колько не касается, - это дело Мари Мишон. - Ах да, совершенно верно! Итак, Мари Мишон поужинала со своей слу- жанкой, а после ужина, пользуясь данным ей позволением, вошла в спальню священника. Кэтти уже устроилась на ночь в кресле в передней комнате, то есть там, где они ужинали. - Послушайте! - воскликнула герцогиня. - Если только вы не сам сата- на, то я не могу понять, каким образом узнали вы все эти подробности! - Мари Мишон была прелестная женщина, - продолжал Атос, - одно из тех сумасбродных созданий, которым постоянно приходят в голову самые стран- ные причуды и которые созданы всем нам на погибель. И вот, когда эта ко- кетка подумала, что ее хозяин - священник, ей пришло на ум, что под ста- рость забавно будет иметь одно многих веселых воспоминаний еще лишнее веселое воспоминание о священнике, попавшем по ее милости в ад. - Честное слово, граф, вы меня приводите в ужас. - Увы! Бедный священник был не святой Амвросий, а Мари Мишон, повто- ряю, была очаровательная женщина. - Сударь, - воскликнула герцогиня, хватая Атоса за руки, - скажите мне сию же минуту, как вы узнали все это, не то я пошлю в Августинский монастырь за монахом, чтобы он изгнал из вас беса. Атос рассмеялся. - Нет ничего легче, герцогиня. За час до вашего приезда некий всад- ник, ехавший с важным поручением, обратился к этому же самому священнику с просьбой о ночлеге. Священника как раз позвали к умирающему, и он со- бирался ехать на всю ночь не только из дому, но и вообще из деревни. Тогда служитель божий, вполне доверяя своему гостю, который, мимоходом заметим, был дворянин, предоставил в его распоряжение свой дом, ужин и спальню. Таким образом Мари Мишон просила гостеприимства не у самого священника, а у его гостя. - И этот гость, этот путешественник, этот дворянин, приехавший до нее?.. - Был я, граф де Ла Фер, - сказал Атос и, встав, почтительно покло- нился герцогине де Шеврез. Герцогиня с минуту молчала в полном изумлении, но вдруг весело расхо- хоталась. - Честное слово, это презабавно! - воскликнула она. - Оказывается, что эта сумасбродная Мари Мишон нашла больше, чем искала. Садитесь, лю- безный граф, и продолжайте ваш рассказ. - Теперь мне остается только покаяться, герцогиня. Я уже говорил вам, что ехал по очень важному делу. На рассвете я тихонько вышел из комнаты, где еще спал мой прелестный товарищ по ночлегу. В другой комнате спала, откинув голову на спинку кресла, служанка, вполне достойная своей госпо- жи. Ее личико меня поразило. Я подошел поближе и узнал маленькую Кэтти, которую наш друг, Арамис, приставил к ее госпоже. Вот каким образом я догадался, что прелестная путешественница была... - Мари Мишон, - живо докончила герцогиня. - Мари Мишон, - повторил Атос. - После этого я вышел из дому, отпра- вился на конюшню, где меня ждал мой слуга с оседланной лошадью, и мы уе- хали. - И вы больше никогда не бывали в этом селении? - быстро спросила герцониня. - Я был там опять через год. - Мне хотелось еще раз повидать доброго священника. Он был очень оза- бочен одним совершенно непонятным обстоятельством. За неделю до моего второго приезда ему подкинули прехорошенького трехмесячного мальчика. В колыбельке лежал кошелек, набитый золотом, и записка, в которой значи- лось только: "11 октября 1633 года". - То самое число, когда случилось это странное приключение! - воск- ликнула г-жа де Шеврез. - Да, и священник ничего не понял; ведь он твердо помнил, что провел эту ночь у умирающего, а Мари Мишон уехала из его дома раньше, чем он вернулся. - А знаете ли вы, сударь, - сказала герцогиня, - что Мари Мишон, вер- нувшись в тысяча шестьсот сорок третьем году во Францию, тотчас же стала разыскивать ребенка? Она не могла взять его с собой в изгнание, но, вер- нувшись в Париж, хотела воспитывать его сама. - Что же ответил ей священник? - спросил, в свою очередь, Атос. - Что какой-то незнакомый ему, но, по-видимому, знатный человек захо- тел сам воспитать его, обещал позаботиться о нем и увез с собой. - Так и было на деле. - А, теперь я понимаю! Этот человек были вы, его отец! - Тес! Не говорите так громко, герцогиня: он здесь. - Здесь! - вскричала герцогиня, поспешно вставая с места. - Он здесь, мои сын! Сын Мари Мишон здесь! Я хочу видеть его сию же минуту! - Помните, что он не знает ни кто его отец, ни кто его мать, - заме- тил Атос. - Вы сохранили тайну и привезли его сюда, чтобы доставить мне такое счастье? О, благодарю, благодарю вас, граф! - воскликнула герцогиня, схватив руку Атоса и пытаясь поднести ее к губам. - Благодарю. У вас благородное сердце. - Я привел его к вам, сударыня, - сказал Атос, отнимая руку, - чтобы и вы, в свою очередь, сделали для него что-нибудь. До сих пор я заботил- ся о его воспитании, и, надеюсь, из него вышел вполне безупречный дворя- нин. Но теперь мне снова приходится начать скитальческую, полную опас- ностей жизнь участника политической партии. С завтрашнего дня я пускаюсь в рискованное предприятие и могу быть убит. Тогда у него не останется никого, кроме вас. Только вы имеете возможность ввести его в общество, где он должен занять принадлежащее ему по праву место. - Будьте спокойны, - сказала герцогиня, - в настоящее время я, к со- жалению, не пользуюсь большим влиянием, однако я сделаю для него все, что в моих силах. Что же касается до состояния и титула... - На этот счет вам не надо беспокоиться. На него записано доставшееся мне по наследству имение Бражелон, а вместе с ним десять тысяч ливров годового дохода и титул виконта. - Клянусь жизнью, вы настоящий дворянин, граф! По мне хочется поско- рее увидать нашего молодого виконта. Где он? - Рядом, в гостиной. Я сейчас приведу его, если вы позволите. Атос пошел было к двери, но герцогиня остановила его. - Он красив? - спросила она. Атос улыбнулся. - Он похож на свою мать, - сказал он. И, отворив дверь, Атос знаком пригласил молодого человека войти. Герцогиня де Шеврез не могла удержаться от радостного восклицания, увидав очаровательного юношу, красота и изящество которого превосходили все, чего могло ожидать ее тщеславие. - Подойдите, виконт, - сказал Атос. - Герцогиня де Шеврез разрешает вам поцеловать ее руку. Рауль подошел, мило улыбнулся, опустился, держа шляпу в руке, на одно колено и поцеловал руку герцогини. - Вы, должно быть, хотели пощадить мою застенчивость, граф, - произ- нес он, оборачиваясь к Атосу, - говоря, что представляете меня герцогине де Шеврез. Это наверное, сама королева? - Нет, виконт, - сказала герцогиня, глядя на него сияющими от счастья глазами. Взяв его за руку, она усадила его рядом с собой. - Нет, я, к сожалению, не королева, потому что если бы была ею, то сию минуту сдела- ла бы для вас все, чего вы заслуживаете. Но как бы то ни было, - приба- вила она, едва удерживаясь от желания поцеловать его чистое чело, - ска- жите мне, какую карьеру вам бы хотелось избрать? Атос смотрел на них обоих с выражением самого глубокого счастья. - Мне кажется, герцогиня, - сказал Рауль своим мягким и вместе с тем звучным голосом, - что для дворянина возможна только одна карьера - во- енная. Господин граф, думается, воспитывал меня с намерением сделать из меня солдата и хотел по приезде в Париж представить меня особе, которая сможет рекомендовать меня принцу. - Да, понимаю. Для вас, молодого воина, было бы очень полезно служить под начальством такого полководца, как он. Постойте... как бы это устро- ить? У меня с ним довольно натянутые отношения, так как моя родственни- ца, госпожа де Монбазон, в ссоре с герцогинею де Лонгвиль. Но если действовать через принца де Марсильяка... Да, да, граф, именно так. Принц де Марсильяк - мой старинный друг, и он представит виконта герцо- гине до Лонгвиль, которая даст ему письмо к своему брату, принцу. А он любит ее так нежно, что сделает все, чего бы она ни пожелала. - Вот и отлично! - сказал граф. - Только разрешите мне просить вас поторопиться. У меня есть веские причины желать, чтобы виконта завтра вечером ужо ее было в Париже. - Надо ли сообщать о том, что вы принимаете в нем участие, граф? - Для его будущности было бы, пожалуй, лучше, чтобы никто даже не по- дозревал о том, что мы с ним знаем друг друга. - О, сударь! - воскликнул Рауль. - Вы же знаете, Бражелон, - сказал Атос, - что я ничего не делаю без причины. - Да, граф. Я знаю, что вы в высшей степени предусмотрительны, и го- тов, как всегда, вам повиноваться. - Послушайте, граф, оставьте виконта у меня, - сказала герцогиня. - Я пошлю за князем Марсильяком, который, к счастью, сейчас находится в Па- риже, и не отпущу его до тех пор, пока дело не будет слажено. - Благодарю вас, герцогиня. Мне сегодня придется побывать в нес- кольких местах, по к шести часам вечера я вернусь в гостиницу и буду ждать виконта. - А что вы делаете вечером? - Мы идем к аббату Скаррону, к которому у меня есть письмо и у кото- рого я должен встретить одного из моих друзей. - Хорошо. Я тоже заеду на минутку к аббату Скаррону, - сказала герцо- гиня. - Не уходите оттуда, не повидавшись со мной. Атос поклонился и направился к выходу. - Неужели со старыми друзьями прощаются так строю, граф? - спросила, смеясь, герцогиня. - Ах, - прошептал граф, целуя ее руку. - Если бы я только знал раньше, какое очаровательное создание Мари Мишон! И, вздохнув, он вышел из комнаты. XXIII АББАТ СКАРРОН На улице Турнель был один дом, который в Париже знали все носильщики портшезов и все лакеи. А между том хозяин его не был ни вельможа, ни бо- гач. Там не давали обедов, никогда не играли в карты и почти не танцева- ли. Несмотря на это, все высшее общество съезжалось туда, и весь Париж там бывал. Это было жилище маленького Скаррона. У остроумного аббата время проводили весело. Можно было вдоволь нас- лушаться разных новостей, которые так остро комментировались, разбира- лись по косточкам и превращались в басни, в эпиграммы, что каждому хоте- лось провести часок-другой с маленьким Скарроном, послушать, что он ска- жет, и разнести его слова по знакомым. Многие стремились сами вставить словечко, и если словечко было забавно, они становились желанными гостя- ми. Маленький аббат Скаррон (кстати сказать, он назывался аббатом только потому, что получал доход с одною аббатства, а вовсе не потому, что был духовным лицом) в молодости жил в Мансе и был одним из самых щеголеватых пребендариев. Раз, во время карнавала, Скаррон раздумал потешить этот славный город, душой которого он был. Он велел своему лакею намазать се- бя с головы до ног медом, потом распорол перину и, вывалявшись в пуху, превратился в какую-то невиданную чудовищную птицу. В этом странном кос- тюме он отправился делать визиты своим многочисленным друзьям и прия- тельницам. Сначала прохожие с восхищением смотрели на него, потом послы- шались свистки, потом грузчики начали его бранить, потом мальчишки стали швырять в него камнями, и, наконец, Скаррон, спасаясь от обстрела, обра- тился в бегство; по стоило ему побежать, как все кинулись за ним в пого- ню. Его окружили со всех сторон, стали мять, толкать, и он, чтобы спас- тись от толпы, кинулся в реку. Скаррон плавал, как рыба, но вода была ледяная. Он был в испарине, простудился, и его, едва он вышел на берег, хватил паралич. Были испробованы все известные средства, чтобы восстановить подвиж- ность его членов. В конце концов доктора так измучили его, что он выгнал их всех, предпочитая страдать от болезни, чем от лечения. Затем он пере- селился в Париж, где о нем уже составилось мнение как о замечательно ум- ном человеке. Тут он заказал себе кресло своего собственного изобрете- ния, и раз, когда он в этом кресле явился с визитом к Анне Австрийской, она, очарованная его умом, спросила, не желает ли он получить какой-ни- будь титул. - Да, ваше величество, - ответил он, - есть один титул, который я бы очень желал получить. - Какой же? - спросила Анна Австрийская. - Титул "больного вашего величества". Желание Скаррона было исполнено. Его стали называть "больным короле- вы" и назначили ему пенсию в полторы тысячи ливров. С тех пор маленький аббат, которому уже нечего было беспокоиться о будущем, зажил весело, проживая без остатка все, что получал. Но однажды один из близких кардиналу людей намекнул Скаррону, что ему не следовало бы принимать у себя коадъютора. - Почему? - спросил Скаррон. - Кажется, он достаточно высокого проис- хождения? - О, конечно! - Любезен? - Несомненно. - Умен? - К несчастью, даже чересчур. - Так почему же вы хотите, чтобы я не принимал его? - Из-за его образа мыслей. - Какого? О ком? - О кардинале. - Как! - воскликнул Скаррон. - Я не прекращаю знакомства с Жилем Деп- рео, который плохого мнения обо мне, а вы хотите, чтобы я не принимал коадъютора, потому что он плохого мнения о ком то другом! Это невозможно На этом разговор кончился, и Скаррон из духа противоречия стал еще чаще видеться с г-ном де Гонди. В тот день, до которого мы дошли в нашем рассказе, Скаррону надо было получить свою пенсию за три месяца. Он, как всегда, дал лакею расписку и послал его в казначейство. Но на этот раз там заявили, что "у госу- дарства пет больше денег для аббата Скаррона". Когда лакей вернулся с этим ответом, у Скаррона сидел герцог де Лонг- виль, тотчас же предложивший выплачивать ему пенсию вдвое больше той, которую отнял у пего Мазарини. Но хитрый инвалид предпочел отказаться и сделал так, что к четырем часам пополудни весь город знал о поступке кардинала. Это было как раз в четверг - приемный день у аббата. К нему повалили толпой, и весь город бешено "фрондировал". Атос нагнал на улице Сент-Опоре двух незнакомцев, ехавших по тому же направлению, что и он. Они были, как и он, верхом и тоже в сопровождении лакеев. Один из них снял шляпу и обратился к Атосу: - Представьте себе, сударь, этот негодяй Мазарини лишил пенсии бедно- го Скаррона. - Возмутительно! - сказал Атос, тоже снимая шляпу. - Сразу видно, что вы благородный человек, сударь, - продолжал всад- ник, вступивший в разговор с Атосом. - Этот Мазарини прямо язва. - Увы, сударь, - ответил Атос, - именно так! И они разъехались, любезно раскланявшись. - Очень удачно вышло, что мы будем у аббата Скаррона именно сегодня вечером, - сказал Атос Раулю. - Мы выразим бедняге наше соболезнование. - Кто такой этот Скаррон, что из-за него волнуется весь Париж? - спросил Рауль. - Какой-нибудь министр в опале? - О нет, виконт, - ответил Атос. - Это просто маленький дворянин, по с большим умом. Он попал в немилость к кардиналу за то, что сочинил на него четверостишие. - Разве дворяне пишут стихи? - наивно спросил Рауль. - Я полагал, что это унизительно для дворянина, - Да, если стихи плохи, мой милый виконт, - смеясь, ответил Атос, - если же нет, то они доставляют славу. Возьмем к примеру Ротру. И все-та- ки, - добавил он тоном человека, подающего добрый совет, - лучше, пожа- луй, совсем не писать их - Значит, аббат Скаррон поэт? - спросил Рауль. - Да, имейте это в виду, Рауль. Следите хорошенько за собой у него в доме. Объясняйтесь больше жестами, а всего лучше - просто слушайте. - Хорошо, сударь. - Мне придется вести продолжительный разговор с одним из моих старин- ных друзей. Это аббат д'Эрбле, о котором я не раз говорил вам. - Да, я помню. - Подходите к нам время от времени как бы затем, чтобы вмешаться в наш разговор, но на самом деле ничего не говорите, а главное, не слушай- те. Эта игра необходима для того, чтобы никто из посторонних не мешал нам. - Хорошо, граф, я в точности исполню ваше желание. Атос сделал еще два визита, а в семь часов отправился вместе с Раулем к аббату Скаррону. Множество экипажей, портшезов, лакеев и лошадей тес- нилось на улице Турнель. Атос проложил себе дорогу и в сопровождении Ра- уля вошел в дом. Прежде всего им бросился в глаза Арамис, стоявший около большого, ши- рокого кресла на колесах. В этом кресле под шелковым балдахином, прикры- тый парчовый одеялом, сидел маленький человечек, еще не старый, с весе- лым, смеющимся лицом, которое иногда бледнело, причем, однако, глаза больного не теряли выражения живости, ума и любезности. То был аббат Скаррон, всегда веселый, насмешливый, остроумный, всегда страдающий и почесывающийся маленькой палочкой. Вокруг этого подобия кочевой кибитки толпились мужчины и дамы. Комна- та была чисто прибрана, недурно обставлена. Длинные шелковые занавеси, затканные цветами, когда-то яркими, а теперь несколько полинявшими, зак- рывали окна. Обивка стен, хоть и скромная, отличалась большим вкусом. Два вежливых, благовоспитанные лакея почтительно прислуживали гостям. Увидав Атоса, Арамис двинулся к нему навстречу, взяв его за руку, представил Скаррону, который очень радушно и с большим уважением встре- тил нового гостя, а к виконту обратился с остроумным приветствием. Рауль не произнес в ответ ни слова: он не осмелился состязаться с королем ост- роумия. Но поклон его был, во всяком случае, грациозным. Потом Арамис познакомил Атоса с двумя-тремя из своих приятелей, и, после того как тот обменялся с ними несколькими любезными словами, легкое замешательство, вызванное его приходом, изгладилось, и разговор снова стал общим. Через несколько минут, в течение которых Рауль успел освоиться и ра- зобраться в топографии общества, дверь снова отворилась, и лакеи доложил о мадемуазель Поле. Атос прикоснулся к плечу виконта. - Обратите на нее внимание, Рауль, - сказал он. - Это историческая личность. Генрих Четвертый был убит в то время, когда ехал к пей. Рауль вздрогнул. За последние дни перед ним уже несколько раз припод- нималась завеса, скрывающая героическое прошлое. Эта женщина, еще моло- дая и красивая, знала Генриха IV и говорила с ним! Все столпились около мадемуазель Поле, так как она и сейчас пользова- лась большой известностью. Это была высокая женщина с тонкой, гибкой та- лией и густыми рыжевато-золотистыми волосами, какие так любил Рафаэль и какими Тициан наделял своих Магдалин. За этот цвет волос, а может быть, за первенство среди других женщин ее прозвали "львицей". Да будет из- вестно нашим очаровательным современницам, которые претендуют на этот фешенебельный титул, что он происходит не из Англии, как они, может быть, думают, по от их прекрасной и остроумной соотечественницы - маде- муазель Поле. Мадемуазель Поле, не обращая внимания на шепот, поднявшийся со всех сторон ей навстречу, подошла прямо к Скаррону. - Итак, вы обеднели, мой милый аббат? - сказала она спокойно. - Мы узнали об этом сегодня утром у госпожи Рамбулье. Нам сообщил это госпо- дин де Грасс. - Да, по зато государство обогатилось, - ответил Скаррон. - Нужно уметь жертвовать собой для блага отечества. - Теперь кардиналу можно будет увеличить свой ежегодный расход на ду- хи и помаду на полторы тысячи ливров, - заметил какой-то фрондер, в ко- тором Атос узнал всадника, встретившегося ему на улице СентОноре. - Да, но что скажет на это муза, - заметил Арамис самым медовым голо- сом, - которая любит золотую середину? Потому что Si Virgilio puer aut tolerabile desit Hospitium, caderent onmes a crimbus hydrae [12], - Отлично! - сказал Скаррон, протягивая руку мадемуазель Поле. - Но хоть я и лишился моей гидры, при мне, по крайней мере, осталась львица. В этот вечер все еще более обычного восхищались остротами Скаррона. Все-таки хорошо быть притесняемым. Г-н Менаж приходил от слов Скаррона прямо в неистовый восторг. Мадемуазель Поле направилась к своему обычному месту, но, прежде чем сесть, окинула всех присутствующих взглядом королевы и на минуту остано- вила его на Рауле. Атос улыбнулся. - Мадемуазель Поле обратила на вас внимание, виконт, - сказал он. - Пойдите, приветствуйте ее. Будьте тем, что вы есть на самом деле, то есть простодушным провинциалом. Но смотрите не вздумайте заговорить с нею о Генрихе Четвертом. Виконт, краснея, подошел к "львице" и вмешался в толпу мужчин, тес- нившихся вокруг нее. Таким образом составились две строго разграниченные группы: одна из них окружала Менажа, другая - мадемуазель Поле. Скаррон присоединялся то к той, то к другой, лавируя между гостями в своем кресле на колесикам с ловкостью опытного лоцмана, управляющего судном среди рифов. - Когда же мы поговорим? - спросил Атос у Арамиса. - Подождем. Сейчас еще мало народу, мы можем привлечь внимание. В эту минуту дверь отворилась, и лакей доложил о приходе г-на ко- адъютора. Все обернулись, услыхав это имя, которое уже становилось знаменитым. Атос тоже взглянул на дверь. Он знал аббата Гонди только по имени. Вошел маленький черненький человечек, неуклюжий, близорукий, не знаю- щий, куда девать руки, которые ловко справлялись только со шпагой и пис- толетами, - с первого же шага он наткнулся на стол, чуть не опрокинув его. И все же, несмотря на это, в лице его было нечто величавое и гор- дое. Скаррон подъехал к нему на своем кресле. Мадемуазель Поле кивнула ему и сделала дружеский жест рукой. - А! - сказал коадъютор, наскочив на кресло Скаррона и тут только за- метив его. - Так вы попали в немилость, аббат? Это была сакраментальная фраза. Она повторялась сто раз в продолжение сегодняшнего вечера, и Скаррону приходилось в сотый раз придумывать но- вую остроту на ту же тему. Он едва не растерялся, но собрался с силами и нашел ответ: - Господин кардинал Мазарини был так добр, что вспомнил обо мне, - сказал он. - Великолепно! - воскликнул Мепаж. - Но как же вы теперь будете принимать нас? - продолжал коадъютор. - Если ваши доходы уменьшатся, мне придется сделать вас каноником в соборе Богоматери. - Нет, я вас могу подвести! - Значит, у вас есть какие-то неизвестные нам средства? - Я займу денег у королевы. - Но у ее величества нет ничего, принадлежащего лично ей, - сказал Арамис. - Ведь имущество супругов нераздельно. Коадъютор обернулся с улыбкой и дружески кивнул Арамису. - Простите, любезный аббат, вы отстали от моды, и мне придется вам сделать подарок. - Какой? - спросил Арамис. - Шнурок для шляпы. Все глаза устремились на коадъютора, который вынул из кармана шнурок, завязанный каким-то особым узлом. - А! - воскликнул Скаррон. - Да ведь это праща! - Совершенно верно, - сказал коадъютор. - Теперь все делается в виде пращи - а ла фронда [13], Для вас, мадемуазель Поле, у меня есть веер а ла фронда, вам, д'Эрбле, я могу рекомендовать своего перчаточника, кото- рый шьет перчатки а ла фронда, а вам, Скаррон, своего булочника, и при- том с неограниченным кредитом. Он печет булки а ла фронда, и превкусные. Арамис взял шнурок и обвязал им свою шляпу. В эту минуту дверь отворилась, и лакей громко доложил: - Герцогиня де Шеврез. При имени герцогини де Шеврез все встали. Скаррон торопливо подкатил свое кресло к двери, Рауль покраснел, а Атос сделал Арамису знак, и тот сейчас же отошел в амбразуру окна. Рассеянно слушая обращенные к ней со всех сторон приветствия, герцо- гиня, по-видимому, искала кого-то или что-то. Глаза ее загорелись, когда она увидела Рауля. Легкая тень задумчивости легла на ее лицо при виде Атоса, а когда она заметила Арамиса, стоящего в амбразуре окна, она вздрогнула от неожиданности и прикрылась веером. - Как здоровье бедного Вуатюра? - спросила она, как бы стараясь отог- нать нахлынувшие мысли. - Вы ничего не слыхали о нем, Скаррон? - Как! Вуатгор болен? - спросил дворянин, беседовавший с Атосом на улице Сент-Оноре. - Что с ним? - Он сел играть в карты, - сказал коадъютор, - по обыкновению, разго- рячился, но не мог переменить рубашку, так как лакей не захватил ее. И вот бедный Вуатюр простудился и лежит при смерти. - Где он играл? - Да у меня же. Нужно вам сказать, что Вуатюр поклялся никогда не прикасаться к картам. Через три дня он не выдержал и явился ко мне, что- бы я разрешил его от клятвы. К несчастью, у меня в это время был наш лю- безный советник Брусель, и мы были заняты очень серьезным разговором в одной из самых дальних комнат. Между тем Вуатюр, войдя в приемную, уви- дал маркиза де Люинь за карточным столом в ожидании партнера. Маркиз об- ращается к нему и приглашает сыграть. Вуатюр отказывается, говоря, что не станет играть до тех пор, пока я не разрешу его от клятвы. Тогда Лю- инь успокаивает его обещанием Припять грех на себя. Вуатюр садится за стол, проигрывает четыреста экю" выйдя на воздух, схватывает сильнейшую простуду и ложится в постель, чтобы уже больше не встать. - Неужели милому Вуатюру так плохо? - спросил Арамис из-за оконной занавески. - Увы, очень плохо! - сказал Менаж. - Этот великий человек, по всей вероятности, скоро покинет нас - deseret orbem [14]. - Ну, он-то не умрет, - резко проговорила мадемуазель Поле, - и не подумает даже. Он, как турок, окружен султаншами. Госпожа де Санто при- летела к нему кормить его бульоном, госпожа Ла Ренадо греет ему просты- ни, и даже наша приятельница, маркиза Рамбулье, посылает ему какие-то отвары. - Вы, однако, не любите его, моя дорогая парфянка, - сказал, смеясь, Скаррон. - Какая ужасная несправедливость, мой милый больной! - воскликнула мадемуазель Поле. - У меня к нему так мало ненависти, что я с удо- вольствием закажу обедню за упокой его души. - Недаром вас прозвали львицей, моя дорогая, - сказала герцогиня де Шеврез. - Вы пребольно кусаетесь. - Мне кажется, вы слишком презрительно относитесь к большому поэту, сударыня, - осмелился заметить Рауль. - Большой поэт... Он?.. Сразу видно, что - как вы сами сейчас призна- вались - вы приехали из провинции, виконт, и что никогда не видали его. Он большой поэт? Да в нем и пяти футов не будет. - Браво! Браво! - воскликнул высокий, худощавый и черноволосый чело- век с лихо закрученными усами и огромной рапирой. - Браво, прекрасная Поле! Пора указать этому маленькому Вуатюру его настоящее место. Я ведь кое-что смыслю в поэзии и заявляю во всеуслышание, что его стихи мне всегда казались преотвратительным. - Кто этот капитан, граф? - спросил Рауль. - Господин де Скюдерп. - Автор романов "Клелия" и "Кир Великий"? - Добрая половина которых написана его сестрой. Вот она разговаривает с хорошенькой девушкой, там, около Скаррона. Рауль обернулся и увидал двух новых, только что вошедших посети- тельниц. Одна из них была прелестная хрупкая девушка с грустным выраже- нием лица, прекрасными черными волосами и бархатными глазами, похожими на лиловые лепестки ивана-да-марьи, среди которых блестит золотая чашеч- ка; другая, под покровительством которой, по-видимому, находилась моло- дая девушка, была сухая, желтая, холодная женщина, настоящая дуэнья или ханжа. Рауль дал себе слово не уходить от аббата Скаррона, не поговорив с хорошенькой девушкой с чудными бархатными глазами, которая, по какому-то странному сочетанию мыслей, напомнила ему - хотя внешнего сходства по было никакого - бедную маленькую Луизу. Она лежала теперь больная в зам- ке Лавальер, а он, среди всех этих новых лиц, чуть не забыл о ней. Между тем Арамис подошел к коадъютору, который, смеясь, шепнул ему на ухо несколько слов. Несмотря на все свое самообладание, Арамис невольно вздрогнул. - Смейтесь же, - сказал г-н де Рец, - на нас глядят. И он отошел к герцогине де Шеврез, около которой составился большой кружок. Арамис притворно засмеялся, чтоб отвести подозрения каких-нибудь до- сужих наблюдателей. Увидав, что Атос стоит в амбразуре окна, из которой он сам недавно вышел, он обменялся несколькими словами кое с кем из при- сутствующих и незаметно присоединился к нему. Между ними тотчас же завязался оживленный разговор. Рауль, как было условленно с Атосом, подошел к ним. - Аббат декламирует мне рондо Вуатюра, - громко сказал Атос. - По-мо- ему, оно несравненно. Рауль постоял около них несколько минут, потом отошел к группе, окру- жавшей герцогиню де Шеврез, к которой присоединились, с одной стороны, мадемуазель Поле, а с другой - мадемуазель Скюдери. - Ну-с, - сказал коадъютор, - а я позволю себе не согласиться с мне- нием господина Скюдери. Я нахожу, напротив, что Вуатюр - поэт, но при этом только поэт. Политические идеи ему совершенно несвойственны. - Итак?.. - шепотом спросил Атос. - Завтра, - быстро ответил Арамис. - В котором часу? - В шесть. - Где? - В Сен-Мандэ. - Кто вам сказал? - Граф Рошфор. Тут к ним подошел кто-то из гостей. - А философские идеи? - сказал Арамис. - Их тоже нет у бедного Вуатю- ра. Я совершенно согласен с господином коадъютором: Вуатюр - чистый по- эт. - Да, в этом отношении он, конечно, замечателен, - заметил Менаж, - но потомство, воздавая ему должное, поставит ему в упрек излишнюю вольность стиха. Он, сам того не сознавая, убил поэзию. - Убил! Вот настоящее слово! - воскликнул Скюдери. - Зато его письма - верх совершенства, - заметила герцогиня де Шев- рез. - О, в этом отношении он вполне заслуживает славы, - согласилась ма- демуазель Скюдери. - Совершенно верно, но только когда он шутит, - сказала мадемуазель Поле. - В серьезном эпистолярном жанре он просто жалок. И согласитесь, что, когда он не груб, он пишет попросту плохо. - Признайтесь все же хоть в том, что шутки его неподражаемы. - Да, конечно, - сказал Скюдери, крутя ус. - Я нахожу только, что у него вымученный юмор, а шутки пошловаты. Прочитайте, например, "Письмо карпа к щуке". - Уж не говоря о том, что лучшие его произведения обязаны своим про- исхождением отелю Рамбулье, - заметил Менаж. - "Зелида и Альсидалея", например. - А я, с своей стороны, - сказал Арамис, подходя к кружку и почти- тельно кланяясь герцогине де Шеврез, которая отвечала ему любезной улыб- кой, - а я, с своей стороны, ставлю ему в вину еще то, что он держит се- бя чересчур свободно с великими мира сего. Он позволил себе слишком бес- церемонно обращаться с принцессе и, с маршалом д'Альбре, с господином де Шомбером и даже с самой королевой. - Как, с королевой! - воскликнул Скюдери и, словно ожидая нападения, выставил вперед правую ногу. - Черт побери, я не знал этого! Каким же образом оказал он неуважение ее величеству? - Разве вы не знаете его стихотворения "Я думал"? - Нет, - сказала герцогиня де Шеврез. - Нет, - сказала мадемуазель Скюдери. - Нет, - сказала мадемуазель Поле. - Правда, королева, по всей вероятности, сообщила его очень немногим, - заметил Арамис, - по я получил его из верных рук. - И вы знаете это стихотворение? - Кажется, могу припомнить. - Так прочтите, прочтите! - закричали со всех сторон. - Вот как было дело, - сказал Арамис. - Однажды Вуатюр катался вдвоем с королевой в коляске по парку Фонтенбло. Он притворился, будто задумал- ся, и сделал это для того, чтобы королева спросила, о чем он думает. Так оно и вышло. "О чем вы думаете, господин де Вуатюр? - спросила она. Вуа- тюр улыбнулся, помолчал секунд пять, делая вид, будто импровизирует, и в ответ произнес: Я думал: почести и славу Дарует вам сегодня рок, Вознаграждая вас по праву За годы скорби и тревог, Но, может быть, счастливой были Вы тогда, когда его.. Я не хотел сказать - любили, Но рифма требует того. Скюдери, Менаж и мадемуазель Поле пожали плечами. - Погодите, погодите, - сказал Арамис. - В стихотворении три строфы. - Или, вернее, три куплета, - заметила мадемуазель Скюдери. - Это просто песенка. Арамис продолжал: Я думал, резвый Купидон, Когда-то ваш соратник смелый, Сложив оружье, принужден Покинуть здешние пределы, И мне ль сулить себе успех, Задумавшись близ вас, Мария, Когда вы позабыли всех, Кто был вам предан в дни былые. - Не берусь решать, соблюдены ли все правила поэзии в этом куплете, - сказала гергогиня де Шеврез, - но прошу к нему снисхождения ради его правдивости: Госпожа де Отфор и госпожа Сеннесе присоединятся ко мне, в случае надобности, не говоря уже о герцоге де Бофоре. - Продолжайте, продолжайте, - сказал Скаррон - Теперь мне все равно. С сегодняшнего дня я уже не "больной королевы". - А последний куплет? Давайте послушаем последний куплет! - попросила мадемуазель Скюдери. - Извольте. Тут уж прямо поставлены собственные имена, так что никак не ошибешься: Я думал (ибо нам, поэтам, Приходит странных мыслей рой): Когда бы вы в бесстрастье этом, Вот здесь, сейчас, перед собой Вдруг Бекингэма увидали, Кто из двоих бы в этот миг Подвергнут вашей был опале: Прекрасный лорд иль духовник? По окончании этой строфы все в один голос принялись осуждать дерзость Вуатюра. - А я, - вполголоса проговорила молодая девушка с бархатными глазами, - имею несчастье находить эти стихи прелестными. То же самое думал и Рауль. Он подошел к Скаррону и, краснея, обратил- ся к нему: - Господин Скаррон, я прошу вас оказать мне честь и сообщить, кто эта молодая девушка, которая не согласна с мнением всего этого блестящего общества? - Ага, мой юный виконт! - сказал Скаррон. - Вы, кажется, намерены предложить ей наступательный и оборонительный союз? Рауль снова покраснел. - Я должен сознаться, что стихи Вуатюра понравились и мне, - сказал он. - Они на самом деле хороши, но не говорите этого: у поэтов не принято хвалить чужие стихи. - Но я но имею чести быть поэтом, и я ведь спросил вас... - Да, правда, вы спрашивали, кто эта прелестная девушка, не так ли? Это прекрасная индианка. - Прошу прощения, сударь, - смущенно сказал Рауль, - но я все-таки не понимаю, увы, ведь я провинциал. - Или, иначе сказать, вы еще не научились говорить тем высокопарным языком, на каком теперь объясняются все. Тем лучше, молодой человек, тем лучше. И не старайтесь изучить его: не стоит труда. А к тому времени как вы его изучите, никто, надеюсь, уже не будет так говорить. - Итак, вы прощаете меня, сударь, и соблаговолите объяснить, кто эта дама, которую вы называете прекрасной индианкой? - Да, конечно. Это одно из самых очаровательных существ на свете. Ее зовут Франсуаза д'Обинье. - Она родственница Агриппы, друга Генриха Четвертого? - Его внучка. Она приехала с острова Мартиника, и потому-то я называю 'ее прекрасной индианкой. Рауль с удивлением взглянул на молодую девушку. Глаза их встретились, и она улыбнулась. Между тем разговор о Вуатюре продолжался. - Скажите, сударь, - сказала Франсуаза д'Обинье, обращаясь к Скаррону словно для того, чтобы вмешаться в его разговор с виконтом, - как вам нравятся друзья бедного Вуатюра? Послушайте, как они отделывают его, расточая ему похвалы. Один отнимает у него здравый смысл, другой - поэ- тичность, третий - оригинальность, четвертый - юмор, пятый - самостоя- тельность, шестой... Боже мой, что же они оставили этому человеку, впол- не заслужившему славу, как выразилась мадемуазель Скюдерп? Скаррон и Рауль рассмеялись. Прекрасная индианка, по-видимому, не ожидала, что ее слова произведут такой эффект. Она скромно опустила гла- за, и лицо ее стало опять простодушно. "Она очень умна", - подумал Рауль. Атос, все еще стоя в амбразуре окна, с легкой усмешкой наблюдал эту сцепу. - Позовите мне графа де Ла Фер, - сказала коадъютору герцогиня де Шеврез. - Мне нужно поговорить с ним. - А мне нужно, чтобы все считали, что я с ним не разговариваю, - ска- зал коадъютор. - Я люблю и уважаю его, потому что знаю его былые дела, некоторые по крайней мере, но поздороваться с ним я рассчитываю только послезавтра утром. - Почему именно послезавтра утром? - спросила г-жа де Шеврез. - Вы узнаете завтра вечером, - ответил, смеясь, кондъютор. - Право же, любезный Гонди, вы говорите, как Апокалипсис, - сказала герцогиня. - Господин д'Эрбле, - обратилась она к Арамису, - не можете ли вы сегодня оказать мне еще одну услугу? - Конечно, герцогиня. Сегодня, завтра, когда угодно, приказывайте. - Так позовите мне графа де Ла Фер, я хочу с ним поговорить. Арамис подошел к Атосу и вернулся вместе с ним к герцогине. - Вот то, что я обещала вам, граф, - сказала она, подавая Атосу письмо. - Тому, о ком мы хлопочем, будет оказан самый любезный прием. - Как он счастлив, что будет обязан вам, герцогиня. - Вам нечего завидовать ему, граф: ведь я сама обязана вам тем, что узнала его, - сказала герцогиня с лукавой улыбкой, напомнившей Атосу и Арамису очаровательную Мари Мишон. С этими словами она встала и велела подать карету. Мадемуазель Поле уже уехала, мадемуазель Скюдери собиралась уезжать. - Виконт, - обратился Атос к Раулю, - проводите герцогиню де Шеврез. Попросите ее, чтобы она, спускаясь по лестнице, оказала вам честь опе- реться на вашу руку, и по дороге поблагодарите ее. Прекрасная индианка подошла проститься со Скарроном. - Вы уже уезжаете? - спросил он. - Я уезжаю одной из последних, как видите. Если вы будете иметь из- вестия о господине де Вуатюре, и в особенности если они будут хорошие, пожалуйста, уведомьте меня завтра. - О, теперь он может умереть, - сказал Скаррон. - Почему? - спросила девушка с бархатными глазами. - Потому что ему уже готов панегирик. Они расстались, оба смеясь, но девушка еще раз обернулась и с участи- ем взглянула на бндного паралитика, который провожал ее любовным взором. Мало-помалу толпа поредела. Скаррон как будто но замечал, что некото- рые из его гостей таинственно шептались о чем-то, что многим из них при- носили письма и что, казалось, вечер устроен с какой-то тайной целью, а совсем не для разговоров о литературе, хотя все время и толковали о ней. Но теперь Скаррону было все равно. Теперь у него в доме можно было фрон- дировать сколько угодно. С этого утра, как он сказал, он перестал быть "больным королевы". Рауль проводил герцогиню де Шеврез и помог ей сесть в карету. Она да- ла ему поцеловать свою руку, а потом, под влиянием одного из тех безум- ных порывов, которые делали ее такой очаровательной и еще более опасной, привлекла его к себе и, поцеловав в лоб, сказала: - Виконт, пусть мои пожелания и мои поцелуй принесут вам счастье. Потом оттолкнула его и велела кучеру ехать в особняк Люппь. Лошади тронулись. Герцогиня еще раз кивнула из окна Раулю, и оп, растерянный и смущенный, вернулся в салоп. Атос понял, что произошло, и улыбнулся. - Пойдемте, виконт, - сказал он. - Пора ехать. Завтра вы отправитесь в армию принца. Спите хорошенько - это ваша последняя мирная ночь. - Значит, я буду солдатом! - воскликнул Рауль. - О, благодарю, благо- дарю вас, граф, от всего сердца! - До свидания, граф, - сказал аббат д'Эрбле. - Я отправляюсь к себе в монастырь. - До свидания, аббат, - сказал коадъютор. - Я завтра говорю проповедь и должен еще просмотреть десятка два текстов. - До свидания, господа, - сказал Атос, - а я лягу и просплю двадцать четыре часа кряду: я на ногах не стою от усталости. Они пожали друг другу руки и, обменявшись последним взглядом, вышли из комнаты. Скаррон украдкой следил за ними сквозь занавеси своей гостиной. - И ни один-то из них не сделает того, что говорил, - усмехнувшись своей обезьяньей улыбкой, пробормотал он. - Ну что ж, в добрый час, храбрецы. Как знать! Может быть, их труды вернут мне пенсию... Они могут действовать руками, это много значит. У меня же, увы, есть только язык, по я постараюсь доказать, что и он коечего стоит. Эй, Шампепуа! Пробило одиннадцать часов, вези меня в спальню. Право, эта мадемуазель д'Обинье очаровательна. И несчастный паралитик исчез в своей спальне. Дверь затворилась за ним, и вскоре огни, один за другим, потухли в салоне на улице Турнель. XXIV СЕН-ДЕНИ Рано утром, едва начало светать, Атос встал с постели и приказал по- дать платье. Он был еще бледнее обыкновенного и казался сильно утомлен- ным. Видно было, что он не спал всю ночь. Во всех движениях этого твер- дого, энергичного человека чувствовалась теперь какая-то вялость и нере- шительность. Атос был озабочен приготовлениями к отъезду Рауля и хотел выиграть время. Прежде всего он вынул из надушенного кожаного чехла шпагу, собственноручно вычистил ее, осмотрел клинок и попробовал, крепко ли держится эфес. Потом он положил в сумку Рауля кошелек с луидорами, позвал Оливена (так звали слугу, приехавшего с ними из Блуа) и велел ему уложить дорож- ный мешок, заботливо следя, чтобы тот не забыл чего-нибудь и взял все, что необходимо для молодого человека, уходящего в поход. В этих сборах прошло около часа. Наконец, когда все было готово, Атос отворил дверь в спальню Рауля и тихонько вошел к нему. Солнце уже взошло, и яркий свет лился в комнату через большие, шир