного состояния. Эй, Дзанетти, слышишь, что я говорю? - Потом тихо сказал мне: - Когда я отправлю ее в преисподнюю, я хочу, чтобы она запятнала себя самым черным преступлением, какое только возможно. Прекрасная венецианка положила Анжелику на спину бесчувственной дочери так, чтобы перед злодеем оказались две пары ягодиц. Когда моя подруга опустилась на колени, произошла невероятная вещь, которая, очевидно, должна была довершить эрекцию разбойника: вцепившись зубами в его седалище, она принялась рычать по-собачьи, Моберти ответил таким же рычанием и впился зубами в ягодицы Анжелики. Никогда прежде мне не доводилось присутствовать на подобном собачьем концерте, и я должна признать, что ничего забавного в этом не было для нашей злосчастной жертвы, чей зад, включая верхнюю часть бедер, скоро превратился в окровавленные лохмотья. Моберти то. и дело отрывался от него, чтобы укусить то мои ягодицы, то ягодицы младшей девочки, но для того лишь, чтобы поточить свои клыки, после чего с удвоенной яростью вгрызался в тело потерявшей сознание женщины. Через некоторое время, показавшееся нам вечностью, он обрушил свой звериный инстинкт на младшую дочь, которая в тот же миг лишилась чувств. Между тем Дзанетти, исполняя распоряжение своего любовника, чтобы усилить его экстаз, заколола ребенка кинжалом, и маленькое существо дернулось в последний раз и осталось неподвижно лежать в луже собственной крови. - Ах ты, подлая! - возмутился итальянец, - посмотри, что ты наделала! Пусть же Всевышний, чьими милостями ты поживешь еще немного, даст тебе время раскаяться в чудовищном злодеянии, за которое тебе одна дорога - в ад... Это событие оказало на него потрясающее действие, и он исторг из себя бурный поток спермы. После чего поднялся, оставил Дзанетти в компании с несчастным семейством и, взявши меня за руку, молча вышел в комнату, где у нас незадолго до того состоялся разговор, решивший судьбу венецианки. - Я собираюсь творить жуткие дела, - объявил он, поцеловав меня в щеку и начиная тереться членом о мой зад, - и твоя соперница будет участвовать в них. Ах, если бы я только мог придумать что-нибудь необыкновенное, если бы только можно было сделать ее последние мгновения беспредельно ужасными, но, увы, всему есть свой предел, и мне горько сознавать это. Но все равно, Жюльетта, все равно меня безумно волнует эта жестокая мысль! Какой у тебя великолепный зад, - продолжал он, лаская мои ягодицы, - я обожаю тебя, моя прелесть, у тебя необыкновенное воображение, ты изобретательна в злодействе, и если я готов расправиться с Дзанетти, то только потому, что хочу, чтобы ты всегда была со мной. - Знаете, дорогой друг, - вставила я, - вы забыли, что эта женщина любит вас без памяти. Я уступила вашему вероломному желанию в момент слабости, а теперь раскаиваюсь в этом. Разве можно поступать так жестоко с человеком, который привязан к нам обоим? - Мне наплевать на чувства этой потаскухи, - грубо прервал он мои излияния. - Священны для меня только мои страсти и моя эрекция. А эта сука ни о чем не догадывается, так что сейчас самый подходящий момент заняться ею. Представляю, какой это будет прекрасный вечер! Ты наденешь на меня вот эту тигриную шкуру, а они, все трое, пусть лягут вокруг трупа; я буду кусать и рвать их когтями, буду жрать их живьем, и ты увидишь мое истинное отношение к синьоре Дзанетти, когда мои зубы вонзятся в ее тело и когда начнется ее предсмертная агония. Только не забывай возбуждать меня и подбадривать во время этой сцены, а если вдруг в голову тебе придет что-нибудь еще более интересное, сразу скажи мне, ибо наш замысел блекнет в сравнении с моими желаниями. Я вышла сделать необходимые распоряжения. Дзанетти, привыкшая повелевать, с изумлением узнала, что ей придется присоединиться к жертвам, и она не удержалась от тревожного вопроса: - Ты не знаешь, что он задумал? - Скоро увидишь сама, - холодно ответила я и вернулась к Моберти. Едва я переступила пор