ство? - Разве вы забыли, что этот великий человек, этот герой, этот полубог страдает накожной болезнью? - Мало того, герцог, - продолжал министр полиции, - мы почти уверены, что в ближайшее время узурпатор сойдет с ума. - Сойдет с ума? - Несомненно; ум его мутится, он то плачет горькими слезами, то хохо- чет во все горло; иной раз сидит целыми часами на берегу и бросает ка- мешки в воду, и если камень сделает пять или шесть рикошетов, то он ра- дуется, точно снова выиграл битву при Маренго или Аустерлице. Согласи- тесь сами, это явные признаки сумасшествия. - Или мудрости, господин барон, - смеясь, сказал Людовик XVIII, - ве- ликие полководцы древности в часы досуга забавлялись тем, что бросали камешки в воду; разверните Плутарха и загляните в жизнь Сципиона Афри- канского. Де Блакас задумался, видя такую беспечность и в министре и в короле. Вильфор не выдал ему всей своей тайны, чтобы другой не воспользовался ею, но все же сказал достаточно, чтобы поселить в нем немалые опасения. - Продолжайте, Дандре, - сказал король, - Блакас еще не убежден, расскажите, как узурпатор обратился на путь истинный. Министр полиции поклонился. - На путь истинный, - прошептал герцог, глядя на короля и на Дандре, которые говорили поочередно, как вергилиевские пастухи. - Узурпатор об- ратился на путь истинный? - Безусловно, любезный герцог. - На какой же? - На путь добра. Объясните, барон. - Дело в том, герцог, - вполне серьезно начал министр, - что недавно Наполеон принимал смотр; двое или трое из его старых ворчунов, как он их называет, изъявили желание возвратиться во Францию; он их отпустил, нас- тойчиво советуя им послужить их доброму королю; это его собственные сло- ва, герцог, могу вас уверить. - Ну, как, Блакас? Что вы на это скажете? - спросил король с торжест- вующим видом, отрываясь от огромной книги, раскрытой перед ним. - Я скажу, ваше величество, что один из нас ошибается, или господин министр полиции, или я; но так как невозможно, чтобы ошибался господин министр полиции, ибо он охраняет благополучие и честь вашего величества, то, вероятно, ошибаюсь я. Однако, на месте вашего величества, я все же расспросил бы то лицо, о котором я имел честь докладывать; я даже наста- иваю, чтобы ваше величество удостоили его этой чести. - Извольте, герцог; по вашему указанию я приму кого хотите, но я хочу принять его с оружием в руках. Господин министр, нет ли у вас донесения, посвежее? На этом проставлено двадцатое февраля, а ведь сегодня уже третье марта. - Нет, ваше величество, но я жду нового донесения с минуты на минуту. Я выехал из дому с утра, и может быть, оно получено без меня. - Поезжайте в префектуру, и если оно еще не получено, то... - Людовик засмеялся, - то сочините сами; ведь так это делается? - Хвала богу, сир, нам не нужно ничего выдумывать, - отвечал министр, - нас ежедневно заваливают самыми подробными доносами; их пишут всякие горемыки в надежде получить что-нибудь за услуги, которых они не оказы- вают, но хотели бы оказать. Они рассчитывают на счастливый случай и на- деются, что какое-нибудь нежданное событие оправдает их предсказания. - Хорошо, ступайте, - сказал король, - и не забудьте, что я вас жду. - Ваше величество, через десять минут я здесь... - А я, ваше величество, - сказал де Блакас, - пойду приведу моего вестника. - Постойте, постойте, - сказал король. - Знаете, Блакас, мне придется изменить ваш герб; я дам вам орла с распущенными крыльями, держащего в когтях добычу, которая тщетно силится вырваться, и с девизом: Nenax [8]. - Я вас слушаю, ваше величество, - отвечал герцог, кусая ногти от не- терпения. - Я хотел посоветоваться с вами об этом стихе: Moli fugiens anhalitu...[9] Полноте, дело идет об олене, которого преследует волк. Ведь вы же охотник и оберегермейстер; как вам нравится это - Moli anhelitu? - Превосходно, ваше величество. Но мой вестник похож на того оленя, о котором вы говорите, ибо он проехал двести двадцать лье на почтовых, и притом меньше чем в три дня. - Это лишний труд и беспокойство, когда у нас есть телеграф, который сделал бы то же самое в три или четыре часа, и притом без всякой одышки. - Ваше величество, вы плохо вознаграждаете рвение бедного молодого человека, который примчался издалека, чтобы предостеречь ваше величест- во. Хотя бы ради графа Сальвье, который мне его рекомендует, примите его милостиво, прошу вас. - Граф Сальвье? Камергер моего брата? - Он самый. - Да, да, ведь он в Марселе. - Он оттуда мне и пишет. - Так и он сообщает об этом заговоре? - Нет, но рекомендует господина де Вильфор и поручает мне представить его вашему величеству. - Вильфор! - вскричал король. - Так его зовут Вильфор? - Да, сир. - Это он и приехал из Марселя? - Он самый. - Что же вы сразу не назвали его имени? - сказал король, и на лице его показалась легкая тень беспокойства. - Сир, я думал, что его имя неизвестно вашему величеству. - Нет, нет, Блакас; это человек дельный, благородного образа мыслей, главное - честолюбивый. Да вы же знаете его отца, хотя бы по имени... - Его отца? - Ну да, Нуартье. - Жирондист? Сенатор? - Вот именно. - И ваше величество доверили государственную должность сыну такого человека? - Блакас, мой друг, вы ничего не понимаете; я вам сказал, что Вильфор честолюбив; чтобы выслужиться, Вильфор пожертвует всем, даже родным от- цом. - Так прикажете привести его? - Сию же минуту; где он? - Ждет внизу, в моей карете. - Ступайте за ним. - Бегу. И герцог побежал с живостью молодого человека; его искренний роя- листский пыл придавал ему силы двадцатилетнего юноши. Людовик XVIII, оставшись один, снова устремил взгляд на раскрытого Горация и прошептал: "Justum et tenacem propositi virum..." [10]. Де Блакас возвратился так же поспешно, как вышел, но в приемной ему пришлось сослаться на волю короля: пыльное платье Вильфора, его наряд, отнюдь не отвечающий придворному этикету, возбудили неудовольствие мар- киза де Брезе, который изумился дерзости молодого человека, решившегося в таком виде явиться к королю. Но герцог одним словом: "По велению его величества" - устранил все препятствия, и, несмотря на возражения, кото- рые порядка ради продолжал бормотать церемониймейстер, Вильфор вошел в кабинет. Король сидел на том же месте, где его оставил герцог. Отворив дверь, Вильфор очутился прямо против него; молодой человек невольно остановил- ся. - Войдите, господин де Вильфор, - сказал король, - войдите! Вильфор поклонился и сделал несколько шагов в ожидании вопроса коро- ля. - Господин де Вильфор, - начал Людовик XVIII, - герцог Блакас гово- рит, что вы имеете сообщить нам нечто важное. - Сир, герцог говорит правду, и я надеюсь, что и вашему величеству угодно будет согласиться с ним. - Прежде всего так ли велика опасность, как меня хотят уверить? - Ваше величество, я считаю ее серьезной; но благодаря моей поспеш- ности она, надеюсь, предотвратима. - Говорите подробно, не стесняйтесь, - сказал король, начиная и сам заражаться волнением, которое отражалось на лице герцога и в голосе Вильфора, - говорите, но начните с начала, я во всем и везде люблю - по- рядок. - Я представлю вашему величеству подробный отчет; но прошу извинить, если мое смущение несколько затемнит смысл моих слов. Взгляд, брошенный на короля после этого вкрадчивого вступления, ска- зал Вильфору, что августейший собеседник внимает ему с благосклонностью, и он продолжал: - Ваше величество, я приехал со всей поспешностью в Париж, чтобы уве- домить ваше величество о том, что по долгу службы я открыл не какое-ни- будь обыденное и пустое сообщничество, какие каждый день затеваются в низших слоях населения и войска, но подлинный заговор, который угрожает трону вашего величества. Сир, узурпатор снаряжает три корабля; он замыш- ляет какое-то дело, может быть безумное, но тем не менее и грозное, нес- мотря на все его безумие. В настоящую минуту он уже, должно быть, поки- нул остров Эльба и направился - куда? - не знаю. Без сомнений, он попы- тается высадиться либо в Неаполе, либо на берегах Тосканы, а может быть, даже и во Франции. Вашему величеству не безызвестно, что властитель ост- рова Эльба сохранил сношения и с Италией и с Францией. - Да, - отвечал король в сильном волнении, - совсем недавно мы узна- ли, что бонапартисты собираются на улице Сен-Жак; но продолжайте, прошу вас; как вы получили все эти сведения? - Ваше величество, я почерпнул их из допроса, который я учинил одному марсельскому моряку. Я давно начал следить за ним и в самый день моего отъезда отдал приказ об его аресте. Этот человек, несомненный бонапар- тист, тайно ездил на остров Эльба; там он виделся с маршалом, и тот дал ему устное поручение к одному парижскому бонапартисту, имени которого я от него так и не добился; но поручение состояло в том, чтобы подготовить умы к возвращению (прошу помнить, ваше величество, что я передаю слова подсудимого), к возвращению, которое должно последовать в самое ближай- шее время. - А где этот человек? - спросил король. - В тюрьме, ваше величество. - И дело показалось вам серьезным? - Настолько серьезным, что, узнав о нем на семейном торжестве, в са- мый день моего обручения, я тотчас все бросил, и невесту и друзей, все отложил до другого времени и явился повергнуть к стопам вашего величест- ва и мои опасения и заверения в моей преданности. - Да, - сказал Людовик, - ведь вы должны были жениться на мадемуазель де Сен-Меран. - На дочери одного из преданнейших ваших слуг. - Да, да; но вернемся к этому сообщничеству, господин де Вильфор. - Ваше величество, боюсь, что это нечто большее, чем сообщничество, боюсь, что это заговор. - В наше время, - отвечал Людовик с уликой, - легко затеять заговор, но трудно привести в исполнение уже потому, что мы, недавно возвратясь на престол наших предков, обращаем взгляд одновременно на прошлое, на настоящее и на будущее. Вот уже десять месяцев, как мои министры зорко следят за тем, чтобы берега Средиземного моря бдительно охранялись. Если Бонапарт высадится в Неаполе, то вся коалиция подымится против него, прежде чем он успеет дойти до Пьомбино; если он высадится в Тоскане, то ступит на вражескую землю; если он высадится во Франции, то лишь с горс- точкой людей, и мы справимся с ним без труда, потому что население нена- видит его. Поэтому успокойтесь, но будьте все же уверены в нашей коро- левской признательности. - А! Вот и господин Дандре, - воскликнул герцог Блакас. На пороге кабинета стоял министр полиции, бледный, трепещущий; взгляд его блуждал, словно сознание покидало его. Вильфор хотел удалиться, но де Блакас удержал его за руку. XI. КОРСИКАНСКИЙ ЛЮДОЕД Людовик XVIII, увидав отчаянное лицо министра полиции, с силой от- толкнул стол, за которым сидел. - Что с вами, барон? - воскликнул он. - Почему вы в таком смятении? Неужели из-за догадок герцога Блакаса, которые подтверждает господин де Вильфор? Герцог тоже быстро подошел к барону, но страх придворного пересилил злорадство государственного деятеля: в самом деле, положение было тако- во, что несравненно лучше было самому оказаться посрамленным, чем видеть посрамленным министра полиции. - Ваше величество... - пролепетал барон. - Говорите! - сказал король. Тогда министр полиции, уступая чувству отчаяния, бросился на колени перед Людовиком XVIII, который отступил назад и нахмурил брови. - Заговорите вы или нет? - спросил он. - Ах, ваше величество! Какое несчастье! Что мне делать? Я безутешен! - Милостивый государь, - сказал Людовик XVIII, - я вам приказываю го- ворить. - Ваше величество, узурпатор покинул остров Эльба двадцать восьмого февраля и пристал к берегу первого марта. - Где? - быстро спросил король. - Во Франции, ваше величество, в маленькой гавани близ Антиб, в зали- ве Жуан. - Первого марта узурпатор высадился во Франции близ Антиб, в заливе Жуан, в двухстах пятидесяти лье от Парижа, а вы узнали об этом только нынче, третьего марта!.. Нет, милостивый государь, этого не может быть; либо вас обманули, либо вы сошли с ума. - Увы, ваше величество, это совершенная правда! Людовик XVIII задрожал от гнева и страха и порывисто вскочил, словно неожиданный удар поразил его вдруг в самое сердце. - Во Франции! - закричал он. - Узурпатор во Франции! Стало быть, за этим человеком не следили? Или, почем знать, были с ним заодно? - Сир, - воскликнул герцог Блакас, - такого человека, как барон Данд- ре, нельзя обвинять в измене! Ваше величество, все мы были слепы, и ми- нистр полиции поддался общему ослеплению, вот и все! - Однако... - начал Вильфор, но вдруг осекся, - простите великодушно, ваше величество, - сказал он с поклоном. - Мое усердие увлекло меня; прошу ваше величество простить меня. - Говорите, сударь, говорите смело, - сказал король. - Вы один преду- ведомили нас о несчастье; помогите нам найти средство отразить его. - Ваше величество, узурпатора на юге ненавидят; полагаю, что если он решится идти через юг, то легко будет поднять против него Прованс и Лан- гедок. - Верно, - сказал министр, - но он идет через Гап и Систерон. - Идет! - прервал король. - Стало быть, он идет на Париж? Министр полиции не ответил ничего, что было равносильно признанию. - А Дофине? - спросил король, обращаясь к Вильфору. - Можно ли, по-вашему, и эту провинцию поднять, как Прованс? - Мне горько говорить вашему величеству жестокую правду, но настрое- ние в Дофине много хуже, чем в Провансе и в Лангедоке. Горцы - бонапар- тисты, ваше величество. - Он был хорошо осведомлен, - прошептал король. - А сколько у него войска? - Не знаю, ваше величество, - отвечал министр полиции. - Как не знаете? Вы забыли справиться об этом? Правда, это не столь важно, - прибавил король с убийственной улыбкой. - Ваше величество, я не мог об этом справиться; депеша сообщает только о высадке узурпатора и о пути, по которому он идет. - А как вы получили депешу? - спросил король. Министр опустил голову и покраснел, как рак. - По телеграфу, ваше величество. Людовик XVIII сделал шаг вперед и скрестил руки на груди, как Наполе- он. - Итак, - сказал он, побледнев от гнева, - семь союзных армий ниспро- вергли этого человека; чудом возвратился я на престол моих предков после двадцатипятилетнего изгнания; все эти двадцать пять лет я изучал, обду- мывал, узнавал людей и дела той Франции, которая была мне обещана, - и для чего? Для того чтобы в ту минуту, когда я достиг цели моих желаний, сила, которую я держал в руках, разразилась громом и разбила меня! - Ваше величество, это рок, - пробормотал министр, чувствуя, что та- кое бремя, невесомое для судьбы, достаточно, чтобы раздавить человека. - Стало быть, то, что говорили про нас ваши враги, справедливо: мы ничему не научились, ничего не забыли! Если бы меня предали, как его, я мог бы еще утешиться. Но быть среди людей, которых я осыпал почестями, которые должны бы беречь меня больше, чем самих себя, ибо мое счастье - их счастье: до меня они были ничем, после меня опять будут ничем - и по- гибнуть из-за их беспомощности, их глупости! Да, милостивый государь, вы правы, это - рок! Министр, не смея поднять голову, слушал эту грозную отповедь. Блакас отирал пот с лица; Вильфор внутренне улыбался, чувствуя, что значение его возрастает. - Пасть, - продолжал Людовик XVIII, который с первого взгляда измерил глубину пропасти, разверзшейся перед монархией, - пасть и узнать о своем падении по телеграфу! Мне было бы легче взойти на эшафот, как мой брат, Людовик XVI, чем спускаться по тюильрийской лестнице под бичом насме- шек... Вы не знаете, милостивый государь, что значит во Франции стать посмешищем, а между тем вам следовало это знать. - Ваше величество, - бормотал министр, - пощадите!.. - Подойдите, господин де Вильфор, - продолжал король, обращаясь к мо- лодому человеку, который неподвижно стоял поодаль, следя за разговором, который касался судьбы целого государства, - подойдите и скажите ему, что можно было знать наперед все то, чего он не знал. - Ваше величество, физически невозможно было предугадать замыслы, ко- торые узурпатор скрывал решительно от всех. - Физически невозможно! Какой веский довод! К сожалению, веские дово- ды то же, что и люди с весом, я узнаю им цену. Министру, имеющему в сво- ем распоряжении целее управление, департаменты, агентов, сыщиков, шпио- нов и секретный фонд в полтора миллиона франков, невозможно знать, что делается в шестидесяти милях от берегов Франции? Вот молодей человек, у которого не было ни одного из этих средств, и он, простой судейский чи- новник, знал больше, чем вы со всей вашей полицией, и он спас бы мою ко- рону, если бы имел право, как вы, распоряжаться телеграфом. Взгляд министра полиции с выражением глубочайшей досады обратился на Вильфора, который склонил голову со скромностью победителя. - Про вас я не говорю, Блакас, - продолжал король, - если вы ничего и не открыли, то по крайней мере были настолько умны, что упорствовали в своих подозрениях; другой, может быть, отнесся бы к сообщению господина де Вильфора, как к пустякам, или подумал бы, что оно внушено корыстным честолюбием. Это был намек на те слова, которые министр полиции с такой уверен- ностью произнес час тому назад. Вильфор понял игру короля. Другой, может быть, упоенный успехом, дал бы увлечь себя похвалами; но он боялся нажить смертельного врага в ми- нистре полиции, хотя и чувствовал, что тог погиб безвозвратно. Однако министр, не умевший, в дележе власти, предугадать замыслы Наполеона, мог, в судорогах своей агонии, проникнуть в тайну Вильфора: Для этого ему стоило только допросить Дантеса. Поэтому, вместе того чтобы добить министра, он пришел ему на помощь. - Ваше величество, - сказал Вильфор, - стремительность событий дока- зывает, что только бог, послав бурю, мог остановить их. То, что вашему величеству угодно приписывать моей проницательности, всего-навсего дело случая; я только воспользовался этим случаем как преданный слуга. Не це- ните меня выше, чем я заслуживаю, сир, чтобы потом не разочароваться в вашем первом впечатлении. Министр полиции поблагодарил Вильфора красноречивым взглядом, а Вильфор понял, что успел в своем намерении и, не утратив благодарности короля, приобрел друга, на которого в случае нужды мог надеяться. - Пусть будет так, - сказал король. - А теперь, господа, - продолжал он, обращаясь к де Блакасу и министру полиции, - вы мне более не нужны, можете идти... То, что теперь остается делать, относится к ведению воен- ного министра. - К счастью, - сказал герцог, - мы можем надеяться на армию: вашему величеству известно, что все донесения свидетельствуют об ее преданности вашей короне. - Не говорите мне о донесениях; теперь я знаю, как им можно верить. Да, кстати о донесениях, барон: какие новости об улице Сен-Жак? - Об улице Сен-Жак! - невольно воскликнул Вильфор, но тотчас спохва- тился: - Простите, сир, преданность вашему величеству то и дело застав- ляет меня забывать, - не о моем уважении, оно слишком глубоко запечатле- но в моем сердце, - но о правилах этикета. - Прошу вас, - отвечал король, - сегодня вы приобрели право спраши- вать. - Сир, - начал министр полиции, - я как раз хотел доложить сегодня вашему величеству о новых сведениях, собранных по этому делу, но внима- ние вашего величества было отвлечено грозным событием в заливе Жуан; те- перь эти сведения уже не могут представлять для вашего величества ника- кого интереса. - Напротив, - отвечал король, - это дело имеет, мне кажется, прямую связь с тем, которое теперь занимает нас, и смерть генерала Кенель, мо- жет быть, наведет нас на след большого внутреннего заговора. Услышав имя Кенель, Вильфор вздрогнул. - Действительно, ваше величество, - продолжал министр полиции, - судя по всему, это не самоубийство, как полагали сначала, а убийство. Генерал Кенель, по-видимому, исчез по выходе из бонапартистского клуба. Какой-то неизвестный приходил к нему в то утро и назначил ему свидание на улице Сен-Жак. К сожалению, камердинер, который причесывал генерала, когда незнакомца ввели в кабинет, и слышал, как он назначил свидание на улице Сен-Жак, не запомнил номера дома. Пока министр полиции сообщал королю эти сведения, Вильфор, ловивший каждое слово, то краснел, то бледнел. Король повернулся к нему: - Не думаете ли вы, господин де Вильфор, что генерал Кенель, которого почитали приверженцем узурпатора, между тем как на самом деле он был всецело предан мне, мог погибнуть от руки бонапартистов? - Это возможно, ваше величество; но неужели больше ничего не извест- но? - Уже напали на след человека, назначившего свидание. - Напали на след? - повторил Вильфор. - Да, камердинер сообщил его приметы: это человек лет пятидесяти или пятидесяти двух, черноволосый, глаза черные, брови густые, с усами, но- сит синий сюртук, застегнутый доверху; в петлице - ленточка Почетного легиона. Вчера выследили человека, который в точности отвечает приметам, но он скрылся на углу улиц ла-Жюсьен и Кок-Эрон. Вильфор с первых слов министра оперся на спинку кресла, ноги у него подкашивались, но когда он услышал, что незнакомец ушел от полиции, он облегченно вздохнул. - Найдите этого человека, - сказал король министру полиции, - потому что, если генерал Кенель, который был бы нам сейчас так нужен, пал от руки убийц, будь то бонапартисты или кто иной, я хочу, чтобы его убийцы были жестоко наказаны. Вильфору понадобилось все его хладнокровие, чтобы не выдать ужаса, в который повергли его последние слова короля. - Странное дело! - продолжал король с досадой. - Полиция считает, что все сказано, когда она говорит: совершено убийство, и что все сделано, когда она прибавляет: напали на след виновных. - В этом случае, я надеюсь, ваше величество останетесь довольны. - Хорошо, увидим; не задерживаю вас, барон. Господин де Вильфор, вы устали после долгого пути, стукайте отдохните. Вы, верно, остановились у вашего отца? У Вильфора потемнело в глазах. - Нет, ваше величество, я остановился на улице Турнон, в гостинице "Мадрид". - Но вы его видели? - Ваше величество, я прямо поехал к герцогу Блакас. - Но вы его увидите? - Не думаю, ваше величество! - Да, правда, - сказал король, и по его улыбке видно было, что все эти вопросы заданы не без умысла. - Я забыл, что вы не в дружбе с госпо- дином Нуартье и что это также жертва, принесенная моему трону, за кото- рую я должен вас вознаградить. - Милость ко мне вашего величества - награда, настолько превышающая все мои желания, что мне нечего больше просить у короля. - Все равно, мы вас не забудем, будьте спокойны; а пока (король снял с груди крест Почетного легиона, который всегда носил на своем синем фраке, возле креста св. Людовика, над звездой Кармильской богоматери и св. Лазаря, и подал Вильфору), пока возьмите этот крест. - Ваше величество ошибаетесь, - сказал Вильфор, - этот крест офицерс- кий. - Неважно, возьмите его; у меня нет времени потребовать другой. Бла- кас, позаботьтесь о том, чтобы господину де Вильфор была выдана грамота. На глазах Вильфора блеснули слезы горделивой радости; он принял крест и поцеловал его. - Какие еще приказания угодно вашему величеству дать мне? - спросил Вильфор. - Отдохните, а потом не забывайте, что если в Париже вы не в силах служить мне, то в Марселе вы можете оказать мне большие услуги. - Ваше величество, - отвечал Вильфор, кланяясь, - через час я покину Париж. - Ступайте, - сказал король, - и если бы я вас забыл (у королей ко- роткая память), то не бойтесь напомнить о себе... Барон, прикажите поз- вать ко мне военного министра. Блакас, останьтесь. - Да, сударь, - сказал министр полиции Вильфору, выходя из Тюильри. - Вы не ошиблись дверью, и карьера ваша обеспечена. - Надолго ли? - прошептал Вильфор, раскланиваясь с министром, карьера которого была кончена, и стал искать глазами карету. По набережной проезжал фиакр, Вильфор подозвал его, фиакр подъехал; Вильфор сказал адрес, бросился в карету и предался честолюбивым мечтам. Через десять минут он уже был у себя, велел подать лошадей через два ча- са и спросил завтрак. Он уже садился за стол, когда чья-то уверенная и сильная рука дернула звонок. Слуга пошел отворять, и Вильфор услышал голос, называвший его имя. "Кто может знать, что я в Париже?" - подумал помощник королевского прокурора. Слуга воротился. - Что там такое? - спросил Вильфор. - Кто звонил? Кто меня спрашива- ет? - Незнакомый господин и не хочет сказать своего имени. - Как? Не хочет сказать своего имени? А что ему нужно от меня? - Он хочет переговорить с вами. - Со мной? - Да. - Он назвал меня по имени? - Да. - А каков он собой? - Да человек лет пятидесяти. - Маленький? Высокий? - С вас ростом. - Брюнет или блондин? - Брюнет, темный брюнет; черные волосы, черные глаза, черные брови. - А одет? - с живостью спросил Вильфор. - Как он одет? - В синем сюртуке, застегнутом доверху, с лентой Почетного легиона. - Это он! - прошептал Вильфор бледнея. - Черт возьми! - сказал, появляясь в дверях, человек, приметы которо- го мы описывали уже дважды. - Сколько церемоний! Или в Марселе сыновья имеют обыкновение заставлять отцов дожидаться в передней? - Отец! - вскричал Вильфор. - Так я не ошибся... Я так и думал, что это вы... - А если ты думал, что это я, - продолжал гость, ставя в угол палку и кладя шляпу на стул, - то позволь тебе сказать, милый Жерар, что с твоей стороны не очень-то любезно заставлять меня дожидаться. - Идите, Жермен, - сказал Вильфор. Слуга удалился с выражением явного удивления. XII. ОТЕЦ И СЫН Господин Нуартье, - ибо это действительно был он, - следил глазами за слугою, пока дверь не закрылась за ним; потом, опасаясь, вероятно, чтобы слуга не стал подслушивать из передней, он снова приотворил дверь: пре- досторожность оказалась не лишней, и проворство, с которым Жермен рети- ровался, не оставляло сомнений, что и он не чужд пороку, погубившему на- ших праотцев. Тогда г-н Нуартье собственноручно затворил дверь из перед- ней, потом запер на задвижку дверь в спальню и, наконец, подал руку Вильфору, глядевшему на него с изумлением. - Знаешь, Жерар, - сказал он сыну с улыбкой, истинный смысл которой трудно было определить, - нельзя сказать, чтобы ты был в восторге от встречи со мной. - Что вы, отец, я чрезвычайно рад; но я, признаться, так мало рассчи- тывал на ваше посещение, что оно меня несколько озадачило. - Но, мой друг, - продолжал г-н Нуартье, садясь в кресло, - я мог бы сказать вам то же самое. Как? Вы мне пишете, что ваша помолвка назначена в Марселе на двадцать восьмое февраля, а третьего марта вы в Париже? - Да, я здесь, - сказал Жерар, придвигаясь к г-ну Нуартье, - но вы на меня не сетуйте; я приехал сюда ради вас, и мой приезд спасет вас, быть может. - Вот как! - отвечал г-н Нуартье, небрежно развалившись в кресле. - Расскажите же мне, господин прокурор, в чем дело; это очень любопытно. - Вы слыхали о некоем бонапартистском клубе на улице Сен-Жак? - В номере пятьдесят третьем? Да; я его вице-президент. - Отец, ваше хладнокровие меня ужасает! - Что ты хочешь, милый? Человек, который был приговорен к смерти мон- таньярами, бежал из Парижа в возе сена, прятался в бордоских равнинах от ищеек Робеспьера, успел привыкнуть ко многому. Итак, продолжай. Что же случилось в этом клубе на улице Сен-Жак? - Случилось то, что туда пригласили генерала Кенеля и что генерал Ке- нель, выйдя из дому в девять часов вечера, через двое суток был найден в Сене. - И кто вам рассказал об этом занятном случае? - Сам король. - Ну, а я, - сказал Нуартье, - в ответ на ваш рассказ сообщу вам но- вость. - Мне кажется, что я уже знаю ее. - Так вы знаете о высадке его величества императора? - Молчите, отец, умоляю вас; во-первых, ради вас самих, а потом и ра- ди меня. Да, я знал эту новость, и знал даже раньше, чем вы, потому что я три дня скакал из Марселя в Париж и рвал на себе волосы, что не могу перебросить через двести лье ту мысль, которая жжет мне мозг. - Три дня? Вы с ума сошли? Три дня тому назад император еще не выса- живался. - Да, но я уже знал о его намерении. - Каким это образом? - Из письма с острова Эльба, адресованного вам. - Мне? - Да, вам; и я его перехватил у гонца. Если бы это письмо попало в руки другого, быть может, вы были бы уже расстреляны. Отец Вильфора рассмеялся. - По-видимому, - сказал он, - Бурбоны научились у императора действо- вать без проволочек... Расстрелян! Друг мой, как вы спешите! А где это письмо? Зная вас, я уверен, что вы его тщательно припрятали. - Я сжег его до последнего клочка, ибо это письмо - ваш смертный при- говор. - И конец вашей карьеры, - холодно отвечал Нуартье. Да, вы правы, но мне нечего бояться, раз вы мне покровительствуете. - Мало того: я вас спасаю. - Вот как? Это становится интересно! Объяснитесь. - Вернемся к клубу на улице Сен-Жак. - Видно, этот клуб не на шутку волнует господ полицейских. Что же они так плохо ищут его? Давно бы нашли! - Они его не нашли, но напали на след. - Это сакраментальные слова, я знаю; когда полиция бессильна, она го- ворит, что напала на след, и правительство спокойно ждет, пока она не явится с виноватым видом и не доложит, что след утерян. - Да, но найден труп; генерал Кенель мертв, а во всех странах мира это называется убийством. - Убийством? Но нет никаких доказательств, что генерал стал жертвою убийства. В Сене каждый день находят людей, которые бросились в воду с отчаяния или утонули, потому что не умели плавать. - Вы очень хорошо знаете, что генерал не утопился с отчаяния и что в январе месяце в Сене не купаются. Нет, нет, не обольщайтесь: эту смерть называют убийством. - А кто ее так называет? - Сам король. - Король? Я думал, он философ и понимает, что в политике нет убийств. В политике, мой милый, - вам это известно, как и мне, - нет людей, а есть идеи; нет чувств, а есть интересы. В политике не убивают человека, а устраняют препятствие, только и всего. Хотите знать, как все это прои- зошло? Я вам расскажу. Мы думали, что на генерала Кенель можно поло- житься, нам рекомендовали его с острова Эльба. Один из нас отправился к нему и пригласил его на собрание на улицу Сен-Жак; он приходит, ему отк- рывают весь план, отъезд с острова Эльба и высадку на французский берег; потом, все выслушав, все узнав, он заявляет, что он роялист; все перег- лядываются; с него берут клятву, он ее дает, но с такой неохотой, что поистине уж лучше бы он не искушал господа бога; и все же генералу дали спокойно уйти. Он не вернулся домой. Что ж вы хотите? Он, верно, сбился с дороги, когда вышел от нас, только и всего. Убийство! Вы меня удивляе- те, Вильфор; помощник королевского прокурора хочет построить обвинение на таких шатких уликах. Разве мне когда-нибудь придет в голову сказать вам, когда вы как преданный роялист отправляете на тот свет одного из наших: "Сын мой, вы совершили убийство!" Нет, я скажу: "Отлично, милос- тивый государь, вы победили; очередь за нами". - Берегитесь, отец; когда придет наша очередь, мы будем безжалостны. - Я вас не понимаю. - Вы рассчитываете на возвращение узурпатора? - Не скрою. - Вы ошибаетесь, он не сделает и десяти лье в глубь Франции; его выс- ледят, догонят и затравят, как дикого зверя. - Дорогой друг, император сейчас на пути в Гренобль; десятого или двенадцатою он будет в Лионе, а двадцатого или двадцать пятого в Париже. - Население подымется... - Чтобы приветствовать его. - У него горсточка людей, а против него вышлют целые армии. - Которые с кликами проводят его до столицы; поверьте мне, Жерар, вы еще ребенок; вам кажется, что вы все знаете, когда телеграф, через три дня после высадки, сообщает вам: "Узурпатор высадился в Каннах с горстью людей, за ним выслана погоня". Но где он? Что он делает? Вы ничего не знаете. Вы только знаете, что выслана погоня. И так за ним будут гнаться до самого Парижа без единого выстрела. - Гренобль и Лион - роялистские города, они воздвигнут перед ним неп- реодолимую преграду. - Гренобль с радостью распахнет перед ним ворота; весь Лион выйдет ему навстречу. Поверьте мне, мы осведомлены не хуже вас, и наша полиция стоит вашей. Угодно вам доказательство: вы хотели скрыть от меня свой приезд, а я узнал о нем через полчаса после того, как вы миновали заста- ву. Вы дали свой адрес только кучеру почтовой кареты, а мне он известен, как явствует из того, что я явился к вам в ту самую минуту, когда вы са- дились за стол. Поэтому позвоните и спросите еще прибор; мы пообедаем вместе. - В самом деле, - отвечал Вильфор, глядя на отца с удивлением, - вы располагаете самыми точными сведениями. - Да это очень просто; вы, стоящие у власти, владеете только теми средствами, которые можно купить за деньги; а мы, ожидающие власти, рас- полагаем всеми средствами, которые дает нам в руки преданность, которые нам дарит самоотвержение. - Преданность? - повторил Вильфор с улыбкой. - Да, преданность; так для приличия называют честолюбие, питающее на- дежды на будущее. И отец Вильфора, видя, что тот не зовет слугу, сам протянул руку к звонку. Вильфор удержал его. - Подождите, отец, еще одно слово. - Говорите. - Как наша полиция ни плоха, она знает одну страшную тайну. - Какую? - Приметы того человека, который приходил за генералом Кенелем в тот день, когда он исчез. - Вот как! Она их знает? Да неужели? И какие же это приметы? - Смуглая кожа, волосы, бакенбарды и глаза черные, синий сюртук, зас- тегнутый доверху, ленточка Почетного легиона в петлице, широкополая шля- па и камышовая трость. - Ага! Полиция это знает? - сказал Нуартье. - Почему же в таком слу- чае она не задержала этого человека? - Потому что он ускользнул от нее вчера или третьего дня на углу ули- цы Кок-Эрон. - Недаром я вам говорил, что ваша полиция - дура. - Да, но она в любую минуту может найти его. - Разумеется, - сказал Нуартье, беспечно поглядывая кругом. - Если этот человек не будет предупрежден, но его предупредили. Поэтому, - при- бавил он с улыбкой, - он изменит лицо и платье. При этих словах он встал, снял сюртук и галстук, подошел к столу, на котором лежали вещи из дорожного несессера Вильфора, взял бритву, намы- лил себе щеки и твердой рукой сбрил уличающие его бакенбарды, имевшие столь важное значение для полиции. Вильфор смотрел на него с ужасом, не лишенным восхищения. Сбрив бакенбарды, Нуартье изменил прическу; вместо черного галстука повязал цветной, взяв его из раскрытого чемодана; снял свой синий дву- бортный сюртук и падел коричневый однобортный сюртук Вильфора; примерил перед зеркалом его шляпу с загнутыми полями и, видимо, остался ею дово- лен; свою палку он оставил в углу за камином, а вместо нее в руке его засвистала легкая бамбуковая тросточка, сообщавшая походке изящного по- мощника королевского прокурора ту непринужденность, которая являлась его главным достоинством. - Ну, что? - сказал он, оборачиваясь к ошеломленному Вильфору. - Как ты думаешь, опознает меня теперь полиция? - Нет, отец, - пробормотал Вильфор, - по крайней мере надеюсь. - А что касается этих вещей, которые я оставляю на твое попечение, то я полагаюсь на твою осмотрительность. Ты сумеешь припрятать их. - Будьте покойны! - сказал Вильфор. - И скажу тебе, что ты, пожалуй, прав; может быть, ты и в самом деле спас мне жизнь, но не беспокойся, мы скоро поквитаемся. Вильфор покачал головой. - Не веришь? - По крайней мере надеюсь, что вы ошибаетесь. - Ты еще увидишь короля? - Может быть. - Хочешь прослыть у него пророком? - Пророков, предсказывающих несчастье, плохо принимают при дворе. - Да, но рано или поздно им отдают должное; допустим, что будет вто- ричная реставрация; тогда ты прослывешь великим человеком. - Что же я должен сказать королю? - Скажи ему вот что: "Ваше величество, вас обманывают относительно состояния Франции, настроения городов, духа армии; тот, кого в Париже вы называете корсиканским людоедом, кого еще зовут узурпатором в Неверс, именуется уже Бонапартом в Лионе и императором в Гренобле. Вы считаете, что его преследуют, гонят, что он бежит; а он летит, как орел, которого он нам возвращает. Вы считаете, что его войско умирает с голоду, истоще- но походом, готово разбежаться; оно растет, как снежный ком. Ваше вели- чество, уезжайте, оставьте Францию ее истинному владыке, тому, кто не купил ее, а завоевал; уезжайте, не потому, чтобы вам грозила опасность: ваш противник достаточно силен, чтобы проявить милость, а потому, что потомку Людовика Святого унизительно быть обязанным жизнью победителю Арколи, Маренго и Аустерлица". Скажи все это королю, Жерар, или, лучше, не говори ему ничего, скрой от всех, что ты был в Париже, не говори, за- чем сюда ездил и что здесь делал; найми лошадей, и если сюда ты скакал, то обратно лети; вернись в Марсель ночью; войди в свой дом с заднего крыльца и сиди там, тихо, скромно, никуда не показываясь, а главное - сиди смирно, потому что на этот раз, клянусь тебе, мы будем действовать, как люди сильные, знающие своих врагов. Уезжайте, сын мой, уезжайте, и в награду за послушание отцовскому велению, или, если вам угодно, за ува- жение к советам друга, мы сохраним за вами ваше место. Это позволит вам, - добавил Нуартье с улыбкой, - спасти меня в другой раз, если когда-ни- будь на политических качелях вы окажетесь наверху, а я внизу. Прощайте, Жерар; в следующий приезд остановитесь у меня. И Нуартье вышел с тем спокойствием, которое ни на минуту не покидало его во все продолжение этого нелегкого разговора. Вильфор, бледный и встревоженный, подбежал к окну и, раздвинув зана- вески, увидел, как отец его невозмутимо прошел мимо двух-трех подозри- тельных личностей, стоявших на улице, вероятно для того, чтобы задержать человека с черными бакенбардами, в синем сюртуке и в широкополой шляпе. Вильфор, весь дрожа, не отходил от окна, пока отец его не исчез за углом. Потом он схватил оставленные отцом вещи, засунул на самое дно че- модана черный галстук и синий сюртук, скомкал шляпу и бросил ее в нижний ящик шкафа, изломал трость и кинул не в камин, надел дорожный картуз, позвал слугу, взглядом пресек все вопросы, расплатился, вскочил в ожи- давшую его карету, узнал в Лионе, что Бонапарт уже вступил в Гренобль, и среди возбуждения, царившего по всей дороге, приехал в Марсель, терзае- мый всеми муками, какие проникают в сердце человека вместе с честолюбием и первыми успехами. XIII. СТО ДНЕЙ Нуартье оказался хорошим пророком, и все совершилось так, как он предсказывал. Всем известно возвращение с острова Эльба, возвращение странное, чудесное, без примера в прошлом и, вероятно, без повторения в будущем. Людовик XVIII сделал лишь слабую попытку отразить жестокий удар; не доверяя людям, он не доверял и событиям. Только что восстановленная им королевская или, вернее, монархическая власть зашаталась в своих еще не окрепших устоях, и по первому мановению императора рухнуло все здание - нестройная смесь старых предрассудков и новых идей. Поэтому награда, ко- торую Вильфор получил от своего короля, была не только бесполезна, но и опасна, и он никому не показал своего ордена Почетного легиона, хотя герцог Блакас, во исполнение воли короля, и озаботился выслать ему гра- моту. Наполеон непременно отставил бы Вильфора, если бы не покровительство Нуартье, ставшего всемогущим при императорском дворе в награду за мы- тарства, им перенесенные, и за услуги, им оказанные. Жирондист 1793 и сенатор 1806 года сдержал свое слово и помог тому, кто подал ему помощь накануне. Всю свою власть во время восстановления Империи, чье вторичное паде- ние, впрочем, легко было предвидеть, Вильфор употребил на сокрытие тай- ны, которую чуть было не разгласил Дантес. Королевский же прокурор был отставлен по подозрению в недостаточной преданности бонапартизму. Едва императорская власть была восстановлена, то есть едва Наполеон поселился в Тюильрийском дворце, только что покинутом Людовиком XVIII, и стал рассылать свои многочисленные и разнообразные приказы из того само- го кабинета, куда мы вслед за Вильфором ввели наших читателей и где на столе из орехового дерева император нашел еще раскрытую и почти полную табакерку Людовика XVIII, - как в Марселе, вопреки усилиям местного на-