стой аллее, сквозь листву которой пробивались косые лучи заходящего солнца. Один из этих золотых лучей осветил лицо Атоса, глаза которого, казалось, излучали такой же теплый спокойный ве- черний свет. Неожиданно д'Артаньян вспомнил о миледи. - И вы счастливы? - спросил он своего друга. Острый взгляд Атоса проник в самую глубину сердца д'Артаньяна и слов- но прочел его мысли. - Так счастлив, как только может быть участлив на земле человек. Но договаривайте вашу мысль, д'Артаньян, ведь вы не все мне сказали. - Вы проницательны, Атос, от вас ничего невозможно скрыть, - сказал д'Артаньян. - Да, я хотел вас спросить, не испытываете ли вы порой вне- запных приступов ужаса, похожих на... - Угрызения совести? - подхватил Атос. - Я договариваю вашу фразу, мой друг. И да и нет. Я не испытываю угрызений совести, потому что эта женщина, как я полагаю, заслужила понесенную ею кару. Потому что, если бы ее оставили в живых, она, без сомнения, продолжала бы свое пагубное дело. Однако, мой друг, это не значит, чтобы я был убежден в нашем праве сделать то, что мы сделали. Быть может, всякая пролитая кровь требует искупления. Миледи уже поплатилась; может быть, в свою очередь, это предстоит и нам. - Я иногда думаю то же самое, Атос, - сказал д'Артанья. - У этой женщины был, кажется, сын? - Да. - Вы слыхали о нем что-нибудь? - Ничего. - Ему, должно быть, теперь двадцать три года, - прошептал Атос. - Я часто думаю об этом молодом человеке, д'Артаньян. - Вот странно. А я совсем забыл о нем. Атос грустно улыбнулся. - А о лорде Винтере вы имеете известия? - Я знаю, что он был в большой милости у короля Карла Первого. - И, вероятно, разделяет его судьбу, а она в настоящий момент пе- чальна. Смотрите, д'Артаньян, - продолжал Атос, - это совершенно совпа- дает с тем, что я сейчас сказал. Он пролил кровь Страффорда. Кровь тре- бует крови. А королева? - Какая королева? - Генриетта Английская, дочь Генриха Четвертого. - Она в Лувре, как вам известно. - Да, и она очень нуждается, не правда ли? Вовремя сильных холодов нынешней зимой ее больная дочь, как мне говорили, вынуждена была оста- ваться в постели, потому что не было дров. Понимаете ли вы это? - сказал Атос, пожимая плечами. - Дочь Генриха Четвертого дрожит от холода, не имея вязанки дров! Зачем не обратилась она к любому из нас, вместо того чтобы просить гостеприимства у Мазарини? Она бы ни в чем не нуждалась. - Так вы ее знаете, Атос? - Нет, но моя мать знавала ее ребенком. Я вам говорил, что моя мать была статс-дамой Марии Медичи? - Никогда. Вы ведь не любите говорить о таких вещах, Атос. - Ах, боже мой, совсем напротив, как вы сами видите, - ответил Атос. - Просто случая не было. - Портос не ждал бы его так терпеливо, - сказал, улыбаясь, д'Ар- таньян. - У всякого свой нрав, милый д'Артаньян. Портос, если забыть о его тщеславии, обладает большими достоинствами. Вы с ним виделись с тех пор? - Я расстался с ним пять дней тому назад, - сказал д'Артаньян. И тотчас же со свойственным гасконцам живым юмором он рассказал о ве- ликолепной жизни Портоса в его замке Пьерфон. А разбирая по косточкам Портоса, он задел два-три раза и достойного господина Мустона. - Замечательно, - ответил Атос, улыбаясь шуткам своего друга, напом- нившим ему их славные дни, - замечательно, что мы тогда сошлись случайно и до сих пор соединены самой тесной дружбой, невзирая на двадцать лет разлуки. В благородных сердцах, д'Артаньян, дружба пускает глубокие кор- пи. Поверьте, только злой человек может отрицать дружбу, и лишь потому, что он ее не понимает. А Арамис? - Я его тоже видел, по он, мне показалось, был со мной холоден. - Так вы виделись с Арамисом? - сказал Атос, пристально глядя на д'Артаньяна. - Право же, вы предприняли паломничество по храмам дружбы, говоря языком поэтов. - Ну, конечно, - ответил смущенно д'Артаньян. - Арамис, вы сами знаете, - продолжал Атос, - по природе холоден; к тому же он постоянно запутан в интригах с женщинами. - У него и сейчас очень сложная интрига, - заметил д'Артаньян. Атос ничего не ответил. "Он не любопытен", - подумал д'Артаньян. Атос не только не ответил, но даже переценил разговор. - Вот видите, - сказал он, обращая внимание д'Артаньяна на то, что они уже подошли к замку. - Погуляв часок, мы обошли почти все мои владе- ния. - Все в них очаровательно, а в особенности то, что во всем чувствует- ся их владелец, - ответил д'Артаньян. В эту минуту послышался конский топот. - Это Рауль возвращается, он нам расскажет о бедной крошке. Действительно, молодой человек весь в пыли показался за решеткой и скоро въехал во двор; он соскочил с лошади и, передав ее конюху, покло- нился графу и д'Артаньяну. - Этот господин, - сказал Атос, положив руку на плечо д'Артаньяна, - шевалье д'Артаньян, о котором я вам часто говорил, Рауль. - Господин д'Артаньян, - сказал юноша, кланяясь еще ниже, - граф всегда называл мне ваше имя, когда хотел привести в пример отважного и великодушного дворянина. Этот маленький комплимент тронул сердце д'Артаньяна. Протягивая руку Раулю, он отвечал: - Мой юный друг, все такие похвалы надо обращать к графу, потому что это он воспитал меня, и не его вина, если ученик так плохо использовал ею уроки. Но вы его вознаградите лучше, в этом я уверен. Вы нравитесь мне, Рауль, и ваша любезность тронула меня. Атосу были чрезвычайно приятны эти слова; он благодарно взглянул на д'Артаньяна, потом улыбнулся Раулю той странной улыбкой, которая застав- ляет детей, когда они ее замечают, гордиться собой. "Теперь, - подумал Д'Артаньян, от которого не ускользнула немая игра их лиц, - я в этом уверен". - Надеюсь, - сказал Атос, - несчастный случай не имел последствий? - Еще ничего не известно, сударь. Из-за опухоли доктор ничего не мог сказать определенного. Он опасается все-таки, не повреждено ли сухожи- лие. - И вы не остались дольше у госпожи де Сен-Реми? - Я боялся опоздать к ужину, сударь, и заставить вас ждать себя. В эту минуту крестьянский парень, заменявший лакея, доложил, что ужин подан. Атос проводил гостя в столовую. Она была обставлена очень просто, но ее окна с одной стороны выходили в сад, а с другой - в оранжерею с чу- десными цветами. Д'Артаньян взглянул на сервировку, - она была великолепна; с первого взгляда было видно, что это все старинное фамильное серебро. На поставце стоял превосходный серебряный кувшин. Д'Артаньян подошел, чтобы посмот- реть на него. - Какая дивная работа! - сказал он. - Да, - ответил Атос, - это образцовое произведение одного великого флорентийского мастера, Бенвенуто Челлини. - А что за битву оно изображает? - Битву при Мариньяно, и как раз то самое мгновение, когда один из моих предков подает свою шпагу Франциску Первому, сломавшему свою. За это мой прадед Ангерран де Ла Фор получил орден святого Михаила Кроме того, пятнадцать лет спустя король, не забывший, что он в течение трех часов бился шпагой своего друга Ангеррана, не сломав ее, подарил ему этот кувшин и шпагу, которую вы, вероятно, видели у меня прежде; тоже недурная чеканная работа. То было время гигантов. Мы все карлики в срав- нении с теми людьми. Садитесь, д'Артаньян, давайте поужинаем. Кстати, - обратился Атос к молодому лакею, подававшему суп, - позовите Шарло. Паренек вышел, и спустя минуту вошел тот слуга, и которому наши путе- шественника обратились по приезде. - Любезный Шарло, - сказал ему Атос, - поручаю вашему особенному вни- манию Планше, лакея господина д'Артаньяна, на все время, пока они здесь пробудут. Он любит хорошее вино: ключи от погребов у вас. Ему часто при- ходилось спать на голой земле, а, вероятно, он по откажется от мягкой постели, позаботьтесь и об этом, пожалуйста. Шарло поклонился и вышел. - Шарло тоже милый человек, - сказал Атос. - Вот уже восемнадцать лег, как он мне служит. - Вы очень заботливы, - сказал д'Артаньян. - Благодарю вас за Планше, мой дорогой Атос. При этом имени молодой человек широко раскрыл глаза и посмотрел на графа, не понимая, к нему ли обращается д'Артаньян. - Это имя кажется вам странным, Рауль? - сказал, улыбаясь, Атос. - Так звали меня товарищи по оружию. Я носил его в те времена, когда д'Ар- таньян, еще два храбрых друга и я проявляли свою храбрость у стен Ла-Ро- шели под начальством покойного кардинала и де Бассомпьера, ныне также умершего. Д'Артаньяну нравится постарому звать меня этим дружеским име- нем, и всякий раз, когда я его слышу, мое сердце трепещет от радости. - Это имя было знаменито, - сказал д'Артаньян, - и раз удостоилось триумфа. - Как так, сударь? - спросил Рауль с юношеским любопытством. - Право, я ничего не знаю об этом, - сказал Атос. - Вы забыли о бастионе Сен-Жерве, Атос, и о той салфетке, которую три пули превратили в знамя? У меня память получше, я все помню, и сейчас вы узнаете об этом, молодой человек. И он рассказал Раулю случай на бастионе, как раньше Атос рассказывал историю своего предка. Молодой человек слушал д'Артаньяна так, словно перед ним воочию про- ходили подвиги из лучших времен рыцарства, о которых повествуют Тассо и Ариосто. - Но д'Артаньян не сказал вам, Рауль, - заметил, в свою очередь, Атос, - что он был одним из лучших бойцов того времени: ноги крепкие, как железо, кисть руки гибкая, как сталь, безошибочный глазомер и пла- менный взгляд, - вот какие качества обнаруживали в нем противники! Ему было восемнадцать лет, только на три года больше, чем вам теперь, Рауль, когда я в первый раз увидал его в деле, и против людей бывалых. - И господин д'Артаньян остался победителем? - спросил гоноша. Глаза его горели и словно молили о подробностях. - Кажется, я одного убил, - сказал д'Артаньян, спрашивая глазами Ато- са, - а другого обезоружил или ранил, не помню точно. - Да, вы его ранили. О, вы были страшный силач! - Ну, мне кажется, я с тех пор не так уж ослабел, - ответил д'Ар- таньян, усмехнувшись с гасконским самодовольством. - Недавно еще... Взгляд Атоса заставил его умолкнуть. - Вот вы полагаете, Рауль, что ловко владеете шпагой, - сказал Атос, - но, чтобы вам не пришлось в том жестоко разочароваться, я хотел бы по- казать вам, как опасен человек, который с ловкостью соединяет хладнокро- вие. Я не могу привести более разительного примера: попросите завтра господина д'Артаньяна, если он не очень устал, дать вам урок. - Но, черт побери, вы, милый Атос, ведь и сами хороший учитель и луч- ше всех можете обучить тому, за что хвалите меня. Не далее как сегодня Планше напоминал мне о знаменитом поединке возле монастыря кармелиток с лордом Винтером и его приятелями. Ах, молодой человек, там не обошлось без участия бойца, которого я часто называл первой шпагой королевства. - О, я испортил себе руку с этим мальчиком, - сказал Атос. - Есть руки, которые никогда не портятся, мой дорогой Атос, но зато часто портят руки другим. Молодой человек готов был продолжать разговор хоть всю ночь, по Атос заметил ему, что их гость, вероятно, утомлен и нуждается в отдыхе. Д'Ар- таньян из вежливое и протестовал, однако Атос настоял, чтобы он вступил во владение своей комнатой. Рауль проводил его туда. Но так как Атос предвидел, что он постарается там задержаться, чтоб заставить д'Ар- таньяна рассказывать о лихих делах их молодости, то через минуту он за- шел за ним сам и закончил этот славный вечер дружеским рукопожатием и пожеланием спокойной ночи мушкетеру. XVII ДИПЛОМАТИЯ АТОСА Д'Артаньян лег в постель, желая не столько уснуть, сколько остаться в одиночестве и обдумать все слышанное и виденное за этот вечер. Будучи добрым по природе и ощутив к Атосу с первого взгляда инстинк- тивную привязанность, перешедшую впоследствии в искреннюю дружбу, он те- перь был в восхищении, что нашел не опустившегося пьяницу, потягивающего вино, в грязи и бедности, а человека блестящего ума и в расцвете сил. Он с готовностью признал обычное превосходство над собою Атоса и, вместо зависти и разочарования, которые почувствовал бы на его месте менее ве- ликодушный человек, ощутил только искреннюю, благородную радость, подк- реплявшую самые радужные надежды на исход его предприятия. Однако ему казалось, что Атос был не вполне прям и откровенен. Кто такой этот молодой человек? По словам Атоса, его приемыш, а между тем он так поразительно похож на своего приемного отца. Что означало возвраще- ние к светской жизни и чрезмерная воздержанность, которую он заметил за столом? Даже незначительное, повидимому, обстоятельство - отсутствие Гримо, с которым: Атос был прежде неразлучен и о котором даже ни разу не вспомнил, несмотря на то что поводов к тому было довольно, - все это беспокоило д'Артаньяна. Очевидно, он не пользовался больше доверием сво- его друга; быть может, Атос был чем-нибудь связан или даже был заранее предупрежден о его посещении. Д'Артаньяну невольно вспомнился Рошфор и слова его в соборе Богомате- ри. Неужели Рошфор опередил его у Атоса? Разбираться в этом не было времени. Д'Артаньян решил завтра же прис- тупить к выяснению. Недостаток средств, так ловко скрываемый Атосом, свидетельствовал о желании его казаться богаче и выдавал в нем остатки былого честолюбия, разбудить которое не будет стоить большого труда. Си- ла ума и ясность мысли Атоса делали его человеком более восприимчивым, чем другие. Он согласится на предложение министра с тем большей готов- ностью, что стремление к награде удвоит его природную подвижность. Эти мысли не давали д'Артаньяну уснуть, несмотря на усталость. Он об- думывал план атаки, и хотя знал, что Атос сильный противник, тем не ме- нее решил открыть наступательные действия на следующий же день, после завтрака. Однако же он думал и о том, что при столь неясных обстоятельствах следует продвигаться вперед с осторожностью, изучать в течение нес- кольких дней знакомых Атоса, следить за его новыми привычками, хоро- шенько понять их и при этом постараться извлечь из простодушного юноши, с которым он будет фехтовать или охотиться, добавочные сведения, недос- тающие ему для того, чтобы найти связь между прежним и теперешним Ато- сом. Это будет нетрудно, потому что личность наставника, наверное, оста- вила след в сердце и уме воспитанника. Но в то же время д'Артаньян, сам будучи человеком проницательным, понимал, в каком невыгодном положении он может оказаться, если какая-нибудь неосторожность или неловкость с его стороны позволит опытному глазу Атоса заметить его уловки. Кроме того, надо сказать, что д'Артаньян, охотно хитривший с лукавым Арамисом и тщеславным Портосом, стыдился кривить душой перед Атосом, че- ловеком прямым и честным. Ему казалось, что если бы он перехитрил Арами- са и Портоса, это заставило бы их только с большим уважением относиться к нему, тогда как Атос, напротив того, стал бы его меньше уважать. - Ах, зачем здесь пет Гримо, молчаливого Гримо! - говорил д'Артаньян. - Я бы многое понял из его молчания. Гримо молчал так красноречиво! Между тем в доме понемногу все затихало. Д'Артаньян слышал хлопанье запираемых дверей о ставен. Потом замолкли собаки, отвечавшие лаем на лай деревенских собак; соловей, притаившийся в густой листве деревьев в рассыпавший среди ночи свои мелодичные трели, тоже наконец уснул. В доме слышались только однообразные звуки размеренных шагов над комнатой д'Ар- таньяна: должно быть, там помещалась спальня Атоса. "Он ходит и размышляет, - подумал д'Артаньян. - Но о чем? Узнать это невозможно. Можно угадать все, что угодно, но только не это". Наконец Атос, по-видимому, лег в постель, потому что и эти последние звуки затихли. Тишина и усталость одолели наконец д'Артаньяна; он тоже закрыл глаза и тотчас же погрузился в сон. Д'Артаньян не любил долго спать. Едва заря позолотила занавески, как он соскочил с кровати и открыл окна. Сквозь жалюзи он увидел, что кто-то бродит по двору, стараясь двигаться бесшумно. По своей привычке не ос- тавлять ничего без внимания, д'Артаньян стал осторожно и внимательно всматриваться и узнал гранатовый колет и темные волосы Рауля. Молодой человек - так как это был действительно он - отворил дверь конюшни, вывел гнедую лошадь, на которой ездил накануне, взнуздал и оседлал ее с проворством и ловкостью самого опытного конюха, затем про- вел лошадь по правой аллее плодового сада, отворил боковую калитку, вы- ходившую на тропинку, вывел лошадь, запер калитку за собой, и д'Артаньян увидал, поверх стены, как он полетел стрелой, пригибаясь под низкими цветущими ветвями акаций и кленов. Д'Артаньян еще вчера заметил, что эта тропинка вела в Блуа. "Эге, - подумал гасконец, - этот ветреник уже пошаливает! Видно, он не разделяет ненависти Атоса к прекрасному полу. Он не мог поехать на охоту без ружья и без собак; едва ли он едет по делу, он бы тогда не скрывался. От кого он прячется?.. От меня или от отца?.. Я уверен, что граф - отец ему... Черт возьми! Уж это-то я узнаю, поговорю начистоту с самим Атосом". Утро разгоралось. Д'Артаньян снова услышал все те звуки, которые за- мирали один за другим вчера вечером, - все начинало пробуждаться: ожили птицы на ветвях, собаки в конурах, овцы на пастбище; ожили, казалось, даже привязанные к берегу барки на Луаре и, отделясь от берегов, поплыли вниз по течению. Д'Артаньян, чтоб никого не будить, оставался у своего окна, но, заслышав в замке шум отворяемых дверей и ставен, он еще раз пригладил волосы, подкрутил усы, по привычке почистил рукавом своею ко- лота поля шляпы и сошел вниз. Спустившись с последней ступеньки крыльца, он заметил Атоса, наклонившегося к земле в позе человека, который ищет затерянную в песке монету. - С добрым утром, дорогой хозяин! - сказал д'Артаньян. - С добрым утром, милый друг. Как провели ночь? - Превосходно, мой друг; да и все у вас тут превосходно: и кровать, и вчерашний ужин, и весь ваш прием. Но что вы так усердно рассматриваете? Уж не сделались ли вы, чего доброго, любителем тюльпанов? - Над этим, мой друг, не следует смеяться. В деревне вкусы очень ме- няются, и, сам того не замечая, начинаешь любить все то прекрасное, что природа выводит на свет из-под земли и чем так пренебрегают в городах. Я просто смотрел на ирисы: я посадил их вчера у бассейна, а сегодня утром их затоптали. Эти садовники такой неуклюжий народ. Ездили за водой и не заметили, что лошадь ступает по грядке. Д'Артаньян улыбнулся. - Вы так думаете? - спросил он. И он повел друга в аллею, где отпечаталось немало следов, подобных тем, от которых пострадали ирисы. - Вот, кажется, еще следы, посмотрите, Атос, - равнодушно сказал Д'Артаньян. - В самом деле. И еще совсем свежие! - Совсем свежие, - подтвердил Д'Артаньян. - Кто мог выехать сегодня утром? - спросил с тревогой Атос. - Не выр- валась ли лошадь из конюшни? - Не похоже, - сказал Д'Артаньян, - шаги очень ровные и спокойные. - Где Рауль? - воскликнул Атос. - И как могло случиться, что я его не видел! - Ш-ш, - остановил его Д'Артаньян, приложив с улыбкой палец к губам. - Что здесь произошло? - спросил Атос. Д'Артаньян рассказал все, что видел, пристально следя за лицом хозяи- на. - А, теперь я догадываюсь, в чем дело, - ответил Атос, слегка пожав плечами. - Бедный мальчик поехал в Блуа. - Зачем? - Да затем, бог мой, чтобы узнать о здоровье маленькой Лавальер. Пом- ните, той девочки, которая вывихнула себе ногу? - Вы думаете? - недоверчиво спросил Д'Артаньян. - Не только думаю, но уверен в этом, - ответил Атос. - Разве вы не заметили, что Рауль влюблен? - Что вы? В кого? В семилетнюю девочку? - Милый друг, в возрасте Рауля сердце бывает так полно, что необходи- мо излить его на что-нибудь, будь то мечта или действительность. Ну, а его любовь, - то и другое вместе. - Вы шутите! Как? Эта крошка? - Разве вы ее не видали? Это прелестнейшее создание. Серебристо-бело- курые волосы и голубые глаза, уже сейчас задорные и томные. - А что скажете вы про эту любовь? - Я ничего не говорю, смеюсь и подшучиваю над Раулем; но первые пот- ребности сердца так неодолимы, порывы любовной тоски у молодых людей так сладки и так горьки в то же время, что часто носят все признаки настоя- щей страсти. Я помню, что сам в возрасте Рауля влюбился в греческую ста- тую, которую добрый король Генрих Четвертый подарил моему отцу. Я думал, что сойду с ума от горя, когда узнал, что история Пигмалиона - пустой вымысел. - Это от безделья. Вы не стараетесь ничем занять Рауля, и он сам ищет себе занятий. - Именно. Я уж подумываю удалить его отсюда. - И хорошо сделаете. - Разумеется. Но это значило бы разбить его сердце, и он страдал бы, как от настоящей любви. Уже года тричетыре тому назад, когда он сам был ребенком, он начал восхищаться этой маленькой богиней и угождать ей, а теперь дойдет до обожания, если останется здесь. Дети каждый день вместе строят всякие планы и беседуют о множестве серьезных вещей, словно им по двадцать лет и они настоящие влюбленные. Родные маленькой Лавальер сна- чала все посмеивались, но и они, кажется, начинают хмурить брови. - Ребячество. Но Раулю необходимо рассеяться. Отошлите его поскорей отсюда, не то, черт возьми, он у вас никогда не станет мужчиной. - Я думаю послать его в Париж, - сказал Атос. - А, - отозвался д'Артаньян и подумал, что настала удобная минута для нападения. - Если хотите, - сказал он, - мы можем устроить судьбу этого молодого человека. - А, - в свою очередь, сказал Атос. - Я даже хочу с вами посоветоваться относительно одной вещи, пришед- шей мне на ум. - Извольте. - Как вы думаете, не пора ли нам поступить опять на службу? - Разве вы не состоите все время на службе, д'Артаньян? - Скажу точнее: речь идет о деятельной службе. Разве прежняя жизнь вас больше не соблазняет и, если бы вас ожидали действительные выгоды, не были бы вы рады возобновить в компании со мной и нашим другом Порто- сом былые похождения? - Кажется, вы мне это предлагаете? - спросил Атос. - Прямо и чистосердечно. - Снова взяться за оружие? - Да. - За кого и против кого? - спросил вдруг Атос, устремив на гасконца свой ясный и доброжелательный взгляд. - Ах, черт! Вы слишком торопливы. - Прежде всего я точен. Послушайте, д'Артаньян, есть только одно ли- цо, или, лучше сказать, одно дело, которому человек, подобный мне, может быть полезен: дело короля. - Вот это сказано точно, - сказал мушкетер. - Да, но прежде условимся, - продолжал серьезно Атос. - Если стать на сторону короля, по-вашему, значит стать на сторону Мазарини, мы с вами не сойдемся. - Я не сказал этого, - ответил, смутившись, гасконец. - Знаете что, д'Артаньян, - сказал Атос, - не будем хитрить друг с другом. Ваши умолчания и увертки отлично объясняют мне, по чьему поруче- нию вы сюда явились. О таком деле действительно не решаются говорить громко и охотников на него вербуют втихомолку, потупив глаза. - Ах, милый Атос! - сказал д'Артаньян. - Вы понимаете, - продолжал Атос, - что я говорю не про вас - вы луч- ший из всех храбрых и отважных людей, - я говорю об этом скаредном итальянце-интригане, об этом холопе, пытающемся надеть на голову корону, украденную из-под подушки, об этом шуте, называющем свою партию партией короля и запирающем в тюрьмы принцев крови, потому что он не смеет каз- нить их, как делал наш кардинал, великий кардинал. Теперь на этом месте ростовщик, который взвешивает золото и, обрезая монеты, прячет обрезки, опасаясь ежеминутно, несмотря на свое шулерство, завтра проиграть; сло- вом, я говорю о негодяе, который, как говорят, ни в грош не ставит коро- леву. Что ж, тем хуже для нее! Этот негодяй через три месяца вызовет междоусобную войну только для того, чтобы сохранить свои доходы. И к та- кому-то человеку вы предлагаете мне поступить на службу, д'Артаньян? Благодарю! - Помилуй бог, да вы стали еще вспыльчивей, чем прежде! - сказал д'Артаньян. - Годы разожгли вашу кровь, вместо того чтобы охладить ее. Кто говорит вам, что я служу этому господину и вас склоняю к тому же? "Черт возьми, - подумал он, - нельзя выдавать тайну человеку, так враждебно настроенному". - Но в таком случае, мой друг, - возразил Атос, - что же означает ва- ше предложение? - Ах, боже мой, ничего не может быть проще. Вы живете в собственном имении и, по-видимому, совершенно счастливы в своей золотой умеренности. У Портоса пятьдесят, а может быть, и шестьдесят тысяч ливров дохода. У Арамиса по-прежнему полтора десятка герцогинь, которые оспаривают друг у друга прелата, как оспаривали прежде мушкетера; это вечный баловень судьбы. Но я, что я из себя представляю? Двадцать лет ношу латы и рейту- зы, а все сижу в том же, притом незавидном, чипе, не двигаюсь ни взад, ни вперед, не живу. Одним словом, я мертв. И вот, когда мне представля- ется возможность хоть чуточку ожить, вы все подымаете крик: "Это подлец! Шут! Обманщик! Как можно служить такому человеку?" Эх, черт возьми! Я сам думаю так же, но сыщите мне кого-нибудь получше или платите мне пен- сию. Атос задумался на три секунды и в эти три секунды понял хитрость д'Артаньяна, который, слишком зарвавшись сначала, теперь обрывал все ра- зом, чтобы скрыть свою игру. Он ясно видел, что предложение сделано было ему серьезно и было бы изложено полностью, если бы он выказал желание выслушать его. "Так! - подумал он. - Значит, д'Артаньян - сторонник Мазарини". И с этой минуты Атос сделался крайне сдержан. Д'Артаньян, со своей стороны, стал еще осторожнее. - Но ведь у вас, наверное, есть какие-то намерения? - продолжал спра- шивать Атос. - Разумеется. Я хотел посоветоваться со всеми вами и придумать средство что-нибудь сделать, потому что каждому из нас всегда будет не- доставать других. - Это правда. Вы говорили мне о Портосе. Неужели вы склонили его ис- кать богатства? Мне кажется, он достаточно богат. - Да, он богат. Но человек так создан, что ему всегда пе хватает еще чего-нибудь. - Чего же не хватает Портосу? - Баронского титула. - Да, правда, я и забыл, - засмеялся Атос. "Правда! - подумал д'Артаньян. - А откуда он знает? Уж но переписыва- ется ли он с Арамисом? Ах, если бы мне только это узнать, я бы узнал и все остальное". Тут разговор оборвался, так как вошел Рауль. Атос хотел ласково поб- ранить его, по юноша был так печален, что у Атоса не хватило духу, он смолчал и стал расспрашивать, в чем дело. - Не хуже ли пашей маленькой соседке? - спросил д'Артаньян. - Ах, сударь, - почти задыхаясь от горя, отвечал Рауль, - ушиб очень опасен, и, хотя видимых повреждении нет, доктор боится, как бы девочка не осталась хромой на всю жизнь. - Это было бы ужасно! - сказал Атос. У д'Артаньяна вертелась на языке шутка, но, увидев, какое участие принимает Атос в этом горе, он сдержался. - Ах, сударь, меня совершенно приводит в отчаяние, - сказал Рауль, - то, что я сам виноват во всем этом. - Вы? Каким образом, Рауль? - спросил Атос. - Конечно, ведь она соскочила с бревна для того, чтобы бежать ко мне. - Вам остается только одно средство, милый Рауль: жениться на ней и этим искупить свою вину, - сказал д'Артаньян. - Ах, сударь, вы смеетесь над искренним горем, это очень дурно, - от- ветил Рауль. И, чувствуя потребность остаться одному, чтобы выплакаться, он ушел в свою комнату, откуда вышел только к завтраку. Дружеские отношения обоих приятелей нисколько не пострадали от утрен- ней стычки, а потому они завтракали с большим аппетитом, изредка посмат- ривая на Рауля, который сидел за столом с влажными от слез глазами, с тяжестью на сердце и почти не мог есть. К концу завтрака было подано два письма, которые Атос прочел с вели- чайшим вниманием, невольно вздрогнув тгри этом несколько раз. Д'Ар- таньян, сидевший на другом конце стола и отличавшийся прекрасным зрени- ем, готов был поклясться, что узнал мелкий почерк Арамиса. Другое письмо было написано женским растянутым и неровным почерком. - Пойдемте фехтовать, - сказал д'Артаньян Раулю, видя, что Атос жела- ет остаться один, чтобы ответить на письма или обдумать их. - Пойдемте, это развлечет вас. Молодой человек взглянул на Атоса; тот утвердительно кивнул головой. Они прошли в нижнюю залу, в которой были развешаны рапиры, маски, перчатки, нагрудники и прочие фехтовальные принадлежности. - Ну как? - спросил Атос, придя к ним через четверть часа. - У него совсем ваша рука, дорогой Атос, - сказал д'Артаньян, а если бы у него было вдобавок и ваше хладнокровие, не оставалось бы желать ни- чего лучшего... Молодой человек чувствовал себя пристыженным. Если он два-три раза и задел руку или бедро д'Артаньяна, то последний раз двадцать кольнул его прямо в грудь. Тут вошел Шарло и подал д'Артаньяну очень спешное письмо, только что присланное с нарочным. Теперь пришла очередь Атоса украдкой поглядывать на письмо. Д'Артаньян прочел его, по-видимому, без всякого волнения и сказал, слегка покачивая головой: - Вот что значит служба. Ей-богу, вы сто раз правы, что не хотите больше служить! Тревиль заболел, и без меня не могут обойтись в полку. Видно, пропал мой отпуск. - Вы возвращаетесь в Париж? - живо спросил Атос. - Да, конечно, - ответил д'Артаньян. - А разве вы не едете туда же? - Если я попаду в Париж, то очень рад буду с вами увидеться, - слегка покраснев, ответил Атос. - Эй, Планше! - крикнул д'Артаньян в дверь. - Через десять минут мы уезжаем. Задай овса лошадям. И, обернувшись к Атосу, прибавил: - Мне все кажется, будто мне чего то не хватает, и я очень жалею, что уезжаю от вас, не повидавшись с добрым Гримо. - Гримо? - сказал Атос. - Действительно, я тоже удивляюсь, отчего вы о нем не спрашиваете. Я уступил его одному из моих друзей. - Который понимает его знаки? - спросил д'Артаньян. - Надеюсь, - ответил Атос. Друзья сердечно обнялись. Д'Артаньян пожал руку Раулю, взял обещание с Атоса, что тот зайдет к нему, если будет в Париже, или напишет, если не поедет туда, и вскочил на лошадь. Планше, исправный, как всегда, был уже в седле. - Не хотите ли проехаться со мной? - смеясь, спросил Рауля Д'Ар- таньян. - Я еду через Блуа. Рауль взглянул на Атоса; тот удержал его едва заметным движением го- ловы. - Нет, сударь, - ответил молодой человек, - я останусь с графом. - В таком случае прощайте, друзья мои, сказал д'Артаньян, в последний раз пожимая им руки. Да хранит вас бог, как говаривали мы, расставаясь в старину при покойном кардинале. Атос махнул рукой на прощание, Рауль поклонился, и Д'Артаньян с План- ше уехали. Граф следил за ними глазами, опершись на плечо юноши, который был почти одного с ним роста. Но едва Д'Артаньян исчез за стеной, он сказал: - Рауль, сегодня вечером мы едем в Париж. - Как! - воскликнул молодой человек, бледнея. - Вы можете съездить попрощаться с госпожой де Сен-Реми и передать ей мой прощальный привет. Я буду ждать вас обратно к семи часам. Со смешанным выражением грусти и благодарности на лице молодой чело- век поклонился и пошел седлать лошадь. А Д'Артаньян, едва скрывшись из поля их зрения, вытащил из кармана письмо и перечел его: "Возвращайтесь немедленно в Париж. Дж. М." - Сухое письмо, - проворчал Д'Артаньян, - и не будь приписки, я, мо- жет быть, не понял бы его; но, к счастью, приписка есть. И он прочел приписку, примирившую его с сухостью письма: "Р.S. Поезжайте к королевскому казначею в Блуа, назовите ему вашу фа- милию и покажите это письмо: вы получите двести пистолей". - Решительно, такая проза мне нравится, - сказал Д'Артаньян. - Карди- нал пишет лучше, чем я думал. Едем, Планше, сделаем визит королевскому казначею и затем поскачем дальше. - В Париж, сударь? - В Париж. И оба поехали самой крупной рысью, на какую только были способны их лошади. XVIII ГЕРЦОГ ДЕ БОФОР Вот что случилось, и вот каковы были причины, потребовавшие возвраще- ния д'Артаньяна в Париж. Однажды вечером Мазарини, по обыкновению, пошел к королеве, когда все уже удалились от нее, и, проходя мимо караульной комнаты, из которой дверь выходила в одну из его приемных, услыхал громкий разговор. Желая узнать, о чем говорят солдаты, он, по своей привычке, подкрался к двери, приоткрыл ее и просунул голову в щель. Между караульными шел спор. - А я вам скажу, - говорил один из них, - что если Куазель предска- зал, то, значит, дело такое же верное, как если б оно уже сбылось. Я сам его не знаю, но слышал, что он не только звездочет, но и колдун. - Черт возьми, если ты его приятель, так будь поосторожнее! Ты оказы- ваешь ему плохую услугу. - Почему? - Да потому, что его могут притянуть к суду. - Вот еще! Теперь колдунов не сжигают! - Так-то оно так, по мне сдается, что еще очень недавно покойный кар- динал приказал сжечь Урбенл Грандье. Уж я-то знаю об этом: сам стоял на часах у костра и видел, как его жарили. - Эх, милый мой! Урбен Грандье был не колдун, а ученый, - это совсем другое дело. Урбен Грандье будущего не предсказывал. Он знал прошлое, а это иной раз бывает гораздо хуже. Мазарини одобрительно кивнул головой; однако, желая узнать, что это за предсказание, о котором шел спор, он не двинулся с места. - Я не спорю: может быть, Куазель и колдун, - возразил другой кара- ульный, - но я говорю тебе, что если он оглашает наперед свои предсказа- ния, они могут и не сбыться. - Почему? - Очень попятно. Ведь если мы станем биться на шпагах и я тебе скажу: "Я сделаю прямой выпад", ты, понятно, парируешь его. Так и тут. Если Ку- азель говорит так громко и до ушей кардинала дойдет, что "к такому-то дню такой-то узник сбежит", кардинал, очевидно, примет меры, и узник не сбежит. - Полноте, - заговорил солдат, казалось, дремавший на скамье, но, несмотря на одолевающую его дремоту, но пропустивший ни слова из всего разговора. - От судьбы не уйдешь. Если герцогу де Бофору суждено удрать, герцог де Бофор удерет, и никакие меры кардинала тут по помогут. Мазарини вздрогнул. Он был итальянец и, значит, суеверен; он поспешно вошел к гвардейцам, которые при его появлении прервали свой разговор. - О чем вы толкуете, господа? - спросил он ласково. - Кажется, о том, что герцог де Бофор убежал? - О нет, монсеньер, - заговорил солдат-скептик. - Сейчас он и не по- мышляет об этом. Говорят только, что ему суждено сбежать. - А кто это говорит? - Ну-ка, расскажите еще раз вашу историю, Сен-Лоран, - обратился сол- дат к рассказчику. - Монсеньер, - сказал гвардеец, - я просто с чужих слов рассказал этим господам о предсказании некоего Куазеля, который утверждает, что как ни крепко стерегут герцога де Бофора, а он убежит еще до троицына дня. - А этот Куазель юродивый пли сумасшедший? - спросил кардинал, все еще улыбаясь. - Нисколько, - ответил твердо веривший в предсказание гвардеец. - Он предсказал много вещей, которые сбылись: например, что королева родит сына, что Колиньи будет убит на дуэли герцогом Гизом, наконец, что ко- адъютор будет кардиналом. И что же, королева родила не только одного сы- на, но через два года еще второго, а Колиньи был убит. - Да, - ответил Мазарини, - по коадъютор еще не кардинал. - Нет еще, монсеньер, но он им будет. Мазарини поморщился, словно желая сказать: "Ну, шапки-то у него еще нет". Потом добавил: - Итак, вы уверены, мой друг, что господин де Бофор убежит? - Так уверен, монсеньер, - ответил солдат, - что если ваше преосвя- щенство предложит мне сейчас должность господина де Шавиньи, коменданта Венсенского замка, то я ее не приму. Вот после троицы - это дело другое. Ничто так не убеждает нас, как глубокая вера другого человека. Она влияет даже на людей неверующих; а Мазарини не только не был неверующим, но даже был, как мы сказали, суеверным. И потому он ушел весьма озабо- ченный. - Скряга! - сказал гвардеец, который стоял, прислонившись к стене. - Он притворяется, будто не верит вашему колдуну, Сен-Лоран, чтобы только ничего вам не дать; он еще и к себе не доберется, как заработает на ва- шем предсказании. В самом деле, вместо того чтобы пройти в покои королевы, Мазарини вернулся в кабинет и, позвав Бернуина, отдал приказ завтра с рассветом послать за надзирателем, которого он приставил к де Бофору, и разбудить себя немедленно, как только тот приедет. Солдат, сам того не зная, разбередил самую больную рапу кардинала. В продолжение пяти лет, которые Бофор просидел в тюрьме, не проходило дня, чтобы Мазарини ее думал о том, что рано ли, поздно ли, а Бофор оттуда выйдет. Внука Генриха IV в заточении всю жизнь не продержишь, в особен- ности когда этому внуку Генриха IV едва тридцать лет от роду. Но каким бы путем он ни вышел из тюрьмы, - сколько ненависти он должен был ско- пыть за время заключения к тому, кто был в этом повинен; к тому, кто приказал схватить его, богатого, смелого, увенчанного славой, любимого женщинами и грозного для мужчин; к тому, кто отнял у него лучшие годы жизни - ведь нельзя же назвать жизнью прозябание в тюрьме! Пока что Ма- зарини все усиливал надзор за Бофором. Но он походил на скупца из басни, которому не спалось возле своего сокровища. Не раз ему снилось, что у него похитили Бофора, и он вскакивал по ночам. Тогда он осведомлялся о нем и всякий раз, к своему огорчению, слышал, что узник самым благопо- лучным образом пьет, ест, играет и среди игр, вина и песен не перестает клясться, что Мазарини дорого заплатит за все те удовольствия, которые насильно доставляют ему в Вепсепе. Эта мысль тревожила министра даже во сне, так что, когда в семь часов Бернуин вошел разбудить его, первыми его словами были: - А? Что случилось? Неужели господин де Бофор бежал из Венсена? - Не думаю, монсеньер, - ответил Бернуин, которому никогда не изменя- ла его выдержка. - Во всяком случае, вы сейчас узнаете все новости, по- тому что надзиратель Ла Раме, за которым вы послали сегодня утром в Вен- сенский замок, прибыл и ожидает ваших приказаний. - Откройте дверь и введите его сюда, - сказал Мазарини, поправляя по- душки, чтобы принять Ла Раме, сидя в постели. Офицер вошел. Это был высокий и полный мужчина, толстощекий и предс- тавительный. Он имел такой безмятежный вид, что Мазарини встревожился. - Этот парень, по-моему, очень смахивает на дурака, - пробормотал он. Надзиратель молча остановился у дверей. - Подойдите, сударь! - приказал Мазарини. Надзиратель повиновался. - Знаете ли вы, о чем здесь болтают? - Нет, ваше преосвященство. - Что герцог Бофор убежит из Венсена, если еще не сделал этого. На лице офицера выразилось величайшее изумление. Он широко раскрыл свои маленькие глазки и большой рот, словно впивая шутку, которой удос- тоил его кардинал. Затем, но в силах удержаться от смеха при подобием предположении, расхохотался, да так, что его толстое тело затряслось, как от сильного озноба. Мазарини порадовался этой довольно непочтительной несдержанности, но тем не менее сохранил свой серьезный вид. Вдоволь насмеявшись и вытерев глаза, Ла Раме решил, что пора наконец заговорить и извиниться за свою неприличную веселость. - Убежит, монсеньер! Убежит! - сказал он. - Но разве вашему преосвя- щенству не известно, где находится герцог де Бофор? - Разумеется, я знаю, что он в Венсенском замке. - Да, монсеньер, и в его комнате стены в семь футов толщиной, окна с железными решетками, и каждая перекладина в руку толщиной. - Помните, - сказал Мазарини, - что при некотором терпении можно про- долбить любую стену и перепилить решетку часовой пружиной. - Вам, может быть, неизвестно, монсеньер, что при узнике состоят во- семь караульных: четверо в его комнате и четверо в соседней, и они ни на минуту не оставляют его. - Но ведь он выходит из своей комнаты, играет в шары и в мяч. - Монсеньер, все эти развлечения дозволены заключенным. Впрочем, если вам угодно, его можно лишить их. - Нет, нет, - сказал Мазарини, боясь, чтобы его узник, лишенный и этих удовольствий, не вышел из замка (если он когда-нибудь из него вый- дет) еще более озлобленным против него. - Я только спрашиваю, с кем он играет. - Он играет с караульным офицером, монсеньер, со мной или с другими заключенными. - А не подходит ли он близко к стенам во время игры? - Разве вашему преосвященству не известно, какие это стены? Почти шестьдесят футов высоты. Едва ли герцогу Бофору так надоела жизнь, чтобы он рискнул сломать себе шею, спрыгнув с такой стены. - Гм! - отозвался кардинал, начиная успокаиваться. - Итак, вы полага- ете, мой милый господин Ла Раме, что... - Что пока герцог