прер- вал свою проповедь и заявил ему, что он дурак. Прихожане отправились за камнями, а я тем временем так настроил собрание, что камни полетели в дворянина. Правда, наутро он явился ко мне, воображая, что имеет дело с обыкновенным аббатом. - И какие же последствия имел этот визит? - спросил д'Артаньян, хва- таясь за бока от хохота. - Последствием было то, что мы назначили на другой день встречу на Королевской площади. Да ведь вы сами знаете, как было дело, черт возьми! - Уж не против ли этого невежи выступал я вашим секундантом? - спро- сил д'Артаньян. - Именно. Вы видели, как я его отделал. - И он умер? - Решительно не знаю. Но на всякий случай я дал ему отпущение грехов - in articulo mortis [7]. Достаточно убить тело, а душу губить не следу- ет. Базен сделал жест отчаяния, показавший, что он, может быть, и одобря- ет такую мораль, но отнюдь не одобряет тон, каким она высказана. - Базен, любезнейший, вы не замечаете, что я вижу вас в зеркале! А ведь я вам запретил раз навсегда всякие выражения одобрения или порица- ния. Будьте добры, принесите-ка нам испанского вина и отправляйтесь в свою комнату. К тому же мой друг д'Артаньян желает сказать мне кое-что по секрету. Не правда ли, д'Артаньян? Д'Артаньян утвердительно кивнул головой, и Базен, подав испанское ви- но, удалился. Оставшись одни, друзья некоторое время молчали. Арамис, казалось, предавался приятному пищеварению, а Д'Артаньян готовился приступить к своей речи. Оба украдкой поглядывали друг на друга. Арамис первый прервал молчание. XI ДВА ХИТРЕЦА - О чем вы думаете, д'Артаньян, и чему улыбаетесь? - Я думаю, - сказал д'Артаньян, - что, когда выбыли мушкетером, вы всегда смахивали на аббата, а теперь, став аббатом, вы сильно смахиваете на мушкетера. - Это верно, - засмеялся Арамис. - Человек, как вы знаете, мой доро- гой д'Артаньян, странное животное, целиком состоящее из противоречий. С тех пор как я стал аббатом, я только и мечтаю что о сражениях. - Это видно по вашей обстановке: сколько у вас тут рапир, и на любой вкус! А фехтовать вы не разучились?.. - Я? Да я теперь фехтую так же, как фехтовали вы в былое время, даже лучше, быть может. Я этим только и занимаюсь целый день. - С кем же? - С превосходным учителем фехтования, который живет здесь. - Как, здесь? - Да, здесь, в этом самом монастыре. В иезуитских монастырях можно встретить кого угодно... - В таком случае вы убили бы господина де Мaрсильяка, если бы он на- пал на вас один, а не во главе двадцати человек? - Непременно, - сказал Арамис, - и даже во главе его двадцати чело- век, если бы только я мог пустить в ход оружие, не боясь быть узнанным. "Да он стал гасконцем не хуже меня, черт побери!" - подумал д'Ар- таньян и прибавил вслух: - Итак, мои милый Арамис, вы спрашиваете, для чего я вас разыскивал? - Нет, я этого не спрашивал, - лукаво заметил Арамис, - но я ждал, когда вы сами мне это скажете. - Ну хорошо, так вот, я искал вас единственно для того, чтобы предло- жить вам возможность убить господина де Марсильяка, когда вам заблаго- рассудится, хотя он и светлейший принц. - Так, так, так! Это мысль! - сказал Арамис. - Которою я и предлагаю вам воспользоваться, дорогой мой. У вас тыся- ча экю дохода в аббатстве, да от продажи проповедей вы имеете двенадцать тысяч. Но скажите: богаты ли вы сейчас? Отвечайте откровенно! - Богат? Да я нищ, как Иов! Обшарьте у меня все карманы и ящики - больше сотни пистолей и не найдете. "Сто пистолей, черт возьми! И это он называет быть нищим, как Иов! - подумал д'Артаньян. - Будь они у меня всегда под рукой, я был бы богат, как Крез". Затем прибавил вслух: - Вы честолюбивы? - Как Энкелад. - Так вот, мой друг, я дам вам возможность стать богатым, влиятельным и получить право делать все, что вздумается. Облачко пробежало по челу Арамиса, такое же мимолетное, как тень, пробегающая по ниве в августе месяце; но, как ни было оно мимолетно, д'Артаньян все же его заметил. - Говорите, - сказал Арамис. - Сперва еще один вопрос. Вы занимаетесь политикой? В глазах Арамиса сверкнула молния, такая же быстрая, как тень, про- мелькнувшая по его лицу прежде, но все же недостаточно быстрая, чтобы ее не заметил д'Артаньян. - Нет, - ответил Арамис. - Тогда любое предложение вам будет на руку, раз сейчас над вами нет иной власти, кроме божьей, - засмеялся гасконец. - Возможно. - Вспоминаете ли вы иногда, милый Арамис, о славных днях нашей моло- дости, проведенных среди смеха, попоек и поединков? - Да, конечно, и не раз жалел о них. Счастливое было время! Delectabile tempus! [8] - Так вот, друг мой, эти веселые дни могут повториться, это счастли- вое время может вернуться. Мне поручено разыскать моих товарищей, и я начал именно с вас, потому что вы были душой нашего союза. Арамис поклонился скорее из вежливости, чем из благодарности. - Опять окунуться в политику! - проговорил Арамис умирающим голосом и откидываясь на спинку кресла. - Ах, дорогой д'Артаньян, вы видите, как размеренно и привольно течет моя жизнь. А неблагодарность знатных людей мы с вами испытали, не так ли? - Это правда, - сказал д'Артаньян, - но, может быть, эти знатные люди раскаялись в своей неблагодарности? - В таком случае другое дело. На всякий грех - снисхождение. К тому же вы совершенно правы в одном, а именно - что если уж у нас опять яви- лась охота путаться в государственные дела, то сейчас, мне кажется, са- мое время. - Откуда вы это знаете? Ведь вы не занимаетесь политикой? - Ах, боже мой! Хоть я сам и не занимаюсь ею, зато живу в такой сре- де, где ею очень занимаются. Увлекаясь поэзией и предаваясь любви, я близко сошелся с Саразеном, сторонником господина де Копти, с Вуатюром, сторонником коадъютора, и с Буа-Робером, который, с тех пор как не стало кардинала Ришелье, не стоит ни за кого или, если хотите, стоит сразу за всех; так что дела политические не так уж мне чужды. - Так я и думал, - сказал д'Артаньян. - Впрочем, друг мой, все, что я скажу вам, - это лишь речи скромного монаха, человека, который, как эхо, просто повторяет все, что слышит от других. Я слышал, что в настоящую минуту кардинал Мазарини очень обеспо- коен оборотом дел. По-видимому, его распоряжения не пользуются тем ува- жением, с каким прежде относились к приказаниям нашего былого пугала, покойного кардинала, чей портрет вы здесь видите; ибо, что ни говори, а, нужно признаться, он был великий человек. - В этом я вам не буду противоречить, милый Арамис. Ведь это он про- извел меня в лейтенанты. - Сначала я был всецело на стороне нового кардинала; я говорил себе, что министр никогда не пользуется любовью и что, обладая большим умом, какой ему приписывают, он в конце концов все же восторжествует над свои- ми врагами и заставит бояться себя, что, по-моему, пожалуй, лучше, чем заставить полюбить себя. Д'Артаньян кивнул головой в знак того, что вполне согласен с этим сомнительным суждением. - Вот каково, - продолжал Арамис, - было мое первоначальное мнение; но так как обет смирения, данный мною, обязывает меня не полагаться на собственное мнение, то я навел справки, и вот, мой друг... Арамис умолк. - Что и вот? - И вот, я должен был смирить свою гордыню; оказалось, что я ошибся. - В самом деле? - Да. Я навел справки, как уже вам говорил, и вот что ответили мне многие лица, совершенно различных взглядов и намерений: "Господин де Ма- зарини вовсе не такой гениальный человек, каким вы его себе воображае- те". - Неужели? - сказал д'Артаньян. - Да. Это ничтожная личность, бывший лакей кардинала Бентиволио, пу- тем интриг вылезший в люди; выскочка, человек без имени, он думает не о Франции, а только о самом себе. Он награбит денег, разворует казну коро- ля, выплатит самому себе все пенсии, которые покойный кардинал Ришелье щедро раздавал направо и налево, но ему не суждено управлять страной ни по праву сильного, ни по праву человека великого, ни даже по праву чело- века, пользующегося всеобщим уважением. Кроме того, по-видимому, у этого министра нет ни благородного сердца, ни благородных манер, это какой-то комедиант, Пульчинелле, Панталоне. Вы его знаете? Я совсем не знаю. - Гм, - ответил д'Артаньян, - в том, что вы говорите, есть доля прав- ды. - Мне очень лестно, что благодаря природной проницательности мне уда- лось сойтись во взглядах с вами - человеком, живущим при дворе. - Но вы говорили мне о его личности, а не о его партии, не о его друзьях. - Это правда. За него стоит королева. - А это, мне кажется, уже кое-чего стоит. - Но король не за него. - Ребенок! - Ребенок, который через четыре года будет совершеннолетним. - Дело в настоящем. - Да, но настоящее не будущее; да и в настоящем он не имеет на своей стороне ни парламента, ни народа, то есть - денег; ни дворянства, ни знати, то есть - шпаги. Д'Артаньян почесал за ухом. Он должен был сознаться, что это не только глубокая, но и верная мысль. - Вот видите, дружище, я еще не потерял своей обычной проницательнос- ти. Может быть, я напрасно говорю с вами так откровенно: мне кажется, вы склоняетесь на сторону Мазарини. - Я? - вскричал д'Артаньян. - Ничуть! - Вы говорили о поручении. - Разве я говорил о поручении? В таком случае я плохо выразился. Нет, я всегда думал то же, что вы. Дела запутались; не бросить ли нам перо по ветру и не пойти ли в ту сторону, куда ветер понесет его? Вернемся к прежней жизни приключений. Нас было четыре смелых рыцаря, четыре связан- ных дружбой сердца, соединим снова не сердца, - потому что сердца наши всегда оставались неразлучными, - но нашу судьбу и мужество. Представля- ется случай приобрести нечто получше алмаза. - Вы правы, д'Артаньян, совершенно правы, - ответил Арамис, - и дока- зательство я вижу в том, что у меня самого была та же мысль. Только мне она была подсказана другими, так как я не обладаю вашим живым и неисто- щимым воображением: в наше время все нуждаются в посредниках. Мне было сделано предложение: коечто из наших былых подвигов стало известно, и затем, скажу вам откровенно, я проболтался коадъютору. - Господину де Гонди, врагу кардинала? - вскричал д'Артаньян. - Нет, другу короля, - ответил Арамис, - другу короля, понимаете? Так вот, требуется послужить королю, а это - долг каждого дворянина. - Но ведь король заодно с Мазарини, мой дорогой. - На деле - так, но против воли; поступками, но не сердцем. В этом и состоит западня, которую враги короля готовят бедному ребенку. - Вот как! Но вы предлагаете мне просто-напросто междоусобную войну, милый Арамис! - Войну за короля. - Но король встанет во главе той армии, где будет Мазарини. - А сердце его останется в армии, которой будет командовать господин де Бофор. - Господин де Бофор! Он в Венсенском замке. - Разве я сказал - Бофор? Ну, не Бофор, так ктонибудь другой; не Бо- фор, так принц Конде. - Но принц уезжает в действующую армию, и он всецело предан кардина- лу. - Гм, гм! - ответил Арамис. - У них сейчас как раз какие-то нелады. Но даже если и не принц, то хотя бы господин до Гонди... - Господин де Гонди не сегодня-завтра будет кардиналом; для него исп- рашивают кардинальскую шапку. - Разве не бывало воинственных кардиналов? - сказал Арамис. - Погля- дите на стены: вокруг вас четыре кардинала, которые во главе армии были не хуже господ Гебрнана и Гассиона. - Хорош будет горбатый полководец! - Горб скроют латы. К тому же вспомните, Александр хромал, а Ганнибал был одноглазым. - Вы думаете, эта партия доставит вам большие выгоды? - спросил д'Ар- таньян. - Она мне доставит покровительство могущественных людей. - И проскрипции правительства? - Парламент и мятежи помогут их отменить. - Все, что вы говорите, могло бы осуществиться, если б удалось разлу- чить короля с его матерью. - Этого, может быть, добьются. - Никогда! - вскричал д'Артаньян с убеждением. - Вы сами тому свиде- тель, Арамис, вы, знающий Анну Австрийскую так же хорошо, как я. Думаете вы, что она когда-нибудь способна забыть, что сын ее опора, ее защита, залог ее благополучия, ее счастья, ее жизни? Ей следовало бы перейти вместе с ним на сторону знати и бросить Мазарини; но вы знаете лучше, чем кто-либо другой, что у нее есть серьезные причины но покидать его. - Может быть, вы правы, - задумчиво сказал Арамис. - Я, пожалуй, к ним не примкну... - К ним! А ко мне? - сказал д'Артаньян. - Ни к кому. Я священник; какое мне дело до политики? У меня даже требника никогда в руках не бывает. Довольно с меня моей клиентуры: про- дувных остроумцеваббатов и хорошеньких женщин. Чем больше путаницы в го- сударственных делах, тем меньше шума из-за моих шалостей; все идет чу- десно и без моего вмешательства. Решительно, дорогой друг, я ни во что не стану вмешиваться. - Ив самом деле, мой дорогой, - сказал д'Артаньян, - меня начинает заражать ваша философия. Право, не понимаю, какая муха вдруг меня укуси- ла! У меня есть служба, которая меня кое-как кормит. После смерти Треви- ля - бедняга стареет! - я могу стать капиталом. Это совсем не плохой маршальский жезл для гасконского дворянина, младшего в роду, и я чувствую, что вообще имею склонность к пище скромной, но ежедневной. Чем гоняться за приключениями, я лучше приму приглашение Портоса, поеду охо- титься в его поместье. Вы знаете, у Портоса есть поместье. - Как же! Конечно, знаю. Десять миль лесов, болот и лугов; он владыка гор и долин и тягается с нуайонским епископом за феодальные права. "Отлично, - подумал д'Артаньян, - это-то мне и надо было знать. Пор- тос в Пикардии". - И он носит теперь свою прежнюю фамилию дю Валлон? - спросил он вслух. - Да, и прибавил еще к ней фамилию де Брасье; так называется его зем- ля, которая давала некогда права на баронский титул! - Так что мы увидим Портоса бароном? - Без сомнения. Особенно хороша будет баронесса Портос! Оба приятеля расхохотались. - Итак, - заговорил д'Артаньян, - вы не желаете стать сторонником Ма- зарини? - А вы сторонником принцев? - Нет. Ну, так не будем ничьими сторонниками и останемся друзьями; не будем ни кардиналистами, ни фрондерами. - Да, - сказал Арамис, - будем мушкетерами. - Хотя бы в сутане. - Особенно в сутане, - воскликнул Арамис, - в томто и прелесть. - Ну, так прощайте, - сказал, вставая, д'Артаньян. - Я вас не удерживаю, мой дорогой, - сказал Арамис, - потому что мне негде было бы вас положить. А предложить вам ночевать с Планше в сарае было бы неприлично. - К тому же я всего в трех милях от Парижа. Лошади отдохнули, не пройдет и часа, как я буду дома. Д'Артаньян налил себе последний стакан. - За наше доброе старое время! - Да, - подхватил Арамис, - к сожалению, оно прошло... Fugit irreparabile tempus... [9] - Ба! Оно, может быть, еще вернется. На всякий случай, если я вам по- надоблюсь, запомните: Тиктонская улица, гостиница "Козочка". - А я - здесь, в иезуитском монастыре. С шести утра до восьми вечера - в двери, с восьми вечера до шести утра - через окно. - До свиданья, мой дорогой. - О, я вас так не отпущу, позвольте мне проводить вас. И Арамис взялся за плащ и шпагу. "Он хочет удостовериться в моем отъезде", - подумал д'Артаньян. Арамис свистнул, но Базен дремал в передней над остатками ужина, и Арамис принужден был дернуть его за ухо, чтобы разбудить. Базен потянулся, протер глаза и попытался опять уснуть. - Ну-ка, соня, скорей лестницу. - Да она, - сказал Базен, зевая до ушей, - осталась висеть в окне, лестница-то. - Тогда давай садовую лестницу. Не видишь разве, господин д'Артаньян с трудом подымался, а спускаться ему будет еще труднее. Д'Артаньян хотел было уверить Арамиса, что он отлично спустится, но ему пришла в голову одна мысль, и он промолчал. Базен глубоко вздохнул и ушел за лестницей. Через минуту хорошая и надежная деревянная лестница была приставлена к окну. - Вот это так лестница, - сказал д'Артаньян, - по такой и женщина поднимется. Пристальный взгляд Арамиса, казалось, хотел прочесть его мысли в са- мой глубине сердца, но д'Артаньян выдержал этот взгляд с замечательным простодушием. К тому же он уже поставил ногу на первую ступеньку и начал спус- каться. В один миг он был на земле. Базен остался у окна. - Жди тут, - сказал Арамис, - я сейчас вернусь. Оба направились к сараю; навстречу им вышел Планше, держа под уздцы лошадей. - Превосходно. Вот толковый и расторопный слуга! Не то что мой лентяй Базен, который ни к черту не годится с тех пор, как служит в церкви. Ступайте за нами, Планше, - сказал Арамис, - мы пройдемся пешком до кон- ца деревни. Действительно, друзья прошли всю деревню, толкуя о разных пустяках; у последнего дома Арамис сказал: - Ну, друг мой, идите своим путем. Счастье вам улыбается, не упускай- те его. Помните, счастье - это куртизанка; обращайтесь с ним, как оно того заслуживает. Ну а я останусь в своем ничтожестве и при своей лени. Прощайте. - Итак, значит, решено и подписано: мое предложение вам не подходит? - Оно бы мне очень подошло, - сказал Арамис, - будь я человек как другие, но, повторяю вам, я весь состою из противоречий: то, что ненави- жу сегодня, я обожаю завтра, et vice versa [10]. Вы видите, я не могу принять на себя обязательства, как, например, вы, у которого вполне оп- ределенные взгляды. "Врешь, хитрец, - сказал себе д'Артаньян, - наоборот, ты-то умеешь выбрать цель и пробираться к ней тайком". - Так до свидания, дорогой, - продолжал Арамис, - и спасибо вам за добрые намерения, а в особенности за приятные воспоминания, которые ваше появление пробудило во мне. Они обнялись. Планше сидел уже на копе. Д'Артаньян также вскочил в седло, он и Арамис еще раз пожали друг другу руки. Всадники пришпорили лошадей и поскакали по направлению к Парижу. Арамис стоял посреди дороги до тех пор, пока не потерял их из виду. Но д'Артаньян, отъехав шагов двести, круто осадил лошадь, соскочил наземь, бросил поводья Планше и, вынув из кобуры пистолеты, засунул их себе за пояс. - Что случилось? - спросил испуганный Планше. - То, что, как он ни хитрит, - ответил д'Артаньян, - а меня не одура- чит. Стой здесь и жди меня, только в стороне от дороги. С этими словами д'Артаньян перескочил канаву, шедшую вдоль дороги, и пустился через поле, в обход деревни. Он заметил между домом, где жила г-жа де Лонгвиль, и иезуитским монастырем пустырь, окруженный только жи- вой изгородью. Может быть, час назад ему и нелегко было бы отыскать эту изгородь, но теперь взошла луна, и хотя она время от времени скрывалась за облаками, все же можно было довольно ясно видеть дорогу, даже когда луна исчезала. Д'Артаньян добрался до изгороди и пошел, крадучись, в ее тени. Прохо- дя мимо дома, где произошла описанная нами сцена, он заметил, что окно Арамиса освещено; по он был уверен, что Арамис еще не вернулся к себе, а когда вернется, то вернется не один. Действительно, он вскоре услыхал приближающиеся шаги и как будто заг- лушенные голоса. Шаги затихли у изгороди. Д'Артаньян опустился на колени, выискивая себе место, где изгородь была гуще. В эту минуту, к великому удивлению д'Артаньяна, появилось двое муж- чин. Но его удивление длилось недолго; он услышал нежный, благозвучный голос. Один из мужчин был женщиной, переодетой в мужское платье. - Успокойтесь, милый Репе, - говорил нежный голос, - это никогда больше не повторится. Я обнаружила нечто вроде подземного хода под ули- цей: нам стоит только поднять одну плиту возле двери, выход открыт. - О, клянусь вам, принцесса, - ответил другой голос, в котором д'Ар- таньян узнал голос Арамиса, - если бы ваше доброе имя не зависело от этих предосторожностей и если бы я рисковал только собственной жизнью... - Да, да, я знаю, вы человек светский и в то же время отважны и храб- ры. Но вы принадлежите не только мне, вы принадлежите всей нашей партии. Будьте же осторожны, будьте благоразумны. - Я всегда повинуюсь, сударыня, - сказал Арамис, - когда мне приказы- вают таким приятным голосом. Он нежно поцеловал ее руку. - Ах! - воскликнул кавалер, обладавший приятным голосом. - Что такое? - спросил Арамис. - Разве вы не видите, ветер унес мою шляпу! Арамис бросился за улетевшей шляпой. Д'Артаньян воспользовался мину- той и перешел на другое место, где изгородь была не так густа и он мог свободно рассмотреть таинственного спутника Арамиса. В этот миг луна, быть может, столь же любопытная, как наш офицер, вышла изза облака, и при ее нескромном свете д'Артаньян узнал большие голубые глаза, золотые волосы и гордую головку герцогини де Лонгвиль. Арамис, смеясь, вернулся с одной шляпой в руках, а другой на голове, и оба направились к иезуитскому монастырю. - Отлично, - сказал, вставая и стряхивая пыль с колен, д'Артаньян, - теперь я тебя раскусил: ты фрондер и любовник госпожи де Лонгвиль. XII ГОСПОДИН ПОРТОС ДЮ БАЛЛОН ДЕ БРАСЬЕ ДЕ ПЬЕРФОН Благодаря сведениям, полученным от Арамиса, д'Артаньян, помнивший, что истинная фамилия Портоса была дю Валлон, узнал теперь, что по назва- нию поместья, которым он владел, он именуется еще де Брасье и что из за этого поместья он вел процесс с нуайонским епископом. Следовательно, искать его надо было в окрестностях Нуайона, иначе го- воря, на границе Иль де Франса и Пикардии. Свой маршрут д'Артаньян выработал немедленно. Оп отправится в Даммар- тен, где сходятся две дороги: одна ведет в Суассон, другая - в Компьен; тут он наведет справки об имении Брасье и, смотря по указанию, поедет прямо или свернет влево. Планше, который еще не совсем успокоился относительно исхода своей проделки, объявил, что последует за д'Артаньяном на край света, все рав- но, поедет ли тот прямо или свернет влево Он упросил только своего бари- на выехать вечером, так как темнота обеспечивала ему большую безопас- ность. Д'Артаньян посоветовал ему предупредить жену, чтобы успокоить ее, по крайней мере, относительно своей участи, но проницательный Планше уверенно ответил, что жена его не умрет от беспокойства, если не будет знать об его местонахождении, тогда как оп, Планше, напротив, зная не- воздержанность ее языка, непременно умрет от беспокойства, если только она будет знать, где он находится. Эти доводы показались д'Артаньяну настолько вески - ми, что он больше не настаивал, и в восьмом часу вечера, когда туман на улицах начал сгу- щаться, вышел из гостиницы "Козочка" и в сопровождении Планше выехал из столицы через заставу Сен-Дени. В полночь оба путешественника были в Даммартене. Было слишком поздно, чтобы наводить справки Хозяин постоялого двора "Знак креста" уже спал. Д'Артаньян отложил расспросы до завтра. Наутро он велел позвать трактирщика. Это был один из тех хитрых нор- мандцев, которые не говорят ни да, ни нет и полагают, что уронят себя в глазах собеседника, ответив без уверток на заданный вопрос. Поняв только, что нужно ехать прямо, д'Артаньян пустился в путь согласно этому неточному указанию. В девять часов утра он прибыл в Нантеиль и остано- вился там, чтобы позавтракать. На этот раз трактирщик был откровенный и славный пикардиец. Признав в Планше земляка, он без лишних проволочек дал ему нужные разъяснения. По- местье Брасье находилось в нескольких милях от Вилле-Котре. Д'Артаньян знал Вилле Котре, так как два-три раза сопровождал туда двор. Вилле Котре было в ту пору одной из королевских резиденций. Он направился в этот город и остановился, как бывало, в гостинице "Золотой дельфин". Тут он получил исчерпывающие сведения. Он узнал, что поместье Брасье было расположено в четырех милях от города, по что Портоса нужно было искать вовсе не там. Портос действительно вел тяжбу с нуайонским епископом за поместье Пьерфоп, граничащее с его землями, утомленный судебной волокитой, в ко- торой он ровно ничего не понимал, оп, чтобы покончить с ней, просто ку- пил Пьерфоп и таким-то путем к своим двум прежним фамилиям прибавил еще третью Он именовался теперь дю Валлон де Брасье де Пьерфон и жил в своем новом имении. За отсутствием другой славы Портос, очевидно, метил в маркизы Караба- сы. Приходилось опять пережидать до завтра. Лошади сделали за день десять миль и очень устали. Правда, можно было взять других, по предстояло ехать лесом, а Планше, как нам известно, не любил лесов ночью. Была и другая вещь, которую не любил Планше, а именно - пускаться в путь натощак: поэтому, проснувшись поутру, д'Артаньян нашел на столе го- товый завтрак. Трудно было сердиться на такое внимание, и д'Артаньян сел за стол. Нечего и говорить, что Планше, вернувшись к былым обязанностям, вернул себе прежнее смирение; поэтому доедать остатки со стола д'Ар- таньяна он стыдился не больше, чем г-жа де Мотвиль или г-жа де Фаржи, доедавшие блюда со стола Анны Австрийской. Выехать поэтому удалось только около восьми часов утра. Ошибиться бы- ло невозможно: следовало ехать но дороге, ведущей из Вилле-Котре в Компьен, и, миновав лес, свернуть направо. Стояло прекрасное весеннее утро; птицы пели на высоких деревьях, и солнечный свет на лесных прогалинах казался завесой золотистой кисеи. Кое-где солнечные лучи с трудом пробивались сквозь плотный свод лист- вы, и во мраке тонули стволы старых дубов, на которые карабкались, зави- дев путешественников, проворные белки. Вся природа в это раннее утро ды- шала радующим сердце ароматом травы, цветов И листьев. Д'Артаньян, кото- рому надоел смрад Парижа, находил, что человек, который носит имена трех поместий, нанизанные одно на другое, может быть вполне счастлив в подоб- ном раю. И он подумал, покачав головой: "Будь я на месте Портоса и сде- лай мне д'Артаньян предложение, которое я собираюсь сделать Портосу, уже понятно, что бы я ответил д'Артаньяну". А Планше не думал ничего: он переваривал свой завтрак. На опушке леса д'Артаньян увидел указанную ему дорогу, а в конце до- роги башни огромного феодального замка. - Ого, - проворчал он, - этот замок, кажется, принадлежал старшей ветви рода герцогов Орлеанских. Уж не вошел ли Портос в сделку с герцо- гом де Лонгвилем? - Ай да поместье, сударь! Хорошо управляется! - сказал Планше. - И если оно принадлежит господину Портосу, то его можно поздравить. - Не вздумай только, черт побери, назвать его Портосом, - сказал д'Артаньян, - или даже дю Валлоном. Называй его де Брасье или де Пьер- фон. Ты погубишь все ваше дело. По мере приближения к замку, который привлек их внимание, д'Артаньян стал убеждаться, что тут не может жить его друг. Башни, хотя и прочные, как вчера выстроенные, были пробиты и разворочены, точно какой-то вели- кан изрубил их топором. Доехав до конца дороги, д'Артаньян увидел у своих ног чудесную доли- ну, в глубине которой дремало небольшое прелестное озеро, окруженное разбросанными там и сям домами с соломенными и черепичными крышами; ка- залось, они почтительно признавали своим сюзереном стоявший тут же кра- сивый замок, построенный в начале царствования Генриха IV и украшенный флюгерами с гербом владельца. На этот раз д'Артаньян не усомнился, что он перед жилищем Портоса. Дорога вела прямо к красивому замку, который рядом со своим предком на горе напоминал современного щеголя рядом с закованным в железо рыца- рем времени Карла VII. Д'Артаньян пустил лошадь рысью. Планше поторапли- вал своего скакуна, стараясь не отстать от хозяина. Через десять минут д'Артаньян въехал в аллею, обсаженную прекрасными тополями и упиравшуюся в железную решетку с позолоченными остриями и пе- рекладинами. Посреди этой аллеи какой-то господин весь в зеленом и раз- золоченный, как решетка, сидел верхом на толстом низком жеребце. Справа и слева от него вытянулись два лакея в ливреях с позументами на всех швах; поодаль толпой стояли почтительные крестьяне. "Уж не владетельный ли это господин дю Валлон де Брасье де Пьерфон? - сказал про себя д'Артаньян. - Бог мой, как он съежился с тех пор, как перестал называться Портосом". - Это не может быть он, - сказал Планше, отвечая на мысль д'Ар- таньяна. - В господине Портосе шесть футов росту, а в этом и пяти не на- берется. - Однако этому господину очень низко кланяются. Сказав это, д'Артаньян двинулся по направлению к жеребцу, лакеям и важному господину. Чем ближе он подъезжал, тем более ему казалось, что он узнает черты его лица. - Господи Иисусе! - воскликнул Планше, который тоже как будто признал его. - Сударь, неужели это он? При этом восклицании человек на коне медленно и весьма величаво обер- нулся, и путешественники увидели во всем блеске круглые глаза, румяную рожу и блаженную улыбку Мушкетона. И точно, это был Мушкетон, жирный, пышущий здоровьем и довольством. Узнав д'Артаньяна, он - не то что этот лицемер Базен - поспешно слез со своего жеребца и с обнаженной головой пошел навстречу офицеру. И почти- тельная толпа круто повернулась к новому светилу, затмившему прежнее. - Господин д'Артаньян! Господин д'Артаньян! - вырвалось из толстых щек Мушкетона, захлебывавшегося от радости. - Господин д'Артаньян! Ах, какая радость для моего господина и хозяина дю Валлона де Брасье до Пьерфона! - Милейший Мушкетон! Так твой господин здесь? - Вы в его владениях. - Но какой же ты нарядный, жирный, цветущий! - продолжал д'Артаньян, без устали перечисляя перемены, происшедшие под влиянием благоденствия в некогда голодном парне. - Да, да, слава богу, сударь, - ответил Мушкетон, - я чувствую себя недурно. - Что же ты ничего не скажешь своему другу Планше? - Планше, друг мой Планше, ты ли это? - вскричал Мушкетон, с распрос- тертыми объятиями и со слезами на глазах бросаясь к Планше. - Я самый, - ответил благоразумный Планше, - я хотел только прове- рить, не заважничал ли ты. - Важничать перед старым другом! Нет, Планше, никогда! Ты этого и сам не думаешь, или плохо ты знаешь Мушкетона. - Ну и хорошо! - сказал Планше, соскочив с лошади и, в свою очередь, обнимая Мушкетона. Ты не то что эта каналья Базен, продержавший меня два часа в сарае и даже не подавший вида, что он знаком со мной. И Планше с Мушкетоном расцеловались с чувством, весьма растрогавшим присутствующих, решивших, ввиду высокого положения Мушкетона, что Планше какой-нибудь переодетый вельможа. - А теперь, сударь, - сказал Мушкетон, освободившись от объятий План- ше, безуспешно пытавшегося сомкнуть руки на спине своего друга, - а те- перь, сударь, позвольте мне вас покинуть, так как я не хочу, чтобы мой барин узнал о вашем приезде от кого-либо, кроме меня; он не простит мне, что я допустил опередить себя. - Старый друг! - сказал д'Артаньян, избегая называть Портоса и старым и новым именем. - Так он еще не забыл меня? - Забыть? Это ему-то? - воскликнул Мушкетон. - Да не проходило дня, чтобы мы не ожидали известия о вашем назначении маршалом либо вместо господина до Гассиона, либо вместо господина де Бассомпьера. На губах д'Артаньяна промелькнула одна из тех редких грустных улыбок, что остались в глубине его сердца как след разочарований молодости. - А вы, мужичье, - продолжал Мушкетон, - оставайтесь при его сия- тельстве графе д'Артаньяне и постарайтесь как можно лучше служить ему, пока я съезжу доложить монсеньеру о его приезде. И, взобравшись при помощи двух сердобольных душ на своего дородного коня, в то время как более расторопный Планше вскочил без чужой помощи на своего, Мушкетон поскакал по лужайке мелким галопом, свидетельство- вавшим более о прочности спины, чем о быстроте ног его скакуна. - Вот хорошее начало! - сказал д'Артаньян. - Здесь нет ни тайн, ни притворства, ни политики; здесь смеются во все горло, плачут от радости, у "всех лица в аршин шириной. Право, мне кажется, что сама природа справляет праздник, что деревья, вместо листьев и цветов, убраны зелены- ми и розовыми ленточками. - А мне, - сказал Планше, - кажется, что я отсюда чую восхитительней- ший запах жаркого и вижу почетный караул поварят, выстроившихся нам навстречу. Ах, сударь, уж и повар должен быть у господина де Пьерфона: он ведь любил хорошо покушать еще тогда, когда именовался всего-навсего Портосом. - Стой, - сказал д'Артаньян, - ты меня пугаешь! Если действительность соответствует внешним признакам, я пропал. Такой счастливый человек ни- когда не отступится от своего счастья, и меня ждет неудача, как у Арами- са. XIII КАК Д'АРТАНЬЯН, ВСТРЕТИВШИСЬ С ПОРТОСОМ, УБЕДИЛСЯ, ЧТО НЕ В ДЕНЬГАХ СЧАСТЬЕ Д'Артаньян въехал за решетку и очутился перед замком. Едва он соско- чил с лошади, как какой-то великан появился на крыльце. Следует отдать должное д'Артаньяну: независимо от всяких эгоистических соображений, сердце его радостно забилось при виде высокой фигуры и воинственного ли- ца, сразу напомнившего ему, какой это храбрый и добрый человек. Он взбежал на крыльцо и бросился в объятия Портоса; вся челядь, выст- роившаяся кружком на почтительном расстоянии, смотрела на них с любо- пытством. Мушкетон в первом ряду утирал себе глаза. Бедняга не переста- вал плакать с той минуты, как узнал д'Артаньяна и Планше. Портос взял приятеля за руку. - Ах, как я рад опять вас видеть, дорогой д'Артаньян! - воскликнул он (теперь вместо баритона он говорил басом). - Вы, значит, меня не забыли. - Забыть вас? Ах, дорогой дю Валлон, можно ли забыть лучшие дни моло- дости, и своих верных друзей, и пережитые вместе опасности. Увидя вас, я припомнил каждый миг нашей былой дружбы. - Да, да, - сказал Портос, подкручивая усы и стараясь придать им прежний щегольской вид, который они утратили за время его затворничест- ва. - Да, славные дела совершали мы в свое время, - было над чем поло- мать голову бедному кардиналу. И он тяжело вздохнул. Д'Артаньян взглянул на него. - Во всяком случае, - продолжал томно Портос, - добро пожаловать, до- рогой друг, вы меня развлечете. Мы затравим завтра зайца в моих превос- ходных полях или косулю в моих великолепных лесах. Мои четыре борзые слывут самыми легкими в наших краях, а гончие у меня такие, что равных им не найти на двадцать миль в окружности. И Портос вздохнул второй раз. "Ого! - подумал Д'Артаньян. - Неужели мой приятель не так счастлив, как кажется?" - Но прежде всего, - ответил он, - вы представите меня госпоже дю Валлон, потому что я помню любезное приглашение, которое вы мне прислали и в котором она соблаговолила приписать несколько строк. Третий вздох Портоса. - Я потерял госпожу дю Валлон два года тому назад и до сих пор скорб- лю об этом. Потому-то я и уехал из моего замка Валлон, близ Корбея, и поселился в Брасье, а из-за этого переезда в конце концов прикупил вот это именье. Бедная госпожа дю Валлон! - продолжал Портос, делая унылую мину. - У нее был не очень покладистый характер, но под конец она все же примирилась с моими привычками и вкусами. - Значит, вы богаты и свободны? - сказал Д'Артаньян. - Увы, - ответил Портос, я вдовец, и у меня сорок тысяч дохода. Пой- демте завтракать. Хотите? - И очень, - ответил Д'Артаньян. - Утренний воздух возбудил мой аппе- тит. - Да, - заметил Портос, - у меня превосходный воздух. Они вошли в замок. Внутри все сверху донизу сияло позолотой: золоче- ные карнизы, золоченая резьба, золоченая мебель. Накрытый стол ожидал их. - Вот видите, - сказал Портос, - так у меня всегда. - Черт возьми, я восхищен! Такого стола и у короля не бывает. - Да, я слышал, что Мазарини его очень скверно кормит. Отведайте кот- лет, милый Д'Артаньян. Из собственной баранины. - У вас очень нежные бараны, могу вас поздравить. - Да, они откармливаются на моих превосходных лугах. - Дайте мне еще. - Нет, попробуйте лучше зайца. Я убил его вчера в одном из моих запо- ведников. - Черт! Как вкусно! Да вы кормите ваших зайцев, верно, одной богоро- дичной травкой! - А как вам нравится мое вино? Не правда ли, приятное? - Оно превосходно. - А тем не менее это местное. - В самом деле? - Да, небольшой виноградничек на южном склоне горы: он дает двадцать мюидов. - Великолепный сбор. Портос вздохнул в пятый раз. Д'Артаньян считал вздохи Портоса. - Но послушайте наконец, - сказал он, желая разрешить эту загадку, - можно подумать, друг мой, что вас что-то печалит? Уж не больны ли вы? Разве здоровье... - Превосходно, мой друг, лучше, чем когда-либо: я убью быка ударом кулака. - Значит, семейные огорчения?.. - Семейные? К счастью, у меня нет семьи. - Чем же тогда вызваны ваши вздохи? - Я буду откровенен с вами, мой друг, - сказал Портос. - Я несчаст- лив. - Вы несчастливы, Портос? Вы, владеющий замками, лугами, холмами, ле- сами, - вы, имеющий, наконец, сорок тысяч ливров доходу, вы несчастливы? - Дорогой мой, - отвечал Портос, - правда, у меня все есть, но я оди- нок среди всего этого. - А, понимаю: вы окружены нищими, знаться с которыми для вас унизи- тельно... Портос слегка побледнел и осушил огромный стакан вина со своего ви- ноградника. - Нет, не то, - сказал он, - скорее наоборот. Эти мелкопоместные дво- рянчики, которые все имеют кой-какие титулы и считают себя потомками Фа- рамонда, Карла Великого или по меньшей мере Гуго Капета. Так как я был новоприбывший, я должен был первый к ним ехать, вначале я так и делал; но вы знаете, мой милый, госпожа дю Валлон... (здесь Портос словно по- перхнулся) госпожа дю Валлон была сомнительная дворянка. Первый раз она была замужем, - мне кажется, Д'Артаньян, вам это известно, - за стряп- чим; это, по их мнению, было отвратительно. Они так и выразились: "отв- ратительно". Вы понимаете, за такое выражение можно убить тридцать тысяч человек. Я убил двоих; это заставило остальных замолчать, но не принесло мне их дружбы. Так что теперь я лишен всякого общества; живу один, ску- чаю, дохну с тоски. Д'Артаньян улыбнулся; он знал теперь слабое место в готовил удар. - Но в конце концов, - сказал он, - вы же сами дворянин и женитьба не отняла у вас дворянства. - Да, но, понимаете, я не принадлежу к исторической знати, как, нап- ример, Куси, довольствовавшиеся титулом "сир", или Роганы, которые не хотели быть герцогами; я вынужден уступать этим людям, которые все графы и виконты; в церкви, на всех церемониях, всюду они пользуются преиму- ществами передо мною, и я ничего с этим не могу поделать. Ах, если б только я был... - Барон, не так ли? - окончил Д'Артаньян фразу приятеля. - Ах! - воскликнул Портос, просияв. - Ах, если б я был барон! "Отлично, - подумал Д'Артаньян, - тут успех обеспечен". - А знаете, дорогой друг, - сказал он Портосу, - этот-то титул, кото- рого вы так желаете, я и привез вам сегодня. Портос подпрыгнул так, что все кругом затряслось; две-три бутылки, потеряв равновесие, скатились со стола и разбились. Мушкетон прибежал на шум, и в дверях появился Планше с набитым ртом и салфеткой в руках. - Вы меня звали, монсеньер? - спросил Мушкетон. Портос сделал знак Мушкетону подобрать осколки стекла. - Я рад видеть, - сказал Д'Артаньян, - что этот славный малый по-прежнему при вас. - Он мой управляющий, - ответил Портос. - Он умеет-таки обделывать свои делишки, этот мошенник, сразу видно, - сказал он громко, - но, - прибавил он, понижая голос, - он мне предан и не покинет меня ни за что на свете. "И притом зовет тебя монсеньером", - подумал д'Артаньян. - Можете идти, Мустон, - сказал Портос. - Вы сказали Мустон? Ах, да, понимаю, сокращенное имя, Мушкетон - это слишком длинно! - Да, и к тому же от этого имени за целую милю пахнет казармой. Одна- ко мы говорили о деле, когда вошел этот дуралей. - Да, - сказал Д'Артаньян. - Но отложим разговор до другого времени, а то ваши люди могут что-нибудь пронюхать: быть может, тут есть шпионы. Вы понимаете, Портос, это дело важное. - Черт побери! - проговорил Портос. - Что ж, пойдемте прогуляться по парку, для пищеварения. - С удовольствием, - сказал д'Артаньян. Так как плотный завтрак подошел к концу, они отправились осматривать великолепный сад. Каштановые и липовые аллеи окружали участок, по край- ней мере, десятин в тридцать. В садках, обсаженных частой живой изго- родью, резвились кролики, играя в высокой траве. - Честное слово, - сказал д'Артаньян, - парк у вас так же великоле- пен, как и все остальное; а если у вас в прудах столько же рыбы, сколько кроликов в садках, то вы должны быть счастливейшим человеком в мире, разке что вы разлюбили охоту и не сумели пристраститься к рыбной ловле. - Рыбу ловить, мой друг, я предоставляю Мушкетону: это мужицкое удо- вольствие. Охотой